сценарии-м

с243

Как терапия стала мемом

У соцсетей есть одна сверхспособность — рефлексия пользователей. То есть когда что-то становится трендом, это достаточно быстро осмысляется и (чаще всего) в качестве отвтеной реакции становится мемом.

При этом рефлексия может быть направлена и на феномен соцсетей в целом. Выше — скриншот из одного рилса, где под грустную музыку показан такой вот текст. Это можно назвать аутоиммунной рефлексией — она противостоит тому явлению, которое ее породило.

Забавно, но именно благодаря этому Бен-Чхоль Хан так популярен в ТикТоке — с ним делают похожие ролики, где говорится, что наши смартфоны — это цифровые паноптикумы и ежедневная утомляющая работа. Сам стиль Хана подходит для таких роликов — короткие, емкие предложения-афоризмы, которые вот-вот и превратятся в мемы.

Похожий «переворот» происходит и с терапией. Значительная часть языка поп-психологии уже разошлась на мемы (и вот еще) или стала шаблонами, которые используют не только специалисты, но и стендаперы с рилсмейкерами. Короче, один шаг от серьезности до мема — и он уже сделан.

Часто этот момент упускают критики терапевтического поворота, которые пишут об универсальном и тотальном языке психологии. Это правда есть и это существенная проблема. Однако она все чаще разбавляется пользовательской рефлексией, за которой стоят реальные люди, готовые также среагировать на сверхчувствительный язык терапии.

Есть хорошая статья Сергея Финогина, где собраны основные критические замечания по поводу культа терапии и превращения ее в новую идеологию. Я был на осбуждении этой статьи и там как раз ответом на критику Сергея звучала эта мысль: терапия стала мемом, трендом для рилсов, за которыми часто не успеть жанру длинных текстов и долгих размышлений. В общем, терапевтический поворот стал еще одним оборотом по орбите смешных картинок.

с242

За три месяца существования моей книжки «В чем истина?» вокруг нее накопилось немало разных отзывов и комментариев. Недавно я случайно наткнулся на статью в журнале «Правила жизни», где Александр Иванов, главред Ad Marginem, рассказывает, что ему понравилось в книге. Тут дело не только в том, что это положительный отзыв, но и в том, что в нем всего в паре абзацев точно отмечены нюансы, о которых я и сам часто говорю, рассказывая о книжке:

«Читать эту задорную книгу нужно тем же способом, которым она собрана, то есть методом "контент-монтажа". Ничего унизительного в этом методе нет, перед нами вполне легитимный вид современного знания, которое можно назвать знанием библиотекаря или знанием книжного продавца, — это набор имен, названий книг, краткий обзор содержания библиотечных карточек (на обороте титульного листа), где сформулирован маркетологический контент книги и ее место в магазинном рубрикаторе.

Открытием автора является использование жанра эксплейнер (рекламное видео для клиентов) в обзоре современной философии. Читатель легко может выбрать необходимый продукт по краткому описанию его свойств. Одна из самых завораживающих глав называется "Как написать "Критику чистого разума". Пошаговая инструкция", из нее читатель узнает, что "вещь в себе" — это бренд, который в мемах легко становится "вещью вне себя" и запоминается как "пододеяльник после стирки". В общем, есть место юмору».

Кстати, еще из таких новостей — книга появилась на Букмейте (который теперь Яндекс.Книги), если у вас есть подписка, там можно почитать, а еще — послушать аудиоверсию.

с241

На днях пришли грустные вести о смерти Шамшада Абдуллаева — писателя и поэта, связанного с Ферганской школой. Когда-то я был его внимательным читателем: одним летом мы собирались на ридинги и обсуждали его тексты в парках, садах и библиотеках.

Этой осенью, когда был теплый сентябрь, я часто думал о его прозе — медлительной и спокойной. Я много катался на велосипеде по городу и ощущал другой ритм жизни, когда ты можешь выбирать скорость передвижения, спешить или не спешить. Это напоминает процесс чтения.

Тексты Шамшада учат тому, что каждое действие, каждый предмет имеет свою значимость. Но эта значимость именно в малом, тишине, бесстрастности, пустынности. Шамшад писал: у каждого человека накоплен набор странных состояний, которые вдохновляют и спасают его.

