Seashell freedom

Первопредок – чужак ещё и потому что родство с ним не натуралистично. Кровное родство духовно дефицитарно, оно движется в сторону увядания, как всякая биологическая жизнь. Биос упадочен. Повторяясь в особях, род просто удерживает гомеостаз с неизбежными потерями интенсивности и не приводит к реальному Повторению. Жизнь-зоэ же событийна. Она требует архаического Повторения – обновляющего повторения архэ. В связи с супранатурализмом Первопредка, его легко подменить воображаемым фантазмом. Такая симуляция приводит к миметическому повторению, заводящему механизмы fort/da.

Мышление есть странствие мысли вне дискурса компетентности, или, что то же самое, вне машинальности.

Мышление торит путь. Путь мысли неторный. Свободный автоматизм мышления и радикальное сомнение совпадают в особой стихиальной материи ума. Оформленное содержание мышления не есть само мышление. То, что латиняне перевели словом materia, Аристотель гениально назвал ὕλη («хюле») – «древесина, лес». Мир – это колдовской лес. Солнечный свет проникает сквозь кроны деревьев и порождает светящийся полумрак с бликами озарений и колыханием счастья. Мерцание lumen naturalis ума подобно этой золотой тьме. «Celebrate symbols from deep elder forests», – сказано Джимом Моррисоном в «An American Prayer».

«Апория» (ἀπορία) буквально значит «непроходимое место». Пробираться через бурелом – судьба мысли. Мы чего-то не знаем, да и бог с ним. Знание – это бурелом. Знание – это бывшие знаки.

Мышление не знает. Мышление путешествует.

Небольшие, но приятные новости.
В последнем номере “Платоновских исследований” вышла статья А. Гараджи - перевод и комментарии к толкованиям “Халдейских оракулов” Михаила Пселла. А приятно то, что он ссылается на мою прошлогоднюю диссертацию (и в библиографии она есть). Это вообще первое упоминание моей работы, но сразу - в таких серьезных публикациях.
Собственно, ссылка на статью.

Чуть позже в этом году выйдет и моя статья, но уже в сборнике по итогам прошлых конференций АИЭМ.

В христианской проповеди есть устойчивый гомилетический сюжет: почему Сын Божий не воплотился в столичном Риме? Почему Рождество Иисуса Христа произошло в провинциальной Палестине, казалось бы, исторически ничтожной? Обычно ответ таков: это кенозис. Бог стал человеком в зраке раба.

Христианство – религия мистериальная. Это религия Евхаристии – Причастия. Хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа. Хлеб и вино. Так вот, дело в том, что Вифлеем находится строго в самом центре нашей материальной и духовной культуры. Именно там, в Палестине, в окрестностях Мёртвого моря 12500 лет до н.э. появилась натуфийская культура. Считается, что именно натуфийцы первыми перешли к земледелию. Наша культура всем своим строем обязана доместикации растений. Бейт-Лехем – Дом хлеба. С Рождеством Христовым!

Кто такие Предки? Как правило, их онтологический статус понимают по линиям структур родства с современными людьми. Это верно лишь отчасти. Естественно, мы произошли от наших предков, от кого ж ещё. Но Предки в мифах – существа совершенно иного плана. Предки суть Те, кто не мы. «Мы» следует понимать, как всё множество людей. Предки образуют бинарную пару с «нами» – с людьми. Предки – Иные.

Предки «пред» нами. Предки – это те, кто были до нас. Они те, кто пришли в мир первыми. Они – первое поколение земнородных. Мифологически предки всегда суть Первопредки. Предки – примордиальные Перворождённые. Первопредок есть хранитель онтологического архэ – Начала.

Границей, разделяющей мир людей и мир предков, является память. Предки – это те, кого не упомнить. Они те, кто теряются в глубине времён. Они иные не потому что мы их не помним. Напротив, мы их не помним, потому что они – Иные. Предки – забытые Древние.

Эта мифологическая темпоральность беспамятства образует единый континуум с пространством забвения – с Потусторонним миром. Предки обитают на Той стороне. Они на том свете. Иные пребывают в Ином мире. Предки суть духи.

Поэтому в мифах предки парадоксальным образом связаны с автохтонами и чужаками. Наши предки – не наши. Кабиры, куреты, дактили, сиды, чудь белоглазая, сихиртя, дивьи люди – все эти существа были первыми, до нас. Предки – это «стары люди». Но они ушли под землю. Предки – народ холмов.

Мнемический и онтологический разрыв между ныне живущими смертными и их первопредками относит к самой сердцевине нашей юдоли. Мнема онтологична. Не только мы забыли своё начало. Нас забыло Начало. Мы суть те, кто лишён Начала. Мы обделены доступом к источнику жизни-зоэ. Мы обречены клониться к упадку. Мы живём в мире вечера. Отсюда мифологическая амбивалентность смерти – после своего конца смертный встречается с предками, носителями архэ. Вход на Ту сторону находится на западе, в стороне закатной.

Античные мистерии представляют собой Парусию – возвращение Царя-первопредка. Событийное восстановление прерванного родства с архаическим – такова суть мистерий. Переучреждение структур родства с Золотым родом древней эпохи изобилия жизни через усыновление Божеством. Утро мира способно вернуться. Нас не забыли.

Год всегда один. Начало одно. Мир создан утром – Божеством рассвета. Человек живёт в Начале. Но есть и «всегда» – поток всепобеждающей жизни-зоэ, изобильной, как львиный солярный свет.

Заря бедна солнцем. Но всегда есть надежда на событийное обновление. С наступающим Новым годом!

Итоги года

Итоги года - абсолютно магический, ритуальный акт. Это всегда попытка структурировать хаос, собрать из снежинок слово “Вечность”, прибить к своей доске почета живых бабочек, насадив их шелковистое брюшко на красивую булавку с жемчужной головкой.

Итоги года, если хотите, - это страх перед неизбежностью живой жизни, которую невозможно контролировать. Нет, в этом ничего плохого, мы все справляемся с этим древним ужасом по-своему и по-разному, и итоги здесь тоже хороши.

Но в этом году у меня их не будет. И не потому что их нет (столько, что не унести, рук не хватает), а потому что вдруг в этом году - аккурат на выходе Плутона из Козерога - все мои итоги был сметены мощным дыханием той самой настоящей и живой жизни.

На самом деле, конечно, все это зарождалось в глубинах меня и мира сильно раньше, еще в начале года, но не предавала этому серьезного значения, не обращала внутрь себя пристального внимания. Я думала, что это усталость от напрочь вымотавшего меня 23го года. Усыхало, отмирало, отлетало и опадало старое, стремительно менялись, складывались и рушились декорации и персонажи, я ощущала странную надсадную пустоту, не понимая совершенно, что внутри и снаружи зарождаются совершенно новые, иные феномены.

Хотя, безусловно, были предпосылки; были сны, знаки, манифестации. То, что я называю “внутренним гулом” или “эхом грозы”.

Это стало заметно и по моим текстам тоже. Мне достаточно резко перестало быть интересно то, что интересовало ранее. Писать о том, о чем я писала раньше, уже не интересно. Исследования тех феноменов больше не радуют, потому что не имеют значения. Устарели не только текстовые, но и магические форматы и формы. Сначала я думала, что конкретно для меня, для моей личной практики. Но нет, для всех. Новые потоки прокладывают новые русла подземных и небесных рек.

Скажу честно: я испугалась, что магия уйдет из моей жизни вообще. Все это напоминало камеру сенсорной депривации - в какой-то момент тебя будто “отключают” от информационного потока, и ты слышишь только гул тишины. Как я ни пыталась пинговать пространство, отклика почти не было.

Но, как я сама говорила неоднократно (хотя и не всегда себе верила), и как мне говорили все те, кто меня учил (им я тоже не всегда верила), если магия живет в тебе, то она никуда не денется. Меня вынесло на совсем иные потоки - настолько мощные, настолько не похожие ни на что, с чем я работала ранее, что я буквально задохнулась от ужаса и восторга. И они требуют, конечно, и радикально другой работы, других инструментов и других подходов. И пока что я даже не знаю, как об этом писать (и нужно ли вообще в принципе). Уже нужны другие тексты и другие слова для новых внутренних феноменов и новых смыслов, но и новые звезды только-только формируются из космического хаоса.

Именно по этой причине не нужны больше никакие итоги года. Все остальное уже кажется мелким и незначительным. Кроме любви, конечно. Впрочем, это, наверное, и будет главным открытием года. Живая жизнь, живой космос, настоящая магия - все это пронизано любовью; именно она развертывает пространства и Бытие, оживляет миры и одухотворяет душу. Боги показывают это нам напрямую. Просто нужно однажды открыть глаза и увидеть.

Как пишет дорогой @Seashellfreedom,
Так как же связана Афродита с Гекатой «Халдейских оракулов»? Абсолютно так же, как у Феокрита. Халдейская Геката – богиня любовного колдовства. Боги привораживают мир. Вселенная создана любовной магией. Мир держится приворотными чарами богов. Элементы космоса связаны не просто симпатией, но эросом. И если он раскроется в уме, как цветок, то жгучее пламя эроса вознесёт смертного на огненное небо.

Магия нового Эона будет про Эрос.
Старик Платон давно все знал.

Окончание.

Как только мы примем глоссолалию в качестве объяснения, все элементы теургической конструкции сразу встают на свои места. Божественные имена суть свёрнутые в бутоны молнии Зевса Керавна. В ритуале синфема раскрывается огненным, экстатическим цветком ума. Ритуал теургов был корибантским. Внезапное вспоминание божественных имён в теургическом анамнезесе подобно мгновенной вспышке. Цветок огня загорается на небе ума, как молния, разрядами-скачками. Спонтанно начинается глоссолалия. Сознание теурга охватывается пламенем экстаза и само становится огненным цветком. Раскаты грома сопровождают всполох. Божественные имена грохочут как гром и гудяще свистят как огненный смерчь. Теург видит и слышит «шумный свет» богов – κελάδοντος φωτός. Эротическая сила Пейто захватывает душу и возносит её вихрем на колеснице-охеме к объекту любви. Выкрикивая в трансгрессивной глоссолалии огненные эпиклезы, телест мечет эти молнии в небо. Теург призывает богов их пламенными именами. И по словам Прокла, боги с радостью отвечают. Начинается эпифания. Синфемы разверзают небеса. Геката Ключница даёт посвящённым пароли – ключи от неба. Теургический экстаз подобен ответному стримеру – разряду, бьющему снизу, с предмета, выступающего над поверхностью земли, навстречу ступенчатому лидеру молнии – основному разряду из грозовой тучи. Молнии встречаются. Это единораздельное движение. Одно и то же событие.

Есть ли богам дело до людей? Богам есть дело до всего мира. Божье дело от века – творить мир своими именами-синфемами. Боги извечно мечут в миры свои молнии-имена, ими держится сущее. Каждая вещь универсума представляют собой сюмболон – отвердевший эфир. Но в ритуале спящее пламя вещей оживляется божественными именами. Богов нельзя связать заклинаниями, нельзя умолить. Боги бесстрастны. Но боги сами от начала времён выступают навстречу миру и дарят сущему свои имена.

Геката – богиня многоименная. Она Πολυώνυμος – Полионимос. У каждого божества много имён – Иэою, Оаи, Иох, Ои… Но все они об одном – о Едином. Это Отчая Бездна (πατρικός βυθός) «Халдейских оракулов». Мир создан богами в священном бреду. Ведь они и сами вышли из Бездны. Если человек, житель хтонической материи – нижней бездны, входит в единение с богами в ритуале, ими же и дарованном, то он, смертный, начинает говорить на языке бессмертных. Бездны встречаются. Материя – сюмболон Первоединого зияния. Огненные смерчи имён, извергаясь из зева Единого, возвращается к Нему же, к Тому, кто за пределами всякого смысла.

Продолжение.
Итак, мы подошли к кульминации. Но вернёмся к самому началу наших поисков. В 109-м фрагменте «Халдейских оракулов» сказано: «Отчий ум не принимает во внимание желание души вернуться к нему до тех пор, пока она не выйдет из забвения и не изречет слово (ῥῆμα), припомнив Отчую священную синфему». Это непонятно. Как вообще можно вспомнить в платоновском анемнезисе эти «варварские имена богов»? Как мальчишка вспоминает в анемнезисе, при помощи майевтики Сократа, теорему Пифагора в платоновском диалоге «Менон» – это я понимаю. Потому что там работает логос, логика и здравый смысл. Но как можно припомнить бессмысленный набор звуков, якобы врождённых уму? Что это за анемнезис такой странный? Но ответ очевиден.

Это глоссолалия. И об этом прямо говорит сам Ямвлих в своём труде «О египетских мистериях»: «Впрочем, нужно исследовать причины божественного помешательства; а ими являются нисходящий от богов свет, посылаемые от них духи и исходящая от них совершенная власть, всецело охватывающая нас, совершенно изгоняющая наши собственные сознание и движение и произносящая слова не в согласии с мышлением говорящих, – напротив, как утверждают, те высказывают их безумными устами (μαινομένῳ στόματι), но все прислуживают и повинуются лишь действию Владыки» (III, 8).

Ямвлиху вторит Прокл в «Комментариях к "Кратилу"»: «Таково то, что именуется символами богов. В более высоких порядках они существуют единовидно, а в тех, что уступают [им] – многовидно. Подражая этому, теургия тоже задействует их [символы] посредством высказываемых, хотя и нечленораздельных [выражений]» (71, 39-120).

Упоминавшийся мной ранее Флавий Филострат в «Жизни Аполлония Тианского» пишет: «В этом чертоге царь вершит суд: поэтому к потолку подвешены четыре золотые вертишейки (ἴυγγες), напоминая ему об Адрастее, дабы не заносился он перед людьми. Говорят, будто маги, имеющие доступ во дворец, и подвесили здесь этих птиц, прозываемых "языками богов" (θεῶν γλώττας)» (I. 25).

«Языки богов» до чрезвычайности схожи с Новозаветными «ангельскими языками». Апостолом Павлом сказано: «Если я говорю языками (γλώσσαις) человеческими и ангельскими (ἀγγέλων), а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13:1). Кстати говоря, «медь звенящая» и «кимвал звучащий» суть намёки на экстатические корибантские и вакхические ритуалы, сопровождавшиеся грохотом тимпанов и кимвалов. Приводить все многочисленные Новозаветные свидетельства раннехристианской глоссолалии, в том числе и из этого Послания апостола Павла, нет нужды, они общеизвестны.

Окончание следует.

