Рыба Лоцман

Когда-то давно (честно сказать, без малого тридцать лет назад) Андрей Леонидович Зорин преподавал мне в университете русскую литературу XVIII века. Век этот я в русской литературе не любила и не понимала, но этот ничтожный факт не помешал мне навеки подпасть под великое обаяние преподавателя. Специалист по предельно далёким от меня областям, Андрей Леонидович стал для меня одним из тех людей, с которыми я беспрестанно сверяюсь, с которыми внутренне советуюсь, чьи идеи прорастают во мне и становятся как бы моими, структурирующими мою собственную мысль - но всегда со сносочкой: это вообще-то не я придумала. Нынешний - увы, дистанционный - разговор с Андреем Леонидовичем стал для меня немножко экзаменом: проверила на нём собственные мысли и ощущения. Поговорили о том, может ли литература сегодня занять то место, которое занимала в прошлом, о Пушкинском "Клеветникам России", о том, виновата ли русская классика, и если да, то в чем (спойлер: ни в чем она не виновата, отвяжитесь уже от неё, наконец, пожалуйста), ну, и вообще о всяком.

В общем, смотрите - мне кажется, получилось исключительно нежно и обнадеживающе.

Фамилия Бронте, Brontë звучит странно что для русского уха, что для английского, а для англичан она еще и выглядит диковато. Диереза на последнем слоге как бы намекает на французское происхождение, но ударение на первый слог рушит эту гипотезу. Да и семейная история - Патрик Бронте, отец Шарлотты, Эмили, Энн и Бренуэлла был чистокровным ирландцем - не намекает на французские корни. Мне в фамилии Бронте всегда чудилось древнегреческое βροντή - "гром", но я же первая была готова признать полную несостоятельность своей гипотезы. Откуда, казалось бы, у Йоркширского парня семейства древнегреческая грусть.

Ну, и что бы вы думали - интуиция меня не подвела. Во всяком случае наиболее, пожалуй, авторитетный биограф великого семейства Джулия Баркер со мной согласна, и, в отличие от меня, опирается не на интуицию, но на факты.

Патрик Бронте происходил из семьи небогатых и не слишком грамотных ирланских фермеров, и хотя, вопреки мнению миссис Гаскелл, первого биографа Шарлотты, костлявая рука голода не держала их за горло, правильное (и, главное, системное) написание фамилии не входило в число семейных приоритетов. Поэтому писалась она по-всякому - Brunty, Bronty, Branty, Brantee и так далее.

Но когда Патрик, отрясая неплодородную ирландскую почву от стоп своих, окончательно решил стать английским джентельменом и священником, необходимость в приведении фамилии в божеский вид стала настоятельной. И придать ей благородные древнегреческие черты, чтобы избавиться от простонародного Бранти, посоветовал ему его первый покровитель - викарий Томас Тай, детей которого Патрик учил и у которого сам учился латыни и древнегреческому. Так фермерский сын Патрик Бранти-Бронти-Брэнти стал Патриком Бронте с диерезой над "е", обладателем "громокипящей" фамилии, чуть загадочной и, что немаловажно, маскирующей плебейское (да еще и ирландское) происхождение своего обладателя и его потомков.

Уже в ближайшую среду, то есть послезавтра, на платформе "Страдариум" стартует мой курс "Искусство медленного чтения", и первый его месяц (из четырех) мы посвятим "Грозовому перевалу" Эмили Бронте. Ну, и семейные их драмы, тайны и мифы, конечно, тоже обсудим. Приходите, места еще есть, но уже очень мало.

Целый год. Всего год. Ну, что тут скажешь. Смерти нет, это всем известно.

Вот вы, возможно, не знаете, но вообще-то книга нынешнего вице-президента США Джей Ди Вэнса "Элегия Хиллбилли" мало того, что выходила на русском, так еще и очень хорошая. Уж не знаю, сам ли он ее писал (думаю, что да - ну, по большей части), но вообще каждому политику хорошо бы написать что-то такое.

Почему? Потому в первую очередь что "Элегия Хиллбилли" - книга предельно не-эгоцентричная. Я бы даже сказала, анти-эгоцентричная, поскольку рассказывает она не о самом Джей Ди Вэнсе, а о его семье: бабушка-дедушка нищеброды, перебивающиеся с хлеба на кока-колу, родители - нижний слой среднего класса, родня и соседи - наркоманы и отребье, сам герой - выпускник престижного университета и (на момент написания книги) перспективный молодой политик. Но это и не история успеха - типа, смотрите, из какого сора растут цветы, ничего вообще не ведая, а вполне честный, довольно жесткий и при этом какой-то по-хорошему прочувствованный рассказ о социальном слое, из которого Джей Ди Вэнс вышел, и который представляет на публичной арене. Никакого сентиментального умиления и идеализации, но очень много любви, сострадания и понимания.

В России политики, конечно, никого, кроме самих себя, не представляют (да даже и это не точно), но когда и если начнут, то настоятельно рекомендую им почитать "Элегию Хиллбилли". Совершенно не обязательно любить Джей Ди Вэнса и разделять его взгляды для того, чтобы поучиться у него строить со своим избирателем здоровые отношения. И подавать сигнал "я ваш, я один из вас, я за вас" так, чтобы это не выглядело ни притворством, ни циничным и грубым заигрыванием.

Около года назад я прочла роман Дженнифер Торн "Лют" (милый, но, если честно, ничего особенного), действие которого разворачивается на неком вымышленном острове во время войны. Роман скорее фантастический - вернее даже аллегорический. Поэтому и война там аллегорическая, условная - да и не очень она важна, потому что вообще-то "Лют" про то, какой валютой мы готовы расплачиваться за счастье и безопасность (спойлер: кровью, желательно чужой).

Но! В контексте нынешних новостей важно, что противоборствующие стороны в вышеупомянутой аллегорической (и, повторюсь, для сюжета третье- примерно степенной) войне - это Америка и Россия с одной стороны и Европа - с другой. Я когда читала, думала - ну, вот тут уж вы, гражданочка, совсем вразнос пошли, держите себя в руках, такое придумывать. А сегодня смотрю и такая - oh, wait...

Все же жизнь - бледная копия литературы. Жалкое подражание, так сказать.

Шарлотта Бронте, как известно, прожила немного дольше своих злосчастных сиблингов, что позволило ей выступить в роли первого и в силу этого наиболее канонического толкователя их текстов. Так, именно Шарлотте принадлежит известная трактовка «Грозового перевала» как романа о вреде дурного обращения с детьми. Дескать, если бы к Хитклиффу относились по-доброму, то, глядишь, выросло бы из «цыганского звереныша» (gypsy cub) что-то путное. Но его били, унижали – и вот вам, пожалуйста, получите и распишитесь, эталонный злодей.

В самом деле, Хитклифф обладает многими чертами идеального романного злодея – от таинственного происхождения и густых черных бровей до феноменальной мстительности. И, вроде бы, сущим дьяволом его и правда делает не столько природное злонравие, сколько жестокость, с которой к нему относится Хиндли Эрншо – старший сын и наследник старого хозяина, некогда притащившего брыкающегося чумазого сироту в дом.

Однако предложенное Шарлоттой прочтение («Хиндли обижает Хитклиффа, Хитклифф вырастает в чудовище, не будьте как Хиндли, вам же хуже будет, и как Хитклифф тоже не будьте») не единственное возможное. Есть тут, знаете ли, и другие претенденты на роль главного злодея.

Основной наш источник информации о воспитании, а после и о нравственном перерождении Хитклиффа – это Эллен Дин, домоправительница в доме Линтонов. Именно Эллен, выросшая с детьми Эрншо и наблюдавшая всю драму в их семье с самого начала, пересказывает ее мистеру Локвуду, а вместе с ним и нам. И вот к этой самой Эллен и к ее надежности в качестве рассказчика есть некоторые вопросики.

Первое впечатление, которое она производит на читателя – утешительная, нормальность, островок трезвого здравомыслия посреди творящегося в «Грозовом перевале» безумия. Она крепкой рукой ведет хозяйство в усадьбе, ловко улаживает конфликты между детьми и воспитанником в семье Эрншо, самоотверженно возится с лишившимся матери Гэртоном, сыном Хиндли, и вообще пытается по мере сил поддерживает порядок в слетевшем с катушек семействе. Во всяком случае, именно такой Эллен видит собственную роль и такую версию себя преподносит слушателю.

Однако если чуть внимательней прислушаться к тому, что в точности рассказывает нам Эллен, то в созданной ею благостной картинке начинают проступать, так сказать, новые грани. Именно Эллен тиранит совсем еще маленького Хитклиффа – она нещадно щиплет его, называет it, «оно», и вообще всячески притесняет. Она неявно поощряет Хиндли издеваться над приемышем. И, наконец, Эллен фактически режиссирует самую драматическую сцену романа – ту, где Кэти рассказывает ей о своих чувствах к будущему мужу, Эдгару Линтону. При этом Эллен прекрасно знает, что Хитклифф здесь и все слышит, но предпочитает не рассказывать об этом Кэти. Ну, и так далее.

Иными словами, именно Эллен, сохраняя на лице выражение чопорной праведности, аккуратно направляет длань рока, простертую над семьями Эрншо и Линтонов.

Эта версия была неприемлема для Шарлотты Бронте – она вообще сложно относилась к Эмили и ее творчеству, находя сестру слишком «дикой» и пытаясь замаскировать эту «дикость» в глазах чинного викторианского общества. Именно поэтому она предпочла убеждать себя и читателей, что «благоразумная» Эллен воплощает собой трезвый и неодобрительный авторский взгляд на происходящее с героями, что ее голос с нотками легкого фарисейства – это и есть голос собственно Эмили, порицающий Хиндли и Хитклиффа.

Однозначно отмести версию Шарлотты едва ли возможно – равно как нельзя считать «вину» Эллен полностью доказанной. Но едва ли, единожды сфокусировавшись на этой волнующей возможности, вы сумеете ее полностью развидеть – мысль о старой доброй Нелл как о главной злодейке, как о темном кукловоде романа так теперь и будет мерцать где-то на периферии вашего зрения.

Уже совсем скоро на платформе «Страдариум» стартует второй поток моего курса «Искусство медленного чтения», и начнем мы как раз с «Грозового перевала». Приходите, вместе будем искать в обманчиво простом тексте Эмили Бронте потайные ходы и странные переклички – их там огого, надолго хватит.

Для тех, кто ждал и верил! Новый "Граф Аверин", наконец, появился в "ЯндексКнигах". Пока по-прежнему только первая часть, но всё же хмурый февраль, я считаю, спасён.

Для меня Северное Возрождение - важный факт моего персонального счастливого детства. Конечно, о том, чтобы увидеть Кранаха или Дюрера или (самого моего из них любимого) Альтдорфера "вживую" в Перми мечтать не приходилось - в нашей галерее была парочка очень достойных голландских зимних пейзажей XVII века, но и только. Зато у родителей был уж не знаю как к ним попавший огромный, дорогущий предположительно ГДР-овский (судя по качеству печати) альбом по Ренессансу в Германии, Голландии и Фландрии. С резной мебелью, скульптурой (о, маркграфиня Ута, прекраснейшая из женщин) и, конечно же, живописью.

Этот альбом я смотрела, когда лежала в постели с одной из своих бесконечных ангин, и только люди моего поколения могут понять, что это было за счастье. Я знала все эти картины буквально наизусть, а когда дело шло к Альтдорферовой "Битве Александра Македонского", я даже зажмуривалась на секунду прежде, чем перевернуть страницу. Никакое кино не могло сравниться с этим полотном, на котором разворачивался целый эпос, драма во многих захватывающих частях, с сотнями героев и десятками эпизодов.

Потом, конечно, были альбомы с Ренессансом итальянским, с импрессионистами и постимпрессионистами, с Репиным, Врубелем, Серовым, Пикассо. А после и первые музеи с их не представимыми из ангинной Перми начала 1980-х оригиналами. Но главный в моей жизни альбом - тот, незабываемый. Вчера в Мюнхенской пинакотеке я словно бы пробежалась по его страницам. И да, даже "Битву" видела - и в жизни она ещё прекрасеней, чем в моих воспоминаниях, только снять её толком невозможно.

Добрые люди уже и списки самых ожидаемых книг 2025 года выложили, а я только с итогами 2024 раскачалась. Но, может, оно и к лучшему, потому что так я за январь ещё пару отличных книг, маркированных 2024-м, прочла.

Полюбовалась на проекты "реконструкции" цирка на проспекте Вернадского и нового (огромного) небоскреба на месте здания СЭВ в начале Нового Арбата. Испытала бессильную ярость.

И дело даже не в том, что я так уж люблю эти здания - СЭВ люблю, исторически сложилось, а к цирку скорее равнодушна, да и оба они, прямо скажем, не красавцы. Но я понимаю, что так - нельзя. И СЭВ, и цирк для множества москвичей (для меня, например) - важная часть персональной истории. Возле них, видя их часто или время от времени, выросло несколько поколений людей. Для них (для нас) - это элемент их (нашей) жизни, что-то, с чем связаны наши воспоминания и эмоции.

Это, если угодно, такие капсулы времени. Вот посмотрела я на СЭВ и хоп - мне снова 15 лет, я только переехала в Москву и теперь каждый день езжу мимо него на троллейбусе в чужую непонятную школу. И "книжка" эта дурацкая бетонная становится чуть ли не первой вешкой, первым понятным, знакомым местом в огромном, чужом, недружественном городе.

Есть такой известный и очень, как мне кажется, страшный фильм "Темный город" с молодым Руфусом Сьюэллом в главной роли. Там Землю захватывают инопланетяне. И вот для того, чтобы "выпарить", выкристаллизовать самую суть человеческой натуры, они начинают каждую ночь стирать людям память. Они меняют обстоятельства их жизни, их имена, семьи, а главное - постоянно перестраивают вокруг них город, чтобы понять - а где вообще находится эта пресловутая душа, в чем она заключена.

Для меня этот фильм - метафора того, что скорее всего произойдет с СЭВ и цирком. Не укореняйтесь, ничего не любите, ни к чему не привязывайтесь, оно не важно. Оно не ваше. Это не ваш город. Ваши теплые эмоции, ваши привязанности, ваши представления о норме, ваша школа и ваш троллейбус - все это не стоит гроша ломаного. За вас решат - в большом и в малом.

Понимаю, что на общем фоне это мелкая малозначимая деталь. Но какая-то очень репрезентативная и очень болезненная. Не думаю, что это делается намеренно - нет, вот еще. Не стоим мы того, чтобы нас унижать намеренно - нас просто не существует.

А потом, знаете ли, кто-то удивляется, что народ в среднем не чувствует связи ни с городом своим, ни со страной, ни тем более с ее властью. Механизмы отчуждения, принудительного отрыва от любимого и важного - они, помимо прочего, и так работают.

Мы со "Страдариумом" как бы напоминаем 😊

Сегодня очередная годовщина смерти моего лучшего друга Артема Козьмина. 12 лет назад он покончил с собой в Монголии, разбив тем самым множество сердец - мое в частности. Больно ли? Да нет, уже почти не больно. Скучаю? Да, каждый день. Коплю в голове истории, которые могла бы рассказать только тебе. Жду, когда же ты, наконец, соизволишь мне присниться (можно бы и почаще, не четыре жалких раза за 12 лет).

Пару месяцев назад коллеги из Центра типологии и семиотики фольклора (РГГУ) собрали и выпустили сборник статей Артема "Перечень рыб в Полинезии". Статьи довольно специальные, зато есть вклейка с фотографиями Артема из экспедиций. На всех у него рот до ушей - Артем не был веселым человеком, как казалось многим, но улыбка у него была лучшая в мире.

Вот на этой фотографии (люблю ее очень) он за полгода до смерти с лингвистом и нашим общим близким другом Аликом Давлетшиным (Темка слева, Алик справа). Если бы Темка не умер тогда, они с Аликом через неделю уехали бы в экспедицию на богом забытый крошечный атолл Нукерия в Полинезии, обитатели которого 80 лет не видели белого человека. А так Алик первым приехал ко мне утром в день, когда мы узнали о Темкиной смерти, и мы с ним стремительно выпили на двоих бутылку чего-то крепкого, а после сидели обнявшись и даже плакать не могли. А потом Алик уехал в Полинезию один, без Темки, и хлебнул там самых разных приключений. Но это уже совсем другая история, о которой ни один из них - таких веселых - пока не знает.

Мои детство и отрочество пришлись на 1980-е годы, когда, как известно сегодня каждому, самый лучший в мире пломбир стоил всего 48 копеек, трава была заметно зеленее, дружба народов - крепче некуда (особенно с братским афганским народом хорошо пошло), но красивой и, главное, хоть сколько-нибудь "не как у всех" одежды не существовало в принципе. Из всех, кого я знала, по-настоящему потрясающе одевалась одна-единственная женщина - Е. П., сначала любимая ученица моего папы (папа много лет преподавал историю в пермской школе), а после - ближайшая младшая подруга моей мамы.

У Е. были совершенно невероятные наряды - настолько необычные и запоминающиеся, что у каждого имелось имя. Зеленое с красным платье с незабываемыми оборками звали "королева чардаша". Элегантный костюм с бриджами - "юнга северный матрос". Платье, как мы бы сегодня сказали, color block, в бежево-коричневых тонах - "паркет" (на самом деле "паркетов" было два, похожих, но разных, Е. и моя мама носили их одновременно, и это называлось у них "парный выход"). Голубой плащ из немыслимой ткани "лаке" (никогда, ни до, ни после не слышала этого слова в таком контексте) - "принц датский". Мечтательное платье в удивительной по тем временам розово-серо-сизой гамме с романтичным поясом-корсетом - "дюймовочка".

