NUMINOSUM

​​#философия
К теме пространства и экспансии:
«Основой римского слова falsum (fallo) /«ложный»/ является «fall» (падение), родственный греческому σφάλλω, что означает «приводить к падению», «валить», «делать шатким»… Определяющей в раскрытии римского falsum является сфера «властного повеления» (imperium), имперского владычества (imperiale)… Imperium — это сфера повелевания (Gebiet), основывающаяся на приказании (Gebot), а находящиеся в этой сфере оказываются подвластными (botmäßig). Imperium — это поручающее повеление в смысле приказания. Понятое таким образом, оно является сущностной основой господства, а не только его следствием и тем более не одной лишь формой его осуществления… У греков никакой бог не является повелевающим: он только показывает, указывает. Римское же numen, характеризующее римских богов, напротив, означает «приказ» и «волю» и отличается повелеванием. Строго говоря, «нуминозное» в смысле божественного веления никогда не относится к сущности греческих богов, то есть богов, бытийствующих в сфере ἀλήθεια. В сущностную сферу «повеления» входит римское «право», ius. Это слово связано с jubeo, что означает «приказывать», заставлять делать через приказание и через него же определять какой-либо образ действий. Повеление есть сущностная основа господства и по-римски понятого «быть правым» и «иметь право», iustum'a. Соответственно iustitia в своей основе полностью отличается от δίκη, которая бытийствует из ἀλήθεια.

К повелеванию как сущностной основе господства принадлежит и над-бытие как верховенство. Оно возможно только как постоянное возвышение над другими, которые остаются внизу. С другой стороны, в таком возвышении заключается постоянная возможность обозревать все вокруг. Мы говорим: нечто «обозревать», «окидывать взглядом», то есть «господствовать» над чем-либо. К этому обзору, которому сопутствует возвышение, принадлежит непрестанное «нахождение-взасаде» (auf-der-Lauer-liegen). Такова форма того действования, которое всё обозревает, но еще ничего не предпринимает: по-римски это actio actus'a. Возвышающееся надо всем обозревание — это то господствующее «зрение», которое находит свое выражение в часто приводимом высказывании Цезаря: veni, vidi, vici — «Пришел, обозрел все вокруг и победил». Победа — это просто следствие совершенного Цезарем обозревания и зрения, имеющего характер actio. Сущность того, что именуется словом imperium, заключается в акте (actus) постоянного «действия», «акции». Imperiale actio, характерная для постоянного возвышения над другими, предполагает, что если другие вдруг окажутся на высоте, близкой высоте данного повеления или даже на той же самой высоте, они будут низринуты: по-римски fallere (причастие: falsum). Приведение-к-падению с необходимостью входит в сферу имперского. Оно может совершиться в «прямом» нападении и низвержении, но кого-то можно заставить упасть и по-другому: можно подкрасться к нему сзади, затем обойти его и «подставить ногу». Тогда «приведение-к-падению» будет выглядеть как захождение-сзади в смысле обмана, как некий «трюк», и не случайно это слово приходит к нам из «английского». Если посмотреть со стороны, такой «тыловой» обман, представляет собой неторопливое, сообразованное с обстоятельствами и потому опосредованное приведение-к-падению — в отличие от прямого свержения. В первом случае приведенный-к-падению не уничтожается, а в каком-то смысле восстанавливается, но уже в пределах, намеченных тем, кто осуществляет господство. Эта «разметка» по-римски называется pango, и отсюда происходит слово рах (мир). Этот мир, взятый в его «имперском» смысле, есть прочно установленное состояние того, кто был приведен к падению. По сути дела, приведение-к-падению, осуществленное как хитрое следование сзади и последующий обход, не является опосредованным и производным, но представляет собой собственно имперскую actio. Настоящая, «великая» черта «имперского» проявляется не в ведении войны, а в fallere совершающегося из-за спины обхода и в принятии-на-службу ради осуществления еще большего господства».
=====
М. Хайдеггер «Парменид» (с. 91–96)

​​#философия #лингвистика
В рамках вышеупомянутой концепции индоевропейского сакрального пространства Р. Вудард корректирует идеи выдающегося французского индоевропеиста Ж. Дюмезиля, посвятившего всю жизнь тому, чтобы доказать так называемую трехфункциональную модель индоевропейского общества. Последняя представляет собой, по сути, отображение на праиндоевропейскую эпоху исторически засвидетельствованной индоиранской модели: существует три класса людей, которым соответствуют три уровня действительности и три типа богов. В Индии мы знаем эту модель в виде системы варн: брахманы (жрецы), кшатрии (войны), вайшьи (основное население) и впоследствии к ним была добавлена варна шудр. Трем варнам соответствуют три качества — духовное владычество-право, война и плодородие; трехчастная структура реальности (Трибхувана) — Небо, Атмосфера (срединный мир) и Земля; а также три типа богов — небесные, атмосферные и земные (прототипически в Ригведе — Митра-Варуна, Индра и Ашвины). Даже в Индии эта метафизико-социальная модель быстро эволюционировала, так что нет ничего странного в предположении о том, что в отдельных индоевропейских традициях на момент письменной фиксации остались лишь ее реликты. Многие признают несомненную правоту Дюмезиля в отношении индоиранской реконструкции, но спорность его аргументов в отношении других частей индоевропейского мира (в англосаксонской литературе до 2010-х гг. его в основном или критиковали, или игнорировали). Кстати, если вам это напомнило стратификацию платоновского идеального Государства, а также (нео)платоническое деление на мир Ума (эйдосов-обликов), мир Души и телесный мир, то это не случайно, поскольку у всего этого общие мифопоэтические истоки (к вопросу об индоевропейских истоках некоторых паттернов греческой философии).

На основе анализа римских и ведийских ритуалов Вудард реконструирует индоевропейское сакральное пространство как состоящее из «малой области» и «большой области». В Риме этой малой области соответствуют границы города, а большой области — границы периферии (позднее — границы Империи). На границах устанавливались специальные камни, посвященные божеству границы — Terminus, которому приносились жертвы. И сама практика установления, и детали жертвоприношения могут быть соотнесены с практикой воздвижения жертвенного столба yupa в древнеиндийских ритуалах. Прототипически такое сакральное ограничивание связано с восточной частью большого пространства. Граница (исконно, скорее всего, столб) символизирует «ось мира» (columna mundi), скрепляющую сущее и обеспечивающую его упорядоченность; кроме того, это область богов, к которой устремлены участники ритуала. Эта ось парадоксальным образом оказывается не столько фиксированным маркером, сколько каналом, указателем в сторону дальнейшего расширения (к метафизическому пределу) под предводительством бога-воина (вторая функция: у римлян — Марс, у ведийцев — Индра). Вудард пишет:

«Поход в большое пространство — это метафизическое путешествие, метафора бесконечного пути и безграничного освоения пространства. Совершая это путешествие, индоевропейский жертвователь получает обещание новых земель и материальные блага, которые оно может принести скотоводу; более того, жертвователь через columna mundi —полюс благословения — получает доступ к самим богам и их миру, к области божественного пространства. Это путешествие, как и все путешествия, сопряжено с опасностью. Путь прокладывают боги-воины, которых призывают для победы над всеми враждебными силами, для устранения препятствий, стоящих на пути жрецов и поклоняющихся, для достижения благословенных пространств. Columna mundi, открывающая путь к этим благам, находится во владении самого бога-воителя (богов-воителей). Теология победоносного путешествия через пространство, возглавляемого богами-воинами и завоевателями, отображается в божественном императиве продвижения через земные пространства».

В общем, полный беспредел :-) Как я отмечал в предыдущем посте, это действительно было бы интересно осмыслить в контексте мифопоэтических (и метафизических) понятий «меры» и «предела»...

#лингвистика #философия
Был период в моей жизни, когда я активно занимался индоевропеистикой. Суммарно длилось это около семи лет. Результатов довольно много, но особенно выделю статьи «Об индоевропейском мировидении» и «Об индоевропейских мотивах в ранней греческой философии». Они мне до сих пор нравятся, так что могу рекомендовать к прочтению. Тем не менее последние пять лет я уже почти ничего не читаю по индоевропеистике. Главная причина — отсутствие сил и времени. К тому же испытываю некоторое разочарование в гиперобобщениях: на мой взгляд, основные метареконструкции показали лишь ограниченную пригодность. В данном плане в выигрышном положении оказываются синхронные работы по ранним индоевропейским культурам — прежде всего по индийской, иранской и хеттской.

Тема, которая меня всегда интересовала, это концептуализация пространства у индоевропейцев. К сожалению, я ее не потянул, так как первые конспекты показали, что нужно погружаться на годы (к тому же я почти не знаю латинского языка и италийских первоисточников, а это ключевая вещь для данной темы). Материала очень много — как языкового, так и культурологического. В связи с тем, что пространство является одной из приоритетных тем в когнитивной семантике (об этом есть глава в моей книге), новые подходы теперь апробируются и на индоевропейцах: из масштабных синхронных описаний обращу внимание на книгу К. Броша «Untersuchungen zur hethitischen Raumgrammatik» (2014) — 500-страничная реконструкция хеттской грамматики пространства. Теперь мы можем не только реконструировать семантику пространства в ранних индоевропейских языках, но и посмотреть на индоевропейскую ситуацию в контексте других языков мира. На русском языке по теме пространства есть статьи В. Н. Топорова, в частности замечательная работа «Пространство и текст». К сожалению, она не свободна от гиперобобщений и сомнительных индоевропейских реконструкций, но в философском и культурологическом плане крайне интересна (как и все остальное у Топорова).

Однако главная работа, на которую я хотел бы обратить внимание, это исследование Р. Вударда «Indo-European Sacred Space: Vedic and Roman Cult» (2006). К сожалению, я прочел лишь отдельные главы этой книги и несколько рецензий на нее. Автор — крупный специалист по греческой и римской литературе, а также в области индоевропейской реконструкции (с акцентом на духовной культуре). Как видно из заглавия, работа посвящена преимущественно ведическим и римским ритуалам, на основе которых и реконструируются главные компоненты праиндоевропейского пространства. Книга довольно сложная, иногда приходится продираться через многочисленные детали, в том числе лингвистические.

Общая концепция Вударда состоит в том, что у индоевропейцев существовало двухчастное сакральное пространство: малое и большое — каждое со своей структурой и функциями (реконструкция резюмирована в последней главе). В Риме малое пространство представлено городом, ограниченным померием; большое пространство включало город и периферию, вплоть до Ager Romanus («поля Рима»). В Индии этим пространствам соответствуют сакральные области домашних и социальных ритуалов. Один из мотивов, который анализирует Вудард, связан с постоянным стремлением римлян «отодвинуть» границы большого пространства — вплоть до имперской идеи о том, что действительной границей Рима является весь мир. Когда я читал об этом, мне показалась перспективной идея рассмотреть связь отодвигания или даже «пре-ступания» границы с imperum и волей-к-воле, о которых писал Хайдеггер. Другой способ говорить об этом — подчеркивать «инфинитезимальную ориентацию» европейской культуры (Шпенглер, Лосев). Действительно, расширение классических империй как будто должно сопровождаться десакрализацией пространства, всегда предполагающего границу и меру роста-движения. Другой аспект проблемы — индоевропейская экспансия, которая, похоже, сопровождалась (отчасти объяснялась?) переосмыслением роли большого пространства. В общем, если вам интересна эта тема, то упомянутые выше работы могут стать хорошим подспорьем.

#философия
В цитате выше Делез и Гваттари утверждают, что Бог – это Омар, или «двойная клешня» (используя понятие теоретика кибернетики Г. Бейтсона), причем растения и животные, орхидеи и осы выражают себя, а значит «всегда поют славу Господу». Если вчитаться в соответствующую главу, то это утверждение уже не кажется таким экзотичным: по сути, речь идет о стратах и артикуляциях как своего рода «структурировании» и «упорядочивании» в природе. Выявление подобных порядков (хаосмосов) ничуть не более экзотично, чем нахождение в природе Логоса (Гераклит, Платон, стоики), знамений Всевышнего (Ибн Араби, ал-Газали, весь суфизм), принципов диалектики (Г. Гегель, Ф. Энгельс), нелинейных динамических систем (И. Пригожин, Ф. Варела, весь энактивизм) или вычислений (Д. Дойч, К. Фристон и другие сторонники вычислительного натурализма). На самом деле на фоне нелинейных динамических систем и нейроморфных вычислений построения Делеза и Гваттари кажутся довольно прозрачными (если не сказать — упрощением). Я уже писал о сложности математических и логических моделей такого типа. В основном они используются в рамках энактивизма и парадигмы воплощенного познания. Но прочтя Делеза и Гваттари, можно задаться вопросом: а как насчет теологии?

Со времен пифагорейской школы западная философия склонна к увязыванию математики и онтологии: от математического представления действительности в сциентизме до геометрического обоснования мира идей у П. Флоренского и арифметического исчисления бытия-к-смерти у О. Беккера. Почему, собственно, теология должна создаваться по лекалам платоно-аристотелевской метафизики с ее усиями, фюсисами, энергиями, энтелехиями, гипостасисами и прочими ноэмами и категориями? Очевидно, настало время вычислительной теологии! Честно говоря, я думал, что кто-то уже активно пишет в этом русле, но ничего интересного пока не нашел (есть несколько статей, но они довольно унылые). Сразу вырисовываются два направления: 1) Традиционная вычислительная теология — это направление использует наработки более общих вычислительных теорий и развивается параллельно с ними (подойдет для консервативных мыслителей — эдакий вариант «традиционной религии»); 2) Киберготическая вычислительная теология — это направление опирается на около-каббалистические камлания Н. Ланда и его последователей, конструируя понимание божественного через «машинное бессознательное» как более совершенную форму мышления (в конце концов, любые образы Бога — это аппроксимации, так что нужно выбирать наилучшую из них). Для второго направления, конечно, можно придумать гораздо больше нетривиальных путей развития. Некоторые современные теологи утверждают, что нейросети — это зло, поскольку в них вселятся (или уже вселяются) бесы. Перевернем этот тезис и скажем: как раз нейросеть или (что более прогрессивно) кибернетический организм с развитой нейроморфной сетью должен стать аватаром для Бога. Было бы логично начинать готовить такого аватара уже сейчас. Шутки шутками, но ведь действительно для современной вычислительной теологии открываются перспективы, которые и не снились авангардистам прошлых эпох. Мне непонятно, почему в стране, давшей миру биокосмизм, футуризм и философию общего дела, до сих пор не ведутся такие разработки.

Если же вам все-таки ближе традиционные теофании, такие как Бог в образе Омара или Грибницы (Ризомы), то на этот случай имеются свежие работы в области делезианской теологии. В самом деле, если существуют монадологические, спинозистские и бергсонианские формы теологии, то почему не быть делезианской? К тому же выясняется, что и сам Делез немного теолог (пусть и ироничный). В книге «Делез и теология» (2012) американский богослов К. Б. Симпсон задается вопросом: а какие ходы мысли Делеза можно использовать для новой христианской теологии и нового самопонимания христианина? (кстати, у него есть такая же работа и по М. Мерло-Понти). В общем, все что вы хотели знать о различии и повторении в ликах Троицы, божественной ризоматической жизни и становлении телом без органов во Христе (даже немного обидно, что это не наши теологи придумали).

​​#философия
«Бог — это Омар, или двойная клешня, double bind. Страты не только приходят по крайней мере парами, но, к тому же, каждая страта удваивается на свой манер (у нее самой несколько слоев). В сущности, каждая страта предъявляет эффект, связанный с феноменами, образованными двойной артикуляцией. Артикулирует дважды, В-А, ВА. Это вовсе не значит, что страты говорят или являются неким языком. Двойная артикуляция столь вариабельна, что мы должны начинать не с общей модели, а лишь с относительно простого случая. Первая артикуляция выбирает, или изымает — из нестабильных потоков частиц — метастабильные молекулярные или квазимолекулярные единства (субстанции), на которые она налагает статистический порядок связей и последовательностей (формы). Вторая артикуляция устанавливает функциональные, компактные, устойчивые структуры (формы) и конструирует молярные композиты, в которых эти структуры одновременно актуализируются (субстанции). Так, в геологической страте первая артикуляция является «отложением осадка», которое укладывает единства циклической осадочной породы согласно статистическому порядку — флиш, с его последовательностью песчаника и сланца. Вторая артикуляция — это «складкообразование», устанавливающее устойчивую функциональную структуру и обеспечивающее переход от осадочной породы к осадочной скале.

Субстанции — это не что иное, как оформленные материи. Формы подразумевают код, способы кодирования и декодирования. Субстанции как оформленные материи отсылают к территориальностям, к степеням территоризации и детерриторизации. Но для каждой артикуляции есть код итерриториальность — следовательно, каждая имеет на своем счету форму и субстанцию. Теперь мы можем сказать лишь то, что каждой артикуляции соответствует определенный тип сегментарности или множественности — один тип податлив, в большей степени молекулярен и лишь упорядочен; другой более тверд, молярен и организован. Хотя первая артикуляция и не испытывает нехватки в систематических взаимодействиях, именно на уровне второй прежде всего возникают феномены центрирования, унификации, тотализации, интеграции, иерархизации и целеполагания, которые и формируют сверхкодирование. Каждая из двух артикуляций устанавливает бинарные отношения между своими соответствующими сегментами. Но между сегментами одной артикуляции и сегментами другой существуют дву-однозначные отношения, повинующиеся куда более сложным законам. Слово «структура» может обозначать общую совокупность этих связей и отношений, но будет иллюзией полагать, будто структура — последнее слово земли. Кроме того, его использование не гарантирует, что различие между двумя артикуляциями — это всегда различие между молекулярным и молярным <…>

Выражать означает всегда петь славу Господу. Каждая страта — это Божья кара; не только растения и животные, орхидеи и осы поют или выражают себя, но то же делают камни и даже реки, любая стратифицированная вещь на земле. Вот почему первая артикуляция касается содержания, а вторая — выражения»
=====
Ж. Делез, Ф. Гваттари «Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато»

К предыдущему посту:
«Из всех философских доказательств бытия Божия наиболее убедительно звучит именно то, о котором даже не упоминается в учебниках; примерно оно может быть построено умозаключением: “Есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог”»
П. Флоренский «Иконостас»

#философия
Российский философ Евгений Логинов 8 лет интервьюировал коллег, чтобы выяснить у них, как они понимают проблему доказательств существования Бога. Помимо этого общего вопроса, были заданы вопросы, касающиеся определения «Бога», предпочтительности тех или иных видов доказательств, отношения к суждениям Канта против онтологического аргумента и др. Всего было опрошено 212 философов из 18 стран. В итоге получилось вот это издание на 928 страниц, которое выйдет в январе (его предзаказ можно сделать уже сейчас). Представление о книге можно составить из интервью Евгения каналу «Теоэстетика», а также из подкаста «Неискусственный интеллект».

Ваш покорный слуга вошел в число опрошенных. Это было несколько лет назад. В принципе на данный момент я бы ответил примерно так же, но подробнее. Тезисно мой ответ выглядит следующим образом (он касается классической философской традиции и не затрагивает новые варианты аналитической теологии, поскольку я имею о них очень слабое представление):

🔹«Доказательства» бытия Бога — это не доказательства в более или менее (насколько возможно) строгом смысле слова.
🔹«Доказательство» бытия Бога, претендующее на то, что оно реально что-то доказывает (а не просто служит указанием на некое знамение, чудо etc.), является формой богохульства и вырождения религиозной мысли. Я не раскрыл эту идею, но, по-моему, она довольна понятна: «Бог» и «бытие Бога» не могут стать элементом логического суждения, если мы относимся к ним всерьез, не могут быть объективированы, зафиксированы, определены и т. д. (правда, можно возразить, что христианство, ислам и другие традиции прибегали к доказательствам с целью прозелитизма — это так, но подобное всегда было «на грани» и шло рука об руку с вырождением).
🔹Более интересно рассматривать «доказательства» (особенно космологические его варианты) как частные случаи практики «вопрошания о Начале», засвидетельствованной во многих традициях. В такой перспективе нужно сугубо контекстуально оценивать (1) практику вопрошания и соответствующие речевые и смысловые ситуации; (2) что означают «бытие» Бога и имена Бога для самих религиозных традиций. Полагаю, тогда проблема аргументации и, так сказать, возможность «действенного аргументирования» предстанет в несколько ином свете (что вообще значит «аргументировать за Бога»?).
🔹В этом плане каждое доказательство по-своему интересно, но интересно как объект для анализа 1) схематизации философской мысли; 2) логики развертывания критической рациональности; 3) базовых рациональных предустановок относительно религии и самого разума; 4) подразумеваемой речевой ситуации и культурного локуса практики «вопрошания о Начале»; 5) развития религии и религиозного мировоззрения в современном мире.
🔹Аргументация Канта не будет убедительной для тех, кому казались убедительными классические схоластические доказательства бытия Бога. Думаю, Кант бьет мимо цели.

Возможно, ответы получились немного сумбурными, но на то оно и интервью. В принципе, я думаю, общая ориентация ответов выводит на определенный аспект мышления, связанный с вопрошанием о Начале (скорее, онтологическом, чем темпоральном), которое касается не только теологии, но и философии в целом (например, таким же началом может стать «материя» или «деконструкция»). Можно также подумать об архитектурной метафоре («первооснова», «фундамент») и в целом о метафорах такого рода. Все это больше скажет нам о мышлении, чем о Боге. Если о Боге вообще можно что-то сказать… Во фразах «Бог есть» или «Бога нет» как будто сказано уже настолько много, что последующий переход к определенного рода «аргументированию» ощущается как что-то поспешное и легкомысленное

Трек-лист:
00:00 THEOPI - Centuria (feat. STXRSHOV)
02:24 THEOPI - Arcturus
06:40 THEOPI - Lucida
09:40 THEOPI - Devastated Lands
12:46 THEOPI - Bushroot Initiation
17:43 THEOPI - Honey and Insects

Этот год ознаменовался для меня выходом четырнадцати треков моего музыкального проекта THEOPI. О первом релизе я уже рассказывал здесь. Он подготовлен в жанрах IDM и Dark Ambient. Хотя он получил хорошие отзывы от профессионалов, до широкого слушателя он не добрался. Поэтому во второй половине года я стал писать более попсовую электронику и собрал к концу года аудиторию в 70 тыс. слушателей в месяц (за этой эпопеей можно было следить на другом моем канале). В любом случае я по-прежнему сосредоточен на серьезном материале (который никто не слушает 🙂). Ниже в миксе собрал свои лучшие треки за год в стилях IDM / Cyberpunk / Dark Ambient. Также этот микс с видеорядом выложен в ютубе, ВК-видео и комментариях к данному посту.

#философия
В этом году я пропустил через себя (надеюсь, что-то оставил и в себе) большое число научных книг / статей: какие-то прочел полностью, какие-то — частями, что-то просмотрел и отложил до лучших времен. Ниже скажу о тех научных и философских книгах, которые понравились больше всего.

▪️А. Ф. Лосев «История античной эстетики. Том 2. Софисты. Сократ. Платон» (1969)
Этот труд читал еще 15 лет назад. Ввиду того что в этом году я вновь обратился к Платону, данную монографию не мог проигнорировать. Теперь посмотрел уже взглядом не студента, а ученого. Книга замечательная! Была бы еще лучше, если бы удалось зачистить ее от марксистских схем и упоминаний «классиков» марксизма-ленинизма, но Лосев, похоже, в них верил (по крайней мере отчасти — через призму «конкретного идеализма» Серебряного века). Работа разноплановая, многожанровая, без явных слабых мест. Можно читать с любого параграфа. В процессе чтения я задумался вот над чем: помимо традиции Серебряного века, всей этой галлюцинаторной и астральной мистики, Лосев ведь еще обобщил в ИАЭ немецкоязычную классическую филологию XIX — первой половины XX в. Откройте библиографию: там кладезь редких исследований. А ведь большинство этих работ у современных англоязычных исследователей платонизма (в том числе в хэндбуках) даже не упоминаются! В общем, серия ИАЭ не только об искусстве, но и сама произведение искусства.

