стихосложение, — стихотворчество, — сочинительство, — рифмование, — графомания, — сомнамбулия, — поэзия, — еtc.
всё, что пишется, может быть оценено очень разно, в том числе — разно разными людьми. но если — «холодная вода потери и труда твои причалы точит», — если письмо для пищущего «меньшего всего литература, а способ жить и умирать» — тогда, быть может, все эти толки молвы людской и оценки становятся не очень-то и важны. ты, сам царь для себя, как мы знаем от пушкина, сам знаешь, где, какое и что у тебя (сам страдаешь, сам надеешься, ect...).
однако, мы всегда, так или иначе, и после смены всяких культурных парадигм, всё нуждаемся в истинном. никуда, шепчешь себе, кажется, и не уйдёшь: только ветер — и человек в нём на этом свете. ничего не перебьёт, от этого не укроет, этой нужды не нарушит: кругом - возможно - бог, и трясущиеся - твои - руки, колени.
нуждаемся в том числе и в истинной поэзии. в верном слове — по-целановски выстаивающим против ветра и мглы, как фигурки джакометти. по-гоголевски взвихряющимся в приступе озарения винтовой лесенкой, вырастающей в птицу, ласточку — слепую...
и для поэзии подлинной, конечно, и не очень нужны премии, конкурсы, вообще — многошумный, странный, сложный свет людской, так замучивший, например, пушкина. «ах, пушкин. тот самый, что...»
однако, мы продолжаем нуждаться. нашим ртам — засоряться ветром, пеплом, песком. глохнуть. но словам — прорезаться, прорастать, обретая полёт неустанного, трудного счастья жительствования на земле: в прорези, в процарапывании сквозь музы́ки проворной.
мы продолжаем, и одно из мест, где может всё это оказаться — незабвенная Библиотека поэзии, аккумулирующая в Москве многие важные поэтические инициативы и события. средь них — вот такой чемпионат:
