Страницы забытых книг

Горит лампада под иконой,
Спешит философ на экзамен.
Плывут по Охте полусонной
Трамваи с грустными глазами.
И заняты обычным делом
Четыре ветра над верстами
По городам заледенелым,
По белым ставням.

Поземка бьет в стальные двери,
Приказы свернуты петлею,
Турбины "Ту" ревут как звери,
И мы прощаемся с землею.
На целый час сплошного неба,
На шестьдесят веков горячих.
И под крылом земные недра
Открыты зрячим.

Вот пехотинец роет снова
Окопы маленькой лопатой.
На черных просеках сосновых
Лежат немецкие гранаты.
Лежат, разложены по нишам,
Под голубой звездою Вегой,
По черным ящикам, прогнившим
Под талым снегом.

Лежат на сопках отдаленных
Во тьме лихие командиры,
Лежат работники района
В своих протопленных квартирах.
Лежит провинция глухая,
Встают строительные роты,
И долго песня затихает
За поворотом.

Лежат заботы на мужчинах,
На их плечах тяжелым небом.
Пылает ножик перочинный,
Очнувшись рядом с черствым хлебом.
Лежит поэт на красных нарах,
И над его стоят постелью
Заиндевелые гитары
Поморских елей.

Лежат торжественные думы,
На облаках найдя спасенье.
Вот набираем высоту мы
По тыще метров за мгновенье.
Летим как Божие созданье -
Неповторимое, слепое -
На невозможное свиданье
С самим собою.

Цитата: Юрий Визбор. «Рейс Ленинград-Москва» (1968)
Иллюстрация: Георгий Нисский. «Над снегами»

8 февраля – День Российской науки (приурочен к дате основания Петербургской академии наук, учреждённой указом Сената от 28 января (8 февраля по новому стилю) 1724 года.

Ужасно я предан науке! Рубль, сей парус девятнадцатого столетия, для меня не имеет никакой цены, наука его затемнила у моих глаз своими дальнейшими крылами. Всякое открытие терзает меня как гвоздик в спине.
Хотя я невежда и старосветский помещик, а все же таки негодник старый занимаюсь наукой и открытиями, которые собственными руками произвожу и наполняю свою нелепую головешку, свой дикий череп мыслями и комплектом величайших знаний.
Матушка природа есть книга, которую надо читать и видеть. Я много произвел открытий своим собственным умом, таких открытий, каких еще ни один реформатор не изобретал. Скажу без хвастовства, что я не из последних касательно образованности, добытой мозолями, а не богатством родителей т. е. отца и матери или опекунов, которые часто губят детей своих посредством богатства, роскоши и шестиэтажных жилищ с невольниками и электрическими позвонками.
Вот что мой грошовый ум открыл. Я открыл, что наша великая огненная лучистая хламида солнце в день Св. Пасхи рано утром занимательно и живописно играет разноцветными цветами и производит своим чудным мерцанием игривое впечатление.
Другое открытие. Отчего зимою день короткий, а ночь длинная, а летом наоборот? День зимою оттого короткий, что подобно всем прочим предметам видимым и невидимым от холода сжимается и оттого, что солнце рано заходит, а ночь от возжения светильников и фонарей расширяется, ибо согревается.
Потом я открыл еще, что собаки весной траву кушают подобно овцам и что кофей для полнокровных людей вреден, потому что производит в голове головокружение, а в глазах мутный вид и тому подобное прочее. Много я сделал открытий и кроме этого хотя и не имею аттестатов и свидетельств. Приежжайте ко мне дорогой соседушко, ей-богу. Откроем что-нибудь вместе, литературой займемся и Вы меня поганенького вычислениям различным поучите.
Я недавно читал у одного Французского ученого, что львиная морда совсем не похожа на человеческий лик, как думают ученыи. И насщот этого мы поговорим. Приежжайте, сделайте милость. Приежжайте хоть завтра например. Мы теперь постное едим, но для Вас будим готовить скоромное.
Дочь моя Наташенька просила Вас, чтоб Вы с собой какие-нибудь умные книги привезли. Она у меня эманципе, все у ней дураки, только она одна умная. Молодеж теперь я Вам скажу дает себя знать. Дай им бог! Через неделю ко мне прибудет брат мой Иван (Маиор), человек хороший, но между нами сказать, Бурбон и наук не любит.
Это письмо должен Вам доставить мой ключник Трофим ровно в 8 часов вечера. Если же привезет его пожже, то побейте его по щекам, по профессорски, нечего с этим племенем церемониться. Если доставит пожже, то значит в кабак анафема заходил. Обычай ездить к соседям не нами выдуман не нами и окончится, а потому непременно приежжайте с машинками и книгами. Я бы сам к Вам поехал, да конфузлив очень и смелости не хватает. Извените меня негодника за беспокойство.

Остаюсь уважающий Вас Войска Донского отставной урядник из дворян, ваш сосед, Василий Семи-Булатов.

Цитата: Антон Чехов «Письмо к ученому соседу» 1880
Иллюстрация: Анастасия Николаева-Берг «Первое торжественное заседание Российской академии наук» 1996

27 января - День полного освобождения Ленинграда от блокады

Удар, нанесенный под Ленинградом по северной группировке немецких армий в мокрые январские дни ровно через год после прорыва блокады, был первым из десяти сокрушительных ударов 1944 года, в результате которых враг оказался окончательно изгнанным из нашей страны.

Разгрому немцев под Ленинградом очень помог небольшой плацдарм, удерживаемый нами с сорок первого года на южном берегу Финского залива в районе Ораниенбаума, к западу от захваченного немцами Петергофа. Этой узкой прибрежной полоске земли, отрезанной от Ленинграда, но находившейся под надежной защитой кронштадтских орудий, немцы, видимо, не придавали большого значения, так как не делали серьезных попыток овладеть ею. А между тем именно благодаря тому, что Ораниенбаум находился в наших руках, удалось нанести по немцам не один удар, а два одновременных, концентрически сходящихся — со стороны Ораниенбаума и со стороны южных окраин Ленинграда. Обе наступающие группы наших армий устремились навстречу друг другу в направлении поселка Ропша, и после их соединения основные вражеские силы, расположенные возле самого города в районе Петергофа, Стрельны, Лигова, неизбежно должны были попасть в мешок.

Наступление началось четырнадцатого января, а Серов прибыл в Ленинград утром пятнадцатого. Воздух над городом тяжело вздрагивал от артиллерийского гула. Немецкие орудия в Стрельне методически били по городу, и снаряды с воем проносились над улицами. Звенели и сыпались стёкла. Но в городе прислушивались не к разрывам немецких снарядов, а к могучему гуденью фронта, ко всё заглушающему грохоту наших пушек.

В штабе ВВС все были чрезвычайны заняты. Гремели телефоны, трещали пишущие машинки, писаря и адъютанты с ворохами бумаг в руках носились вверх и вниз по лестницам. Некоторые офицеры, служившие в штабе с начала войны, узнавали Серова, радостно ему улыбались, но посидеть с ним и поговорить не имели времени. Пожелтевшие от бессонных ночей, от табачного дыма, они не только заняты были своей штабной работой, но и спешно готовились к переезду: штаб собирался двигаться на запад вслед за войсками, флотом и авиацией.

Адъютант начальника штаба передал Серову приказание явиться в штаб своей дивизии. Оказалось, что штаб дивизии находится уже на южном берегу, где-то за Ораниенбаумом.

С волнением ехал Серов в кузове грузовика по льду Маркизовой лужи, не очень прочному, в котором кое-где чернели и дымились полыньи. Как тут всё знакомо! Вон Исаакий, вон гигантский кран Северной верфи, а там, впереди, кулич Кронштадтского собора. Сколько раз Серов пролетал здесь осенью сорок первого года, сколько раз видел он очертания этих зданий! Вон длинный, низкий Лисий Нос, а вон и синяя полоска петергофского берега. Сколько раз он видел, как оттуда черными стаями летели «Юнкерсы», и сколько раз он вылетал им навстречу...

За Ораниенбаумом грохот фронта стал грозным и оглушительным. Серов ехал среди множества машин, орудий, понтонов, двигавшихся в одном с ним направлении.

Но Серова, конечно, больше всего поражали самолеты.

Чем дальше он ехал, тем чаще видел он их над собой из кузова своей машины. С грозным гуденьем низко над лесом проносились эскадрильи штурмовиков. Многие десятки бомбардировщиков, внезапно заполнив всё небо, двигались в строю, как на параде. И высоко-высоко в посветлевшем небе поблескивали при поворотах быстрые стайки истребителей, как рыбки в светлой заводи. Воздух с утра до вечера звенел от пения моторов. Но Серова, конечно, больше всего поражали самолеты.

Чем дальше он ехал, тем чаще видел он их над собой из кузова своей машины. С грозным гуденьем низко над лесом проносились эскадрильи штурмовиков. Многие десятки бомбардировщиков, внезапно заполнив всё небо, двигались в строю, как на параде. И высоко-высоко в посветлевшем небе поблескивали при поворотах быстрые стайки истребителей, .... Воздух с утра до вечера звенел от пения моторов. Сколько теперь самолетов у Советской державы, и всё — новые! Ни одного такого, как тот, на котором сражался Серов в сорок первом.

Цитата: Николай Чуковский "Балтийское небо"

27 января 1945 года советские войска освободили лагерь смерти Аушвиц-Биркенау (Освенцим).
В годовщину этого события отмечается Международный день памяти жертв Холокоста

И снова ночь. Застыла шлаком.
И небо вороном чернеет.
Как труп, за лагерным бараком
синюшный месяц коченеет.

И Орион — как после сечи
помятый щит в пыли и соре.
Ворчат моторы. Искры мечет
кровавым оком крематорий.

Смесь пота, сырости и гноя
вдыхаю. В горле привкус гари.
Как лапой, душит тишиною
трехмиллионный колумбарий.

Ночь без рассвета. Все затмило.
И дело близится к финалу.
Как божий суд над мертвым миром,
вершится ночь над Биркенау.

Цитата: Тадеуш Боровский "Ночь над Биркенау" (перевод Анатолия Гелескула)
_______
Тадеуш Боровский (1922 - 1951), польский писатель, участник Сопротивления. С 1943 по 1945 год - узник лагерей Освенцима и Дахау

25 января 1938 года - родился Владимир Высоцкий

Вот твой билет, вот твой вагон.
Все в лучшем виде одному тебе дано:
В цветном раю увидеть сон –
Трехвековое непрерывное кино.
Все позади, уже сняты
Все отпечатки, контрабанды не берем.
Как херувим стерилен ты,
А класс второй – не высший класс, зато с бельем.
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Земной перрон. Не унывай
И не кричи. Для наших воплей он оглох.
Один из нас уехал в рай,
Он встретит бога – ведь есть, наверно, бог.
Ты передай ему привет,
А позабудешь – ничего, переживем.
Осталось нам немного лет,
Мы пошустрим и, как положено, умрем.
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Уйдут, как мы – в ничто без сна –
И сыновья, и внуки внуков в трех веках.
Не дай господь, чтобы война,
А то мы правнуков оставим в дураках.
Разбудит нас какой-то тип
И пустит в мир, где в прошлом войны, боль и рак.
Где побежден гонконгский грипп.
На всем готовеньком ты счастлив ли? Дурак...
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Итак, прощай. Звенит звонок.
Счастливый путь! Храни тебя от всяких бед!
А если там и вправду бог –
Ты все же вспомни, передай ему привет.

Цитата: «Баллада об уходе в рай» из телефильма «Бегство мистера Мак-Кинли»

18 января 1943 года - блокада Ленинграда была прорвана

В ночь на 18 января Звягинцеву позвонил командарм Духанов:

– Как обстановка? Немецких танков перед тобой больше нет?

– Только разбитые, товарищ «первый», – ответил Звягинцев.

– Молодец, подполковник! И бойцы твои молодцы! Передай им мою благодарность. Завтра к девяти тридцати прибудешь ко мне. Оставь за себя начальника штаба.

…В назначенное время Звягинцев был на КП армии. Но командующего там не оказалось.

Звягинцев решил зайти в оперативный отдел. В блиндаже за столом сидел полковник, видимо один из операторов, и кричал в телефон

– Соединились?! Где? У Рабочего поселка номер один?! Вот здорово! Так бы сразу и говорил. Давай, записываю! – И полковник, прижимая плечом трубку к уху и хватая со стола карандаш, стал записывать, повторяя вслух: – С нашей стороны… замполит батальона майор Мелконян… старший лейтенант Калугов… сержант Анисимов… С волховской майор Мельников… старший лейтенант Ишимов. Все. Понял!