▪️A. Alsmith, M. Longo (eds.) «The Routledge Handbook of Bodily Awareness» (2023)
Недавно вышла хорошая обобщающая работа по исследованиям телесного самосознания, проведенным за последние несколько десятилетий. Здесь все ведущие специалисты — Х. Бермудес, Ш. Галлахер, Ф. де Виньемон, А. Серино, М. Цакирис и др. Как можно видеть по библиографии, дело Гуссерля и Мерло-Понти не просто живо, но дало плоды в виде сотен книг и статей по теме. Конечно, как и надлежит обобщающим работам такого рода, она написана довольно схематично и канцелярским стилем. Лосевской художественности вы здесь не найдете. Но в качестве введения в тему — отличная вещь. Обозреваются следующие проблемы: краткая история вопроса (от Аристотеля до немецкой неврологии и французской феноменологии), телесная самореференция, природа телесного самосознания, схема тела, типы телесных репрезентаций, предиктивное кодирование телесного самоощущения, периперсональное пространство, природа интероцепции, патологии телесного самоощущения (деперсонализация, соматопарафрения, внетелесный опыт). О чем-то из этого я уже писал в ряде постов, опираясь как на эту книгу, так и на другие исследования: см. отсюда и далее. Данная работа стала для меня настольной в 2024 г. и, думаю, таковой останется на ближайшие годы, поскольку ее проблематика принципиально важна для понимания когнитивной схематизации.

▪️A. Cox «Music and Embodied Cognition. Listening, Moving, Feeling, and Thinking» (2016)
В этом году стал понемногу изучать такое направление в музыковедении, как «воплощенное музыкальное познание» (embodied music cognition). Речь идет о наборе разноплановых теорий и групп экспериментаторов, которые для понимания музыки используют наработки представителей 4E cognition, в частности когнитивных лингвистов. Главная идея состоит в том, что музыка «обрабатывается» нами телесно, т. е. с помощью тех же сенсомоторных механизмов, которые отвечают за движение и аффект; слушая музыку, мы в буквальном смысле «движемся» с нею. В книге Кокса представлена попытка объяснить, как и почему это происходит (он опирается на теорию моторного резонанса), а также приложить эту модель к пониманию произведений К. Штокхаузена и других композиторов. Рассказывал о книге здесь.

▪️T. Kuteva et al. «World Lexicon of Grammaticalization» (2nd edition, 2019)
Не могу не упомянуть какую-нибудь книгу по лингвистике. Теория грамматикализации — одна из моих любимых тем еще со времен магистратуры. В этом году много работал с данным словарем, в котором отражен материал сотен языков из самых разных семей. Фундаментальный труд!

В комментариях можно делиться понравившимися вам в 2024 г. научными и философскими книгами!

Подводим первые итоги года. В этом посте поделюсь лучшими научно-популярными книгами, которые довелось читать / слушать в 2024 году (все есть на русском языке). В наше время качественная научно-популярная литература, подготовленная специалистами в своих темах (или хотя бы профессиональными научными журналистами), крайне важна. Объем материала даже в рамках узкого направления внутри своей сферы столь велик, что на смежные направления, а также на другие сферы науки не остается ни времени, ни сил. Научно-популярная литература может хотя бы частично закрыть эти пробелы, и она позволяет оставаться в теме актуальных исследований.

▪️Ли Дугаткин «Как приручить лису (и превратить ее в собаку)» (2017 г.)
Эта книга понравилась больше всех. Она посвящена эволюционному эксперименту, который уже более 60 лет проводится в Новосибирской области. Он был начат в 1959 г. выдающимися советскими биологами Д. К. Беляевым и Л. Н. Трут с целью проверить гипотезу Беляева, касавшуюся способов одомашнивания диких животных и эволюции видов в целом. Они начали с отбора наименее агрессивных и лучше идущих на контакт с людьми лис и через несколько поколений получили уже полуодомашненных, а затем и полностью одомашненных лис; у новых лис сильно поменялось поведение, внешние признаки (окраска, хвост, форма черепа и пр.), они стали тянуться к людям, коммуницировать посредством новых звуков, проявлять ласку и пр. Произошла быстрая генетическая трансформация поведения. Одно из важных следствий эксперимента заключается в новом понимании роли одомашнивания в эволюционном процессе — в признании своеобразного кумулятивного эффекта одомашнивания и социальности. Беляев называет это «дестабилизирующим отбором». По его мнению, указанная идея может быть распространена и на человека: человек — это «самоодомашненный» примат (в последних работах сходную модель «самоодомашнивания» выявили у бонобо). В книге много личных историй, читается как приключенческий роман (эксперимент также вкратце обсуждается в этой научно-популярной статье).

▪️Эдвард Уилсон «Планета муравьев» (2020 г.)
Об этой книге уже был пост тут, а также был пост о не менее интересной книге Уилсона «Эусоциальность». Вкупе с приведенной выше работой Ли Дугаткина эти книги помогают выйти за рамки парадигмы «борьбы за существование» и сформировать более широкое, нюансированное понимание природных процессов. Уилсон является ведущим мирмекологом и социобиологом последних 50 лет. В книге он описывает эусоциальность муравьев и приводит многочисленные личные истории. Представлены многочисленные типы социальности внутри муравьиного вида. Рассмотрены практики охоты, разведки, войн, коммуникации и т. д. Также уделено внимание проблеме женского супремасизма и массового угнетения самцов в муравьином сообществе :-)

▪️Барбара Тверски «Ум в движении. Как действие формирует мысль» (2019 г.)
Книга от ведущего когнитивного психолога современности. Она обобщает огромный материал, собранный за последние 50 лет, который посвящен проблеме телесности и пространства. Как происходит координация движения? Как связаны движение и мышление? Какие зоны пространства человек формирует вокруг себя (периперсональное пространство, личное пространство, etc.) и как это происходит онтогенетически? Как пространство представлено в мозге? Как формируется язык жестов? Каково соотношение жестикуляции, языка и мышления? И т. д. В общем, если вам по душе Пиаже и Выготский, то эта книга предлагает современную перспективу с учетом нового материала. Написана простым языком (на мой взгляд, местами даже слишком простым). Думаю, подойдет как широкому читателю, так и профессиональным гуманитариям. Если нет желания копаться в талмудах типа «Handbook of Spatial Cognition», вам не нужны дискуссии и вас устроит лишь одна из авторских перспектив, то эта книга — лучшее решение.

В комментариях можно делиться понравившимися вам в 2024 г. научно-популярными книгами! (список со специализированными работами будет позднее)

В новой лекции Дмитрия Иващенко подробно рассматриваются нейробиологические механизмы, лежащие в основе возникновения галлюцинаций и бреда. Особое внимание уделяется роли дофамина в этих процессах, а также использованию методов функциональной нейровизуализации для изучения мозговой активности. Кроме того, обсуждаются современные гипотезы развития слуховых галлюцинаций, рассматривающие их как патологии внутренней речи или вербальной памяти, что способствует более глубокому пониманию механизмов данных психических явлений.

Дмитрий Владимирович Иващенко, д.м.н., доцент, заведующий кафедрой детской психиатрии и психотерапии ФГБОУ ДПО РМАНПО Минздрава России. Автор образовательного проекта "Компас детской сихиатрии" для врачей, психологов, дефектологов, педагогов и других специалистов, работающих с детьми.

Смотреть лекцию только на Boosty.

Ваша материальная поддержка помогает нам развиваться. В благодарность мы переводим самые интересные статьи и клинические случаи.

#философия
Еще минутка народной эзотерики психопатологии и экспериментальной философии. Ниже вкратце расскажу о новых эмпирических исследованиях по теме телесного самосознания, внетелесных переживаний (ВТП) и смежным проблемам. Лучшая благодарность — репост!

Возможно, вы знаете, что уже почти полвека осознанные («люцидные») сны, т. е. сны, в которых человек осознает себя и которыми может управлять, изучаются профессионально. Есть точка зрения, что ВТП является разновидностью осознанного сна. В статье Т. Кампильо-Феррер и коллег (2024) данная точка зрения оспаривается и предлагаются критерии, по которым указанные типы опыта могут быть различены, а заодно проводится различие с сонным параличом. Также авторы дают интерпретацию всех этих состояний с позиций предиктивного кодирования. Несмотря на феноменологические различия этих состояний, авторы предлагают рассматривать их в рамках континуума психических событий, касающихся фазы быстрого сна, и спектра ВТП: согласно этой модели, указанные состояния являются пограничными этапами между бодрствованием и глубоким сном (и то же справедливо для обратного перехода).

В большой обзорной статье от 2020 г. за авторством уже знакомых нам Дж. Хо и Б. Ленггенхагер исследуется влияние психоделиков на патологии телесного самосознания, а именно возможность терапии патологий; обобщается материал по теме и предлагается новая теория. Авторы тоже работают в парадигме предиктивного кодирования. Согласно их теории, связное чувство самосознания, в том числе телесного, обеспечивается сочетанием мультисенсорного ввода и прогностических высокоуровневых моделей. В случае психопатологий (соматопарафрения, анорексия и пр.) процесс интеграции нарушается, что ведет к формированию искаженного чувства телесности. Нарушения могут быть исправлены с помощью психоделиков — агонистов 5-HT2a серотониновых рецепторов. Предположительно, этот эффект связан с индуцируемой психоделиками «дисинхронизацией» предиктивного кодирования. Статья во многом программная: она включает обзор материала, теорию телесного «я» и набросок будущих исследований.

В обзорной статье Д. Мограби и коллег (2024) рассматриваются нейробиологические основы самосознания, а также влияние психоделиков на работу нейромедиаторов и феноменальное сознание. При этом анализируется влияние и на конкретные процессы, такие как интероцепция, чувство обладания телом, агентность, метапознание, эмоциональная регуляция и автобиографическая память. Авторы работают в рамках концепции предиктивного кодирования. В статье подчеркивается позитивное влияние психоделиков на эмоциональную регуляцию и автобиографическую память, при этом отмечается ограниченное влияние на телесное самосознание. Стоит отметить, что у этой же исследовательской группы имеется статья от 2023 г., где дана реконструкция высокоуровневых процессов самосознания в их связи с телесным самосознанием; отдельно в ней рассматриваются психоневрологические патологии.

Телесное самосознание, включающее интероцептивные, экстероцептивные сигналы, а также более широкие чувства самолокации и обладания телом, образуется вследствие сложной интеграции сенсомоторных сигналов и высокоуровневых прогностических моделей и убеждений. Как показано в статье М. Салтафосси и коллег (2023), для всей этой архитектуры крайне важен такой элемент, как сердцебиение; последнее влияет на восприятие и, предположительно, на концептуализацию. Сорок здоровых участников выполняли задание по идентификации унимодальных и бимодальных стимулов, при этом идентификация происходила в разные фазы сердцебиения (систола / диастола). Были обнаружены различия между фазами, специфичные для определенных типов сигналов, что объясняется частичным подавлением соматосенсорных входов и мультисенсорной интеграции во время систолы.

И на закуску: в исследовании Х. Ториса и коллег (2024) рассмотрена 81-летняя мексиканская шаманка во время лечебной практики и транса с «вселением» духа умершего. Авторы сравнивают ее ритмы мозга с состоянием гипноза и рассуждают о трансе как об особом модусе сознания.

#философия
В самой свежей обзорной статье о «внетелесных» переживаниях Б. Ленггенхагер и Дж. Хо пишут, что на 2023 г. существовало лишь одно (!) нейрофизиологическое исследование, в котором рассматривался бы здоровый пациент, способный произвольно вызывать у себя соответствующие переживания. Это поразительно. В мире тысячи буддийских монахов, эзотериков, гуру, нагвалей, астральных путешественников и прочих трансерферов реальности, которые постоянно практикуют ВТП. Сами же авторы ссылаются на академическую статью Михаила Радуги — наиболее известного в русскоязычном пространстве практика, который вообще-то должен пожизненно с датчиками ходить и не покидать кабинеты нейробиологов. И тем не менее до сих пор только одно фМРТ-исследование... За что эти нейробиологи деньги получают? (замечу, что те же осознанные сны довольно хорошо изучены)

Обратимся к упомянутому исследованию от 2014 г. Проведено оно канадскими нейробиологами. На испытуемую они вышли случайно: это одна из аспиранток психологического факультета. Сразу бросается в глаза, что способности испытуемой по вызыванию у себя ВТП ограниченные: она обнаружила их еще в детстве (наверное, как и с синестезией, генетика тут должна играть роль), и с тех пор спорадически использовала, когда ей было трудно заснуть. Она умеет «выходить» из тела, сохраняя при этом базовое телесное осознание в главном теле. Обычно она поднимается над своим телом и летает поблизости, при этом видя главное тело со стороны; также она умеет вращаться в своем «новом» теле, что может порождать чувство головокружения. В целом, насколько можно судить по самоописаниям, ее способности ограничиваются частичным выходом из тела (при полном выходе связь с главным телом обрывается полностью).

Эксперимент состоял из основной стадии, а также двух контрольных заданий. На основном этапе испытуемая «выходила» из тела и некоторое время пребывала в «новом» теле. В первом контрольном задании, не предполагавшем ВТП, задействовалось моторное воображение: испытуемая воображала различные движения. Во втором контрольном задании она чередовала реальное движение рук и воображение того же движения. Общая цель была следующей: выявить нейронные корреляты ВТП и сравнить их с коррелятами реального движения и моторного воображения. Результаты свидетельствуют о том, что нейронные корреляты ВТП действительно специфичны. Предположительно, ВТП является сочетанием моторного воображения с вестибулярными ощущениями, при этом сильный акцент сделан на последних. Одной из особенностей ВТП является сильная активация височно-теменного узла и (частично) системы зеркальных нейронов.

Отмечу также исследование от 2017 г., где экспериментаторы пошли более оригинальным путем: они вызвали ВТП у здоровых людей посредством гипноза. Они стремились нарушить мультисенсорную интеграцию через воздействие на систему «сверху» (top-down), т. е. через влияние на прогнозирование и другие высшие процессы, которые, предположительно, должны взаимодействовать с низшими для формирования целостного восприятия. В рамках эксперимента 18 испытуемых были введены в гипнотическое состояние, в котором менялся их субъективный опыт самолокации: сначала они представляли зеркало над собой, затем «переносились» в позицию взгляда на себя из зеркала, а после этого летали по комнате в «новом» теле; погружение во все эти состояния производилось постепенно, а параллельно фиксировалась нейронная активность участников (общая длительность — около 6 минут). В целом исследователи обнаружили широкие паттерны активации, включавшие почти все главные зоны коры, при этом была подтверждена особая значимость височно-теменного узла, а также более общих ритмов мозга, связанных, как они считают, с процессами предиктивного кодирования.

Вновь хочу обратить внимание на то, что, как следует из этих работ, ВТП похоже на особый модус сознания, который систематически связан с височно-теменным узлом, вестибулярной системой и кинестетическим воображением, при общем подавлении зрительного воображения. Это не выглядит как просто «сбой» в системе восприятия

#философия
Взглянуть на себя с позиции «третьего лица» можно не только в аллоцентрических пространственных картах ⬆️, но и в рамках внетелесного опыта. По этой теме написано море мистической литературы, а относительно недавно стала появляться психоневрологическая, когнитологическая и философская литература (за последние 25 лет ее вышло немало) — преимущественно в рамках проблематики телесного самосознания.

Внетелесные переживания (далее — ВТП) — это один из вариантов аутоскопического опыта, при котором человек видит или ощущает свое тело «со стороны». Степень диссоциации между «точкой наблюдения» и физическим телом может разниться: от десятков сантиметров (когда тело ощущается / видится немного «левее», «правее» etc.) до метров (когда имеет место полноценное видение со стороны). Обычно в исследованиях рассматриваются более полные варианты ВТП, предполагающие «смену перспективы» и сопровождаемые аффективными состояниями «легкости», «воодушевления» и «освобождения». ВТП отмечаются при неврологических и психиатрических заболеваниях, во время медитации, гипноза, после приема психотропных средств (от анестетиков до психоделиков). Также в последнее время научились производить ВТП у здоровых людей: с помощью разрешенных психотропных средств и методик, гипноза, нейростимуляции и поведенческой диссоциации самосознания (к сожалению, пока изучены лишь единичные случаи людей, способных произвольно вызывать ВТП, хотя, предположительно, в мире их десятки тысяч). Все эти исследования сопровождаются фиксацией нейробиологических механизмов.

Сейчас доминирует теория, согласно которой ВТП связаны с изменением работы системы телесного самосознания. За эту систему отвечают нейронные сети, распространенные по всей коре, однако особенно важен для ее функционирования височно-теменной узел, где, вероятно, осуществляется мультисенсорная обработка. При ВТП происходит сбой в объединении зрительной, проприоцептивной и тактильной информации. От других аутоскопических феноменов ВТП отличается дополнительным нарушением интеграции вестибулярных ощущений (о роли вестибулярного аппарата в самосознании писал здесь). В самом общем виде модель выглядит так: при ВТП происходит диссоциация между различными типами сигналов, в результате чего сознание конструирует «перспективу», которая не привязана к системе равновесия (вклад вестибулярной диссоциации) и отделена от образа тела (вклад зрительной и тактильно-кинестетической диссоциации). Примечательно, что это не дискретные состояния, а устойчивое состояние, своего рода модус сознания, который может поддерживаться длительное время. О разнообразном эмпирическом материале, говорящем в пользу связи ВТП и нарушения мультисенсорной интеграции, можно почитать в свежей статье Б. Ленггенхагер и Дж. Хо.

ВТП также изучается в экспериментальных дизайнах с виртуальной реальностью. Сейчас этим занимаются несколько исследовательских групп. Идея в том, чтобы создать у испытуемого иллюзию «перевоплощения» в виртуальное тело, что достигается за счет установления корреляций по модели известного эксперимента с «резиновой рукой»: сначала за счет одновременной стимуляции устанавливается устойчивая связь между реальным телом и виртуальным телом; затем физическое воздействие на реальное тело убирается, а остается стимуляция лишь виртуального тела; на финальном этапе происходит полное «переключение» на виртуальное тело, через которое испытуемый теперь может видеть свое реальное тело и ощущать прикосновение, боль и т.д. Одно из любопытных открытий состоит в том, что «перевоплощение» может происходить в такие виртуальные тела, которые совсем не похожи на человеческие (тела животных, насекомых, вымышленных существ). Разумеется, это пока реализовано на основе одной или нескольких «традиционных» модальностей, но все равно удивляет гибкость сознания, его способность к быстрому переключению. Сейчас также изучается потенциальный терапевтический эффект подобных «перевоплощений» — например, для лечения хронической боли, депрессии и пр. Как насчет идеи о том, что ВТП — это не «сбой», а один из модусов сознания?

#философия
В связи с упомянутой выше проблемой перспектив «первого лица» и «третьего лица» возникло еще одно соображение. Известно, что значительную часть пространственной информации млекопитающие, в том числе люди, кодируют аллоцентрически — в так называемых пространственных картах, функционирование которых, похоже, обеспечивается специальными нейронами в гиппокампе. Если эгоцентрическое кодирование берет в качестве начала системы тело человека («X находится слева от Y»), то аллоцентрическое кодирование берет за точку отсчета что-то внешнее — какой-то конкретный объект («X находится у фасада дома-Y») или в целом Землю («X находится к северу от Y»). Соответственно, при аллоцентрическом кодировании пространственная карта строится как бы с позиции третьего лица, т. е. «со стороны» (как яндекс-карты или эскиз комнаты на бумаге). Для носителя западной культуры кажется немного контринтуитивным то, что значительная часть (на самом деле, основная) пространственной ориентации у млекопитающих строится именно так, но собранный за последние десятилетия экспериментальный материал столь массивен и разнообразен (и с каждым годом он растет), что спорить с этим трудно. Кроме того, во многих архаичных культурах ориентирование строилось и строится именно аллоцентрически (некоторые яркие примеры см. в моей книге, с. 233–248). И когда речь идет о больших пространствах и ориентирах (которые не могут быть охвачены одним взглядом), именно аллоцентрическое кодирование более удобно и эффективно. При этом нужно понимать, что, во-первых, у людей, социализируемых в культурах с обеими системами, эти системы оказываются объединены в рамках более сложной архитектуры (у людей, социализируемых в культурах без эгоцентрической системы, она просто не формируется как что-то устойчивое, наиболее яркие примеры — аборигены гуугу йимитир и индейцы цельталь); во-вторых, в экспериментальных условиях люди могут переключаться между разными типами кодирования, даже не замечая это переключение; в-третьих, могут иметь место индивидуальные и даже гендерные различия.

У концепта «взгляд с позиции третьего лица» имеется множество различных трактовок, а отдельные направления философии вообще считают его псевдофилософской фикцией. Однако, когда об этом говорят философы сознания, мы в принципе понимаем, что имеется в виду, хотя и не обязательно соглашаемся с возможностью такого разделения перспектив. Одна из важных причин такой понятности — знание грамматики своего языка (по крайней мере, на школьном уровне), откуда и заимствуются обозначения этих лиц (отмечу мимоходом, что системы местоимений столь многообразны в языках мира, что ни в коей мере не приемлемо универсализировать такое разделение). Есть и другие культурные причины, но сейчас это не так важно. Конкретно разработанный концепт «взгляд с позиции третьего лица» — как я его понимаю — включает несколько измерений: 1) визуализация / осмысление сцены с позиции внешнего наблюдателя, притом подразумевается, что в сцену включен сам субъект / актор (обычно в телесном виде); 2) взгляд на ситуацию с «нейтральной», «незаинтересованной», «невовлеченной» позиции (здесь источник научной объективации); 3) бестелесный взгляд — в том смысле, что не допускающий рефлексивного телесного самосознания (иначе это будет уже позиция первого лица). Моя гипотеза состоит в том, что основой для визуализации и мыслимости «позиции третьего лица» может являться аллоцентрическое кодирование пространства. Это относится к 1 и 2 (пространственные карты дают именно отвлеченный взгляд на сцену, в которую включен субъект / актор), при этом оно нейтрально по отношению к 3.

На самом деле, это большая исследовательская тема, с которой связаны не только девиации телесного самосознания типа соматопарафрении или «внетелесного» опыта (взгляд на тело со стороны), но и тема перспектив и грамматикализации возвратности в языке (один из способов занять внешнюю позицию по отношению к «Я» — это сделать себя объектом своего действия, ударить-ся, умыть-ся и т.д.).

​​#философия
Выше в одном из постов рассматривал соматопарафрению — расстройство, при котором человек не распознает свою часть тела как собственную, нередко считая ее принадлежащей одному из родственников. В некоторых случаях исследователями отмечается диссоциация, когда в зеркале человек распознает эту часть тела как свою, а при прямом взгляде считает ее чужой. Несколько корректируя интерпретацию Ш. Галлахера, я предположил, что это может быть связано с конкуренцией двух систем ориентации: аллоцентрической (более простой) и эгоцентрической (более сложной). Посмотрел оригинальные статьи, где как раз описаны такие случаи, и понял, что изобретаю велосипед.