Это «странные состояния» спокойного дня, теплого и замирающего, когда перед тобой лежит путь до дома — без хронологических примет, без событий, без фобий. Если вы хотите начать читать Абдуллаева, то вот три текста, которые в этом помогут:

Свободная проза — короткая заметка с перечислением многих писательских принципов.

Медленное лето — сборник стихотворений, один из важнейших.

Путешествие — рассказ, драматичный и в то же время спокойный.

с240

Почему философские метафоры иногда умирают?

На днях читал лекцию о том, как понятия темного, жуткого и странного заполнили современную философию. Это проблема, которая меня давно волнует: раньше казалось, что так называемые «темные теории» — это продуктивно и оригинально. Мир современной философии наполнился нечеловеческими существами и пугающими объектами. Но что дальше? А вот тут уже возникают проблемы. Пост получился слишком большим, поэтому я отправил его в Телеграф — можно прочитать по ссылке. Как говорится, научные революции — это революции метафор. Но метафоры могут умирать. Как они умирают — говорю в этой заметке с цитатами, которая написана по мотивам недавней лекции.

с239

Когда я думаю, что устал или не хочу что-то делать, вспоминаю слова Агамбена о неспособности. Это, конечно, не относится к работе, потому что там хочу-не-хочу не действует, но в целом это хорошие слова:

Сегодняшнего человека отделили от собственной неспособности, лишили представления о том, чего он может не делать, и в итоге он верит в своё всемогущество и повторяет радостное «Проще простого!» или безответственное «Будет сделано!», когда на самом деле он должен понять, что он каким–то непостижимым образом оказался во власти сил и процессов, контролировать которые он совершенно не в состоянии. Он слеп не к своим способностям, а к своим неспособностям, не к тому, что он может делать, а к тому, чего он не может делать или же чего он может не делать.

Это из его небольшой книжки «Нагота». Там есть интересная главка под названием «О том, чего мы можем не делать». Файл с книжкой приложу к посту. На вечер самое то.

с238

Рилсы, рейв и сообщество

Недавно наткнулся на обсуждение, как говорится, программной статьи Бори Клюшникова «Синтетическое сообщество». Главный тезис текста в том, что мы перешли от звуковых (шумных) форм рефлексии к тихим речевым тактикам, говорению, обсуждению и тектсам. Вместо шума — речь и письмо.

У этого есть свои последствия: речь часто не слышно, она не переходит к действию. Шум — это движение, танец, динамика, витализм, он не переключается на режим «mute». Политически шум сильнее текста. В связи с этим в статье предлагается альтернатива.

Это возвращение искусства (и не только) к музыкальному и шумовому выражению. Так мы можем получить сообщество, которое образуется не вокруг артикулированных посланий-лозунгов, а вокруг чувственного опыта. Боря Клюшников приводит примеры: в частности, синтетическое сообщество производит рейв-культура.

Сейчас у нас стало больше примеров. Шум и музыка много где оказались впереди текста. Самое очевидное тут — переход контента соцсетей от текстовых постов с картинками к коротким видео, клипам и рилсам.

Именно рилсы стали идеальным форматом репрезентации аффектов. Их можно назвать шумом эмоций – с помощью музыки и короткого видеоряда они получают емкое выражение. Вот умиление, крутость, страх, раздражение, ненависть.

Часто это не те чувства, которые мы привыкли испытывать в жизни. Рилсы не просто веселят нас, а отправляют жить в мире кульминаций, где 10 секунд смешного сменяются 10 секундами печали или жалости (кто-то забирает котенка из приюта).

Это апгрейд синтетического сообщества: шум стал личным делом, а лучшие моменты любимых хитов не нужно ждать. Сообщество (условная пересылка друзьям видео из ленты) строится вокруг быстрого обмена шумом. Маленький домашний эмоциональный рейв, где уже не тело, а психика дрожит и танцует.

с237

Теплый сентябрь принес много теплых событий: мы с Лизой поженились, а на этой неделе поедем в Москву. За этот приезд успею (наконец!) провести презентацию своей книжки «В чем истина?». Приходите в эту субботу в Книжный в клубе в 16:00, нужно только зарегестрироваться. Поговорю о книжке, конечно, но больше о связи современной философии и популярной культуры и о том, как становится возможен формат «быстрого объяснения».