Положив трубку, полковник радостно сказал:

– Наконец-то! Соединились!

– Товарищ полковник… – с трудом ворочая от волнения языком, проговорил Звягинцев, – я… правильно понял?.. Прорвали?!

– Раз соединились, значит, прорвали! Ты откуда такой непонятливый?..

Еще не веря самому себе, Звягинцев попытался осмыслить только что услышанное, но осознал, запомнил только одно слово. Оно было огромным, емким, как сама жизнь, громким, как удар гигантского колокола, радостным, как голубое небо, как солнце, – «прорвали!».

Цитата: Александр Чаковский. «Блокада»

18 января 1925 года, 100 лет назад, вышел первый номер журнала «Новый мир»

Нынешний крестьянин настолько сильно взбудоражен советской общественной культурой, что не принимать участия хотя бы в разговорах около сельсовета он не может.
Нынешний молодой крестьянин превосходно начинает разбираться в различных делах советского строительства, обнаруживая этим самым яркую жизнеспособность и рост политического сознания.
Правда,—таких сознательных пока меньшинство, но зато в этом стане—самые умные, самые энергичные, самые дельные, самые грамотные.
Значит, в будущем победа за ними.
И если бы не отцы - старики, которые упрямо гнут свою старорежимную линию, запугивая непослушных сыновей божьими бедствиями,—это сильное меньшинство могло бы от разумных разговоров перейти к делу.
Впрочем, это скоро так и будет.
А пока экономические обстоятельства требуют не ссор и крайностей меж отцами и детьми, а чисто делового примирения с верным
расчетом (со стороны сыновей), что так или иначе, все равно, непримиримые старики уйдут своей естественной дорогой.
Пожалуй, кроме этих двух лагерей, т.-е. красных сыновей и белых отцов, есть еще третий лагерь, не менее огромный и очень интересный.

Это лагерь молчальников-нейтралитетчиков.

Эта третья армия молчальников образовалась только за эти последние два года после очевидного несокрушимого укрепления советского строя, когда у многих отнялись языки городить чепуху против своей рабоче-крестьянской власти.
Главная масса молчальников составилась из хитрых мужичков, чтв «себе на уме».
Каждый, мол, знай про себя, а пока молчи.
Молчи и поглядывай, что будет дальше.
Молчи и жди, пока другие товарищи из лагеря сознательных, выбиваясь из сил, сделают за тебя великую работу общего строительства.
Молчи и слушай, слушай и молчи. Молчи так, как будто не понимаешь, что делается кругом и для кого делается и с кем делается.
Молчи и делай вид, что все, вокруг происходящее, как будто тебя особенно не касается и не волнует и говорить, мол, тут не о чем.
Молчи и никаких,—за тебя сделают.
Ох, и вообще велика эта армия молчальников в СССР.
А только подумать: что если бы эта армия нейтралитета вдруг чистосердечно призналась в глупости, в трусости, в преступности своего дипломатического молчания и взялась за дело всеобщего блага Трудового Союза.
То-то бы нашего полку прибыло!
Ведь несомненно, что всех молчальников объединяет одно состояние—психология поджидания: «поживем, увидим».
И, конечно, настанет момент и очень близкий, когда и этот лагерь молчания заговорит.
Тем более, что с каждым днем все тверже и могущественнее крепнет советская власть.
Чего ждать еще?

Тихой походочкой молчальники обходят то одну группу, то другую,—прислушиваются, принюхиваются, приглядываются, думают про себя, в землю поглядывают, мигают, покашливают.
— Михалыч, ты почему не пошел в члены сельсовета,—спрашивает рыжего молчальника парень—тебя ведь выбирали, ну, и шел бы, а?
— Будет время—пойду,—был мрачный ответ.
— А теперь разве не время,—продолжал парень,—теперь-то только и время, а?
— Не приставай,—отрезал молчальник, уходя к другой кучке.
— Какого другого времени он ждет,—не унимался парень,— не понимаю, чорт его знает! А Михалыч—мужик толковый, ловкий, изворотливый. Зря пропадает для общества, зря. Говорят, что будто баба его задалила, сбила с толку, затормошила поповскими предсказаниями о страшном суде. Сковороды боится! Х-ха!

Вот другой молчальник медленно подошел к крыльцу кооперативной лавки, которая битком-набита потребителями.
— Видишь, Иван Андреевич,—заговорил ему навстречу Викул из деревни Шардино,—како товар хороший в кооперации и недорого, совсем недорого. Заходи, покупай.
— Успею, потом когда-нибудь,—обещал тихий — Успею, потом когда-нибудь,—обещал тихий сосед-молчальник, переходя к бабам, которые говорили о драконах.

Цитата: Василий Каменский. «По советским деревням. Ржаной народ у сельсовета». Журнал «Новый мир», №1, 1925 год

14 января 1925 года родился японский писатель Юкио Мисима.

Тщательно обдумывая события нескольких месяцев предвыборной кампании, Кадзу поняла, что победу Консервативной партии принесли не политические взгляды. Консерваторы победили, опираясь не на логику. Не на чувства. Не на личность. Ногути определенно был выдающейся личностью, силен в логике, действовал чрезвычайно искренне. Консервативная партия победила просто деньгами.

Это следовало бы назвать тяжелым уроком, но Кадзу не для того вкладывала силы в кампанию, чтобы обучаться подобному. Вера в то, что деньги могут все, не стала для нее откровением. Сама Кадзу использовала деньги с душой, с желанием помочь. Деньги врага надвинулись как крушащая все на своем пути машина. Поэтому вывод, к которому неизбежно подвели Кадзу минувшие события, заключался в следующем: сожалеть надо не из-за того, что не хватило средств, а из-за того, что и ее чувства, и логика Ногути не принесли результатов. Безумно жаль, что во время предвыборной кампании вся ее вера в человеческие слезы, смех, добрые улыбки, пот, горячее прикосновение кожи не принесла пользы.

Кадзу ощущала это почти физически: ее слезы, красивая улыбка были бессильны. Прежде в том обществе, где она росла, было принято считать кокетство сильным оружием, оно могло одержать верх над властью и деньгами, но прошедшая сквозь горнило выборов Кадзу воспринимала теперь такую точку зрения как древний миф. Грубая критическая оценка выборов сводилась к этому. Другими словами, «деньги» одержали победу над «женщиной». Это совсем не то, что явная победа женщины, отвергнувшей бедного возлюбленного и отдавшейся нелюбимому богачу.

И из этого естественным образом вытекало, что и поражение Ногути в глазах Кадзу выглядело так же. «Деньги» одержали победу над ним как «мужчиной».

Силу, столь бесстыдно доказавшую, что ни логика, ни чувства, ни привлекательная внешность – ничто ее не одолеет, Кадзу яростно ненавидела, но вскоре заметила, что чувство безвыходности неразрывно связано у нее с осознанием невозможности возрождения «Сэцугоан». До последних дней эпопеи с выборами сердце ее жило надеждой на чудо, которое сделает возможным невозможное. Теперь эта надежда умерла. Ожидание чуда сливалось с верой в политику, но политика на эту веру не ответила, и Кадзу окончательно утратила свои тайные чаяния.

Однако, если считать, что Кадзу лишь поэтому разочаровалась в политике, получалось, что она, как и Ногути, полагала, будто политику вершат логика, чувства и красота человека. Ведь именно эти три вещи оказались бесполезны. С другой стороны, в то время на Кадзу со всех сторон давила информация о безнадежности ее дела, а политика придавала ей мужества. До самого конца выборов она надеялась на чудо, способное сотворить невозможное. Но теперь эта надежда умерла. Она верила в политику наравне с верой в чудо, но политика не отозвалась на ее уверенность, и Кадзу, в свою очередь, полностью разочаровалась в мистической силе политики.

Размышляя так, Кадзу неожиданно открыла для себя новый смысл понятия «политика».

Ее усилия оказались тщетны; тем не менее, если отбросить неудачные финансовые вложения и сосредоточиться только на чуде, вполне вероятно, невозможное станет возможным и политика вновь придет ей на помощь. Тогда и надежда на чудо, и все усилия ради него, наверное, все та же политика.

А вдруг «Сэцугоан» все-таки можно возродить?

Кадзу сделала замечательное открытие: «Консервативная партия победила при помощи денег. Я из-за этого потеряла свой ресторан, поэтому Консервативная партия обязана компенсировать мне потраченные деньги».

Открытие было поистине великолепным.

Кадзу, рассчитав, когда мужа не будет дома, позвонила в Камакуру, где жил Савамура Ин. Его неоднократно избирали главой партии и премьер-министром и хорошо знали в среде консервативных сил Японии. Кадзу в прошлом как-то встречалась с гражданской женой Савамуры.

С бешено бьющимся сердцем Кадзу набирала номер. Она, сама того не зная, впервые постигала суть политики. А именно – предательство.

Цитата: Юкио Мисима "После банкета"

13 января - День российской печати
Учреждён постановлением Президиума Верховного совета РФ Федерации от 28 декабря 1991 г. и связан с исторической датой — началом издания первой российской печатной газеты «Ведомости», основанной указом Петра Первого

— Было время, — продолжал вспотевший и встревоженный Иван Никитич, — было время, сударики!
И теперь время хорошее, но для нашего брата, газетчика, то время лучше было, по той самой причине, что огня и правды в людях больше было.
Прежде что ни писака был, то и богатырь, рыцарь без страха и упрека, мученик, страдалец и правдивый человек.
А теперь? Взгляни, русская земля, на пишущих сынов твоих и устыдися! Где вы, истинные писатели, публицисты и другие ратоборцы и труженики на поприще… эк… эк… гем… гласности? Ниг-де!!!
Теперь все пишут. Кто хочет, тот и пишет. У кого душа грязнее и чернее сапога моего, у кого сердце не в утробе матери, а в кузнице фабриковалось, у кого правды столько имеется, сколько у меня домов собственных, и тот дерзает теперь ступать на путь славных, — путь, принадлежащий пророкам, правдолюбцам да среброненавистникам.
Судари вы мои дорогие! Путь этот нонче шире стал, да ходить по нем некому. Где таланты истинные? Поди ищи: ей-богу, не сыщешь!..
Всё ветхо стало да обнищало. Кто из прежних удальцов и молодцов жив остался, и тот теперь обнищал духом да зарапортовался. Прежде гнались за правдой, а нонче пошла погоня за словцом красным да за копейкой, чтоб ей пусто было! Дух странный повеял! Горе, друзья мои! И я тоже, окаянный, не устыдился седин своих и тоже стал за красным словцом гоняться! Нет, нет, да и норовлю в корреспонденцию что-нибудь этакое вковырнуть.
Благодарю господа, творца неба и земли, не корыстолюбив я и от голода не дерзаю писать. Теперь кому кушать хочется, тот и пишет, а пишет что хочет, лишь бы сбоку на правду похоже было. Хотите денежки из редакции получить? Желаете? Ну, коли хотите, то и валяйте, что в нашей Т. такого-то числа землетрясение было да баба Акулина, извините меня, mesdames, бесстыдника, намедни единым махом шестерых ребят родила… Сконфузились, красоточки! Простите великодушно невежду!
Доктор сквернословия есмь и в древности по сему предмету неоднократно в трактирах диссертации защищал да на диспутах разнородных прощелыг побеждал. Простите, родные! Ох-хо-хо… так-то, пиши что хочешь, всё с рук сойдет. Прежде не то было! Мы если и писали ложь, так по тупоумию и глупости своей, а орудием ложь не имели, потому что то, чему работали, святыней почитали и оной поклонялись!

Цитата: Антон Чехов. «Корреспондент» (1882 год)

Самые знатные вельможи, самые храбрые витязи не могли соперничать с многочисленными отпрысками семейства Киёмори, владельца усадьбы в Рокухаре. Как гнутся под порывами ветра деревья, так покорно склонялись люди; как земля впитывает струи дождя, так все вокруг смиренно повиновалось их приказам
А князь Токитада, шурин ПРАВИТЕЛЯ, так прямо и говорил: «Тот не человек, кто не из нашего рода!»
Немудрено, что все старались любым способом породниться с домом Тайра. Во всем, что ни возьми, будь то покрой одежды или обычай носить шапку, стоило только заикнуться, что так принято в Рокухаре, как все спешили сделать так же.

Но так уж повелось в нашем мире, что какой бы добродетельный государь, какой бы мудрый регент или канцлер ни стоял у кормила власти, всегда найдутся никчемные людишки, обойденные судьбой неудачники, — в укромном месте, где никто их не слышит, осуждают и бранят они власти предержащие: однако в те годы, когда процветал весь род ПРАВИТЕЛЯ, не было ни единого человека, который решился бы поносить семейство Тайра.

А все оттого, что ПРАВИТЕЛЬ собрал триста отроков и взял их к себе на службу; подрезали им волосы в кружок, сделали прическу кабуро и одели в одинаковые красные куртки.
День и ночь бродили они по улицам, выискивая в городе крамолу. И стоило хоть одному из них услышать, что кто-то дурно отзывается о доме Тайра, тотчас созывал он своих дружков, гурьбой врывались они в жилище неосторожного, всю утварь, все имущество разоряли и отбирали, а хозяина вязали и тащили в Рокухару.
Вот почему как бы плохо ни относились люди к многочисленным отпрыскам дома Тайра, как бы ни судили о них в душе, никто не осмеливался сказать о том вслух.
При одном лишь слове «кабуро!» и верховая лошадь, и запряженная волами повозка спешили свернуть в переулок.
И в Запретные дворцовые ворота входили и выходили они без спроса, никто не смел спросить у них имя: столичные чиновники отводили глаза, притворяясь, будто не видя…

Цитата: «Повесть о доме Тайра»
Илл. Сергей Иванов «Стрельцы»

Опричники давали царю особую присягу, которой обязывались не только доносить обо всем, что они услышат дурного о царе, но не иметь никакого дружеского сообщения, не есть и не пить с земскими людьми. Им даже вменялось в долг, как говорят летописцы, насиловать, предавать смерти земских людей и грабить их дома.
Современники иноземцы пишут, что символом опричников было изображение собачьей головы и метла в знак того, что они кусаются как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев.

Самые наглые выходки дозволяли они себе против земских. Так, например, подошлет опричник своего холопа или молодца к какому-нибудь земскому дворянину или посадскому: подосланный определится к земскому хозяину в слуги и подкинет ему какую-нибудь ценную вещь; опричник нагрянет в дом с приставом, схватит своего мнимо беглого раба, отыщет подкинутую вещь и заявит, что его холоп вместе с этою вещью украл у него большую сумму. Обманутый хозяин безответен, потому что у него найдено поличное. Холоп опричника, которому для вида прежний господин обещает жизнь, если он искренно сознается, показывает, что он украл у своего господина столько-то и столько и передал новому хозяину. Суд изрекает приговор в пользу опричника; обвиненного ведут на правеж на площадь и бьют по ногам палкой до тех пор, пока не заплатит долга, или же, в противном случае, выдают головою опричнику.
Таким или подобным образом многие теряли свои дома, земли и бывали обобраны до ниточки; а иные отдавали жен и детей в кабалу и сами шли в холопы.

Всякому доносу опричника на земского давали веру; чтобы угодить царю, опричник должен был отличаться свирепостью и бессердечием к земским людям; за всякий признак сострадания к их судьбе опричник был в опасности от царя потерять свое поместье, подвергнуться пожизненному заключению, а иногда и смерти.

Случалось, едет опричник по Москве и завернет в лавку; там боятся его как чумы; он подбросит что-нибудь, потом придет с приставом и подвергнет конечному разорению купца.

Случалось, заведет опричник с земским на улице разговор, вдруг схватит его и начнет обвинять, что земский ему сказал поносное слово; опричнику верят. Обидеть царского опричника было смертельным преступлением; у бедного земского отнимают все имущество и отдают обвинителю, а нередко сажают на всю жизнь в тюрьму, иногда же казнят смертью.

Если опричник везде и во всем был высшим существом, которому надобно угождать, земский был - существо низшее, лишенное царской милости, которое можно как угодно обижать.

Так стояли друг к другу служилые, приказные и торговые люди на одной стороне в Опричнине, на другой в Земщине.

Что касается до массы народа, до крестьян, то в Опричнине они страдали от произвола новопоселенных помещиков: состояние рабочего народа в Земщине было во многих отношениях еще хуже, так как при всяких опалах владельцев разорение постигало массу людей, связанных с опальными условиями жизни, и мы видим примеры, что мучитель, казнивши своих бояр, посылал разорять их вотчины.

При таком новом состоянии дел на Руси чувство законности должно было исчезнуть. И в этот-то печальный период потеряли свою живую силу начатки общинного самоуправления и народной льготы, недавно установленные правительством Сильвестра и Адашева: правда, многие формы в этом роде оставались и после; но дух, оживлявший их, испарился под тиранством царя Ивана.

Учреждение Опричнины, очевидно, было таким чудовищным орудием деморализации народа русского, с которым едва ли что-нибудь другое в его истории могло сравниться, и глядевшие на это иноземцы справедливо замечают: "Если бы сатана хотел выдумать что-нибудь для порчи человеческой, то и тот не мог бы выдумать ничего удачнее".

Цитата: Николай Костомаров. «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Царь Иоанн Васильевич Грозный»
Иллюстрация: Михаил Авилов «Опричники в Новгороде»

30 декабря - День ёлочных игрушек

Что растет на елке?
Шишки да иголки.
Разноцветные шары
Не растут на елке.
Не растут на елке
Пряники и флаги,
Не растут орехи
В золотой бумаге.
Эти флаги и шары
Выросли сегодня
Для советской детворы
В праздник новогодний.
В городах страны моей,
В селах и поселках
Столько выросло огней
На веселых елках!

Цитата: Самуил Маршак "Песня о ёлке!" 1939
Иллюстрация; Михаил Рудаков "Канун Нового года" 1956 г
———
Судьба Михаила Рудакова, автора светлых и трогательных картин, сложилась непросто. Иллюстратор книг в 1930е, в 1941 году он был офицером пехоты, получил тяжелое ранение в бою и не смог выйти из окружения, за что - уже в 1943 м году - был приговорен к пяти годам лагерей, а после окончания срока - сослан в Котлас. В 1957 году Рудаков был реабилитирован, ему вернули боевые награды, присвоили звание "Заслуженного художника РСФСР". Картину "Канун Нового года" он писал еще будучи официально "ссыльным"

Под Новый год Осака напоминает ярмарку, где можно купить все, что душе угодно. Хоть в последние шестьдесят лет слышны жалобы, — дескать, торговля здесь идет вяло, — товары не залеживаются в лавках. Взять хотя бы ступку. Казалось бы, купил ее раз — на весь век хватит, еще к потомкам перейдет, и тем не менее ступки делают и продают из года в год, изо дня в день, так что, того и гляди, весь горный гранит переведется.
Что же говорить о всяких мелочах для встречи Нового года? А ритуальные веера, которыми храмы одаривают прихожан, — ведь их выбрасывают, даже не раскрыв коробки. Пустая трата денег, но люди словно не замечают этого…

Раз уж без лангуста не украсить горку Хорай, каждый стремится его купить, пусть даже за тысячу канов. Поэтому в предновогодние дни во всех рыбных лавках лангусты идут нарасхват, и достать их так же трудно, как какую-нибудь заморскую диковину.
Ну, а в самый последний день года даже усов от них уже не сыщешь. Тогда отправляются на поиски лангустов, — как не сравнить их с алыми листьями клена! — в бедные рыбачьи хижины неподалеку от бухт и кричат на все побережье: «Куплю лангуста!»

* * *
В лавке рыботорговца Эра остается один-единственный лангуст. Торги начинаются с одного моммэ и пяти бу, но даже когда объявляются охотники купить его за четыре моммэ и восемь бу, продавец не желает уступить: нынче-де мало лангустов. Слуга не смеет потратить такую сумму без разрешения и со всех ног мчится домой. Узнав, какую цену заломил торговец, хозяин хмурится.

— Всю жизнь я старался не покупать ничего втридорога, — говорит он. — Плачу всегда наличными и закупаю все в положенный срок, когда цены самые низкие: дрова — в шестом месяце, хлопок — в восьмом, рис — до того, как начинают гнать сакэ, беленое полотно — после Праздника поминовения усопших. …
Почему к Новому году надо непременно купить лангуста? Не лучше ли дождаться, когда лангустов станет много и за них будут просить по три мона? Тогда можно купить сразу двух и наверстать упущенное. Я ничуть не обижусь, если к нам не пожалует новогодний бог счастья, которому вечно требуется что-то особенное. Да будь лангуст дешевле хоть в десять раз, все равно это неслыханная цена!

Тут хозяйка с сыном принимаются ему возражать:

— Что подумают люди? Ведь сегодня к нам в дом впервые пожалует зять с новогодними поздравлениями. Ступай, купи, сколько бы он ни стоил!

Слугу опять отправляют в рыбную лавку, но лангуста уже успел перекупить приказчик из оптовой лавки с улицы Имабаси. Торговец запросил с него пять моммэ и восемь бу.

— Лангуст нужен к празднику, так неужто я стану думать о каких-то грошах! — воскликнул приказчик, отсчитал названную сумму и сверх того еще двадцать медяков, схватил покупку и быстро ушел.

Долго еще бродит слуга, в каждую рыбную лавку заглядывает, но все без толку. Обойдя множество улиц, он лишний раз убеждается в том, как велик город Осака.

Вернувшись домой, слуга рассказывает обо всем хозяевам. Хозяйка раздосадована, а хозяин смеется:

— Ох, не стал бы я доверять этому оптовику. Видно, вскорости грозит ему разорение. Иначе разве выложил бы он такую сумму за лангуста? А тем, кто беспечно ссудил его деньгами, непременно приснится дурной сон… Ну, раз уж все вы твердите, что поставить горку Хорай без лангуста нельзя, есть у меня на сей счет одна придумка, да такая, что нашего лангуста не придется после праздника выбрасывать.

Он делает заказ ремесленнику, и тот из алого шелка и картона мастерит превосходного лангуста, и обходится это всего в два моммэ и пять бу.

— После праздника им смогут забавляться ребятишки. Вот она, смекалка-то! Вместо четырех моммэ и восьми бу наш лангуст стоит два моммэ и пять бу, да к тому же еще и потом пригодится, — гордо изрекает хозяин, и все соглашаются с разумностью его доводов.

— Не каждому дана подобная сметливость! Недаром хозяин сумел нажить такое большое состояние.

Цитата: Ихара Сайкаку. «Легче увидеть алые листья клена весной, нежели купить лангуста к Новому году»

Был в той земле человек по имени Иоанн, доброй славы, но еще лучшей жизни, и его святой Франциск отличал особой любовью, тем более, что тот, будучи в этих местах одним из самых знатных и уважаемых людей, презрел благородство плоти и посвятил себя достижению духовного благородства.

И вот блаженный Франциск позвал его к себе примерно за две недели до праздника Рождества, как и раньше нередко бывало, и сказал: «Если ты хочешь, чтобы в этом году мы праздновали Рождество Иисуса в Греччо, предвари меня и приготовь все, что я тебе говорю: я хотел бы представить рождение Младенца в Вифлееме, и как бы увидеть телесными очами Его страдания из-за отсутствия того, что необходимо новорожденному, хочу увидеть, как был Он положен в ясли и лежал на сене, а рядом стояли вол и осел».

Выслушав все это, тот человек, верный и богобоязненный друг, поспешил подготовить в указанном месте все необходимое, по замыслу, открытому ему святым.
И наступил день радости, время прославления!

По сему случаю были созваны туда многие братья из разных мест; мужчины и женщины, жившие в этой земле, все, кто только мог, с радостью в душе готовили свечи и факелы, чтобы осветить ночь, в которую взошла наиярчайшая Звезда, осветившая все дни и все времена.

Пришел, наконец, и Франциск: увидел, что все подготовлено, как он пожелал, и возрадовался.

И вот, подготовляются ясли, наполняются сеном, приводят вола и осла. В этой трогательной сцене сияет евангельская простота, прославляется бедность, утверждается смирение. Греччо обратился в новый Вифлеем.

Ночь светла как полдень, прекрасна для людей и для животных!

Собирались люди, необычной радостью приветствуя новую тайну. Лес откликается голосами, и величественные скалы вторят праздничным песням хора. Братья поют избранные хвалы Господу, и, кажется, тьма рассеяна радостью.
Святой Божий охвачен экстазом перед яслями, душа его трепещет от раскаяния и несказанного счастья. Затем пресвитер торжественно совершает Евхаристию над яслями, и Франциск вкусил неизведанное прежде утешение.

И вот, Франциск облачился в одеяния диакона, поскольку был диаконом, и громко запел святое Евангелие: голос его, сильный и сладостный, ясный и звучный, наполняет всех тоской по небу.
Затем он обратился с проповедью к народу, и сладчайшими словами говорил им о Царе, рожденном в нищете, и о городке Вифлееме. Часто, когда он хотел произнести имя Иисуса Христа, то, воспламененный небесной любовью, называл Его «Вифлеемским Младенцем», а слово «Вифлеемский» произносил, растягивая и с такой нежной любовью, что оно звучало нежно, как блеянье овечки.
И всякий раз, как Франциск произносил слова «Вифлеемский Младенец» или «Иисус», он облизывал губы, словно вкусив всю сладость этих слов.