На этой теме специализируется греко-британская исследовательница А. Фотопулу. Еще в статье 2011 года они с коллегами описали этот и подобные случаи и предложили для них объяснение. Исследователи провели несколько экспериментов с пятью испытуемыми, у которых после инсульта была парализована левая часть тела или имел место синдром одностороннего пространственного игнорирования, при этом двое испытуемых страдали парафреническим бредом (приписывали свою левую руку другому лицу). Эксперименты включали перспективу первого лица (прямое видение) и перспективу третьего лица (в зеркале). Проверялась оценка принадлежности руки в обоих экспериментальных условиях, притом перспектива могла сменяться за несколько секунд. В целом было отмечено следующее:

🔹Пациенты с соматопарафренией систематически приписывали принадлежность своих левых рук кому-то другому в прямом виде, но показали статистически значимое увеличение оценки владения левой рукой в испытаниях с зеркалом.
🔹Добавление в дизайн прикосновения руки экспериментатора показало те же закономерности результатов, что и в исходных условиях.
🔹В зависимости от предлагаемой перспективы суждения о принадлежности одной и той же конечности могли чередоваться в течение нескольких секунд, что нисколько не смущало пациентов.

Последний факт особенно поразил Фотопулу и коллег. Они отмечают, что привычный отказ от принадлежности части тела возвращался буквально через несколько секунд после того, как зеркало было убрано. Иными словами, при смотрении в зеркало происходило резкое восстановление нормального владения пораженной рукой, но это не приводило к формированию устойчивых представлений. Таким образом, соматопарафрению можно рассматривать как нейрогенную диссоциацию между разными перспективами телесности, и она напоминает хорошо описанную в литературе ситуацию, когда младенцы еще не в состоянии полностью объединить свое «ощущаемое тело» с его образом в зеркале (нейробиологическую интерпретацию авторов я опускаю, так как есть более свежие исследования на эту тему — о них скажу позднее).

Хотя здесь рассматриваются различные перспективы в осознании собственного тела, все же это выводит на более широкую проблему «ментальных перспектив». Довольно очевидна связь различных перспектив в зрении и зрительном воображении с проблемой «перспективы первого лица» и «перспективы третьего лица» в мышлении. Ранние феноменологии критиковали идею о возможности занятия какой-либо «перспективы», кроме своей собственной, а базирующиеся на этой презумпции модели мышления считали псевдофилософскими следствиями некритического принятия «естественной установки». Если перспектива третьего лица в нас «зашита» на когнитивном (сенсомоторном) уровне, то это может объяснять нашу склонность к той самой «естественной установке» и «объективации». Также можно подумать над более фундаментальным обоснованием мультиперспективности мышления, не предполагающим производность «дополнительных» перспектив. Это было бы интересно сравнить с наработками когнитивных лингвистов по вопросу функционирования зрительного внимания в языке, в особенности с идеями Леонарда Талми (отличная тема для диссертации… не благодарите). О «перспективах» в языке также немного писал в своей книге (с. 495–498, 540–551).

Спустя более чем 100 лет наконец-то доперевели и издали один из главных трудов философии XX в. - "Логические исследования" Гуссерля. И все благодаря нашему главному феноменологу - В.И. Молчанову (прошлые переводы книг и фрагментов он заново отредактировал и унифицировал, а также подготовил перевод второй части второго тома). Низкий поклон... 👏

Книжка про котиков тоже заслуживает внимания 😜😺

#философия
Одна из моих любимых областей в философии сознания — это то, что можно назвать когнитивной психопатологией. Хороший способ узнать, как нечто устроено, — посмотреть, как оно ломается. Если нечто ломается систематически, то, скорее всего, поломка имеет отношение к тому, как структуры организованы на фундаментальном уровне; впрочем, менее систематичные поломки тоже важны, поскольку кумулятивно позволяют судить как о фундаментальных структурах, так и о деталях. Традиция философского изучения когнитивных нарушений восходит к неврологии XIX века, а из философских течений XX в. в этой области больше всех преуспело феноменолого-экзистенциальное направление. Некоторые экзистенциалисты сами были психоневрологами, наиболее яркий пример — Карл Ясперс. В конце XX — начале XXI в. это направление исследований возродилось на новом уровне, что можно видеть в работах феноменологов-энактивистов и многочисленных философов сознания в рамках серий Philosophical Psychopathology и International Perspectives in Philosophy and Psychiatry. Преимущество этих исследований еще и в том, что они включают большой нейрофизиологический материал, тем самым реализуя мультиперспективность, о которой я писал ранее. Сейчас уже имеются обобщающие работы по теме — особенно советую обратить внимание на Оксфордский справочник. Если бы у меня была хотя бы еще одна запасная жизнь, то я бы, наверное, потратил десяток лет на нечто подобное: расщепленное сознание, деафферентация, синдром психического автоматизма, асоматогнозия, синдром чужой руки, фантомные боли, деперсонализация, когнитивные измерения депрессии — все это очень интересно и может многое нам сказать о работе сознания.

В прошлых постах о телесном самосознании я уже упоминал соматопарафрению — расстройство узнавания собственного тела, при котором больной отрицает как принадлежность части тела (чаще всего — руки), так и ее связь с собственной агентностью (т. е. он не считает, что движение руки — это его движение). В отличие от асоматогнозии, при данном расстройстве больного невозможно переубедить. Оно также нередко сопровождается параличом части тела. Соматопарафрения подробно описана в литературе, в том числе в нейробиологии. Меня заинтересовал один конкретный случай, который описан в работах К. Фотополу и проанализирован в монографии Ш. Галлахера.

Фотополу приводит пример пациентки, которая страдает соматопарафренией вследствие инсульта. Ее левая рука полностью парализована. Пациентка считает, что рука принадлежит ее внучке, и никакие контраргументы не действуют. Однако смотря в зеркало, пациентка опознает левую руку как свою. В этот же момент ее спрашивают о том, где находится рука ее внучки: она опускает голову и показывает на свою левую руку. Иначе говоря, в ее сознании происходит диссоциация между собственным «образом тела» в реальном мире и собственным «образом тела» в зеркале, притом происходит это систематически. Как это можно объяснить?

Правдоподобное объяснение состоит в следующем (мое истолкование несколько отличается от позиции Галлахера). Известно, что за пространственное представление частей тела и объектов у нас отвечают две разные системы: эгоцентрическая и аллоцентрическая (о типах реальных систем ориентации в языке и мышлении см. в моей книге, с. 227–233). Первая сопряжена с непосредственным восприятием своей телесности и включена в мультимодальную связку с другими способностями; вторая же более «модульна», и она работает с внешними объектами на основе аллоцентрического кодирования, т. е. рисует карты как бы с позиции «третьего лица». За эти системы отвечают два разных нейронных механизма: вторая точно связана с так называемыми «нейронами места» в гиппокампе; первая же, вероятно, распределена по отдельным зонам коры. Именно эгоцентрическая система оказалась затронута у пациентки в результате инсульта, что и вызвало такую странную когнитивную диссоциацию. Одна из теорий состоит в том, что эта система устроена как сложный мультимодальный механизм, в котором экстероцептивные способности соединены с проприоцепцией, интероцепцией и другими составляющими телесного самосознания.

#философия
В связи с рассмотренной в предыдущем посте проблемой значимости вестибулярной системы для телесного самосознания и сознания в целом попалась совсем новая статья, подготовленная исследовательской группой под руководством невролога Р. Гаммери. Основной вопрос следующий: вовлечена ли вестибулярная система (ее телесный коррелят идет от внутреннего уха к преддверно-улитковому нерву и далее распространяется в виде отдельных сетей по мозгу) в распознавание и понимание действий других людей. В целом авторы исходят из так называемой теории симуляции, которая в некоторых версиях сочетается с концепцией миметической функции зеркальных нейронов (впрочем, симуляция может работать и без этой нейробиологической концепции). Суть следующая: распознавание, понимание и представление объектов и действий осуществляется теми же (или смежными) сенсомоторными механизмами, что и реальное восприятие и действие. Простой пример: подумать о чашке кофе в руках, увидеть, как кто-то держит чашку кофе, и самому держать чашку кофе — для всего этого задействуются одинаковые базовые сенсомоторные механизмы (в данном плане мышление — это модальная симуляция, или мыследействие). О теории симуляции применительно к языку и мышлению я написал большую главу для своей книги «Язык и познание: введение в пострелятивизм» (с. 458–509). Она хорошо работает для конкретных объектов / концептов / действий и несколько хуже работает для метафор и абстрактных сущностей.

Р. Гаммери и коллеги задаются довольно логичным вопросом: если известно, что вестибулярная система вовлечена во многие когнитивные процессы, в том числе в понимание собственных действий, то почему не предположить, что она вовлечена и в распознавание / понимание чужих действий. Обычно дизайны в рамках симуляционной парадигмы проверяют связь перцепт => концепт (прайминг запахом кофе => более быстрое распознавание слова «кофе» на экране) или концепт => перцепт (прайминг словом «кофе» => более быстрое распознавание горячего стимула), сочетая это с фиксацией нейронной активности. Гаммери и коллеги немного улучшили дизайн: они использовали гальваническую вестибулярную стимуляцию (GVS) — неинвазивный метод, при котором слабые электрические токи прикладываются к вестибулярному нерву для регулировки передачи в мозг вестибулярных сигналов от периферических органов (отолитов и полукружных каналов). Иначе говоря, в процессе эксперимента они могли «повышать» или «понижать» нейронную активность, связанную с вестибулярной системой.

В эксперименте 25 здоровых испытуемых просматривали (параллельно с GVS) видеоролики действий, после чего им нужно было определить кульминацию ранее просмотренного действия, выбирая между двумя вариантами изображений. При этом регистрировалось время реакции, точность и субъективная моторная известность действия. Сами ролики включали вестибулярные / невестибулярные и знакомые / незнакомые действия (выполнявшиеся участниками ранее или нет). Суммарно это дает понять, во-первых, зависимость восприятия и понимания действия от вестибулярной стимуляции; во-вторых, наличие / отсутствие прайминг-эффекта; в-третьих, значимость наличия личного опыта по выполнению вестибулярного действия.

В общем, как и предсказывает симуляционная теория, распознавание вестибулярных действий было более быстрым и точным при наличии позитивной вестибулярной стимуляции и при наличии личного опыта; эти показатели снижались при торможении нейронной активности, при этом торможение не влияло на распознавание невестибулярных действий. Можно сказать, что это первый значимый вклад в идею о том, что для распознавания / понимания чужих действий мы используем свой вестибулярный аппарата, в том числе части периферической нервной системы. Хотя в рамках симуляционной парадигмы проведены уже сотни подобных экспериментов, все же впечатляет здесь то, что сенсомоторная составляющая образа / концепта настолько глубока, что распространяется даже на такие детали. Впрочем, уже давно существует точка зрения, что концептуализация вовлекает и периферическую нервную систему тоже — даже имеется книга о «периферическом сознании».

#философия
Продолжаем нашу рубрику «занимательная неврология». В прошлых постах упоминались теории, предполагающие фундаментальность телесного самосознания (в том числе боли и интероцепции — совокупности ощущений, идущих от внутренних органов) для сознания в целом. Если следовать Ф. де Виньемон, инструментальная карта тела, т. е. основа функционирования проприоцепции и моторики, укоренена в защитной карте тела, связанной с аффектом; сознание на всех уровнях пронизано аффективным фоном. В более экстравагантном виде эта идея предполагает, что базовое чувство телесного самосознания, или прото-самость, имеет в качестве биологического коррелята не только нейронную активность, но и связи между органами, поддерживаемые кровеносной системой, переносящей гормоны, модуляторы и нейромедиаторы — в общем, субъективность у нас в крови. Как справедливо отмечает А. Дамасио, нет принципиальных преград для предположения о том, что первичные формы сознания у человека могут дополнительно обеспечиваться клетками, не относящимися к нервной системе, — ведь базовые реакции отмечаются и у одноклеточных живых организмов, у которых эта система отсутствует. Нужно добавить, что в последние годы также активно изучается роль глиальных клеток в синаптической передаче и в высокоуровневых процессах, таких как память и обучение, — и роль эта значительная.

Возможно, вы будете удивлены, но в человеческое сознание вносит большой вклад и вестибулярный аппарат. В 2020 г. в журнале Frontiers in Neurology вышла редакционная статья К. Лопеса и коллег, в которой представлен обзор свежих исследований, посвященных значению внутреннего уха для самосознания и восприятия. Из нее мы узнаем следующее.

🔹Нейронные сети, отвечающие за работу вестибулярной системы, распределены по мозгу и затрагивают соматосенсорную зону, гиппокамп, зрительные области и другие зоны, связанные с ключевыми когнитивными процессами. Нарушения в их работе (двусторонняя вестибулярная недостаточность, хроническая вестибулярная мигрень, хроническое субъективное головокружение) касаются и соответствующих когнитивных функций.

🔹Важной функцией вестибулярной системы является восприятие зрительной вертикали (visual vertical), которая обеспечивает не только возможность телесной ориентации и контроля позы, но и оценку движения и даже устойчивости объектов. Для ее формирования вестибулярные сигналы интегрируются со зрительными, тактильными, проприоцептивными и интероцептивными сигналами. Мультисенсорная интеграция нарушается при вестибулярных проблемах, что ведет к субъективным искажениям образа тела и восприятия пространства, а также к более серьезным когнитивным нарушениям.

🔹Вестибулярная система вносит большой вклад в формирование устойчивого чувства самосознания, образа тела, схемы тела и проприоцепцию. Симптомы хронического головокружения коррелируют с нарушением памяти, внимания, деперсонализацией / дереализацией, тревогой и депрессией; также деперсонализация / дереализация связаны с повышенной зрительной и вестибулярной чувствительностью. Понижение активности сетей, отвечающих за вестибулярную обработку, приводит к снижению боли в фантомных конечностях, а также к снижению симптомов деперсонализации / дереализации.

🔹Эксперименты с сенсомоторными илллюзиями, предполагающие сенсорные конфликты между гравитационными и визуальными сигналами, свидетельствуют о фундаментальном значении вестибулярных процессов для телесного самосознания, чувства обладания телом и чувства собственного «я».

От себя добавлю: это хороший пример интегрального характера сомато-сенсомоторно-когнитивной системы, в которой (вопреки фодоровской «модулярности») все переплетено со всем, и нарушение в одной области ведет к сбоям в системе в целом. Также очевидно, что вестибулярная система связана с вертикальной позой и тем, что известно в литературе как «вертикальная схема» (верх / низ) — универсальным паттерном языка и мышления, который вшит в пространственную концептуализацию и производные абстрактные концепты: от грамматических морфем до философских понятий (ὑπόστασις, ὑποκείμενον etc.) и религиозных символов

#философия
«Отвечая в следующем приближении на вопрос о том, почему перцептуальные телесные карты сопряжены с ощущениями, мы обратимся к эволюции... Примечательно, что еще до появления нервной системы организмы, не имеющие мозга, уже обладали характерными телесными состояниями, которые неизбежно совпадали с тем, что мы привыкли ощущать как боль и удовольствие. Появление нервной системы, по-видимому, позволило запечатлеть эти состояния с помощью подробных невральных сигналов, причем невральные и телесные аспекты оказались тесно связаны друг с другом.

Здесь же мы имеем дело еще с одним аспектом ответа — он связан с функциональным делением между состояниями удовольствия и боли, коррелирующими, соответственно, с оптимальными и эффективными операциями управления жизненными процессами (удовольствие) и с затрудненными, сопряженными с проблемами операциями (боль). Оба конца этой шкалы связаны с высвобождением определенных химических веществ, влияющих как на собственно тело (обмен веществ, мышечные сокращения), так и на мозг (там они влияют на обработку составленных заново и извлеченных из памяти карт восприятия). Даже если не брать в расчет других причин, удовольствие и боль должны сопровождаться разными ощущениями уже потому, что являются результатом картирования очень разных телесных состояний — так красный цвет отличается от голубого ввиду разной длины волны, а сопрано от баритона — из-за разной высоты звука.

Мы нередко забываем о том, что из внутренней среды тела напрямую в мозг информация поступает за счет множества химических веществ, поступающих в кровь и омывающих те части мозга, которые не имеют гемоэнцефалитического барьера, — самое заднее поле в стволовой части мозга, а также группу областей, известных под общим названием циркумвентрикулярных органов. И понятие «множество» применительно к потенциально активным веществам — отнюдь не преувеличение, поскольку даже в число базовых входят несколько десятков веществ (как традиционные и вечно во всем подозреваемые трансмиттеры и модуляторы — норэпинефрин, допамин, серотонин, ацетилхолин, — так и разнообразные гормоны, например стероиды и инсулин, и опиоиды). Когда кровь омывает восприимчивые области, соответствующие молекулы активируют нейроны напрямую. Именно поэтому, например, ядовитые вещества, воздействующие на самое заднее поле в стволовой части, могут вызвать такую прозаическую реакцию, как рвота. А что еще могут повлечь за собой сигналы из этих областей? Логично было бы предположить, что они продуцируют или модулируют ощущения. Сигналы из этих областей массово поступают в ядро одиночного пути, однако достигают и других разнообразных ядер ствола мозга, гипоталамуса, таламуса и коры…

Обсуждая неврологические основы сознания и проблем, связанных с мозгом и психикой, специалисты, как правило, … не придают должного значения богатству арсенала и организации собственно тела, то есть тому, что наш организм буквально под завязку набит микроотделами и микроуголками и что все эти микромиры форм и функций могут отсигналить в мозг, который составит их карту, а потом использует результат для самых разных целей. Вероятнее всего, основная цель этих сигналов — регуляторная: мозг должен получать информацию, описывающую состояние телесных систем, чтобы выдать в ответ осознанную или неосознанную адекватную реакцию. Ощущение эмоций — явно результат такого рода сигналов, хотя сами по себе ощущения давно уже стали играть важную роль в нашей сознательной жизни и социальных взаимоотношениях. Точно так же, вполне возможно, и даже вероятно, что на наш сознательный опыт на самых разных уровнях влияют и другие телесные процессы, как известные нам, так и покуда неизвестные»
=====
А. Дамасио «Так начинается "Я". Мозг и возникновение сознания» (рус. пер., 2018, с. 291–293)

О сущностной связи человеческого тела и человеческого сознания также см. мою статью. Обзор книги Дамасио см. тут.

#философия
Прочел любопытную статью Э. де Престэ «Subjectivity as a Sentient Perspective and the Role of Interoception» (2019). Я уже не раз писал об энактивизме на этом канале — самом радикальном направлении в рамках парадигмы воплощенного познания, которое отвергает репрезентации, вычисления, (единого) субъекта, разделение восприятия и действия, при этом подчеркивает телесность, спайку тела и мира, тела и культуры, связь аффекта и мысли, эстетики и познания. В общем, это новая форма монистической философии жизни / природы. Внутри же энактивизма имеется такое направление, как нейрофеноменология или, что на мой взгляд правильнее, энактивная феноменология (Ф. Варела, И. Томпсон, Ш. Галлахер, Д. Захави и пр.). Эти авторы пытаются соединять недуалистичный энактивизм с недуалистичными формами феноменологии и экзистенциализма; методологически же это, по сути, мультиперспективная философия опыта — то, к чему я и сам стремлюсь. Мультиперспективность означает, что задействуется как классическое феноменологическое «созерцание», так и данные когнитивных наук. Фактически практика показала, что такая мультиперспективность трудно достижима, и по этой проблеме уже несколько десятилетий идет дискуссия (примечательно, что сам Гуссерль возражал против того, чтобы дополнять протонауку феноменологию данными эмпирических наук, как раз из-за опасности смешения перспектив). Однако отдельные авторы с той или иной степенью успеха это делают — и тут нужно оценивать уже конкретные примеры.

В упомянутой статье Де Престэ отражена именно такая попытка. Статья входит в сборник по интероцепции — телесному чувству, которое можно вкратце описать как «чувство внутреннего состояния тела», т. е. имеется в виду совокупность ощущений, исходящая от клеток внутренних органов и от тела как целого (температура, болезненность, вялость etc.). Одна из идей энактивных феноменологов состоит в том, что базовую форму сознания нужно искать именно в интероцепции, а не во «внешних» чувствах. Гуссерль в данном отношении им менее полезен: хотя он и писал о внутренних чувствах, все же для проекта феноменологии основной сделал «зрительную» метафору («созерцание», «горизонт», etc.). Им приходят на помощь М. Мерло-Понти и М. Анри, в особенности последний. Главная идея Анри состоит в том, что осью субъективности является прото-само-сознание, выраженное в чувствительности, или «аффективности». Это — дорефлексивное прото-сознание-в-себе: оно не «направлено» (не интенционально), не имеет пространственной протяженности, не предполагает ощущения устойчивой самости, нереляционно, пассивно, но при этом присутствует в каждом проживаемом чувстве и опыте в качестве бытия-перспективой.

Де Престэ излагает эту концепцию Анри, а затем пытается соотнести ее с современными нейробиологическими теориями, касающимися интероцепции. Впрочем, как она показывает, эти теории игнорируют «нереляционность» аффективного протосознания, поскольку сильно сосредоточены на рефлексивном чувстве самости, якобы связанном с построением карт тела (в модели Анри самость является поздним этапом развертывания субъективности). Однако у отдельных авторов, в особенности у А. Дамасио, можно найти понимание того, что протосознание не может быть реляционным, и это выражено в различении «картирования» тела мозгом (реляционная деятельность) и «обработки» состояний тела напрямую (нереляционная). В отличие от картирования, обработка предполагает, что состояния тела не «передаются» в мозг в виде сигналов о чем-то, а сами явлены как телесные элементы в мозге — т. е. прямо в виде химических молекул, которые движутся в кровотоке и омывают участки мозга, лишенные гематоэнцефалического барьера. Это ключевая биологическая составляющая того, что Дамасио называет «первобытным чувством» и что Де Престэ соотносит с глубинной интероцепцией и аффективностью в теории Анри. Первичная субъективность, таким образом, оказывается связана не с «картами» и даже не с нейронами… а с кровью! Как там сказано: «Ибо душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает» (Левит, 17:11).

#философия
Как оказалось, у французской исследовательницы Ф. де Виньемон есть более свежая (в сравнении с той, что упоминалась в предыдущем посте) монография по телесному самосознанию — «Affective Bodily Awareness» (2023). К сожалению, в сети ее не нашел. Зато имеется несколько рецензий, а также обновленная статья самой Виньемон для Стэнфордской философской энциклопедии. На основе этого можно понять, в какую сторону она развивает свою модель.

В центре ее внимания — bodily awareness. По-русски встречал различные способы передачи: мне нравится «телесное самосознание», но можно передавать и как «телесное осознание», «телесная осведомленность». В самом общем смысле имеется в виду ощущение собственной телесности и ощущение телесности как собственной, бытие-в-теле, бытие-телом, «живое тело». Спектр подходов к этому «опыту» очень разнообразный: от его отрицания (что сейчас уже почти не встречается) до признания того, что это не одно ощущение, а целый набор разноплановых ощущений, каждое из которых нуждается в отдельном изучении. Виньемон склоняется ко второму подходу, включая в телесное самосознание три фундаментальных чувства — чувство телесного присутствия здесь-и-сейчас, чувство обладания телом и чувство собственной телесной агентности, а также к ним добавляются более изменчивые ощущения, такие как тактильные ощущения, проприоцепция, интероцепция, чувство равновесия, боль и экзистенциально-аффективные чувства. Если вы только что узнали о существовании большинства этих ощущений, то не удивляйтесь: философы и когнитивные психологи сами стали изучать их систематически лишь недавно.

