Гранд-канал

А вот и он, последний выпуск викенда.

В журнале "Новое литературное обозрение" (№ 190) - моя статья о замечательной книге Кати Морозовой "Амальгама", вышедшей в издательстве Jaromir Hladik https://www.nlobooks.ru/upload/iblock/1a3/05ji6os731eoujuhytbrvatt72qi3ujz/190-NLO-Porvin.pdf

И о том, что не призрачно, а явлено, увы, во плоти. В России принят один из самых невообразимых законов последнего времени. Он буквально направлен против детей и заодно против языка, необходимость владения которым этот закон якобы отстаивает.

Второй день в мыслях возвращаюсь, поверженная призрачностью, к этой фотографии филолога Шимкевича и его дочери Ариадны.

Глобальное потепление. Пьеса
Сцена первая и единственная

Комната за закрытыми ставнями, через щели пробивается бледный луч зимнего утра, вырастающего над венецианской лагуной. 11 декабря 2024 года. Воздух колет прохладой. Над спящей в кровати у окна еле слышно кружит комар по имени Глобальное потепление.

Комар: Пииииииииииииииии!
Лежащая в кровати (пробуждаясь): Здравствуй, Глобальное потепление.

Конец

А кто из русскоязычных прозаиков сейчас пишет в т.ч. для детей? Отвечайте, не стесняйтесь, пожалуйста.

Была атакована чайкой и лишена булки с сыром. Казалось, за годы жизни здесь приобрела доверие белокрылых, но вот нет же.

Александр Введенский
Кончина моря (фрагмент)

и море ничего не значит
и море тоже круглый нуль
и человек напрасно скачет
в пучину от ножа и пуль
и в море так же ходят рыбки
собаки бегают играют скрипки
и водоросли спят как тётки
и будто блохи скачут лодки
и в море так же мало смысла
оно покорно тем же числам
оно пустынно и темно
быть может море ты окно?
быть может море ты одно?

По случаю проведения книжной ярмарки non/fiction, в которой мы не участвуем (ну, ничего), предлагаю вам купить книги напрямую у нас. Обычно на ярмарку мы тратили примерно 20% от оборота – это аренда стенда, доставка книг, проезд, проживание, питание и зарплата привлеченных продавцов.

Так как этих затрат у издательства нет, то до конца этой недели скидка 20% на все книги (кроме предзаказов и уценки).

Чтобы ей воспользоваться при оформлении заказа введите промокод НИЧЕГО.

Магазин вот здесь.

Срочно! Организатор книжной ярмарки Non-fiction, компания "Экспопарк", и экспертный совет ярмарки в последний момент и с формулировкой "не обсуждается" отказали издательству "Черный квадрат" в участии в ярмарке из-за того, что на нашем стенде должны были быть "представлены антиавторитарные авторы". Это не единственный случай цензуры и давления на издателей со стороны администрации ярмарки, насколько нам стало известно. О других примерах цензуры и произвола мы, видимо, узнаем в ближайшее время. К этому постепенно все шло в последние годы, но тем не менее это произвол, стыд и позор. Прощай Non-fiction!

А вообще новости ярмарки нон-фикшен такие. (Далее последуют два репоста)

Книга, которую упустили все подборки-книг-к-нон-фикшену и которой вручается мой золотой лев — изданное в «Циолковском» собрание гравюр маньериста Джованни Баттисты Брачелли «Причуды из различных фигур». Брачелли забавлялся примерно тем же, чем и Арчимбольдо, но при этом гораздо меньше известен; своих существ он составлял (в основном) из геометрических фигур, из-за чего обрел славу провидца эры робототехники или — что, конечно, слишком — предвестника кубизма. А еще он полюбился дадаистам, поэтому издание дополнено статьей Тристана Тцары.

И о другом: думается, рецензии на прозу нужно разрешать писать только поэтам.

Сворачивание одного великого (особенно два последних года) СМИ выходного дня — для многих уже секрет Полишинеля (или как предпочитаю я — Пульчинеллы). Но по крайней мере один огромный бонус это (сворачивание) нам принесет. Понимаю, что темню, но подробности позже.

Помянутый тут недавно львиный хвост Класа Ольденбурга 1999 года внезапно установили в Местре, на материковой части Венеции.

Пока все ждали, что недавно назначенный президент венецианской биеннале , журналист и писатель правого толка Пьетранджело Буттафуоко (не путать с Манджафуоко из «Пиноккио») совершит национальный переворот и назначит на следующий сезон куратора-итальянца, Буттафуоко, всех удивив, объявил куратором женщину(!) из Африки(!). Койо Коуо — камерунка, директорка музея современного африканского искусства в Кейптауне. Есть основания полагать, что Буттафуоко, принявший какое-то время назад ислам, не так прост (как иные соратники Мелони).

В свежем выпуске «Нового литературного обозрения» напечатана рецензию на мою «Амальгаму». Спасибо Алексею Порвину за внимание к словам и тонкий анализ. Как водится, в сети журнал появится к концу месяца. Я же, как лицо максимально заинтересованное, уже смогла получить статью — и провела за чтением ценнейшие минуты.

А было ли, интересно, издание фрейдовской «Истории одного детского невроза» с картиной Панкеева на обложке? Это же так очевидно и великолепно смешно. (Подумайте о первосцене, глядя на этих наивно-пушистых зверей.)

Во сне мой сон подражал сну Панкеева, снилось что-то вроде вариации на тему дерева и взглядов, но вместо белых волков на ветвях расположились крокодилы, числом — не сосчитать. Интерпретации?

Отрадно, что «вместо носорога» (ну не его одного, конечно) уже появилось «Вместо». Четко определенная Моревым издательская позиция — публиковать тексты в общем-то для себя — была и нашей единственной концепцией, которую мы при этом старались как-то похитрее определить. С почином! Главное литсобытие недели точно тут — новообретенная новелла Кузмина. (Удивилась, увидев, что ее полный текст выйдет в издательстве «Митиного журнала»; а оно продолжается?)

Оштрафуют ли по «закону о запрете пропаганды чайлдфри» человека, допустим, читающего в метро «Возможность острова» Уэльбека? Оштрафуют ли Уэльбека?

Тираж новоносорога уже в Москве; и отправляется далее.

А в земной Венеции все как всегда. Например, на районе снимают кино, что-то невыносимо костюмное. Уточнила — оказалось, экранизируют главный роман Тициано Скарпа Stabat Mater, почему-то так и не переведенный на русский. Хотя в киселевском переводе издавали и другой его бестселлер «Венеция — это рыба», и «Фундаментальные вещи».

Аммиачная лагуна, метановый ветер, скальные острова.

(Следующий этап после твердой лагуны в «Амальгаме».)

Планета Венеция.

Первое изображение Урана, 14 января 1986.

Cтас — о Шамшаде Абдуллаеве.

От итальянских стихов Гёте мне всегда хотелось блевать. Мишель Уэльбек

Нравится, что у золотого состава редакции «носорога» — этот состав уже в прошлом, впрочем, как и сам «носорог» (журнал, а не издательство, снова повторяю я) — так вот, нравится, что у каждого из нас вышла книга прозы в Jaromir Hladik Press.