Продолжение.
И вот, подобно строфалу, мы возвращаемся по кругу к силе Пейто. Вращающаяся вертишейка-иунг издаёт свистящий звук. Дамаский в «Комментарии к "Пармениду"» говорит: «Она [Геката] издает животворящий свист (ῥοῖζος – «свист, шипение»)…» (II.8.1.б.4.). Несколько ниже Дамаский добавляет: «…данная богиня [Геката] и издает пронизывающий всю сферу раздельного и зримого свист животворящего света и демонстрирует неумолимую силу» (II.8.1.б.5.). «Свист животворящего света» – прямая отсылка ко 2-му и 111-му фрагментам «Халдейских оракулов», в которых присутствует образ «шумного света» (φωτὸς κελάδοντος).

Геката вообще особа шумная. Её так и зовут – Геката Бромия (βρόμος – «шум, грохот»). Это имя роднит её с другим божественным дебоширом – Дионисом Бромием, а также с Артемидой Бромией, тоже любительницей похулиганить. В Греческих магических папирусах Геката постоянно пронзительно кричит, воет, как собака, ревёт быком. Все эпитеты, связанные со звуками, издаваемыми Гекатой, в магических папирусах перечислять нет смысла, их очень много.

Продолжение следует.

Продолжение.
Но иунги – это и колесницы богов. Образ этот общий для всего Средиземноморья и Ближнего Востока. Сразу вспоминается сюжет из Ветхого Завета о вознесении пророка Илии: «Когда они шли и дорогою разговаривали, вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо» (4Цар. 2:11). И, конечно, нельзя не вспомнить видение пророком Иезекиилем божественной Меркабы. Транспорт этот представляет собой метонимию божественного Присутствия, метонимию, возогнанную до состояния символа. Колесница бога или богини – онтологический сюмболон. Но есть ещё и колесница души – тело света (αυγή ὄχημα), которое диалектически соотносится с колесницей бога. Именно с колесницей-охемой (ὄχημα), световидным носителем (φέροντα) души, и связан цветок ума.

Эдвард Батлер в своей уже упомянутой работе утверждает, что халдейские вихри иунгов имеют также прямое отношение к вихрю-δῖνος Демокрита. Это как раз ничуть на удивляет, если помнить о синтетическом характере теургического учения, претендовавшего на завершение целой эпохи мысли. По учению атомистов, вселенский вихрь упорядочивает хаотическое движение атомонов, распределяя их по отдельным местам – подобное к подобному. Отсюда в «Халдейских оракулах» образы разделения и сепарации. Кроме того, там же присутствуют и натуралистические образы древнегреческой физики: молнии оставляют в сущем борозды (ὁλκοί) (фр. 36); животворящий огонь по огненным каналам проходит к каналам хюле-материи (фр. 65). Ещё в нескольких фрагментах явно присутствуют понятия эллинских физиологов-досократиков. Батлер находит даже паренклизис Эпикура (παρένκλισις, clinamen у Лукреция) в учении «Оракулов». Эпикурейский паренклизис – это отклонение атомов от движения по прямой, в отличие от жёсткого детерминизма Демокрита. Не стану углубляться в эту тему, но замечу, что это красивый образ. Огненный смерч изгибается и колеблется. Всё ходит ходуном.

Иунг – это ещё и магическая вертишейка Гекаты Эрототокейи. Иунг – пламенеющее колесо Иксиона. Огненные змеи эроса жалят распятого на колесе смертного, влюблённого в богиню. Что тут скажешь? Нас всех намотало на колёса любви.

Продолжение следует.

Далее. Сейчас почти уже консенсус среди учёных считать Халдейскую Гекату Мировой Душой. У Платона в «Тимее» есть показательный пассаж о Мировой Душе: «И вот душа, простертая от центра до пределов неба и окутывающая небо по кругу извне, сама в себе вращаясь (αὐτὴ ἐν αὑτῇ στρεφομένη, буквально «сама в себе строфалясь»), вступила в божественное начало непреходящей и разумной жизни на все времена» («Тимей», 36e).

Геката строфалится, как вертишейка, и в «Халдейских оракулах». Слова, образованные от στρεφω встречаются в «Оракулах» очень часто. Но если просто статично полагать Гекату Мировой Душой на положенном ей месте, то это приводит к неразрешимым противоречиям в анализе халдейской онтологии. Если считать, как принято: сначала Первоединое, потом Нус, потом Мировая Душа, а уже внизу космос, то остаются непонятны принципиальные моменты. Халдейская Геката то – материнское чрево, принимающая в иерогамии логосные молнии Отца (фр. 32, фр. 35), то есть, она едва ли не хтоническая хора-материя, то Геката пребывает между Отцами-Умами на самой онтологической вершине (фр. 50). Но всё дело в том, что Геката – богиня лиминальная. Она – медиатор. Она «как вверху, так и внизу». Геката динамически соединяет небо и землю, пронизая миры насквозь. И вертишейки-иунги суть её манифестации. Учение «Халдейских оракулов» связано с экстатической практикой теургии. Отсюда и бурный динамизм халдейской картины мира.

Вертишейки соединяют богов с миром, танцуя и гремя. Иунги – корибанты великой Богини. Они – даймоны-медиаторы. Иунги – огненные смерчи, уходящие в занебесье. И они же – молнии Зевса Керавна.

Прокл учит о том, что боги суть генады (ἑνάδες) – еди́ницы. Каждая из них по-своему, особо манифестирует Единое. Генады не смешиваются. Каждая из них обладает уникальными идиомами. Отсюда характиры в ритуале. Отдельная генада организует свой особый чин связи высшего с низшим. Эти чины тоже не смешиваются. Генады спускают вниз золотые цепи бытия – иунгов. Каждый нижний уровень онтологического здания устроен генадами, как синфема и сюмболон предыдущего этажа. А теперь представьте всё это нисхождение/восхождение в яростной динамике. Истечения-апоррои (απόρροιες) суть потоки огня, образующие воронки. Эманационные уровни соединяются огненными торнадо. Иунги – огненные колонны, на которые опирается небесный антаблемент пламенного Эмпирея. Молнии Зевса Отца – архитектонический каркас нашего мира.

Продолжение следует.

Продолжение.
В «Халдейских оракулах» есть ещё один удивительный образ: огненный цветок ума. В 1-м же фрагменте «Оракулов» сказано: «Ибо есть нечто Умопостигаемое, что должен ты постигнуть цветком ума (νόου ἄνθει)…». Но это цветок огненный (πυρὸς ἄνθος), как о том говорят фрагменты 34-й, 35-й, 42-й, 49-й. Казалось бы, очевидно – всполох пламени похож на цветок. Но не всё так просто. В традиционной древнегреческой иконографии Зевса его молнии-керавны изображались в виде антемиона (ανθέμιον) – особого цветка. Чаще всего, это был стилизованный лотос. Античный архитектурный орнамент – антелий (то же что антемион), представлявший собою ритм пальметт и лотосов, есть не что иное, как канонизированный образ молний Зевса. Огненный цветок ума – это молния Зевса, вспыхнувшая в сознании теурга.

Так кто же такие иунги? В 35-м фрагменте «Халдейских оракулов» читаем: «Τοῦδε γὰρ ἐκθρῴσκουσιν ἀμείλικτοί τε κεραυνοὶ καὶ πρηστηροδόχοι κόλποι παμφεγγέος αὐγῆς πατρογενοῦς Ἑκάτης καὶ ὑπεζωκὸς πυρὸς ἄνθος ἠδὲ κραταιὸν πνεῦμα πόλων πυρίων ἐπέκεινα». Приведу свой перевод: «Ибо вот Неумолимые и молнии, бросающиеся от [Отца] и престероприимные лона рассветного блеска Отцерождённой Гекаты и подпоясанный (окутанный плеврой) цветок огня, и мощная пневма по ту сторону огненных полюсов». Что это за «престер» (πρηστὴρ), присутствующий также в 34-м, 81-м и 82-м фрагментах? А.П. Большаков переводит интересующий нас выражение, – πρηστηροδόχοι κόλποι – как «лона, в себе заключившие вихри». А в английском переводе Рут Майерчик это lightning-receiving womb – «молнию принимающее чрево». И «вихрь» и «молния» – переводы одинаково верные и уместные в данном контексте. Кроме того, πρηστὴρ это ещё и «укус ядовитой змеи» (вспоминаем «харагму», со всеми её смыслами). Одно из имён Гекаты – Дракайна, Змея-драконица. Кроме того, хочу заметить, что Эдвард Батлер в своей работе «Flower of Fire: Hekate in the Chaldean Oracles» подчёркивает верность перевода слова ἐκθρῴσκουσιν, сделанном Рут Майерчик. Это именно leap – «прыгать, соскакивать». Молния внезапной, резкой вспышкой соскакивает, бросается в чрево Гекаты.

Дело в том, что полисемия древнегреческого языка и современных английского и русского языков разная. Поэтому при переводе часть важных смыслов теряется. Важно понимать, что текст «Халдейских оракулов» устроен по принципу суперпозиции: значения ключевых образов накладываются друг на друга, как кальки. Логии мерцают смыслами. И от каждого многозначного образа-символа тянутся семантические нити к прочим образам, как в самом тексте «Оракулов», так и в других, связанных с ним, произведениях, которые знал любой образованный человек поздней античности. Этакий гипертекст с параллельными местами и ссылками.
Продолжение следует.

Продолжение.
Огонь – важнейший образ «Халдейских оракулов». Я подчёркиваю – не просто божественный, умный свет, который усматривается в медитативном созерцании, как у Плотина, а именно буйное пламя. Нет смысла приводить все фрагменты «Логий», в которых упомянут огонь. Их огромное количество. Совершенно справедливо утверждение, что учение «Оракулов» – это гнозис Огня.

В эманационной космологии «Оракулов», среди прочих уровней, описаны ещё два: эфирный мир и Эмпирей. Но они вовсе не статичны. Это не просто какие-то этажи. Первоначально в древнегреческой мифологии эфир – это место обитания олимпийцев – верхний слой неба. Но эфир и «горний элемент-стихия, стойхеон» (τὸ ἄνω στοιχειον). Он – Начало, архэ (ἀρχή). Эфир – тонкий воздух богов. Но по стоической этимологии «эфир» (αἰθήρ) происходит от глагола αἴθω – «гореть, зажигать». Боги дышат чистым огнеродом.

В орфическом гимне Эфиру читаем: «Ты, всеукротитель, огнедышащий (πυρίπνους), ты – искра (ἔναυσμα) живого!» В Греческих магических папирусах одно из имён Гекаты – Пюрипну (Πυρίπνου), Геката Огнедышащая (PGM IV. 2559). Напомню, Геката – Мировая Душа в «Халдейских оракулах». Там же эфир – субстрат Эмпирея и отдельный надзвёздный мир. «Эмпирей», «эмпюрос» буквально: «огненный» (ἔμπυρος). Боги – насельники небесного огня и сами суть сверхсущие пламена.

Согласно стоикам, радикально повлиявшим на средний платонизм и поздний неоплатонизм, эфиром пронизано всё сущее, эфир – субтильный «творческий огонь» (πυρ τεχνικόν). Он не сжигает, как обычное, грубое пламя (πυρ ατεχνον), напротив, выводит космос к бытию. В «Халдейских оракулах» так и сказано: «…искусный творец космоса творческого огня (ἐργοτεχνίτης͵ κόσμου τεχνίτης πυρίου)» (фр. 33). Эфир – огненная пневма, дух, которым дышит вселенная. Но это же и тот самый Гераклитов огонь, выходящий прямиком из зияния Хаоса. Бездна пышет огнём, созидая мир.

Продолжение следует.

Продолжение.
Но зато не редкость отождествление Гекаты с Любовью в «Халдейских оракулах». Об эросе-любви сказано в 39-м, 42-м, 44-м, 45-м и 46-м фрагментах «Оракулов» (по Де Пласу). Вот, например, 39-й фрагмент: «Ибо, задумав дела [свои], ум самородный Отцовский огненной цепью любви неизбывной сковал все [на свете], чтоб преходящее все в бесконечное кануло время, но не уменьшил бы замысел умного света Отцова, коему вместе с любовью поручены мира стихии» (пер. А.П. Большакова).

Отмечу, что перевод Большакова не вполне верный. В древнегреческом оригинале этого фрагмента Отцовский Нус не сковывает сущее цепью, а буквально насаждает цепь, обременённую любовью, сажает (ἐνσπείρω), как растение. Это цепь не только горизонтальная, удерживающая стойхеоны-элементы от распада, а прежде всего вертикальная, спущенная с неба. Есть параллельное место у Прокла в «Комментариях к "Тимею"» (1, 210, 1–26), где он описывает эманационные «светлые цепи» – вертикальные характирные чины богов и подчинённых им сущностей, вплоть до смертных. Символ светлой цепи вообще популярный в неоплатонизме. Встречается даже у псевдо-Дионисия Ареопагита. Восходит этот образ к «Илиаде» Гомера. Зевс в VIII песне (19 – 27), желая показать свою власть и превосходство над прочими богами, вещает, что если он спустит с неба золотую цепь и все боги повиснут на ней, то не смогут совлечь его с неба, он же, если захочет, подымет всю Вселенную. Образность лучей верхнего Солнца, лучей, сажающих и собирающих особые растения, а также золотой цепи подробно рассмотрена В.В. Петровым в статье «"Возводящие лучи Блага": Солнце в позднеантичном платонизме и "Ареопагитском корпусе"». Я не во всём согласен с автором, особенно с интерпретацией «цветка ума», но статья хорошая.

Так как же связана Афродита с Гекатой «Халдейских оракулов»? Абсолютно так же, как у Феокрита. Халдейская Геката – богиня любовного колдовства. Боги привораживают мир. Вселенная создана любовной магией. Мир держится приворотными чарами богов. Элементы космоса связаны не просто симпатией, но эросом. И если он раскроется в уме, как цветок, то жгучее пламя эроса вознесёт смертного на огненное небо.
Продолжение следует.

Продолжение.
Ну что ж, «работай с Гекатиным строфалом». Так чьё это колесо – Гекаты или Афродиты? Для начала понимания обратимся к знаменитой II идиллии Феокрита. В ней описывается, как девушка Симайта пытается колдовством приворожить юношу Дельфиса. Приведу пару показательных отрывков:

Нынче ж заклятьем и жертвой свяжу я его; ты, Селена,
Ярче сияй! И к тебе обращаюсь я, дух молчаливый,
К мрачной Гекате глубин, лишь заслышавши поступь которой
В черной крови меж могил дрожат от страха собаки.
Страшной Гекате привет! До конца будь мне верной подмогой,
Зелье мне сделай страшней, чем яды напитков Цирцеи,
Ядов Медеи страшней, Перимеды отрав златокудрой.
Вновь привлеки, вертишейка (ἶυγξ), под кров мой милого друга! (10 – 17)
<…>
Как под рукой Афродиты кольцо (ῥόμβος) это быстро вертится,–
так же пускай повернется к дверям моим Дельфис тотчас же.
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой милого друга! (30 – 32)

Как видим, в одном контексте присутствуют Афродита и Геката. Вообще, это редкость. Селена, например, мифологически прочно связана с Гекатой, вплоть до отождествления. А смысловую связь Афродиты и Гекаты надо рассматривать отдельно. Хотя в данном случае это, конечно, просто. Поскольку контекст II идиллии колдовской и эротический – речь о любовном привороте, то, естественно, что богиня колдовства и богиня любви тут вместе.