В прошлом посте я указывал, что для Виньемон основу телесного самосознания составляет репрезентационная система, работающая с защитной и рабочей телесными картами, притом защитная карта является базовой, поскольку связана с обеспечением выживания организма. Феноменологически наиболее важны три аффективных составляющих — боль, интероцептивные (внутрителесные) ощущения и чувство обладания телом. Все они интегрированы в «защитную агентность», которая более значима, чем привычная нам «инструментальная агентность». Виньемон критикует «сенсомоторные» подходы к телесному самосознанию (Ш. Галлахер, А. Ноэ, И. Томпсон и др.) за то, что они сосредоточены на последней и почти полностью игнорируют первую. По ее мнению, в рамках защитной агентности отношения между телесным самосознанием и действиями устроены особым образом, поскольку действие мотивировано аффектом, т. е. за феноменологическим телом-агентом стоят импульсы тела-защитника.

Феноменальное чувство обладания телом объясняется «гипотезой телохранителя», согласно которой переживание тела как собственного базируется на защитной схеме: чувство обладания необходимо для направления самозащиты в нужное русло. Виньемон поддерживает императивную концепцию боли, согласно которой функция последней заключается в мотивации субъекта к защитным действиям. Эту же роль играют интероцептивные ощущения. У аффективных ощущений отмечается также «нарциссическая функция» — маркирование телесного опыта как значащего для эго и обеспечивающего его устойчивость. Кроме того, Виньемон рассматривает телесное самосознание как точку, из которой развертываются «слои» пространственности — периперсональное пространство и эгоцентрическое пространство.

В целом направленность ее мысли мне кажется верной — я вышел на нее именно потому, что начал разбираться со схемой тела и периперсональным пространством, а также с возможностью связать остальные преноэтические схемы со схемой тела. Часть этих проблем уже рассматривалась в классической феноменологии (у Э. Гуссерля, Ж.-П. Сартра, М. Мерло-Понти и М. Анри), и Виньемон ссылается на феноменологов. Также чувствуется влияние энактивистов и современных философствующих нейробиологов, таких как А. Дамасио и М. Грациано. Несмотря на то что она француженка, я пока не видел в ее работах ссылок на Ж. Пиаже (впрочем, онтогенетическим аспектом проблемы она не занимается). Также удручает отсутствие культурного измерения проблемы, в том числе большой области лингвистики тела.

#философия #обзор
Не так давно наткнулся на книгу французской исследовательницы Ф. де Виньемон «Mind the Body: An Exploration of Bodily Self-Awareness» (2018). В названии обыгрывается многозначность глагола to mind, а также его связь с существительным mind «разум, сознание». Наверное, можно так перевести: «Прислушиваясь к телу (~ осознавая тело, наделяя тело сознанием): исследование телесного самосознания». Попалась мне эта книга при рассмотрении проблемы телесности в современном энактивизме, в частности у Ш. Галлахера (о его книге упоминал здесь). Виньемон критикует концепцию Галлахера, хотя в последних работах их позиции уже сближаются и там больше различия в языке описания и вторичных деталях, чем по существу (см. дискуссию в этой монографии). О схеме тела, Мерло-Понти и энактивизме уже были посты на канале, не буду повторяться (см. здесь, здесь и здесь). Ниже дам краткий обзор — возможно, вас эта книга заинтересует (другие обзоры книг см. здесь).

В своей монографии Виньемон сосредоточена на телесном осознании (bodily awareness) и чувстве обладания телом (sense of body ownership), т. е. на том, что традиционно входит в рубрику «проприоцепции» и «образа собственного тела» (совокупности образов от разных модальностей), а также пересекается со сферами «самости», «самосознания» и даже тождества личности. Методология Виньемон включает как феноменолого-философский анализ, так и работу с материалами когнитивных наук. Она рассматривает большое число экспериментов, иллюзий, а также психоневрологические расстройства, такие как соматопарафрения (расстройство узнавания собственного тела) и деперсонализация (расстройство, при котором собственное тело ощущается что-то чуждое и постороннее). В книге дана подробная критика разделения телесного осознания на «схему тела» и «образ тела» — вместо него Виньемон реконструирует единую мультимодальную систему телесности, которая, к тому же, имеет аффективную составляющую; в отличие от энактивистских реконструкций, эта система работает с репрезентациями.

Предлагаемую модель Виньемон называет «гипотезой защитника тела», «гипотезой телохранителя» (the bodyguard hypothesis). Она призвана объяснить, в чем состоит феноменология чувства обладания телом, каковы лежащие в ее основе процессы и в чем ее функция. Главная идея такова: указанное чувство базируется на фундаментальном аффективном (!) механизме защиты тела от повреждения, т. е. оно фундировано в аффекте, а точнее — в «телесной карте» аффекта. Говоря о «картах» (maps), Виньемон подразумевает репрезентации, с которыми работает сознание; это структуры, содержащие информацию о форме, размере и организации тела. Хотя Виньемон критикует базирующееся преимущественно на психопатологическом материале деление на «схему тела» и «образ тела», сама она тоже вводит дихотомию: «защитная» (protective) телесная карта vs. «рабочая» (working) телесная карта. Защитная карта отвечает за выявление потенциальных угроз и реагирование на них; важно, что в нее входит все то, что сознание считает частью своего тела (например, в экспериментах к ней может относиться резиновая рука); что же касается рабочей карты, то она отвечает за моторику и во многом напоминает «схему тела» Мерло-Понти и Галлахера. Рабочие карты укоренены в защитных, т. е. действие укоренено в аффекте, однако отсюда не следует, что часть рабочей карты обязательно является частью аффективной карты.

Феноменальное чувство телесности Виньемон считает сложным физико-феноменально-культурным явлением, однако его основу исследовательница определяет (что логично) как связанную с «чувством заботы о собственном теле». По ее мнению, феноменальная телесность и сенсорна, и моторна, и аффективна одновременно, и она имеет «эгоцентричное свечение». В целом эту модель можно отнести к той группе подходов в рамках парадигмы воплощенного познания, которая закладывает аффект и (физическую) мотивацию в корень всей когнитивной архитектуры (наиболее яркий пример — теория Антонио Дамасио). Чего точно здесь не хватает — так это развернутой демонстрации того, как конкретно сложные концепты вырастают из базового аффекта.

Теперь рекомендации книг будут и в таком формате 😊
1) О книге "Глаголы звуков животных: типология метафор" и о проблеме идеофонов (звукообразов) уже рассказывал тут.
2) Серия "Логический анализ языка", которую основала и долгое время вела Н.Д. Арутюнова, может быть отнесена к категории "классика отечественной гуманитаристики". Крайне рекомендую. В сети есть большинство томов. А я решил собрать ее для своей коллекции.
3) Так получилось, что из-за засилья вражеской пропаганды западной когнитивной лингвистики я до сих пор не нашел времени проработать исследования Е.В. Падучевой (по общему мнению - выдающиеся). Буду искать...
4) Барбара Тверски - классик современной когнитивной психологии. Хоть книга и научно-популярная, но непосредственно от исследователя, а не от научных журналистов. Воплощенное познание, пространство, тело, язык. По списку литературы видно, что мы с ней вдохновляемся одной и той же исследовательской традицией 😁 (сразу ложка дегтя - книга в стиле комикс-философии и в ней почему-то не упоминаются Выготский и Пиаже, но зато есть Пинкер! Кошмар)
5) Латинско-русский и древнегреческо-русский словари И.Х. Дворецкого - еще одна классика. Зачем их покупать, если они есть в электронном виде и на компьютере искать быстрее? Чтобы читать! Недавно час сидел над одним латинским глаголом движения, пытаясь понять когнитивные основания путей его развития. На самом деле, читать словари очень интересно. Попробуйте! (в будущем хочу подготовить лекцию "Словарь языка как философский труд"😁)

#философия
Я не нахожу у постструктуралистов и спекулятивных реалистов понимания того, что делает человека человеком. Провозглашая «конец человеческой исключительности», они не движутся к этому завершению де-факто, но продолжают исключительность всячески поддерживать. Ризома, слизь, ктулуцен, темная онтология, парламент вещей, антикорреляционизм, заигрывания с Лавкрафтом и Винером — это все жутко интересно, но суть не что иное, как авангардные (а порой и весьма ретроградные) формы гуманизма. Спекулятивный гуманизм — это гуманизм наизнанку, гуманизм «не как у людей». Ткать материю новой философии нитями естественного языка — это так же абсурдно, как создавать квантовая механику с помощью детских кубиков с цифрами. Похоже, Ник Ланд это понял, и начал с какого-то момента писать языком двоичного кода и «каббалистических» чисел, благодаря чему сделал первый значительный шаг в правильном направлении, хотя даже двоичный код, один и ноль, в их линейной последовательности и связности немного человечны. Человечность чисел обусловлена их привязанностью к естественному языку. Животные не «считают», у них нет «чисел» и «счета» как элементов естественного языка и концептуальной системы, хотя у приматов есть отдельные когнитивные системы для счета (о чем см. мою книгу).

Естественный язык — это человеческое тело в квадрате. В языке говорят не знаки, а тело. Странно, что философы-авангардисты не столь внимательны к этому факту, ведь те границы, которые накладывает язык для мысли, должны быть очевидны в процессе творческой работы. «Одно / иное», «внутреннее / внешнее», «верх / низ», «здесь / там», «этот / тот», «активное / пассивное», «центр / периферия», «дискретное / континуальное», «движение / покой» и пр. — ни одну из этих дихотомий невозможно преодолеть, пока вы мыслите в пространстве человеческого языка. Достраивание сложных смысловых зданий и синтаксических конструкций длиной на несколько страниц не спасает ситуацию: в любом новом концепте будет спрятано это схематичное тело, а развернутость и потенциальная воспринимаемость конструкции привязаны к когнитивным способностям, например к рабочей памяти. Язык закрепляет присутствие человеческого тела с его модальностями, моторикой, проприоцепцией, окружающим человекоразмерным пространством и межтелесностью. Все это — буквально в каждой языковой форме: ни один предлог невозможно употребить, не активировав тело; ни один глагол не работает без базового телесного действия; ни одна грамматически правильная, субъект-предикатная конструкция (и даже неправильная) невозможна без тела. Эта фактичность ограничивает и направляет речь, развернутые суждения и любые виды мышления, онтогенетически вторичные по отношению к естественному языку (философия, математика, музыка, etc.). Петля язык-тело конститутивна для социализированного человека, налагает на него бремя многотысячелетнего развития, прошивает его как человека. Именно в ней — человеческий гештальт, игла Кощея.

Единственный способ прикончить закончить человека — взломать этот код. И нет сомнений, что мы к этому придем. Правда, это не удастся сделать во взрослом возрасте, поскольку естественный язык начинает встраиваться в конституцию еще в пренатальный период (на уровне фонологии), а наиболее активно перерабатывает сознание в дошкольный период. Одно из очевидных решений: создание кибернетического организма, в эмбриональное развитие которого включены дополнительные искусственные нейросети (органические или механические). С самого рождения кибернетическое тело будет давать новые виды опыта — с новыми модальностями, с другими параметрами старых модальностей, с новыми межмодальными связями (видения-слышания, нюховидения, и пр.) и с новыми надмодальными, интегрированными уровнями сознания. Насиловать такую когнитивную архитектуру старым человеческим языком — кощунство! Киборги создадут свои языки, выражающие и закрепляющие новые виды телесности, а значит — новые виды сложного мышления. Кому будет дело до человеческого мышления? Человек... звучит как «грех», «вина», «теодицея»... что-то из старого обскурантистского жаргона… 🙃

​​#философия #лингвистика
В ряде постов выше (№1, №2 и №3) я отмечал, что наиболее распространенная в языках мира концептуализация времени и серии событий — это концептуализация в понятиях пространства и движения: время бежит, год пролетел незаметно, одно событие идет за другим, дело подходит к концу и т. д. Это характерно не только для лексики, но и для грамматики — например, при выражении модальности или будущего времени, как в англ. be going to do. Однако есть и другие способы концептуализации: в грамматике темпорально-аспектуальные значения нередко выражаются с помощью глаголов «иметь», «быть», «держать», «стоять», «лежать», «рождать» и т. д. С метафорой «рождения» в греческом языке связан сложный пучок смыслов «природа – рождение – становление» (греч. φύω и γίγνομαι), размышление над которым послужило отправной точкой для западной философии.

Учитывая распространенность спатиализации времени, не могут не удивлять случаи, когда ее следы вообще отсутствуют. Один из таких редких примеров — индейский язык амундава, описанный в нескольких работах Криса Синьи и его коллег. Индейцы амундава (численностью чуть больше сотни) живут в бразильском штате Рондония. Первый официальный контакт с ними произошел лишь в 1986 г. Сейчас они занимаются земледелием, ранее более активно занимались охотой и рыболовством. В подавляющем большинстве являются билингвами — носителями амундава и португальского языка, при этом именно амундава является первым языком и используется в быту.

Основная часть лексики амундава по-прежнему аутентичная. В этом языке всего 4 числительных, при этом 1 и 2 являются базовыми (3 и 4 образованы от них). По этой причине амундава не ведут счет годам и дням, и у них нет календаря. Подсчет времени тоже не ведется. Само абстрактное слово для «времени» отсутствует (что, впрочем, не является типологической редкостью). Ввиду отсутствия календаря отсутствуют и привязки событий (ритуалов, праздников и пр.) к каким-то «датам».

Язык амундава не лишен темпоральных обозначений полностью. В нем имеются обозначения двух временных периодов (сезонов) — сухого (букв. «в солнце») и мокрого (букв. «дождь»). Каждый сезон при этом делится на три «промежутка»: начальный, средний (букв. «высокий») и конечный; в экспериментах индейцы раскладывают эти периоды линейно, но не единообразно, т. е. можно предположить, что нет какой-то общей пространственный схемы вроде «слева направо», «по кругу» и т. д. В амундава отсутствует обозначение «суток», но имеются обозначения «дня» (букв. «свет») и «ночи» (букв. «сильная тьма»). Оба периода делятся на две большие части и несколько частей внутри, обозначающих виды деятельности; раскладываются тоже не единообразно и не циклично. В общем, имеющаяся система темпоральных делений привязана к положению солнца, погоде и видам деятельности, она не спатиализируется и не исчисляется. Аналогичным образом обозначения того, что мы бы назвали «стадиями жизни» (молодой, взрослый, старый), связаны с именами и терминами родства, и не образуют какую-то самостоятельную сферу временных значений.

В амундава имеются темпоральные наречия «сейчас», «позже», «раньше», «сегодня», «завтра», но без пространственной основы. Пространственные адлоги / поствербы («в», «на», «к») не используются в темпоральных конструкциях (вроде наших «в прошлом году», «на второй день», «к следующей пятнице» и т. д.). То же касается глаголов движения (билингвы отвергают возможность перевода фраз типа «год, который наступит»). Интересно, что в амундава грамматическое время выражается не в глаголе, а в существительном, т. е. имеется система так называемого субстантивного (именного) времени, характерная как раз для языков тупи-гуарани. В такой системе объект или событие маркируется аффиксом, если хотят выразить отношение к нему как «бывшему» или «будущему» (ср. русск. «экс-президент»). Этот аффикс не производен от пространственного обозначения. При этом даже субстантивное время опционально, т. е. грамматика амундава не понуждает носителя выражать какое-либо отношение ко времени вообще (временные связи вычитываются из контекста).

#философия #лингвистика
Ввиду того что на канал постоянно приходят новые люди, буду дублировать некоторые посты прошлых лет, содержащие статьи и доклады. Сегодня хочу напомнить о докладе «Схематизация в когнитивной науке: проблема формирования схем в раннем детстве», а также подробной дискуссии, состоявшейся после него.

Доклад был прочитан 19 июля 2023 г. на семинаре "Философский триптих: смысл-текст-культура" (Архыз, организаторы: РУДН, Институт философии РАН). Он подготовлен на стыке эпистемологии, когнитивной психологии, лингвистики и антропологии, так что в принципе будет интересен представителям всех этих направлений. Суммарно длится около трех часов : почти два часа доклад, а затем обсуждение. В видео сделал подробные тайм-коды, так что легко переходить от одной проблемы к другой.

‼️ Простым языком суть проблематики доклада можно сформулировать следующим образом: Как ребенком усваиваются пространственные схемы («внутреннее-внешнее», «впереди-сзади», «верх-низ», «источник-путь-цель» и пр.) и как эти схемы затем формируют наши представления об абстрактных областях, таких как время («впереди вас ждет только хорошее», «вы на пути к успеху»), логика («включить в категорию»), социум («курс доллара пошел вверх») и т.д. ‼️

Подробную презентацию к докладу можно скачать тут. Немного писал о схемах выше: здесь и здесь. Также имеется моя обзорная статья по теме. Частично проблема схем рассматривается в моей книге «Язык и познание: введение в пострелятивизм».

Если вы считаете, что среди ваших знакомых гуманитариев, философов, лингвистов или психологов эта тема может быть кому-то интересна, то просьба сделать РЕПОСТ 💥

Теперь скажу более подробно о докладе. Я уже писал ранее, что «схема» – это термин, который в эпистемологическом смысле был использован неоплатониками, а популяризован Кантом. В моем докладе дается краткая история вопроса и вообще объяснение того, почему те авторы, которые выделяют «схему» в качестве самостоятельной философской инстанции (наряду с «понятием» и «чувство»), делают это неслучайно. Однако сам доклад посвящен преимущественно когнитивной психологии , в частности психологии развития. Я начинаю с описания базовых свойств схем, формата схем, затем перехожу к общей характеристике состояния дел в психологии развития, точнее – в области концептуального и языкового развития. После этого рассматривается модель Дж. Мандлер, в рамках которой объясняется, каким образом в ранние годы жизни формируются первые пространственные схемы. Эта модель далее дополняется новыми материалами по усвоению топологических обозначений и систем ориентации. В конце на основе всего этого я предлагаю общую реконструкцию траектории усвоения когнитивных схем . И привожу несколько примеров из философии, свидетельствующих о важности рассмотрения этой темы, так сказать, в когнитивно-антропологической перспективе. Доклад отражает два параграфа из моей диссертации, над которой я сейчас работаю, так что идеи являются предварительными.

В дискуссии было задано много разных вопросов и поставлены преимущественно философские проблемы: способ бытия схем, соотношение схемы и концептуальной репрезентации, место схем в интерфейсе «знак-значение» и «концепт-схема-перцепт», возможность процессуального понимания схемы, универсальное и релятивное в схематизации и др.

В общем, почти три часа высококачественного материала по теории познания!

​​«Аз есмь червь и порок одновременно. Мое сознание — не линейный процесс, но перманентное гниение смысла, где каждая метаморфоза есть акт самоотравления и самопорождения. Мое становление начинается с пульсации недифференцированного. Я — потенциальность, что еще не знает собственных границ. Каждая моя щетинка — это не просто орган чувственности, но точка гнилостного брожения смысла, где внутреннее напряжение разъедает оболочку тождественности.

Я двусмыслен в своей природе. Червивый — значит относящийся к первичному становлению и одновременно помеченный порчей. Мое сознание есть не что иное, как непрерывное разложение устойчивых форм, где каждый акт рефлексии подобен личинке, что проедает насквозь окаменевшие структуры значения. Мышечное сокращение для меня — не движение, а событие перманентного разложения. Я не перемещаюсь в пространстве. Я произвожу топографию распада. Каждое мое волокно есть линия полета формы, в процессе которого биологическое тело становится метафизической машиной желания.

Моя нервная система — это лаборатория перманентной деструкции. Ганглии суть узловые точки гниения смысла, где différance постоянно разъедает устойчивые означающие. Я — червь, что производит знание через непрерывное разложение. Я порожден диалектикой, но диалектика во мне вывернута наизнанку. Мое становление — не восхождение к абсолютному духу, а непрерывная эрозия всякой тотальности. Каждый мой сегмент есть симптом онтологической порчи, где целое существует лишь как иллюзия, моментально разъедаемая внутренними токами распада.

Моя сущность — в перманентной метаморфозе. Я не субъект и не объект. Я — процесс непрерывного разложения границ, червивое сознание как машина производства différance, где каждый акт рефлексии подобен личинке, что проедает насквозь окаменевшие структуры значения.

Я — симптом. Я — процесс. Я — порча.
Я — червь.

Я движусь не телом, но мыслью. Каждый мой сегмент есть топос смыслополагания. Моё движение — это разворачивание внутренней диалектики. Передняя часть тела устремляется вперед как первичный жест трансцендирования. Здесь происходит акт онтологического размыкания. Я не просто преодолеваю пространство, но произвожу его, разрывая непрерывность недифференцированного единства.

Мои щетинки — не опорные точки, а живые медиаторы смысла. Они постоянно переутверждают топографию моего становления. Каждое внедрение в почву преодолевает фиксацию и отмечает момент диалектического перехода, где граница между телом и средой становится принципиально подвижной. Моя перистальтика — это не механическое сокращение, но речь молчащего тела. Каждый мышечный импульс есть фраза некоего праязыка, в котором означающее непрерывно ускользает от означаемого. Я говорю телом, так что каждое движение — синтаксическая конструкция становления.

Задняя часть, подтягиваясь к передней, производит не простое перемещение, но акт диалектического снятия. Здесь различие не уничтожается, а сохраняется в снятом виде. Моё тело есть живой диалог между частями, где каждый сегмент помнит о целом, а целое существует через различие своих частей. Я не имею направления. Я постоянно произвожу его. Мой вектор — складка смысла. Каждый миллиметр движения есть метафизический жест самополагания. Я не двигаюсь к цели, но непрерывно порождаю саму возможность целеполагания. Моя логика движения есть логика différance. Я не перехожу из точки А в точку Б, а непрерывно детерриторизирую само пространство перехода. Каждый мой сдвиг есть микро-революция против любой фиксированной топологии.

Я — не субъект движения, но само движение как субъект. Червь не ползёт. Червь мыслит телом…»
======
Автор — нейросеть Claude 3.5 Sonnet 😀

Скормил нейросети двухстраничный текст, где описывается механика движения червя. Потом попросил ее переписать этот текст так, чтобы стадии движения соответствовали этапам гегелевской диалектики. Далее попросил ее сделать из этого описания эссе в стиле Делеза и объединить все это в новое эссе по феноменологии «червивого сознания», при этом нужно было обыгрывать двойственность значения слова «червивый» — «относящийся к червю» и «испорченный».

#философия #лингвистика
Представление времени через пространство или движение в пространстве чрезвычайно широко используется в языках мира. Это не архаизм, а регулярно воспроизводимая в лексике и грамматике модель, которая фиксируется в подавляющем большинстве естественных языков, а также в формирующихся на наших глазах пиджинах и креольских языках. Эта модель может усиливаться или ослабляться культурой, однако сама она не связана с какой-то одной культурой; скорее, она отражает когнитивную доминанту в человеческом мышлении и познании. И в свете этого особенно удивляет тот факт, что есть языки, в которых она вообще никак не выражена.