А еще дополнительный вопрос

Я сейчас активно читаю двух авторов — Слотердайка и Бен-Чхоль Хана. Оба интересны и у обоих есть тезисы, с которыми хочется поспорить. И появилась такая идея: записать небольшой, но обстоятельный курс лекций об одном из них. Например, разобрать все эссе Бен-Чхоль Хана и то, что вокруг них. Или разобрать по главам «Макросферологию» Слотердайка. Я бы сделал дополнительный канал с лекциями и символической платой за вход. Все лекции были бы доступны в записи + со всеми материалами по теме. Только теперь надо выбрать.

• Вот здесь краткий план по Хану. 

• А здесь по Слотердайку. 

И опрос для голосования ↓

с236

Вчера было 11 сентября. Этот день занимает важное место среди символов современности. С терактом 9/11 закончился короткий 20 век и заодно вернулась история, которую незадолго до этого похоронил Фукуяма, решив, что мир либеральной демократии окончательно установился (сейчас мы знаем еще один день, когда история вернулась).

11 сентября долго было моей римской империей, которая началась с подросткового удивления от фильма «Жутко громко и запредельно близко». Потом этот интерес угас, но когда я стал заниматься современной философией 9/11 переодически всплывал: от мемов о том, что «мы не были рождены в мир, в котором нам суждено было вырасти» до текстов по типу статьи Бодрийяра «Дух терроризма».

Фотография мальчика на фоне башен-близнецов хорошо передает настроение: «терроризм не событие, а скорее, отсутствие события, принимающее форму вызова, направленного внутрь». Это взрыв некой пустоты, которая говорит о небезопасности повседневного мира. Это мир не чрезвычайного положения, которое, как известно, объявляет суверен, но он страшнее.

Мейясу в «Дилемме призрака» пишет об ужасных смертях: «их смерти не свидетельствуют ни о каком смысле и ничего не завершают». Во многом это может быть следствием взрыва убивающего отсутствия, у которого нет внешней справедливости. С этим взрывом заканчивается «забастовка событий» (Бодрийяр) и начинается возвращение в пустыню реального (Жижек).

След 9/11 затрагивает и тех, кто не наблюдал это в прямом эфире, но все равно оказался в одном таймлайне. Неслучайно «Эйфория» начинается со слов главной героини: я родилась спустя три дня после 11 сентября. Эти придает сериалу «поколенческий» эффект: пришло время чудовищ, когда старое умирает, а новое еще не рождено. И тут уже приходится быть современником, заглядывать в темноту времени, как говорил Агамбен.

Если интересно почитать чуть больше об этом, то есть:

1. Статья Бодрийяра «Дух терроризма»
2. Сборная статья «Apocalypse now. Философия после 11 сентября»
3. Текст Жижека «Добро пожаловать в пустыню реального»

с235

Если не брать школьные триггеры по поводу дня знаний и неиронично поздравлять с началом сентября, то я бы сказал так: желаю вам в этом году уговорить своего научного руководителя поучаствовать в вашем авангардном блэк-металл проекте. Именно это гласит один из комментариев, оставленный под «песней» Делеза, записанной с Ришаром Пина на его музыку. Это очень крутая композиция с интересным текстом из Ницше. А вообще если говорить про союз Делеза и Пина...

Когда Делез читал лекции в Венсене, на его занятия ходили самые разные люди: историки философии, математики, художники, музыканты. Одним из его самых преданных слушателей оказался Ришар Пина, композитор, который первым во Франции стал использовать в рок-музыке аналоговый синтезатор.

Они стали друзьями. Ришар Пина сыграл большую роль в работе с архивом Делеза, создав сайт с текстами философа. Делез много беседовал с Пина о музыковедении и делился идеями своих курсов. Сам Пина будет говорить о работе с Делезом так:

Если взять последние страницы главы о ритурнели в «Тысяче плато», видно, что ему удалось на четырех страницах выразить то, что хотел бы написать любой музыкант, пытавшийся теоретически осмыслить музыку. В этом и состоит его гений.

с234

Прошел месяц после публикации моей книжки. За это время она успела попасть в топ продаж Фаланстера, закончиться и снова появиться в Подписных изданиях, и так и не доехать до меня в виде авторских экземпляров.

Многие мои опасения по поводу книги, к счастью, не подтвердились. Сейчас мне кажется, что она попала к нужному читателю, и это не может не радовать. Единственное, мне часто приходится отвечать на вопрос, что это за название такое — «В чем истина?».

Но в этом есть доля иронии: собственно, что-что, а истина, кажется, волнует современную философию далеко не в первую очередь. Если, конечно, не брать Бадью и пару других авторов.