Кстати, пару слов о ромбосе. Среди специалистов нет единого мнения о нём. То ли это синоним иунга, то ли это отдельная магическая приспособа – что-то вроде волчка. В некоторых литературных источниках это вообще явно трещотка. Кстати, ромбос – одна из игрушек младенца Диониса (это я для тех, кто в теме мистерий). На тему ромбоса и игрушек Диониса сейчас уже есть академические исследования, возможно, как-нибудь напишу об этом.

В Большом Парижском магическом папирусе Геката, среди прочих эпиклез, названа Пейто (PGM IV. 2549) и Афродитой Эрототокейей (ἐρωτοτόκεια – Мать Эрота, Мать любви) (PGM IV. 2557). Но как я уже сказал, это редкость.
Продолжение следует.

Продолжение.
Ладно, про Пейто мы ещё поговорим, а пока вернёмся к иунгам. В «Халдейских оракулах» магическое колесо названо «строфалом» (στρόφαλος, буквально – «вертушка, крутилка»). В «Оракулах» сказано: «работай с Гекатиным строфалом» (фр. 41 по Кроллу).

Михаил Пселл в своих комментариях на этот фрагмент пишет: «Строфал Гекаты – это золотой шар с сокрытым в центре сапфиром, вращаемый на шнуре из бычьей кожи и весь покрытый символами (χαρακτῆρας). Вращая его, [теурги] совершали свои призывания (ἐπικλήσεις, эпиклезы). Такие предметы обычно назывались вертишейками (ἴυγγας) и могли быть не только шаровидными, но и треугольными или иной формы. Творя же свои призывания, они [= теурги] испускали нечленораздельные или звериные крики, смеясь и бичуя воздух. Итак, оракул учит, что обряд вершится движением строфала, ибо тот обладает неизреченной силой. Он называется «Гекатиным», так как посвящен Гекате» (перевод Анны Блейз, дай Бог ей здоровья).

Прокл и сам активно пользовался строфалом. Об этом пишет его ученик Марин из Неаполя Палестинского в своём труде «Прокл, или о счастье»: «Философ наш еще и раньше, очистившись по халдейскому обряду, видел воочию светоносные призраки Гекаты и общался с ними, как сам о том упоминает в одном сочинении. Мало того: вращая вертишейку, он навел на Аттику дожди и отвратил от нее роковую засуху; талисманами он усмирял землетрясения; и, пытая вещую силу треножника, произносил стихи о своей собственной судьбе».
Продолжение следует.

Продолжение.
Сара Айлз Джонстон вообще утверждает, что аудиальность была сущностным качеством эллинской магии, в отличие от древнегипетской, представители которой больше верили в магию изображений и письменных слов. Смелое, конечно, утверждение. Однако, существующие в древнегреческой культуре многочисленные примеры волшебной силы звука, которая даже вращает небо, скорей, это подтверждают. В конце-концов эллинские богословы,– Гомер, Гесиод и Орфей – были не только поэтами, но и музыкантами.
Подобное отношение к магической силе звука сохранилась и в эллинистической магии. Например, в Греческих магических папирусах, в одном из фрагментов сохранилась молитва богине Мене (ассоциированной с Гекатой), с такими словами:

«Первый спутник твоего имени – шёпот; второй – поппизма; третий – стон; четвёртый – шипящий свист; пятый – ритуальный восклик; шестой – стонущее сопение; седьмой – лай; восьмой – бычий рёв; девятый – ржание; десятый – гармоничный звук; одиннадцатый – звучащий ветер; двенадцатый – шум, порождающий ветер; тринадцатый – звук неизбежности; четырнадцатый – совершенство неизбежной эманации.» (PGM VII, 767 – 779).

Да и само древнегреческое слово γόης («колдун», «маг») – однокоренное со словом γοάω («рыдать», «стонать», «вопить»). Выходит, что в некоторых значениях, γοάω – синоним ίύξω.

Кроме того, как указывает Джонстон, пейто была и политической, гражданской добродетелью. В демократическом полисе гражданин на агоре должен настаивать на своём не грубым насилием, а силой убеждения – пейто. Однако, как прекрасно понимали сами эллины, понятие это амбивалентное. Пейто – не только обычная убедительная речь, но и речь прямо суггестивная, гипнотическая. Именно поэтому и возник идеологический конфликт Сократа с софистами, злоупотреблявшими чарующей силой речи. Об этом достаточно сказано в платоновских диалогах.

Но у того же Платона пейто это ещё и онтологическая сила. В «Тимее» Ум-демиург становится начальником над Ананке при помощи пейто: «Однако рассуждение наше должно перейти к тому, что возникло силой необходимости (ἀνάγκη), ибо из сочетания ума и необходимости произошло смешанное рождение нашего космоса. Правда, ум одержал верх (ἄρχοντος – буквально «стал начальником, архонтом») над необходимостью, убедив (πείθειν) ее обратить к наилучшему бóльшую часть того, что рождалось. Таким-то образом и по таким-то причинам путем победы разумного убеждения над необходимостью была вначале построена эта Вселенная…» («Тимей», 47e–48a).

Есть совершенно аналогичное место и в «Халдейских оракулах»: «Страха Отец не внушает, [во всем] предпочтя убежденье (πειθὼ)» (фр. 14. пер. А.П. Большакова, по Де Пласу).
Продолжение следует.

Продолжение.
Судя по сохранившемся вотивным иунгам, традиция этих ритуалов очень древняя. Самые ранние колёса-вертишейки датируются VIII в. до н.э. Это ранняя архаика. Эллины крутили вертишейки задолго до Пиндара. Но вертишеешный охмурёж описан и у многих более поздних авторов. Все их свидетельства приводить в одном посте нет смысла. Интересно, что уже во времена классики иунгами стали называть и просто чары, магическую силу. Но о кое-какой силе всё же упомянуть надо. О силе Пейто.

Сара Айлз Джонстон (Sarah Iles Johnston) в своей работе «The Song of the Iynx: Magic and Rhetoric in Pythian 4» спорит с Кристофером Фараоне. Её позиция очень интересна и для нашего расследования принципиальна. Джонстон аргументировано отвергает не только применение пыток в ритуале с иунгом, но и само использование реальной птицы-вертишейки. Согласно Джонстон, базовое в ритуале – это звук, издаваемый вращающимся магическим колесом. Благодаря спицам и зубчикам на ободе, раскручиваемый иунг производил громкий свистяще-жужжаще-шипящий шум. Таким образом, возникает симпатическая связь между звуком колеса и гипнотической силой голоса. Собственно, древнегреческое слово ἴυγξ – однокоренное со словами ίύξω («кричать», «вопить»), ίυγμός («крик») и ίυκτής («певец»).

Джонстон приводит немало примеров связи иунг и силы звука. Упомяну несколько. В одном из мифов Иунг – ореада, дочь Эхо и Пана. По другому мифу, она – прямо дочь той самой богини Пейто. Ещё в одном мифе сёстры Эматиды бросили вызов Музам в песенном состязании и проиграли. За свою дерзость Эматиды были превращены птиц, одной из которых и стала вертишейка. Во всех этих мифах иунг связана с голосом и звуком (вторящее эхо, свирель Пана, убедительная речь, песня).

Диоген Лаэртский, описывая жизнь Диогена Синопского, говорит: «Этот человек обладал поразительной силой убеждения (τοιαύτη τις προσῆν ἴυγξ τοῖς Διογένους λόγοις), и никто не мог противостоять его доводам» (Кн. 6, 76). Совершенно симметричное встречаем у Оригена в книге «Против Цельса»: «В речах Иисуса заключалась такая увлекательная сила (τοσαύτη γάρ τις ἴϋγξ ἦν ἐν τοῖς Ἰησοῦ λόγοις), что следовать за Ним в пустыни проявляли желание не только мужчины, но даже женщины, которые забывали слабости своего пола и не обращали внимания на то, что о них могли подумать, когда они уходили вслед за Учителем в пустыни» (III, X).

Флавий Филострат в «Жизни Аполлония Тианского» пишет: «Впрочем, и ее-то [Пифийское прорицалище] бог [Аполлон], по разумению моему, счел тесною и недостойною мудрости своей, так что пожелал себе новых и новых храмов, на сей раз величественных и просторных: один из них, говорят, был еще и украшен золотыми вертишейками (ἴυγγας), чарующими (πειθώ), словно Сирены» (6, 11). То есть, вертишейки каким-то образом завораживали своим звуком, как Сирены завораживали моряков своими песнями. К Филострату и его звучащим вертишейкам мы ещё вернёмся.
Продолжение следует.

Продолжение.
Тут есть интересный момент. Упомянутые схолиасты связывали рассказ Пиндара о вертишейке с мифом об Иксионе. Этот древний царь проявил нечестие – возжелал богиню Геру и даже хвастался своей связью с ней, хотя на самом деле это был призрак Геры. За что Иксион и был наказан богами – его распяли на вечно вращающемся крылатом колесе. Но есть любопытные варианты мифа, они нам пригодятся. У Еврипида в трагедии «Геракл» главный герой восклицает: «Что ж, или обратиться напоследок мне в Иксиона, с вечным колесом из пламени, которое он крутит?» (1297–1299). Как видим, колесо огненное. У Вергилия в «Георгиках» есть такие строки: «…змей ужасающих вкруг Иксиона, свивших его с колесом…» («Георгики», III, 38–39). Тут ещё и змеи. Очень интересно.

Акцентирую: вертишейка первоначально была даром Афродиты, богини любви. Иунг – колесо Афродиты. Ритуал с вертишейкой – часть приворотной магии. И есть мнение, что колдунство это было специфическое. Кристофер Фараоне (Christopher A. Faraone) в своей работе «The Wheel, the Whip and Other Implements of Torture: Erotic Magic in Pindar Pythian 4.213-19» считает, что ритуал с вертишейкой мог быть связан с изуверской симпатической магией: несчастной, распятой на колесе, птичке причинялись физические страдания, вращением магического колеса переносимые на жертву ритуала. Например, у Пиндара такой жертвой должна стать Медея. Отсюда образность пыток – бич Пейто и жжение (кстати говоря, в древнегреческой вазописи встречаются изображения богини Пейто,– персонификации любовного зова и обольстительной речи, а также спутницы Афродиты – с иунгом в руках). И отсюда же связь с пыткой Иксиона. Фараоне считает, с многочисленными ссылками на источники (приводить которые мне лень), что этот миф восходит к реальным древним наказаниям преступников и врагов, которых распинали на колесе и подвергали порке или даже прижиганиям. Это, конечно, всё спорно. Есть мнения, что реального мучительства не было и для ритуала достаточно было «безумного» вращения птичьей шеи. Как бы там ни было, целью античной приворотной магии было вызвать у жертвы любовное страдание, эротическое сумасшествие, возбудить огонь неистовой, болезненной страсти. Бич любовной мании должен гнать жертву приворота к объекту желания. Задача ритуала – вскружить голову жертве, как у вертишейки. Ум жертвы должен «поехать», как магическое колесо. У Елени Пачуми (Eleni Pachoumi) в её работе «The Erotic and Separation Spells of the Magical Papyri and Defixiones» приведены подробные примеры приворотных ритуалов и заклинаний из Греческих магических папирусов и дефиксионов, в которых колдовские насылания любовных мук представлены в изобилии. Недаром в древнегреческой вазописи с иунгом в руках часто изображали и Гимероса – бога страстного влечения, брата Эроса.
Продолжение следует.

Продолжение.
Самое ранее упоминание в древнегреческой литературе вертишейки и ритуала с ней связанного мы встречаем у Пиндара в «Пифийских песнях» (462 г. до н.э.):

И тогда правительница острейших стрел
На четыре нерушимые узла
Припрягши к колеснице пеструю вертишейку,
Впервые, Кипром рожденная,
Примчала с Олимпа людям
Птицу безумия,
Чтобы мудрый Эсонов сын
Научился молитвенным заклятьям.
Чтобы отнялась у Медеи дочерняя любовь,
Чтобы под бичом Зова [Пейто – Πειθώ]
По желанной Элладе охватил ее жар. (213-220)

Поэтический перевод М.Л. Гаспарова хороший, но не совсем точный. Переведу подстрочно начало фрагмента, там самое важное для нашей темы. Древнегреческий оригинал таков: «Πότνια δ᾽ ὀξυτάτων βελέων ποικίλαν ἴυγγα τετράκναμον Οὐλυμπόθεν ἐν ἀλύτῳ ζεύξαισα κύκλῳ μαινάδ᾽ ὄρνιν Κυπρογένεια φέρεν πρῶτον ἀνθρώποισι». Мой подстрочный перевод: «Владычица острых стрел, пёструю вертишейку о четырёх спицах с Олимпа, нерасторжимо спряжённую с колесом, птицу неистовства, Кипрогенея принесла впервые людям». На первый взгляд, не вполне ясно, что имеет в виду Пиндар – то ли реальную птицу (пёструю вертишейку), то ли особое колесо, названное так же (буквально: ἴυγξ τετράκναμος – «вертишейка четырёхспицевая»). Хотя очевидно, что «птица» (ὄρνις) там всё же есть.

Так вот. По закону подобия птица-вертишейка ассоциирована с магическим колесом. В древнегреческой вазописи есть изображения, как именно использовались иунги. Вертишейка представляет собой колесо диаметром примерно сантиметров двадцать. Через центр его пропускался шнур и обод раскручивали, читая заклинания. Современные исследователи даже модели делали, вроде крутится. В поздних схолиях на Пиндара утверждается, что ворожеи якобы привязывали, распинали бедную птичку (или даже её внутренности) на таком колесе. Это вызывает сомнения. Такое просто физически неудобно, птица будет мешать верчению. Да и кроме того, судя по вазописи и сохранившимся вотивным иунгам, реальных вертишеек заменяли фигурки птиц по окружности колеса или даже какие-то зубцы на ободе, представлявшие, возможно, упрощённые символы вертишеек.
Продолжение следует.