Иногда что-то из этой роскоши доставалось мне (я рано вытянулась и уже к 13 годам достигла своего нынешнего немаленького роста). Так, я донашивала "дюймовочку" и "паркет", а "принц датский" попал ко мне вообще почти новым, и я, конечно, абсолютно дурела от счастья, а окружающие меня девочки - от зависти.

Вся эта длинная автоархеологическая прелюдия, как водится, ценна не сама по себе, а исключительно в книжном контексте. Источником этих удивительных вещей, ослепительно сиявших на общем серовато-бесцветном позднесоветском фоне, был Пермский дом моделей, в котором сначала манекенщицей, а после модельером работала мама Е. Именно она обеспечивала дочь (а опосредованно и нас с мамой) "опытными образцами" и "малосерийным пошивом" - так тогда было принято называть вещи, сшитые не в ателье на заказ, но и не массово.

И вот сегодня я прочла в рассылке издательской программы музея "Гараж", что у них вышла книга социолога Юлии Папушиной о моде в позднем СССР, основанная в первую очередь на материалах и истории Пермского дома моделей. И на одной из иллюстораций в книге - та самая мама, а на ней - один из тех самых костюмов, в которых блистала ее дочь Е. (запамятовала, как конкретно тот костюм звали, но помню и ткань, и цвет, и даже запах). В общем, страшно разволновалась и срочно попросила у коллег пдф. Прочту - расскажу подробно, но вы, если интересуетесь историей моды в СССР (а также если вы из Перми), тоже гляньте.

«Скажите мне: зачем они тратят время на литературу? Ведь мы положили ничего не пропускать, из чего же им биться?» — сказал как-то один из членов Цензурного комитета, пораженный упорством авторов, не оставляющих попыток протащить что-то в печать.

А. Л. Зорин. Жизнь Льва Толстого. Опыт прочтения. М. НЛО, 2020.

Нельзя ли узнать, когда будут хорошие новости? А то что-то вот такое всё больше.

Вехи моей жизни: вчера написала по-гречески рецензию на "Тайную историю Донны Тартт". Учебную, короткую совсем и простенькую, но все же правильно выстроенную, не вовсе банальную по лексике и в целом, как сказала моя преподавательница (по-гречески, кстати, сказала), не лишенную изящества.

Обсуждали с подругой, что вот, наконец, стало понятно, в чем был практический смысл пяти университетских лет, проведенных в обнимку с Платоном и Гомером - новогреческий укладывается во мне в два (кабы не в три) раза быстрее, чем в среднем по больнице. "Ну да, - меланхолично сказала подруга, - сами себе соль передали". Девятнадцатилетняя девочка, зубрящая неправильные древнегреческие глаголы и, как все девочки с классики, влюбленная в Алкивиада (о, эта любовь к "плохим парням"), машет и подмигивает без малого пятидесятилетней женщине.

Меж тем на сайте N*AGENT новый дроп книжной коллекции, которую мы придумали совместно. Вот эти объекты - мои любимые, но остальные тоже огонь. И обратите внимание, что 20% денег от каждой проданной вещи будут перечислены проекту "Ковчег без границ", который помогает с образованием детям и подросткам, оказавшимся в эмиграции.

Рассказала на "Кинопоиске" о романе Нейтана Хилла "Велнесс". Как обычно, самое точное сравнение придумалось уже после того, как текст был сдан и даже опубликован. Если бы мне нужно было охарактеризовать "Велнесс" в одном предложении, я бы сказала, что это результат гибридизации Джонатана Франзена и Лианы Мориарти. Хороший, большой роман (я что-то окончательно перешла в лигу тех, для кого размер имеет значение). Пожалуй, для меня многовато лихих твистов, временных виражей и прочих аттракционов, но это я просто в последнее время вновь открыла для себя радость простого линейного повествования, без кунштюков и взбадриваний. Старею, вероятно.

Обсудили с Лизой Аникиной на "Живом гвозде" новости и тенденции в современной словесности. А ближе к концу поделилась давно ворочающимися у меня в голове (неприятными) мыслями о смещении категории нормы.

И еще - праздничное, к дню рождения АнтонПалыча

Сегодня Антону Павловичу Чехову 165 лет. Честно - мне от этого писателя каждый раз больно, режусь об него, как о лист бумаги, и потом долго не заживает. Все жду, когда же смогу читать его без вот этой неизменной внутренней боли, так хорошо им описанной в рассказе "Припадок". Пока же хочу напомнить лучшую книгу об Антоне Павловиче, написанную с идеальной безжалостностью, идеальной любовью, идеальным принятием. Если вы еще не читали, то вам можно только позавидовать.

Ух ты, ну и дела!

Если бы Чарльз Диккенс жил в наши дни, он был бы колоссальной public celebrity. У него совершенно точно имелся бы инстаграм на полмиллиона подписчиков минимум, а еще он вел бы какой-нибудь остроумный подкаст, каждый выпуск которого провоцировал бы небольшой элегантный скандал. Его развод с женой во всех душераздирающих подробностях исследовала бы желтая пресса, на улицах его караулили бы папарацци. А еще он, конечно, был бы звездой публичных лекций и литературных чтений.

Впрочем, что это я: звездой литературных чтений Диккенс был и без всякого инстаграма. На его выступления в Англии и в Америке народ ломился, как на концерт Тейлор Свифт (билеты, кстати, стоили сопоставимо), а оценки зрителей были диаметрально противоположны. Одни буквально заходились от восторга, другие требовали компенсации за бездарно потраченное время и деньги.

Главным камнем преткновения был «голос Диккенса». Для одних он идеально накладывался на ранее прочитанные тексты – так, что единожды услышав авторское исполнение, читатель был навеки обречен воспроизводить диккенсовскую интонацию внутри собственной головы. У других голос, который они сами себе сконструировали во время чтения, вступал в непримиримый конфликт с "физическим" голосом живого писателя, вызывая раздражение и даже ярость.

Вообще именно особый «голос», по мнению, например, Владимира Набокова (а вместе с ним и одного из самых вдумчивых и внимательных биографов писателя Эндрю Уилсона), составляет основу диккенсовского очарования. Именно голос и только он, как пишет Набоков, позволяет нам не просто извинить, но попросту не заметить некоторую клишированность сюжетов, сентиментальность, дидактичность романов Диккенса.

Интересно, кстати, что тексты, которые писатель сам считал наилучшими для публичного исполнения, не относятся к числу самых у него известных и важных. Вряд ли вы, скажем, хорошо помните новеллу «Бутс из трактира «Остролист» - я ее даже по-русски не нашла (хотя, кажется, перевод все же существует). Но именно она была едва ли главным (и, что особенно любопытно, неизменным на протяжении многих лет) хитом чтений – по свидетельству современников, аудитория буквально не отпускала Диккенса со сцены, покуда он не прочтет «Остролист». Видимо, именно в этой новелле тот самый «голос» мог прозвучать с наибольшей выразительностью и силой.

А еще одна занятная подробность о «Трактире «Остролист» состоит в том, что именно ее сюжет – история о влюбленных мальчике и девочке (7 и 8 лет соответственно), убегающих из дома, чтобы связать свои судьбы навеки - лег в основу знаменитого фильма Уэса Андерсона «Королевство полной луны». И хотя, конечно, режиссер переосмыслил диккенсовскую новеллу, расширил ее и поместил в декорации, радикально отличные от провинциального английского трактира, если прислушаться как следует, тот же завораживающий «голос» можно различить и в шедевре Андерсона.

Это обстоятельство, как мне кажется, лишний раз подтверждает факт, в общем, не нуждающийся в дополнительных подтверждениях: викторианство как таковое, важнейшей фигурой которого был Чарльз Диккенс, длилось куда дольше отмеренного ему срока жизни (тоже, к слову, мягко скажем, немаленького), и в некотором смысле продолжается до сих пор. Голос Диккенса и голос его времени по-прежнему звучат в современном мире.

На втором цикле моего курса «Искусство медленного чтения» в любимом «Страдариуме» мы будем читать (очень, очень медленно), разбирать и обдумывать как ключевые романы собственно викторианской эпохи, так и попытки содержательного диалога с ними в литературе последних, ну, скажем, пятидесяти лет. Приходите, места еще есть (но число их конечно), начинаем скоро!

Минутка хвастовства 😊

А вот и, собственно, обещанная подробная рецензия на "Угол покоя" Уоллеса Стегнера для "Кинопоиска". Прекрасно старомодный роман, медленный, огромный, с воздухом и живыми людьми. Почему-то сейчас таких не делают - а жаль.

В русском переводе абсолютно выдающийся роман Уоллеса Стегнера (700 страниц, ни одной лишней - еще бы, ей-богу, почитала) называется "Угол покоя", и это, безусловно, верный и точный перевод. Более того, для истерзанного перманентным неврозом российского читателя от названия этого веет сладкозвучным обещанием желанного укрытия - пусть маленького, но покойного и надежного пристанища посреди хаоса и невзгод (купила бы, что называется, за одно это).

Однако по-английски роман называется чуть иначе - Angle of Repose, то есть угол, о котором идет речь, - это не место, а именно угол в самом что ни на есть геометрическом смысле слова. И означает этот технический термин из жаргона инженеров (во всяком случае, если верить главной героине романа, инженерской жене) угол наклона плоскости, при котором щебенка перестает с нее оползать и осыпаться. А главный герой, внук той самой инженерской жены (и прикованный к креслу инвалид), трактует это выражение чуть более метафорично - как определенное положение тела, при котором телу этому хорошо и покойно.

Не знаю, зачем я вам это рассказываю - если вы еще не прочли роман Стегнера, вам не будет так уж интересно. А если прочли, то знаете и без меня. Наверное, просто хочу обратить ваше внимание на эту книгу - я, конечно, расскажу о ней подробнее в "Кинопоиске" в ближайшие дни, но вы, в принципе, можете начинать читать, не дожидаясь подробной рецензии. Ну, и будьте готовы к тому, что никакого особого душевного покоя вам "Угол покоя" не подарит - впрочем, только ли покоя мы ищем в по-настоящему прекрасных книгах.

"И у всех один общий опыт, одна общая история — о тоске по дому, о приезде домой и, увы, о странной перемене, когда старое показалось новым и незнакомым. Мне плакать хотелось, когда они говорили со мной об этом. “Мы‑то не забываем, — говорили все, — но у них, когда мы возвращаемся, места для нас уже нет. Мы должны с этим примириться, оставленное позади никогда снова не станет нашим. Наша былая жизнь на Востоке для нас потеряна — нам надлежит устроить новую жизнь для себя здесь”.

Уоллес Стегнер. Угол покоя. Перевод Л. Мотылева.

В прошлом году мы с огромным удовольствием, шутками, прибаутками и огоньком обсудили с ребятами из подкаста "Экранизировано" первую книгу о Гарри Поттере - "Гарри Поттер и философский камень", а также ее экранизацию. Традицию решено сделать ежегодной (даже еженовогодней), и вот в эфире - с легким опозданием, но Новый год понятие растяжимое - второй выпуск, посвященный, как нетрудно догадаться, "Гарри Поттеру и Тайной комнате".

В общем, на ближайшие пять лет на Новый год ничего не планируйте - будем обсуждать семикнижие Джоан Роулинг. И если кому-то кажется, что в наши дни такое долгосрочное планирование является приметой избыточного оптимизма, то да, вы правы, конечно же. Но не этому ли - при всей своей сложности - учит нас, в конечном счете, Гарри Поттер?

Вот тут можно послушать сам эпизод, а вот здесь - подписаться на канал подкаста, чтобы следить за новыми выпусками.

Ну, что ж - поехали, первый дроп коллекции "Книгоагент", которую мы придумали и сделали с прекрасным брендом N*AGENT, уже в продаже! Мне кажется, браслет "Книгоагент" и худи (теплый, что немаловажно!) с моим любимым девизом "Books connecting people" - это просто must have.

Ну, и обратите внимание, что 20% денег от каждой проданной вещи пойдут в пользу проекта "Ковчег без границ", помогающего с образованием детям, подросткам и (немного) взрослым, оказавшимся в эмиграции.

Это еще не все, впереди много интересного, как говорится, не переключайтесь!

Я вообще-то очень люблю писателя Нила Геймана. И, да простит меня прогрессивная общественность, планирую и дальше любить, читать и рекомендовать "Американских богов", "Историю с кладбищем", "Коралину" и "Сыновей Ананси". А диалог Геймана с Кадзуо Исигуро "Let's talk about genre" считаю одним из самых содержательных высказываний о жанровой природе современной литературы (и нет, дело не только в Исигуро - Гейман там тоже огого).

Но глядя на нынешний - поистине чудовищный - сексуальный скандал вокруг Геймана, думаю только о сюжете из "Сэндмана". Помните, тот, где писатель-неудачник держит в подвале и мучает Музу, которую вообще-то обещал отпустить, а вместо этого заставляет нашептывать ему прекрасные романы. Ну, и, как нетрудно догадаться, возмездие приходит - и оказывается пострашнее самых страшных писательских кошмаров.

Вот, похоже, что-то такое мы и наблюдаем сегодня. Надеюсь, Муза, сидевшая в подвале у Геймана все эти годы, чувствует себя, наконец, отомщенной.

В "Омон Ра" Виктор Пелевин сформулировал великий и практически не ржавеющий с течением времени тезис: страна наша живет исключительно отражаясь в глазах коллективного Запада. И единственный самолет вынуждает летать вдоль границы, чтобы иностранцы видели нашу авиационную мощь, и заключенные прыгают, чтобы имитировать ядерный взрыв, и офицеров в медведей наряжают, чтобы иноземному гостю поохотиться всласть.

Вот и самому Виктору нашему Олеговичу пришлось обрести новую степень существования, отразившись в глазах исследователя из внешнего мира. Софи Пинкам написала о нем для газеты The Guardian длиннейший и интереснейший лонгрид, умный, уважительный и при этом совершенно безжалостный. Среди цитируемых - Наталья Ломыкина, Анастасия Завозова и ваша покорная слуга.

Дорогие новые подписчики, ух, как вас много! Очень всем рада, располагайтесь, пожалуйста и не отписывайтесь сразу! Я скоро уже вернусь к делам и буду писать по-нормальному, а не вот это вот всё. Последние дни отпуска - и за работу.

Пока редакция этого канала в моём лице пребывает в отпуске, вот вам роза с могилы Гомера фотографии могил Джона Китса и Перси Биши Шелли.

Узнала об этом сборе от моей подруги Юлии Галяминой (иноагент), которой верю безусловно. С началом войны мысль о том, какой страшный вред мы, помимо прочего, наносим своей планете стала окончательно невыносимой. Не все могут доехать до Анапы, чтобы убирать мазут на месте. Но тем, кто может и хочет это сделать, нужно обязательно помочь. Я помогла, и вы помогите.

Как водится, когда по работе долго живешь с какой-то книгой, она начинает на тебя напрыгивать буквально со всех сторон. Вот сейчас это у меня происходит с "Рождественской песнью в прозе" Чарльза Диккенса - куда ни глянь, всюду она.

Наконец добралась до сто лет назад запланированной, но так и не освоенной книги Эндрю Уилсона "Викторианцы", читаю с огромным интересом и удовольствием (помимо прочего, это еще чудесная, очень ироничная проза). Ну, и из первой же буквально главы узнала, что, оказывается, дядя Скрудж - это довольно злобная карикатура на Томаса Мальтуса. Так что когда герой Диккенса говорит, что если бы все бедняки куда-нибудь удалились и там тихо умерли, освобождая мир от своего никчемного присутствия (а заодно и от неизбежного, по Мальтусу, голода в будущем), он в несколько гротескной форме транслирует мальтузианские идеи. И хотя сам ученый умер за несколько лет до этого, идеи его на момент написания "Рождественской песни" были на пике популярности, и немыслимые в своей жестокости Новые законы о бедных на них как раз и основывались (если в детстве вы начитались книг вроде "Маленького оборвыша" Гринвуда, то при слове "работный дом" вы должны вздрагивать от ужаса - так вот, появление работных домов как раз и было результатом принятия этих законов).

Тот факт, что художественный замысел Диккенса лежал в сфере улучшения общественных нравов, мы с Екатериной Михайловной в "Закладке" обсудили, но вот и новая деталь. "Рождественская песнь в прозе" - это еще и протест против бесчеловечных принципов мальтузианства.

А, совсем забыла - с Новым годом, конечно же!

Проснувшись и наслаждаясь бессмысленным и пустым (самым пустым в году) днём, внезапно ощутила необходимость составить столь же пустой и бессмысленный список книг, которые почитала бы на каникулах, если бы не помнила их (книги, не каникулы) примерно наизусть.

1. Цикл книг Сесила Скотта Форестера о приключениях Горацио Хорнблауэра. Лучшие романы о морских приключениях, увлекательные и романтичные, но не без подлинной драмы и даже трагизма.

2. Роберт Маккаммон. Цикл романов о Мэтью Корбетте. Примерно то же самое, но не на море, а на суше, не морские приключения, а детектив, и не Англия XIX века, а Америка самого начала XVIII.

3. Р. С. Шеррифф. Две недели в сентябре. Лучшая книга для любого времени - история о том, как обычная скучная английская семья едет на скучнейший английский курорт, и с ними ничего не случается.

4. Чайна Мьевиль. Кракен. Роман системы "вжух" - всё летает, взрывается, на каждой странице творится черт-те что (например, из музея исчезает чучело гигантского кальмара, а профсоюз волшебных помощников устраивает забастовку), и ты всё ждёшь, как автор из всего этого выкрутится. Ну, и он выкручивается другим авторам на зависть.

5. Стивен Кинг. Институт. Лучший за последние годы роман классика, в котором тоже всё ах, вжух и ужас какой-то, но в конце всё будет не хорошо, конечно, но неплохо и, главное, справедливо.

6. Фрида Вигдорова. Семейное счастье. Любимая улица. Фрида Вигдорова не только суд над Бродским протоколировала, но и писала романы. Эти два - про любовь, утрату, утешение в скорбях и просто обычную человеческую жизнь в советских декорациях - одновременно правдивых и нежно ностальгических.

7. Юрий Слепухин. Киммерийское лето. Тоже роман из советского времени и ностальгия здорового человека - о юношеском бунте, семейных тайнах и побеге в археологическую экспедицию.

8. Пётр Гуляр. Забытое королевство. Книга для тех, кто хотел бы отправиться в далёкое путешествие, но по каким-то причинам пока не может. Помните, как Паганель, который путешествовал, не покидая своей комнаты? Вот это оно.

9. Майкл Ондатже. Кошкин стол. Взросление, приключения, корабль, плывущий через разваливающуюся Британскую империю. Дни, ночи, Суэцкий канал, последние мгновения беззаботного детства.

10. Александр Макколл Смит. Женское детективное агентство номер один. Цикл неспешных атмосферных романов про Мма Рамотсве - чинную ботсванскую матрону, становящуюся частным сыщиком.

Мне во всё это книжное счастье вход уже заказан (впрочем, на чёрный день ещё припасено пара романов Маккаммона и Макколла Смита), но вдруг вы везунчики и еще не читали.

Раз Екатерина Михайловна решила расширить спектр материалов к нашей рождественской "Закладке" за счёт переосмысления Диккенса в "Смешариках", внесу свою лепту в дальнейшее расширение и я. Мой любимый оммаж "Рождественской песни в прозе" - это великая рождественская серия "Доктора Кто". Образец бережной, вдумчивой и вместе с тем оригинальной работы с традицией и содержательного диалога с ней.

Главное потрясение, конечно, это что я за год написала 600 (!!!) постов. Это объясняет, почему я так мало всего успеваю...

Ну, и прежде, чем пучина оливье поглотит меня окончательно, хочу этим дурацким и веселым фото напомнить: даже в самые черные времена (такие, например, как сейчас) есть место смеху, надежде, теплу, дружеской поддержке, хорошим книгам и долгим медленным разговорам. Спасибо за то, что были рядом весь этот год (нас на 7 000 больше, чем было год назад, фантастика просто), и давайте все вместе загадаем в Новогоднюю ночь одно-единственное желание - мира нам всем поскорее. Остальное - пусть никто не будет убит, ранен, изгнан из дома, посажен в тюрьму по абсурдному обвинению, признан иноагентом - приложится. Сначала - мир, остальное поправим уж как-нибудь общими усилиями.

Ну, а теперь, как и обещала, несистемные заметки о прочитанной за прошедший год переводной литературе (Диккенса, Эмили Бронте, Умберто Эко и прочее вы домыслите сами).

С большим отрывом самое яркое читательское впечатление - "Завет воды" Абрахама Вергезе (я прочла этот роман еще в 2023, а впечатление до сих пор не истаяло, так что делайте свои выводы). Люди, слоны, великая любовь, медицина - словом, просто идеальная книга, не зря Вергезе 15 лет томил нас ожиданием.

Негромкая, душераздирающая и при этом какая-то удивительно чистая книга Джесмин Уорд "Пойте, неупокоенные, пойте". Любовь, которой лучше бы не было, потому что от нее только горе, но она есть и как-то надо с этим жить. Мир, вот уже сто пятьдесят лет залечивающий раны от рабства, но на само деле не способный их даже пластырем толком заклеить.

Вокруг "Йеллоуфейса" Ребекки Куанг (вернее, вокруг его перевода на русский, который, увы, несмотря на все усилия лучше не стал) было сломано немало копий, но, если от этого отрешиться, роман вообще-то огненный. После анемичного "Вавилона" Куанг опять буквально источает пламень, и обращен ее огнемет на коллег по литературному цеху.

Замечательный "MANIAC" Бенхамина Лабатута - книга ровно о том, что (помимо войны в Украине и общей безнадеги) волнует меня в последние годы больше всего, а именно о том, как человечество своими руками выводит на арену новый вид, который нас заменит.

Огромный эпический "Торговец дурманом" Джона Барта - книга, о которой я столько лет слышала и вот, наконец, прочла сама. Словосочетание "великая книга" готовит читателя к каким-то суровым испытаниям, но единственное испытание, которое сулит нам "Торговец дурманом" - это объем. В остальном же это роман захватывающий, изящный и невероятно смешной.

Не каждому годный, но глубоко меня тронувший роман Себастьяна Барри "Время старого бога". Книги о работе памяти - моя слабость, и вот этот роман подходит к теме, о которой не написал только ленивый, с какого-то нового ракурса. Но beware: если душа просит чего-то согревающего и утешительного, то в сторону "Времени старого бога" даже не смотрите - там не встретишь ни веселья, ни сокровищ.

Посмотрела на получившийся списочек и подумала, что как-то в нем вообще мало радости (ну, за вычетом ослепительно светлого, несмотря ни на что, Вергезе). Что ж, в моем персональном году за радость отвечали Диккенс и Эко, а также миллион книг о мире Гарри Поттера, так что новые книжки, видимо, по большей части закрывали запрос на трагедию и драму. Наверняка было и хорошее (в смысле, веселое), но тут я вам, кажется, не советчик.

И еще раз напомню сказанное парой постов выше - в этом году я была странный читатель, подходите к моей выборке осмотрительно. Don't follow me, I'm lost too.

Завершается не только календарный и финансовый, но и "Закладочный" год. В последнем в этом сезоне выпуске нашей литературно-просветительской передачи говорим с Екатериной Михайловной о Диккенсовой рождественской прозе и о традиции русского святочного рассказа как ее продолжении. Видео можно посмотреть на канале Екатерины Михайловны, а если у вас Ютьюб не работает, то вот вам ещё одна ссылка - кажется, там получше.

Попробовала подвести книжные итоги года, но поняла, что в этом году читала совсем не так, как в предыдущие, и итоги в классическом смысле мне подводить будет затруднительно. Отсутствие необходимости постоянно и в больших количествах обозревать новинки, а также преподавать совсем уж актуалочку, трансформировало мои читательские обыкновения - я куда больше перечитывала и заполняла лакуны, чем читала новое. Странно же будет говорить, что мои персональные книги года - это "Дом на набережной" Юрия Трифонова, "Posession" Антонии Байетт, "Воспоминания" Надежды Тэффи и "Повесть о двух городах" Чарльза Диккенса.

Но если говорить о том новом, что я прочитала за год из русского, есть несколько книг, которые очень хотелось бы отметить.

Выдающийся "Тоннель" Яны Вагнер - книга о мире в миниатюре, в котором все оказываются и лучше, и хуже, чем о них можно было подумать, причем иногда это происходит одновременно, с одними и теми же людьми.

Неизменно потрясающий сборник Аллы Горбуновой "Нет никакой Москвы", но это такая проза, о которой я традиционно не умею говорить - не хватает языка.

"Лес" Светланы Тюльбашевой - изумительный триллер, который немного больше, чем просто триллер.

"Табия 32" Алексея Конакова - пожалуй, лучшая русская книга, прочитанная мною за год. Когда я буду потом вспоминать 2024-й, то с книжной точки зрения это будет для меня год "Табии".

Под конец года невероятно порадовал "Граф Аверин" Виктора Дашкевича, но я вам про него (впрочем, как и про "Табию") и так все уши прожужжала.

Очень хороший "Белград" Нади Алексеевой - удивительно, как иногда вдруг рррраз - и совершенно готовый писатель, со своим узнаваемым и чистым голосом.

Совсем перестала читать автофикшн - да его как будто и поменьше стало. Было ощущение, что мода эта, достигнув пика в прошлом году, пойдет на спад - и вот, кажется, оно понемногу происходит. Не так много его на слуху - ну, или я не туда слушаю.

Как-то так. Соберусь с силами и в следующем посте аналогичным несистемным образом расскажу о переводном - его было, пожалуй, несколько больше.

Но, повторюсь, в этом году я совершенно не репрезентативна, не слушайте меня так уж доверчиво.

Коллеги из "Переделкино" составили список достойных внимания книг за 2024 год. Не все, в него вошедшее, я читала, кое-что читала, но не полюбила, а кое-чего мне в этом списке не хватает. Но нельзя объять необъятное, и в качестве репрезентативного слепка уходящего года вещь вполне рабочая - можно пользоваться.

Ну, а если вдруг вам остро не хватает моих рекомендаций по рождественскому чтению, загляните ко мне в запрещенную социальную сеточку с картинками - в последнем рилсе насоветовала всякого на праздники.

Если вы еще не прослушали новую рождественскую "Радио-няню" "Клуб знаменитых капитанов" "Закладку", посвященную Чарльзу Диккенсу, то теперь это можно сделать бесплатно, на любой платформе. Слушайте и утешайтесь (впрочем, донаты тоже лишними не будут, совсем не будут).

Невероятно грустные новости - закрывается издательство феминистской литературы No Kidding Press. Когда умирает что-то, чему жить бы да жить, очень трудно найти слова - поэтому пусть будет просто слово спасибо. Вы были светом, и что бы ни случилось дальше, ваши книги продолжат светить, даже если источник света погаснет. Так и знайте.

А вот тут можно прочесть, как помочь издательству залатать финансовые дыры и закрыться более-менее без проблем.

Спойлер: пожалуйста, не покупайте книги No Kidding Press на "Лабиринте", там давно уже никому из издателей не платят.

Я, как вы помните, недавно готовилась к лекции по хоррору, и прочла много всего старого-недоброго. Кое-что, любимое когда-то, слегка поблекло (как, например, "Кармилла" Ле Фаню), а что-то наоборот. И главное из этого "наоборот" - "Франкенштейн" Мэри Шелли, который оказался не просто лучше, чем мне помнилось, а прямо вообще очень хорошим. В январе мой коллега Егор Михайлов стартует книжный клуб, посвящённый этому роману, - если у вас ещё нет планов на каникулы, присоединяйтесь.

Под тёмный занавес года написала для любимого "Кинопоиска" про одну из моих книжных радостей - цикл романов Виктора Дашкевича о приключениях графа Аверина. Для каникул самое оно.

Дорогие белградцы, у вас там радость скоро, а вы, возможно, еще не в курсе. Олег Воскобойников - серый кардинал научный руководитель "Страдариума" и один из идейных вдохновителей "Страдающего Средневековья", а еще доктор исторических наук, известнейший медиевист и один из лучших рассказчиков, которых мне доводилось встречать. Вам же он расскажет о том, как кинематограф отображает Средние века и почему оно так. Приходите послушать Олега, а я буду вам тихонько завидовать.

Редкая минута персонального-сентиментального на этом канале. Мама из Тбилиси прислала фоточку дома, где я выросла. Московский проспект, 46А (если вы сто раз бывали или даже живете в Тбилиси, но названия такого не знаете, не удивляйтесь - это примерно Гольяново на московские деньги). Наши окна на четвертом этаже - не так сильно все и изменилось, белье по-прежнему сушится, только, подозреваю, цыганка тетя Аза с первого этажа семечками в окно не торгует. Ну, и там, где были ветхие продуваемые лоджии, все забетонировали, а кто побогаче кирпичами заложил. Волнуюсь теперь - оно и тогда-то на соплях держалось, а с тех пор тридцать пять лет прошло.

Прочла пост Захара Прилепина, в котором он сетует, что народ наш опять что-то не то читает. Первые места в рейтинге, составленном сетью книжных магазинов "Читай-город", заняты "Графом Авериным" Виктора Дашкевича (ничего не могу с собой поделать, радуюсь теперь за него как за родного), "Словом пацана" Роберта Гараева, новым Пелевиным и самим Прилепиным с доброй детской книгой "Собаки и другие люди". Где же книги про СВО и ее героев? Где книги про Великую Отечественную? Где Юрий Бондарев? Почему так много иностранцев? Как такое вообще может быть? Что делать? И, главное, кто виноват?

Как-то даже неловко говорить, но вообще-то воюющая страна совершенно не стремится получать войну еще и в виде книг. Известно, что в 1940-1942 годах в подземке, куда лондонцы фактически переселились, спасаясь от бомбежек, работали библиотеки, и самыми выдаваемыми книгами в них были вовсе не книги о войне, а романы Джейн Остен, Дороти Сэйерс и Агаты Кристи. И это, заметьте, во времена, когда новости не подавались в мозг ежеминутно, а скупо дозировались ежедневными радиосводками и газетами, то есть, казалось бы, запрос на информацию о происходящем не был закрыт полностью. Как пишет Себастьян Хафнер в "Истории одного немца", в Германии набирали силу нацизм и внутренние репрессии, а немецкие писатели строчили литературные пасторали, немедленно становившиеся бестселлерами.

Помню, в прошлом году, когда лидером книжных продаж в России стал нержавеющий хит Ольги Примаченко "К себе нежно" (бессменный лидер со времен ковида), этим фактом равно возмущались люди с обоих берегов нашего общественного раскола. Одни видели в нем бесчувствие к чужому страданию и постыдный эгоцентризм, другие - малодушие перед лицом великих свершений. Первые считали это следствием имманентно присущего российскому народу внутреннего изъяна, вторые (как и Захар Прилепин в упомянутом выше посте) - результатом продуманной либеральной диверсии. Словом, люди читали неправильно, а значит, неправильно думали и, скорее всего, неправильно жили.

Императив всего себя подчинить единому аффекту, конечно же, по сути своей тоталитаристский. Ты должен не просто придерживаться определённой позиции, ты должен ее придерживаться и её манифестировать постоянно, любым своим действием. В сущности, ты должен быть полностью тождественен своей публичной позиции.

Чтение же - процесс очень интимный, внутренний, и попытки на основании его видимых результатов формировать какие-то этические оценки сродни поиску врагов народа на основании сексуальных предпочтений (да, это последнее уже происходит, и да, это абсолютное безумие). Можно всем сердцем сострадать жертвам войны и быть последовательным ее противником, но при этом читать Ольгу Примаченко, чтобы худо-бедно зафиксировать кукушечку. Можно энергично поддерживать эту войну с дивана, но все равно хотеть немного нежности.

В силу разных причин чтение сегодня - это в первую очередь утешение и поддержка, а не поле боя, не фронтир, не "позиция". За травматизацию и раздирание одежд отвечают другие медиа, и справляются они со своим делом блестяще. В книгах же люди пытаются обрести убежище, островок покоя. Глядя на очертания его береговой линии, мы и правда можем кое-что узнать, но не о мнениях, а лишь о желаниях читательской аудитории. Нашему российскому читателю, вне зависимости от его политических и иных взглядов, похоже, ничуть не скучно и, в отличие от президента, к движу он не стремится. Наоборот, предпочел бы относиться к себе нежно где-нибудь в сильной, справедливой и мирной России "Графа Аверина", с добрыми прилепинскими собаками и глубокомысленным пелевинским прищуром.

Но и только - ничего иного из рейтингов книжных продаж вычитать невозможно. Ни изъянов, ни диверсий. А те, кто пытается это сделать, манипулируют и передергивают - сознательно или нет, но вполне однозначно.

Совсем уже было собралась совершить пробежку по потолку от пересказов прямой линии Путина, а потом перешла на пересказ происходящего от канала "Антиглянец", и как бы на душе немножко легче. Спасибо вам, девочки, вы очень помогаете.

Nunc est bibendum! С днем рождения, папочка!

Меж тем люди не только читают (и обсуждают) книги, но и продолжают их писать. Если вы чувствуете, что готовы написать нон-фикшн о том, что происходит сегодня в России и около, то проект StraightForward открывает новый сезон приема заявок. Стипендии, редакторская поддержка, вот это все.

Все не могу поверить, что 2024-й действительно заканчивается, но с выходом нашей с Екатериной Михайловной последней в этом году "Закладки" отрицать сей факт уже невозможно. Обсуждаем самую главную и первую из сезонных книг - "Рождественскую песнь в прозе" Чарльза Диккенса. Чувствуете, что Дух Рождества уже где-то совсем рядом и тихонько дует вам за шиворот? Как говорится, сейчас почувствуете!

Как я уже рассказывала несколькими постами выше, "Закладка" выходит на "Эхе", а "Эхо" живет за счет наших с вами пожертвований, и сейчас ему приходится непросто. Так что если вы хотите поддержать наш подкаст (а заодно послушать его раньше других), то уже сейчас это можно сделать за донаты на удобной для вас платформе.

🎄☃🎁❄

Вместе с коллегами подвели на "Кинопоиске" книжные итоги года. Мой выбор предугадать несложно, но я не буду спойлерить - так вы непременно прочтете весь список и, возможно, выберете из него что-то новое и интересное для себя.

