Без Паники! Канал Николая Перова

У меня большие сомнения в эффективности краткосрочных подходов в психотерапии. Но я также с трудом верю в заявления, что, мол «можно быстро снять симптом».

Возможно, быстро и можно снять, но, вопрос, какой ценой? Скорее это будет замена одной компенсации на другую: например, у человека быстро проходят навязчивости, но он начинает больше срываться на близких или начинает болеть голова.

Когда говорят, что терапия - это долго и дорого, и вообще без гарантий (что чистая правда), что эффективность недосказана (про эффективность уже более сложный вопрос), что трудно найти психолога хорошего / подходящего (это правда, я сам сменил не одного), я с этим спорить особо не могу. Ну не совсем.

Но вот если из этого следует вывод, что, мол, идти в терапию, значит, не стоит, это уже наводит меня на мысли.

Я думаю, что в данном контексте, мы можем иметь дело с таким перевертышем. Обесценивание терапии является отражением внутреннего обесценивания самого себя:

«Если я потрачу на себя деньги и не получу желаемый результат, то я сожру себя за это с потрохами. Ведь я настолько неважный и не ценный, что не могу подарить себе даже шанс на улучшение без 100% гарантии».

Но это лишь один из примеров, что может за этим скрываться.

Познание себя - это познание своей боли

⚡️Можно ли избавиться от тревоги и ПА быстро? 🌪️

Длинный ответ в моем видео:

https://youtu.be/2gXHtJrNHNw

Короткий ответ:

1) Научиться проживать ПА, снизить их интенсивность можно относительно быстро для многих людей

2) Но есть более сложный вопрос. Почему в принципе ваша психика вынуждена прибегать к эвакуации напряжения в виде ПА. Какие глубинные процессы в ней происходят, что напряжение манифестируется в виде приступов ПА? Исследование этого вопроса требует уже намного больше времени и погружения в глубину.

PS - ставьте лайк под видео.

Часто приходится слышать, что психологами становятся психологически травмированные люди. Мне с этим даже не хочется спорить. Но хочется спросить. А в какую профессию идут НЕ травмированные люди? И где вы вообще видели не травмированных людей?

Многочисленные посты «как выбрать психолога» с инструкциями, кмк, основываются на идее, что можно выбрать сразу подходящего специалиста и в дальнейшем избежать разочарования. Безусловно, важно учитывать опыт, образование, прохождение личной терапии и супервизий итд.

Но я думаю, не существует однозначных критериев совместимости клиент-психолог. Кому-то потребуется пройти несколько лет не совсем удачных терапий, чтобы понять (дай Бог), что это «не его». Это, в прочем, относится к любым отношениям: любовным, дружеским итд. Нет никаких параметров «идеального и подходящего (ей) мужа/жены» на первом свидании.

Во многих отношениях придется обжигаться, наступать на грабли, экспериментировать, узнавать себя, меняться самому итд. Отношения - это сложно.

А давайте сегодня поговорим про травмирование ребенка родителями. Задавайте любые вопросы, а я продолжу писать в свободной форме на эту щепетильную тему.

✅ Все родители как-то способствуют травме ребенка, потому что они просто люди. Если вы считаете, что избежали этого сценария и давали ребенку только хорошее, то вы уже травмировали его только этим.

✅ «Контейнируящая» роль родителя заключается в том, что он помогает ребенку начать понимать и как бы «переваривать» собственные эмоции. Если родитель не понимает себя и своих эмоций, то ему сложно дать это ребенку.

✅ Мать у которой нет контакта со своей агрессией, может скрыто, незаметно для себя проявлять агрессию в сторону ребенка (хотя со стороны и для нее она может выглядеть как идеальная и добрейшая мать). Ребенок это будет улавливать, но не понимать, что «не так». Позднее это может отложиться в хроническом чувстве вины, собственной неполноценности.

✅ Мать, которая не в контакте со своими эмоциями использовать ребенка как объект для отыгрывания своих бессознательных конфликтов.

Что вспомнил сейчас. Задавайте вопросы.

Я не очень верю в эффективность работы ребенка с детским психологом, если в терапию не ходят родители. Часто психологические проблемы детей - прямое следствие проблем в семье. Я знаю, что многим семьями тяжело не то что даже признать эти проблемы, но и заметить их, ибо они являются частью привычного семейного уклада. Отсюда и фантазии о неизвестно откуда взявшемся «неврозе» (проблемах с вниманием, агрессией итд.) у ребенка.

Почему сложно обратиться к психологу?

В группе психологов, в которой я состою, участник задал вопрос, почему может быть так сложно обратиться к психологам. Он пишет о том, что в обществе психолог ассоциируется со словом «псих». Я же думаю, что конечно, подобные ассоциации имеют вес, но составляют лишь верхний слой пирога сопротивления психотерапии. Далее мой ответ в кавычках:

«Это большой вызов (нарциссизму) признать собственную уязвимость, тот факт что сам не справляюсь, что чтобы получить шанс справиться, возможно, придется опереться на другого, признавая свою зависимость, придется открываться и говорить о том, что неудобно, иметь дело с внутренним осуждением (если даже знакомые не узнают). И злая ирония заключается в том, что все эти вещи (страх уязвимости и зависимости, страх раскрываться) могут как раз и лежать в основе той проблемы, с которой человек решил обратиться. А вот эти стереотипы про «психов», ну я не думаю, что они способны такую власть иметь над людьми, как вышеупомянутые вещи. Ну понятно же, что не про психов речь-то, это скорее рационализация, а страх куда глубже».

Умение проживать эмоции депрессивного спектра (грусть, отчаяние) отвечает за связь с реальностью.

Если у человека нарушен контакт с печалью, то он не может нормально горевать по поводу несовершенства жизни (главное ее несовершенство в том, что она конечна), отношений, реальности.

Неразвитая способность переносить глубокую грусть может приводить к застреванию в циклических попытках бороться с (несовершенной) реальностью или жить в иллюзии относительно того, какая реальность должна быть.

Но реальность не дремлет. Если мы только не говорим про галлюциноторный психоз , то она конечно же будет о себе напоминать, стучаться в двери. А бороться с ней или игнорировать ее - процесс довольно напряженный и утомительный.

Есть такая фантазия о том, что цель психотерапии — это счастливая жизнь, исполненная гармонии. Жизнь, в которой нет места страданию. А если страдание появляется, то оно будет нечастым гостем.

Мне вот сложно представить, как такое возможно в жизни, где старение, увядание, болезни, войны, несправедливость и угасание являются немалой и неизбежной её частью.

Можно, конечно, сопротивляться этой боли или нафантазировать себе такую реальность, в которой всего этого нет, что, по сути, является формой психоза.

Да, по сути, и пресловутые «тревожные расстройства», расстройства личности — это тоже способы защититься от боли (правда, менее радикальные, чем психоз) через построение определённой организации психических защит.

Когда человек сталкивается с ОКР или с паническими атаками, он может начать относиться к этому как к страданию, которое нужно убрать, например, при помощи психолога, психиатра, медитации, духовной практики итд.

Но суть в том, что всё это, напротив, способы со страданием справиться!

ОКР может «защищать» от ужаса, чудовищного смятения, уничтожающего чувства вины.

Ипохондрик беспокоится о болезнях, компульсивно контролирует своё самочувствие и симптомы в теле, чтобы не соприкасаться с ужасом и отчаянием, связанными с конечностью и хрупкостью человеческого существования.

А паническое расстройство может быть способом вновь прикрыть крышкой бурлящий котёл боли, которую психика накапливала много лет, пока крышку не снесёт под давлением внутреннего напряжения.

Если всё так, тогда может возникнуть вопрос: раз эти защиты сформировались, зачем их убирать?