И умножились дары, ниспосланные Всемогущим, и один из присутствовавших, муж добродетельный, сподобился чудесного видения.
Привиделось ему, что в яслях лежит неживой младенец, а Франциск, склонившись над ним, пробудил его от глубокого сна. И вполне разумным кажется нам это видение, ведь по заслугам святого, Младенец Иисус был оживлен в сердцах многих, кто забыл Его, и мысль о Нем запечатлелась глубоко в их памяти.

По завершении торжественного бдения, каждый вернулся в дом свой преисполненным несказанной радости».

Цитата: Фома Челанский «Жизнь Франциска Ассизского»

Иллюстрация: Джотто «Рождество»

В яслях Он не тревожим -
Согрет, неуязвим
И радость с сыном Божьим -
«Но только не с моим.
(Но только не с моим!)
«Душа ль его в покое?»
Мать молится в слезах
«Сын предан скорбной доли!
В каких он пал краях?»

Звезда взошла из Рая;
Волхвы спешили в путь
Сей знак благословляя
«Какая ж в этом суть?
Мое дитя во мраке,
Уже погребено
Так что же в этом знаке
Для сердца моего?»
(Для сердца моего!)

Крест воссиял в эфире;
Мать приняла Дитя
Он обнят Ей в могиле -
Спаситель бытия.
«Но мальчик мой в покое?
Ответь, ответь же мне
Сын предан смертной доли!
Но как оплакать, где?»
(Ведь не оплакать мне!)

Пуста Его могила
На Пасху ты придешь,
Мария Магдалина -
Но Тела не найдешь
(Ты Тела не найдешь!)
«Душа ль его в покое?»
Мать молится в слезах.
«Не знаю, Бог с тобою,
И с ним на Небесах»

«Звезда взошла из Рая,
Волхвы отправьтесь в путь -
Сей знак благословляя,
Чтоб сына мне вернуть.
(Чтоб сына мне вернуть!)
Душа ль его в покое?»
Вздохни спокойно, мать.
Он с Ним! А со звездою
Восходит Благодать!

Цитата. Редьярд Киплинг. «Рождество.1914-1918». (Перевод Александра Дубкова, 2020г)
Киплинг писал это стихотворение на протяжении нескольких лет, после того как получил известие, что его единственный сын Джон пропал без вести в сражении при Артуа 27 сентября 1915 года.
Иллюстрация: Анатолий Калашников, «Рождество», 1985-1988 гг

Последний день перед рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь поступила.
Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа.
Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле.

(Колядовать у нас называется петь под окнами накануне рождества песни, которые называются колядками. Тому, кто колядует, всегда кинет в мешок хозяйка, или хозяин, или кто остается дома колбасу, или хлеб, или медный грош, чем кто богат. Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за бога, и что будто оттого пошли и колядки. Кто его знает? Не нам, простым людям, об этом толковать. Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угождает сатане. Однако ж если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду. Поют часто про рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому)

Цитата: Николай Гоголь «Ночь перед Рождеством»
Иллюстрация: Екатерина Костина-Вацинская

21 декабря 1879 года – «официальный» день рождения Иосифа Сталина

Сегодня вся наша страна и все трудящееся человечество мира чествуют своего вождя, отца и друга — товарища Сталина. И это всенародное чувство к Сталину вполне понятно. При царском самодержавии, в условиях подполья, товарищ Сталин, под руководством Ленина, бок о бок с ним, создавал и воспитывал большевистскую партию в борьбе с царизмом и со всеми разновидностями агентуры буржуазии в рабочем классе. Товарищ Сталин вместе с Лениным подготавливал успех октябрьского переворота и обеспечил победу рабочего класса в октябре 1917 года. Товарищ Сталин вместе с Лениным создал и укрепил советское государство, сплотив вокруг русского пролетариата трудящихся всех национальностей. Товарищ Сталин на самых тяжелых участках фронта гражданской войны был полководцем — организатором побед над контрреволюцией. Товарищ Сталин является достойным продолжателем дела Ленина, вождем нашей партии, вождем народов Советского Союза и угнетенного человечества всего мира.

Сталин не только общепризнанный вождь, но и великий теоретик марксизма-ленинизма. Сталин отстоял и отстаивает марксистско-ленинское учение от покушений на него со стороны оппортунистов всех мастей, от бесчисленных попыток с их стороны исказить и извратить ленинизм. Сталин отстоял и отстаивает кристальную чистоту принципов нашей партии. Сталин не только сберег все научное наследие Маркса, Энгельса, Ленина,— он гениально применил его, он его обогатил, развил его в новых условиях и внес много нового в сокровищницу марксистской науки.

Товарищ Сталин в боях с заклятыми врагами рабочего класса развил и разработал ленинскую теорию о возможности построения социализма в одной стране, вооружив этой теорией нашу партию, идейно вдохновив ее на великую борьбу за победу коммунизма.

Товарищ Сталин обогатил и развил экономическую теорию марксизма своим планом индустриализации отсталой крестьянской страны силами победившего рабочего класса.

Идею Ленина о кооперации товарищ Сталин разработал в теории коллективизации сельского хозяйства и ликвидации кулачества как класса. Он разработал основу общественной жизни колхозных масс — Устав сельхозартели, эту конституцию колхозного строя, в которой гениально сочетается общественное с личным, при подчинении последнего первому.

Марксизм не знал до этого, какими путями многомиллионные мелкие крестьянские хозяйства могут и должны перейти с рельс индивидуального существования на рельсы общественного хозяйства. Теперь у мирового пролетариата имеется теоретически обоснованное и практически проверенное учение большевизма о коллективизации сельского хозяйства.

Товарищем Сталиным создано учение о построении социалистического общества, изложенное в Конституции Советского Союза.

Товарищ Сталин обогатил нашу теоретическую науку учением по организационному вопросу, учением о том, как надо собирать массы, как надо организовывать руководство ими, как надо подготавливать и переставлять кадры, как надо организационно обеспечивать проведение политической линии партии, как надо создавать действенную, централизованную, крепко с массами связанную, высоко-принципиальную коммунистическую партию.

Наконец, товарищ Сталин ликвидировал серьезный пробел в теоретической науке марксизма-ленинизма. Именно он создал учение марксизма-ленинизма о роли и значении государства в социалистическом обществе и при коммунизме, а также о роли и значении социалистической интеллигенции. До недавнего времени эта область теоретической мысли оставалась недоработанной, а в среде марксистов продолжали иметь хождение неправильные теоретические представления по этому вопросу, которые были рассеяны докладом товарища Сталина на XVIII партсъезде.

Товарищ Сталин на VI съезде партии сказал:

«Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего».

Цитата: Анастас Микоян «Сталин - это Ленин сегодня» 1939
Иллюстрация: Виктор Дени «Трубка Сталина» 1930

Веретилин усмехнулся пересохшими от жара губами.

— А здесь вы... связаны с кем-нибудь? — спросил Симбирцев. — Или так просто?

— Связан, — коротко сказал Веретилин.

Он задыхался. На секунду стало так душно, что он едва не сбросил шубу. Но удержался, облизал губы, привалившись боком к креслу, почувствовал под шубой наган; стало легче. Старик засуетился, занялся чаем, ставил на стол чашки, сахар, мед, белый хлеб, нарезанное розовое сало. Потом вышел за самоварчиком, Осокин побежал за ним. Веретилин откинулся на спинку кресла — все поплыло перед глазами. Когда Симбирцев и Осокин вернулись, Веретилин, поднявшись с кресла, стоял, чтобы не потерять сознание. Стоять было легче.

— Я тороплюсь! — сказал он глуховато. — Мне надо идти. Прошу сказать, как насчет продуктов. Могу ли я посмотреть...

Симбирцев и Осокин переглянулись, — вероятно, Симбирцев засомневался. Тогда, понимая, что ничем не рискует, Веретилин спокойно, как бы даже нехотя, произнес:

— Я в Петрограде знавал кое-кого из «Капли молока». ...

Он помедлил. Больше говорить не следовало. Осокин ударил себя кулачком в грудь, дернул Симбирцева за рукав, крикнул:

— А? Что? Я говорил вам? Наш, сразу видно, — я физиогномику, бывало, в отцовском лабазе еще изучал. Вы извините за фамильярность, но своего, истинно своего всегда видно. А господин Симбирцев еще сомневались, оробели почему-то! Нет, господа, Осокина не проведешь, Осокин сам кого хочешь проведет, потому Осокина купечество и любит. Рад, господин Веретилин, рад, нашего полку прибыло...

Симбирцев сознался, что был несколько «в сомнении», и извинился за недоверие, но ведь действительно прямо с улицы господин Осокин привел. У господина Осокина характер несколько пылкий, был в свое время даже на излечении...

— Так ведь то «недуг божественный»! — воскликнул Осокин. — Запивал, знаете ли, господин Веретилин, поднимал по всей Москве пыль столбом, куражился. Молодость, что поделаешь...

Симбирцев накинул на плечи охотничью куртку на белочках, Осокин вновь влез в свою бекешу. Внутренней потаенной лестницей спустились в первый этаж. Там из тьмы вынырнул вихрастый малый, которого Симбирцев назвал Женькой, пошел перед ними, освещая тайный склад фонарем «летучая мышь». Тут все было похоже на склад лабазника — закрома, лари и мешки, подвешенные к потолку.

— Крысы одолевают, — пожаловался Симбирцев. — Всюду, знаете ли, голодовка,. вот они, проклятые, к нам и устремились. И травим, и крысоловки ставим, никакие способы не помогают...

Женька поднял фонарь повыше, — осветил бараньи заиндевевшие туши, полоски сала, мороженых гусей, подвешенных к самому потолку. Тут же на ларе стояли и весы с разновесом, лежал нож, широкий, как у мясника, и топор с блестящим лезвием.

— Поддерживаемся кое-как! — крякая от мороза, самодовольно сказал Симбирцев. — Конечно, не прежние времена, когда мороженого мяса в рот не брали или, допустим, бифштекс к ужину считался тяжелой едой. Куропатку, бывало, у Палкина закажешь да бутылочку вдовы Клико. Да и цены не прежние, очень все дорого, но если люди нужные, серьезные, поддерживаем. Вам на этот счет господин Фишер ничего не говорил?

— Ничего! — садясь на нож и на топор, что лежали на рундуке возле весов, ответил Веретилин и стал медленно расстегивать шубу, путаясь пальцами в незнакомых, непривычных, очень плотных и жестких петлях.

На мгновение он увидел тревогу в холодных глазках Симбирцева, и тотчас же завизжал Осокин.

— Не кричать! — ровным голосом сказал Веретилин. — Руки вверх. Я комиссар ВЧК.

Цитата: Юрий Герман "Рассказы о Дзержинском. Шуба"
Иллюстрация: Анатолий Калинников. "Чекисты"

19 декабря - Международный день помощи бедным

Жизнь стала суровой для Мариуса.
Проедать платье и часы еще ничего не значило; ему пришлось, кроме того, терпеть и холод и голод.
Как ужасны эти дни без хлеба, ночи без огня, вечера без свечи, очаг без огня, недели без работы, будущее без надежд, протертый на локтях сюртук, старая шляпа, возбуждающая смех у молодых девушек, просроченная плата за комнату, которую вследствие этого находишь по возвращении запертой, наглость портье и кухмистера, усмешки соседей, унижения, оскорбленное самолюбие, отвращение, горечь, упадок духа! Мариус научился проглатывать все это, узнал, что иногда только это одно и приходится глотать.
В ту пору жизни, когда человеку в особенности нужна гордость, потому что ему нужна любовь, Мариус чувствовал себя осмеянным, потому что был плохо одет, и презираемым, потому что был беден.
В годы, когда молодость переполняет сердце царственной гордостью, он не раз опускал глаза на свои дырявые сапоги и узнал ложный стыд и мучительную краску бедности.
Чудное и ужасное испытание, из которого слабые выходят бесчестными, сильные — великими. Это горнило, в которое судьба бросает человека, когда хочет сделать из него негодяя или полубога.

Много великих подвигов совершается в этих мелких битвах. Есть люди, обладающие мужеством и настойчивостью, люди неизвестные, которые делают шаг за шагом, защищаясь во мраке от рокового наплыва нужды и низости. Благородные, скрытые от всех победы, которых не видит ни один взгляд, не вознаграждает никакая слава, не приветствуют никакие трубные звуки.

Жизнь, несчастье, одиночество, заброшенность, бедность — вот поле битвы, на котором бьются эти герои — герои безвестные, но иногда более великие, чем прославленные знаменитости.

Цитата: Виктор Гюго "Отверженные"
Иллюстрация: Николай Ярошенко "Студент"

Вряд ли надо доказывать, что эффективный рынок требует развитого частного сектора и не сможет нормально работать в условиях огосударствленной экономики. Государственные предприятия слабо реагируют на рыночные стимулы, их финансовая ответственность низка.
При формально свободных ценах они будут воспроизводить стереотипы дефицитного распределения.

А вот ослабив государственный монополизм, приватизация введет в жизнь элементы конкуренции, без которой настоящих рыночных механизмов тоже не бывает.

Но развитие института частной собственности, гарантии ее неприкосновенности не вырабатываются за считанные недели. Их нельзя получить по властному декрету. Как только вопрос приватизации из теоретических рассуждений переходит в практическую плоскость, неминуемо возникает конфликт интересов.

Коллектив завода убежден, что по праву он – бесспорный его собственник: люди работали здесь годами, отдавали силы, здоровье, и что же – все дяде? Да и старый лозунг привычен: заводы – рабочим!

Директор предприятия – тоже не чужой человек. Он им руководит, всю душу вкладывает. А за последние перестроечные годы уже привык фактически как частный собственник распоряжаться этим имуществом. Директор уверен – его права должны быть гарантированны.

Местная администрация представляет население территории, на которой расположено предприятие: уж мы-то у себя лучше знаем, кому, что и как отдавать…

Руководители концернов, корпораций считают, что только им под силу умно распорядиться заводами бывших своих отраслевых министерств.

И наконец – служащие, учителя, военные, студенты, пенсионеры, все те, кому так долго объясняли, что "государство – это мы" и что им, как гражданам страны, принадлежат все ее богатства…

И ведь все по-своему правы. Так как же найти справедливое решение, которое было бы экономически эффективным и в то же время всех удовлетворяло? Подобное уже бывало. Перед реформой 1861 года дворяне, вспоминая о своих заслугах перед державой, искренне считали, что естественное, традиционное право на землю принадлежит им, а крестьяне полагали землю исконно своею. И когда царский манифест был подписан, почти не оказалось довольных. Помните, у Некрасова?

"Порвалась цепь великая! Порвалась, – расскочилася. Одним концом по барину, Другим по мужику!…"

Вот и после социализма: как ни дели государственную собственность – всех не удовлетворишь.

Именно поэтому здесь так важны не столько экономически оптимальные решения – их нет, сколько социально приемлемые и устойчивые.

Цитата: Егор Гайдар «Дни поражений и побед»

– Ты вот, Гаврилыч, конечно, думаешь, что русский народ беден, что в магазинах пусто, что дороги в ухабах, что земля бескрайняя, а на всем пространстве от Ленинграда до Пскова нету места культурно по… путешествующему человеку.
Но есть у нас одно бесценное сокровище, одно богатство, которого вы, иностранцы, не понимаете и не цените, а мы – ни на какие другие блага не променяем. Сокровище это – НЕВИНОВАТОСТЬ. Народ наш может прожить без хлеба и молока, без одежды и крыши над головой, без дров в печке и табаку в цигарке, но только не без этого главного сокровища. Ибо народ у нас очень совестливый и в виноватости жить не может.

– …Это и по всей нашей истории видно. При царе жили так и сяк, то густо, то пусто, но невиноватость у народа всегда была. Ежели случалось что плохое, министры и жандармы обвиняли смутьянов, смутьяны обвиняли министров и жандармов, а матерый человечище Лев Толстой еще и попам задавал перцу. Но на народ никто не смел замахнуться.

А потом понемногу стали распускать писак и крикунов, стали раздаваться попреки народу. И то у вас не так, и это вы неправильно делаете, и соху не тем концом в землю втыкаете, и корову не за ту титьку дергаете, и кобылу не с тем жеребцом знакомите. Смутился тогда народ, впал в тоску и сомнение. И дотосковался аж до революции. А как раскололось все, покатилось, рассыпалась царская власть, за кем народ пошел?

Опять же за теми, кто вернул ему невиноватость. Кто сказал, что грабил ты, золотой человек, у тебя же награбленное, и поджигал не дома с детками и стариками, а гнезда врагов рода человеческого, и топорами рубил злодеев эксплуататоров за дело, чтобы не пили рабоче-крестьянскую кровь.

– …А за что, ты думаешь, народ так полюбил самого невиноватого вождя всех времен и народов, почему так плакал на его похоронах? Он ведь поначалу и силы большой не имел, и по-русски говорить как следует не мог. Но никогда не оставлял народ в его главной нужде, всегда находил ему врагов-супостатов, виновных во всех наших бедах. Сначала это были классово-чуждые недобитки, потом кулаки и подкулачники, потом басмачи и наймиты капитала, потом шпионы и вредители, потом безродные космополиты. Но все же не уберегли мы его, дали добраться до него убийцам в белых халатах…

– …Сейчас тут у нас опять писаки пораспустились, дана им потачка все критиковать и пересматривать. Но и они – почитай-ка – не посмеют народ задеть. Только дурных правителей, только секретарей-перегибщиков и председателей-волюнтаристов. Пишут про разорение хозяйства, про миллионы невинных жертв. Миллионы – это, конечно, перегиб, можно было бы и поменьше.
Но упускают опять же главный смягчающий момент: что в расход пускали почти всегда невиноватых. Так что всякий человек, даже идя в подвал на ликвидацию, мог сохранить до последнего момента свое главное счастье – сознавать свою невиноватость. Сам посуди: нельзя же было совсем не казнить – народ перестал бы власть уважать. А виноватых казнить – вот это уж была бы последняя жестокость, прямо изуверство какое-то. Так что и тут…

Цитата: Игорь Ефимов «Седьмая жена» (1990)
Иллюстрация: Андрей Суровцев «Когда на дорогах гололёд» (1977)

15 декабря - День чая

— Я вам прочту-с, сказал Гейним, а вы вникайте и указывайте в случае, ежели ошибку найдете, Захар Семеныч...

— «Сезон 1885—86 г. Поставщик китайских чаев во все города Европейской и Азиатской России и за границу, З. С. Ершаков. Фирма существует с 1804 года».

Всё это вступление, понимаете, будет в орнаментах, между гербами…

Теперь дальше: «Два слова к нашим покупателям. Милостивые государи! Ни политические события последнего времени, ни холодный индифферентизм, всё более и более проникающий во все слои нашего общества, ни обмеление Волги, — ничто не смущает нас. Долголетнее существование нашей фирмы и симпатии, которыми мы успели заручиться, дают нам возможность прочно держаться почвы и не изменять раз навсегда заведенной системе как в сношениях наших с владельцами чайных плантаций, так равно и в добросовестном исполнении заказов.

Наш девиз достаточно известен. Выражается он в немногих, но многозначительных словах: добросовестность, дешевизна и скорость!!»

— Очень хорошо! — перебил Ершаков, — Даже не ожидал, что так сочините. Ловко!
Только вот что... нужно тут как-нибудь тень навести, затуманить, как-нибудь этак, знаешь, фокус устроить...

Публикуем мы тут, что фирма только что получила партию свежих первосборных весенних чаев сезона 1885 года... Так? А нужно кроме того показать, что эти только что полученные чаи лежат у нас в складе уже три года, но, тем не менее, будто из Китая мы их получили только на прошлой неделе.

— Понимаю-с... Публика и не заметит противоречия. В начале объявления мы напишем, что чаи только что получены, а в конце мы так скажем: «Имея большой запас чаев с оплатой прежней пошлины, мы без ущерба собственным интересам можем продавать их по прейскуранту прошлых лет... и т. д.»

Ну-с, на другой странице будет прейскурант. Тут опять пойдут гербы и орнаменты...
Под ними крупным шрифтом: «Прейскурант отборным ароматическим, фучанским, кяхтинским и байховым чаям первого весеннего сбора, полученным из вновь приобретенных плантаций»...

Дальше-с: «Обращаем внимание истинных любителей на лянсинные чаи, из коих самою большою и заслуженною любовью пользуется „Китайская эмблема, или Зависть конкурентов“ 3 р. 50 к.»

За ценами пойдет о развеске и пересылке чая.
Тут же о скидке и насчет премий: «Большинство наших конкурентов, желая завлечь к себе покупателей, закидывает удочку в виде премий. Мы с своей стороны протестуем против этого возмутительного приема и предлагаем нашим покупателям не в виде премии, а бесплатно все приманки, какими угощают конкуренты своих жертв.
Всякий купивший у нас не менее чем на 50 р., выбирает и получает бесплатно одну из пяти вещей:
чайник из британского металла,
сто визитных карточек,
план города Москвы,
чайницу в виде нагой китаянки и книгу „Жених удивлен, или Невеста под корытом“»

Гейним переписал бумагу и отдал Ершакову…

— Деньги за работу сейчас прикажете получить или после? — спросил Гейним нерешительно.

— Когда хотите, хоть сейчас... ответил Ершаков. — Ступай в магазин и бери чего хочешь на пять с полтиной.

— Мне бы деньгами, Захар Семеныч.
— У меня нет моды деньгами платить. Всем плачу чаем да сахаром: и вам, и певчим, и дворникам. Меньше пьянства.

— Разве, Захар Семеныч, мою работу можно равнять с дворниками да с певчими? У меня умственный труд.

— Какой труд! Сел, написал и всё тут. Писанья не съешь, не выпьешь... плевое дело! И рубля не стоит.

— Гм... Как вы насчет писанья рассуждаете... — обиделся Гейним. — Не съешь, не выпьешь. Того не понимаете, что я, может, когда сочинял эту рекламу, душой страдал. Пишешь и чувствуешь, что всю Россию в обман вводишь. Дайте денег, Захар Семеныч!

— Надоел, брат. Нехорошо так приставать.
— Ну, ладно. Так я сахаром возьму. Ваши же молодцы у меня его назад возьмут по восьми копеек за фунт. Потеряю на этом копеек сорок, ну, да что делать!

Гейним остановился в дверях, вздохнул и сказал мрачно:
— Россию обманываю! Всю Россию! Отечество обманываю из-за куска хлеба! Эх!

Цитата: Антон Чехов «Писатель» 1885
Иллюстрация: плакат «Главчая» 1952

Осознание рабочим классом и интеллигенцией общности их интересов – примечательное явление современности. Можно сказать, что наиболее прогрессивная, интернациональная и самоотверженная часть интеллигенции по существу является частью рабочего класса, а передовая, образованная и интернациональная, наиболее далекая от мещанства часть рабочего класса является одновременно частью интеллигенции

Такое положение интеллигенции в обществе делает бессмысленными громогласные требования к интеллигенции подчинить свои стремления воле и интересам рабочего класса (в СССР, Польше и других социалистических странах).
На самом деле в таких призывах подразумевается подчинение воле партии или, еще конкретней, ее центральному аппарату, его чиновникам. Но где гарантия, что эти чиновники всегда выражают истинные интересы рабочего класса в целом, истинные интересы прогресса, а не свои кастовые интересы?

Цитата: Андрей Сахаров «Размышления о прогрессе»

10 декабря 1948 года Генеральная Ассамблея ООН провозгласила Всеобщую декларацию прав человека

Принимая во внимание, что признание достоинства, присущего всем членам человеческой семьи, и равных и неотъемлемых прав их является основой свободы, справедливости и всеобщего мира; и

принимая во внимание, что пренебрежение и презрение к правам человека привели к варварским актам, которые возмущают совесть человечества, и что создание такого мира, в котором люди будут иметь свободу слова и убеждений и будут свободны от страха и нужды, провозглашено как высокое стремление людей; и

принимая во внимание, что необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения; и

принимая во внимание, что необходимо содействовать развитию дружественных отношений между народами; и

принимая во внимание, что народы Объединенных Наций подтвердили в Уставе свою веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности и в равноправие мужчин и женщин и решили содействовать социальному прогрессу и улучшению условий жизни при большей свободе; и

принимая во внимание, что государства-члены обязались содействовать, в сотрудничестве с Организацией Объединенных Наций, всеобщему уважению и соблюдению прав человека и основных свобод; и

принимая во внимание, что всеобщее понимание характера этих прав и свобод имеет огромное значение для полного выполнения этого обязательства;

Генеральная Ассамблея

провозглашает настоящую всеобщую Декларацию прав человека в качестве задачи, к выполнению которой должны стремиться все народы и все государства с тем, чтобы каждый человек и каждый орган общества, постоянно имея в виду настоящую Декларацию, стремились путем просвещения и образования содействовать уважению этих прав и свобод и обеспечению, путем национальных и международных прогрессивных мероприятий, всеобщего и эффективного признания и осуществления их как среди народов государств-членов Организации, так и среди народов территорий, находящихся под их юрисдикцией.