А вот и сама Jynx torquilla – вертишейка. 👇

Продолжение.
Итак, прежде всего надо ясно представлять, что теургия есть ритуальная работа с духовными существами-медиаторами. В «Халдейских оракулах» описана своя иерархия посредников, соединяющих небо и землю. В «Оракулах» это Телетархи (τελετάρχαι), Синохи (συνοχεῖς), Амеликты (ἀμείλικτοί) и иунги (ἴυγξ, мн.ч. ἴυγγες). Есть ещё некоторые персонажи, упомянутые у Пселла в его комментариях на «Халдейские оракулы», но про них я пока не стану, чтобы не перегружать.

Для понимания онтологической роли этих сущностей обратимся к самому интересному их классу – к иунгам. Упомянуты они прямо или косвенно в нескольких фрагментах «Халдейских оракулов» (фр. 76, 77, 78, 223 по Де Пласу и Рут Майерчик). Кроме того, о иунгах много толкуют Прокл и Дамаский, сортируя их по своим иерархиям и чинам.

Буквальный перевод ἴυγξ – «вертишейка». Это такая птичка из семейства дятловых. Латинское название вида – Jynx torquilla. Причём здесь вообще вертишейка и какое отношение она имеет к теургии? Дело в том, что птичка-невеличка эта вполне себе невзрачная, пёстренькая такая, но у неё есть одна примечательная повадка: когда вертишейке грозит опасность, она вытягивает шею (неожиданно длинную для пичуги размером с воробья) и начинает вертеть ей из стороны в сторону и прикольно-мерзопакостно вращать её, издавая при этом звуки, похожие на шипение. Точь-в-точь змея. Так вертишейка пытается отпугнуть своих врагов. Для магического сознания вертишейка – существо химерическое. Она соединяет в себе свойства двух миров: вертишейка – птица, жительница неба и она же – змея, хтоническая обитательница нижнего мира. Идеально для магии.
Продолжение следует.

Продолжение.
При сравнении философских стилей «Халдейских оракулов» и поздних неоплатоников в глаза бросается существенная разница между ними. У Прокла и Дамаския основа эстетики – описанная Лосевым эллинская статуарность: триада за триадой, постепенное, дотошное до занудства, описание каждого этажа божественного небоскрёба. Всё чинно, покойно, освещено южным солнцем и светом разума. Красиво, но несколько обсессивно. В «Халдейских оракулах» не так. У халдеев «буря и натиск». Огненная буря в самом прямом смысле. Но это различие броско лишь на первый взгляд. При внимательном анализе становится понятно, что в «Халдейских оракулах» возвышенным гекзаметром выражены не только ориентальные образы, но, прежде всего, исконно эллинские интуиции. И то, что у Прокла и Дамаския огненные прозрения Юлиана Теурга с отцом кристаллизовались в стройные, спокойные концепты, тоже не должно вводить в заблуждение. Эллинский дух пылал божественным огнём до самого своего заката. Поздний неоплатонизм – вечерний «пояс Венеры», осветивший напоследок эллинское умное небо.

Чтобы понять, что такое теургия, следует прежде всего прочувствовать её эстетику. Я имею в виду эстезис (αἴσθησις) в самом простом смысле – чувственное восприятие. В простом ли? Чувство удивлённости огненным божественным дивом непременно должно сопровождать созерцание структур теургической картины мира. Это красивый мир. Он танцует, как пламя.

«Халдейские оракулы» написаны языком мифа. Это язык богословов – Гомера, Гесиода и Орфея. Именно так – богословами (θεολογοι) величали в античности этих эпических поэтов, иногда добавляя к ним Мусея и Лина. Богослов – тот, кто рассказывает истину о богах. И «Халдейские оракулы» написаны богословским языком. Он ухватывается мифологическим мышлением. Чтобы понимать теургию, надо мыслить цельными мифическими образами, буквально телесными.
Продолжение следует.

Поехали дальше.
Следующий термин магического лексикона – «агальма» (άγαλμα). Агальма это ритуальная статуя божества или же вотивный предмет в его честь. В некоторых Греческих магических папирусах подробно описывается, как делать ритуальные агальмы (из какого материала, в какой форме и так далее). В некотором смысле агальма – главный термин теургии. Поясню. «Теургия» (θεουργία) дословно – «божья работа». Или по-другому – «работа по созданию богов». Странно, верно? Синонимом «теургии» у неоплатоников выступает слово «телестика» (τελεστικά), буквальный смысл которого – «искусство и наука мистерий». Божественным Платоном (как его величали неоплатоники) в «Тимее» сказано:

«Ведь бог, пожелавши возможно более уподобить мир прекраснейшему и вполне совершенному среди мыслимых предметов, устроил его как единое видимое живое существо, содержащее все сродные ему по природе живые существа в себе самом (30d)». И чуть ниже:
«И вот когда Отец усмотрел, что порожденное им, это изваяние (άγαλμα) вечных богов, движется и живет, он возрадовался и в ликовании замыслил еще больше уподобить [творение] образцу (37d)».

Вселенная – живая агальма бога. Это следует понимать буквально. А раз так, то и соединение смертных с богами станет агальмой – общим ритуальным телом. Выходит, что агальма это не только статуэтка бога в ритуале, но и само божье дело.
Продолжение следует.

Продолжение
Однако упомяну о важном слове, однокоренном «характиру». Это «харагма» (χάραγμα). Слово это очень любят современные христиане-алармисты. Ну как любят… ненавидят. Слово это общеизвестно. То самое «начертание» из Откровения св. Иоанна Богослова. Оно употребляется в Апокалипсисе несколько раз (всегда в одном и том же нехорошем смысле), но самые знаменитые строки – это, конечно, из 13-ой главы, стихи 16-18. Сами понимаете, не могу не процитировать полностью:

«И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.»

Да-да, «харагма» практически синоним «характиру». Словарные значения такие: «знак, след, отпечаток, клеймо, укус змеи (христиане-алармисты, как вы догадываетесь, от этого значения в немалой ажитации), изображение, начертание, надпись, монета, деньги». Древнегреческая харагма – это, прежде всего, печать эмитента на аверсе монеты, подтверждающая её подлинность и полномочия эмитента. И в этом смысле христианские фундаменталисты совершенно правы в своих страхах – апокалиптическая харагма имеет прямое отношение к товарно-денежным отношениям.

Итак. Магический характир есть уникальная печать бога или богини, удостоверяющая его или её имя. Характир работает по принципу различения – «А не есть Б». Кроме того, характир является формой присутствия божественной особы, также как след от перстня в сургуче есть форма присутствия перстня и, тем самым, кольценосца. Характир – знак власти. Будучи печатью-подписью, этаким божественным факсимиле, характир фиксирует договорные обязательства бога или богини.
Продолжение следует.

Прежде чем собрать воедино онтологическую конструкцию теургов, разметим наше смысловое пространство ещё несколькими важными понятиями.

Одним из рабочих терминов античной магии было слово «характи́р» (χᾰρακτήρ). Характиры представляли собой магические знаки, начертания на ритуальных предметах в виде особых графических пиктограмм. Это сигилы, иначе говоря. В античности они были простенькие – кружки, руноподобные резы, какие-то палочки с завитушками. А в средневековых гримуарах они уже приобрели затейливый вид.

Словарные значения слова χᾰρακτήρ следующие: «отпечаток, клеймо, начертание, черта, знак, примета, признак, изображение, особенность». Русское слово «характер» был заимствовано из греческого языка через польский достаточно поздно, в XVIII веке, в значении «сан», «должность». Χᾰρακτήρ по смыслу родственен греческим словам τυπος и σφραγίς. «Тюпос» это тоже отпечаток, например – след в воске от печати. А «сфрагис» это и буквально перстень-печатка и оттиск, им оставляемый на договорах и прочих документах. Но у этих лексем было и философско-духовное употребление. Например, у Платона «тюпос» это след, оставляемый эйдосом в материи. Употребляется «тюпос» и в Новом Завете. Например, «раны от гвоздей на руках Господа» (Ин, 20:25). А «сфрагис» присутствует в Новом Завете в значениях: «печать праведности» (К Рим., 4:11), «печать апостольства» (1-е Кор., 9:2), «печать познания Господом своих» (2-е Тим., 2:19).

«Характир» так же используется в Новом Завете в выражении «Сын Божий – образ ипостаси (χαρακτὴρ τῆς ὑποστάσεως) Бога» (К Евр. 1, 3-4). Вот это очень интересное значение – «характир ипостаси». Во времена христианских триадологических споров IV в. н.э. православные богословы использовали термин «характир» в значении «особенность». Характир характеризует какую-либо особу. В отличие от современного «характера», который, скорей, говорит о внутренних, душевных качествах, характир в христианском богословии есть совокупность так называемых внешних идиом. «Идиома» (ίδίωμα, ίδιότης) это почти синоним «характира»: своеобразие, особая черта. Одно из значений ίδιότης общеизвестно – это «идиот», то есть «человек особенный, не такой, как все, альтернативно одарённый». Но в Древней Греции так называли и людей частной жизни, манкирующих своими общественными обязанностями в полисе. Идиоты – граждане, которым нужно особое приглашение на агору.

В теологическом контексте идиомы характеризуют отношения внутри Святой Троицы, доступные для внешнего, человеческого восприятия и понимания. Всё, что мы, люди можем сказать внятного об ипостасях Святой Троицы это то, чем они, Божественные ипостаси отличаются друг от друга. Другими словами, мы лишь способны высказать их ипостасные особенности, не касаясь Божественной непознаваемой сущности, общей всем трём ипостасям. Можно сказать иначе: идиома – некая внешняя сущностная особенность, которая характеризует внутреннюю непознаваемую сущность. Я имею в виду знаменитую догматическую формулу из Никео-Цареградского Символа веры: «Отец не рождён. Сын рождается от Отца. Святой Дух исходит от Отца». В связи с этим, католическая Filioque это тоже идиома. Терминологически отличия идиомы от характира таковы: характир, как я уже сказал, есть совокупность идиом, но каждая из ипостасей Троицы обладает лишь одной идиомой, следовательно, характир в триадологии совпадает с ипостасной идиомой. Но если речь идёт о человеке, то идиом у него много, соответственно, их множество и будет характиром. Оба этих термина позднее активно использовались в христологических спорах и в борьбе против иконоборчества. Не буду об этом подробно, я и так увлёкся деталями.
Продолжение следует.

Далее. В «Халдейских оракулах» сказано: «Не изменяй варварских имён (ονοματα βαρβαρα)» (фр. 150 по Де Пласу). Имеются в виду имена богов. Но почему они варварские? А вот это ключевая штука. Во-первых, потому что перед нами буквальная демонстрация их невыразимости (άρρητος) и непонятности душе, которая их забыла. А во-вторых, потому что у варварских имён богов было конкретное историческое значение. Это так называемые voces magicae. У магических имён богов в античном мире славная история. Они использовались в «Греческих магических папирусах», на дефексионах с проклятиями, и появлялись в эллинистическом религиозном синтезе, например, у гностиков с их Йалдабаофом и Барбело. Вот, например, замечательное из «Большого Парижского магического папируса» (цитировать это надо обязательно сплошным куском, чтобы была ясна специфика этих божественных дыр бул щылов):

«Прислушайся ко мне, слушай меня, такого-то, [сына] такой-то, Господи, связавший духом огненные засовы, вращающийся в огне, пентитероуни, стяжавший свет Семесилам, огнедышащий псюринфеу, огнедухий Иао, духовный свет оаи, радующийся свету елоуре, свет прекрасный азаи, Эон ахба, властитель света пеппер препемпипи, огнетелый фноуэниох, светодавец, огнесемянный Арей еикита, приводящий в смятение огнем галлабалба, сила света иаиаио, огневорот пюрихи боосэйа, светодвижец санхероб, приводящий в смятение молнией иэ оэ иоэио, слава света бесгенэте, световзраститель соусинефи аренбарадзей мармарентеу астродама, отвори мне, пропрофеггэ, сметейре мориомотюрэфилба, потому что я призываю ради настоятельной, и острой, и вынужденной необходимости не имеющие нигде места в смертной природе и невыразимые членораздельно человеческим языком или смертной речью или смертным голосом бессмертные, живые и честные имена: hew ohew iww oh hew hew oh ew iww ohhe whe woh ih hw ow oh iew oh woh iew oh ieew eh iw oh ioh whw eoh oew wih wih ew oi iii hoh wuh hwohe ew hia aha eha heeh eeh eeh iew hew oheeoh hew huw oh eiw hw wh wh ee ooo uiwh»
(PGM, IV, 467-849, пер. А.В. Петрова).

Молитвы и заклинания Греческих магических папирусов и дефексионов лишь на первый взгляд выглядят безумно. На самом деле, всё сложнее. Во-первых, во многих voces magicae вполне сознательно использованы древнеегипетские и семитские корни. Это, собственно, и делает истинные имена богов варварскими. Во-вторых, даже древнегреческие корни, намешанные, казалось бы, хаотично, и, как правило, намеренно искажённые, несут определённую семантику. Например, в «Вызывании Афродиты с помощью сосуда» (PGM, IV, 3209-3254) встречаем: «Радуйся, богиня многославная Илараоух (ἱλαρά – буквально «веселая»)». В-третьих, на дефексионах и магических папирусах часто используется технический приём «технопегнион» (τεχνοπαιγνιον) – графическое написание слов в виде букв, образующих какую-либо фигуру (треугольник, сердце и так далее). В-четвёртых, в voces magicae нередко присутствуют палиндромы, которые, вообще говоря, обычное дело для магии (достаточно вспомнить знаменитое «Sator arepo tenet opera rotas»). В-пятых, часто использовались устойчивые магические формулы. Например, т.н. «Маскелли маскелло» (μασκελλι μασκελλω), т.н. палиндром Абераменто (αβεραμενθωου λερθε ξαναξ εθρελ υοωθνεμαρεβα), вариации Эфесских письмен и т.д. В-шестых, многие варварские имена богов имеют чёткий изопсефический смысл. Изопсефия (ἰσοψηφία) – древнегреческая нумерология.

Короче говоря, совершенно ясно, что античная магия – продуманное искусство, требующее специальных знаний от посвящённых. Всё это магическое словотворчество технично и обладает изощрённой структурной логикой. Казалось бы, проще понять происхождение спонтанных ритуальных восклицаний и междометий – «иэою», «иэи», «оаи» и прочих. Наговорили в трансе, подумаешь. Нет, не проще. Именно этот волшебный шум является ключом к пониманию позднеантичной теургической онтологии.
Продолжение следует.