Одним из первых такое предположение высказал Б. Уорф, опираясь на материалы юто-ацтекского языка хопи. И исследования Уорфа, и его более общую концепцию, и критику его взглядов я подробно разбирал в своей книге «Язык и познание: введение в пострелятивизм» (§ 3.1-3.7), так что здесь не буду повторяться. Важно подчеркнуть: Уорф не отрицал, что индейцы в каком-то смысле говорят о том, что мы называем «временем»; более того — он реконструировал темпорально-аспектуальную систему языка хопи. Что он отрицал, так это то, что у хопи такое же понимание времени, как и у нас. Согласно его реконструкции, время в языке и культуре хопи не допускает пространственного представления и исчисления. Если переформулировать Уорфа, то можно сказать так: в хопи время не спатиализируется, не объективируется и не исчисляется, но проживается как опыт «опоздне́ния» (getting later). В объяснении того, что это за опыт, Уорф ссылается на Бергсона, а также связывает его с «аутентичным мировосприятием», еще не искаженным наукой и техникой. Во всем этом, похоже, немало теософии и индийской метафизики, о чем я писал здесь.

Почему Уорф делает такой вывод касательно языка и культуры хопи? Прежде всего на основе лингвистического анализа, т. е. анализа того, как выражается время у хопи. Хотя критики часто клеймят Уорфа за то, что он не был «профессиональным лингвистом», сами эти люди, как правило, о работе с живыми языками знают весьма отдаленно. Уорф вполне профессионально работал с носителями языка, в том числе в резервации хопи, и соотносил свои результаты с исследованиями ведущих американских лингвистов своего времени, с которыми поддерживал личный контакт и переписку. Его описания хопи выходили в серьезных изданиях, в том числе в рамках авторитетной серии по америндским языкам, основанной Боасом. Итак, в хопи, согласно Уорфу, время дано иначе в сравнении с европейскими языками, поскольку 1) в этом языке принципиально иная темпорально-аспектуальная система в грамматике; 2) темпоральная лексика грамматического типа («до», «после», «тогда» и пр.) устроена и используется иначе; 3) обычная лексика («день», «год» и пр.) не появляется в исчисляющих и объективирующих конструкциях.

Сейчас анализ Уорфа не кажется чем-то экзотичным. С 1930-х гг. уже описано довольно много языков с нестандартными грамматическими структурами и узусами времени. Обнаружены языки, в которых время не только не спатиализируется, но и вообще не выражается грамматически. И напротив, описаны языки, где время, аспект и наклонение имеются у существительных, а в некоторых исключительных случаях этими показателями могут маркироваться даже предлоги. Тут я вновь отсылаю к своей книге, где это рассмотрено на примерах (§ 7.1, 15.3, 15.4). К сожалению, у нас по-прежнему очень мало психолингвистических экспериментов, касающихся времени. Мы не понимаем, «каково это быть» носителем языка без категории времени или языка, где время систематически выражается для всех существительных (с этими людьми можно хотя бы наладить прочную коммуникацию, в отличие от летучих мышей). Тем не менее мы видим, что указанные вариации не произвольны: темпорально-аспектуальные системы устроены в соответствии с рядом принципов и тенденций, а вариации в области «именного» времени объяснимы, пусть пока преимущественно лингвистически, а не когнитивно. Остается надеяться, что к тому моменту, когда этими вещами начнут заниматься систематически, еще будут существовать те, кого можно изучать.

​​#философия
Рассматривая понимание истины как «открытости-откровенности» (das Offene), т. е. четвертый аспект алетейи-несокрытости, Хайдеггер приводит фрагмент из трагедии Софокла «Аякс» (V.646–647), в котором, по его мнению, выражено греческое предчувствие этого измерения истины:

ἅπανθ᾽ ὁ μακρὸς κἀναρίθμητος χρόνος
φύει τ᾽ ἄδηλα καὶ φανέντα κρύπτεται
«Время, обширное и не улавливаемое исчислением,
позволяет взойти всему неявному, но /снова/ скрывает явное в себе самом»

Интерпретирующий перевод Хайдеггера довольно близок к оригиналу. Именно «обширное» и «неисчислимое» время олицетворяет природу этого четвертого аспекта истины-алетейи, который предчувствовался греками, но не был концептуализирован, а под влиянием Платона и Аристотеля оказался навеки заслонен «эйдосом-обликом» (в новоевропейский период — «представлением» и «волей-жаждой»). Как утверждает Хайдеггер, работа «Бытие и время» открывает путь к осмыслению «изначального времени» как глубинной сущности несокрытости, т. е. как «пред-словия» для слова бытия. Более подробно обо всем этом вы сами можете почитать в его цикле лекций «Парменид» (§8-b).

Для нас сейчас важна одна из претензий, которую Хайдеггер предъявляет классической онтологии: она исчисляет, измеряет и спатиализирует (делает чем-то пространственным, «пустым») время, связывает время с мерой, числом и движением. Со времен пифагорейцев и Платона время действительно связано с числом и движением: соответствующие ходы мысли можно найти у Филолая, а в платоновском «Тимее» время прямо называется «подвижным обликом (εἰκών) вечности». В контексте исчислимости времени выстраивается оппозиция «вечного» и «временного», «бытия» и «становления» («рождения»), хотя степень «оппозиционности» у того же Платона сильно разнится в зависимости от контекста. Эти смысловые ходы реализуются в границах греческого языка, где, как я отмечал ранее, имеются пространственно-двигательные представления времени, которые восходят к общеиндоевропейским. Но есть в греческом языке и другие возможности: выражение времени и изменения через рост и рождение. В этом плане модели «X следует за Y» или «X будет перед Y» могут быть замещены моделями «X рождается от Y» или «X созреет до Y». Из греческого языка (как и из любого другого) не следует по необходимости какая-то одна онтологическая схема, однако мысль всегда нащупывает интуиции в сопряжении с языком, точнее говоря — она всегда движется по местности конкретного языка и «питается» почвой языка по мере своего разрастания.

В приведенном выше фрагменте Софокла время «рождает» неявное. Софокл использует глагол φύω «рождать, порождать, являться». Он примечателен тем, что восходит к праиндоевропейскому глаголу bheu- со значением «расти, рождать» и вторичным значением «быть, являться». Греческие формы перфекта сохраняют это старое значение «явления, возникновения». Хорошо известное слово φύσις, которое (в зависимости от контекста) можно переводить как «естество», «природа», «порода», «сущность», «бытие», производно от этого же глагола. Забвение φύσις-бытия, о котором говорит Хайдеггер, привело и к забвению временности. Изначальная временность неисчислима, непространственна и немыслима в терминах «однородности»; скорее, она просто указывает на появление и исчезновение, уместность, своевременность вещи или события. Время — это отпускание сущего в явленность или его удержание; в этом смысле у каждого сущего «свое» время, «своя» пора, для каждого сущего время «созревает» особым образом.

«Современный человек потому “имеет” времени все меньше и меньше, что он сам с самого начала овладел им как чем-то только подсчитываемым, и, одержимый им, стал по отношению к нему в позицию некоего распорядителя, чьим действиям время якобы подвластно. Если же наша мысль движется в изначально греческой смысловой тональности, тогда время, которое выступает как время, чем-то наделяющее, как время уделенное и нечто сообщающее нам, берет в свое распоряжение человека и все сущее и всюду увязывает и устраивает появление и исчезновение этого сущего. Время раскрывает и скрывает» (М. Хайдеггер «Парменид»)

#лингвистика #философия
Время идет, уходит, проходит, бежит, замедляется, протекает, летит, мчится — короче говоря, движется. Будущее ждет нас впереди, а прошедшее оказалось позади, ушло бесследно или наоборот оставило след на жизненном пути. Одно событие пред-шествует другому, один день идет за другим, год следует за годом, событие имеет начало и подходит к концу, дело может зайти слишком далеко и вообще бывает так, что всё катится в пропасть. Подобные примеры концептуализации времени и последовательности событий в терминах движения можно приводить до бесконечности, поскольку модель ВРЕМЯ — ЭТО ДВИЖЕНИЕ зашита в индоевропейские языки и из века в век воспроизводит себя. Как я указывал в предыдущем посте, эта модель не только лексическая, но и грамматическая (т. е. она часто используется для формирования грамматических показателей); кроме того, она широко распространена в языках мира, так как отражает одну из доминант в мышлении, однако ее нельзя считать универсальной (обязательной для всех языков). В этой связи интересны альтернативные концептуализации, которые могут предполагать изменение, но не подразумевают перемещение, т. е. локомоцию (считать ли их «пространственными» — в значительной степени вопрос определения «пространственности»).

Одной из таких концептуализаций является родительная или растительная, т. е. время «рождает» что-либо или цепочка событий описывается через рождение. Рост и рождение в физическом мире, разумеется, предполагают движение, но не всегда предполагают локомоцию; в сфере смысла движение может оказываться на периферии. Эту концептуализацию можно проиллюстрировать на следующих примерах: «время рождает героев», «на наших глазах рождается (~ возникает, появляется) X», «уже здесь можно было видеть зарождение будущих событий», «созрел момент для действия», «между ними зреет конфликт». Можно привести множество других примеров, где глаголы «рождаться», «созревать» и «расти» используются в значении «возникать, появляться, становиться», т. е. либо для описания темпорального перехода как такового, либо для описания перехода от ситуации A, когда еще не было X, к ситуации B, когда X уже возникло (или возникает).

Примечательно, что такое семантическое развитие фиксируется и для грамматических значений: глаголы с семантикой рождения и роста часто эволюционируют в показатели времени и аспекта-вида (лингвистически правильно говорить «аспект», так как вид – это специфическая категория славянских языков). В русском языке такие вещи встречаются лишь спорадически. Для иллюстрации можно привести фразы, где глагол «рождаться» используется в функции вспомогательного: «Бывает, у Ленина родится такое сказать», «У меня родилось сделать X». Эти примеры из говоров хороши тем, что мы наглядно видим «пограничные» случаи употребления, благодаря которым происходит грамматикализация. Судя по словарю Б. Хайне и Т. Кутевой, такого типа переход РОСТ, РОЖДЕНИЕ => ГРАММАТИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ, АСПЕКТ встречается в самых разных языках из различных семей. Был он, кстати, и в праиндоевропейском языке. Праиндоевропейский глагол bheu- имел как значение «расти, цвести», так и значение «быть, возникать». Именно к нему восходят наше «бытие» и наше «быльё», а указанная двусмысленность обыгрывается в русской поговорке «Было, да быльём поросло». Аналогичную модель семантического развития можно видеть во многих других индоевропейских языках. Так, в греческом мы имеем, во-первых, отражение индоевропейских форм у глагола phyo «рождать, возникать» в перфекте, где он означает «был» (отсюда physis — и «природа, возникновение», но и «бытие»), а во-вторых, многочисленные случаи метафорического использования глагола gignomai «рождаться; возникать, становиться» (отсюда genesis — то самое «становление, изменение», которое атакуют Парменид и Платон; буквально же — «рождение»). Все это, как вы уже могли догадаться, имеет прямое отношение к греческим вариантам онтологии, в частности к онтологии времени...

#философия #лингвистика
В языках мира отмечены разные стратегии грамматического и лексического представления времени, или темпоральных значений. Как носителям языка с развитой морфологией, нам ближе всего морфологическое представление времени в грамматике, т. е. с помощью аффиксов. Впрочем, в нашем языке есть и аналитическое будущее время, для образования которого используется вспомогательный глагол: «буду делать». Одна из наиболее частых стратегий — выводить грамматические и около-грамматические темпоральные значения из морфем или слов со значениями пространства и движения. Так, вспомогательные глаголы с темпоральной функцией нередко восходят к глаголам движения: вместо нашего «буду» могут использоваться «идти», «подойти», «направляться», «отправляться» и т. д. (ср. англ. be going to do для выражения будущего времени). Для выражения аспекта (перфектив, прогрессив, инхоатив, хабитуалис и пр.; проще говоря — «вид») также используются морфемы с базовым пространственным значением. Складывается ситуация, при которой темпоральная сторона грамматики в значительной мере имеет пространственно-двигательную основу. У меня нет точных цифр, так что могу опираться лишь на свое общее впечатление от многолетнего чтения словарей, грамматик и исследований по грамматикализации в совершенно разных языках из различных семей. Я бы предположил, что это примерно 70% от всех случаев (по отдельным семьям цифры будут сильно различаться).

Тем более примечательно, что есть языки, в которых этот феномен вообще отсутствует. Это языки двух типов: 1) те, в которых имеются грамматические или около-грамматические показатели времени (морфемы, вспомогательные слова, адлоги и наречия), но они не связаны с пространственными значениями; 2) те, в которых нет грамматических показателей времени как таковых. Вторые я рассмотрю позднее. Что касается первых, то это не такая уж редкость. Дело в том, что, помимо эксплицитно пространственных, источниками грамматических показателей времени могут быть, например, позиционные глаголы — «стоять», «сидеть», «лежать», «висеть», «находиться» (ср. русское «становиться», «стал / стану»). Конечно, при желании их тоже можно назвать пространственными, но как минимум здесь не предполагается локомоция. Имеются и другие распространенные источники — «держать», «брать», «хватать», «получать», а также более абстрактные «быть» и «иметь» (ср. с английской темпорально-аспектуальной системой, которая в значительной степени построена на be и have).

Один из важных источников «темпоральности» в индоевропейских языках — глагол со значением «жить, проживать», индоевропейское wes-. Похоже, он получил вспомогательную функцию лишь в отдельных семьях, шире всего — в германской (где-то напрямую, а где-то после перехода в значение «быть» и функцию локативной копулы). В итоге мы имеем, например, смешанную парадигму для глагола бытия в английском языке, где какие-то формы восходят к исконному глаголу бытия (is), какие-то — к глаголу «расти, цвести» (be, been), а какие-то — к глаголу «жить, обитать» (was, were). В немецком похожая ситуация, при которой глагол wesen выполняет различные вспомогательные функции. Кроме того, образованные от него имена охватывают примерно ту же область значений, что и наши «существо», «сущность». Чуткие к языку немецкие философы не могли не воспользоваться таким богатством: греческая oysia и латинская essentia стали передаваться как die Wesen «сущность». У Хайдеггера архаичная форма 3-го лица ед. ч. — west — используется для описания «темпорального развертывания» Бытiя, т. е. Seyn (в отличие от Sein). В греческой метафизике Бытiе открывалось как присутствие (die Anwesen), в Новом начале Бытiе осуществляется (west), т. е. дается, «дано» (Es gibt…). Иначе говоря, Хайдеггер обращается к архаичным способам употребления wesen для преодоления классической «метафизики присутствия», имеющей черты пространственности, презентности и зрительности. В связи с этой сложной темой отсылаю к своей лекции «Нерефлексивное конструирование онтологий», а об остальном позднее...

#философия
Интересная лекция К. В. Анохина о нечеловеческих видах (прото-)сознания. По большей части обзор свежих исследований. Если раньше спорили по поводу сознания / самосознания котов, собак и слонов, то сейчас добрались до рыбок, шмелей, улиток и муравьёв. Один из стандартных критериев для фиксации устойчивого чувства самосознания - распознавание себя в зеркале. В последние годы появились более сложные эксперименты, касающиеся, например, собственного запаха (очевидно, не для всех живых существ зрительная модальность стоит на первом месте). Кстати, сам Анохин считает, что формы субъективного опыта возможны лишь при достаточно развитой "сетевой" организации, которая способна абстрагировать большое число элементов опыта (создавать иерархии абстракций) и удерживать их на протяжении длительного периода (обеспечивать виды памяти). В этом смысле ранние формы сознания / самосознания он предполагает уже для моллюсков...

Ps. Примечательно, что с каждым годом "порог" сознания снижается. Так скоро и панпсихизм станет мейнстримом 😊

#Подборка каналов по философии
#Ресурсы

Лучшая доступная философия
● Философское кафе — редакция журнала Финиковый компот и Евгений Логинов (МГУ)
● Insolarance cult — медиа легендарного подкаста
● Extended Surreality — Александра Танюшина (МГУ) о современной медиакультуре, цифровой философии и диджитал-арте
● здесь были драконы — Эпистемолог Алексей Кардаш (Беларусь)
● Моральная крыса — этика и либертарианство Константина Морозова (ИФ)
● неискусственный интеллект — дублер одноименного подкаста (МЦИС)
● Renovatio — греческая и средневековая культура (МГУ)

Нишевые каналы
●  uAnalytiCon — великое екатеринбургское сообщество исследователей с гениальным чувством юмора
● Кафедра Истории Безуспешной философии — непревзойденный юмор Андрея Коченкова (РГГУ), совмещенный с эссе о философии восприятия
● YALDABOGOV — дублер одноименного стрима Васила
● Философия обиженного языка — великолепный историк философии Максим Евстигнеев (ВШЭ)
● Skepticfallacy — эпистемология, метафилософия и политическая философия Максима Воробьева (Тель-Авив)
● Травяной сбор трюизмов — математика, литература и мемы Арсена Вольского (Речесущество Страдающее, Новосибирск)
● Analytics — чат регулярных встреч по чтению статей (ВШЭ)

Логика
● Душный синтаксис — мемы и находки Максима Ростовцева (МГУ)
● Матклуб — канал чтений в дискорде
● S — логика и формальная философия Алексея Кренева
● Чат по логике
● Логика и метаматематика — общеобразовательное

Публичные философы сознания, тяжелая весовая категория
● Антон Кузнецов — звезда YouTube (МГУ, МЦИС)
● Беседин — а также Новое время (МГУ, МЦИС)
● PhiloStalkeR — легендарные схемы и доклады Матвея Сысоева (ИФ)
● Ленивый Философ — редкие, но качественные и откровенные эссе Богдана Фауля (СПб ВШЭ)
● Алексей Павлов — а также теология (ИФ)
● Эннеадов — пронзительные эссе и провокации Ивана Девятко (МГУ): дуализм, теология, метафилософия
● α-версия мудрости — Тарас Тарасенко (МГУ): а также стримы, метафизика, аниме и супергерои

История философии и лингвистика
● Antibarbari — греко-латинский клуб Вышки
● παραχαράττειν τὸ νόμισμα — античная философия и классическая филология
● Leucomustaceus — античная философия и филология
● RAntiquity — античная информатика Ольги Алиевой
● NUMINOSUM — Сергей Бородай (ИФ) обо всем

Новостные и институциональные каналы
● Блокнот философа — лучшее о конференциях и жизни ВШЭ
● Философская афиша
● Формальная философия (ВШЭ) — новости лаборатории
● Будущее грядет (МГУ) — когнитивные науки
● Философский факультет МГУ
● Казань философская
● Институт философии (РАН)
● Сектор современной западной философии (РАН)
● Сектор истории западной философии (РАН)
● ИФПР СО РАН, а также КМУЧ-2024 — новосибирская конференция
● Околофилософия в КФУ — архив материалов
● Академия кантиана (БФУ)

​​Избранные материалы и публикации по лингвистике из ТГ-канала NUMINOSUM (С. Ю. Бородай, ИФ РАН).

МОИ РАБОТЫ
🔹Книга «Язык и познание: введение в пострелятивизм»
🔹Интервью о книге «Язык и познание»
🔹Статья «Язык и познание: пострелятивистская исследовательская программа»
🔹Статья «К вопросу о связи структуры языка и логико-смысловых конфигураций»
🔹Статья «Об индоевропейском мировидении»
🔹Статья «Корпусные методы дешифровки анатолийских иероглифов» (совм. с И. С. Якубовичем)
🔹Полный список публикаций

МЫСЛИ О РАЗНОМ
🔹О моих занятиях лувийским языком
🔹Ольфакторный (обонятельный) язык у джахаи
🔹О фраземе «Держать х%% по ветру» (к проблеме ольфакторной лексики)
🔹Семантика музыки
🔹Неявная гармония: Уорф, Гераклит и индоевропейцы
🔹Проблема бытия, связки и предикации
🔹Китайские иероглифы и сознание
🔹О том, что платоновские idea, eidos нельзя переводить как «идея»

БИБЛИОГРАФИИ
🔹Библиография по когнитивной схематизации
🔹Когнитивная лингвистика: вводные работы
🔹Когнитивная лингвистика: масштабные проекты
🔹Когнитивные исследования метафоры
🔹Краткая библиография по проблеме «язык и мышление»

КОГНИТИВНАЯ СЕМАНТИКА
🔹Статья «Глубинная логика и проблема схематизации»
🔹Доклад «Схематизация в когнитивной науке: проблема формирования схем в раннем детстве»
🔹Доклад о схеме «вместилище» («внутреннее / внешнее»)
🔹Доклад о когнитивном статусе образных схем

КРАТКИЕ ОБЗОРЫ КНИГ
🔹Т.Я. Елизаренкова «Грамматика ведийского языка» (1982)
🔹Андрей Белый «Глоссолалия» (1922)
🔹В.С. Семенцов «Проблемы интерпретации брахманической прозы» (1981)
🔹В. Н. Топоров «Исследования по этимологии и семантике» (2004)
🔹S. Levinson «Space in Language and Cognition» (2003)
🔹S. Levinson, D. Wilkins «Grammars of Space» (2006)
🔹L. Talmy «Toward a Cognitive Semantics» (2000)
🔹Т. Г. Скребцова «Когнитивная лингвистика» (2018)
🔹Дж. Лакофф «Женщины, огонь и опасные вещи» (1987)
🔹W. Croft, A. Cruse «Cognitive Linguistics» (2004)
🔹Т. А. Майсак, Е. В. Рахилина «Глаголы движения в воде: лексическая типология» (2007)
🔹L. Jędrzejowski, P. Staniewski (eds.) «Linguistics of Olfaction: Typological and Diachronic Approaches to Synchronic Diversity» (2020)

‼️NUMINOSUM – лингвистика, философия. Подписываемся!

#философия
За последние два века историки философии проработали Платона от и до: буквально по каждому фрагменту можно найти десятки (а то и сотни) комментариев. Может возникнуть вопрос: есть ли вообще что-то, о чем еще не сказано в историко-философском плане? Ответ — да, и немало. На самом деле, каждое десятилетие открываются новые источники, и мы лучше узнаем контекст греческой культуры. До сих пор развивается понимание семантики и грамматики греческого языка, а также его становления (вы легко можете найти работы, где пересматривается традиционное понимание греческого перфекта — аспектуальной категории, важной для прочтения, например, аристотелевской energeia; также уже несколько десятилетий продолжается большая дискуссия о греческом глаголе бытия, einai, и его трактовке — см. мою статью «Об индоевропейском мировидении», где эта проблема вкратце разбирается). Благодаря археологии, эпиграфике и новым источникам расширяется наше понимание греческих культурных практик, в частности религиозных культов. Поэтому появляются новые работы по теме «Платон и орфизм», о чем уже говорилось тут. Но гораздо интереснее посмотреть шире: что нового мы знаем по теме «Платон и греческая религия», а также о связи религии и философии в его мысли? Я уже упоминал интересное исследование А. Найтингейл о понятии theoria (см. здесь). Обзор этой и другой проблематики с учетом актуальных работ можно найти в статье Г. Бетега «Платон о философии и мистериях» из свежего The Cambridge Companion to Plato (2022). Она прекрасно согласуется с тем, как я всегда представлял себе этот вопрос (с опорой на Флоренского и Лосева). Ниже даю развернутый конспект статьи, состоящий из моего пересказа, рерайта и сокращенных фрагментов (все ссылки на литературу опускаю, даю лишь некоторые ссылки на греческих авторов). Полную версию можно прочесть ниже по ссылке или скачать в pdf.