В общем, надеюсь «В чем истина?» продолжит свой книжный путь в том же ритме. И я ещё не раз поблагодарю читателей. На данный момент все ссылки, где можно почитать о книге и заказать её, собраны вот здесь, а самый недорогой вариант — на диких ягодках.

с233

Читаю сейчас книгу Алена Гидара о том, как рилсы (и другие короткие видео) произвели революцию в культуре залипания. Гидар описывает переход от статичных смешных картинок к бесконечным роликам с постоянной кульминацией. Я и сам почувствовал это на себе: помню, как раньше очень часто была усталость от мемов и одинаковых шаблонов, которые работали по принципу «это должно быть по сути смешно, даже если в целом это совсем несмешно». Но с рилсами всё иначе. Гидар отмечает три момента, благодаря которым случился этот тотальный перехват внимания:

1. Бесконечность шаблонов (не только тренды, но и отрывки из фильмов, скетчи, старые видео, и всё не длиннее минуты);

2. Индивидуальный подбор (мощные алгоритмы рекомендаций и гигантские переписки с друзьями, состоящие из одних рилсов и фраз «мыыы»);

3. Музыкальная и видео кульминация, и ее постоянство.

У Гидара есть небольшая история залипания, хотя большая часть книги, конечно, посвящена современности. Например, он говорит, что раньше залипание чаще всего было связано с насилием, алкоголем и религиозным опытом. Как и Хейзинна, он отмечает, что люди Средневековья жили в хаосе естественного и неестественного насилия, и легко залипали в нём.

Но потом инструментов залипания становится всё больше. Кибернетика зависимости обновляется. Формат коротких вертикальных видео совпал с логикой рынка и проник в само воображение: там можно увидеть то, что раньше ты даже не мог представить. Точнее, не мог представить, что есть такая зона реальности, которую можно вот так легко показать за 30 секунд. Залипание — антоним медитации и сна. В их случае мы имеем дело с некоторой пустотой, тогда как залипание — это всегда переполненность.

Из опыта: вот недавно увидел рилс о том, как придумали шоколад Бабаевский. Меня удивило, что примерно что-то такое я и представлял, и каждый раз смеялся вообще что существует такой продукт. А про это уже и ролик есть. Он оказался быстрее моего воображения, и поэтому я залил.

с232

Недавно узнал слово рюкзачел. Вы наверняка знаете, кто это. Есть всегда такой друг или одноклассник, который везде ходит с рюкзаком, даже если там ничего нет. Если даже туда нечего положить. Просто рюкзак за спиной, везде. Так вот, первым рюкзачелом был Людвиг Витгенштейн. На фото как раз его рюкзак, который он всюду таскал — всегда и во все путешествия. Зебальд приводит слова сестры Витгенштейна:

Везде и повсюду был с ним его рюкзак, о котором сестра Маргарита как-то раз напишет брату, что она любит сей предмет не менее нежно, чем его самого, — он сопровождает философа во всех его путешествиях, даже через Атлантику, на пароходе «Квин Мэри», и далее от Нью-Йорка до самой Итаки.

с231

В современном дискурсе вокруг любви есть две заметных траектории. Первая — это поиск, когда субъект предпринимает смелое решение все-таки выйти на рынок отношений и что-то рассказать о себе, познакомиться. Вторая — это разлука, когда приходится сталкиваться с радикальным отсутствием, брошенностью и скорбеть по лучшим временам. Между двумя этими траекториями и происходит то, что называется любовью и отношениями — взаимными, опасными, прагматичными или негативными.

Интересно, что для двух этих траекторий есть отдельные проекты (каналы), которые как бы говорят: мы две стороны одной медали, без риска не может быть любви, а любви не может быть без возможной печали. Это, собственно, тиндер для академиков, который (вполне успешно, как мне кажется!) пытается пересобрать механизмы эмоционального рынка и по-новому настроить самодизайн тех, кто ищет свою любовь (или научного руководителя).

И для второй траектории разлуки — брошенка стадис, где собраны самые разные высказывания о брейкапах, тяжелых расставаниях и нелюбви. Важно, что в оба эти канала может написать каждый. Благодаря этому, я думаю, формируется особая парадоксальная любовная речь, которую можно разглядеть с двух сторон. Как люди говорят о себе в момент поиска и как говорят в ситуации, когда закончен не только поиск, но и всё, ради чего он происходил. Фрагменты речи влюбленного и разлюбленного соседствуют и порой граница между ними становится тоньше.