Зачитала сегодня следующее:

О чем речь? О невозможности выйти из топографической волшбы опережающей тебя сарагосы; о решимости прильнуть к тому, что рядом, к несметности заранее предрешенного; о месте, в котором человек увяз, потому что оно отнято у него светозарно отсутствующей где-либо плотиновской «простейшей простотой» близкого пристанища. (Ш.А. «Одно стихотворение Андреа Дзандзотто»)

Мне было пора, но уходить не хотелось, почему-то пугали росшие у самых гор густые мхи – рядом со скользкими тропками, покрытыми опавшей листвой и плодами. Уходить не хотелось, оглядываться было нельзя: оглянешься в тревоге – увидишь вдали, среди убегающих туч, колокольню Вернаи, услышишь звон ее колокола – единственного, чей звонкий голос объявляет, что буря миновала, что, как ни досадно, пора опять становиться собой, смертным, похожим на планету, что постепенно сводится к той своей стороне, на которую не падает свет. (А.Д. «На плоскогорье»)

На вечере памяти Шамшада Абдуллаева рассказала, как недавно узнала от коллеги, что Шамшад очень ждал скоро выходящий у нас сборник прозы Андреа Дзандзотто. Думается, что встреча этих двух авторов в пространстве книги, которая складывается из всех нами изданных-издающихся, совсем не случайна.

А также дарю готовую иллюстрацию ко множеству мемов.
(Это начало фильма, сон главного героя. Он снят на моем любимейшем заброшенном острове в южной части лагуны, Сан-Джорджо-ин-Альга, где разные энтузиасты время от времени искали сокровища тамплиеров.)

Дарю вам этот танец на сон грядущий.

Был обнаружен лучший фильм о Венеции — «Юппи-ду» (но отношусь к собственной же характеристике острожно). Это фильм с Адриано Челентано в главной роли, им же срежиссированный и смонтированный — со всеми вытекающими отсюда последствиями (особенно в том, что касается монтажа). В русскоязычном контексте, кажется, этот фильм — совершенное слепое пятно; здесь, в Италии, это что-то вроде забытого шедевра. Абсурдистская трагикомедийная история любви в воображаемой Венеции (настоящего будущего), где аква альта в домах по утрам — обычное дело. Вместе с ней — токсичные фабрики Маргеры, бедность и благородство рабочих, капиталистический Милан, беспросветная несправедливость и надрывные телодвижения в танцах. Многие сцены сняты не только собственно в лагуне, но и в зеленых пригородах на материке, куда вписаны атрибуты как бы Венеции; это кадры-каприччо. В общем, это неожиданный эко-политический манифест от Адриано Челентано далеких 70-х годов. Десятилетия спустя он будет замечен в симпатиях к право-популистской партии «5 звезд». Но это уже совсем другая история.

1 ноября в 19.30 в Порядке слов, в день рождения Шамшада Абдуллаева, друзья и ценители поэта соберутся почтить его память, прозвучат стихи, оммажы, воспоминания, комментарии.

В вечере примут участие: Даниил Кислов, Лиса Дабижа, Катя Морозова, Анна Родионова, Екатерина Захаркив, Сергей Завьялов, Кевин Платт (онлайн). Александра Цибуля, Максим Неаполитанский, Станислава Могилева, Варвара Недеогло, Антон Тальский, Никита Сафонов (оффлайн).

Модератор вечера – Александр Скидан.

Шамшад Абдуллаев (1 ноября 1957, Фергана — 23 октября 2024, Алматы) — узбекский русскоязычный поэт, прозаик, эссеист. Неформальный лидер сложившейся в Узбекистане в 1980—1990-х годах «Ферганской поэтической школы». Автор книг стихов и прозы, написанных на русском и переведенных на другие языки. Лауреат Премии Андрея Белого (1994), премии «Глобус» (1998), Русской премии (2006, 2013), премии «Волга/НОС» за книгу прозу «Другой юг» (2020), стипендиат Фонда Иосифа Бродского (2015).

Регистрация

Никогда не смирюсь с названием (при всём огромном уважении к труду Елены Баевской) «Под сенью дев, увенчанных цветами» вместо «Под сенью девушек в цвету». Простите.