Продолжение.
Пора пояснять. Греческое слово «σύμβολα», «σύμβολον» переводится дословно как «вместе брошенное», в значениях «знак», «условный сигнал» (например, дым сигнального костра). Но это не просто «символ-знак». Ещё одно из значений этого древнегреческого слова – «пароль». Сюмболонами, среди прочего, у эллинов назывались особые преломленные пополам дощечки, используемые в качестве паролей. Соединяя половинки, можно было понять, что перед тобой «свой». Сюмболоны использовались также в обычае ксении (ξένια), в котором представители двух родов, как правило, из разных полисов обязывались оказывать гостеприимство друг другу и всяческую помощь. А поскольку ксения передавалась по наследству в роду, то необходимо было узнавать незнакомых ксенов из другого рода. Для этого и нужны были пароли-сюмболы. В древнегреческой магии-гоэтии «сюмболы» получили ещё одно конкретное значение. Это были какие-нибудь минералы, субстанции, особые растения, животные, которые использовались в ритуалах симпатической магии. Это пароли, по которым призываемые боги узнают своих. В этом качестве сюмболон перешёл в теургию.

Теперь о синфемах. Слово «συνθήμα» дословно значит «вместе сказанное», «совместное речение». Использовалось в древнегреческом языке в следующих значениях: «условные письмена», «шифр», «отличительный знак», «примета», «знамение» и э-э-м… «условный сигнал» и «пароль». Но синфема не вполне синоним символа, хотя в позднем неоплатонизме они всегда используются в одном контексте, вплоть до того, что часто отождествляются. Тут дело тонкое. У них разный конкретно-ритуальный смысл, а философский смысл почти один и тот же. И тут начинается самое интересное. У Прокла в «Комментарии на Алкивиада I» есть параллельное место на вышеприведённый 108-й фрагмент оракулов: «По словам теургов, невыразимые имена богов (ἄρρητα ὀνόματα τῶν θεῶν) наполняют целый космос». Ясно, что синфемы суть имена богов, которыми можно воспользоваться, как паролями, чтобы вернуться к богам. Но эти имена душа забыла, и их следует вспомнить в платоновском анамнесисе.
Продолжение следует.

Продолжение.
Как известно, определяющее влияние на поздний неоплатонизм оказали так называемые «Халдейские оракулы». Это собрание религиозно-философских речений второй половины II века, созданных при любопытных обстоятельствах. Некий маг Юлиан Халдей ввёл своего сына – Юлиана Теурга, – в медиумический транс и явившаяся тому душа самого Платона надиктовала священную истину. Для позднего неоплатонизма «Халдейские оракулы» стали в прямом смысле Священным Писанием. Этакий языческий «ответ Чемберлену» – тогдашним христианам с Библией. Речения оракулов загадочны, многие места тёмные, да и сами «Халдейские оракулы» отдельным текстом не сохранились, мы их знаем по фрагментам у других авторов – Прокла, Дамаския, Синезия Киренского, Михаила Пселла и прочих.

Онтология «Халдейских оракулов» вполне платоническая по структуре. Это всё та же триада: Единое (в оракулах – Отец), Ум-Нус и Мировая Душа, которая в оракулах персонифицирована богиней Гекатой. Ниже расположен материальный космос, который объемлется Мировой Душой. Геката, и раньше-то бывшая богиней лиминальной, ко временам II века общепризнано стала богиней колдовства и магии. Согласно «Халдейским оракулам» нашим миром заведует богиня магии. Мы живём в её колдовском мире.

И тут важнейший для нас момент. Огрубляя, можно сказать, что любой платонизм это иерархическая, эманационная система: от верхнего Первоначала вниз нисходят истечения (απόρροιες) с уровень на уровень. Каждая нижняя онтологическая ступень является следствием предыдущего уровня-своей причины. Этажей может быть много, каждый из них организован, как правило, по принципу триад. Так вот. В платонизме от Платона до Плотина основным мироустрояющим принципом были идеи. Идеи, эйдосы, логосы, которые сеял в мир демиург, оформляя его. Это световидные, умные энергии Первоединого, которые как раз и ухватывались в медитативном созерцании, буквально умо-зрением. Таким образом, медитирующий философ и возвращался умом к Нусу, в свою духовную отчизну. Ведущим каналом восприятия был визуальный, пусть это был и взгляд ума. Но в «Халдейских оракулах» всё радикально меняется. Этими речениями утверждается следующее: «Отчий Ум, который мыслит умопостигаемое и облекается в невыразимую красоту, рассеял по миру символы» (фр. 108 по Де Пласу и Рут Майерчик). И далее: «Отчий ум не принимает во внимание желание души вернуться к нему до тех пор, пока она не выйдет из забвения и не изречет слово (ῥῆμα), припомнив (μνήμην ἐνθεμένη) Отчую священную синфему» (фр. 109).
Продолжение следует.

Свист Гекаты

Собрание волшебных вещей, как медиаторное место встречи с нуминозным. Собрание вещей, как магический ритуал. Но как работает ритуал? Как устроена экстатическая онтология? Тема настолько огромная, что я решусь показать лишь несколько античных примеров.

Обратимся к позднему неоплатонизму, как наиболее артикулированной магической системе. Начиная с Ямвлиха, неоплатонизм из добропорядочной созерцательно-умозрительной системы превращается в корибантствующую теургию – в теорию и практику магии, достигая своей вершины у Прокла Диадоха. Сменилась сама духовная техника. Если ещё Плотин практиковал вполне себе платонические по происхождению медитации, то уже Ямвлих в своём трактате «О египетских мистериях» заговорил совсем о другом:

«…ведь не мысль связывает теургов с богами: в таком случае что препятствовало бы людям, занимающимся теоретической философией, вступать в теургическое единение с богами? На самом же деле это не так. Теургическое единение дают свершение неизреченных и богоугодно осуществляющихся превыше всякого мышления дел и сила мыслимых только богами невыразимых символов. Именно потому мы и не свершаем эти дела при помощи мышления. Ведь тогда их осуществление будет чисто умным и зависящим от нас, а ни то ни другое не является истинным. Ибо, даже когда мы не мыслим, синфемы сами по себе делают свое дело, и неизреченная сила богов, к которым восходят эти знаки, узнает свои изображения сама по себе, но не потому, что побуждается нашим мышлением» («О египетских мистериях», II, 11). Пер. Л.Ю. Лукомского.

Что такое синфемы поясню позже, а пока стоит уточнить, что такое «неизреченное». Какие-нибудь неизреченные восторги под сенью пенных струй тут совершенно ни при чём. Слово «неизреченное» (απόρρητος), помимо житейских смыслов, имело чёткое мистериальное значение. Во-первых, это нечто запрещённое к разглашению, табуированное, помещённое под обет молчания. Например, то, что происходило в эпоптее Элевсинских мистерий. А во-вторых, это то, что и невозможно выразить ни словами, ни образами. Например, то, что происходило в эпоптее Элевсинских мистерий, э-э-м…

В XIX веке среди учёных модно было пренебрежительно отзываться о магических увлечениях поздних неоплатоников. Дескать, рациональная античная философия на старости лет впала в маразм и предалась постыдным суевериям. Сейчас, конечно, никто так уже не считает в научном мейнстриме. Изучение теургии в её связи с эллинистическим религиозным синкретизмом – ныне бурно развивающая область религиоведения и антиковедения. Написано большое количество научной литературы, но останавливаться на всём этом я не стану, даже бегло. Как я уже сказал, попробую осветить лишь некоторые моменты.
Продолжение следует.

Выложу постепенно свою старую большую статью о теургии, интегральную для большинства тем и постов в моём Telegram-канал:

Сущностное свойство ума – отсутствие машинальности. Не менее важное качество ума, непростое для понимания: аутоматизм-самодвижность. Автомат не машина. Автомат не машинален. Аутоматон (αυτόματον) свободен. Но эта свобода не имеет отношения к спазматической воле.

Древние уподобляли божественный Нус (Νοῦς) Солнцу: Ум представляет собой шар интенсивностей, вращающийся в себе; Ум испускает свет и непредсказуемые протуберанцы смысла – emanationes (απόρροιες). Таков же и ум человеческий – его lumen naturalis есть световая свобода и поэтическая спонтанность. Ум танцует и распевает гимны огню.

Логика по онтологическому статусу ниже ума и пребывает на внешней орбите. Хотя ум и не противоречит логике, но в ней не нуждается. Уму вообще не свойственна нужда. Но всё же природа ума семиотична. Даже божественный Нус значит – указывает и даёт топос апофатическому Первоединому, данному уму, как отсутствующее присутствие Духа. Поэтому Нус уже есть пневматическая первоматерия – непротяжённая среда духа. Не стоит спешить объявлять знаковость Нуса примордиальной нуждой. Даже уму человеческому дарована способность превращать нехватку в просвет и в пустоту-впускание. Ум обладает своим непротяжённым пространством – особой колышащейся средой. Ум стихиален.

Но ум обычного человека захвачен тёмной гравитацией Иного. По словам платоников и гностиков ум пленён рефлексией – влечением к самопознанию через Другого, через усмотрение себя в чёрном зеркале нижних вод. Этот нарциссизм и двойничество порождаются эротической нехваткой – утратой природного изобилия ума. Что будет значить ум и на что он обратит свой эрос зависит от его тонкого настроения: либо ум пребудет живым символом – магическим сюмболоном (σύμβολον) верхней бездны Первоединого, либо своим тропосом (τρόπος) превратиться в троп нижней бездны материи.

Но бытийная топология невообразимо сложна. И кто знает, возможно, онтологический проодос (πρόοδος – «нисхождение») способен стать мистериальным катабасисом (κατάβασις).

Далее. Слово συριγμός («сюригмос»). Образовано от глагола συρίζω («сюризо»). Словарные значения: «свист», «шипение змеи», «свистящее дыхание с хрипом при болезнях органов дыхания». Συριγμός – слово однокоренное с σῦριγξ (сиринга, сиринкс – «продольная флейта, свирель, в том числе флейта Пана»). Вполне вероятно, автор PGM имел в виду и оргиастический, хтонический смысл авлетики.

Пятым по счёту в списке идёт слово ὀλολυγμός («ололюгмόс»). Это существительное образовано от глагола ὀλολύζω («ололюзо»). Слово звукоподражательное и основное значение его: «громкие вскрики-восклицания, прежде всего женские, во время ритуалов – молитв, жертвоприношений, радений и т.д.». В этом ритуальном смысле ὀλολύζω встречается уже у Гомера. Например, Пенелопа молится Афине о спасении сына и завершает молитву вскликом-ололюгмосом («Одиссея», IV, 760 – 767). Но особенно интересно, что в «Аргонавтике» Аполлония Родосского, в этой эпической поэме чрезвычайно популярной в поздней античности, ололюгмос уже чётко связан именно с Гекатой. Процитирую фрагмент, который я уже как-то приводил в связи с другим контекстом:

«…Хворост [Язон] зажег, и из смеси потом сотворил возлиянье,
Громко на помощь в борьбе Гекату-Бримо призывая.
К ней воззвав, устремился он вспять. Заклинаниям внемля,
Из сокровенных глубин поднялась она, ужас-богиня,
К жертвам Язоновым. Всю кругом ее обвивали
Страх наводящие змеи, ветвями увенчаны дуба;
Факелов вмиг засверкали огни без числа; залилися
Сразу подземные псы вкруг богини пронзительным лаем;
Затрепетали луга придорожные; подняли вопли (ὀλολύζω)
Нимфы речные, средь топей живущие, что постоянно
Там у болотистых мест Амарантского Фазиса кружат»
(«Аргонавтика», III, 1210 – 1220). Пер. Г. Ф. Церетели.

Не менее интересно слово шестое по списку – «мюгмόс». Существительное μυγμός образовано от глагола μύζω («мюзо»). В словаре Лиддела-Скотта приводятся следующие значения этого слова: «бормотать, ворчать, стонать, охать, рычать, производить губной звук μύ (тоже что-то такое невнятно бормочущее, и даже всхлипывающее). В словаре Дворецкого μυγμός – это «вздох, сопение, храпение». Примерно понятно, что это за звук. Этакие вздохи, сопяще-постанывающие, как у человека, которому снится всякая дрянь. У слова μυγμός есть выраженный хтонический контекст, известный в античности любому мало-мальски образованному человеку. Этот звук издают спящие Эринии в «Эвменидах» Эсхила («Эвмениды», 94 – 143). Призрак окаянной Клитемнестры, мужеубийцы и прелюбодейки, заколотой собственным сыном Орестом из мести за любимого отца, является во сне Эриниям и начинает их яростно будить. Те от такого кошмара начинают издавать во сне звуки мюгмоса (а кто бы не начал?), в конце-концов становящегося пронзительным. И потом спрсонок бросаются исполнять свои служебные обязанности с тяжким, звероподобным рвением. Геката связана с Эриниями. Мюгмос в PGM очевидно отсылает к этому образу у Эсхила.

И последнее, что стоит прокомментировать во фрагменте из PGM – это тринадцатый в списке звук – φθόγγος ἀναγκαστικός («фтонгос анантикос»). Дословно: «звук ананковый». Речь идёт не просто о «необходимости», а о хтонической богине судьбы Ананке.

Античная магия была связана не только с визионами, но и в значительной степени с аудиальными феноменами. Об этом я расскажу подробно в другой раз, позже, а пока обращу внимание на один момент. В Греческих магических папирусах (Papyri Graecae Magicae – PGM) в молитве богине Селене-Мене (ассоциированной с Гекатой) есть одно показательное место. Звуки, сопровождающие эпифанию богини, характеризуются специфическим свойством. Они не просто жуткие, они буквально физиологичные и этим внушающие содрогание. Это свойство потусторонних звуков было общим местом в античности со времён Гомера. Для понимания этого рассмотрим фрагмент из молитвы Мене подробней:

καὶ ἔστιν σου: ὁ α΄ σύντροφος τ[ου̑] ὀνόματος σιγή, ὁ β΄ ποππυσμός, ὁ γ΄ στεναγμός, ὁ δ΄ συριγμός, ὁ ε΄ ὀλολυγμός, ὁ ϛ΄ μυγμός, ὁ ζ΄ ὑλαγμός, ὁ η΄ μυκηθμός, ὁ θ΄ χρεμετισμός, ὁ ι΄ φθόγγος ἐναρμόνιος, ὁ ια΄ πνεῦμα φωνᾶεν, ιβ΄ ἦχος [ἀ]νεμοποιός, ὁ ιγ΄ φθόγγος ἀναγκαστικός, ὁ ιδ΄ τελειότητος ἀναγκαστικὴ ἀπόρροια (PGM VII, 767 – 779).

Первый спутник твоего имени – шёпот; второй – поппизма; третий – стон; четвёртый – шипящий свист; пятый – ритуальный восклик; шестой – стонущее сопение; седьмой – лай; восьмой – бычий рёв; девятый – ржание; десятый – гармоничный звук; одиннадцатый – звучащий ветер; двенадцатый – шум, порождающий ветер; тринадцатый – звук неизбежности; четырнадцатый – совершенство неизбежной эманации.
Перевод мой.

