Не то чтобы что-то удивительное, но первый пост в этом году будет про заявку на один замечательный конфер
Поеду с темой "Только мужской канон? К вопросу о метареалистической поэтике Юлии Кисиной и Татьяны Щербины"
При рассмотрении поэтики метареализма возникает одна проблема: все метареалисты – это авторы-мужчины. Объяснений этому можно найти множество. С одной стороны, выходит все больше исследований и свидетельств о патриархальности неофициальной культуры, с которой так или иначе был связан метареализм. С другой, авторки, которых к метареализму причисляет М.Н. Эпштейн, были связаны, скорее, дружескими отношениями с кругом метареалистов, как Ольга Седакова, которая ориентировалась на классическую христианскую метафизику и религиозные искания московской интеллигенции, нежели присоединялась к метареалистическим поискам «новой метафизики», о которой пишет Владимир Аристов. Также и указанная М.Н. Эпштейном Елена Шварц ориентировалась на другие художественные и онтологические основания и к метареализму имела косвенное отношение, входя в круг ленинградской спиритуальной лирики, описанный Виктором Кривулиным. С третьей, автор:ки, развивающие метареалистические открытия, в основном появляются в 1990-е – 2000-е гг.: Галина Ермошина, Юлия Кокошко, Ника Скандиака, Марианна Гейде и др., – но кажд:ая из них обращается к метареалистическому наследию настолько индивидуально, что сложно их причислить к «чистому» метареализму.
И если условиться, что метареалистическая поэтика была основана на поисках и выражении сложной онтологии и метафизики связей мира, объектов, порядков опыта, близкой по проблематике объектно-ориентированной онтологии, а также на особом способе словопреобразования, лежащем в основе метареалистического языка, – метаметафоре, или метаболе, что отличает его от вышеуказанных художественных языков, то возникает справедливый вопрос: Неужели метареализм – это только «мужская» тенденция в русскоязычной поэзии?
В статье памяти Алексея Парщикова М.Н. Эпштейн указывает двух авторок, близких ему по эстетике, как бы входящих в «метареальное сообщество»: Юлию Кисину и Татьяну Щербину. В лекции «Метареализм и его неизвестные имена» Елизавета Хереш и Владимир Кошелев указывают на поэтику Юлии Кисиной 1980-х в контексте неочевидных примеров метареалистических поисков через анализ подборки в журнале «Часы» (1987, № 70). При этом в подборке в антологии «Освобожденный Улисс» (2004) мы видим уже (пост)концептуалистские по своей поэтике стихи Кисиной. Поэтические тексты Татьяны Щербины 1980-х – 1990-х гг. в чём-то сближаются с центонностью и ироничностью Александра Ерёменко, в чём-то развивают эклектичность и гендерную проблематику полистилистики Нины Искренко, в чём-то вступают в диалог с фантасмагорическим синтезом истории, мифологии и технологии в стихах Алексея Парщикова.
В рамках доклада мы планируем рассмотреть, как соотносятся стихи Юлии Кисиной из указанной подборки и Татьяны Щербины из сборника «0–0» (1991) с онтологической поэтикой метареализма, как в них функционирует метаболическая образность и какую роль в данном случае играет гендерный аспект их поэтических практик.
Поеду с темой "Только мужской канон? К вопросу о метареалистической поэтике Юлии Кисиной и Татьяны Щербины"
При рассмотрении поэтики метареализма возникает одна проблема: все метареалисты – это авторы-мужчины. Объяснений этому можно найти множество. С одной стороны, выходит все больше исследований и свидетельств о патриархальности неофициальной культуры, с которой так или иначе был связан метареализм. С другой, авторки, которых к метареализму причисляет М.Н. Эпштейн, были связаны, скорее, дружескими отношениями с кругом метареалистов, как Ольга Седакова, которая ориентировалась на классическую христианскую метафизику и религиозные искания московской интеллигенции, нежели присоединялась к метареалистическим поискам «новой метафизики», о которой пишет Владимир Аристов. Также и указанная М.Н. Эпштейном Елена Шварц ориентировалась на другие художественные и онтологические основания и к метареализму имела косвенное отношение, входя в круг ленинградской спиритуальной лирики, описанный Виктором Кривулиным. С третьей, автор:ки, развивающие метареалистические открытия, в основном появляются в 1990-е – 2000-е гг.: Галина Ермошина, Юлия Кокошко, Ника Скандиака, Марианна Гейде и др., – но кажд:ая из них обращается к метареалистическому наследию настолько индивидуально, что сложно их причислить к «чистому» метареализму.
И если условиться, что метареалистическая поэтика была основана на поисках и выражении сложной онтологии и метафизики связей мира, объектов, порядков опыта, близкой по проблематике объектно-ориентированной онтологии, а также на особом способе словопреобразования, лежащем в основе метареалистического языка, – метаметафоре, или метаболе, что отличает его от вышеуказанных художественных языков, то возникает справедливый вопрос: Неужели метареализм – это только «мужская» тенденция в русскоязычной поэзии?
В статье памяти Алексея Парщикова М.Н. Эпштейн указывает двух авторок, близких ему по эстетике, как бы входящих в «метареальное сообщество»: Юлию Кисину и Татьяну Щербину. В лекции «Метареализм и его неизвестные имена» Елизавета Хереш и Владимир Кошелев указывают на поэтику Юлии Кисиной 1980-х в контексте неочевидных примеров метареалистических поисков через анализ подборки в журнале «Часы» (1987, № 70). При этом в подборке в антологии «Освобожденный Улисс» (2004) мы видим уже (пост)концептуалистские по своей поэтике стихи Кисиной. Поэтические тексты Татьяны Щербины 1980-х – 1990-х гг. в чём-то сближаются с центонностью и ироничностью Александра Ерёменко, в чём-то развивают эклектичность и гендерную проблематику полистилистики Нины Искренко, в чём-то вступают в диалог с фантасмагорическим синтезом истории, мифологии и технологии в стихах Алексея Парщикова.
В рамках доклада мы планируем рассмотреть, как соотносятся стихи Юлии Кисиной из указанной подборки и Татьяны Щербины из сборника «0–0» (1991) с онтологической поэтикой метареализма, как в них функционирует метаболическая образность и какую роль в данном случае играет гендерный аспект их поэтических практик.