Статья 1
Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства.

Статья 2
Каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, провозглашенными настоящей Декларацией, без какого бы то ни было различия, как-то в отношении расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения.

Кроме того, не должно проводиться никакого различия на основе политического, правового или международного статуса страны или территории, к которой человек принадлежит, независимо от того, является ли эта территория независимой, подопечной, несамоуправляющейся, или как-либо иначе ограниченной в своем суверенитете.

Статья 3
Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность.

Статья 4
Никто не должен содержаться в рабстве или в подневольном состоянии; рабство и работорговля запрещаются во всех их видах.

Статья 5
Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию.

Статья 6
Каждый человек, где бы он ни находился, имеет право на признание его правосубъектности.

Статья 7
Все люди равны перед законом и имеют право, без всякого различия, на равную защиту закона. Все люди имеют право на равную защиту от какой бы то ни было дискриминации, нарушающей настоящую Декларацию, и от какого бы то ни было подстрекательства к такой дискриминации...

Иллюстрация: Норман Роквелл «Свобода слова»

10 декабря во многих странах мира отмечается Международный день прав животных, который был учрежден в 1998 году – в 50-ю годовщину подписания Декларации прав человека.

Когда Святой Франциск жил в городе Агуббио, огромный волк обитал в его окрестностях, столь ужасный и столь свирепый, что он пожирал не только других животных, но преследовал даже людей…
…
Жалея жителей Агуббио, Святой Франциск решил пойти и встретиться с волком, хотя все страстно уговаривали его не делать этого. … Святой Франциск продолжил свой путь один, направляясь к тому месту, где обитал волк, а множество людей следовало на расстоянии и наблюдало сие чудо.

Волк, видя это множество людей, побежал на Святого Франциска, широко раскрыв пасть.
Когда он приблизился, Святой, сотворив крестное знамение, воскликнул: "Подойди сюда, Брат волк. Я повелеваю тебе именем Христа никому более не вредить".

Удивительно, но едва Святой Франциск сотворил крестное знамение, ужасный волк, закрыв пасть, остановился, подошел к Святому Франциску и лег у его ног, подобно кроткому ягненку.
И Святой так говорил ему: "Брат волк, ты делаешь много зла в этой стране, уничтожая и губя творения Божьи без Его дозволения, и ты не только умерщвлял и пожирал животных, но имел дерзость убивать людей, созданных по подобию Божьему, за это ты достоин виселицы, как разбойник и злейший душегубец, и весь народ ропщет против тебя, собаки преследуют тебя, и все жители враждуют с тобой. Но я хочу, брат волк, устроить мир между тобою и ними, чтобы ты не обижал их больше, а они бы простили тебе всякую прежнюю обиду, и чтобы ни люди, ни собаки не преследовали тебя".

Слушая эти слова, волк склонил голову и движениями тела, хвоста и глаз выражал согласие с тем, что говорил Святой Франциск. И Святой Франциск продолжал: "Так как ты согласен заключить этот мир, то я тебе обещаю, что люди этой страны станут питать тебя каждый день, пока будешь ты жить меж ними, так, что ты никогда не будешь страдать от голода, ибо я знаю, что ты с голода делал все это зло. Но если я добьюсь всего этого для тебя, ты должен обещать, со своей стороны, никогда больше не нападать ни на животных, ни на людей. Обещаешь ли ты это?"

Тогда волк склонил голову в знак того, что он согласен. Святой Франциск заговорил вновь: "Брат волк, можешь ли ты дать мне залог твоей искренности, чтобы я поверил твоему обещанию?"

И протянув руку, он получил клятву волка, который поднял лапу и дружески вложил ее в руку Святого Франциска, давая единственный залог, какой было в его силах дать. Тогда Святой Франциск вновь обратился к нему: "Брат волк, повелеваю тебе именем Христа немедленно следовать за мной без колебаний и сомнений, дабы мы могли вместе подтвердить этот мир, который мы заключили во имя Божье".

Все люди собрались, и Святой проповедовал им, говоря, помимо прочего, что за наши грехи Бог попускает столь великие бедствия, и напоминая, насколько больше и опаснее вечное пламя ада, что оно страшнее ярости волка, который может убить лишь тело. И как нам следует страшиться пасти ада, если пасть такого малого животного, как волк, может заставить весь город дрожать от страха.

Закончив проповедь, Святой Франциск добавил: "Слушайте, братья мои: волк здесь перед вами обещал и поручился соблюдать мир со всеми вами и не обижать вас больше, и вы должны пообещать кормить его каждый день. Если вы согласны, я обещаю от его имени, что он будет честно соблюдать договор".

Тогда все люди в один голос пообещали кормить волка до конца его дней. И Святой Франциск, обращаясь к волку, вновь сказал: "И ты, брат волк, соблюдешь ли ты свое обещание хранить договор и никогда больше не обижать людей, животных и прочих тварей?"
…

И волк поднял лапу и вложил ее в руку Святого Франциска. Это событие весьма обрадовало людей и умножило почитание Святого Франциска - и по причине того, что было явлено новое чудо, и потому, что был заключен мир с волком.

Цитата: «О благочестивом чуде Святого Франциска, укротившего лютого волка в Агуббио»

Прежде всего, нужно заметить, что, наверное, не много найдется архитектурных страниц прекраснее тех, которые представлены фасадом собора Парижской Богоматери, где последовательно и в совокупности являются глазу три стрельчатых входа, точно вышитая кружевная линия из двадцати восьми королевских ниш, громадное круглое центральное окно в форме розетки, с двумя меньшими круглыми боковыми окнами по обе стороны, подобно тому, как по обе стороны священника всегда бывают дьякон и иподьякон, высокая прозрачная галерея трехлиственных аркад, подымающая на своих тонких колоннах тяжелую площадку, и наконец две массивные черные башни с шиферными навесами. Все эти гармоничные части великолепного целого, нагроможденные друг на друга пятью гигантскими ярусами, с бесчисленными статуями, скульптурными и резными деталями, властно собранными в одно спокойное, величавое целое, в стройной гармонии развертываются перед вами. Это, так сказать, исполинская каменная симфония; колоссальный труд одного человека и одного народа, целый и полный, как «Илиада» и «Романсеро», которым он родствен. Это чудесное произведение всех соединенных сил одной эпохи, в каждом камне которого вы видите многообразное проявление фантазии мастера, сдерживаемой в известных границах гением художника; словом, создание человеческого творчества, могучего и плодотворного, как творчество природы, у которой оно заимствовало двойственность характера: разнообразие и устойчивость.

То, что сказано о фасаде, нужно применить и ко всему собору, а все сказанное о парижском кафедральном соборе относится вместе с тем и ко всем христианским церквам Средних веков. В этом искусстве все вытекает из самого себя, является строго последовательным и соразмерным. Достаточно смерить один палец ноги гиганта, чтобы определить размеры всего его тела.

Но вернемся к фасаду собора Богоматери, каким он представляется нам в настоящее время, когда мы благоговейно любуемся этим могучим и величественным зданием, которое, по словам хроникеров, «наводит на зрителя невольный трепет» — quae mole sua terrorem incutit spectantibus.

В настоящее время в этом фасаде недостает трех важных частей: одиннадцати ступеней, когда-то поднимавшихся над землею; статуй, украшавших ниши трех главных порталов, и находившихся в наружной галерее первого яруса двадцати восьми изображений самых древних французских королей, начиная с Хильдеберта и кончая Филиппом Августом, державшим в руке императорскую державу. Ступени уничтожило время, непреодолимою силою поднимавшее уровень почвы города. Но время, допуская постепенное поглощение постоянно поднимавшимся приливом парижских мостовых всех этих одиннадцати ступеней, способствовавших величественной высоте здания, дало, пожалуй, собору больше, чем отняло: оно придало ему ту темную, сотканную веками окраску, которая превращает эпоху старости памятников в эпоху расцвета их наивысшей красоты.

Цитата: Виктор Гюго «Собор Парижской Богоматери»

Аэропорт — любой аэропорт — это сложный механизм, и управлять им нелегко. Нет такого человека, который отвечал бы за всё, но и самостоятельно функционирующих участков тоже нет: всё переплетено и взаимосвязано. Как управляющий аэропортом, Мел обладал наибольшей полнотой власти, и тем не менее были такие секторы, в работу которых он старался не вмешиваться. Одним из них являлся командно-диспетчерский пункт, другим — представительства авиакомпаний. Мел мог вмешиваться и вмешивался в вопросы, связанные с деятельностью аэропорта в целом или с обслуживанием пассажиров. Он мог, например, приказать авиакомпании снять с двери табличку, которая, по его мнению, сбивала с толку пассажиров или не соответствовала принятым на аэровокзале стандартам. Но то, что происходило за дверью, на которой красовалась эта табличка, естественно, находилось в ведении самой авиакомпании.

Таким образом, управляющему аэропортом надлежало быть не только хорошим администратором, но и тактиком
[…]
Лишь немногие из восьмидесяти тысяч пассажиров, ежедневно проходящих через центральный зал, поднимают глаза вверх — туда, где помещается администрация, а сегодня таких было ещё меньше, поэтому почти никто не замечал Мела, стоявшего там и смотревшего вниз. Для большинства пассажиров аэропорт — это авиарейсы и самолёты. Многие, наверно, понятия не имеют о том, что в аэропорту вообще есть служебные кабинеты или какая-либо администрация, в то время как это сложный, хоть и невидимый механизм, состоящий из сотен людей, — механизм, который должен работать для того, чтобы аэропорт мог функционировать

Цитата: Артур Хейли "Аэропорт"

7 декабря - Международный День Гражданской Авиации

Мощные колеса давят на тормозные колодки. Под ветром, поднимаемым винтом, трава на двадцать метров за самолетом стелется и струится, как вода за кормой. Бернис одним движением кисти дает волю буре или усмиряет ее.

Теперь гул нарастает повторными волнами и становится той насыщенной, почти твердой средой, в которой оказывается замкнутым тело самолета. И когда пилот чувствует, что этот гул, переполняя его, позволяет овладеть стихией, которая до сих пор ему не подчинялась, он говорит себе: есть! Потом он смотрит на черный, задранный в небо, как гаубица, капот. За винтом брезжит рассвет.

И тогда, медленно выруливая против ветра, летчик дает полный газ. Самолет, подстегнутый винтом, срывается с места. Первые скачки по упругому воздуху сглаживаются, и тогда кажется, что земля растягивается и блестит под колесами, как приводной ремень. Воздух, сначала не осязаемый, потом текучий, теперь становится твердым, и, опираясь на него, пилот взмывает вверх.

Деревья, окаймляющие аэродром, расступаются, открывая горизонт, и исчезают. С высоты двухсот метров еще видишь детские игрушки – стоящие торчком деревца, раскрашенные домики и леса, похожие на густой мех: обитаемая земля…

Бернис ищет наиболее удобный наклон спины, точное положение локтя, он спокойно располагается в кабине. Позади него – низкие тучи над Тулузой, словно темные своды вокзала. Теперь он уже все меньше и меньше сопротивляется рвущемуся вверх самолету, он понемногу высвобождает силу, которую сдерживал в кулаке. Каждым движением кисти он выпускает волну, и она, как прилив, приподнимает и подхватывает его самого.

Через пять часов – Аликанте, а вечером – Африка. Бернис задумался. Он спокоен: «Все в порядке». Вчера с вечерним экспрессом он оставил Париж: какой странный отпуск. От него осталась лишь смутная память о каком-то непонятном смятении. Тревога придет потом, сейчас он отбрасывает назад это прошлое, как будто оно продолжает жить где-то вне его. Сейчас ему кажется, что он заново рождается с новым светающим днем, что он – ранняя птица – помогает созданию этого нового дня. Он думает: «Сейчас я только рабочий. И я налаживаю почтовую связь с Африкой». А для рабочего, начинающего строить мир, этот мир каждый день рождается заново.

«Все в порядке…» Последний вечер в парижской квартире. Сложенные кипами газеты и стопки книг. Сожженные письма, связки разобранных писем, сдвинутая мебель. Каждая вещь оторвана, извлечена из жизни и выброшена в пространство. И это смятение сердца, не имеющее уже никакого смысла.