Каким языком пишет человек, который хочет рассказать о себе важные вещи, чтобы найти тех, кто на него похож? И как складывается речь в ситуации травматичной любовной утраты? Есть ощущение, что это всё шире, чем обстановка в «обществе негативных отношений» Евы Иллуз. Как будто в этом концепте есть что-то игрушечное: мы в детском магазинчике, где нужно выбрать наилучшее развлечение. Но современный любовный субъект ищет по-настоящему, а не просто выбирает, и так же по-настоящему расстается, а не просто «оптимизирует» то, что не приносит ему радости.

с230

Летом есть время читать философские тексты, которые давно откладывались. Вот мой небольшой список того, что сейчас — в относительно теплые дни — читается хорошо.

1. Бён-Чхоль Хан. Кризис повествования. Это небольшое эссе в виде отдельной книги, где Хан обращается к Беньямину и пытается понять, почему мы перестали рассказывать истории. Вообще Хан парадоксальный для меня автор — мне нравятся те кейсы и цитаты, которые он приводит, но... выводы, которые он из них делает, мне совсем не близки. Для Хана, например, истории (как личный рассказ, посиделки у костра или на кухне) переживают кризис, вместо историй теперь сторисы в соцсетях. Ну сторисы и сторисы, то же самое, например, было с газетами, потом с радио, но истории мы всё равно рассказываем. В общем, книжку стоит читать ради интересных разборов Беньямина и наблюдений о связи теории, любви и нашего умения рассказывать. Читается быстро и легко.

2. Петер Слотердайк. Сферы: глобусы. Этот текст я ещё не дочитал, но точно могу его посоветовать: тут есть и точные размышления о земле и географии, и попытки нового взгляда на темы скорби, призраков, прощания с любимыми. Текст Слотердайка мне кажется таким классически философским в хорошем смысле: современный magnum opus. В одной из глав он предлагает концепцию, согласно которой, главный механизм культуры — это стремление пережить прощание с близким. Слотердайк так и говорит: Я начинается с разлуки. Короче, книга на всё лето.

3. Харальд Йенер. Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955. Наиболее поразившая меня книга из списка, тут я и смеялся, и плакал, и много думал. В первую очередь о том, что может делать человек в ситуации тотального поражения и окружающей разрухи. Вообще как пересобирается мышление после диктатуры и тотальной идеологии. Книжка, конечно, не совсем философская, но как важный рассказ о прошлом, которое что-то говорит о будущем — вполне хороший вариант для размышлений. Моя любимая глава — о любви: какой может быть любовь в послевоенное время, когда героизм — главный враг чувств.

Книга вышла!

«В чем истину?» теперь можно купить в Подписных изданиях. Скоро появится и в других книжных. Также можно заказать через маркетплейсы. Вот здесь все ссылки:

🧡Подписные издания
🖤Фаланстер
💙Ozon
💜Wildberries
💚Издательство

Надеюсь, скоро получится провести презентации в Петербурге и (возможно) Москве. Так что еще буду возвращаться сюда с анонсами.

А здесь — все остальные ссылки, где можно заказать книгу.

c229

Небо становится терапевтическим

Небо ушло от внимания философии после 1830 года — тогда перестали производить глобусы неба, которые раньше всегда шли в паре к земным. Созвездия и образы астрологии оказались забыты. Об этом здорово пишет Петер Слотердайк в «Сферах»:

Поэтому богатства человеческой сущности более не расточались на воображаемые высоты. С установлением всеобщей грамотности созвездия были преданы забвению; начертанные на небе иероглифы уже не находили читателей, и Рак, Дева, Стрелец продолжали влачить жалкое существование лишь в субкультурах, одержимых страстью к астрологии.

Но сейчас эта пограничная, мистическая культура возвращается — уже не в качестве философского взгляда вверх, а как обращение к себе, в котором часто имеется терапевтический эффект. Узнать типаж, угадать судьбу, понять, что происходит внутри. Астрология дает инструменты психологического узнавания — во сколько часов ты родился? Так вот кто ты такой, все понятно!

Это интересно, что небо в итоге оказалось не трансцендентальным отчуждением философии, а личным трипом для угадывания себя и других. Тоже взгляд наверх, который потом все-таки возвращается на землю, чтобы мы обсудили это с друзьями.