Продолжаю готовиться к лекции про хоррор, читаю всякое. Поняла, что в полной мере оценить гениальность юной (едва девятнадцатилетней!) Мэри Шелли и ее "Франкенштейна" можно лишь ознакомившись с "Вампиром" Джона Полидори.

Почему так?

Как известно, оба этих текста родились по результатам трех дождливых летних дней, проведенных лордом Байроном, его тогдашней любовницей Клэр Клермонт, его медиком Джоном Полидори и его друзьями - четой Шелли на вилле Диодати близ Женевского озера. Невольно оказавшись взаперти, члены этой эксцентричной компании коротали время, рассказывая друг другу страшные истории, которые потом обязались записать и превратить в книги.

Обещание выполнили лишь двое - Мэри Шелли, создавшая таким образом свой opus magnum, и Джон Полидори, заложивший своей повестью основы вампирского хоррора. Ну, в общем, что тут скажешь, даже сравнивать неловко. Вроде бы, книги как родные сестры - но нет: "Франкенштейн" - сияющий вневременной шедевр, "Вампир" - ну, наверное, некоторую ценность для истории литературы в нем усмотреть можно, но утруждать себя чтением определенно не стоит.

Никогда прежде не читала романа Мэтью Грегори Льюиса "Монах", а вот теперь в процессе подготовки к лекции о литературе хоррора пришлось с этим (весьма сомнительного, признаться, литературного качества) произведением ознакомиться. С интересом обнаружила, что, оказывается, вся историческая линия в романе Алексея Иванова "Тени тевтонов" (они там обе исторические, но я имею в виду средневековую) - довольно элегантный парафраз этого самого "Монаха".

У Льюиса безупречный монах Амбросио влюбляется в своего юного ученика. Но не спешите расчехлять закон об ЛГБТ-пропаганде, ученик этот - вовсе не юноша, а демоническая девица Матильда. Поддавшись ее чарам, Амбросио начинает творить черт-те что - например, насилует и убивает собственную сестру (да, молодые английские романисты в конце XVIII века были те еще затейники - причем, увы, не только в романах).

У Иванова же добродетельный библиотекарь тевтонского ордена (то есть, в сущности, тот же монах) Рето начинает вожделеть молодого послушника-итальянца, который при ближайшем... кхм... рассмотрении оказывается не смазливым юнцом, а демоном-суккубом в женском обличье.

Ну, и результат для обоих героев, в общем, схожий - до добра, как нетрудно догадаться, подобные опасные связи не доводят. Амбросио лишается бессмертной души, Рето предает вскормивший его орден и бесславно гибнет.

"Монах" мне не понравился решительно, да и "Тени тевтонов" - не самый мой любимый роман Алексея Иванова. Однако всегда занятно послушать, как такие разные книжки между собой разговаривают.

В моем мире споры уехавших и оставшихся (а также про уехавших и оставшихся), с божьей помощью, давно закончены. Свое бесценное мненьице я по этому поводу высказала, дай бог памяти, 1 марта, еще в запрещенной ныне социальной сеточке (после чего стремительно ту сеточку покинула навеки, выучив перед этим много новых слов и даже новых моделей словообразования от всем известных корней). Но, тем не менее, мне кажется, текст Татьяны Малкиной замечательно резюмирует все сказанное и подуманное на сей счет за без малого три года, окончательно закрывая эту неловкую тему. Прочитать - чтобы больше никогда по возможности не позориться не возвращаться.

Как вы наверняка знаете, наш с Екатериной Михайловной подкаст "Закладка" выходит благодаря "Эху", а "Эхо", в свою очередь, существует благодаря вашим пожертвованиям.

И вот сейчас, честно говоря, дела прямо совсем не очень, и "Эхо" объявляет экстренный сбор. Цель - собрать 125 000 евро, но до ее достижения пока довольно далеко. Если вы смотрите/слушаете/читаете "Закладку", а также другие проекты, существующие благодаря "грибнице" "Эха", помогите ему, пожалуйста. У нас не так много осталось по-настоящему независимых СМИ - то есть таких, которые зависят только от своей аудитории, и "Эхо" из числа этих немногих.

Давайте поднажмем и купим проекту сколько-то месяцев продуктивной работы. Мы с Екатериной Михайловной еще столько прекрасных книг не обсудили - уж не говоря о прочем.

Вот здесь можно почитать про сбор подробнее.

А вот здесь просто сдать денег.

Праздник к нам (скоро) приходит - обещают уже в январе. Кажется, предзаказа еще нет, но вы знаете, что делать.

Одна из главных радостей этого (уже почти закончившегося) семестра - курс "Искусство медленного чтения", который мы с коллегами по "Страдариуму" придумали и реализовали по образу и подобию нормального университетского курса - что-то вроде анализа художественного текста.

Получилось, конечно, совершенно не "медленное чтение", а, как очень точно сказал один из наших замечательных участников, "медленное перечитывание". Читаешь книгу быстро - ну, в обычном темпе, а потом целый месяц перечитываешь, расковыриваешь каждую метафору, распутываешь каждую авторскую мысль, учишься слушать развешанные автором "колокольчики", подсказывающие, где пора расчехлять гугл... Читаешь "вокруг" текста, а потом еще "вокруг" этого самого "вокруг"... Вчитываешь в книгу то, чего там нет, но могло бы быть, а потом с сожалением отсекаешь самые невероятные варианты...

Я специально выбрала книги, в которых была уверена и в которых, как мне казалось, я знаю уж вовсе все. Но трудно даже представить, сколько мы с коллегами-соучастниками в них откопали и придумали нового для меня - как фактологически, так и концептуально. Ну, что, скажите, нового для меня можно вскрыть в "Тайной истории", которую я знаю только что не наизусть. А вот поди ж ты.

Короче, в следующем семестре мы решили продолжить совместные штудии, только теперь я хотела бы позвать своих собеседников туда, где мне самой нужно будет готовиться изо всех сил, а не выезжать на уже выученном. Я давно мечтаю перечитать мой любимый роман Диккенса "Большие надежды" с лупой (и с толстым томом истории викторианского времени и викторианской литературы под рукой). Прочесть все, что можно прочесть про "Грозовой перевал" Эмили Бронте (его-то я знаю буквально наизусть, но вот то, что за ним, знаю крайне поверхностно). А потом очень хочется посмотреть, как викторианство настоящее отражается в игрушечном - в любимом моем Фаулзе и в страннейших, дважды прочитанных, но до сих пор меня глубоко озадачивающих "Светилах" Элеанор Каттон.

В общем, как говорила Жанна Д'Арк, все, кто любит меня читать быстро, перечитывать медленно, за мной! План на четыре месяца - вот тут, присоединяйтесь.

Ну, и обложки. Во-первых, "Дом смерти", а во вторых - тот самый сборник ирландских сказок 1960 года издания (как же я их любила, гсподибожемой). Вдруг и у вас такой был.

В моем субъективном микро-обзоре к прошедшей ярмарке "Нон-фикшн" уже написала о хорроре Билли О'Кэллахана "Дом смерти", в котором (спойлер) злые духи таятся в тумане, а тот, кто при жизни был тебе другом, post mortem оказывается смертельным врагом.

А сегодня, готовясь к лекции о хорроре в литературе, перечитала рассказ Амброза Бирса "Смерть Хэлпина Фрейзера", в котором - сюрприз! - происходит нечто очень похожее. С точностью до того, конечно, что у Билли О'Кэллахана призраки таятся в тумане ирландском, а у Бирса - в калифорнийском, в долине Напа.

На самом деле, конечно, я лукавлю, и это разные истории. Герои О'Кэллахана расплачиваются за, в общем, случайную ошибку - во время спиритического сеанса они ненароком впускают в мир яростного духа ирландского Великого Голода. А злополучный Хэлпин Фрейзер платит за свое - ну, не преступление, конечно, но за преступную беспечность, забывчивость и равнодушие. Но это понимаешь уже задним числом, а поначалу две истории вкладываются друг в друга с приятным щелчком. Во всяком случае, мне он с утра показался исключительно приятным.

Ну, и чтобы как-то сгладить неловкость сомнительной параллели, расскажу вам историю, связанную как раз-таки с Великим Голодом в Ирландии (вычитала ее в глубоком детстве в сборнике ирландских сказок).

В середине XIX века Ирландия вымирала от голода, родители убивали детей, чтобы уберечь их от мук, страдания людей невозможно было описать словами, но ни один корабль с провиантом не показывался на горизонте. Добродетельная, богатая и прекрасная графиня Кэтлин О'Шеа распродала все свое имущество, чтобы на вырученные деньги купить зерна, и спасла тем самым сотни голодающих. Но богатства ее иссякли, и тысячи, десятки тысяч ирландцев продолжали умирать, разрывая сердце графини.

И вот тогда на острове появились обходительные господа, готовые щедро оделить зерном и вообще всем необходимым любого - в обмен на его душу. Чем чище и лучше была душа, тем выше была и цена, и в измученной голодом стране от желающих продать душу в обмен на еду не было отбоя. Но вот однажды ночью к агентам дьявола - а это были, конечно же, именно они - явилась сама графиня Кэтлин О'Шеа и предложила купить ее душу - самую возвышенную и благородную в Ирландии. Она назначила за нее беспримерно высокую цену - слуги сатаны должны были досыта кормить всех ирландцев вплоть до прибытия кораблей с зерном. Но силы тьмы, не моргнув глазом, согласились на сделку - не всякий день удается прикупить объект такого качества.

И вот на следующий же день после подписания договора голод в Ирландии прекратился. Графиня Кэтлин же удалилась в свою спальню, затворила дверь, и через несколько дней ее нашли мертвой - она умерла от тоски и отчаяния.

Впрочем, Господь, спохватившись, объявил торг праведной души недействительным и отчуждил ее в свою пользу - без учета ранее подписанных документов и с грубым (но благим) нарушением юридической процедуры.Таким образом, графиня хоть и умерла, но была спасена - а вместе с нею и все ее соотечественники. И если, кстати, у вас тоже есть вопрос, где Господь был до этого и не устроил ли он всю эту катастрофу исключительно ради испытания графини Кэтлин (с сурового католического ирландского бога и не такое станется), то знайте - вы не одиноки в своих сомнениях.

Ближе к окончанию этого нескончаемого поста я уже перестала, если честно, понимать, что хотел сказать автор (то есть я сама), поэтому несколько искусственным образом завершу его набором произвольных тезисов.

Во-первых, Амброз Бирс - величайший из мастеров ужаса, в этом качестве трагически на мой взгляд, недооцененный, и рассказ "Смерть Хэлпина Фрейзера" отличное подтверждение его гениальности.

Во-вторых, роман Билли О'Кэллахана "Дом смерти" замечательный и тоже очень страшный.

Ну, и в-третьих, похоже, духу из этого романа не повезло встретиться при жизни с графиней Кэтлин. Очевидно, он из тех несчастных, кто продали душу сатане во время Великого Голода, и никто - ни христианский Бог, ни кельтские боги, которым он поклонялся - не пришли оспорить сделку постфактум.

Друзья, если вы в Белграде, то завтра в "Аудитории" Виктор Сонькин (лауреат премии "Просветитель", филолог-славист, переводчик Янагихары и Барнса, et cetera, et cetera) будет рассказывать о том, откуда есть пошла кто такие славяне, и как язык формирует идентичность и историю. Не пропустите - я бы и сама пришла, но увы, буду в это время уже в дороге, где-то в небе над Белградом.

Если же вы, напротив того, в Будве, а не в Белграде, то приходите послушать Виктора в пятницу, 13го - надо же чем-то скрашивать пугающее сочетание числа и дня недели.

"Никто в точности не знает, что он думает, покуда не запишет свои мысли на бумаге".
Стивен Кинг, Danse Macabre

Или, как Кэрролловская Алиса, "Откуда мне знать, что я думаю. Вот скажу - тогда узнаю".

Конечно же, это идеальный девиз для преподавателей академического письма. Так теперь всем моим студентам, нынешним и будущим, буду говорить.

Помните, я тут интриговала рассказами про заклинания, которые помогают мне жить, и призывала всех подписываться на странный аккаунт в запрещенной соцсети с картиночками? Ну, в общем, пришло время объясниться, что это все было.

Может быть, кто-то из вас знает бренд "Нате, носите", делавший классные благотворительные коллаборации с потрясающими женщинами - Катериной Гордеевой*, Татьяной Лазаревой*, Асей Казанцевой* и не менее выдающимися медиа и институциями. Выхлоп от этих совокупных усилий, кстати, был немаленький: около 4,5 млн рублей, собранных для разных фондов только в последние пару лет.

Но в марте вышел закон о рекламе у иноагентов, сделавший невозможной дальнейшую работу бренда в России. Выбор был или закрыться, или погрузить свою жизнь на корабль пиратской радиостанции и отправиться искать новый дом.

Как нетрудно догадаться, коллеги из "Нате, носите" выбрали второе. Так родился новый бренд N*AGENT, с которым я планирую разными способами дружить и сотрудничать. Скоро обещают много нового и интересного, но и то, что уже есть, как мне кажется, прямо отличное.

*Минюст считает их иноагентами

Ну, и обложку покажу - интересное, кхм, лицо

Как известно, я (в отличие от Иосифа Бродского, чуть не упавшего в обморок при виде портрета Кима Филби) очень люблю истории о шпионах. Не то, чтобы я любила самих шпионов - ничуть, не хотела бы кого-нибудь из них наблюдать с близкого расстояния и в целом не испытываю никакого энтузиазма по поводу их деятельности. Пожалуй, лучшим противоядием от романтических иллюзий может стать отличная книга Колдера Уолтона "Британская разведка во времена холодной войны". Писала о ней для запрещенного медиа много лет тому назад (но гугл, как известно, conservat omnia) - если коротко, после нее все истории о подвигах условного коллективного Джеймса Бонда выглядят просто неловко. Также хорошо помогает Джон Ле Карре и некоторые другие достойные авторы шпионского фикшна.

Но вот истории - повторюсь, истории про шпионов я очень люблю. И сейчас с огромным интересом читаю (почти прочла) книгу Оуэна Мэтьюса "Безупречный шпион", вышедшую в издательстве CORPUS в переводе Полины Жерновской и рассказывающую историю Рихарда Зорге.

Сколько себя помню, имя Зорге было с СССР окружено легкой неловкостью. С одной стороны, он был безусловно "наш" (даром, что немец) и, в рамках советской агиографической традиции, определенно "хороший". С другой, сам факт его существования бросал некоторую тень на священный - без дураков священный - героизм советского народа в первые недели и месяцы войны, какового героизма, поверь Сталин донесениям Зорге вовремя, можно было избежать - по крайней мере отчасти. Поэтому, вероятно, улиц Зорге в моем детстве было сравнительно немного, и в школьных учебниках по истории о нем говорилось скупо - все больше напирали на его верность идеалам и геройскую гибель.

Книга Мэтьюса расширяет наше видение Зорге, показывая его, по выражению самого автора, "плохим человеком, который стал великим шпионом". Аморальный, циничный, и вместе с тем безрассудно отважный и преданный идее. Сила зла, пытающаяся творить благо, но, увы, в этом качестве трагически неуспешная. Довольно типовая для людей его ремесла и его эпохи биография (первая мировая, глобальное разочарование, очарованность коммунистической идеей, сотрудничество с СССР, неумеренная гордыня, невероятный успех, абсолютное поражение, гибель) - и совершенно незаурядная личность за ней.

Мэьюс виртуозно показывает амбивалентную природу разведки и ту коррозию, которая неизбежно поражает душу человека, связавшего с ней свою судьбу (а также цирроза, почти так же неизбежно поражающего его печень - почти все шпионы много пьют). Автор одновременно любит своего героя - и испытывает к нему отвращение, замыкая, тем не менее, всю эту сложную дихотомию собственных чувств в рамку рассудочной и отстраненной трезвости.

Словом, отличная книга - если вы, как и я, питаете слабость к историям про шпионов, то не пропустите. Я в целом очень люблю эту серию CORPUS'а, но "Безупречный шпион" - лучшее в ней за последнее время.

Когда Настя Завозова сказала, что мне нужно слушать, простите, детективный сериал Виктора Дашкевича "Граф Аверин. Колдун Российской империи", я слегка встревожилась. Не то, чтобы у меня были поводы сомневаться в Настином вкусе, но как бы "колдун", "граф Аверин", "Российской империи"... Странно.

Ну, что вам сказать - сегодня я специально пошла домой самой длинной дорогой, чтобы послушать лишнюю главу. И, конечно, можно было бы счесть, что все дело в волшебном голосе Александра Клюквина, который этого самого "Колдуна" начитал (мне кажется, если Клюквин возьмется читать вслух телефонный справочник, я буду слушать с замиранием сердца), но вообще-то нет.

Не знаю, кто такой Виктор Дашкевич, но, во-первых, он отлично умеет строить детективный сюжет. Причем в мире, где магия существует и активно используется героями, все концы у него сходятся с концами без привлечения deus ex machina и прочей внезапной чертовщины. Законы мира, в котором разворачивается действие "Графа Аверина", отличаются от законов мира нашего, но в их рамках детективная интрига развивается и разрешается абсолютно чисто и рационально, без магического мухлежа.