Он приготовился к завтрашнему дню, словно к дальнему плаванию. Он, как в Новый Свет, отчаливал в следующий день. Столько незавершенных дел еще привязывало его к самому себе. И вот внезапно он оказался свободен. Бернису даже страшно сознавать себя таким безоружным, таким обреченным.

Под ним уплывает Каркассон – пристанище на случай вынужденной посадки.

До чего хорошо прибран мир, когда глядишь на него с высоты трех тысяч метров. Все уложено по местам, как в ящике с игрушками. Дома, каналы, дороги – игрушки взрослых людей. Благополучный, разграфленный на квадратики мир: каждое поле окаймлено забором, каждый парк окружен стеной. Вон Каркассон, где каждая лавочница живет жизнью своей прабабки. Нетребовательное, ограниченное счастье. Человеческие игрушки, в порядке расставленные в витрине.

Цитата: Антуан де Сент-Экзюпери, «Южный почтовый».
Иллюстрация: оборотная сторона купюры в 50 франков, посвящённой Сент-Экзюпери, с его собственным рисунком к «Маленькому принцу»

— Осмотритесь, все осмотритесь, хорошенько! — так говорил он. — Исправьте возы и мазницы, испробуйте оружье. Не забирайте много с собой одежды: по сорочке и по двое шаровар на козака да по горшку саламаты и толченого проса — больше чтоб и не было ни у кого! Про запас будет в возах все, что нужно. По паре коней чтоб было у каждого козака. Да пар двести взять волов, потому что на переправах и топких местах нужны будут волы. Да порядку держитесь, панове, больше всего. Я знаю, есть между вас такие, что чуть бог пошлет какую корысть, — пошли тот же час драть китайку и дорогие оксамиты себе на онучи. Бросьте такую чертову повадку, прочь кидайте всякие юбки, берите одно только оружье, коли попадется доброе, да червонцы или серебро, потому что они емкого свойства и пригодятся во всяком случае. Да вот вам, панове, вперед говорю: если кто в походе напьется, то никакого нет на него суда. Как собаку, за шеяку повелю его присмыкнуть до обозу, кто бы он ни был, хоть бы наидоблестнейший козак изо всего войска. Как собака, будет он застрелен на месте и кинут безо всякого погребенья на поклев птицам, потому что пьяница в походе недостоин христианского погребенья. Молодые, слушайте во всем старых! Если цапнет пуля или царапнет саблей по голове или по чему-нибудь иному, не давайте большого уваженья такому делу. Размешайте заряд пороху в чарке сивухи, духом выпейте, и все пройдет — не будет и лихорадки; а на рану, если она не слишком велика, приложите просто земли, замесивши ее прежде слюною на ладони, то и присохнет рана. Нуте же, за дело, за дело, хлопцы, да не торопясь, хорошенько принимайтесь за дело!
Так говорил кошевой, и, как только окончил он речь свою, все козаки принялись тот же час за дело

Цитата: Николай Гоголь «Тарас Бульба»
Иллюстрация: Илья Репин. «Запорожцы»

4 декабря - Международный день банков

В конце марта королеве Изабелле пришлось еще раз обратиться к старому Толомеи.
Он прибыл к королеве в сопровождении старшего Боккаччо, который захватил с собой счета компании Барди. Королева и Мортимер с большой учтивостью изложили ему свою просьбу.
Не менее учтиво и подчеркивая глубокое свое сожаление, мессир Спинелло Толомеи отказал.

Для этого у него имелись веские аргументы; открыв толстую черную книгу, он показал счета. Мессир Элспей, лорд Кромвель, королева Изабелла на одной странице – Толомеи низко склонил голову, – граф Кентский и графиня – новый поклон, – лорд Мальтраверс, лорд Мортимер… И затем на четырех страницах подряд долг самого короля Эдуарда…

Роджер Мортимер запротестовал: счета короля Эдуарда их не касаются.

– Но, милорд, – возразил Толомеи, – для нас это все одно и то же – долги Англии! Я огорчен тем, что вынужден отказать вам, в высшей степени огорчен, что не в силах оправдать надежд такой прелестной дамы, как мадам королева, но ждать от меня того, чего у меня уже нет и чем располагаете теперь вы, было бы непомерным требованием.

Ибо со тояние, которое считается нашим, роздано, как вы видите, взаймы! Все мое имущество, милорд, – это ваши долги. Вы видите, мадам, – продолжал он, повернувшись к королеве, – что такое мы, бедные ломбардцы, живущие под вечной угрозой и обязанные каждому новому королю приносить в дар изрядную сумму денег по случаю его восшествия на престол… Сколько раз, увы, в течение последних двенадцати лет нам пришлось раскошеливаться по поводу столь радостного события!..
И это нам, которых при каждом короле лишают прав, дарованных всем горожанам, ради того чтобы вынудить нас вновь купить их за изрядную сумму, бывает даже по два раза, если царствование долгое. А между тем, как вы видите, мы многое делаем для королевств! Англия обошлась нашим компаниям в сто семьдесят тысяч ливров – такова цена ее коронований, войн и внутренних раздоров, мадам! Я уже стар, мадам… Я бы уже давно отошел от дел, чтобы отдохнуть, если бы не приходилось постоянно гоняться за должниками и собирать с них долги, лишь бы удовлетворить требования других.
Нас называют скупцами, скупердяями, когда мы требуем свои же деньги, но все забывают о том риске, на который мы идем, давая взаймы и тем самым позволяя земным владыкам вести свои дела! Священнослужители пекутся о маленьких людях, раздают милостыню нищим, строят больницы для неимущих; нам же приходится печься о нуждах великих мира сего.

Преклонные годы Толомеи позволяли ему говорить подобным образом, а голос звучал столь кротко, что на слова его трудно было обидеться!
Продолжая говорить, он украдкой поглядывал прищуренным глазом на колье, сверкавшее на груди королевы и записанное в его книгах в счет кредита, данного Мортимеру.

– Как началась наша торговля? Каким образом нам удается существовать? Об этом никто и не вспоминает, – продолжал он. – Наши итальянские банки возникли во время Крестовых походов в силу того, что сеньоры и путешественники не желали брать с собой золото, отправляясь в путь, ибо на дорогах шалили разбойники; не хотели они иметь при себе золото и на привалах, когда разбивали лагерь, где собирались не одни честные люди.
К тому же иногда приходилось платить выкупы.
И вот сеньоры, и в первую очередь английские, обращались к нам с просьбой, чтобы мы, рискуя всем, снабжали их золотом под залог их ленных владений.
Но когда мы явились в эти владения с нашими долговыми обязательствами, полагая, что печати знатных баронов достаточно надежное обеспечение, нам ничего не заплатили.
Тогда мы обратились к королям, которые в обмен на гарантии долговых обязательств их вассалов потребовали, чтобы мы им тоже давали взаймы; вот таким-то образом наши деньги погребены в королевской казне.
Нет, мадам, к великому моему сожалению и досаде, на сей раз я не могу…

Цитата: Морис Дрюон «Французская волчица»
Иллюстрация: Макс Гайссер «Банкир»

30 ноября 1939 года - начало Talvisota - Зимней войны

— Перед финской кампанией, — снова заговорил седой лейтенант, — я очень внимательно слушал лекции и беседы о войне, о поведении людей на фронте. А вскоре сам оказался в боевой обстановке.
Стал летать на задания — один раз, другой. Вел воздушные бои, штурмовал укрепления.
Пока сопутствовал успех, все мне казалось понятным и ясным.

Но вот однажды стряслась беда. Самолет подбили зенитчики, и я стал отставать от строя. Теперь можно было советоваться только с самим собой.
Я не запомнил ни одного ориентира на маршруте. Тяну домой и не знаю, где нахожусь: над своей или чужой территорией. А самолет еле-еле тянет, вот-вот плюхнется.

Заметив ровное белое поле, повел машину на посадку. Приземлился удачно. Вылез на крыло и озираюсь вокруг.
Вскоре послышалась стрельба, а затем невдалеке показалась группа людей в белых маскхалатах. Они бежали на лыжах ко мне.

Я решил, что это финны. И сразу вспомнил, как нас учили поступать в таких случаях: в плен не сдаваться, обязательно поджечь самолет.
Лыжники в белых халатах были уже рядом, и я успел только выхватить пистолет.

Приложил его к виску и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Правда, и щелчок мне показался взрывом. Перезарядив пистолет, я еще раз поднес его к виску. Затвор снова щелкнул вхолостую. И так все патроны обоймы оказались у меня под ногами, а я стоял живой. Потеряв власть над собой, убив себя морально, я упал лицом в снег и зарыдал.
Чьи-то руки меня подняли на ноги. Лыжники оказались нашими. Ведь я приземлился на своей земле.
Чудовищная история, не правда ли? Из нее не один вывод можно сделать…

Цитата: Александр Покрышкин «Небо войны»

30 ноября 1874 года, 150 лет назад, родился Уинстон Черчилль

Не отчаивайтесь, храбрые норвежцы: ваша земля будет очищена не только от захватчика, но и от подлых квислингов, ставших его орудиями. Будьте уверены, чехи: ваша независимость будет восстановлена.
Поляки, героизм ваших соотечественников, противостоящих жестоким угнетателям, смелость ваших солдат, моряков и летчиков никогда не будут забыты: ваша страна снова оживет и снова займет свое законное место в новом устройстве Европы.
Выше голову, отважные французы: не вечно бесславие Дарлана и Лаваля будет стоять между вами и возвращением ваших первородных прав.
Сильные и стойкие голландцы, бельгийцы и люксембуржцы, замученные, униженные и позорно брошенные народы Югославии, славная Греция, ныне терпящая величайшее оскорбление в виде правления итальянских выскочек: не отступайте ни на шаг!
Сохраняйте свою душу не запятнанной никакими сношениями с нацистами: пусть они помнят даже в мимолетный час своего звериного триумфа, что они – нравственные изгои человечества.

Помощь придет: могучие силы вооружаются ради вас. Верьте. Надейтесь. Освобождение неотвратимо

Цитата: Уинстон Черчиль «Освобождение неотвратимо» (1941)

Иллюстрация: Грэхем Вивиан Сазерленд «Портрет Уинстона Черчилля» (1954)

Сто лет назад, 23 ноября 1924 года, в СССР началось регулярное радиовещание

В фантастических романах главное это было радио. При нём ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет

Цитата: Илья Ильф. Из записных книжек
Иллюстрация: Олег Васильев «Слушая радио…» 1950-е гг

17 ноября - День Черной кошки

Вот прославленный мистер Мефисто,
Мастер оригинального жанра.
Вся программа — творенье артиста,
Труд жонглера, иллюзиониста —
Несравненная абракадабра —
Исполняется четко и чисто
По причудливым замыслам автора.
Он владелец во всей метрополии .
Узаконенной монополии
На ловкость рук
И на волшебство —
Не старайся,друг,
Раскусить его:
Величайшие фокусники за границей
Отыскали б, чему у него поучиться.
Эгей!
Живей!
Чудодей!
Это да!
Хоть куда!
Никогда
Никто не сравнится с Мефисто!

В костюме из черного шелку
Худощавый подтянутый кот
Проберется в любую щелку,
По тончайшей рейке пройдет
И покажет, как мало толку
В тайнах карт и игральных костей:
Он их разоблачает,
И притом замечает,
Что приятней ловить мышей.
Он попляшет с пробкой немножко,
Под столом покатает нож;
Неожиданно вилка и ложка
Так исчезнут, что не найдешь.
Через месяц ты сталкиваешься с искомым:
Оно мирно ночует в траве перед домом.
Чудодей?
Это да!
Хоть куда!
Никогда
Никто не сравнится с Мефисто!

Он ведет себя сонно и чинно,
Нет его отчужденней и тише:
Иногда он лежит у камина,
А мяуканье слышится с крыши.
Иногда он гуляет по крыше,
А мяуканье — у камина.
Ты собственным ухом
Слышал: некто мяукал.
И не веская ль это причина
Признать и почтить чародейство?
Я помню в саду, в тумане
Выкликало его семейство,
А он дремал на диване!
Да, он феноменален, но я буду краток:
Он из шляпы извлек семерых котяток —
Чудодей!
Это да!
Хоть куда!
Никогда
Никто не сравнится с Мефисто!

Цитата: Томас Стернз Элиот, «Популярная наука о кошках, написанная старым опоссумом» 1939 год

16 ноября 2004 года вышел первый эпизод сериала «Доктор Хаус»

Всего лишь сто лет назад журналист и острый на язык критик Амброз Бирс в своем «Словаре Сатаны» определил слово «диагноз» как «врачебный прогноз болезни, зависящий от полноты пульса и кошелька пациента». И так было на протяжении большей части человеческой истории. До самого недавнего времени постановка диагноза считалась скорее искусством, нежели наукой.

