Встретила в обсуждении результатов одного конкурса фразу типа «…и неясно, как угодить жюри». А у меня в последнее время было очень много мыслей и разговоров на тему конкурсов, признания, самоощущения и прочего клубка влюблённых змей сомнений, закручивающегося вокруг человека пишущего.
И довольно много энергии про это рассуждать, энергии весёлой злости. Я, которая всегда за максимальную поддержку близких и мастеров-учителей, за то, чтобы быть родным людям маяком и причалом, откачивать, убаюкивать и согревать, вдруг становлюсь довольно злым пикси. Потому что ключевое тут — близость. Не угодил жюри — и ладно. Мне с ними детей не крестить, идём дальше. Не нравится — не читайте. Здорово, наверное, дожить до зрелых лет, и считать, что все люди рады тебе по факту существования и всем нравится то, что ты делаешь/пишешь. Но это не так, никогда и ни для кого. И Толстой говорил Чехову — пьеса твоя дурная.
Нужно ли из-за этого меняться и угождать? Ну, мне кажется, нет. У меня достаточно обязательств перед ребёнком, родителями, близкими людьми и, в конце концов, работодателями, да и то в рамках. Должна я угодить заказчику текста и написать лучший вариант? Да. Должна переписать в сотый раз? Не думаю. Всякое бывает и договоры расторгаются, и, кстати, в отношениях бывает, что хоть как угождай, а мил не будешь, просто хоть на голове ходи, а не то.
Не нравятся жюри твои тексты? Жаль. Больно проигрывать? Возможно. Больно проигрывать раз за разом? Безусловно. Но бесконечные старания «угодить», кажутся мне дорогой в ещё большую тоску и зависимость от чужого мнения. Хочу, чтобы меня оценили — значит поищу других, поищу тех, кто меня поймёт. Я понимаю, что силы иногда заканчиваются (о, как я понимаю). Да что я, что мы, вон тот же Чехов (а уж он-то точно был в курсе, что он не последняя буква в алфавите) от критики «Чайки» так зачах, что чуть писать не бросил, но были и те, кто поддержали, поймали, приголубили, и вот у нас есть «Вишнёвый сад».
И я понимаю, что мне повезло — я никогда не выигрывала в конкурсах, не была первой ученицей у мастеров, не блистала в тусовках поэтов и «обо мне не напишет Лев Оборин», и потому у меня всегда была восхитительная возможность писать, как хочется. И делать своё, и быть собой, и писать зная, что понравится не всем. Иногда легко. Иногда с поддержкой близких и через боль, сомнения, слёзы и темноту. А иногда просто "на" весёлой злости.
«Хорошо, что я такой, а не какой-нибудь другой» (с) Герман Лукомников. Хорошо же. Просто замечательно.