А во-вторых, Дашкевич конструирует реальность весьма причудливую, но при этом внутренне не противоречивую и, что особенно удивительно, обходится при этом без утомительного инфо-дампа. Его Россия альтернативного настоящего, в которой есть колдуны, зато не было СССР, сочетает в себе черты современности с легким хрустом французской булки, но как так вышло и почему столица империи теперь в Омске, мы будем узнавать постепенно, а не в формате развернутой исторической справки. То есть в голове у автора его вселенная явно заранее собрана полностью и в мелких деталях, но нам он выдает фрагменты пазла дозированно и по необходимости.

В общем, стотысячное спасибо Насте Завозовой за рекомендацию, и если вам хочется чего-то необременительного и комфортного, но при этом ладно скроенного и крепко сшитого, то вот вам Виктор Дашкевич, "Граф Аверин". Читать, наверное, тоже можно, но слушать - чистое удовольствие.

У всех людей Черная Пятница и в "Страдариуме" тоже она - сегодня и все выходные видео-курс про Гарри Поттера можно купить с большой скидкой. А если про Гарри Поттера вы больше не можете, то там есть еще много всякого роскошного и увлекательного.

Предыдущий пост вызвал некоторую профессиональную дискуссию, чтоб не сказать полемику. Слов нет, как важно и приятно в наше время поспорить не о чем обычно, а о чем-то нормальном, человеческом, про жизнь - о выкладках в книжных магазинах, например, и о размерной шкале маленьких издательств.

Независимые книжные em masse обиделись на критику в адрес их партнеров среди издателей, ассортимента и выкладки. Некоторые издательства обиделись на независимые магазины за то, что те их мало любят (ну, или обиделись они раньше, а теперь решили об этом рассказать).

Я видела довольно много публикаций и комментариев с разных сторон, но хотела бы поделиться двумя - от лица независимых книжных и от лица небольшого (но не очень любимого этими самыми независимыми книжными) издательства.

От лица книготорговцев выступает Максим Мамлыга с очень содержательным и развернутым постом (на самом деле, двумя постами - там еще продолжение, не пропустите) о специфике работы независимого книжного. От лица маленьких издателей - Ирина Рябцова из "Дома историй".

Война, чума, лютая цензура, изгнание из общества отдельных людей и целых институций, нашествие маркетплейсов, убивающих оффлайновую торговлю - в этой ситуации, мне кажется, диалог между всеми людьми книжной доброй воли очень полезен для нашего общего психологического и экономического здоровья. Поэтому хотя мне и прилетело с разных сторон (ну, когда оно было иначе), я рада, что мы начали и продолжаем эту дискуссию.

Никто, мне кажется, не любит независимые книжные магазины сильнее, чем я. И именно поэтому кое-какие тенденции в их среде меня всерьез беспокоят. Доблестно (без дураков доблестно) сопротивляясь единообразию книготорговых сетей и маркетплейсов, независимые книготорговцы сами, как мне кажется, попадают в ловушку единообразной книжной "моды".

Одинаковые выкладки в независимых книжных от Калининграда до Владивостока (куда ни глянь, всегда на самом видном месте вечные AdMarginem и "Иван Лимбах", дай им бог доброго здоровья). Унифицированный набор "любимых" издательств. Одни и те же вечные лидеры продаж, потому что других не завезли или не выложили.

Добросердечные коллеги из Мегадайджеста БИЛЛИ попросили написать комментарий к их рейтингу бестселлеров независимых книжных - ну, а я вдруг выступила с не характерной для меня резкостью.

Любимые друзья и верные товарищи по разного рода прекрасным глупостям из "Страдающего средневековья" придумали и сделали средневековый отрывной календарь "как у бабушки", так что страдать теперь можно ежедневно. В программе страданий рецепты от Марианны Орлинковой, средневековые переводы Олега Воскобойникова (самые неприличные и скабрезные), средневековый трек дня от Анны Виленской и книга месяца от меня - собрала свои любимые книги про средние века. Список оглашать не буду, чтобы не спойлерить. А так оторвете страничку, а там хорошая книжечка, и есть что почитать на целый месяц вперед.

Что-то я окончательно перешла в (глубоко мне чуждый) формат движущихся картинок - обязуюсь исправиться и вернуться к буквам в скором времени. Но TEDx, наконец, выложил мое выступление про искусственный интеллект и литературу. Многие интересовались - и, собственно, вот.

Где только наша не пропадала, в какие подкасты и ютьюбы не хаживала - вот и в подкаст про бизнес меня позвали. Но с чудесными ведущими "Несладкого бизнеса" Аней и Настей мы разговаривали не о бизнесе (что я в нем понимаю), а совсем даже наоборот о чтении в жизни современного человека. Как обычно, много-много раз терапевтичным голосом говорю, что читать не обязательно, но очень, очень полезно и приятно. Ну, и вообще, не попробуешь - не узнаешь, твое это или не твое.

Сегодня я узнала, что, помимо всем привычного форзаца, книга обладает еще и нахзацем (что, в общем, только закономерно). Сколько ж в мире новых слов, всех и за полвека не выучишь.

Как известно, первый муж Джоан Роулинг был португальцем, а дочь свою молодые (и уже крайне не довольные друг другом супруги) нарекли Джессикой в честь кумира Роулинг - Джессики Митфорд, одной из знаменитых сестер Митфорд (никогда не устану рекомендовать посвященную им книгу Лоры Томпсон, вышедшую в издательстве "Фантом-Пресс" несколько лет назад). Однако если бы родился мальчик, то его бы назвали Луиш Ваш в честь великого португальского поэта Луиса де Комоэнса (вот уж литературная была семейка, сошлась Роулинг с будущим мужем на почве общей любви к Джейн Остен). Пожалуй, с учетом того, что брак скоро распался, и Джоан Роулинг вернулась в Англию, мы можем порадоваться, что родилась девочка.

Недавно получила взволнованное письмо от любимой бывшей студентки, в котором она объясняла, что сейчас, говоря о "Гарри Поттере", лучше (более этично) воздерживаться от упоминания о его авторе Джоан Роулинг. Если вас, как и мою бывшую студентку волнует мое мнение по этому вопросу, то мой ответ - нет, не лучше и не более этично. Делать вид, что любимые нами книги самозародились, как жизнь на Земле, помимо направленной воли их создателей (при условии, что эти создатели нам или кому-то другому не нравятся), абсолютно некорректно. Отделять автора от произведения, конечно, важно и полезно, но совершенно точно не до степени отрицания.

Ну, и замыкая круг "Закладки" - видео на канале Екатерины Михайловны. Говорим о Надежде Александровне Тэффи как о примере стоического юмора и горького оптимизма в тёмные времена.

А вот и "Закладка" про Тэффи в открытом доступе, можно слушать где и как удобно!

Едва ли не чаще всего филологам и литературоведам приходится отвечать на вопрос, куда же подевались подлинно великие писатели? Почему сегодня мы не видим новых Пушкиных, Толстых, Достоевских, Шекспиров?..

Самый простой ответ на этот вопрос - писатель измельчал. Но я точно знаю, что дело не в этом. Писатель - не только свободный творец, но и производная от своего времени и общественных настроений вокруг.

О том, как менялась писательская профессия от эпохи к эпохе, откуда взялись и куда делись писатели-суперзвезды, и почему сегодня нам кажется, что с литературой что-то не так, расскажу на главной сцене Лимасольской книжной ярмарки завтра, 23 ноября в 14.00.

Если вы на Кипре, приходите - это в старом городе, в Carob Mill. Ярмарка в целом интересная - ну, и повидаемся.

Обещают синхронный перевод, так что англоговорящих друзей тоже берите.

Написала для "Кинопоиска" о книге Эцу Инагаки Сугимото "Дочь самурая". Не могу сказать, что книга огонь - тут нужно какое-то другое слово. Но давно я ничего не читала с таким живым и персональным интересом. Мне кажется, всем людям, доброю ли волей, злой ли сменившим место жительства или только примеряющим на себя такую возможность когда-нибудь в будущем, будет очень, очень полезно. Что там, простите за обесценивание, наши скромные переезды и миграции, вот у Эцу в 80-е годы XIX века - это да.

12 миллионов штрафа - огромная сумма даже для такого гиганта как ЭКСМО-АСТ. Я не алармист, но это прямо очень плохая новость. Дорогие коллеги, держитесь, пожалуйста. Можно сколько угодно говорить, как важны маленькие независимые издательства (очень важны, кто спорит), но вообще-то отрасль держится на вас.

В прошлом посте опечаталсь - вместо 24 ноября автоматически написала "февраля". Конечно же, фестиваль будет в ноябре. Что же до 24-го числа, то оно теперь навсегда февраля, что с ним ни делай.

А вот если кто в Москве, то смотрите, что будет в Переделкино в ближайшее воскресенье, 24 ноября! Издательский проект "Лёд", выпустивший, дай им бог здоровья, восхитительный "Горько-сладкий эрос" Энн Карсон с моим скромным предисловием, проводит свой первый фестиваль. Меня там, увы, не будет, но презентовать и обсуждать книжку Карсон будет абсолютно прекрасная компания - Максим Амелин (поэт и переводчик античных текстов) и Любовь Сумм (филолог-классик, переводчик) под руководством Алины Климкиной — ведущего редактора «Льда».

Приходите к 14.30 - впрочем, там весь день много интересного. Вход, как на большинство переделкинских мероприятий, бесплатный, но надо зарегистрироваться.

В книге Эцу Итагаки Сугимото "Дочь самурая" (несмотря на заезженное название страннейшей и интереснейшей) вычитала, что в Японии эпохи Мэйдзи бывших самураев в уличной толпе узнавали по тому, что левое плечо было у них чуть ниже правого. "Как бывает у тех, - пишет Сугимото, - кто некогда носил два меча".

Выученная беспомощность и безусловное принятие любого начальственного бреда - не единственная стратегия сегодня, как бы напоминают нам прекрасные и отважные люди, причастные к детскому книгоизданию. Для тех, кто пропустил предыдущие серии (немного, честно сказать, потеряли), сообщаю, что Око Саурона Государственной Думы обратилось на детскую литературу, в которой - сюрприз! - обнаружилась сплошная толерастия, пацифизм и прочая деструктивная идеология.

Вместо того, чтобы сразу сдаваться, коллеги написали открытое письмо - за что им честь, хвала и личная благодарность.

Для тех, кто спешит узнать, что же мы с Екатериной Михайловной думаем о воспоминаниях Надежды Александровны Тэффи (ну, или просто очень хочет поддержать наш проект материально), открыт ранний доступ к седьмому выпуску подкаста "Закладка". Смотрите и слушайте на удобных вам платформах - мне кажется, в этот раз вышло особенно утешительно. Поэтому если вам немного тревожно, то не преминьте.

Просто хочу напомнить, что пока мы живем свою уж какую бог послал жизнь худо-бедно на свободе, олимпийский чемпион, легкоатлет Андрей Борисович Перлов, отец нашей любимой переводчицы с китайского Алины Перловой, сидит в СИЗО за преступление, которого не было. Повторюсь: не то, чтобы виноват был кто-то другой, нет. Не было самого преступления. Из следственных действий за восемь месяцев - один допрос, одна "очная ставка" и много-много предложений поехать на СВО (на всякий случай, Андрею Борисовичу скоро 63 года).

Морали никакой нет и быть не может (ну, кроме очевидной - российское правосудие утратило право называться таковым), равно как нет и призыва - к чему тут особо призовешь. Мне просто кажется правильным об этом не забывать.

Ну, и картиночка - так сказать, для привлечения внимания и большей загадочности.

Когда-то в предпредыдущей жизни в журнале по популярной психологии, где я тогда работала, я вычитала мудрую мысль какого-то коуча. Он рассказывал, как важно найти свою «мантру» - особую фразу, в которой мы будем черпать энергию. К поп-психологии я тогда относилась очень снисходительно (вероятно, от того, что работала в посвященном ей журнале), поэтому иронически хмыкнула и выкинула из головы – много ее тогда было, той поп-психологической мудрости в моей жизни.

А потом, уже где-то на старте следующей, то есть предыдущей, жизни, я обнаружила, что в моем случае оно и правда так работает. Мозг выцепляет или сам конструирует какую-то фразу, которая странным образом помогает жить. Иногда это может быть что-то совсем простое – например, из самого темного периода моей жизни мне помогла выбраться фраза «я не могу». А иногда что-то более длинное и затейливое – чаще всего (как и все в моей жизни) заимствованное из книг.

Когда кажется, что кругом одна война, ненависть и по-другому быть не может, что это и есть норма, достаточно произнести строчку из лермонтовского «Валерика» «под небом места много всем» - и как будто очнулся от дурного сна. Что, какая норма? Серьезно? Фразы из «Властелина колец» дают силы надеяться. Из античной поэзии – видеть, что ты не уникален в своих горестях, а просто идешь дорогой, по которой ходило множество хороших людей до тебя (особенно надежен в этом смысле, кстати, Гораций – поищите, обязательно найдете что-то и для себя). Выспренное Ахматовское высокомерие служит поддержкой в отчаянии. «Гарри Поттер» показывает, как искть свет внутри себя. Пушкин – просто на любой случай, и для светлых моментов, и для темных. Горькая ирония Тэффи – оберег от одиночества… Мы все оказались на страницах учебника истории, но он еще может закончиться хэппи-эндом. В любом случае - мы все это переживем, потому что мы про это уже читали.

Я не называю свои слова и строчки «мантрами» - со времен предпредыдущей жизни мое отношение к поп-психологии не слишком изменилось. Мне нравится слово «заклинание», потому что мои фразы и правда высвобождают в душе что-то такое, на что можно опереться. А иногда найденные мною заклинания «работают» и для других.

Читатель ждет уж рифмы «розы», то есть панчлайна или, как говорят маркетологи, «призыва». Панчлайна пока не будет, а призыв – да, вот он. Подпишитесь на этот аккаунт в запрещенной соцсеточке, и со временем мы расскажем, что это за история с заклинаниями и при чем тут я.

В последние пару лет книги о позднем СССР стали одновременно и guilty pleasure, и источником поддержки и утешения. Всматриваясь в то время, местами трагически схожее с нашим, мы видим, что, с одной стороны, и тогда была жизнь - счастливая, несчастная, разная, а с другой, что оно казалось невероятно стабильным, а потом вдруг рррраз - и кончилось. Собрала в своем новом обзоре для Youtube хороший нон-фикшн о жизни в Советском Союзе незадолго до его падения.

Ура!

"Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, – век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, – словом, время это было очень похоже на нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нем – будь то в хорошем или в дурном смысле – говорили не иначе, как в превосходной степени".

Чарльз Диккенс, Повесть о двух городах

В мире удивительных фактов. Антония Байетт очень любила и ценила Терри Пратчетта, но при этом очень не любила и довольно жестко критиковала Джоан Роулинг.

Думаю, в Пратчетте она видела нечто бесконечно от себя далекое и в силу этого поддающееся объективной оценке. В Роулинг же, насквозь пропитанной тем же питательным раствором британской классики XIX века, что и она сама, Байетт видела в некотором смысле свое отражение, только в уцененном, упрощенном варианте, в силу как раз таки упрощенности пользующееся всенародной любовью.

Это внешнее сходство, эта концептуальная близость затуманивала ее взгляд и делала неприятие "Гарри Поттера" особенно острым - примерно так автор оригинала презирает того, кого считает создателем подделки. И это же самое сродство, как мне кажется, не позволило Байетт посмотреть на книги Роулинг с той доброжелательной и умной справедливостью, которую она находила в своем сердце для Пратчетта.

Шли годы, а я продолжала обживать и исследовать пространство "Гарри Поттера", постоянно выискивая и высматривая в нем что-то новенькое. В декабре полечу делиться этим новеньким в Белград, поэтому если у вас свободен вечер 10 декабря, то приходите послушать. Расскажу про спрятанных в книгах Роулинг Хитклифа и Кэтрин из "Грозового перевала" Эмили Бронте, о Горацио Уолполе и его страннейшем замке Strawberry Hills, о святом Мунго и о том, что такого хорошего он сделал для мира волшебников, что в его честь назвали больницу, а еще о страшном заклятии "авада кедавра" и о злосчастных Оресте и Электре - детях из семьи Атридов, которые, похоже, тут вообще ни при чем.

Я, конечно, еще напомню ближе к делу, но говорят, что билеты расходятся бодро, поэтому слишком уж не медлите.

Ох, господи, какое горе... Человек-эпоха и символ Москвы-которой-нет. Теперь уж непонятно, была ли она в самом деле, та небесная Москва, или примерещилась, но если была, то зримым земным ее воплощением был Алексей Зимин. Светлая память, вечный покой, как же это все неправильно и несправедливо.

Тем временем Букеровскую премию по литературе вручили вчера английской писательнице и поэтессе Саманте Харви за ее роман "Orbital", который, как пишет коллега Наталья Ломыкина, выйдет и на русском (дай-то бог). Этот роман я не читала, зато хорошо помню другой ее роман, "Ветер западный", вышедший в издательстве "Фантом-Пресс" в переводе Елены Полецкой.

Поскольку издание "Медуза", для которого я писала на него рецензию, теперь объявлено чертом в ступе, позволю себе процитировать свой тогдашний текст - ну, а вы, если захотите, без труда найдете оригинал.