Раиса Кирсанова приходила к нам на кафедру раз в две недели, кажется, не чаще. Стараниями Николая Алексеевича Богомолова у нас был свой факультет в миниатюре, отличный от того, что из себя представлял журфак мгу. Мы восхищались Кирсановой в меру своего высокоироничного цинизма тех лет. Андрей Ш., кажется, любил ее сильнее, чем остальные. Она была сильна — в своем остроумии и профессионализме, во властности мышления. Совершенно не помню, замечала ли она нас, слушателей, — настолько ее интересовал предмет. Ее некоторая обособленность «приглашенного профессора» никого не уязвляла, как-то было ясно, что преподавательская бюрократия бессмысленна для ученой такого масштаба. Оттого еще страшнее, как ее настигло бессмысленное в чистом виде.

Итальянские школьники в эпоху ультраправого правительства. Требуют гражданство для учеников-иностранцев ❤️

Рильке в переводе Владимира Микушевича, великого переводчика и не попадающего ни в какие рамки-границы писателя, которого тоже не стало вдруг, в конце октября 2024 года. Сборник его переводов из Рильке, «Поздняя осень в Венеции», одна из немногих книг, перекочевавших из моей московской домашней библиотеки в венецианскую.

«Носорогу» выпала честь издать две прозаические книги Шамшада Абдуллаева.

Мы все копошимся в готовом ряду образов пространства, изведанного (изъеденного?) до нас тысячами других, перерабатываем эти образы, пытаясь вразумиться через них здесь и сейчас; Ш.А. сам сотворил такое пространство — себе, он изобрел Фергану и заодно подыскал ей местечко, где-то, скажем, не столь удаленно от 41°54′00″ северной широты и 12°51′13″ восточной долготы, по соседству с землями Унгаретти, Дзандзотто, Пазолини, Луци, Квазимодо, Кавафиса (список можно сделать довольно длинным). Меня обездвиживает техника плетения пространства в его текстах. Зачем работать словом, как не для того, чтобы превратить реальное место, его монотонность в воображение этой монотонности.


Может, он опустился на корточки и голову склонил так, чтобы небо давило ему затылок?

Вечная память.

Атомный гриб над лагуной — записала я как-то в 2022-м в блокнот видений и тревог. Сегодня же в газетах пишут, что один крупный местный чиновник предложил построить в Маргере атомный реактор. Будущее Венеции, конечно, предрешено, но очевидно, некоторые акторы стремятся добавить альтернативных сценариев судного дня. (Или Венеция через них сама выбирает свой уход?)

Читаю презанимательное исследование Ютты Сперлинг Roman Charity. Queer Lactations in Early Modern Visual Culture. Это первая попытка анализа иконографии знаменитого смущающего сюжета о «римском милосердии» — проявлении высшего долга перед отцом. Дочь кормит грудью отца, спасая его от голодной смерти в тюрьме. Сперлинг трактует этот сюжет как революционный, подрывающий основы патриархального общества и патрилинейности — дочь наделяется абсолютной родовой властью через свое молоко; очевидная альтернатива кровному родству по мужской линии. «Римское милосердие» изображалось и в откровенно порнографическом ключе, где дочь — почти что доминатрикс, низводящая отца до регрессивной зависимости, но были и диаметрально противоположные трактовки ее образа как «жалкой жертвы кровосмесительных требований уберпатриарха»; наконец, существовал не только распространенный кросс-гендерный вариант, но и гораздо более редкий, «женский» — дочь кормила мать (см. в тч Боккаччо «О знаменитых женщинах», наконец переведенных и грустно-незаметно изданных на русском и «Книгу о граде женском» венецианки по рождению Кристины Пизанской, которую издадут в Individuum). Сперлинг подробно исследует иконографию «римского милосердия» во всех изобразительных жанрах и — дополнительно — литературные и медицинские источники практик взрослого грудного кормления, queer lactations; к счастью, есть иллюстрации, некоторые из которых вы просто обязаны увидеть.

«План стихотворения» Осминкина vs «Способы написания стихов» Данильченко.

Игорь Булатовский — ангел-хранитель независимого книгоиздания в России.

