ПСИХОАНАЛИЗ И ТЕАТР:
«РИФ», часть 2
⠀
Театр мастерски выводит на сцену недомогание цивилизации, о котором мы читаем ещё у Фрейда. Один театр в меру прилизан и удобоварим, другой театр — вводит в замешательство и скандализирует, наводя прожектор на неудобные места.
⠀
Художники — в самом широком смысле этого слова — соратники психоаналитиков. Психоанализу удается ухватить за хвост нерв эпохи, каждый день имея дело с субъектами культуры. Художники же оказываются порой на шаг-два впереди, сами того не осознавая, воплощая то самое недомогание в форме.
⠀
Связь одного с другим очевидна, и как недавно я вычитала в интервью, посвященном Авиньонскому фестивалю, есть гипотеза о соотнесении театральной модели и психоаналитической:
⠀
«…режиссёр существует в качестве аналитика, вслушивающегося в бессознательное текста; «желание» внутри текста; бессознательное в зрительном зале; театр-сновидение, театр как пространство анализа…».
⠀
Это была прелюдия к продолжению обсуждения спектакля «Риф». В предыдущей заметке мы затронули проблематику поиска господина, массовой психологии и «неудобных мест» собственной истории, сегодня затронем еще один пласт душевных страданий героев. Две мысли, которые в сухом остатке сводятся к общему знаменателю:
⠀
История о матери и дочери: о чертах идентификации, которые могут оставаться не замеченными самим субъектом, пока не посмотрят из зеркала.
⠀
Цитата прямиком из текста:
«Она зашла в ванную почистить зубы и застыла перед зеркалом, разглядывала, трогала своё лицо, как будто пытаясь вспомнить, на кого похожа, — и вспомнила мать, и то, что сама всегда считала свою мать грубым и холодным человеком; и поразилась этому воспоминанию, потому что вдруг поняла, что, даже сбежав от матери, она выросла, постарела и стала её точной копией — не только внешне, но и, кажется, душой».
⠀
Вот она, ирония идентификации от противного: «хочу быть какой угодно, лишь бы не такой как мать». Не имеет значения, стоит перед переменной плюс или минус — все равно остается лишь одна переменная, которая не вносит вариантивности в ответа на вопрос «а какой же быть?» и не запускает поиск своего способа обойтись с чем-либо.
⠀
В итоге мать становится единственными примером того, как обойтись с Другим, с семьей, с собственным страданием и с собственными детьми. Иных переменных у персонажа Киры мы не находим. Конечно, мать является для ребенка первичным значимым Другим, который вводит его в этот мир, и значимость ее трудно оспорить. Однако психоанализ учит нас разидентификации с чередой других, одежки которых мы примеряем на себя, перенимая их идеалы, черты, качества и привычки. Психоанализ учит нас тому, чтобы вычищать, словно луковую кожуру, отлеплять ненужные нам отходы похожести в поисках сингулярности.
⠀
Мамы-папы, другие значимые фигуры нашей жизни, череда недовольств и разочарований, но что дальше? Что за всем этим пластом?
⠀
Спектакль «Риф» создаёт метафорическое прочтение «ямы» книжной, в которую героев завело повторение, и выводит на сцену измерение сингулярного, когда героям удаётся с большим или меньшим успехом оторваться от привычного страдательного залога собственного повторения.
⠀
Так вот, вторая мысль, вытекающая из первой — это поиск чего-то особенного от субъекта, только его, что является его уникальным и особенным «изобретением», по ту сторону детской истории, бесконечных недовольств «мамой-папой» и претензий к ближнему.
⠀
Кира в этом плане та, которая выбирает скорее забвение, перечитывая «Анну Каренину» с надеждой, что «у Анечки все будет хорошо». И это вполне себе вариант, не все хотят заниматься поиском своей субъективности.
⠀
Таня же снимает о своей истории фильм, и это является ею изобретенным способом обойтись с собственной историей, которая станет объектом кинопроизводства, а не жизнью внутри нее. Кинематограф был выбрано именно ею, по какой-то причине, и эта история может развернуться дальше, чем «я-мама-страдание».
#dianalyse