"Прямо накануне Великого поста средневековая английская деревушка Оукэм просыпается и обнаруживает, что лишилась самого богатого, предприимчивого, образованного и щедрого своего обитателя. Вечером Том Ньюман веселился на свадьбе сестры священника, а наутро сгинул в волнах местной реки, раздувшейся из-за весеннего половодья: то ли случайно соскользнул в воду, то ли решил свести счеты с жизнью, то ли стал жертвой злого умысла. Даже тела его не удалось найти — только воспитанник Ньюмана обнаружил в прибрежных камышах изорванную рубаху своего благодетеля.

Меж тем над деревней сгущаются тучи: на ее плодородные земли давно зарятся монахи из соседнего монастыря, прибывший из соседнего города в Оукэм церковный начальник подозревает крамолу среди прихожан, а местный лорд, которому вроде бы сама судьба отвела роль защитника смиренных земледельцев, не более чем безвольный фантазер. И теперь от того, насколько оперативно оукэмцы выяснят, что же стряслось с Томом Ньюманом, напрямую зависит их будущее.

Повествование в романе ведется от лица молодого священника Джона Рива, которому по большей части приходится разбираться с произошедшим, и выстроено оно от конца к началу: мы встречаемся с героями в Блинный вторник, венчающий Масленицу, а расстаемся четырьмя днями ранее, в Прощеную субботу, когда, собственно, пропадает Том Ньюман. Подобная структура сразу обозначает тщетность любых надежд на «нормальное» развитие детективной интриги. Несмотря на то, что в центр романа Саманты Харви в самом деле помещено убийство, а в финале читатель получит подобие разгадки произошедшего, «Ветер западный» точно не детектив в привычном смысле слова. Подлинное пространство действия в нем — душа главного героя, а основной сюжет — происходящие в этой душе метания, которые мы наблюдаем в обратной перспективе, к слову сказать, столь характерной для средневековой иконографии.

На самом поверхностном уровне «Ветер западный» очень созвучен сегодняшнему восприятию Средних веков — тому, за формирование которого в российских реалиях более всех ответственны, пожалуй, создатели паблика «Страдающее Средневековье». Английский XV век предстает здесь в обличье одновременно гротескном, жутковатом, скабрезно-площадном и вместе с тем выспренно духовном. В дремучем и нищем мире Саманты Харви, где банальная печь в доме маркирует изрядный достаток, нет места возвышенной рыцарственности (тут и рыцарей-то никаких нет), а вся эстетика романа восходит к знаменитой картине Питера Брейгеля «Битва Масленицы и Поста».

Однако узнаваемый и если не комфортный, то во всяком случае привычный уже исторический антураж служит оболочкой для персональной трагедии в духе скорее Достоевского, нежели Чосера или Рабле. Читатель довольно скоро откроет для себя, что главный герой «Ветра западного», священник Джон Рив — рассказчик не вполне надежный. Джон изнемогает под весом чужих ожиданий, и эта непосильная ноша вынуждает его совершать одну ошибку за другой. Хуже того, в душе Джона бушуют собственные демоны, и это обстоятельство поддает жару в той геенне огненной, куда он и без того ввергнут.

Слабый человек, волей слепого случая ответственный за судьбу многих; вечный неудачник, вынужденный положиться на удачу; трус, попавший на передовую; изуверившийся грешник, вынужденный полагаться на праведность и веру других, — драма Джона Рива разворачивается сразу в нескольких направлениях, и следить за этим потаенным и мучительным процессом ничуть не менее, а, пожалуй, куда более интересно, чем за выяснением обстоятельств гибели Тома Ньюмана".

Дорогие друзья, если вы в Ереване, то смотрите, что у вас там будет - переводчики Виктор Сонькин и Александра Борисенко расскажут, как вообще работает переводчик художественной литературы и что это за занятие такое во времена DipL и ChatGPT.

Виктор и Александра переводили (нам всем на радость) Джулиана Барнса и Ханью Янагихару, Дэниела Мейсона и Патрицию Данкер, Александра много лет преподает художественный перевод в МГУ и Вышке, а Виктор, напротив того, автор книги "Здесь был Рим", за которую получил премию "Просветитель". А если в подарок на какие-то двунадесятые праздники вы покупали родным и близким нарядные антологии восхитительного детективного винтажа "Не только Холмс", "Только не дворецкий" и "Криминальное чтиво", то это тоже Борисенко с Сонькиным придумали, спродюсировали, собрали и отредактировали.

Ну, и что, пожалуй, в данном конкретном случае даже важнее, оба они потрясающие лекторы, веселые рассказчики и мудрые объяснятели.

В общем, вам очень надо, идите обязательно

А заодно, чтоб два раза не вставать, позволю себе обратить ваше внимание на площадку "АртЛав", на которой все это будет происходить и которую открыли в прекрасном Ереване мои не менее прекрасные друзья. Здесь будут мастер-классы, студия керамики, книжные встречи и вообще много такого, что худо-бедно позволяет если не развеять ночь, то хотя бы временно ее превозмочь, как выражался некогда мой любимый писатель в переводе Андрея Кистяковского. Даст бог, когда-нибудь буду в "АртЛав" и я, а вы пока подпишитесь на их канал, чтобы не пропустить этот момент всякое интересное.

Перечитала, готовясь к очередному выпуску "Закладки", воспоминания Надежды Александровны Тэффи. Вот, например, автор приезжает в 1919 году из темной, страшной, голодной Москвы в относительно сытый и пока благополучный Киев.

"На Крещатике прогуливаются многие без вести пропавшие. Вот общественный деятель, который месяц тому назад говорил мне, раздувая ноздри, что мы не должны уезжать, что мы должны работать и умереть на своем посту.
— А! А как же ваш пост? — неделикатно окликаю я его. Он краснеет и решает шутить:
— Слишком испостился я на своем посту, дорогая! Вот
подправлюсь немножко, а там посмотрим.
А глаза бегают, и не видно, в какую сторону они посмотрят..."

Сто лет прошло. Все изменилось, ничего не меняется.

Мои друзья из Харькова и Белгорода говорят, что никогда больше не будут любить праздничные салюты. А я вот думаю, буду ли я когда-нибудь снова любить пятницу. Ведь как раньше было - рабочая неделя позади, впереди два дня сладкой лени, долгих медленных завтраков, встреч с друзьями. Были ж времена, сейчас уж трудно и представить.

"Никогда ещё маленькая страна не была столь разъединена политическим расколом, как Россия-вне-России".

У. Чэпин Хантингтон, 1933 г. Цит. по Эдит Хайбер. Смеющаяся вопреки: Жизнь и творчество Тэффи.

Бывают дни, когда я очень остро сочувствую православным христианам в России - вот сегодня, например. Послал же Бог пастыря.

Как у каждого из нас сегодня, у меня есть список людей за которых я держусь, по которым калибрую себя, с которыми раз за разом с облегчением и радостью нахожу себя на одной стороне. Список этот возглавляет Юрий Шевчук - с его безусловным и очень мне близким патриотизмом при безусловной и бесстрашной поддержке всего и всех, в чем он видит ценность. С его простой, не требующей внутренней борьбы готовностью делать нравственный выбор и принимать его последствия. С его добротой, милосердием и пониманием. С его интеллектуальной сложностью и вместе с тем абсолютной, предельной народностью.

Вы скажете, что в моих словах очень много пафоса, но это тот случай, когда удержаться от него невозможно. Короче, внукам буду рассказывать, что вот так запросто посидела с Юрой-музыкантом, поговорила с ним о Платоне, Кормильцеве и об очках Джона Леннона в стакане с водкой. Подсаживайтесь к нам и вы.

Мои друзья и коллеги готовятся к запуску курса ускоренной помощи мамам в борьбе с выгоранием, и для этого собирают средства старым добрым методом краудфандинга. Если вы поможете девочкам, то в качестве одного из лотов за поддержку вас ждет составленный мною список детективов, старых и новых, которые помогут пережить темную осень, холодную зиму, а там, глядишь, и вообще как-то развиднеется.

А вот видео "Закладки" подоспело - если вы еще не послушали, то теперь можно посмотреть - Екатерина Михайловна в зелёном платье, я в красивых очках.

Всегда очень несправедливо, что горячо поддерживая знакомых и дорогих нам лично иноагентов, мы забываем о других. Поэтому добавлю, что сегодня иноагентами также признали журналистов Анну Зуеву и Алексея Серегина, которых в этом списке быть не должно - впрочем, как и никого другого. Cetera censeo, что закон об иноагентах delenda est - этого бреда и позорища не должно быть нигде и никогда, но особенно не должно его быть в нашей прекрасной стране.

Второй сегодняшний иноагент - филолог, критик, педагог, писатель, телеведущий, кинематографист (всех регалий не упомнишь) Александр Архангельский.

Саша написал очень много - от биографии Александра I до методических пособий и учебников по литературе (все мои знакомые школьные учителя пользуются и не нахвалятся) и от романов до биографических книг о Теодоре Шанине, Жорже Нива, Инне Ли... Есть, в общем, из чего выбрать, но я расскажу о тех двух вещах, которые люблю у него сильнее всего.

Во-первых, это первая художественная книга Архангельского "Цена отсечения" - умный, романтичный и жесткий роман, с одной стороны, о поколении людей, разбогатевших в 90-е, а с другой, как ни тривиально это прозвучит, о любви. Если о первом мы, в общем, читали немало (хотя, как теперь выясняется, все равно мало, а что читали, то не поняли или поняли слишком поздно и не так), то любовь как-то совершенно вымылась из круга тем, важных для современной русской прозы. Ну, вот "Цена отсечения" заполняет эту лакуну, показывая, какая неистребимая и вместе с тем хрупкая штука любовь, и как губительны бывают попытки ее "укрепить" или, не дай бог, "взбодрить".

А вторая книга - это под разными названиями и в слегка разном виде выходивший "Путеводитель по классике". Со счету сбилась, сколько раз я рекомендовала эту книгу - остроумную, живую, проникнутую безусловной и вместе с тем очень понимающей любовью к русской литературе - самым разным людям. Чаще всего я вытаскивала ее как козырь из рукава в тот момент, когда слышала сакраментальный вопрос "что делать, не могу полюбить классику!" (вариант "ребенок не может"). Потому что, ну, да - после "Путеводителя" классику если не полюбит, то по крайней мере "зацепится" за нее краешком души практически каждый. А еще из этой книги я почерпнула великое множество историй, сюжетов, параллелей, которыми пользуюсь до сих пор. Поэтому если вдруг в моей лекции вы услышите что-то про Карамзина или Грибоедова, на всякий случай сверьтесь - не из книжки ли Архангельского я это почерпнула.

Ну, и на блог Саши подпишитесь - если он увидит, как нас тут много и как мы все его поддерживаем, надеюсь, ему будет чуть легче переживать эти черные дни.

И снова пятница, и снова иноагенты, книги которых я хотела бы вам от всей души порекомендовать. Ибо, напомню, лучший способ поддержать людей, которых, по мнению нашей власти, не должно быть ни видно, ни слышно, это сделать так, чтобы их было видно и слышно максимально хорошо.

Итак, журналист, музыкальный критик Александр Горбачев. С чего начать? Главная для меня книга, Александром придуманная, собранная и подготовленная к изданию, это "Не надо стесняться". Рассказывала о ней в "Вечернем Урганте" и писала подробно в "Медузе" в ноябре 2021-го - полный текст вы без труда найдете сами, а я позволю себе процитировать небольшой фрагмент из той своей рецензии:

"Популярная музыка, пишет Горбачев, подобна прустовским мадленкам, которыми нас накормили насильно. Звучащие из каждого утюга эстрадные хиты проникают внутрь клеток на манер вируса, становятся нашей коллективной памятью, ложатся в основу идентичности, но все это происходит без нашего осознанного согласия. В извечной русской дихотомии «рок» или «попса» каждому приличному человеку надлежит делать выбор в пользу первого — но парадокс в том, что мгновенное узнавание, бессознательный и потому самый интенсивный отклик вызывает вторая. Попса как ничто другое формирует и воплощает в себе трудно описываемый, но безошибочно опознаваемый zeitgeist — дух времени: стоит зазвучать «Облакам» группы «Иванушки International», как вокруг независимо от нашего желания наступает 1997 год со всеми его вкусами, запахами и воспоминаниями.

Именно под таким углом предлагают посмотреть на свой предмет авторы «Не надо стесняться». Попса для них становится своеобразной «духовной скрепой», системой универсально понятных кодов, обеспечивающей точку входа во всю тридцатилетнюю постсоветскую историю. Иными словами, предпослав своей книге подзаголовок «История постсоветской поп-музыки в 169 песнях» создатели этого проекта явно поскромничали: с куда большими основаниями его можно было назвать «История России в 169 песнях»".

Хорошая новость - книгу "Не надо стесняться" можно скачать совершенно бесплатно и легально на сайте издательства - вот тут.

Также хотела бы отметить еще одну книгу Горбачева, написанную в соавторстве с Ильей Зининым - "Песни в пустоту". Это история альтернативной музыки 1990-х годов - зыбкого, миражного, словно бы из ниоткуда пришедшего и в никуда канувшего феномена, который авторы буквально ловят за втягивающийся в щель мироздания хвост и фиксируют для вечности. И, как и в случае с "Не надо стесняться" музыка для Горбачева и Зиника - это не ноты и аккорды, но в первую очередь время, вызвавшее именно эти ноты и эти аккорды к жизни.

Прошлым летом все слушали подкаст Шурика про Егора Летова - слушатель из меня тот еще, поэтому я все пропустила, но знаю, что на подходе книга - вот ее жду с нетерпением (давайте ждать вместе).

И на блог Шурика Горбачева тоже подписывайтесь - вот он.

В следующем посте - о втором фигуранте сегодняшнего иноагентского списка, Александре Архангельском.

Невозможно смешно. И нет, хоть я и пишу для "Кинопоиска", тоже не знаю, что там не так с "Преступлением и наказанием".

Давно ничего не читала с таким наслаждением и вот рассказываю почему. Вообще Ольга Тогоева, конечно, мой абсолютный кумир - давно мечтаю её клонировать как-то и распределить по всем сферам человеческого знания. Вот бы зажили.

Если по поводу Гайто Газданова мы с Екатериной Михайловной немного разошлись в оценках, то по поводу Проспера Мериме пребываем в воодушевленном и разностороннем согласии. Новый выпуск "Закладки" уже можно послушать на всех милых вашему сердцу платформах.

Ох, ну, вот - понеслась душа в рай. Фантаст Ник Харкуэй, автор "Гномона" и "Мира, который сгинул" (и о том, и о другом писала подробно для "Медузы" в позапрошлой жизни), пришел к оригинальному выводу, что кровь не водица. Теперь он официально продолжит франшизу романов Джона Ле Карре о британском шпионе Джордже Смайли. Боюсь, Ле Карре понятия не имел, что это называется "франшиза", но времена меняются. Нет, ну а что, наследники наверняка согласны, ибо вышеупомянутый Ник Харкуэй сам наследник и есть - Джон Ле Карре приходился ему отцом.

Испытываю по этому поводу сложные чувства. С одной стороны, на Харкуэе природа и не думала отдыхать - очень достойный писатель. С другой - боженька своего дал с избытком, зачем гальванизировать чужое, достойно отжившее и упокоившееся с миром?..

Романы Джона Ле Карре при всей своей закругленной литературности были историями о настоящем, о длящемся и болезненном, о том, к чему автор имел непосредственное отношение и касательство. В исполнении любого автора, пишущего сегодня, вся эта шпионская проблематика времен холодной войны неизбежно станет игривым ретро, к которому критики обычно применяют легковесные эпитеты типа "изящный" и "остроумный".

Не уверена, что это правильно - вернее, уверена, что нет. Каждому овощу свое время - хочешь писать про шпионов сегодня, поучись у Мика Геррона. Да даже у Дэйва Хатчинсона поучись, если ты сразу и фантаст, и про шпионов. А не вот это вот все.

Если же вы спросите про мои двойные стандарты и почему я не ругаюсь на франшизу по Йену Флемингу, которую продолжали все кому не лень до вполне любимых мною Уильяма Бойда (вот уж неожиданный выбор) и Энтони Горовица, то ответ простой. Флеминг просто создан для франшизации и вообще я его люблю умеренно. А вот Ле Карре великий писатель с законченным корпусом текстов, и я его очень люблю. А значит, с ним так нельзя :)

Для рецензии на замечательную книгу Ольги Тогоевой "Дела плоти" понадобилась (не спрашивайте) цитата из Гилберта Кийта Честертона, из "Человека, который был четвергом". Цитату я помнила, что называется, по ключевым словам, поэтому полезла в благословенный гугл искать по этим самым словам фрагмент целиком. Не уверена, что включу его в рецензию, но звучит он так:

"Необычно и ценно попасть в цель; промах — нелеп и скучен. Когда человек, приручив стрелу, поражает далекую птицу, мы видим в этом величие. Почему же не увидеть его, когда, приручив поезд, он попадает на дальнюю станцию? Хаос уныл, ибо в хаосе можно попасть и на Бейкер-стрит, и в Багдад. Но человек — волшебник, и волшебство его в том, что он скажет «Виктория» и приедет туда".

В этом пассаже главный герой воспевает величие обыденности - того, что Альбер Камю в другой цитате, которую я тоже помню лишь по ключевым словам, называет "светлой устойчивостью будней". Герой Честертона убежден (ну, или скорее пытается убедить себя), что железнодорожный справочник поэтичнее Байрона, поскольку прославляет не поражения человеческого духа, а его победы.