Не всех авторов перечислила в предыдущем посте; исправляюсь и любуюсь.

Девятнадцатый номер «Носорога» собирался и складывался примерно год — как и предыдущий восемнадцатый (тот стал первым выпущенным после начала войны). При этом уже в конце 2021 года стало необходимо что-то переиначить в журнальном устройстве; «Носорогу» тогда же дали премию Андрея Белого, и над нами нависло подведение итогов. Сделать этого мы не успели, нить оборвалась, но — по разным причинам — чуть больше, чем через год после 24 февраля, мы все же собрали еще один выпуск; думаю, это была какая-то надежда на терапевтический эффект — после довольно затяжного и мучительного молчания удалось немного поговорить в привычной форме. Но форма — очень чуткая и ранимая штука; плохо, когда ее используют по привычке. 
Мы с Игорем, возможно, чуть позже сформулируем что-то более развернутое, пока лишь делимся новостью об окончании текущей истории журнала «носорог» и анонсом 19-го номера и устраиваем себе грустный праздник — такое количество благодарностей за журнал мы не получали еще ни разу. значит нынешний «Носорог» мы отпускаем в правильный момент.
И если вдруг кто-то запутался в сущностях, то: речь идет о журнале и только, одноименное издательство, в которое уже давно перерос журнал, еще как продолжается и вот буквально сейчас экспериментирует с формами и видами бумаги, на которую ложатся слова и прочая дичь.

Ну а пока — все же новый номер. Внутри, как мы это сформулировали, путь от внутреннего к внешнему, к поверхности. Ограничусь несколькими важными для меня текстами: моя давняя мечта — фрагментик из грез/научных размышлений состарившегося Казановы, засевшего в богемском замке — утопия о мире в центре земли и его обитателях-мегамикрах; затем еще одна давняя мечта — переводы на русский коротких рассказов любимейшей Леоноры Каррингтон (сама мечтала, сама и перевела); ну и еще одна давняя мечта — в «Носороге» наконец опубликовался и Игорь Гулин (прочие редакторы, т.е, Стас и я уже отмечались; замечу, кстати, что этот номер собирался без Стаса, ранее он вышел из редакции); наконец, все это заедается солнцем — обложка работы художника по фамилии Батай (не Жорж, увы). Можно рассказать чуть больше об этих и остальных великолепных текстах, но, как у нас заведено, мы предлагаем читать, а не говорить. Чтобы иметь такую возможность, вам сюда.

Комментарии объявляются открытыми.

Очень нравится, что на сайте Центра политического анализа переводы из Агамбена сопровождаются фотографией автора в образе апостола Филиппа из пазолиниевского «Евангелия от Матфея». Наш венецианский дед вечно молод.

Это могло быть продолжением моего сна о России, но это Америка. (Кадры из «Миграции» Дуга Эйткена)

#этомоглобытьмоимсном

Любимая ведута из серии идеальных городов.

Ренессансные ​​ведуты «идеального города» при длительном рассмотрении в музейном пространстве, само собой, смахивают на антиутопию. Посмотрела оригинал самой известной из них, из Урбино. Далее, на городском автовокзале встретила ее репродукцию, живущую полной жизнью; ее довольно аккуратно дополнили миниатюрным палестинским флагом, надписью Figlio di Putana и несколькими нрзб именами.

Публикация и чтение текстов Павла Кушнира сейчас — не умаляю их литературного значения — в основном ритуальны. Вспомнилась глава из романа Антуана Володина «Писатели», та, где «самый непризнанный писатель» сочиняет/ читает вслух свое единственное произведение — список расстрелянных на Бутовском полигоне в день его появления на свет. Обращение к текстам к Кушнира сейчас, после его гибели, как воззвание к именам тех, перед кем навсегда виноват самим фактом своего рождения володинский писатель. (Но конечно, и сам Кушнир — абсолютный персонаж этой книги Володина.)