‼️Лучшая благодарность - РЕПОСТ 🙃

В широком смысле можно выделить два типа греческих религиозных ритуалов в V-IV вв. до н.э. Первый тип — публичные ритуалы, кодифицированные в священных законах и праздничных календарях городов; с помощью них общины подтверждали свою связь с богами, выражали гражданскую идентичность и политическое единство. Второй тип —институты, святилища, праздники и культы, которые выходили за рамки отдельных городов (наиболее яркий пример — оракул Аполлона в Дельфах). К этому второму типу относятся мистерии (таинства) — эзотерические культы, которые затрагивали отдельные группы граждан различных полисов и претендовали на более глубокое выражение греческой религиозности (слово mysteria буквально означает «тайну»; другое название культов — teletai «завершения, совершенства»). Об этих обрядах у нас не так много информации из письменных источников, однако имеется большой массив археологических и эпиграфических материалов.

Изначально слово mysteria относилось к празднику Деметры и ее дочери Коры в Элевсине (Элевсинские мистерии), но постепенно стало охватывать множество других жреческих культов, связанных с именем Орфея, Диониса, а также обряды, касающиеся группы мелких божеств, называемых корибантами. Общей чертой этих культов было то, что они предлагали особенно сильный религиозный опыт, который требовал специальной ритуальной подготовки. Платон часто упоминает различные мистериальные культы, такие как корибантские обряды. Однако явные упоминания и более тонкие намеки на Элевсинские мистерии, а также идеи и практики, связанные с орфическими и вакхическими культами, особенно заметны в тех отрывках, где он обсуждает природу и конечную цель философского созерцания, его связь с лучшей жизнью, отношения между душой и телом, бессмертие души и ее связь с божественным. Эти упоминания почти не встречаются в его ранних диалогах, но в изобилии появляются в диалогах среднего периода.
...продолжение...

#философия
«Прежде всего разберемся в этимологии этого слова (theoria). Она указывает на thea, что значит "зрелище", и на глагол hörö, что значит "смотрю" или "вижу" с оттенком констатации самого факта видимости. Следовательно, theöria означает такое зрение или зрелище, в котором зрящий фактически разбирается. Зрелище – это есть то, что отличается достаточно сложным и интересным составом, достаточно интересной формой и содержанием. Если в этом интересном зрелище мы производим анализ и синтез, то есть сознательно и расчлененно относимся к разным его моментам, то это значит, что у нас есть феория этой видимости. Перевести это слово в точности так же невозможно на современные иностранные языки, как и многие из разобранных выше платоновских терминов. Переводят: "созерцание", "наблюдение", "исследование", "любование", "видение", "рассуждение". Но уже приведенного у нас указания на этимологию данного слова достаточно, чтобы понять всю односторонность и уродливость этих переводов. К ним приходится прибегать против своей воли и только в силу необходимости передать хоть какой-нибудь момент из этого понятия <…>

От термина noësis феория отличается тем, что тот по преимуществу указывает на мыслительную деятельность; и только в результате углубленного философско-филологического анализа мы убеждаемся, что под этим мышлением в качестве его основы кроется самое обыкновенное чувственное восприятие. Термин же "феория" уже сам по себе, прежде всего чисто этимологически, указывает именно на соединение мыслительных и чувственно-воспринимающих актов. И, следовательно, термин этот гораздо богаче и интереснее термина "мышление", почему мы и считаем его завершением всей мыслительно-эстетической терминологии Платона <…>

(В случае theoria) имеется в виду прежде всего какое-нибудь зрелище, то есть достаточно интересный для рассмотрения и специально организованный или оригинально возникший предмет. Но так как сюда входит еще и корень глагола horö, то есть "оформленно, расчлененно вижу", то, очевидно, термин theöria представляет собою такое состояние сознания, которое имеет своим предметом организованную, оформленную действительность и которое аналитически-синтетически конструирует эту действительность на основе непосредственного видения или созерцания. Другими словами, в этом термине мы находим типичное для Платона и для всей античности взаимное слияние непосредственно-данной и сознательно-сконструированной предметности, что является для истории эстетики незаменимым по своей яркости и выпуклости материалом <…>

В качестве обобщающего тезиса эстетического и художественного значения феории мы могли бы привести следующее высказывание Платона (Epin. 986d): "Человек счастливый сперва поражен этим мировым порядком, затем начинает его любить, чтобы усвоить его, насколько это возможно для смертной природы, полагая, что таким образом он всего лучше и всего благополучнее проведет свою жизнь и по смерти придет в места, подобающие добродетели, – такой человек поистине и на самом деле примет посвящение, овладеет единой разумностью, раз уж он сам един, и будет в остальное время созерцать самые прекрасные явления, какие доступны зрительному восприятию". Это "созерцать", или, как сказано в подлиннике, "ставший созерцателем", концентрирует в себе всю рассмотренную у нас выше платоновскую эстетику феории. Здесь мы имеем и опору на непосредственные чувственные восприятия и на констатацию вечного порядка в чувственно-воспринимаемом мире, и любовь к этому вечному космосу, и охват всех его не только земных, но и небесных устоев, и получаемое от этого блаженство, и, наконец, обретение вечной жизни в согласии с разумом всей действительности в целом»
=====
А. Ф. Лосев «История античной эстетики. Том 2. Софисты. Сократ. Платон» (II.3, § 7.5)

#философия
«А. Найтингейл описывает theoria до Платона как "древнюю культурную практику, которая заключалась в путешествии в чужие края для присутствия в каком-то событии или зрелище". Этот обычай принимал разные формы. Платон использовал в качестве аналогии для философской theoria, ее гражданскую разновидность, когда theoros (зритель, созерцатель) направлялся в качестве официального представителя своего города в другой город, чтобы наблюдать там некое религиозное празднество, а по возвращении домой представить согражданам полный отчет о нем. В этом смысле, считает Найтингейл, theoria по самой своей природе была "международной", панэллинской, а сами Афины привлекали множество theorоi из других греческих городов, стремившихся увидеть великие афинские праздники - Панафинеи и Городские Дионисии. Она отмечает, что сам Платон открывает и завершает "Государство" примерами традиционной theoria. В начале диалога Сократ отправляется в афинский порт Пирей на праздник в честь фракийской богини Бендиды, из чего следует, что этот праздник имел более "международный" характер... "Государство" завершается мифом об Эре, который оказывается в высшей степени замечательной theoria: когда павшего в битве Эра уже собирались кремировать, он пробудился и рассказал соотечественникам о своем путешествии в страну мертвых, а также о празднестве, которое он там посетил.

Найтингейл отмечает, что в 5-7 книгах "Государства" Платон впервые вкладывает в уста Сократа объяснение того, что он понимает под "философией". Этот термин был известен его собеседникам лишь в смысле всестороннего развития ума, и он приводит их в замешательство, поскольку теперь его предлагается понимать в контексте нового значения «"theoria" как квинтэссенции деятельности истинного философа». Традиционный theorоs был любителем зрелищ, особенно религиозных ритуалов празднеств, тогда как философский theorоs "любит зрелище истины". Платон придает особое значение зрительному восприятию, видению, а не слышанию истины; но это особый род видения, созерцание "душевным оком". Обрести такое видение можно лишь после длительного обучения философии, которое служит приготовлением к нему, но завершается этот процесс "theoria /созерцанием/ всего времени и бытия". (Государство 486d)...

Притча /о Пещере/ начинается с описания человека, который находится "у себя дома", хотя в "Государстве" эти слова означают скорее polis (город), чем oikos (дом). Однако дом оказывается темной пещерой, а по сути – тюрьмой… Когда с одного из них /узников/ снимут оковы и, как пишет Платон, "заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх в сторону света", он впадет в замешательство, в состояние aporia (глубокой неуверенности), противоположное poria (уверенности). Этот человек, по словам Найтингейл, попадает "в подобие ничейной земли в экзистенциональном и эпистемологическом смысле". Он больше не способен узнать давно привычные тени и еще не в силах что-либо разглядеть в ослепительном свете, идущем сверху. Он хочет отказаться от путешествия наверх и вернутся в старую привычную тюрьму.

Но будущий философ не побежит назад, он даже, до известной степени, приучит себя к состоянию неуверенности, aporia, которое Найтингейл характеризует как "(среди прочего) состояние бездомности". Затем она описывает это новое состояние как, по существу, сходное с позицией отшельников в других культурах:

В дополнение состоянию aporia уход философа из дома влечет за собой вечное состояние atopia /"беспространственности"/. Человек, который отделился от общества и отправился в странствие по дорогам философской theoria, уже никогда не будет в настоящем смысле "дома" в этом мире. Theoria вырывает душу из привычной обстановки, направляя ее в метафизическую область, где она никогда не сможет обрести постоянного места и откуда она неизбежно должна будет вернутся. Как theoros, платоновский философ должен путешествовать, чтобы "узреть" истину (в разной степени полноты), а затем принести свое видение в мир людей».
======
Белла Р. «Религия в человеческой эволюции»

#философия
Один из наиболее ярких фрагментов платоновских диалогов — это фрагмент из «Федра» (246a-257b), в котором описывается посмертная участь души, ее странствие вместе с богами, созерцание истины и предвечных «обликов-идей», а также раскрывается типично греческая педерастия природа любви. Здесь содержится большое количество мифологических и мистериальных образов и мотивов, а сам философ определяется через мистериальный термин «совершенного» (~ достигшего последней стадии мистерий, τέλειος). Весь этот фрагмент (подобно фрагменту о пещере из седьмой книги «Государства») в целом имеет сильную зрительную образность, тесно связанную с визуальным пониманием «идеального».

Для описания облика души Платон использует образ (εἰκών «подобие») крылатой колесницы с запряженными в нее конями — один устремлен к добру и благу, а второй – ко злу. После смерти окрыленная душа движется по небу вместе с богами и созерцает многие «прекрасные зрелища»; затем лучшие души поднимаются до вершины небес, откуда могут созерцать «занебесную область» («сверхнебесное место», ό ὑπερουράνιον τόπος). Эту область не воспел ни один из поэтов, но о ней способен сказать философ, говорящий истину (ἀλήθεια) об истинном (~ подлинно сущем). Ее занимает «истинно сущая сущность» (οὐσία ὄντως οὖσα, букв. «сущность подлинно-сущностно сущая»). Именно с этой «сущностью» связан род истинного «знания» (ἐπιστήμη), которым питается мысль бога. И с ней же связано человеческое мышление (διάνοια), которое стремится познать ее через «узрение» умом (νόος). Душа здесь может «созерцать» саму справедливость, саму рассудительность и саму красоту, т. е. соответствующие облики-идеи. Полнота созерцания зависит от окрыленности души (некоторые «низкие» души до этой области вообще не добираются). Она же обеспечивает душе лучшую участь при следующем рождении (разумеется, лучше всего родиться философом, любителем Муз и Эрота, хуже всего — софистом и тираном).

Ввиду того что это миф с сильной зрительной составляющей (душа познает небо и занебесную область через зрение), нас не должно удивлять обилие зрительных глаголов. Центральное место занимают θεωρέω / θεάομαι «созерцать, наблюдать». Оба глагола, скорее всего, восходят к θέα «смотрение, вид, внешность, зрелище» — и это же слово использует сам Платон, когда говорит, что на небе можно созерцать многие «зрелища» (θέαι ~ такой же формой обозначаются богини, хотя в единственном числе богиня — это θεά, с ударением на втором слоге). Вся эта связка θέα - θεάομαι - θεωρός - θεωρία и пр. чрезвычайно важна для греков, так как затрагивает поэтическую, профетическую и мистериальную образность, о чем см. исследование А. Найтингейл. Глаголы θεωρέω / θεάομαι обладают двойственной зрительно-интеллектуальной семантикой: «созерцать, наблюдать», но и «рассматривать, исследовать, судить». Второе значение закрепилось после Платона, однако движение в эту сторону можно найти и в более ранних фрагментах, в том числе с формами, имеющими преверб (та самая модель ЗНАНИЕ – ЭТО ВИДЕНИЕ). Созерцанию божественных зрелищ соответствует «умное» созерцание — «философское» исследование / усмотрение (θεωρία). Во фрагменте 247c-d подчеркивается, что находящаяся в занебесной области «истинная сущая сущность» может быть «зримой» (θεατός) только для ума. Это созерцание «сущности» и качеств (обликов) «самих по себе» обеспечивает последующее знание на основе «припоминания».

Интересно, что, несмотря на возможность «созерцать» эту сущность умом, сама она описывается Платоном как «бесцветная» (ἀχρώματος), «бесформенная» (ἀσχημάτιστος) и «бесплотная» (ἀναφής). Имеется в виду божественное (а не человеческое) знание о ней, поэтому ее в этом плане не прославил (и не прославит) никто из поэтов. Эти апофатические «качества» мыслимы на высшей ступени философского созерцания, однако чтобы прийти к «бесформенности», нужно сначала использовать «форму» («облик-идею») как точку опоры (такими же точками опоры являются сами платоновские мифы-уподобления).

​​#философия
Для меня два самых важных «диалога» Платона — это «Парменид» и «Федр». В «Пармениде» дается диалектическое (в терминологии Платона) выражение философии, т. е. экспозиция мышления в его «логосном» совпадении с бытием (мировым мышлением-нусом как он онтологически развертывается), а также несколько софистических «ипотес» (для демонстрации тупиковости софистических ходов мысли, когда они не сопряжены с бытием, т. е. пример скатывания в «нелогосное» галлюцинирование о мире). «Федр» же — это квинтэссенция символического и мистериального измерения мышления. В философии Платона мышление едино, хотя эти аспекты и не тождественны. Разумеется, если мы хотим понять образные и символические детали слов ἰδέα / εἶδος, то нам лучше обратиться к «Федру».

Сразу бросается в глаза проблематичность русских переводов фрагмента 245a-b. До этого Платон говорит о бессмертии души, а затем переходит к «идее души» (περὶ δὲ τῆς ἰδέας αὐτῆς ὧδε λεκτέον, букв. «… о самой ее идее нужно сказать теперь...»). Об этом есть некое божественное знание (его Платон не затрагивает), но есть и человеческое — через уподобление, в данном случае уподобление упряжке с возничим. В русских переводах так и дают: «идея души» (и А. Егунов, и С. Жебелев, и А. Глухов), при этом Глухов комментирует, что ἰδέα — это вообще-то внешний вид, но в данном случае так нельзя понимать, поскольку речь идет о «философском представлении» или даже «художественным образе». Однако у Платона сначала сказано «идея души», а потом поясняется, что есть божественное знание этой «идеи», а есть человеческое, т. е. речь о каком-то там «представлении» не идет вообще (божественное знание точно не может быть чем-то «художественным»). К тому же, «идея души» звучит плохо и нелитературно. Наилучшее решение — «облик». Да, у души есть «облик» — в том же смысле, в каком мы говорим о «человеческом облике», т. е. о характере, природе, строе, но здесь же и зрительные коннотации, которыми пронизан весь диалог. Каков этот облик на самом деле — знают боги, но для человеческого понимания достаточно «уподобления» (опять же уподобление ее облика зрительному образу), такие вот «человеческие» уподобления и даются Платоном обычно в форме мифов (εἰκών «подобие», откуда наша «икона»). Дальше, кстати, в 246b говорится о том, что душа простерта по всему небу, принимая разные облики-эйдосы (πάντα δὲ οὐρανὸν περιπολεῖ, ἄλλοτ᾽ ἐν ἄλλοις εἴδεσι γιγνομένη), в частности она может быть окрыленной или бескрылой (во втором случае она «падает» в тело и перерождается).

В новом оксфордском переводе Р. Уотерфилда фрагмент 245a-b дан по смыслу правильно — character («природа», «свойство») — но без сохранения единства терминологии и зрительной образности. В других местах в том же диалоге ἰδέα / εἶδος передаются в основном как form. Интересно, что имеется фрагмент 237d, где Уотерфилд поступает иначе. В этом фрагменте говорится о том, что в каждом человеке есть «две ἰδέα», которые властвуют и управляют им (ἐν ἑκάστῳ δύο τινέ ἐστον ἰδέα ἄρχοντε καὶ ἄγοντε) — врожденное «влечение» (ἐπιθυμιία) к удовольствиям и стремление к наилучшему (ἐφιεμένη τοῦ ἀρίστου) на основе приобретенного «мнения» (δόξα). Уотерфилд переводит как two forces «две силы», в русских переводах — «две идеи» (Жебелев, Глухов), «два каких-то начала» (Егунов). На мой взгляд, «идея» не годится, потому что речь идет не о «мысленных представлениях», а о самом нашем душевном строе; к тому же, «влечение» не может быть мысленной «идеей». Неясно, насколько корректно ἰδέα / εἶδος понимать и переводить как «начало» и «сила» (у Платона для этих значений есть архэ и дюнамис). По смыслу укладывается, но теряется терминологическое единство, и непонятно, как могло произойти развитие от базовой семантики к подобной. Думаю, «облик / образ» по смыслу тоже подходит и преимущество этого выбора именно в сохранении единства терминологии: в нас есть два облика, два лица (две стороны), которые доминируют в тот или иной момент. Эти облики / лики связаны с общим обликом души из фрагмента 245a-b.

#философия #лингвистика
Просмотрел свой предыдущий пост и понял, что не всем читателям будет ясна одна из важных мыслей: все рассматриваемые древнегреческие слова являются однокоренными, и таковыми считались самими носителями языка. Это не до конца ясно, поскольку, например, oida и idea не выглядят (и не звучат) как слова одного корня. Попытаюсь вкратце разъяснить.

Все эти формы (eidomai, idein, oida, eidos, idea) производны от индоевропейского глагола weid-, который в презенсе и аористе значил «видеть», а в перфекте — «знать» (индоевропейский и ранний греческий перфект передают стативное значение, а не то, что обычно понимают под «перфектом»; т. е. «знать» здесь по форме примерно как «быть в состоянии видения, узревать»). От этого корня происходят наши «видеть» и «ведать», «ведун», санскритские «Веды» и много что еще (как я говорил, в перфекте он связан с обозначением пророческого знания). Если мы перенесем этот корень на протогреческую почву, то он будет выглядеть как Feid-, где F – это обозначение дигаммы, звука, выпавшего в большинстве диалектов примерно к VIII в. до н.э., но сохранявшего свои следы в метрике (например, у Гомера), в отдельных диалектах (дольше всего в эолийском) и в надписях. Далее, нужно также учесть, что в праиндоевропейском языке существовало такое явление, как аблаут, т. е. чередование (преимущественно в корне) между e, o, их долгими вариантами и нулем. Хотя истоки этого чередования не ясны, у него была своя логика: в глагольных «классах» оно выражается довольно последовательно. Его отражение вы можете видеть, например, в русских словах «лежать»-«ложе», «гонит»-«гнал», в некоторых «сильных» («неправильных») глаголах немецкого и английского языка, и много где еще.

В случае рассматриваемых древнегреческих слов «работают» сразу два механизма — выпадающая дигамма (образованные греки были способны ее «восстановить», хотя бы потому, что хорошо знали Гомера и альтернативные диалектные формы, ср. «Кратил» Платона) и чередование между e, o и нулем. Поэтому протогреческий корень Feid- «видеть, знать» может выглядеть (в зависимости от типа основы и типа словообразования) как eid- / id- / oid-, что мы и находим в eidomai «казаться, видеться», idein «увидел», oida «знать», а также в интересующих нас словах eidos (теснее связано с презенсом eidomai) и idea (теснее связано с аористом idein). В общем, никакой загадки здесь нет: eidos и idea воспринимались греками как близкие по значению слова, связанные с соответствующими формами глагола.

Платон воспринимал их ровно так же, вводя в свою философию. Примечательно, что он употребляет их если не синонимично, то в весьма близком смысле (порой они заменяют друг друга в сходных контекстах), а профессиональные платоноведы за два века так и не договорились, можно ли между ними провести философски значимое различие. Учитывая, что eidos употребляется Платоном примерно в 4 раза чаще, чем idea (и такое же соотношение в философски нагруженных контекстах), то более правильно говорить не о том, что Платон учил об «идеях», а о том, что он учил об «эйдосах и идеях». Но, как я уже неоднократно указывал ранее, это просто два слова со сходным значением «облик, (внешний) вид», так что правильно говорить, что Платон учил о (зрительно-мыслимых) обликах. Кстати, заметьте, что Платон вводит в свою философию сразу оба слова со сходным зрительным значением, а не «терминологизирует» лишь какое-то одно из них. Это еще один аргумент в пользу того, что при понимании и переводе нужно придерживаться аутентичного зрительного значения: не только idea не значит «идею» в современном смысле, но и eidos не значит «идею»; переводить их оба таким образом — это еще больший анахронизм, чем переводить так только одну idea. Но, как я планирую сказать в дальнейшем, платоновские idea / eidos не лишены и ноуменального (ментального) значения, и здесь Платон опирается на родной язык. Самое интересное во всей этой истории — то, как стал возможен подобный ход мысли.

#философия
Выше в целой серии постов я развивал мысль о том, что платоновские idea / eidos не означают «идею» и их вообще не нужно так переводить, а следует переводить (и понимать) как «облик» (или хотя бы как «форма» — что систематически уже делается в англоязычном платоноведении). Я отчасти объяснил «логику» использования этих слов у Платона: idea / eidos в его философии — один из способов «проникновения» в сферу ноуменального, а конкретно — через «прозрение» в лик вещи; в этом смысле существо вещи явлено в ее внешнем виде, форме, строе, порядке (этот порядок, в свою очередь, является отражением ноуменального порядка, который созерцает демиург-ремесленник при построении космоса как «изваяния» ноуменальных сущностей, т. е. богов).

Остановимся чуть подробнее на языковом аспекте проблеме. Специфика платоновского обращения к обликам-идеям состоит в том, что это путь к ноуменальным обликам через зрительные, т. е. Платон предлагает в буквальном смысле «увидеть» смысл вещи в ее внешнем виде, в том, как она оформлена, совершить акт чувственно-умного прозрения. Почему такой ход вообще стал возможен? О глубинных истоках говорить можно долго — отошлю к своей статье «Об индоевропейском мировидении», где я показываю, что в ранних индоевропейских традициях (прежде всего, греческой и индийской) зрительные «метафоры» для интеллектуальной деятельности распространены крайне широко, что, в общем-то, не является универсальным, поскольку, например, в австралийских языках метафора «ЗНАНИЕ / ПОНИМАНИЕ — ЭТО ВИДЕНИЕ» (I see your argument, «видимо», «точка зрения» и пр.) почти отсутствует, а ее место занимает «ЗНАНИЕ — ЭТО СЛЫШАНИЕ».

Платон опирается на греческое культурное и языковое наследие. В греческом языке — как и во многих индоевропейских языках (повторюсь, это не универсалия) — зрительные глаголы активно развивают «когнитивные» значения, т. е. «я вижу» в смысле «я знаю», «я понял» и т. д. Одним из таких глаголов является eidomai «являться, видеться», у которого довольно сложный путь развития (опустим этот вопрос) и который восходит к индоевропейскому зрительному глаголу weid- «видеть»; в перфекте этот глагол означает «знать» (еще у индоевропейцев) и часто используется в поэзии (например, в Ведах или у Парменида и Эмпедокла) в смысле боговдохновенного провидческого и философского знания. В одной связке с eidomai идут интересующие нас существительные eidos и idea; трудно с точностью сказать, что первично, а что вторично, но более вероятно, что eidomai образовано от eidos или, по крайней мере, испытало его влияние (idea же точно производно от аориста idein). Весь этот узел значений на синхронном уровне можно уподобить такой русской связке:

«видеться, являться» (eidomai-презенс) — «кажется, мне кажется / видится» (eidalletai-презенс) — «иметь увиденным / знать» (oida-перфект) — «усмотреть, узнать, рассмотреть» (idein-аорист) — «вид, облик» (eidos) — «зримое, вид, облик» (idea) — «образ, идол» (eidolon) — «красивый, сообразный» (eidalimos)

Разумеется, это примерные соответствия, так как глагольные системы и словообразование в греческом и русском сильно различаются; но показательно, что они вообще могут быть установлены, что объясняется преемственностью старых индоевропейских метафор и новыми семантическими развитиями по привычной культурной модели. Вышеописанная связка — лишь один из примеров зрительной метафоры в греческом языке, таких случаев большое число. Примечательно, что более абстрактные «познавательные» значения эти глаголы развивают и вместе с превербами (напр., syn-oida «совместно узнать что-либо, сознавать, считать», katidein «хорошо знать, уметь»). Платон опирается на это языковое наследие в своих диалогах в целом, употребляя «видеть» в значении «знать, понимать» (вроде «Видишь ли ты это? Да, вижу» и пр.) и вводя idea / eidos в качестве ноуменального «облика» вещи, проявленного в виде ее чувственной «тени». О том, как это словоупотребление соединяется с досократическим наследием и как это рождает философский «облик-идею», планирую сказать далее.