А затем, что защищают они не очень хорошо. Алкоголь тоже способен притупить душевную боль на время, но все мы знаем, к каким чудовищным последствиям могут привести зависимости.

Так и наши защиты. Они, с одной стороны, вроде как и защищают нас. С другой стороны, мы за них расплачиваемся немалыми количествами уже вторичной боли и ухудшением качества жизни.

Если эти защиты ослабнут, то, с одной стороны, действительно какая-то часть страдания исчезнет. С другой стороны, раз они нас от чего-то защищали, значит, эта боль обнажится, и человеку придётся иметь с ней дело.

Так вот. Задача психотерапии не в том, чтобы ввести человека в подобие наркотического отупления, когда он не чувствует боли, а, наоборот, помочь ему вступить в контакт с собственным страданием. От какого-то страдания можно избавиться, просто поняв его причину в своей жизни. Другая боль неизбежна, и тогда мы можем научиться её лучше выносить или преобразовывать во что-то.

Когда спрашиваете у психолога, что можно обсудить на сессии:

(Профессиональный мем)

https://youtu.be/Q4Q3WOEIUng?si=DpeKXr0BNbXQGn7X

Некоторые популярные методики по избавлению от зависимости, например курения, основываются на газлайтинге.

Производится попытка убедить человека, что, мол, курение — это на самом деле «бяка-бяка» и что человек допустил ужасную ошибку и глупость, раз подвергся вредной привычке.

Что он как бы себя обманывал, видя какую-то ценность в сигаретах.

Я не очень верю в результативность такого подхода во всех случаях. Конечно, вероятно (но не точно), когда мы имеем дело с серьезной зависимостью, любые средства в борьбе с ней хороши.

Но тут, получается, есть идея, которая заключается в том, что если мы хотим с чем-то (или кем-то) расстаться, то нам нужно это (или кого-то) полностью обесценить.

Нужно забыть, вытеснить, проигнорировать тот смысл, который мы вкладывали в то или иное действие или те или иные отношения.

Безусловно, зависимость может быть очень страшной и разрушительной. Сигареты, алкоголь — вредны, и это медицинский факт.

Но, обращая внимание исключительно на темную сторону этого процесса, мы можем проигнорировать тот смысл, те потребности психики, которые скрывались за вредной привычкой.

Есть два типа курильщиков. Те, кто курят тупо по физической привычке. Таким людям достаточно просто продержаться неделю без сигареты, и их желание покурить исчезнет на всю жизнь.

Но среди курильщиков есть те (а их немало), кто курит для затыкания каких-то душевных дыр. Ясно, что если человек просто перестает курить, его будет тянуть обратно, если с этой дырой ничего не сделано.

И если кто-то игнорирует исследование того, как именно сигареты или алкоголь помогали ему, и смотрит на эти вещи только как на проявление инфернальных сил, призванных его уничтожить и подавить, тогда у человека становится меньше контроля над зависимостью, потому что он не понимает, за какие крючки его цепляли.

Есть еще более глубокий компонент. С одной стороны, демонизация, скажем, курения помогает людям решиться на то, чтобы бросить. Бывает очень полезно развеять какие-то мифы, поддерживающие зависимость, и посмотреть на ситуацию более реально. С другой стороны, если человек игнорирует все то, за что он ЛЮБИЛ процесс курения, тогда его общая мотивация становится хрупкой и однобокой.

Потому что, чтобы с чем-то (или кем-то) расстаться, нам нужно серьезно отгоревать потерю, понимать, от чего мы отказываемся, и прийти к осознанию (весьма непростому), что мы больше (по крайней мере в таком виде) это никогда не получим.

Провести эдакие внутренние похороны, в которых вспоминаем не только плохое, но и хорошее, что было. Отказ от такого процесса горевания может приводить к бессознательной (или вполне осознанной) зависти к людям, которые выбрали курить / выпивать.

