Худшее, что можно сделать с книгой Роберто Карнеро «Паоло Пазолини. █████████» — купить её в полиэтилене и положить дожидаться лучших времён для перепродажи. Дело в том, что вы покупаете не книгу. Вы покупаете со-творчество, соучастие в прекрасном многокомпонентном событии искусства, в котором объединяются личное (Пазолини), историческое (свидетельства о нём), авторское (взгляд Карнеро), социальное и политическое вне времени и эпох, и, наконец, ваше индивидуальное с учётом всех обстоятельств вашей жизни в момент «здесь-и-сейчас».
Тем самым, высказывание переводчицы, редакторов и руководителей издательства АСТ не просто расширяет, но формирует новое измерение для книги Карнеро. В некотором смысле, делает из исходного продукта арт-объект, как Дюшан выполнил его из писсуара. Тем самым, конкретно это издание, конкретно в это время, становится отдельным событием искусства.
Широко известные купюры в издании, выполненные для соблюдения современных условий законотворчества и правоприменения, являются значимым, но не центральным компонентом художественного высказывания. Визуальный ключ, побуждающий к покупке, раскрывается при чтении книги, приглашая читателя к собственной фантазии и попыткам «соединить точки» предыдущих и последующих предложений. Более того, сделано это нарочно или нет, цензурные полосы на долю миллиметра не покрывают кегельную площадку букв. Поэтому видны нижние выносные части букв «у», «р», и так далее. То есть, мы знаем, что в идеальном платоновском мире текст существует за этими полосами, но в нашем мире мы вынуждены достраивать его так же, как достраиваем картину мира из обрывков доступной о нём информации.
Но если это всё можно отнести к «мясу», то что же является «скелетом»? Безусловно, это сам текст Карнеро. Название книги, предисловие и её содержание дают вневременную опору на вневременные же принцип «бесстрашия правды». С одной стороны, Карнеро много говорит о голосе Пазолини. Голосе, не желающем утверждать вместе со всеми, что голый король одет. Преследуемом и презираемом за это нежелание. Ищущего всевозможные способы справиться с этим во всех трёх модусах: «бей», «беги» и «замри».
Опечатки, хоть и допущенные не целенаправленно, также усиливают иной режим чтения, который не предполагался Карнеро, но приобрёл некий самостоятельный поэзис в русскоязычном издании. Вслед за Роланом Бартом, читателю придётся пронаблюдать смерть Пазолини, «смерть Пазолини», «смерть Карнеро», «смерть Соколовой» (переводчицы книги), «смерть редактора», «смерть издательства».
После этого нам не остаётся иного выбора, кроме того, чтобы всерьёз потрудиться над рефлексией: а как моя собственная жизнь и голос моего «я» прорываются через лакуны, опечатки, просвечивающую бумагу, смыслы, социальные, политические, экономические и экологические изменения вокруг меня?