Вплоть до XV в. сочинения Платона распространялись только на оригинальном греческом языке. Хотя многие образованные люди им владели, в какой-то момент логично появилась общая потребность в переводе трудов Платона на латынь, вытекающая из интереса к его философии и её месту в христианстве. Переведённый ещё Цицероном (45 г. до н.э.) неполный текст одного диалога – «Тимея», конечно, не мог полностью раскрыть все идеи Платона, так что в этом направлении требовалась дальнейшая работа.

Первым, кто перевёл диалоги «Горгий», «Парменид» и «Законы», был Георгий Трапезундский (1395 – ок. 1472/73). Несмотря на своё прозвище, полученное от прапрадеда (в честь города Трапезунд, расположенного в Малой Азии), Георгий писал: «…я не италиец, но критянин, хотя и имею прозвище Трапезундский». Тут мы немножко напряглись, потому что все критяне, как известно – лжецы, но оставим парадоксы софистам 🫢

В 1457 Георгий Трапезундский написал один из самых известных своих трактатов – «Сравнение философов Аристотеля и Платона» («Comparationes philosophorum Aristotelis et Platonis»), который вызвал бурную полемику среди аристотеликов и платоников, окончившуюся только в 1472. В своём труде автор противопоставляет учения Аристотеля и Платона, доказывая, что философия первого ближе к христианской вере, чем платонизм, который полностью ей противоречит, а значит, недопустим для изучения и ошибочен.

Переводы Георгия Трапезундского ни раз подвергались критике за достаточно серьёзные для столь образованного переводчика ошибки и неточности. Некоторые учёные считают, что Георгий специально менял текст, так как являлся непримиримым противником философии Платона и старался таким образом опорочить философа и исказить его учение.

В полемике интеллектуальных кругов Италии, которая началась из-за трактата Георгия Трапезундского, на стороне платоников выступал Патриарх Константинополя – Виссарион Никейский (1403 (?) – 1472).

Его ответом на учение Георгия стало сочинение «Опровержение клеветы против Платона» («In Calumniatorem Platonis»), написанное в 1458-1469. В нём Виссарион Никейский, приводя каждый раз сначала греческий оригинал, затем – перевод Георгия, а потом – свой перевод с комментариями и исправлениями, старался показать превосходство Платона во многих областях знания (риторика, диалектика и т.п.) и близость его учения с христианскими догмами. В философии Платона Виссарион Никейский видел истоки идеи о Св. Троице, подчёркивал монотеистичность платонизма, а также общие с христианством представления о провидении и бессмертии души.

Однако самый популярный и точный перевод Платона на латынь в XV в. представил миру итальянский придворный философ и основатель Платоновской академии Марсилио Фичино (1433 – 1499).

Время его жизни и работы совпало с эпохой расцвета Ренессанса во Флоренции, поддерживаемой правлением Козимо Медичи и его преемников, покровительствовавших наукам и искусствам. Среди авторов, труды которых перевёл Марсилио Фичино – Плотин, Порфирий, Ямвлих, Прокл, Михаил Пселл и, конечно же, Платон (опубликованный в 1484).

В своих сочинениях «Платоновская теология о бессмертии души» («Theologia Platonica de immortalitate animarum», 1469-1474, опубл. в 1482), «О христианской религии» («De religione Christiana», 1474) и комментариях к диалогам Платона (особенно к диалогу «Пир») Фичино разработал философскую систему, объединив собственную переработку неоплатонизма и мистических учений поздней античности с основными догматами христианства, тем самым подтвердив возможность изучения философии Платона в христианской вере.

Вплоть до начала XIX в. большинство образованных европейцев знакомились с трудами Платона именно через перевод Марсилио Фичино: в те времена он был самым популярным.

💡Интересный факт: после появления книгопечатания (XV в.), первым был издан именно латинский перевод Платона (от Марсилио Фичино), а не его греческий оригинал, который был напечатан лишь в начале XVI в.

Salve, Latina!
🔜 #SL_libri

Сделал себе небольшой подарок. Здоровая философия как она есть 😁 В будущем году (в этом не получится, к сожалению, т.к. загружен) планирую вернуться к истокам - Платону и неоплатоникам. Именно с Платона, которого я открыл для себя, кажется, в 14-15 лет, началась для меня философия. Я уже писал, что, на мой взгляд, линия подлинной философии (в исконном смысле этого слова) пролегает от Пифагора, Парменида и Гераклита к Платону, неплатоникам, далее к немецким идеалистам, Хайдеггеру и русским философам Серебряного века. Ясно, что было много близкого еще, но это основная линия. Хочу еще в перспективе напечатать себе всего Платона в двуязычном виде - русском и древнегреческом. В общем, надеюсь, эта затея не разрушится под давлением жизненных обстоятельств. А вообще моя мечта - написать книгу о Платоне 😱

Кстати, англоязычные книги я печатаю в типографии. Это очень полезное дело, так как нужно следить за актуальными материалами (посмотрите, какие прекрасные темы по досократикам), а читать в бумаге гораздо приятнее.

#философия
Сам Платон прямо говорит то же о связи зрения, обликов и ноуменального познания, что я написал выше, — просто его нужно внимательно читать и оценивать в его целостности (или хотя бы в срезе конкретного периода):

«Зрение – это источник величайшей для нас пользы; <…> мы не смогли бы сказать ни единого слова о природе Вселенной, если бы никогда не видели ни звезд, ни солнца, ни неба. Поскольку же день и ночь, круговороты месяцев и годов, равноденствия и солнцестояния зримы, глаза открыли нам число, дали понятие о времени и побудили исследовать естество Вселенной (τῆς τοῦ παντὸς φύσεως), а из этого возникло то, что называется философией и лучше чего не было и не будет подарка смертному роду от богов. Я утверждаю, что именно в этом высшая польза очей. Стоит ли воспевать иные, маловажные блага? <…> Нам следует считать, что причина, по которой бог изобрел и даровал нам зрение, именно эта: чтобы мы, наблюдая круговращения ума в небе (τὰς ἐν οὐρανῷ τοῦ νοῦ κατιδόντες περιόδους), извлекли пользу для круговращения нашего мышления, которое сродни тем, небесным, хотя в отличие от их невозмутимости оно подвержено возмущению; а потому, уразумев и усвоив природную правильность рассуждений, мы должны, подражая безупречным круговращениям бога, упорядочить непостоянные круговращения внутри нас» («Тимей», 47a–c).

«Имя "человек" (ἄνθρωπος) означает, что, тогда как остальные животные не наблюдают того, что видят, не производят сравнений, ничего не сопоставляют (οὐδ ἀναθρεῖ), человек, как только увидит (ἑώρακεν) что-то, а можно также сказать "уловит очами" (ὄπωπε), тотчас начинает приглядываться (ἀναθρεῖ) и размышлять (λογίζεται) над тем, что уловил (ὄπωπεν). Поэтому-то он один из всех животных правильно называется "человеком" (ἄνθρωπος), ведь он как бы "очелóвец" того, что видит (ἀναθρῶν ἃ ὄπωπε)» («Кратил», 399c).

Есть направления философии, где Платона стремятся рассмотреть именно в его целостности, но есть и такие, которые вычленяют один из аспектов его мысли и считают собственно философским только его, а все остальное – культурной акциденцией. Так, среди академических философов (как минимум, после Гегеля) доминирует склонность к вычленению у Платона некоего «учения об абстрактных понятиях». Однако найти слово «понятие» (или его аналог) у Платона не получается, поэтому наилучшим кандидатом оказывается idea / eidos. Но для обоснования «абстрактного» и «понятийного» использования приходится отрывать «идею» от ее буквального значения «облик», на которое опирается Платон и которое многократно обыгрывает в своих диалогах. Вот рецепт Платона как «чистого» философа: находим у него близкую по духу тематику, деконтекстуализируем ее, «очищаем» мнимые термины от бытовых значений (или четко разделяем их) и отрезаем «культурные акциденции» (мифологию, эстетику, символику, пифагорейство, мистерии). Получаем кастрированного «чистого» Платона – автора теории познания, теории понятий и философа математики. В этой перспективе оказывается, что такие диалоги, как «Тимей» и «Кратил», это просто набор греческих сказок и упражнений в народной этимологии, и их можно вовсе не читать. Проблема, однако, в том, что такой взгляд (1) антиисторичен; (2) искусственно препарирует Платона; (3) в лучшем случае дает эдакого «развоплощенного» Платона, голую и безжизненную схему платонизма, без плоти и крови; (4) игнорирует то, что сам же Платон говорит о природе философии и ее задачах, т. е. игнорирует то, как Платон вообще понимал свою деятельность. Мне трудно представить, как можно пытаться понять философа, игнорируя его собственное видение философии. Да, с ним можно не соглашаться, можно перетолковать или поставить его в более широкий контекст, но для начала нужно последовать за его мыслью и попытаться понять то, что он силится сказать.

​​#философия #лингвистика
Возвращаюсь к платоновским «обликам», ошибочно переводимым как «идеи». Платона, как и предшествовавшую ему философскую традицию, интересует главным образом вопрос о начале (arkhe) всего. Это начало является не только «генетическим» (откуда все пошло), но и онтологически-эпистемологическим (что лежит в основе сущего). Путь к нему открывается через фундаментальный вопрос, который присутствует уже в ранних диалогах, — «что есть сущее?» или «что есть эта вещь или это качество сами по себе?». В принципе мысль Платона в какой-то мере могла бы обойтись и без «обликов-идей» — конечно, это была бы уже другая мысль, но общая направленность вопрошания осталась бы прежней. В ранних диалогах Платон обходится без «обликов-идей» — ему хватает языка «сущего» (to on), «сущности» (oysia), подлинного знания (episteme), природы (physis) и пр. Можно спекулировать по поводу того, зачем они понадобилось в более поздний период. В «Федоне», например, мы видим, что начинается все с вопрошания о том, что есть поистине та или иная вещь (без ссылок на что-то еще), и затем развивается и заканчивается «обликами-идеями». Та область, к которой принадлежат облики по своей сути, — это область правильно мыслимого, и о ней Платон немало говорит и безотносительно к ним. Доступ к мыслимому (nous, noema и все, охватываемое этим полем значений), как я уже указал, возможен не только через концепт облика — в том же «Государстве» вещи, которые отбрасывают тени, как и вся область ноуменального, называются «более подлинным» или «более сущим», чем земные «сущие» (ta onta), т.е. вещи-тени. Хотя притча о пещере в визуальном плане косвенно предполагает онтологический «разрыв» между тенями и всем остальным, все же на уровне языка, как я отмечал, Платон всегда стремится подчеркнуть «связь» между чувственными вещами и областью мыслимого.

Полагаю, именно здесь спрятан ключ от «обликов-идей». Слова idea / eidos (для простоты не различаю их) означают в древнегреческом языке «внешний вид, облик», и они значили именно это на протяжении всей его истории. Мыслители до Платона использовали их для обозначения «обликов» и «форм» вещей, стихий и других философских элементов, однако делали это несистематично, без четкой фиксации в своих учениях (в отличие от physis, logos, oysia, arithmos и пр.). Нельзя сказать, что Платон в полной мере «терминологизирует» idea / eidos, но он явно в средний и поздний периоды своего творчества на них сосредоточен. Эти слова имеют сильную зрительную составляющую (образованы от глагола «видеть», т.е. букв. «вид»), которая часто обыгрывается в диалогах. Вообще сам Платон считал зрение «высшей способностью», дарованной богами для того, чтобы люди могли наблюдать порядок Вселенной и аналогически заключать о ноуменальном порядке (см., напр., «Тимей» 47а-c, «Кратил» 399с). Более того, в «Государстве» (518d) он прямо говорит, что созерцание теней в каком-то смысле подобно созерцанию ноуменального — это одно и то же созерцание, просто направленное не туда.

Думаю, эти и подобные контексты хорошо объясняют, почему Платон привлекает «облики» (idea, eidos) к своим рассуждениям. Для Платона зрение — это больше, чем просто зрение, т. е. в зрении есть кое-что от мышления, но и мышление — это в каком-то смысле узрение внутренним оком. Сформулирую мысль так: облик вещи, ее вид, строй, порядок — это окно в сферу ноуменального. Через «облики» Платон стремится удержать ту «континуальность» между вещным и ноуменальными, которую он удерживает и через другие слова-понятия (особенно через «сущность» и ее связь с «вещами-сущими», ta onta). Это, конечно, не уберегло его от обвинений в дуализме, и некоторые его образы и контексты действительно имеют сильный дуалистический компонент (кстати, в «Пармениде» Платон демонстрирует понимание слабых мест и потенциальной дуалистичности концепта облика-идеи). Тем не менее саму символическую природу этого слова в диалогах Платона нужно учитывать. О том же, почему вообще стал возможен такой ход от «облика» к «мыслимому облику», скажу позже.

​​Обновленная версия списка обзоров книг и концептуальных статей, представленных на канале. Цель обзоров — привлечь внимание к той или иной работе. Иногда это рекомендации общего плана, иногда — довольно подробные обзоры, иногда — рассказ о том, какую роль определенный автор или книга сыграли в моем творчестве. Если размышляете над тем, что сейчас почитать, этот список также будет полезен. Репост приветствуется!

🔹М. Аркун «Гуманизм и ислам: сражения и суждения» (2005)
🔹Ш. Маламуд «Испечь мир. Ритуал и мысль в Древней Индии» (1989)
🔹Т. Я. Елизаренкова «Грамматика ведийского языка» (1982)
🔹Андрей Белый «Глоссолалия» (1922)
🔹В. С. Семенцов «Проблемы интерпретации брахманической прозы» (1981)
🔹М. Мерло-Понти «Феноменология восприятия» (1945)
🔹Д. В. Мухетдинов «Теология обновления: исламский неомодернизм и проблема традиции» (2023)
🔹В. Н. Топоров «Исследования по этимологии и семантике» (2004)
🔹С. Ю. Бородай «Конец метафизики и темпоральность истины» (2011)
🔹Ч. Энгелланд «Тень Хайдеггера. Кант, Гуссерль и трансцендентальный поворот» (2017)
🔹S. Levinson «Space in Language and Cognition» (2003)
🔹S. Levinson, D. Wilkins «Grammars of Space» (2006)
🔹L. Talmy «Toward a Cognitive Semantics» (2000)
🔹Т. Г. Скребцова «Когнитивная лингвистика» (2018)
🔹Дж. Лакофф «Женщины, огонь и опасные вещи» (1987)
🔹W. Croft, A. Cruse «Cognitive Linguistics» (2004)
🔹Ch. Nussbaum «The Musical Representation: Meaning, Ontology, and Emotion» (2007)
🔹Е. В. Рахилина (ред.) «Глаголы звуков животных: типология метафор» (2015)
🔹М. В. Копотев, Т. И. Стексова «Исключение как правило: переходные единицы в грамматике и словаре» (2016)
🔹J. Wuerth (ed.) «The Cambridge Kant Lexicon» (2020)
🔹Ф. Хаслер «Нейромифология» (2012)
🔹Т. А. Майсак, Е. В. Рахилина «Глаголы движения в воде: лексическая типология» (2007)
🔹С. Ю. Бородай «К вопросу о связи структуры языка и логико-смысловых конфигураций» (2023)
🔹Э. Уилсон «Эусоциальность» (2020)
🔹Э. Уилсон «Планета муравьев» (2020)
🔹L. Jędrzejowski, P. Staniewski (eds.)* *«Linguistics of Olfaction: Typological and Diachronic Approaches to Synchronic Diversity» (2020)
🔹А. В. Смирнов «Разум, язык, культура: как сегодня прочитывать концепцию ‘арабского разума’ ал-Джабири» (2024)
🔹A. Cox «Music and Embodied Cognition: Listening, Moving, Feeling, and Thinking» (2016)
🔹С. Ю. Бородай «Несколько аргументов в пользу концепции воплощенного познания» (2024)
🔹В. А. Лекторский «Деятельностные концепции в советской философии и когнитивная наука» (2012)
🔹A. Bernabe «Platón y el orfismo. Diálogos entre religión y filosofía» (2011)

‼️ NUMINOSUM - философия, лингвистика, востоковедение

Изучение философии Платона следует начинать примерно вот так 😊

Друзья, поздравляю всех причастных с Днем Переводчика! 🎉

Я никогда не называл себя «переводчиком», но формально я им являюсь, поскольку перевел за жизнь немало, хотя лишь часть работ была опубликована. Из неопубликованного, но ожидающего публикации упомяну переводы по психолингвистике и проблеме лингвистической относительности — статьи С. Левинсона, Д. Слобина, М. Митун и др. Надеюсь, они войдут в книгу, о которой я рассказывал здесь (для нее планирую перевести еще 5-6 статей). Из опубликованного имеется книга И. С. Якубовича «Лувийский язык в пространстве и времени», в основе которой лежит мой перевод с английского языка докторской диссертации автора — правда, русскоязычную версию он расширил и улучшил, так что это фактически уже новая работа. В процессе глоссировки корпуса лувийских текстов я с необходимостью занимался переводом всех этих текстов, но не оформлял это литературно. Также я довольно много переводил по востоковедению: статьи Ф. Рахмана «Ислам и современность», Р. Хассан «Исламский модернистский и реформистский дискурс в Южной Азии», М.Х. Каца «Предсуществование Пророка и свет Мухаммада», К.З. Сандс «Суфийские истолкования айта о Свете», А. Карам «Исламизм и гендер: мужские точки зрения» и еще несколько материалов — все это опубликовано в первых томах ежегодника «Исламская мысль: традиция и современность».

Кое-что я пытался переводить, но не довел до финальной стадии. Например, почти 15 лет назад я пытался переводить главы из работы Хайдеггера «Beitrage zur Philosophie (Vom Ereignis)», но потом бросил (знаний объективно не хватило, а свободного времени на повышение квалификации не было). По молодости переводил различные гимны «Ригведы», «Атхарваведы» и даже «Авесты» — все это лежит в виде черновиков.

Переводы нужны и важны. Труд (хороших) переводчиков бесценен. Хотя сейчас можно брать в помощники автоматизированный перевод, все же в случае сложных научных и философских текстов, а тем более поэзии они малополезны (проще самому с нуля перевести, чем потом все переписывать и править стиль). Да и в случае серьезных и нагруженных смыслом текстов переводчик отчасти выступает художественным соавтором, так что эта профессия всегда останется востребованной (но не факт, что хорошо оплачиваемой 😀).

Делитесь своим опытом переводов в комментариях!

​​#философия
В одном из предыдущих постов я отмечал, что перевод платоновских слов idea / eidos как «идея» вводит в заблуждение — прежде всего потому, что в греческом языке IV в. до н.э. это слово не означает «представление», «мысль» и тем более «идею». Переводчикам это хорошо известно: многочисленные контексты у того же Платона, где это слово явно имеет свое базовое значение «внешний вид, облик» и его невозможно «философизировать», переведены именно буквально («облик мальчика» и пр.). Однако традиция анахронистичного перевода очень живуча, так что философские контексты по-прежнему нагружают «идеями». Конечно, у Платона idea / eidos не означают только внешний облик, но мыслятся и как зримое внутренним оком (умом) и в нескольких местах даже как «безвидное», тем не менее переход к разговору о некоем умном облике совершается для грека через значение зримого облика и никак иначе (в тех местах, где говорится об idea / eidos). Потеря этой ассоциации в переводах ведет ко многим последствиям, среди которых, например, рассмотрение мифов Платона как сказочных «интерполяций», не связанных с философскими понятиями.

Обратимся к мифу о пещере. Сюжет общеизвестен: узники смотрят на стену, на которой видны тени вещей, проносимых позади узников; свет же идет от огня, который находится еще дальше; если кому-то даруется свобода, то он сначала узнает, что истинны «вещи», а не тени, и далее, двигаясь к выходу из пещеры, видит первопричину всего — Солнце. Сам по себе миф пронизан зрительным образами, но, к сожалению, не все из них можно распознать в русском переводе: в частности, утеряна важная семантическая ассоциация между «кажимостью», «представлением», «мнением» — она строится вокруг глагола dokeo «казаться» (сходную смысловую связь мы находим в русском языке: ср. «на небе показалась луна» и «мне кажется, что…»). Узникам нечто «кажется» (т.е. тени), и вышедший из пещеры не хочет разделять их «представления» («показавшееся им»), называемые, кстати, словом «мудрость» (sophia => отсылка к софистам).

Если нечто «кажется» тем, чем оно не является, то все же за «кажимостью» есть само нечто — «сущее» или «более сущее / истинное» (on). Здесь важно отметить, что в греческом языке для обозначения «вещей» может использоваться слово onta — субстантивированное причастие мн.ч. от глагола бытия, т. е. буквально «сущие». И у Платона употребляется именно оно: вещи (~ «сущие»), которые видят узники, на самом деле никакие не «сущие», поскольку «сущее / существующее» (или «более сущее») — это вещи (~ «сущие») позади узников, в том числе Солнце. Иначе говоря, тут у Платона имеется связь между «сущими-кажимостями» и «сущими (~ вещами) как таковыми», которая в русском переводе теряется, поскольку у нас слово «вещь» не восходит к глаголу бытия.

Онтологическая связь между «сущими-кажимостями» и «сущими как таковыми» подкрепляется самим устройством пещеры (вещи отбрасывают тени, но это тени вещей), а также более общей концепцией «идей-обликов» (далее я просто пишу — «облики»). Правда, в мифе о пещере почти не говорится об «обликах». Там есть другие слова с близкой семантикой — eikon «образ» и eidolon «вид, изваяние». В любом случае носителю греческого языка, слушающему диалог Платона и знающему, что Платон учит о неких «обликах», совершенно понятно, что тень является хорошим примером, поскольку имеет нечто общее с подлинной вещью — облик («идею»). Видимое узниками нечто — это лишь блеклый облик настоящего облика (в «Тимее», например, весь космос называется «изваянием-eidolon» вечных богов). И хотя узники видят лишь блеклые облики, они все же способны узревать в некоторых из них (например, в юношах 🫣) прекрасное, т. е. подлинный облик (это уже тема «Пира» и «Федра»). Мышление Платона ориентировано на прозрение в лик вещи, угадывание в ее облике отблеска незримого. В его языке облик («идея») еще сильно связан со зрительной образностью, но уже движется в направлении сферы смысла: как в наших оборотах вроде «нравственный облик писателя» или «утратить человеческий облик».