Я говорю про «токсичных трезвенников», которые пытаются убедить всех в своем окружении, что вредные привычки — это абсолютное зло и всем следует от них отказаться. Которым постоянно есть дело до того, что окружающие делают со своим организмом. Потому что завидно и обидно, что другим доступен кайф, с которым сам человек распрощался, но не смог отгоревать.

Понятно, что такая постановка вопроса более сложная и извилистая, чем «легкий способ бросить курить». Потому что здесь придется исследовать свою мотивацию. При этом есть шансы того, что в процессе этого исследования вы поймете, что по-настоящему не хотите бросать курить и готовы продолжать даже ценой известных медицинских рисков. А если решите бросать, то придется как-то соприкасаться с горькими чувствами по поводу потери (чего-то, возможно, хорошего), досадой и печалью. Зато такой путь, как мне кажется, более надежный и долгоиграющий.

Как тревога родителей влияет на ребенка?

Влияние гиперконтролирующих, чрезмерно беспокоящихся родителей на психику ребенка не только влияет на его чувство безопасности. Дело не только в том, что вселяется убеждение, что «мир опасен».

При подобном взаимодействии родитель своим примером демонстрирует, что тревогу нельзя выносить, надо что-то с ней делать: переключаться на сверх контроль, вторгаться в границы и личную жизнь ребенка итд. итп.

Если смотреть шире, то, получается, в такой картине, не только тревогу нельзя выносить, но и другие эмоции невозможно выражать, проговаривать, делиться ими, выдерживать, признавать. Только переводить в немедленное действие.

А если смотреть глубже, то, получается, любое страдание не может быть интегрировано, прожито…

Это переходит не только в ощущение внешней опасности, но и в хроническое предчувствие угрозы внутренней: непроходящий страх (а также отвращение) перед своим внутренним миром, внутренними переживаниями.

Другими словами, это не просто «общая тревожность», но и некая эмоциональная беспомощность.

С такого ракурса задача терапии мне видится не в том, чтобы «избавить человека от тревоги», а в том, чтобы помочь ему чувствовать чувства и как-то обращаться с ними, что называется ментализировать, удерживать с ними контакт, что, в свою очередь, расширяет репертуар того, как с ними можно взаимодействовать. Не только справляться с ними и контролировать их, но и опираться на них.

Когда человек сталкивается со страданием, ему иногда говорят: «У других ведь еще хуже» или «Посмотри, у тебя все хорошо: есть дети, семья и работа, а кто-то куска хлеба не видит…».

По сути, это чудовищная манипуляция, близкая к газлайтингу. Такие слова намекают, что человек либо сам придумывает свое страдание, либо, даже если оно реально, должен чувствовать вину за то, что вздумал тут страдать, в то время как другие сталкиваются с еще более тяжелыми испытаниями.

Как будто человек, услышав такое, должен воспрянуть, подобно Лазарю, из пучины своего несчастья.

Скорее всего, те, кто говорят подобное, не в ладу с собственной душевной болью. Они пытаются разрушить ее, направив на нее агрессию. Это отношение к собственной боли зеркально отражается на восприятии чужой.

Если попытаться применить эту манипуляцию к реальности, то легко столкнуться с нонсенсом.

Мы на самом деле не можем знать, кому хуже, а кому лучше. Страдание — вещь субъективная и не всегда напрямую связана с внешними обстоятельствами. Более того, то, что традиционно считается тяжелым для психики, для кого-то может таким вовсе не быть.

Когда-то я читал статью про войну во Вьетнаме, где некоторые ветераны признавались (не без стыда), что им нравилось воевать, что они даже получали от этого своеобразное удовольствие, несмотря на то, что войну принято считать страшной штукой. Это напоминает полковника Килгора из фильма «Апокалипсис сегодня».

В итоге, невозможно точно знать, кто в каких обстоятельствах чувствует себя хорошо, а кто — страдает.