с228

История рейвов в России началась с вечерники на тему космоса — Gagarin Party. Это был первый масштабный рейв на 3000 человек, Советскому Союзу отстаивалось совсем немного — буквально пара недель. Тема космоса мне кажется здесь очень символичной. Это настоящая хонтология, философия призраков. Космос — один из главных концептов будущего, который был в СССР. Это темпоральный режим, который определял движение времени вперед: будущее как проект.

Но хонтология — это утрата будущего, ностальгия о том, когда это будущее ещё было представимо. И вот оно как будто наступает, но наступает как призрак самого себя — рейв, музыка, стиль, множество освободишихся тел, которые сносят настройки прежнего времени.

В одной из своих лекций Алла Митрофанова говорила, что историческая катастрофа протанцовывает себя через тела участников. А у Беньямина есть мысль, что «наша жизнь – это мышца, у которой достаточно силы, чтобы сжать все историческое время».

Но время может распадаться, утрачиваться. Поэтому Бен-Чхоль Хан, например, цитирует и Пруста, и Беньямина, и пишет: утрата времени происходит как утрата мышечной массы.

Будущее — это некоторое напряжение. То, что заставляет двигаться. Рейв является напряжением всех мышц, которые выталкивают тебя не в космическое будущее, а в кромешное настоящее. Мышцы расправляются, и время, как известно, выходит из сустава.

с227

В последнее время часто думаю о том, почему у любви и отношений появляется всё больше слов для описания: ситуэйшеншип, созависимые отношения, делюжншип, романтическая прекарность, ONS. А вот у дружбы... Разных слов для описания по-прежнему мало. Понятно, что есть друзья по работе, по переписке и так далее. Но! Дружба работает сложнее: её настройки и модусы общения, они очень разнообразны. Друг — это со-законник. Есть общий негласный закон для нескольких друзей. Так рождается сообщество. Про любовь написано очень много как часть истории эмоций, а культура дружбы забыта. Однако есть ощущение, что если мы разберемся как дружить, любить станет понятнее.

Мне всегда казалось, что твой возлюбленный или возлюбленная — это в первую очередь твой лучший друг. Не родственник, а именно претендент — постоянный заявитель на то, чтобы быть вместе. Есть некоторая истина дружбы, дружба является её совместным поиском. Об этом писал, например, Делёз: «Дружество призвано примирять целостность сущности с соперничеством претендентов». Любовники-лучшие-друзья. У них своя микро-культура общения: открытость, ты рассказываешь, что хочешь. Возможность рассказать всё. У друзей другая ответственность, верность общему событию дружбы. Но новый исследовательский язык для этого ещё находится в разработке.

с226

Телеграм-каналы как новая форма чувственности

Интересно наблюдать за тем, как меняется жанр blog fiction — в этом невероятном количестве больших и малых телеграм-каналов.

Как пишет исследовательница медиа Марина Кизина, «телеграм-канал становится новой формой искренней идентичности (термин, который ввёл Дж. Бавуэрс для обозначения мощной волны эго-документальной литературы и практик «письма нараспашку» в 00-х). Канал, в отличие от профиля в соцсетях, уходит от логики личного бренда и превращается в инстумент чувственного проговаривания: шитпощу, следовательно, существую».

Для Кизиной и других исследователей это положительный процесс, направленный на создание новой эмоциональной культуры, и его последствия пока неизвестны. Однако иногда это сравнивается с тем, о чем говорила Лин Хант, исследуя появление понятия ценности человеческой жизни. Всё начиналось с того, что новый для 18 века жанр эпистолярного романа открыл эмоциональное равенство людей — сентиментальные истории показывали, что радость, скорбь, горе и другие чувства могут испытывать все люди в независимости от класса и происхождения.

Ольга Шпарага пишет про эту идею: «благодаря новому жанру подданные стали понимать себя не как солидаризирующихся с монархом, а как солидаризирующихся друг с другом, то есть перешли из модуса тех, кто символически причиняет насилие, к сообществу тех, кто его совместно переживает. Так сформировались условия для понимания людьми друг друга как равных в страдании, в способности его переживать».

По своему опыту могу добавить, что каналы немного меняют медиа-чувствительность — или, точнее, сохраняют её. Когда-то сценарии-м начинался как личный канал с заметкам. Со временем он вырос, но дистанция говорения не появилась, и это, конечно, радует.