Дело в том, что некоторые названия для звуков из этого списка непереводимы на русский язык односложно. Их надо подробно объяснять. Чем и займёмся.

Второй по списку звук, сопровождающий эпифанию Мене – поппизма, поппизмос (ποππυσμός). Я вообще решил оставить это слово без перевода. В русском языке такого слова нет, но оно есть в некоторых европейских (через латинское «poppysma»), в частности в английском языке (poppysmic), хотя слово это и редкое. Ποππυσμός образовано от глагола ποππύζω («поппюзо») со значениями: «чмокающий звук», «плохая игра на флейте, когда слышно дыхание или звуки губ». Но прежде всего, это особый звонкий губно-губной дрожащий звук, нечто вроде громкого поцелуя. Таким звуком понукают лошадь. В русской традиции коневодства есть старинное словечко, специальный термин для обозначения посыла лошади громким губным причмокиванием: «мызгать» – вот это и есть поппизма. В античности специфическим звуком поппизмы (что-то вроде английского «tut tut») обычно пытались отвести удар молнией. Было такое бытовое суеверие.

Окончание следует.

В тропичности и намёке знака есть роскошь прокрастинации. Троп не репрезентирует. Знак – это, прежде всего, просто вещь. Вещь просто есть. Вещь есть то, что она есть. Но круг этой тавтологии разъят пространством-впусканием, а в центре – мерцание просвета. Вещь – это топос. И одним из проявлений зазорности знака является его тропичность. Иносказание указывает на «ино-», на Иное. Но в самом тропическом намёке явлено щажение (Schonen). В намёке означаемое-Иное присутствует своим отсутствием. Значение знака ненавязчиво. И сам троп изобилует – смыслами, схоластическим временем свободы, пространством обитания. Троп и есть знак изобилия. Бытийное богатство проявляет себя особой темпоральностью – досужей прокрастинацией схолэ (σχολή). Знак прокрастинирует. Знак не спешит значить.

Окончание.

Итак, триптамины. Гомеостаз, баланс, торможение, сон, видения. Эндогенные триптамины со всем этим как-то связаны. Человек, адаптированный к реальности, с реальностью встречаться не должен. Если примат встречает леопарда, то это плохая адаптация. Ещё Фрейд утверждал, что принцип удовольствия лишь модулируется, корректируется принципом реальности. Мы спим и видим сны. Сновидческая реальность – наше онтологическое место. Однако в нашей культуре сон – символ зла и плена, а бодрствование – образ свободы. Но если эндогенные триптамины являются виновниками нашего ежедневного транса, то утратив убаюкивающий баланс этих моноаминов, человек наяву столкнётся с реальностью. Человек проснётся. Но реальность чужда нам. Истина убивает.

Зачем держаться за такую истину? Такая честность восприятия и понимания – всего лишь навязчивая идея, пусть и единственно верная. В истине человека удерживает обсессия подлинности. Истина – это когнитивное расстройство. Истина – это депрессия.

Если симпатии к алхимии являются плодом активного воображения, то почему бы не отпустить аналогии на волю? Жизнь – говно. Мир – говно. Кто из людей вменяемых станет с этим спорить? Но навоз удобряет землю, делая её сырой, тучной и плодородной. Жизнь не ведает стыда. Она растит свои стихи из всякого сора. Сон живых существ, липкий и временами пованивающий, алхимически оборачивается пьянящим экстазом. И для этого нам, причастным эндогенному волшебству, довольно и экзогенного триптофана. И если мы созданы из вещества того же, что наши сны, то, может быть, выход к свободе в другой стороне? Может быть, двери восприятия открываются в глубине онтологического сна? Там, где родина поэзии и откуда приходят боги.

Продолжение.

Для понимания этих бессвязных связей обратимся к когнитивной симптоматике при так называемых тоскливых или меланхолических депрессиях. В риторических целях я вынужден буду пренебречь психиатрической нюансировкой и говорить стану обобщённо. Сознание человека в меланхолии охвачено мрачной тотальностью. Если человек принял свою депрессию, свыкся с ней, то производит он впечатление гнетущее, почти пугающее. Человек буквально становится протемнённым «архатом». Он ощущает себя единственным взрослым среди неразумных детей. Он – одинокий нормальный среди буйно помешанных. Он – единственный атеист среди верующих. Он – зрячий среди слепых. Он – пробуждённый. В его глазах – Ночь мира.

Человеку в депрессии открывается истина. Истина как таковая. Бога нет, смысла бытия никакого нет, и жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой. Человек пробуждённый непосредственно переживает мир таким, каков он есть на самом деле – серой пустыней. В материальном мире нет места человеку. Да и человечности никакой нет. Человек есть просто скопище молекул, управляемое законами термодинамики, властвующими над Вселенной.

Более того, симптоматика синдрома дереализации может говорить о том, что даже естность и бытийность чего бы то ни было суть всего лишь эндогенные ощущения. Телесная, мясистая реальность вещей окружающего мира внезапно исчезает у человека с дереализацией. Дело, разумеется, не в солипсизме. Просто так называемый человек нормальный пребывает в коконе психического гомеостаза, захватывающего и перцепцию. Прорыв этого пузыря и есть депрессия.

Нейромеханизм возникновения депрессии до конца не изучен. На сегодняшний момент существует несколько приоритетных гипотез возникновения депрессий: моноаминовая гипотеза, нейротрофическая, глиальная и их комбинации. Я же остановлюсь на самой старой гипотезе – моноаминовой. Она давно уже стала классической. На её основе действует целая фармаиндустрия. Моноаминовая концепция, как известно, постулирует, что развитие депрессии связано с дефицитом в ЦНС моноаминов: дофамина, норадреналина и серотонина. И если ингибировать обратный захват нейротрансмиттеров, а также ингибировать действие моноаминоксидазы по их разрушению, то количество моноаминов в мозгу увеличится и таким образом наступит облегчение депрессивной симптоматики.

Однако, добросовестности ради следует сказать, что летом 2022-го года в журнале «Molecular Psychiatry», тоже вполне авторитетном, вышла статья, ставящая под серьёзное сомнение почтенную моноаминовую теорию. Статья довольно убедительная. Не рискну приводить нейробиологические аргументы в защиту серотониновой теории. Но, как положено обскуранту, сошлюсь на феноменологию, которая даёт понимание, что начало ремиссии при депрессии переживается, как лёгкое ИСС, вызванное моноаминовым вторжением.

Окончание следует…

Продолжение.

В алхимии, в этой древней науке, как известно, одним из ключевых элементов учения и, тем более, практики является понятие Прима материя. Не спрашивайте, что это такое. Я сам толком не знаю. Знать в современном научном смысле, что такое прима материя – неполезно для души и чувства юмора. Понятно, что это материя как таковая – хора, хюле. То, что всё принимает в себя. То, из чего всё. Да и довольно об этом. В аспекте лабораторной работы алхимики, кроме того, писали о так называемом первовеществе Великого Делания. Но писали темно о тёмном, конечно, всё как положено. Каждый алхимик должен сам найти первовещество, в этом вся затея. Но подсказок и намёков адепты оставили достаточно много. Общим местом в трактатах было утверждение, что первовещество Делания это нечто конкретное, вполне осязаемое – какой-то минерал или химический препарат. То есть, это уже не отвлечённое понятие. Встречается эта штука повсеместно, и, кроме того, первовещество – нечто неприглядное, презренное.

Прима материи алхимики давали многочисленные пышные имена, так называемые декнамены. В «Алхимическом Лексиконе» Мартина Руланда приводится 50 наименований Прима материи. Например: «20. Молоко девственницы или смоковница, ибо сообщает оно вещам цвет белый, сладость, вкус нежный и свойства целебные». Или вот: «42. Душа и Небо элементов». И одновременно: «38. Навоз, ибо удобряет он землю, делая её сырой, тучной и плодородной». И прекрасное: «45. Разложившиеся Отбросы».

Я далёк от того, чтобы приписывать алхимикам знакомство с индолом и триптофаном. И уж тем более не спешу отождествлять прима материю с фекалиями. Я даже не уверен, что дело в неоплатонических аналогиях. Но мне кажется, что моя метафора точна, насколько вообще может быть точен троп.

Продолжение следует…

Продолжение.

В одном из апокрифов о жизни Парацельса рассказывается, как этот медик-смутьян прибыл в Вену по приглашению самого императора и лечил там, вполне успешно, высокопоставленных особ. Тамошние врачи искренне просили знаменитого алхимика оставить им некоторые из его лекарств. Парацельс пообещал, что кое-что он им принесёт. И когда все собрались, он вынес и поставил на стол перед врачами серебряное блюдо, накрытое крышкой. И когда алхимик снял её, там оказалась куча кала. Врачи в гневе разбежались. «Эти ослы не заслуживают той тайны, что я намеревался сообщить им», – сказал Парацельс и добавил: «Кто не знает, что такое человеческие экскременты, тот ничего не знает, и Небеса и Земля одинаково скрыты от них».

Майк Митчелл в своей книге «Жизнь Густава Майринка» приводит любопытное письмо этого знаменитого австрийского писателя. Письмо, похоже, завиральное, но, всё же, чрезвычайно интересное. Майринк описывает некоего старого химика Кински, работавшего на стекольном заводе. Кински владел секретом окрашивания стекла в ярко-рубиновый цвет. Субстанцией, которую старик добавлял в расплав, был не хлорид золота, а некое загадочное вещество. Что это такое Кински говорить отказывался, и отвечал лишь одной фразой: «Золото это дерьмо», и что-то бормотал о смене цвета базового вещества. Заинтригованный Майринк долго пытался найти сведения об этом веществе в своей обширной алхимической библиотеке, но тщетно. Однако через какое-то время ему прислали книгу алхимика графа Франсиско Онуфрио де Марчиано. Из неё изумлённый Майринк узнаёт, что базовым веществом были человеческие или животные экскременты. И далее он читает у Марчиано такой пассаж: «Наше вещество жёлтое, как масло, имеет божественный запах и вкус, сладкий, как манна». Только достав у книготорговцев вторую часть книги, Майринк выяснил, что экскременты, пролежавшие в земле долгое время, иногда превращаются, якобы, в вещество, описанное в первом томе Марчиано. И далее Майринк описывает совсем уж безумную историю. Некий старик-ассенизатор, с которым писатель столкнулся случайно в Праге, подтвердил существование этого странного и редкого вещества, сорта говна, которое встречается порой в земле из-за прорыва канализации. Старик пообещал добыть его, и через некоторое время, в самом деле, принёс его Майринку. Но опыты писателя-алхимика с этим веществом закончились плачевно. В результате медленного нагревания, длившегося неделями, неожиданные прекрасные изменения в цвете вещества всё-таки появились, подобные переливам петушьего хвоста. Но потом реторта взорвалась, и субстанция выплеснулась горе-алхимику на лицо. После нескольких неудачных попыток довести эксперимент до конца, Майринк, по его словам, тяжело заболел странным недугом. После этого Густав Майринк забросил лабораторную алхимию.

Продолжение следует…

Продолжение.

Получается такая штука: посередине триптофан, сверху молекула духа с экстазами, а внизу вонь дерьма. И верх и низ происходят из одного и того же вещества – триптофана, самого по себе не психоактивного. Это тривиальная органическая молекула, в которой мистического ровно столько же, сколько в обычных ионах, например, в натрии или в калии, которые тоже могут менять состояния психики. Вспоминается, как ёмко и смачно писал об этой кажущейся простоте А. Шульгин во второй части «TiHKAL». Да, тот самый. Да, про то самое. Sasha Шульгин показывает, как кардинально меняются психоактивные свойства вещества, если, например, просто заменить у молекулы (не будем говорить какой, во избежание) атом водорода в ароматическом кольце на другой элемент. Простая возможность окисления даёт другие фармакологические свойства. Причинно-следственные связи, однако. Окисление причиняется сознанию, ну да, ну да... А напомните-ка мне – из какого вещества состоит нематериальное сознание? То-то. Хотя дело не только в лиганде-нейромедиаторе. Серотонин, например, один и тот же, а его психические эффекты разные. Это говорит о том, что дело и в общей структуре – в типе белка-рецептора, в каскаде сигналов в нейроне и т.д.

Как тут не вспомнить алхимию? Конечно, метод онтологических аналогий и космических симпатий уступил место современной науке ещё в веке восемнадцатом. Но, доложу я вам, весёлой наукой была та древняя премудрость. Была алхимия, да вся вышла, теперь она на обочине культуры. Тропический мир симпатии скукожился до размеров индивидуального сознания. Ну и ладно, подумаешь, мы же не о современной науке размышляем, мы ведём речь о вещах дионисийских. Поэтому сигнатуры придутся как нельзя кстати.

Продолжение следует…

Продолжение.

Но это ещё не все эндогенные триптамины. Самый знаменитый это, конечно, N,N-диметилтриптамин. ДМТ. Да, про который у Теренса Маккенны, доктора Рика Страссмана и профессора Майка Тайсона. Да, та самая «молекула духа». Да, которая про эльфов и триповый ба-бах. И, на всякий случай, упомяну, что ДМТ в Российской Федерации запрещён. Долгое время предполагалось, что эндогенный ДМТ синтезируется в шишковидном теле мозга. Красивая гипотеза. Ну как же, эпифиз – бывший третий глаз у амфибий и рыб. Диметилтриптамину, этому мощному психоделику, там самое место. Но, увы, пока с этим не вполне ясно. На самом деле ситуация такая: в 2019 году в научном рецензируемом журнале «Scientific Reports» группой авторов (один из которых тот самый Рик Страссман) была опубликована статья, наделавшая много шума. В ней приводятся экспериментальные доказательства, что эндогенный ДМТ точно есть у крыс, причём в количестве сопоставимом с серотонином; у крыс и у человека в мозгу точно есть ферменты, синтезирующие ДМТ. Но у человека эндогенный N,N-диметилтриптамин пока не обнаружен. Чтобы однозначно выяснить его наличие или отсутствие, нужны инвазивные исследования человеческого мозга, а это хлопотно. Но ДМТ, скорей всего, есть в нашем мозгу. Д-р Джимо Борджигин (одна из авторов вышеуказанной статьи) в своём интервью утверждает, что можно смело исходить из того, что ДМТ в человеческом мозгу есть. Мало того, возможно даже ДМТ является нейротрансмиттером для особой нейрональной системы. Если такие нейроны и, соответственно, рецепторы всё-таки экспериментально обнаружат, это будет просто фантастикой. Но пока роль эндогенного ДМТ в организме человека неясна. Есть версии, что диметилтриптамин регулирует стресс, влияет на гипоксию и, самое интересное, участвует в процессе появления сновидений. Также есть гипотеза, очень слабая, на мой взгляд, что ДМТ ответственен за околосмертные видения. То есть понятно, раз экзогенный ДМТ – сильнейший галлюциноген, то его эндогенному аналогу пробуют найти достойную психоделическую роль в ЦНС. Ну что тут скажешь… эвоэ.