Еще один пример: представьте человека, который ест самое изысканное блюдо в дорогом ресторане, но у него атрофированы вкусовые рецепторы, и он не чувствует вкуса. Или человека, страдающего сильной зубной болью, который из-за этой боли не может насладиться едой. Чтобы получать удовольствие от внешних условий жизни, нужно иметь что-то внутри, что способно воспринимать и вместить это удовольствие. Или, как минимум, «внутренний контейнер» не должен быть постоянно занят переработкой внутренней боли.

Безусловно, стабильные глубокие отношения, материальное благополучие, физическая безопасность — все это важно для психологического благополучия. Но внешнее не всегда соответствует внутреннему. Не факт, что человек с множеством знакомств и связей действительно внутренне участвует в этих отношениях. Примерный семьянин может быть сильно отстранен от своей семьи. Человек, выкладывающий в соцсетях кадры своей «счастливой» жизни, может на самом деле быть глубоко несчастен и пуст — такое часто встречается.

Но это все про факты и про реальность, про внутренние логические противоречия манипулятивного послания «У кого-то еще хуже».

Но есть в нем пласт непроницаемый для логического диспута. И связан он со страхом быть отверженным другими со своей болью. Убеждение в неправомерности собственных переживаний и стремление быть «как они», как люди, которые не страдают из-за всякой «ерунды».

Запрос на избавление от «хронической тревоги», панических атак, уныния и т. д. зачастую связан не только с тем, что эти эмоции неприятны сами по себе (кстати, это не обязательно так), но и с тем, что какие-то уязвимые, скрытые части психики испытывали на себе гнет отвержения со стороны значимых близких.

Другими словами, нельзя было проявлять сильную грусть, злость, обиду или страх без риска быть непонятым, отвергнутым, обесцененным.

Или это было возможно, но лишь при условии, что человек быстро справлялся с этими эмоциями, желательно самостоятельно, и не портил настроение взрослым своими переживаниями.

Если в отношениях со значимыми близкими человеку некуда было "поместить" тревогу, агрессию или страхи, или если это было небезопасно, то эти эмоции отщеплялись, подавлялись и прятались в тень.

Таким образом, запрос «сделайте так, чтобы тревоги не было» может на самом деле быть запросом на принятие: «… и тогда я буду нормальным человеком, которого не отвергнут».

Как можно понять, подобные проблемы эффективнее решаются не через техники избавления от тревоги (так мы фактически потворствуем той части психики, которая отвергает и хочет видеть нас только счастливыми), а через поддерживающие и доверительные отношения, в которых можно безопасно выразить, осознать и прожить накопленную боль без страха быть отвергнутым.

От хронической тревоги некоторым людям трудно избавиться самостоятельно по тем же причинам из-за которых она у них началась

«интеграция любви и ненависти есть предпосылка для способности нормально любить».

Вычитал у Отто Кернберга. Воистину!

Почему ПА сложно принять?

На почве вчерашнего моего поста про принятие / непринятие появилось добавление к нему:

Почему сложно принять?

Концепция принятия эмоций и состояний "как есть", "без сопротивления" присутствует как в секулярном буддизме, так и в популярных книгах по психологии.

Почему же на уровне идеи принятие довольно понятно, а вот в плане реализации оно оказывается намного сложнее? Почему так сложно "просто принять"?

Чтобы объяснить свою мысль, я буду развивать её от противоположного полюса — "непринятия".

"Непринятие" для меня — это заряд гнева, направленного на себя, против собственных нежелательных состояний или себя самого, испытывающего эти состояния. Функции этой аутоагрессии могут быть разными: от попытки уничтожить нежелательные состояния до нарциссического самовозвеличивания ("я уничтожаю ничтожную и уязвимую часть себя").

Просто так взять и убрать эту агрессию довольно затруднительно, поскольку она выполняет важные для психики функции. Поэтому задача "принятия эмоций" заключается в работе с внутренней агрессией, поиске иных, помимо аутоагрессии, способов её реализации, а также в осознании собственного гнева, который "проглатывается" в каких-то ситуациях, чтобы затем развернуться против его носителя.