Но в действительности, конечно, из этой цитаты становится абсолютно понятно, почему мы хотим читать Байрона, а не справочник. И почему писатели хотят писать не о правилах, а об исключениях. Поездки в метро случаются куда чаще, чем загадочные убийства лордов в библиотеке, но лично я с большим удовольствием почитаю об убийствах. Впрочем, и сам Честертон предпочитал писать о них, а не о поездах, прибывающих строго по расписанию. О странном и жутковатом, а не "светлом" и типическом.

Вот, например, что пишет о Честертоне Борхес - и это (в отличие от многих других борхесовских кунштюков) правда очень точное и красивое, как мне кажется, наблюдение:

"Мне вспоминаются две контрастирующие притчи. Первая - из первого тома сочинений Кафки. Это история человека, добивающегося, чтобы его пропустили к Закону. Страж у первых врат говорит ему, что за ними есть много других и там, от покоя к покою, врата охраняют стражи один могущественнее другого. Человек усаживается и ждет. Проходят дни, годы, и человек умирает. В агонии он спрашивает: "Возможно ли, что за все годы, пока я ждал, ни один человек не пожелал войти, кроме меня?" Страж отвечает: "Никто не пожелал войти, потому что эти врата были предназначены только для тебя. Теперь я их закрою". Вторая притча - в "Pilgrim's Progress" Беньяна. Народ с вожделением глядит на замок, охраняемый множеством воинов; у входа стоит страж с книгой, чтобы записать в ней имя того, кто будет достоин войти. Один храбрец приближается к стражу и говорит: "Запиши мое имя, господин". Затем выхватывает меч и бросается на воинов; наносит и сам получает кровавые раны, пока ему не удается в схватке проложить себе путь и войти в замок. Честертон посвятил свою жизнь писанию второй притчи, но что-то всегда его влекло писать первую".

Охохох, коллеги сообщили, что, оказывается, Борис Соломонович Каганович, о котором писала тут, умер еще в 2021 году от последствий ковида... Выходит, мои с ним встречи происходили не в мире живых, как я самонадеянно полагала, а в Лимбе, в мире его любимых теней, среди которых теперь одна из теней он сам. Уже несколько месяцев хотела ему написать, расспросить об особенно запавших мне в душу сюжетах. А теперь и написать-то некуда и спросить некого, ибо нет у меня с собой кувшина крови, чтобы вновь дать ему голос.

Рисую презентацию к сегодняшнему выступлению на конференции, смотрите, как мне ИИ красиво оформил фотографию Карины Шаинян, пускающей мыльные пузыри!

Вот такая у меня была книжечка 1991 года, папа купил и принес. Тогда уже даже издательство "Наука" не могло себе позволить нормальную обложку и печать - все расклеивалось и разваливалось, а бумага была странного серо-бежевого оттенка. Зато тираж 120 000 экземпляров. Может, кто-то из вас ее тоже помнит.

Думала коротко по делу заглянуть в любимую с юности книгу Ольги Добиаш-Рождественской "Крестом и мечом: Приключения Ричарда Львиное Сердце", но залипла и перечитываю целиком. Знаете, как в прежние времена, когда люди еще забегали друг к другу по делу, а потом зависали на два часа с разговорами - вот так и я.

Потрясающе, конечно, что сто лет назад (именно тогда и работала Ольга Антоновна) серьезные труды по медиевистике писали таким образом - как высокую, поэтичную и вместе с тем афористичную прозу. Читаю - и выписываю бесконечные цитаты, которые вряд ли для чего пригодятся, но остановиться невозможно - вот, например, такая:

"Определение явления как запоздавшего или отжившего отменяется для тех, кто берет его в его вневременном аспекте, исключающем категорию прогресса".

Добиаш-Рождественская говорит в данном случае о том, почему нас так привлекает фигура Ричарда - ходячего, в сущности, анахронизма в эпоху куда более просвещенных, эффективных и умелых государей. Но трудно не примерить эту фразу и на нас, внезапно обнаруживших себя во времени, когда категория прогресса фактически упразднена.

А еще в этой книге обнаружилось благополучно мною забытое, но ничуть не менее выдающееся послесловие. Его автор - Борис Соломонович Каганович, замечательный исследователь истории гуманитарных наук, после практически полного забвения подготовивший книгу Ольги Добиаш-Рождественской к переизданию в 1991 году.

В середине 1990-х Борис Соломонович вел у нас, РГГУшных классиков, короткий курс по истории антиковедения, который тогда мне казался скучным, а теперь я бы дорого дала за возможность послушать его еще раз. Более того, понимаю, что будь у меня еще одна жизнь, посвятила бы ее изучению того призрачного, волнующего, полного шепотов и шорохов мира, о котором Борис Каганович нам рассказывал. На фоне ослепительно-яркого мира собственно античности, в котором мы счастливо жили, он казался мне блеклым, а вот теперь в самый раз.

Если кто-то из вас с Борисом Соломоновичем на связи, скажите ему, пожалуйста, что он-то меня, конечно, не помнит, а вот я его да. Регулярно в последние годы пересекаюсь с ним на каких-то своих одиноких и непрактичных интеллектуальных маршрутах, каждый раз низко кланяюсь и благодарю.

Если вы ведете книжный клуб, посещаете книжный клуб или планируете его создать, то сегодня (вообще-то и вчера тоже, но тут уж я прошляпила, простите) проходит посвященная книжным клубам онлайн-конференция. У меня небольшой доклад в 17.20 по Москве - расскажу о том, как можно выстроить увлекательную дискуссию на примере романа Карины Шаинян "С ключом на шее". Все бесплатно и свободно, но нужно зарегистрироваться.

Не могу поверить своим глазам, переиздали, ну, давайте скажем правду, по-настоящему великий роман Сергея Жарковского "Я, хобо". У российской фантастики последних тридцати лет много грехов - и чисто литературных, и морально-этических, но за этот роман ей всё простится.

Уже лет пятнадцать жду продолжения, в которое, в общем, не особо и верю. За эти годы в голове сама себе сочинила с десяток вариантов - а теперь и вам придется, потому что вот так оно работает. А еще вы подцепите язык героев Жарковского "космачей", и иногда будете слышать его отзвуки в собственной речи. Милый мальчик, ты так весел - владей, в общем, волшебной скрипкой. Как-то я прямо разволновалась, сами видите.

И спасибо коллегам из АСТ, что взялись.

О, пополнение для Cabinetto Segreto в Археологическом музее в Неаполе! И какая же, господи, красота.

Что ж, еще один друг и коллега, доктор наук, замечательный исследователь и преподаватель Олег Лекманов в списке иностранных агентов. Как всегда, напоминаю, что лучший способ поддержать человека, ставшего объектом, так сказать, правоприменения этого репрессивного и абсурдного закона (et cetera censeo, что его не должно быть в принципе, нигде и никогда) - почитать его книги.

Если вы спросите меня, то начать можно с книги о Венедикте Ерофееве, написанной Олегом Лекмановым в соавторстве с Ильей Симановским и Михаилом Свердловым. А дальше переходите к замечательным комментариям к повестям Юрия Коваля (в соавторстве с Романом Лейбовым и Ильей Бернштейном) и книге Валентина Катаева "Алмазный мой венец", путеводителю по мемуарам Ирины Одоевцевой "На берегах Невы" и биографии Сергея Есенина. Поверьте моему слову, начнете - не остановитесь.

Ну, а Олегу - мои сочувствие, солидарность и поддержка. И, как обычно, рутинно произнесу - это не навсегда.

Была сегодня в Брюссельском музее музыкальных инструментов и вынесла оттуда интересную литературную гипотезу - абсолютно непроверяемую и завиральную, конечно, но мне понравилось, поэтому и вам расскажу.

Все, я думаю, помнят героиню романа Александра Дюма "Граф Монте-Кристо" Гайде - сначала рабыню главного героя, потом его воспитанницу, потом - орудие его мести, а в самом уже конце его возлюбленную Если тут вы увидели параллель с архетипическим сюжетом "вырасти себе жену из семечка" в духе Оросмана с Заирой или педагога Ивана Ивановича Бецкого со смолянкой Алымовой (см. выпуск подкаста "Закладка" о книге Андрея Зорина "Появление героя"), то да, не зря вы ее там увидели, все есть, но сейчас не об этом.

Гайде по сюжету - дочь Али-Паши Тепеленского, албанца по происхождению, могущественного владыки Янины и вассала турецкого султана. Ценность девушки для Монте-Кристо поначалу только в том, что Гайде единственная, кто может свидетельствовать против одного из заклятых врагов графа Фернана, сначала служившего Али-Паше, а после подло его предавшего. Но и это к моей гипотезе отношения не имеет - просто приятно вспомнить любимую книжку.

Ладно, простите, хватит затянувшихся прелюдий, в чем же гипотеза?

Никогда не задумывалась, что значит имя Гайде и значит ли оно что, но сегодня в вышеупомянутом музее (кстати, горячо рекомендую при случае заглянуть) встретила музыкальный инструмент под названием "гайда" или "гайде" - балканского (в первую очередь албанского) родственника волынки. И подумалось мне, не от этого ли слова произошло имя прелестной героини Дюма?..

Неувязка состоит в том, что гайда - штука объемная и увесистая, поэтому играли на ней мужчины. С другой стороны, Дюма мог слышать только слово и не знать, что за ним стоит - может, он нафантазировал себе что-то утонченно-женственное типа лютни, например. В конце концов, откуда нормальному французу знать, на чем там играют балканские дикари, а звучит красиво. Как мы знаем, некоторые французы вообще песни западных славян сочиняют, не покидая пределов Парижа, и ничего (см. выпуск подкаста "Закладка", посвященный Просперу Мериме).

Повторюсь, совершенно не уверена, что в моей гипотезе есть хоть капля правды. Но подумать эту мысль мне было в радость, а радостями надо делиться - не так их нонеча и много. Кстати, звучит эта самая гайда/гайде довольно неожиданно и приятно - на мой вкус, получше своей шотландской сестры.

Десять лет назад, то есть во времена, нынче не представимые, в издательстве "Эксмо" выходила замечательная серия детского нон-фикшна, которую курировала Людмила Улицкая - тогда вовсе даже не иноагент, не то, что сейчас. Все книги этой серии я покупала для своих сыновей, а эту - "Ленты, кружева, ботинки" - купила лично для себя. Мои мальчики строго соответствовали гендерным стереотипам, и увлечься историей костюма категорически отказывались. Книгу я в итоге подарила дружественной девочке, но приятнейшие воспоминания сохранились до сих пор.

Сегодня я прочла, что Раису Кирсанову жестоко убили в ее собственной квартире. Светлая память и какой же это все кошмар. Книги в продаже давно нет, да и мира, в котором она была возможна, тоже, но пусть будет хотя бы обложка.

Друзья, если вы на Кипре, приходите в ближайшее воскресенье, 27 октября, на Молос в Лимасоле - с 15.30 до 17.30 читаем имена жертв сталинских репрессий в рамках проекта "Возвращение имен". Я там буду прямо к началу - сможем обняться и посмотреть друг на друга вживую в кои-то веки.

У каждого из нас найдется список "своих" погибших и пострадавших в те годы - родных или их друзей, да просто тех, кто нам по-настоящему дорог, чью гибель мы переживаем и оплакиваем как персональную утрату. Но тех, кто забыт, чьи имена не на слуху, о ком помнят лишь ближайшие родственники, да и то не всегда (сколько смертей, сколько арестов по понятным причинам вытеснялись, замалчивались) - их всех неизмеримо, в сотни, в тысячи раз больше. Их имена тоже не должны стереться. Пока мы произносим их вслух, эти люди как будто бы опять ненадолго живы.

Хотелось бы всех поименно назвать, и, в отличие от Анны Андреевны, у нас есть список и узнать тоже есть где. В общем, приходите - а если вы не на Кипре, то в вашем городе акция скорее всего тоже будет, узнать об этом можно в аккаунте "Мемориала".

Ну, и напоследок традиционный уже, по-моему, для любого такого поста выход с протянутой рукой. "Возвращение имен" - акция абсолютно non for profit, но некоторые траты все равно неизбежны. Съемка, запись, распечатка материалов, организация трансляции - все это стоит денег, и волонтеры платят за них из своего кармана. Давайте поможем им компенсировать расходы - о том, как это сделать, читайте здесь.

Для тех, кто ждал и верил, новый выпуск "Закладки" - поговорили с Екатериной Михайловной про Проспера Мериме и его новеллы. Тизер: если вы хотите знать, как связан сбор металлолома советскими пионерами со зловещей "Венерой Илльской", то вам сюда.

Пока за донаты, которые нам, честно говоря, очень нужны, но можно и подождать, конечно.

Давненько, признаюсь, не доводилось мне бывать так далеко от моей зоны комфорта. Человеку, привыкшему к академической паре, утолкать миллион мыслей в жалкие 20 минут. Быть веселой, энергичной, вдохновляющей и при этом не быть банальной. Делать это всё на английском, на котором я последний раз читала лекции в, страшно сказать, 2020 году. Невероятные люди и невероятные темы до и после моего выступления. В общем, супер-комбо просто.

Ну, что вам сказать - за пределами моей зоны комфорта оказалось отлично. Самая красивая площадь Никосии - Площадь Свободы - и правда самая красивая (а уж название какое удачное). Английский мой в норме (читайте и слушайте на английском больше - разговорный язык подтянется). Невероятные люди оказались невероятными товарищами, партнерами и собеседниками. Унесла с собой примерно миллион новых мыслей, а ещё множество новых интересных и, простите за это слово, по-настоящему вдохновляющих знакомств.

В общем, спасибо огромное всей команде TEDx Eleftheria Square, отличная у вас зона моего персонального дискомфорта получилась, мне очень понравилось, не останавливайтесь!

На первой фотографии лектор, конечно, показывает размер искусственного интеллекта. А вторая подтверждает, что нобелевский лауреат по экономике Крис Писсаридес и директор архитектурного бюро Захи Хадид, архитектор той самой Площади Свободы Христос Пассас в качестве со-спикеров мне не привиделись.

#tedxeleftheriasquare #tedx

Роман Энтони Троллопа «Вот так мы теперь живем», за который я взялась после долгого сопротивления рекомендациям Екатерины Шульман* и Екатерины Доброхотовой-Майковой (последней спасибо еще и за перевод и комментарии), открывается дивной сценой. Леди Карбери, любящая мать молодого вертопраха, пытается поправить свои финансовые обстоятельства посредством литературы. И вот, выпустив очередной труд, она садится строчить письма редакторам разнообразных изданий, вымогая рецензии. С одним флиртует, другому сулит ответный отзыв на его собственную книгу, и так далее. Но каждому намекает на горькую нужду: издатель годен лишь на то, чтобы печатать книги, но никак не на то, чтобы их успешено продавать. Меж тем именно от продаж зависит, сможет ли ее сын содержать лошадей.

Как спорадический читатель канала «Страдающая литература» отмечаю, что наиболее типовая из звучащих там жалоб русских авторов, публикующихся, скажем так, не в инди-издательствах, сводится к тому же, о чем пишет леди Карбери в 1875 году. Издатель выпускает их книги, а потом бросает на произвол судьбы, и дальше начинающим писателям приходится крутиться самим. Вымогать отзывы, размещать рекламу у блогеров, тратиться на вечеринки и подарочные боксы. И даже в тех случаях, когда издатель готов что-то делать, от автора ждут активного содействия – выступлений на ярмарках, поездок на фестивали (причем вовсе не в Петербург в сезон белых ночей), постов в соцсетях, автограф-сессий (и не в «Подписных изданиях», увы) и т. д. Авторы находят это крайне несправедливым – ну как же, ведь издатель в них поверил, почему же теперь он с ними так? А писать-то когда?

Понимая чувства молодых писателей и им сострадая, хотела бы пролить немного света на эту ситуацию. Представление о том, что если тебя издали, значит, на тебя готовы сделать ставку, восходит к временам как минимум довоенным. С изменением структуры продаж (больше young adult’а), падением тиражей (в Тиктоке-то вона сколько всего, пока перескроллишь - и день прошел, где тут почитать), а у нас еще и с уходом западных правообладателей ситуация на рынке изменилась в сторону «посевной модели». От идеи «продвигаем все, не пропадать же добру» крупные издатели переходят к практике, воспетой в известном мультфильме: «делай добро – бросай его в воду», кто выплывет – тот молодец. В хорошем варианте можно снабдить бочкой воды и мешком сухарей.

Иными словами, из сугубо издательского проекта, как это было раньше, выпуск книги становится совместным проектом автора и издателя, требующим инвестиций от обоих участников. Издатель берет на себя расходы на собственно издание, распространение и небольшой аванс – поверьте, это существенные затраты. Автор вкладывает в проект всего себя без остатка. В издательский мир приходят практики электронного самиздата, когда условный Kindle Direct Publishing предоставляет площадку для распространения и инструментарий для выпуска и продвижения, а потом делит выручку с автором.

Хороша ли это ситуация для писателей? Есть достоинства и недостатки. С одной стороны, выпустить книгу стало радикально проще – ниши, прежде занятые переводной литературой, пустеют, а спрос на Лию Арден и Асю Лавринович подстегивает и читательский, и издательский интерес к их продолжателям, то есть увеличивает шансы на успех. С другой, растут и риски для писателей – они могут потратить кучу денег и усилий на промо, а книга не «полетит». Две тысячи тиража расползутся по магазинам «Читай-город» и за год тихо продадутся, не снискав автору ни богатства, ни славы.