Так вот. Вся эта триптаминовая аптека у нас внутре имеет своим прекурсором триптофан. Это так называемая незаменимая аминокислота, то есть не синтезируемая в организме, а получаемая извне с пищей. Триптофан содержит в своей химической структуре индольное ядро. Когда в процессе катаболизма триптофан разлагается, то на выходе (в прямом смысле, уж извините) получается этот самый индол и его гомолог скатол. Индол, – и это знает всякая женщина, профессионально любящая хороший парфюм – составляет сущность так называемого индольного абсолюта (или на французский манер – индольного абсолю) в духáх. Это специфический тяжёлый аромат с некими животными или земляными нотами. Некоторые даже улавливают в нём тонкий смрад, едва ли не трупный. Что любопытно, индольный абсолют содержится, среди прочего, и в запахе нарцисса, того самого цветка, которым Гея, старая интриганка, охмурила нашу Кору, предав её Полидегмону могучему. Я имею в виду события Элевсинского мифа, описанные в Гомеровом гимне к Деметре. Вообще, индол (он же бензопиррол) в малых концентрациях даёт запах скорей жасмина. В больших же концентрациях индол и скатол пахнут говном. Ну вот так, уж извините опять. Запах экскрементов, в значительной степени, и обязан своим отвратительным зловонием именно скатолу с индолом. Σκατός так и переводится с древнегреческого – «говно». Ну что тут поделаешь.

Продолжение следует…

Индийский поход Диониса

То, что я многословно попробую сказать ниже, лишено претензий на научность. Скорей, это антидепрессивная сказка. Уговаривания не всегда срабатывают даже при субклинической депрессии, да что там говорить, как правило, не срабатывают. Но всё же некоторые претензии я сохраняю – вдруг да получится заглянуть в дионисийскую оптику и не потерять при этом ясности взгляда.

Цель любого поэтического предприятия – риторическая: придумать новые слова для старых смыслов. Вот и я буду говорить о вещах банальных. То, что я скажу – всего лишь взаимосвязанный набор метафор и образов, позволяющий увидеть нечто, что видимости не имеет. Попытка построить кругообразный сюжет вокруг дырки. Возможно, байка будет неотличима от бреда. Это хорошо. Потому что речь у нас пойдёт о духовном сне и об индийском походе Диониса.

Живые существа, обладающие восприятием, суть машины, производящие волшебство. Методологически полезно не забывать, что человек есть просто динамическая молекулярная композиция. Просто? Но ведь биохимия и мембранный потенциал ионов конституируют в нас самое интересное – психику и сознание. Контингентный ли это эпифеномен или результат полюбовного сговора демиурга с ананке-необходимостью, кто знает? Но в мире разлита поэзия.

Важная вещь: серотонин представляет собой производное триптамина. В свою очередь, из серотонина (5-гидрокситриптамин, 5-HT) организм синтезирует мелатонин (5-метокси-N-ацетилтриптамин). Функций у этих биогенных моноаминов в организме множество, но меня, конечно, интересуют их роль в мозгу. Серотонин – один из нейротрансмиттеров. Другая «функция» этого лиганда не менее любопытна – серотонин называют гормоном счастья. Откуда взялся такой титул мне не понятно. Говорят, этот ложный миф запустили журналисты в девяностых или в нулевых. Нужен миф верный. Ведь серотонин, скорей, нейромедиатор процессов торможения восходящих активирующих систем мозга. Он блокирует и регулирует отрицательные эмоции и боль. Серотонин, грубо говоря, успокаивает и приводит психические процессы к балансу. А уж мелатонин так и вообще нейротрансмиттер, определяющий циркадные ритмы. Регулятор сна, проще говоря. Кроме того, мелатонин – негативный регулятор полового развития. Тоже, знаете ли, тормозит что нужно. Хотя на самом деле всё значительно сложней. Серотонин оказывает не только тормозящее, но и в некоторых случаях возбуждающее воздействие. Всё зависит от типа 5-НТ-рецепторов, которых несколько видов и подвидов. Вообще, серотонинергическая система мозга – одна из основных сигнальных систем организма, чрезвычайно древняя.

Продолжение следует…

Пока суд да дело, опубликую свою старую статью «Индийский поход Диониса», представляющей некоторые теоретические, исключительно теоретические выводы из античной картины мира:

Ольга бесспорно права – суфийские фотизмы и особые сверхестественные звуки определённо восходят к позднеантичным духовным традициям: к теургии «Халдейских оракулов» и неоплатоников, к герметизму, к гностицизму, и даже к древним мистериям. Ну и конечно суфийские танцы. У меня практически нет сомнений, что это продолжение традиций ритуальных экстатических танцев корибантов и куретов. То же самое можно сказать и о культе светового Вожатого в суфизме, столь вдохновенно описанном Анри Корбеном и имеющего прямое отношение к гностическому Адамасу и даже к древнему мистериальному культу Кабиров. И уже более осторожно можно говорить о суфийской теомнемии (равно как и об исихастской, кстати говоря), как о развитии античных традиций рецитации магических божественных имён-эпиклез. Есть в этом нечто величественное. Античность не прервалась. Сабии Харрана, напрямую повлиявшие на суфизм, поклонялись Бэлу и сохраняли античную религию вплоть до XII века.

Должен заметить: то, что описано в мистической поэме «Мантик ат-тайр» («Язык птиц», «Логика птиц», и даже «Собор птиц») великого суфия Фарида ад-Дина Аттара с давних пор было в центре моей картины мира. Тридцать птиц и есть Симург – Царь птиц.

Обо всём этом я, конечно, продолжу писать, но через некоторое время. У меня, увы, есть веские причины прерваться.

Чарльз Буковски

Чистильщику обуви

равновесие хранят улитки, когда карабкаются
на утес Санта-Моника;
удача — это когда гуляешь по Вестерн-авеню
и девчонка из массажного
кабинета кричит тебе: «Привет, солнце!»
чудо — это когда в твои 55 лет в тебя влюблены
5 женщин.
добродетель — это когда ты можешь любить
только одну из них.
дар — это когда твоя дочь ласковее,
чем ты сам, и ее смех заливистее
твоего.
покой приходит, когда ты ведешь
по улице синий "фолькс" 67-го года, как будто
ты тинейджер, радио настроено на программу «Люди, что тебя любят»;
тепло на солнце, тепло от солидного гула перебранного мотора,
и ты втыкаешься в поток машин.
благо — это когда ты можешь любить рок-музыку,
симфонии, джаз...
все, в чем есть начальная энергия
счастья.

и вполне возможно, что придет опять
глубокий печальный вой,
когда ты придавлен самим собой
в стенах гильотины,
взбешен звонком телефона
или шагами прохожих;
но также вполне возможна —
звенящая высь, что всегда идет следом, —
и девчонка в кассе
супермаркета вдруг становится похожей на
Мерилин,
на Джеки при еще живом гарвардском ухажере,
на школьницу, которую мы все
провожали домой.

а вот что поможет тебе поверить
не только в смерть:
кто-то едет навстречу
по очень узкой улице
и прижимается к краю, пропуская
тебя; или старый боксер Бо Джек,
чистильщик обуви
после того, как спустил все деньги
на гулянки
на женщин
на прихлебателей,
что-то мурлычет, дышит на кожу,
водит тряпкой,
поднимает глаза и говорит:
«пошло все к черту, ведь
было время, ну и
пусть».

мне горько иногда,
но вкус бывал и
сладок, я только боялся
сказать, это как
женщина просит:
«скажи, что ты меня любишь», а
ты молчишь.

если вы видите, как я ухмыляюсь,
высовываясь из синего «фолькса»,
проскакивая на желтый свет,
уезжая прямо к солнцу,
значит, я попал в
руки сумасшедшей
жизни,
думаю о гимнастах на трапеции,
о карликах с большими сигарами,
о русской зиме начала 40-х,
о Шопене с мешочком польской земли,
о старой официантке, что приносит
мне лишнюю чашку кофе
и смеется.

лучшие из вас
мне нравятся больше, чем вы думаете,
остальные не в счет
у них только и есть, что пальцы и головы,
а у некоторых глаза,
а у многих ноги,
а у всех
хорошие и плохие сны
и куда идти.

справедливость повсюду, и она есть на свете
и ружья, и жабы, и придорожные кусты
скажут вам то же
самое.

1977 г.

Перевод Фаины Гуревич.

«Основная черта жительствования проявляется в щажении», – говорил Хайдеггер в своём докладе «Строительство, жительствование, мышление». Щажение (Schonen) не просто непричинение вреда. По словам Хайдеггера, «истинное щажение – это когда происходит нечто положительное, когда мы упрятываем нечто в его собственную сущность, когда мы освобождаем и возвращаем его в мир, в соответствии с истинным смыслом слова freien («освободить, пощадить, хранить»)». Щажение и есть то общее, что сводит Всё вместе. Эта несильная сила. Щажение отпускает сущих на волю, в их собственное естестство. Это сила ненавязчивости. Бытие ненавязчиво. Щажение по-другому можно назвать милостью. «Кирие элейсон». Это бытийное масло смазывает суставы сущего, позволяя вещам выдерживать существование. Этот елей дан разумной душе, как отсутствующее присутствие. Это то, что Чарлз Буковски называл the original energy of joy. Конечно, это харис (χάρις) – благодать. Начальная энергия радости-счастья.

И распахнув ресницы, отпейте, о глаза, от золотого изобилья мира. Готфрид Келлер, «Вечерняя песнь».

Углубляясь в древнегреческую религиозную культуру, я давно уже столкнулся с серьёзным препятствием для её понимания. Духовные вселенные радикально разные. Наша культура характеризуется двумя ключевыми качествами – брутальностью и акселерационизмом. Нам всего мало. Мы голодные и жадные. Не то, чтобы это было плохо. Всё-таки, наша современная цивилизация преуспела именно благодаря разогнанному Желанию. Да и эллины были прекрасно осведомлены о магической силе нехватки. Но всё же есть несомненные отличия.

Эллинский духовный мир – это культура курватур. Тонкие нюансы, намёки, подмигивания. Пластичные переходы форм, магические аналогии, которые, как говорил Прокл, не есть подобия. Мерцающая дымка мифа.

Эта субтильная красота неочевидных смыслов с трудом ухватывается людьми, привыкшим к напористой грубости и скорости. Ведь художественный вкус есть не что иное, как чувство меры. Оно-то нам и отказывает. Не надо торопиться. Хрисоэлефантинные вещи любят внимательный и спокойный взгляд.

Любая зрелая культура тотальна. Выйти за её пределы – задача непростая, поскольку тотальность границ не знает. А знать надо. Это верное средство избежать анахронизмов в толковании культуры отошедшей в тень. Недостаточно отрефлексированные предрассудки своей инвазией делают невозможным посещение античного теменоса. Но вряд ли воздержание от дурацких суждений, прежде всего редукционистских, есть единственное условие понимания. Даже уважение и проницательность не всегда помощники. Даже священное наитие поэтов ныне не дарит мира. Поэты одиноки в скудные времена.

Как же быть? Ответ на этот вопрос непристоен. Он не подобает современному здравомыслящему человеку, свободному от обскурантизма. Дело в самом античном мифе. Это устройство для удержания волшебства мира. И автоматон этот тоже целостный. Но извне мало что видно. Надо отправиться в священную теорию – в паломничество на теориде Тесея. И будь что будет, да хранят Диоскуры мореходов.

Но было бы легкомыслием путешествовать налегке. Ведь я, всё же, говорю о науке. Структурный подход помогает осознать, что боги многоименны. Топос каждого элемента представляет собой пустоту-впускание, от которого тянуться тонкие нити связей и отношений. Важно видеть эти нетривиальные связи. Полую агальму окружает золотое изобилье мира.

Трагедия разумной души состоит в том, что онтологический День утомляет. День длится слишком долго. У него нет конца. День перестаёт быть событием. Полуденные бесы отнимают желание жить. День становится неотличимым от мировой ночи.

Люди созданы Утром и ради утра. Люди – существа онтологического утра. Люди существуют лишь в Событии.

Но всё дело в том, что утро и день суть свет. Утром и днём светит одно и то же Солнце. Бесконечный день это явленная ограниченному человеку вечность.

Дневная тоска вызывает бунт. Люди хотят возвращения юности мира. Но Повторение невозможно. Желание вернуть утраченное Первособытие заводит обсессивные механизмы принципа навязчивого повторения, или того хуже – выталкивает человека во тьму ночи.

Но в самой бесконечности дня есть странный несимволизируемый остаток – щемящее ощущение, что всё недаром. Сквозь сплошной покров дня видна вовсе не ночь. Истончённость и вместе с тем тотальность ткани временящего бытия и вызывает это чувство. Внечеловеческое величие раздавливает человека. Но оно же в своём беззащитном молчании указует на нечто, что за пределами всякого понимания.

«И когда он тосковал, свою песню распевал
Про смешной нескончаемый день:
Целая неделя — нескончаемый день
И полгода — беззвёздная ночь».

Синезий Киренский, «О сновидениях» (2, 2-3):

Ибо я полагаю, что всякая вещь должна быть связана со всякой другой вещью симпатически, поскольку все вещи суть части того, что живет [во всем, что оно есть] единой жизнью, то есть они суть части единого целого. Потому и существуют чары магов, что вещи очаровывают друг друга, так же как и обозначают: мудрец же – тот, кто ведает родство частей космоса. Ибо он привлекает к себе одну вещь посредством другой, имея задатки даже и наиболее удаленных вещей: звуки имен, материи, фигуры. Также и в нас: если болеют внутренности, болеет и иное, а боль в пальце отдается в паху, в то время как многие другие промежуточные части ничего не претерпевают. Так происходит потому, что эти палец и пах суть палец и пах одного живого существа и взаимосвязаны теснее, чем иные его части друг с другом.

Даже и бог, если он из сущих в космосе, бывает связан с каким-нибудь камнем или растением, сущими в том же космосе, и претерпевает подобное им (όμοιοπαθών); он подчиняется природе и околдовывается: так и музыкант, трогающий гипату*, не заставляет звучать тем самым соседнюю эпогду, но приводит в движение эпитриту и нэту**. Уже наши предшественники были единодушны в том, что в родстве частей содержится и некий разлад, ибо космос не есть простое Единое, но единое из многого. Есть в нем приветливые друг к другу части, а есть враждующие, и это состояние вражды согласуется с единомыслием (όμονόιαν) всего [ничуть не менее состояния дружбы]: так же и аккорд лиры представляет собой [одновременное звучание] диссонирующих и консонирующих звуков – единое из противоположностей есть гармония и в случае лиры, и в случае космоса.