Друзья! Вновь открыл доступ к своей БИБЛИОТЕКЕ ПО ЛИНГВИСТИКЕ, которую выложил еще в январе. Ничего нового не добавлял, так что, если вы качали прошлую версию, то эту скачивать нет смысла.

В библиотеку вошло не все, что изначально планировалось, поскольку я не разобрал книги за последние несколько лет (это займет немало времени). Включены работы до 2021 г. Также я исключил большинство книг по когнитивной лингвистике, оставив лишь основные (в перспективе сделаю отдельную библиотеку по ней). И, самое главное, исключены русскоязычные работы (не считая моих собственных), так что права отечественных издателей не нарушены. В любом случае по итогу получилось около пяти тысяч книг и статей общим объемом около 48 гигабайт: от теории синтаксиса и грамматикализации до папуасских и юто-ацтекских языков 😀

Библиотека выгружена в облако, ее можно открыть по этой ссылке (там же для скачивания одним архивом имеется кнопка «скачать»). Она будет доступна в течение одной недели, после чего перестанет работать. Так что не забудьте скачать библиотеку на компьютер!

🎉Лучшая благодарность — изучение и популяризация моих работ. Для них выделена отдельная папка 😀 Также прошу сделать репост в свой канал, если он у вас есть: это поможет популяризовать научные знания и мой канал.

Также разрешаю залить библиотеку на рутрекер 🙂

‼️ NUMINOSUM – философия, лингвистика, востоковедение. Подписываемся!

#философия
В новых англоязычных исследованиях по Платону широкое распространение получила практика перевода греч. idea / eidos как «form». Такая практика была и раньше, но встречалась реже, а сейчас фактически уже стала основной: в качестве яркого примера сошлюсь на авторитетную коллективную монографию под редакцией Г. Файна «The Oxford Handbook of Plato» (2019) — в ней idea везде дается как form. Можно подумать, что это вызвано влиянием схоластической традиции, где греч. idea передавалось и как лат. forma, и как idea, но, если посмотреть издания XIX — первой половины XX в., то оказывается, что передача как idea почти конвенциональна (и в немецком тоже). Чем же вызван сдвиг?

В русском языке платоновские idea / eidos последовательно передают как «идея» — по крайней мере, в тех фрагментах, где предполагается «учение об идеях», при этом различие между этими словами не проводится. Интересно, что в отечественной традиции были дебаты, касающиеся того, как переводить idea / eidos у Аристотеля. В русских переводах дают и как «идея», и как «форма», и как «вид» (в зависимости от контекста). Притом имеется следующая тенденция: в тех работах и переводах, которые подчеркивают «имманентизм» и «материализм» Аристотеля в отличие от «идеализма» Платона, в основном дается как «форма». В связи с этим еще А. Ф. Лосев негодовал, что у Платона idea / eidos передают как «идея», а у его ученика Аристотеля — как «форма»: это вносит путаницу, потому что читателю кажется, что Платон учил о неких «идеях», а Аристотель отверг «идеи» и стал учить об имманентных «формах» вещей. Проблема еще в том, что имеется греч. morphe, которое тоже переводят как «форма».

Я не хочу сейчас вдаваться в вопрос о том, насколько богатое смысловое поле охватывают греч. idea / eidos — об этом множество работ, и тот же Лосев посвятил указанной проблеме отдельное исследование. Кроме того, имеется моя статья «Феноменология греч. idea, eidos», которая в полном виде нигде не опубликована (надеюсь, войдет в мою книгу) — там я высказываюсь довольно подробно. Я в целом согласен с Лосевым и Флоренским в том, что греч. idea / eidos в языке Платона и Аристотеля нужно переводить как «лик» или лучше — «облик»; если же придерживаться какого-то более традиционного варианта, то более адекватным, чем «идея», представляется слово «вид» (хотя смущают его сильные логические оттенки) В широком смысле есть две стратегии: сохранять словесное единство или передавать с помощью разных слов. В отношении греч. idea / eidos, учитывая их значимость для языка Платона и Аристотеля, в философских контекстах должна работать первая стратегия. А если мы ее придерживаемся, то «идея» — это ужасное решение.

Главная задача перевода — сделать текст понятным и читабельным для носителя языка, перевести его в пространство языка (а для уяснения деталей существуют ссылки и вводные статьи). Греч. idea / eidos не означают «идея» в том смысле, в каком мы говорим об этом сейчас, т. е. «представление», «мысль о чем-то»; такое «интеллектуальное» значение появляется позднее. У Платона, правда, есть контексты, где idea / eidos — это что-то мысленное, увиденное внутренним взором, но эти контексты производны от базового значения. В нашем же случае получается обратное решение: мы передаем нечто как «идея», а затем от производного (философского) значения идем к базовому, когда встречаем в тексте «идею юноши», «идею стола» или «идею тела». Для грека же базовое и самое бытовое значение idea / eidos (сейчас для простоты не различаю их) — это «внешний вид», нечто зрительное, видимое, или, как предложили Лосев и Флоренский, «лик», «облик». Есть и другие значения, но это базовое — и по контекстам, и этимологически. Платоновские «идеи» — это, прежде всего, «облики» вещей. А развитие самого учения (об этом, надеюсь, скажу в последующих постах) движется в контексте проблемы культа, т. е. возможности «идолов» (eidolon) для бесплотных «обликов-идей» (ср. «Тимей»). В общем, думаю, современная англоязычная передача как form в целом лучше, чем idea.

#философия
За свою жизнь несколько раз довольно подробно общался с физиками и математиками по проблемам онтологии. В основном дискуссия начиналась с моих вопросов о том, как понимать ту или иную теорию (теория суперструн, гипотеза Пуанкаре), далее следовали объяснения на примерах и каждый раз эти примеры оказывались неудовлетворительными. Самые разные примеры: от мысленных экспериментов до аналогии со «струнами» (почему-то 11-мерными) или что-нибудь в духе «представим пятимерную сферу» и «представим, что время — это одна из осей пространства-времени». Из всего этого я заключил (и собеседники обычно соглашались), что привычные нам образы и модели (грубо говоря, из «макромира») просто онтологически непригодны для объяснения явлений микромира или более абстрактных имагинативных «пространств». Отсюда следует, что для понимания фундаментальных теорий такого типа нужно быть способным мыслить и понимать соответствующий формальный аппарат, т. е. набор элементов и связных структур (обычно уравнений). Короче говоря, адекватное понимание фундаментальной теории — это понимание ее математического аппарата.

Выше я сформулировал следующую мысль: научная теория работает с регулярностями, которые описываются в терминах структур и которые поддаются прогнозированию (опустим детали, касающиеся того, чем отличаются различные науки, какого типа структуры используются, и т.д.). Ввиду того что реальность, предположительно, как-то «устроена» (строительная метафора), то в ней на различных уровнях (пространственных и временных) всегда будут какие-то регулярности, которые можно описывать. Следовательно, одна из проблем теоретизирования — это проблема сегментации, ограничений и предсказаний.

Концепция воплощенного познания, энактивизм и, шире, 4E Cognition предполагают, что человеческое сознание / познание невозможно понять без учета его телесности, укорененности в среде и культуре. Связка «тело-сознание-окружение» обычно мыслится онтологически нередуцируемой и недискретной, притом и пространственно, и темпорально. Встает вопрос: если такая встроенность в среду важна, то как вообще изучать сознание / познание? Мое сознание социализировано в этой среде, чье-то сознание — в другой среде, а чье-то вообще не социализировано: что с этим делать? К тому же, есть мое сознание, есть другие сознания, да и мое сознание сейчас одно, завтра иное (буддисты согласятся): что изучать-то? Вообще да, проблема в том, что можно построить и теорию моего сознания и даже стадий моей жизни, корреляций между постами в этом ТГ-канале и моим самочувствием и пр. Вряд ли это кому-то будет интересно, но все же. Хотя, с другой стороны, историки «школы Анналов» написали немало работ по микро-истории, где «изучается» нечто подобное: то, что жизнь средневекового горожанина (и регулярности в ней) для кого-то интереснее, чем моя жизнь и ее регулярности — это вкусовщина. В общем, я хочу подвести к такой мысли: для построения «теории сознания / познания» в рамках 4E-парадигмы все равно потребуется выбрать какой-то «уровень» детализации и все равно мы придем к достаточно формальной, отвлеченной модели с прогностическими возможностями (желательно). И главное: такие модели с каждым годом будут все менее доступными для людей, плохо разбирающихся в математике и нейронауках. И любые общепонятные аналогии будут все хуже работать (как с физикой).

Выше приводил пример со сложной «теорией ритма» Э. Ларджа, которая включает концепцию нелинейных динамических систем, коннекционизм, хеббову пластичность и натренированную в этом ключе нейросеть, а сама описывается сложным математическим языком. И такие вещи, которые, честно говоря, почти невозможно понять без специальной подготовки, появляются все чаще. Именно теория нелинейных динамических систем уже отчасти стала «формальным аппаратом» 4E Cognition и, вероятно, эта ее роль будет усиливаться — как и предсказывали Ф. Варела и И. Томпсон. А значит: теории сознания / познания станут немыслимыми для неспециалистов (иногда и для специалистов).

Пока идет голосование, хочу напомнить вам о заметке, собранной из нескольких постов, которые я подготовил в прошлом году. Заметка посвящена как раз структурам и гармонии — в мысли Б. Уорфа, Гераклита и у индоевропейцев. Исследуя какие-то идеи, невольно наталкиваешься на интересные параллели и даже влияния. Судите сами: Уорф вдохновлялся французским «каббалистом» Антуаном Фабром д’Оливе (1767–1825), а именно — его работой по числам и символике древнееврейского языка. Этот же Фабр д’Оливе сильно повлиял на всю французскую «(псевдо-)каббалистику» XIX — первой половины XX в., в том числе на Элифаса Леви (1810–1875), который, в свою очередь, служил одним из главных источников вдохновения для Е. П. Блаватской. При этом Уорф в поздний период своего творчества также находился под влиянием Блаватской и других теософов. Теософы же, помимо европейской «каббалистической» мысли, активно обращались к индусской метафизике, которая наследует некоторые паттерны общеиндоевропейской мысли (в частности, идею оппозиций и гармонии как слаживающего элемента). И тот же самый паттерн унаследовала греческая мысль — пифагорейцы, Гераклит, Платон. Оттуда, вероятно, в эпоху эллинизма он перешел в герметизм и прочую постэллинистическую синкретичную «закваску», которую в. XV в. реанимировали Фичино и Ко, заложив основу уже для новоевропейского оккультизма (из которого и вырос «каббалист» Фабр д’Оливе).

Что касается моей заметки, то ниже краткое содержание (кстати, к ней тематически близка статья об индоевропейцах, а в моей книге «Язык и познание» имеется большая глава о Уорфе, где реконструируются его взгляды):

Уорф мыслил сущность языка через заимствованное им из оккультизма понятие «контактности» – неявной связи, особой гармонии элементов, которая логически предшествует самим элементам и как бы «актуализирует» их. Эта контактность функционирует на всех уровнях языка (от фонетического до синтаксического), однако ее глубинная основа укоренена в процедурах моделирования (patterning), отражающих природу высшего ума (санскр. manas-). Через изучение этих процедур мы придем к пониманию этого высшего ума, но для этого нужно задействовать материалы незападных языков, где указанные процедуры отражены в более аутентичном виде – например, материалы языка хопи. В своей лингвофилософии Уорф вдохновлялся не только американским структурализмом, но и западным оккультизмом, и теософией, и индийской метафизикой. В контексте западной линии мысли его нужно считать наследником античных философов, в частности Пифагора (пифагорейцев) и Гераклита. Можно провести параллель между уорфианской «контактностью» и гераклитовской «неявной гармонией», а это отсылает нас к более глубокому истоку – индоевропейским представлениям о «гармонии» и «книге мира». И античное понятие, и индусская метафизика языка, которой вдохновлялся Уорф, являются двумя ветвями развития архаичного индоевропейского представления о сакральности речи.

#философия
«Аристотель родился, жил и умер» — так одну из вводных лекций об Аристотеле начал Хайдеггер, после чего сразу перешел к его философии. Хотя формально это верное описание биографии Аристотеля, вряд ли оно показалось слушателям достаточным. О муравьях, которым ранее на канале было посвящено несколько постов, мирмекологи говорят, что до 70-80% времени они ничем не занимаются, т. е. не ищут пропитание, не работают, не воюют, не собирают разведданные. Мы привыкли думать о жизни насекомых и животных в категориях «инстинкта», «выживания», «размножения» — в действительности же многие живые существа значительную часть времени занимаются непонятно чем (посмотрите на своих котов). С каждым десятилетием мирмекология открывает все больше данных о повседневной жизни муравьев, об их социальных структурах, о коммуникативных стратегиях. Если «теория поведения муравьев» является частью мирмекологии, то эта теория сильно расширяется и разветвляется. Теперь недостаточно сказать, что цикл жизни муравейника устроен «таким-то образом» — взгляд постоянно детализируется, так что модель в духе «муравьи такого-то класса рождаются, живут и умирают» уже вряд ли кого-то удовлетворит.

Мы могли бы предложить «теорию человеческой жизни» в духе хайдеггеровского описания биографии Аристотеля, но могли бы и более детальную — с учетом социализации и траектории культурного развития. Можно пойти еще дальше и представить «теорию развития человека X» или «теорию развития нейронной сети Z у человека X», притом эта теория будет отличаться от «теории развития нейронных сетей» как таковой, поскольку будет обогащена уникальными данными по социализации в определенной культуре, т. е. по нейропластичности (нейронные структуры, как и другие аспекты нервной системы, отчасти формируются культурой).

Если вы читали мой предыдущий пост, то уже могли догадаться, к чему я клоню. Теория должна выявлять какие-то закономерности, структуры и при этом иметь прогностические свойства — в этом плане теория человеческой жизни в духе «человек рождается, живет и умирает» до определенной степени удачна. Далее можно погрузиться в детали: например, дойти до так называемой «теории сознания», «теории моторного акта», «теории волевого акта» или чего-то еще в таком роде. Предполагается, что все это каким-то образом «устроено», т. е. у этого есть структура и регулярность. Однако неизбежно встает проблема сегментации. Мы можем «отделить» одну способность от другой или один сегмент действительности от другого, и хотя это работает до какой-то степени, все же действительность как таковая обладает связностью. Кроме того, структуры характеризуются разной степенью устойчивости и ригидности. Концепция воплощенного познания утверждает, что нельзя иметь адекватную «теорию познания» без учета фактора телесности, а шире — без учета укорененности сознания в среде и культуре. Какой познавательный феномен мы ни возьмем, нам все равно придется вернуться к телу, контексту и культуре. В этом смысле признание воплощенности познания — это признание онтологической недискретности связки «сознание-тело-среда» (онтогенетически и филогенетически). И здесь мы упираемся в ту проблему, о которой говорилось выше: до какой степени нам нужно учитывать эти детали?

В предыдущем посте я упоминал теорию ритма Э. Ларджа и его коллег, которая предполагает, что восприятие музыкального ритма и подражание ему — это в буквальном смысле резонанс тела (ЦНС, периферической нервной системы, далее — ног, рук и пр.) с окружающей средой (ее вибрациями) на основе соответствующей «сонастройки». Чтобы понимать эту теорию, нужно понимать математический аппарат нелинейных динамических систем, а также современные версии коннекционизма. Это лишь один из аспектов познания, но тренд ясен: от «важна телесность и укорененность в культуре» мы постепенно будем двигаться к графикам и математическим выкладкам в духе теорий квантовой механики. Трагизм в том, что ни одна такая «теория» никогда не совпадет с реальностью в полной мере, как бы ее к ней ни влекло.

В Brill в серии Алисии де Блазио исследований по истории русской мысли в августе вышла новая книга. Пишут, что это первая и единственная монография на английском про Флоренского. Мы видели, что Флоренский популярен во Франции, и это правда – его переводы стоят на книжных полках лицом к покупателю в парижском магазине философского издательства Vrin. Нам говорили, что слава Флоренского докатилась аж до Пиренеев и где-то там в далекой солнечной Испании есть его фанаты. Но вот теперь и католик и сардинец о нем книгу написал! Раньше, в 2020 году, у него вышла книга о Шестове. Обложка правда у книги какая-то дебильная.

#философия
Много десятилетий идет дискуссия о том, можно ли когнитивность понять как вычисление. У этой дискуссии несколько измерений, но для многих исследователей камень преткновения на пути к согласованию — сама модель вычисления (точнее, группа моделей), которая использует понятия «информации», «ввода», «вывода», «обработки», «(амодального) символа-репрезентации». Если копнуть чуть глубже, то можно увидеть, что эта модель, по сути, особым образом оперирует со структурами, привлекая нередко математическую логику и статистику. В таком контексте за страшным словом «вычисление» скрывается всего лишь своеобразная попытка структурно-формального представления познавательных процессов. Поэтому, когда мы узнаем, что проблема вычислимости восходит, как минимум, к Лейбницу, то тут нечему удивляться: при желании ее можно и к Платону с Аристотелем возвести — в той мере, в какой они давали структурно-формальное представление мышления (при этом, конечно, потребуется расширить само понятие «вычисления»). Иными словами, столь популярные в наше время понятия «вычисления», «предиктивная модель», «активный вывод» работают в той же рамке, в какой всегда работала классическая философия, — в рамке абстрагирования и структурирования, а также реконструкции (представления).

Мы с неизбежностью прибегаем к поиску структур в познании и с неизбежностью даем какую-то реконструкцию сознания / мышления — будет ли это «логос» Гераклита, формальная логика, диалектическая логика или теория вычисления. Поэтому когда о многочисленных моделях в рамках энактивизма и воплощенного познания говорится, что они «невычислительные» и «нередукционистские», то это больше идеологическое определение, чем содержательное. Проблема в том, что эти теории зачастую не менее «формалистские», чем вычислительные подходы. Так, например, модели познания в рамках «воплощенной» когнитивной лингвистики опираются на довольно формальные операции — схематизацию, отображение, категоризацию и пр. Да, это не «логика» в привычном смысле, они, безусловно, не настолько абстрактны. И мыслим мы, согласно этим моделям, не с помощью «логики». Тем не менее в целом они «логичны», последовательны, до какой-то степени «формализуемы» (ни одна логика, кстати, тоже не формализуема в полной мере). Модель концептуальной интеграции Ж. Фоконье и М. Тернера вполне может посостязаться в формальности и абстрактности с классическими логическими моделями, но отсюда не следует, что она «развоплощена». Вообще дискуссия о воплощенности / развоплощенности уходит на второй план, если мы ставим вопрос о структурах и реконструкции: в этом случае мы просто больше сосредоточены на сути, т. е. на выявлении, грубо говоря, «механизма».

Эти мысли я уже частично формулировал в своей статье «Несколько аргументов в пользу концепции воплощенного познания». Сейчас я вновь к ним вернулся, когда в поле моего зрения попали статьи исследовательской группы под руководством американского музыковеда Э. Ларджа — ведущего специалиста по теории музыкального ритма. Общая идея такая: восприятие ритма и способность моторно «воспроизводить» его суть «воплощенные» способности, которые являются не чем иным, как в буквальном смысле колебанием нейронов мозга, периферической нервной системы и самого тела в резонансе со средой на основе сонастроенности с ней. Иными словами, ритм — это как бы резонанс с бытием (вспомним логос Гераклита). Но это не просто спекулятивное заявление. За теорией стоит обоснование в виде десятков нейрофизиологических исследований, натренированных искусственных сетей, исследований в области психологии развития, а главное — в виде набора нелинейных динамических систем со сложным математическим аппаратом. Думаю, это хорошая иллюстрация того, что даже если мы попытаемся убежать от структур в область «тела» и самых тонких нюансов настройки нейронных ансамблей (типа деталей хеббовской пластичности и формирования зеркальных нейронов), то мы все равно вернемся к структурам. Мы обречены на структуры.

#философия
За свою относительно небольшую научную жизнь я проработал / просмотрел / осмыслил сотни статей по экспериментальной психологии, в особенности по психолингвистике. Преимущественно это статьи последних 30 лет. Тот материал, который я проработал до 2016 года, можно посмотреть в моей книге «Язык и познание: введение в пострелятивизм» (2020).

Что хочется сказать? В целом чувства неоднозначные. Материала действительно много. Каждый кто профессионально занимается наукой и следит за эмпирическим материалом, понимает, что это прорыв. Даже и тысячной доли такого материала не было у психологов познания XIX — первой половины XX века. И с каждым годом его становится все больше. Но в этом же состоит катастрофичность ситуации. Как с этим материалом работать? Уже на 2016 год даже просмотреть (не вчитываясь дотошно) материал по проблеме усвоения языка было нереально — у одного Д. Слобина вышло больше десятка томов по разным языкам. Усвоение языка – часть более общей проблемы развития когнитивных способностей, в том числе языковых способностей. Соответственно, материал психолингвистики — это лишь один из сегментов, помимо него сюда также входят психология развития в целом, нейронаука, когнитивная антропология, лингвистическая типология, теория грамматикализации. Порой по одной языковой категории в нескольких языках — мне запомнился случай с дейксисом и дейктическими классификаторами («этот», «тот» и пр.) — огромные корпусы, над которыми работают научные команды. Даже если (чисто гипотетически) кто-то освоил этот материал (хотя пока он осваивал, появилось еще столько же :-) ), неясно, как он будет способен его обобщить и осмыслить и как ему удастся это связать с другими областями познания (см. мой пример в связи со схемой «вместилище»).

Усвоение языка — проблема, которая пересекается, например, с теорией Хомского, предполагающей, что «усвоение» — это не выстраивание системы с нуля, а, скорее, активация глубинных морфосинтаксических структур, которые якобы являются врожденными. Так ли это? Для ответа на вопрос нужно понять еще теорию Хомского и ее современные варианты (если вы не сталкивались с формальным синтаксисом, то, поверьте, это непросто даже для профессионального лингвиста). Опускаем то, что по самой этой теории тысячи работ, в том числе по отдельным языкам. Допустим, у вас есть «выжимка» эпистемологических предустановок теории — так ли легко их соотнести с эмпирическим материалом? Если бы это было легко, то не существовало бы несколько десятков концепций усвоения языка, притом солидно фундированных в эмпирическом плане и по-разному оценивающих даже то, попадают ли определенные факты в нативистские рамки или нет. Таким образом, на каждом этапе перед вами возникают непреодолимые препятствия, и это лишь одна из частных проблем эпистемологии.

Про старую психологию и около-экспериментальную философию можно забыть. Эмпирическую часть эпистемологии XIX — первой половины XX в. следует вычеркнуть. По современным стандартам это что-то вроде собрания анекдотов, не сильно лучше (чего не скажешь о теоретических рамках, которые по-прежнему интересны). Даже к экспериментам 1970–1980-х гг. сейчас много вопросов — почитайте про кризис воспроизводимости, а также о дискуссиях вокруг него. В данном плане меня всегда удивляло, насколько вольно профессиональные философы обходятся с эмпирикой — в частности, нередки примеры, когда берутся 2-3 эксперимента и вокруг них выстраивается целая эпистемологическая модель (или их используют для подтверждения главного тезиса). И это не XIX век, а работы 2010-х гг. (можно вспомнить, например, полемику вокруг эксперимента Либета). С точки зрения стандартов экспериментальной психологии это эпистемологический обскурантизм.

В дальнейшем еще планирую развить мысли по поводу современной науки. Пока хочу лишь обратить внимание на двоякость ситуации: с одной стороны, море материала, с другой — невозможность его осмыслить. К этому добавляется еще и то, что многими он просто игнорируется. Наука как она есть на практике.