Сегодня в «Дайджесте» читаем новую поэтическую подборку поэта и географа Юрия Гудумака «Intro в Outro / К ботаническому атласу Дождливой горы», для которой ландшафт становится и полем классификации и таксономии, и выходом за пределы всякой нормы, «безумием аномии». Для того, чтобы говорить о природе, сама природа преображается для Гудумака линзой, обеспечивающей наблюдателя за «осенними медиа» необходимым словарём, набором оптических инструментов, темпом речи, вспыхивающей между остановками на Дождливой горе.
·
К БОТАНИЧЕСКОМУ АТЛАСУ ДОЖДЛИВОЙ ГОРЫ
Ареал…
Ареал тростника обыкновенного,
который, тростник, впору назвать холмовым,
похож на пространственный сдвиг, складку карты,
схлопывание страниц ботанического атласа,
откалькированных друг с друга с изменением
оттенков фона и контуров.
Если раньше тростник
вызывал досаду из-за того,
что им заросла добрая половина наших озер,
то теперь он действует ни больше ни меньше как инвазивный вид
и, поднимаясь вверх по склону холма, производит то,
что можно назвать нарушением природных границ,
таблиц и классификаций.
Различные степени увядания и высыхания
разных частей растения, каковым предстает тростник,
дают в действительности неоднородную окраску
с довольно заметными переходами
самых нежных тонов и восхитительного сияния
и живописно сочетаются с зеленью других растительных
видов / таксономических единиц, уже тронутых осенью
и начинающих варьировать ее глубину.
Листья белого тополя и серебристого лоха
перевернуты низом кверху
и означают, что солнцеворот прошел.
Безлиственная, объеденная шелкопрядом, тута
и татуированный золотнянкой, словно он принес плоды,
не имея листьев, грецкий орех.
Глянцевитые листья ясеня
или, если не брать во внимание листья,
аура вокруг них светящихся золотых песчинок.
После трех четвертей подъема
привилегия быть инкорпорированным в эту реальность
дает о себе знать еще более основательным образом:
абсолютно непроницаемой,
ощетинившейся чащей глухого кустарника,
покрывающего верх холма по самую макушку.
С ним, с кустарником,
происходит то, о чем говорилось раньше:
видоизменяется / принимает другой вид
в зависимости от той или иной перемены,
происшедшей в климате.
Преодолеть его можно — не иначе как
прорубаясь в сплошной растительной путанице
с помощью топора:
оставляя вне текста мысль о такой возможности
и саму возможность как дикую неприемлемую затею
для какого-то там теоретического сезона.
Пироэффекты скумпии и лохолистной груши,
опаляющие инвазии дёрена и аморфы,
динамические аспекты,
наподобие язычков пламени, дрока и миндаля.
Каленые плоды шиповника, шип терновника
с его спектром искры…
И мало ли что еще.
Их сухие огне- и дымообразные фации
сгущаются в голубую мглу — в пепельно-голубой /
серовато-лазурный цвет, рождающийся из сопряжения
теплого и холодного тонов, в противоположении которых
зиждется вся колористическая теория, —
в особый случай различия,
когда это различие стремится к нулю:
превращает ботанический атлас Дождливой горы
в индетерминированное / неразличимое.