Перевод Т.Г. Сидаша.

*Гипата – нижняя струна лиры;
** Эпитрита и нэта – соответственно, третья и четвертая струны лиры. Речь идет об известном с глубокой древности акустическом эффекте, при котором резонируют именно созвучные друг другу струны, а не соседние.
Примечания Т.Г. Сидаша.

В «Теогонии» Гесиода читаем знаменитое:

Прежде всего обратились ко мне со словами такими
Дщери великого Зевса-царя, олимпийские Музы:
«Эй, пастухи полевые, – несчастные, брюхо сплошное!
Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду.
Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем!»
«Теогония» (24-28). Пер. В.В. Вересаева.

Миф избыточен для передачи социального опыта. Для трансляции и усвоения будничных практик достаточно и морализаторского занудства – «так делай, а так не делай; вот это хорошо, а это плохо». Миф же есть нарративная структура, удерживающая чистую интенсивность существования. Слава, как дискурсивная молва, есть всего лишь отблеск. А реальным блеском-свечением обладает только самодостаточная интенсивность. Свет-слава есть субстанциональное свойство нуминозного.

Обыденность естественным образом приводит к смерти. Следствие рутины и прозябания – упадок активности души. Бестелесная псюхэ бессознательна и уныла, пищит нетопырём. Жизнь смертного заканчивается бесславной гибелью. Душа – символ смерти. Все умрут – и герои и ничтожества. Но есть воображаемый шанс на бессмертие. Фантазм, способный стать неотчуждаемой реальностью.

Χάρισμα родственна χαίρω – радости и благодати. Харизма может служить источником легитимации, поскольку она есть проявление онтологического изобилия и щедрости. Потому и сознание избыточно, как незачемна и щедрость. Сознание не нужно. Но оно есть. Псюхэ способна стать харитичной – встать рядом с танцующими Харитами и Музами и послушать их пение.

Но Музы лгут. И миф и сознание имеют одинаковую природу лжи. Сознание соткано из онейрической лжи. У Павсания: «Гипнос является богом, наиболее расположенным к Музам». Но именно из этой «пурпурной субстанции обмана» древние Музы Мелета, Мнема и Аэда создают неопровержимую правду – живую душу.

Важные номера телефонов:

«Горячая линия» Министерства здравоохранения Московской области
+7(498)602-03-01, +7 (498) 602-03-03

Поступление больных и пострадавших в больницы Москвы за сутки:
+7 (495) 621-43-31

Поступление больных и пострадавших в больницы Москвы за предыдущие дни
+7 (495) 621-78-87

Поиск пострадавшего по больницам Москвы
+7 (495) 624-31-52

Бюро регистрации несчастных случаев Московского региона
+7 (495) 688-22-52 

Единый телефон доверия МЧС России
+7 (495) 400-99-99, +7 (495) 983-79-01

«Горячая линия» центра экстренной психологической помощи МЧС России
+7 (495) 989-50-50 (круглосуточно)

Линия психологической помощи Российского Красного Креста
+7 (800) 250-18-59

В чём прагматический смысл алхимии? Нет, не так. В чём вообще прагматический смысл? Евгений Головин в «Приближении к Снежной Королеве» писал:

«А как становятся алхимиками? Для этого совсем не нужно идти на факультет химии и даже смотреть на периодическую систему элементов (лучше наоборот о ней забыть). Мы подберем в горах кусок полевого шпата или кусок кварца, принесем домой и согреем его в руках. Потом хрустальную вазу, наполненную водой, выставим в полнолуние на три дня. И когда вода полностью отравится Луной, мы положим кусок кварца или шпата в эту вазу и уйдем с нашим, так сказать, алхимическим аппаратом куда-нибудь в полутьму. И тогда мы увидим, как по куску кварца ползут серебряные или золотые змейки. Это настолько потрясающее зрелище, что мы забудем о целях эксперимента».

Продолжим наши серотониново-индольные исследования. Важнейший религиозно-философский аспект 1-го фрагмента ХО спрятан в местоимениях и артиклях. Они же определяют и композицию фрагмента, не только грамматическую, но и семантическую. Авторы ХО играют различиями указательных местоимений κἀκεῖνο, κεῖνο, ἐκεῖνος. А также используют смысловые возможности определённого артикля τὸ, который этимологически как раз и восходит к индоевропейскому указательному местоимению, реконструируемого, как *so/*seh₂/*tod («этот», «тот»). Местоимение κἀκεῖνο, κἀκεῖνος («какейно, какейнос») и означает «то», соединяя через кразис союз καί (по-русски – «и») и ἐκεῖνος («экейнос» – «то»).

Приведу пример словоупотребления из Евангелия: «τὰ δὲ ἐκπορευόμενα ἐκ τοῦ στόματος ἐκ τῆς καρδίας ἐξέρχεται κἀκεῖνα κοινοῖ τὸν ἄνθρωπον». В Синодальном переводе: «а исходящее из уст – из сердца исходит – сие оскверняет человека» (Мф. 15:18). Местоимение κἀκεῖνα в этом стихе Евангелия от Матфея дословно переводится «и то» в значении «именно то и…»; «вот именно сие и…». То есть, «вот именно то и оскверняет человека».

В рассматриваемом фрагменте ХО сказано: ἢν γὰρ ἐπεγκλίνῃς σὸν νοῦν κἀκεῖνο νοήσῃς ὥς τι νοῶν͵ οὐ κεῖνο νοήσεις· – «Ибо склонив твой ум и к Тому (κἀκεῖνο) Умопостигаемому как к чему-то [определённо, конкретно] (τι) мыслимому, Того (κεῖνο) не постигнешь». Сложная конструкция. О чём тут речь? Что такое То Умопостигаемое? Это «То, что глазами не увидеть, мозгами не понять», как пел Егор Летов. Отчая бездна. На То в речи можно лишь указать. А постигается непостижимое То лишь в пламени экстаза – раскрывшимся цветком ума.

В уже разбиравшемся пассаже ХО – Οὐ δὴ χρὴ σφοδρότητι νοεῖν τὸ νοητὸν ἐκεῖνο ἀλλὰ νόου ταναοῦ ταναῇ φλογὶ πάντα μετρούσῃ πλὴν τὸ νοητὸν ἐκεῖνο («Не должно напористо мыслить То Умопостигаемое, но раскинувшемся пламенем раскинутого ума всё охватить, кроме Того Умопостигаемого») – присутствует ещё одно слово, однокоренное с κἀκεῖνο – ἐκεῖνο («екейно» – «то», «тот», «там»). Τὸ νοητὸν ἐκεῖνο – То Умопостигаемое. Слово ἐκεῖνο (ἐκεῖνος) очень богатое. У Плотина дериват ἐκεῖνος – ἐκεῖ означает мистическое «Там», «на Небушке». А у трагиков ἐκεῖ – эфемизм «в Аиде». Так же и мы, русские, говорим – «отправился на тот свет», значит «умер».

Но самое известное слово из этого куста понятий мы встречаем у Платона. Это слово ἐπέκεινα («эпекейна» – ἐπʼ+ ἐκεῖνα, буквально «по ту [сторону]») – «запредельное». Я имею в виду знаменитый пассаж из «Государства» о трансцендентном Благе – Солнце истины:

«Как правильно было считать свет и зрение солнцеобразными, но признать их Солнцем было бы неправильно, так и здесь: правильно считать познание и истину имеющими образ блага, но признать которое-либо из них самим благом было бы неправильно: благо по его свойствам надо ценить еще больше.
– Каким же ты считаешь его несказанно прекрасным, если по твоим словам, от него зависят и познание, и истина, само же оно превосходит их своей красотой! Но конечно, ты понимаешь под этим не удовольствие?
– Не кощунствуй! Лучше вот как рассматривай его образ...
– Как?
– Солнце дает всему, что мы видим, не только возможность быть видимым, но и рождение, рост, а также питание, хотя само оно не есть становление.
– Как же иначе?
– Считай, что и познаваемые вещи могут познаваться лишь благодаря благу; оно же дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно – за пределами существования (ἐπέκεινα τῆς οὐσίας), превышая его достоинством и силой» («Государство», Кн. VI, 509а-b. Пер. А.Н. Егунова).

Продолжение следует…

О нарциссах (и не только)

В магическом пространстве, в пространстве мифа - никогда ничего не происходит просто так, само по себе, всегда одно цепляется за другое, разворачивая бытие бесконечнымим разновеликими пластами. Так получилось и с парфюмерными нарциссамим. Хотела я написать об остальных двух (это тот же самый Caron, но уже - "Белый нарцисс", и просто "Нарцисс" от московского парфюмера Бьянчи).

Во всех нарциссах (и жасминах) есть индольная нотка. Даже если она еле уловима, она все равно - рано или поздно - раскрывается. Помню, это была моя самая большая претензия к "Мифу" Амуажа давным-давно. Почему-то мифический нарцисс пах как болотистый прудик, вдоль которого - в зарослях диких нарциссов, конечно, - густо, обильно и душисто срут (простиГосподи) козы.

Абсолют индола - плотный запах говна (да простят еще раз меня читатели); и особенно он выделяется в парфюмерном жасмине и нарциссе. Нарцисс любит густую, удобренную почву, произрастает там, где вдоволь насыщенной влаги и питательных веществ. Тонкий, запредельный, божественный запах, соблазнивший дочь богини плодородия - Персефону, формируется на земле, обильно удобренной кровью, пергноем и козьим навозом.

Коллега по исследованиям такого рода @seashellfreedom пошел дальше и вообще разложил индол на химические составляющие в своей статье "Индийский поход Диониса" - сверху божественный экстаз, в середине - аминокислота триптофан, который дает нам радость к жизни, а снизу триптофан разлагается на индол и полное говнище.

Вот так и получается, что в самом божественном великолепии всегда оказываются мертвые и перегной. Как пел нашевсе Егор Летов, "над тобой небесных рек берега, подо мной подземных вод - молоко".

А что касаемо нарциссов... Так "Белый нарцисс" от Карон - хороший, тоже немного винтажный, пудровый, для выхода в свет. Небесные реки - без индола. Нарцисс Микеле Бьянчи - идеальный весенний нарцисс без тьмы и света, я его ношу сейчас как signature scent. Индольный нарцисс - о нем было вчера, это кароновский "Черный нарцисс".
Такие дела.

Метафизика огня

В последние дни года - всеобщего и личного - не хочется писать ничего функционального и информативного (все это будет потом: и прогнозы на месяц, и прогнозы на год, и все остальное), но хочется - поэтического.

Напишу немного о названии канала и о его смысловой концепции. Естественно, это оммаж Твин Пиксу, а точнее, даже сумрачному гению Линча, который родился в последний день знака Козерог. То есть, человек, ныряющий в темные воды до-Бытия до самых глубин и прекрасно там ориентирующийся - в этой первобытной тьме. Тем более удивительно было получить именно от него такой пронзительный и удивительно точный, острый мистический образ-послание - "Огонь, иди со мной".

Однако как Козерог я прекрасно понимаю, как и почему в безднах первичной Тьмы вдруг становится важен образ Огня.
До сих пор мы так и не выяснили, что являлось первичной стихией, из которой был сотворен мир. "Дух Божий носился над водой", и орфики говорят про воду и влажный воздух, но был и Божественный огонь - ведь в скандинавской традиции все произошло от искры огня и влажных туманов.

Образ-парадигма Божественного огня есть во многих религиозно-мистических традициях. Мистический текст неоплатоников - "Халдейские оракулы", - по которым я писала свою выпускную работу, вообще называется "гнозисом огня". Единое Божественное, ограничившее себя, чтобы познать, называется там "Первым огнем". Демиург, творящий мир, - "вторым огнем", а женский обожествляющий принцип Геката - "огонь, опоясывающий огни". Божественные миры - огненные миры, и познать их и приблизиться к ним человек может с помощью огня своего ума.

Мрачный эфесец Гераклит, помнится, задолго до "Халдейских оракулов" говорил, что Вселенная состоит из огня разных качеств и плотностей. И душа человеческая, нисходя вниз, напитывается влагой и тяжелеет, теряя свой божественный огонь. Так же писали и неоплатоники, называя это "опьянением души".

Очарован божественным огнем был и Эмпедокл. Г. Башляр в своем эссе "Психоанализ огня", объясняя эту очарованность метафизикой огня, вообще ввел понятие "комплекс Эмпедокла": "Зачарованный человек слышит зов огня. В разрушении ему видится нечто большее, чем просто изменение,  — обновление".

Метафизика иудаизма последовательно использует понятие "свет" для описания явного присутствия Бога, Его атрибутов (справедливость, истина, гармония) или Его эманаций, духовных сущностей (ангелы, духи, души). Отсюда следуют метафизические понятия «тьма» — «невидимое, пугающее или непонятное для человека проявление Бога» (ведь тьмой (окажется) День (суда) Единого, а не светом! — Амос 5) и «огонь» — «невыносимое, сверхчеловечески сильное или болезненное присутствие Бога» (ибо Единый, Бог твой — огонь пожирающий он, Бог ревностный — Втор. 4:24; а выглядело достоинство Единого как огонь пожирающий — Исх. 24:17). И в христианской мистике образ-парадигма Огня играет огромную роль - в Библии имеется свыше 400 словесных упоминаний "огня", и все они связаны с религиозным контекстом.

Ориген приводит в пример высказывание Иисуса - «Тот, кто приближается ко мне, приближается к огню».

Неоплатоники, опять же, подробно классифицировали огонь божественных и духовных сущностей и их эпифаний по плотности или тонкости, по форме или бесформенности и тд; даже человеческая душа имеет слабое огненное свечение.

Если вернуться к "Халдейским оракулам", то Первый Божественный Огонь (Отчий ум) - это некий единый образ-эйдос, первоидея всего. Идеи и интеллект также имеют огненную природу, а божественное вообще познается через обжигающий экстатический гнозис, когда сознание человека раскрывается "огненным цветком ума" навстречу нуминозному.

Возвращаясь к теме моего поста и метафизике огня. Семантика названия канала - "Огонь идет со мной" - для меня означает вот это самое сверхъестественное и обжигающее божественное присутствие, присутствие рядом со мной Огненного Ума, творящего мир. Это путеводная нить, это "умный огонь" факелов богини Гекаты, разрывающий первичную тьму, это искра-идея Божественного ума.

Огонь все изменяет. Когда хотят все изменить, призывают огонь.
(с) Г. Башляр