Однако – и тут позволю себе еще разок сослаться на Троллопа, «Главным препятствием на пути к цели было, вероятно, убеждение леди Карбери, что нужно не писать хорошо, а добывать хвалебные отзывы». Иными словами, хорошая книга продает себя сама, поэтому я бы рекомендовала авторам больше думать не о красе ногтей подарочных боксов, а о собственно качестве письма. Не верите мне – взгляните на Лию Арден, которая (я – не целевая аудитория, если что) правда пишет хорошо.

*иноагент

Ну посмотрите же, какие хорошие новости!

Обычно я рассказываю о книгах, которые уже прочла, а сейчас почему-то захотелось рассказать о том, что у меня, так сказать, в работе. Как всегда, что-то читаю утром, что-то вечером (у меня это разные режимы чтения, потому что я жаворонок и вечером могу читать только что-то очень уютное и несложное), что-то глазами, что-то слушаю, что-то по-русски, что-то по-английски.

Итак, в разной степени прочитанности:

Ян Потоцкий. Рукопись, найденная в Сарагосе
(читала в детстве и почти не помню, но это определенно лучшая книга в мире)

Джон Барт. Торговец дурманом
(классика постмодерна и оммаж "Тристраму Шенди", трудами великого издательства "Выргород" вышедший, наконец, на русском - вот про нее обязательно расскажу, когда закончу, но там 1000 страниц)

Карина Шаинян. Сапсыга
(мне чуть-чуть осталось, буквально 50 страниц, но расскажу попозже - когда выйдет)

Дмитрий Травин. Как мы жили в СССР
(очень увлекательно и неприятно актуально, тоже почти дочитала, ожидайте)

Энтони Троллоп. Вот так мы теперь живем
(это упоительное произведение вдохновило меня на пространный пост о тяжелой судьбе писателей, вынужденных продвигать себя самостоятельно, без помощи издателей - допишу на днях и выложу. Хотя, конечно, ценность Троллопа вовсе не только в дерзкой сатире на литературные нравы)

Посмотрела и ужаснулась - а заодно представила, как бы я жила, если бы читала только бумагу и только глазами. Меня бы уже точно из дома выгнали.

Ну, что ж, еще один репрессивный закон по нашу с вами (то есть книжную) душу, а если вам показалось, что не по нашу, то зря оно вам так показалось. Конечно, как и в случае с "ЛГБТ-пропагандой" за книжками придут позже, чем за блогерами, рекламщиками и киношниками, и вряд ли в таком количестве, но придут. А поскольку понять, что такое "пропаганда чайлдфри" невозможно, это будет неожиданно и больно. Ну, а главное, теперь издатель в России и сам двадцать раз подумает, так ли ему нужна книга, в которой действует сильная бездетная героиня, не стремящаяся как можно скорее стать матерью пяти здоровых малышей. Потому что пять миллионов штрафа, знаете ли, не шутка.

Обсуждали с подругой, где же пролегает предел законодательному безумию - сошлись на том, что где-то в районе налога на бездетность. Окей, налога на бездетность для бесплодных пар. Но это не точно.

Смотрите, какое хорошее начинание. Ходила много лет, потом много лет не ходила, а потом война, и я жалею о каждом имени, которое могла произнести, но не произнесла.

Написала, меж тем, про роман Дэйва Эггерса "Вместе" - продолжение его же знаменитой "Сферы" (возможно, вы ее употребляли в виде одноименного фильма), которое мне понравилось существенно больше, чем собственно первая часть.

"Сеттинг, поначалу так прозрачно намекающий на предстоящую интерактивную экскурсию по цифровому ГУЛАГу, почти сразу оборачивается обманкой. Главный вопрос, который занимает Эггерса, не в том, как именно будет организован мир технологического принуждения, а в том, где пролегает та естественная граница, за которой человек готов перестать разменивать свободу на безопасность. И существует ли такая граница в принципе".

От постоянного чтения глаза, фигурально выражаясь, перефокусируются и начинают видеть что-то странное - как в чешской сказке о лесовичках, которые воровали у людей глаза, а потом предлагали выбрать себе новые из общей кучи. И вот если ты выберешь неправильно, то тебе достанутся рыбьи глаза, и ими ты будешь видеть только рыб и водоросли. А если, например, кошачьи, то только кошек и мышей.

В общем, мне лесовички подсунули что-то такое, что бесконечно видит, как разные тексты между собой разговаривают. И выключить этот оптический белый шум невозможно.

Вот, например, у Хорхе Луиса Борхеса есть такой рассказ - "Человек на пороге", стилизованный под британскую колониальную прозу. Начинается он с того, что автор заявляет о своем категорическом нежелании уподобляться Киплингу - поэтому, дескать, все, далее им рассказанное, будет голой правдой, без всех этих киплинговских штучек и украшательств.

А потом, уже, в середине рассказа, упоминается некий сумасшедший (ему доверяют вынести приговор на суде над неоправданно жестоким английским чиновником в Индии). И что же мы читаем про этого сумасшедшего? Что он, не поверите, ходит по улицам, пересчитывая свои пальцы и дразня деревья.

Нормальное, вроде бы, поведение для сумасшедшего, правда? Но тут в моих лесовичкиных глазах вспыхивает искра - я знаю, знаю откуда это! Вот же оно:

Затем, что волей бога капля крови
На волос уклонилась от пути
И горячила мозг его, Еварра,
Изодранный, бродил среди скота,
Шутя с деревьями, считая пальцы,
Дразня туман, пока не вызвал бог
Его на труд.

И знаете, что это? Это не самая, мягко скажем, известная "масонская" баллада Редьярда Киплинга "Еварра и его боги" в переводе Ады Оношкович-Яцыны. Не хочет Борхес уподобляться Киплингу, ну-ну.

И вот зачем я все это все время вижу, господи.

Когда я прочла "Рассказ служанки" Маргарет Этвуд лет, например, шесть назад, мне он показался абсолютно фантастичным. Ну, то есть ладно бы глобальное потепление, тотальная и тоталитарная цифровизация, возвращение репрессивных режимов - это все понимаю, это нормальные, практические, так сказать, страхи, достойные лечь в основу антиутопии. Но такой регресс в отношении прав женщины - в том числе, прав на репродуктивную свободу?.. Уж чего-чего, а этого - казалось мне - бояться не стоит.

Ну, и вот мы там, где мы есть, и Этвуд, писавшая об этом всем в глухие 1980-е, выходит, молодец. В окошко щерится Трамп с его запретом абортов, а в дверь вообще ломятся депутат Зайцев (или как его там) с налогом на бездетность и коллективная Лантратова с пропагандой чайлд-фри.

Но, если честно, предельная ситуация, описанная в "Рассказе служанки", все же выглядит несколько гипертрофированно даже сегодня. Поэтому я вам расскажу о другой книге, посвященной теме репродуктивного насилия - "Красным часам" Лени Зумас, вышедшей в издательстве "Дом историй" в отличном переводе Дарьи Кальницкой. Вот этот роман с его почти незаметным поначалу сдвигом относительно наблюдаемой нами реальности кажется мне куда более правдоподобным - и от этого особенно жутким.

В маленьком городке где-то на ветренном американском взморье одна женщина, домохозяйка с двумя шумными детьми, тихо (на самом деле, не очень-то и тихо) сходит с ума от одиночества и бессмысленности своей жизни. Другая женщина - школьная учительница средних лет - отчаянно мечтает о ребенке. Талантливая школьница беременнеет от случайного дружка. И, наконец, местная знахарка, дитя природы и нерефлексивная поборница женских свобод, ищет способы помочь им всем - и в результате становится объектом современной охоты на ведьм.

До поры мы не понимаем, что мир, который описывает Зумас, это не наш сегодняшний мир. В этом мире правительство США уравняло в правах людей и эмбрионов, поэтому теперь равно невозможны ни аборты (по новым правилам неотличимые от убийства), ни ЭКО (потому что эмбрион не давал согласия на зачатие).

Все остальное - школы, машины, дома, улицы, разговоры, покупки, деньги - все остается неизменным. И читателю так легко выпестовать в себе комфортную мысль: ну а что, в сущности, такого - люди живут как раньше, небо на землю не упало, выборы не отменили, о массовых репрессиях речи нет, девочки учатся наравне с мальчиками. Нормально же все, нет?

Нет. Проворот крошечной, вроде бы, социальной шестеренки меняет все. Понятный, даже по-своему уютный мир романа разворачивается к нам своей страшной изнанкой в тот момент, когда мы понимаем, насколько узок коридор, по которому отныне обречена идти каждая женщина. Насколько темен выход из него.

Как все гендерные антиутопии, "Красные часы" не лишены наивности и некоторого пафоса. Однако то, что Лени Зумас намеренно отказывается сгущать краски, не впихивает читателя в репродуктивный ад прямо на старте, а оставляет ему возможность осмотреться и самому, без дидактического авторского нажима, понять, что же, черт возьми, происходит, делает ее роман по-настоящему мощным высказыванием. Ну, а еще он красивый, грустный и поэтичный, в нем много излишеств и воздуха (не характерные для антиутопии вещи), и все это делает достигаемый Зумас эффект еще сильнее.

Порекомендовала бы этот роман нашим депутатам, но ведь не будут читать. Не их это - книжки.

А вот и Дмитрий Горшенин пишет про "Нет никакой Москвы" Аллы Горбуновой. Обратите внимание, как все мы - даже те, кто вообще-то не сколнен к избыточным поэтизмам в письменной речи - воспаряем, когда речь идет о ее прозе.

(Но мне все же "Жестянка" понравилась чуть больше, пожалуй)

Первый, по-моему, случай в моей жизни, когда я могу сказать: а вот эту Нобелевскую премию по экономике я давно ждала и даже предвидела! К сожалению, не знаю третьего участника списка - Саймона Джонсона, но Джеймс Робинсон и Дарон Асемоглу мне буквально как родные, потому что их бестселлер "Почему одни страны богатые, а другие бедные" (или "Why nations fail") я пересказывала, рекомендовала и использовала в качестве учебного пособия много лет. Очень поучительная книга, рассказывающая, что бывает с непослушными мальчиками со странами, в которых институты и элиты не инклюзивные, а экстрактивные, то есть такие, в которые снаружи не проберешься.

В общем, если вы еще нет, то обязательно почитайте - книга Робинсона и Асемоглу очень дружелюбна к обычному читателю и изобилует увлекательными историями и примерами (увы, слишком легко приложимыми и к отечеству нашему в его актуальном состоянии). А если возьметесь за русское издание, то обратите внимание на отличное предисловие Анатолия Чубайса, не утратившее актуальности несмотря на все горестные пертурбации последних лет.

И немного красоты с утра

О, прозевала, а оказывается, Нобелевку по химии в том числе дали Демису Хассабису за (боюсь наврать) предсказание структуры белка или что-то в этом духе.

Долго вспоминала, откуда знаю это имя и вспомнила! Это же герой книги Бехамина Лабатута "MANIAC"! Хассабис там фигурирует в последней, третьей, части - той, где рассказывается об эпическом поединке в го между человеком и сконструированной Хассабисом машиной (спойлер: машина выиграла, и это, в общем, конец многовековой истории го).

Там он выведен как фигура в значительной степени апокалиптическая - безупречное и смертоносное орудие бога, явно решившего, что с человеческой цивилизацией пора сворачиваться. "MANIAC", конечно, книга скорее художественная, чем нет, и Хассабис у Лабатута не столько настоящий Хассабис, сколько зловещий символ неизбежно надвигающегося на нас будущего без нас.

Но, в общем, если кому не хватило северного сияния на Средиземном море, то вот вам еще - так сказать, в копилочку. Последние времена приходят, как и было предсказано.

У меня сегодня какой-то colleagues' appreciation day, но я просто не могу не поделиться совершенно выдающимся интервью Лизы Биргер с Аллой Горбуновой. Если бы мне было нужно назвать современного писателя, ближе всех подошедшего к опасному порогу гениальности, я бы без колебаний назвала Горбунову. И вот из Лизиного текста этой гениальностью (а заодно и опасностью, и пороговостью) отчетливо веет.

Кстати, на обложке книги, которую Лиза с Аллой обсуждают (сборник рассказов "Нет никакой Москвы") мой блерб. Так давно его писала, что практически забыла, а меж тем книга наконец в продаже и она опять, как и все у Горбуновой, такая, что у меня искры из глаз и слов не хватает.

А вот и сам герой

В одном из давних интервью (читаю сейчас примерно все подряд - благо не так их и много) Донна Тартт рассказывает о своем любимом мопсе по имени Понго. Для тех, кто подзабыл, напомню, что Понго зовут главного героя книги Доди Смит "101 далматинец", бесстрашного и предприимчивого папу-далматинца, за своих (и чужих) щенят готового в огонь и воду. Не знаю, можно ли на этом основании утверждать, что Тартт такая уж поклонница Смит, но мне приятно думать, что да. Тем более, что о любви к этой писательнице неоднократно говорила и Джоан Роулинг - правда, называя не совсем уж малышовых "Далматинцев", а нежнейший подростковый роман Доди Смит "Я захватываю замок" (мой младший сын любил эту книгу до такой степени, что в честь главной героини нарек своего паука-птицееда Кассандрой).

Конечно, банан - это по большей части просто банан, но иногда перекинешь такой мостик от одного любимого автора к другому, пробежишься по нему из конца в конец - и как-то, вроде, повеселее.

Коллега Наталья Ломыкина написала очень важный текст про новый извод книжного пиратства в России. Теперь то, что мы хотели бы читать по-русски, но не можем в силу решения правообладателей, мы все равно можем читать, но в нелегальных (спойлер: ужасных) переводах, причем не в интернете - о, где вы, милые времена самопальных сетевых переводов Гарри Поттера! - а вполне себе на бумаге. Книги издаются на, прости господи, новых и разного рода непризнанных территориях издательствами-невидимками, а распространяются через маркетплейсы (спойлер: по безумным ценам). Те, кто говорили, что "как в 90-е не будет", были, как выясняется, правы не во всем - подобная практика определенно копирует 90-е. В общем, почитайте - это какая-то такая реалия, которую нужно рефлексировать и иметь в виду.

(Если что, проговорю битым словом: я считаю большой ошибкой и бессмысленной жестокостью уход книжных правообладателей с российского книжного рынка - лучше бы вырученные деньги на помощь беженцам направили, если уж они так жгут им руки, но и к пиратству не питаю никаких теплых чувств).

Ну, ура же!

Ну, что ж, новую Нобелевскую лауреатку кореянку Хан Ган я даже читала и даже по-русски (один роман). Давайте скажу вежливо: будем надеяться, что "Вегетарианка" не вершина ее творчества.

Подумала, какой ещё ход Нобелевской премии по литературе мог бы меня взбодрить. Если бы награду присудили, ну, например сервису SudoWrite (специальная нейросеточка для писателей, предпочитающих называть себя assisted writers) или, не знаю - DipL. Вот это конечно будет да, Боб Дилан скучноватым решением покажется (если что, я бы все премии отдала Дилану), а все букмекеры, наконец, закроются от стыда и несостоятельности. Это, безусловно, случится, но а) надеюсь, мы не доживем, б) не в эту Нобелевскую смену - предыдущий призыв академиков тяготел к безобразиям, но знал толк в хорошей шутке. У нынешних же всё время какой-то сплошной Абдулразак Гурна получается.

С удивлением обнаружила, что а) завтра вручают Нобелевку по литературе, б) я не помню, кому ее вручали в прошлом году. Да и в позапрошлом не очень помню. И в позапозапрошлом.

В целом, после того, как премия умерла в 2018 году (аккурат после Исигуро), а потом заново воскресла, это была какая-то уже совсем другая премия - примерно как в романе "Кладбище домашних животных" Стивена Кинга или в "Блаженны мертвые" Йона Айвиде Линдквиста. Обсуждать общую тенденцию и ее связь с акутальными реалиями по-своему интересно, конкретных лауреатов - нет.

Впрочем, если дадут Джоан Роулинг, или Стивену Кингу, или Джулиану Барнсу, или Сергею Жадану, или Владимиру Сорокину, или Алану Муру, будет о чем поговорить. Да даже если Нгуги Ва Тхионго или Адонису - чемпионам мира по пребыванию в списке претендентов - будет любопытно.

Но что-то я не жду хорошего.

Век жила, ни про каких квадроберов знать не знала, а теперь всюду мерещатся, тьфу, нечисть.

Вот совсем скоро уже выйдет наша с Екатериной Михайловной "Закладка", в которой обсудим, в частности, "Локиса" Проспера Мериме. Ну чем не повесть об опасностях квадробинга - юноша, идентифицирующий себя как медведь, в брачную ночь... Ладно, дальше спойлеры, но вы примерно поняли.

Или, допустим, новелла Амброза Бирса "Глаза пантеры". О том, как беременная женщина вступила в неосмотрительно долгий визуальный контакт с пантерой, и в результате дочь ее приобрела сложную анималистическую самоидентификацию. Ну, а дальше все примерно как в "Локисе"...

Смела ли я мечтать, что буду сидеть и размышлять над темой квадробинга в литературе. Или это уже, прости господи, терианы, не квадроберы?.. Или у кого-то из начальства просто дофига свободного времени и проблем других нет?..

Не дает ответа.