Однако со времен Амброза Бирса с его ядовитым пером наша способность распознавать причины симптомов и стоящую за ними патологию многократно возросла. Писавший тогда же, когда и Бирс, сэр Уильям Ослер, которого часто называют отцом американской медицины, выпустил справочник по всем известным заболеваниям – «Принципы и практика медицины», содержащий тысячу сто страниц. В наше время столько же, если не больше, можно написать по каждому крошечному подразделу медицины.

Тысячелетия назад, когда медицина только зарождалась, диагноз (определение болезни пациента) и прогноз (представление о ее вероятном течении и исходе) были самыми эффективными инструментами, с которыми врач подходил к постели больного. Он мало что мог сделать, чтобы подтвердить диагноз или изменить течение болезни. Из-за такой беспомощности последствия неверно поставленного диагноза были минимальны. Подлинная причина заболевания зачастую оказывалась погребенной в могиле вместе с пациентом.

В дальнейшем медицина обзавелась техниками, оказавшими значительное влияние на процессы диагностики и лечения болезней. Отправной точкой стал изобретенный в девятнадцатом веке физический осмотр. Косвенные свидетельства, полученные путем прощупывания, выслушивания и осмотра поверхности тела, могли подсказать, какая болезнь кроется внутри. Позднее рентген, появившийся в начале XX века, дал врачам возможность видеть то, что раньше они могли только представлять. Этот первый взгляд под кожу, на внутренние структуры живого организма, стал предшественником компьютерной томографии, возникшей в 1970-х, и магнитно-резонансной томографии – в 1990-х. Анализы крови теперь показывают куда больше и стали гораздо точнее, так что с их помощью врач может поставить практически любой диагноз из всего медицинского алфавита, от анемии до ящура.

Улучшение диагностики улучшает и лечение. Столетиями врачи могли разве что посочувствовать пациенту в его болезни. Но с развитием рандомизированных контролируемых исследований и других инструментов статистики стало возможно отличать эффективные методы лечения от тех, которые мало чем помогали собственным восстановительным способностям организма. В XXI век медицина вступила вооруженной мощнейшей фармакопеей и эффективными техниками лечения самого широкого спектра заболеваний.

Большинство исследований прошлых двух десятилетий были посвящены тому, какие методы следует использовать и как именно. Какое лекарство, в какой дозе и как долго? Какую процедуру? В чем ее преимущества? Все эти вопросы задавались уже давно, но сейчас на них можно отвечать с куда большей уверенностью. Руководства по лечению многих болезней публикуются и широко используются на практике. Несмотря на озабоченность и даже возмущение такими «кулинарными книгами врача», эти руководства, основанные на активно накапливаемых документальных данных, спасают людям жизни. Благодаря развитию доказательной медицины пациенты получают самое эффективное лечение.

Однако эффективность лечения зависит от точности диагноза. В нашем распоряжении широкий спектр инструментов – новых и старых, с помощью которых мы можем вовремя ставить правильный диагноз. По мере того как стандартизируется лечение, фокус смещается в сторону более сложного и комплексного процесса диагностики.

Цитата: Лиза Сандерс, медицинский консультант сериала «Доктор Хаус» - «У каждого пациента своя история»

— Я всего лишь портной, сударь; у меня для вас небольшой счетец, — послышался из-за дверей кроткий голос.

— А, хорошо, я сейчас быстренько разберусь с ним, — сказал Профессор детям, — если вы подождете минутку. Ну, сколько там у вас в этом году, любезный? — обратился он к портному, который в это время входил в вестибюль.

— Изволите видеть, за этот год счет стал вдвое большим, — неприветливо ответил портной, — и я хотел бы получить деньги немедленно. Всего с вас две тысячи фунтов!

— О, ерунда какая! — беспечно откликнулся Профессор, копаясь у себя в кармане, как будто бы что-что, а такую сумму он всегда имел при себе. — Но не желаете ли подождать еще годик, чтобы стало четыре тысячи? Рассудите-ка, насколько вы станете богаче! Вы сможете даже сделаться Королем, если вам этого захочется!

— Ну, Королем я, положим, не собираюсь, — задумчиво проговорил портной, — только это и вправду будет знатная куча денег! Что ж, я бы, пожалуй, и подождал…

— Ну конечно! — сказал Профессор. — Вы, как я вижу, обладаете здравым смыслом. Прощайте же, любезный!

— А вы заплатите ему эти четыре тысячи фунтов? — спросила Сильвия, когда кредитор закрыл за собой дверь.

— Никогда, дитя мое! — весело ответил Профессор. — Он будет удваивать свой счет до самой смерти. Это очень мудро — всякий раз ждать еще год, чтобы получить вдвое большую сумму денег!

Цитата: Льюис Кэрролл. «Сильвия и Бруно»

Иллюстрация: Реклама советских государственных займов, размещенная на спичечной коробке.

Jeszcze Polska nie zginęła,
Kiedy my żyjemy,
Co nam obca przemoc wzięła,
Szablą odbierzemy.
Marsz, marsz Dąbrowski,
Z ziemi włoskiej do Polski,
Za Twoim przewodem
Złączym się z narodem.
Przejdziem Wisłę, przejdziem
Wartę,
Będziem Polakami,
Dał nam przykład Bonaparte,
Jak zwyciężać mamy.
Marsz, marsz Dąbrowski,
Z ziemi włoskiej do Polski,
Za Twoim przewodem
Złączym się z narodem.
Jak Czarniecki do Poznania
Po szwedzkim zaborze,
Dla Ojczyzny ratowania
Wrócim się przez morze.
Marsz, marsz Dąbrowski,
Z ziemi włoskiej do Polski,
Za Twoim przewodem
Złączym się z narodem.
Mówił ojciec do swej Basi,
Cały zapłakany:
"Słuchaj jeno, pono nasi
Biją w tarabany."
Marsz, marsz Dąbrowski,
Z ziemi włoskiej do Polski,
Za Twoim przewodem
Złączym się z narodem

Цитата: Юзеф Выбицкий «Песня Польских легионов»

— Товарищи, — повторил Белышев, и голос его сорвался на мгновение, — Временное правительство приказало кланяться… Большевики взяли власть! Советы — хозяева России! Да здравствует Ленин! Да здравствует большевистская партия и наша власть!

Сотней глоток с полубака рванулось «ура», и, как будто в ответ ему, от Сенатской площади часто и трескуче отозвались пулеметы. Было ясно, что там, на берегу, еще дерутся. Белышев сунул бланк радиограммы в карман.

— Расчеты к орудиям! Лишние вниз! Все по местам!

Команда хлынула к люкам. Скатываясь по трапам, аврорцы бросали последние жадные взгляды на город. Полубак опустел. Носовые пушки медленно повернулись в направлении доносящейся стрельбы, качнулись и стали.

Опять наступила чернота октябрьской ветреной ночи. От Дворцового моста доносилась все усиливающая перестрелка. Черной и мрачной громадой выступал за двумя мостами Зимний дворец. Только в одном окне его горел тусклый желтый огонь. Дворец императоров казался кораблем, погасившим все огни, кроме кильватерного, и приготовившимся тайком сняться с места и уйти в последнее плавание.

Судовой комитет оставался на мостике. Офицеры по–прежнему сидели под арестом, кроме командира и вахтенного мичмана. Командир, прочтя радиограмму, сказал, что, поскольку правительство пало, он считает возможным приступить к выполнению обязанностей. Мичману просто стало скучно в запертой каюте, и он попросился наверх, к знакомому делу.

Стиснув пальцами ледяной металл стоек, Белышев не отрываясь смотрел в сторону петропавловских верков, откуда должна была взлететь условная ракета. По этой ракете «Авроре» надлежало дать первый холостой залп из носовой шестидюймовки.

Там было темно. Когда от дворца усиливался пулеметный и винтовочный треск, небо над зданиями розовело, помигивая, и силуэты зданий проступали четче. Потом они снова расплывались.

Сзади подошел Захаров.

— Не видно? — спросил он.

— Нет, — ответил Белышев.

— Скорей бы! Канителятся очень.

Белышев ответил не сразу. Он посмотрел в бинокль, опустил его и тихо сказал Захарову:

— Пройди, Серега, к носовому орудию, последи, чтоб на палубе не было ни одного боевого патрона. Потому что приказано, понимаешь, дать холостой, а ни в коем случае не боевой. А я боюсь, что ребята не выдержат и дунут по–настоящему.

Захаров понимающе кивнул и ушел с мостика. Белышев продолжал смотреть.

Вдруг за Дворцовым мостом словно золотая нитка прошила темную высь и лопнула ярким белозеленым сполохом.

Белышев отступил на шаг от обвеса и взглянул на командира. Глаза лейтенанта были пустыми и одичалыми, и Белышев понял, что командир сейчас не способен ни отдать приказания, ни исполнить его. Мгновенная досада и злость вспыхнули в нем, но он сдержался. В конце концов, что требовать от офицера? Хорошо и то, что не сбежал, не предал и стоит вот тут, рядом.

И, ощутив в себе какое‑то новое, неизведанное доселе сознание власти и ответственности, Белышев спокойно отстранил поникшую фигуру лейтенанта и, перегнувшись, крикнул на бак властно и громко:

— Носовое… Залп!

Соломенно–желтый блеск залил полубак, черные силуэты расчета, отпрянувшее в отдаче тело орудия. От гулкого удара качнулась палуба под ногами. Грохот выстрела покрыл все звуки боя своей огромной мощью.

Прислуга торопливо заряжала орудие, и Белышев приготовился вторично подать команду, когда его схватил за руку Захаров:

— Отставить!

— Что? Почему? — спросил комиссар, не понимая, почему такая невиданная улыбка цветет на лице друга.

— Отставить! Зимний взят! Но наш выстрел не пропадет. Его никогда не забудут…

И Захаров крепко стиснул комиссара горячим братским объятием.

Внизу, по палубе, гремели шаги. Команда вылетела из всех люков, и неистовое «ура» катилось над Невой, над внезапно стихшим, понявшим свое поражение старым Петроградом.

Цитата: Борис Лавренёв. «Выстрел с Невы»

Да, в стране создалась революционная ситуация. Доверие к принципам свободы и равенства можно считать конченым. Неслыханный скандал, связанный с только что закончившимися президентскими выборами, нанес этому доверию последний решающий и сокрушительный удар.

В июне 1876 года республиканцы выбрали своего кандидата в президенты Соединенных Штатов… партийным кандидатом был избран губернатор Хайес, полное ничтожество даже по мнению его избирателей.
Кандидатом демократов был Самуил Тилден. … В разгар кампании выяснилось, что Тилден проделал, в качестве юрисконсульта железных дорог в Миннесоте, аферу, мягко выражаясь, сомнительную. ...
Тем не менее Тилден получил около половины выборщиков в избирательной коллегии: 184 из 369. Ему не хватало одного голоса для избрания. Хайесу досталось 165 мест.
Относительно двадцати оставшихся голосов шел ожесточенный юридический спор. Для его разрешения была, в результате махинаций, избрана комиссия из 15 человек. В этой комиссии оказалось 8 республиканцев и 7 демократов и, она, большинством 8 против 7, отдала двадцать спорных мест республиканскому кандидату.
Итак, какая-то сомнительным способом составленная комиссия большинством одного голоса принимает решение, которое создает одному из кандидатов фальшивое большинство в один голос в избирательной коллегии!

Только люди, видевшие своими глазами эту избирательную кампанию, видевшие впечатление, произведенное результатами выборов, могут понять их значение для будущего Америки.
Теперь достаточно ясно, что при псевдодемократической системе номинальными правителями, президентами Соединенных Штатов, могут — в лучшем случае — становиться лишь люди ничтожные, являющиеся игрушкой в руках подлинных закулисных — впрочем, даже почти не закулисных — правителей.

Разочарование в этой системе охватило всех и вся. В кофейнях только и слышишь: «Довольно с нас всей этой лжи, всей этой коррупции, всей этой пародии на народоправство!» Пытливая мысль человеческая начинает работу над созданием новых, подлинно демократических форм государственности.
Нынешнему же государственному строю Соединенных Штатов приходит конец. В кругах, представляющих подлинные интересы народа, определенно высказывается мнение, что Хайес не только 19-ый по счету, но и последний президент Соединенных Штатов.

Пусть читатель добавит к этому сказанное выше: безвыходный экономический кризис, революционное настроение в рабочих кругах, тлеющая и могущая вспыхнуть каждый день гражданская война между северянами и южанами… Вывод достаточно ясен.

Около ста лет тому назад, в ту пору, когда строилась нынешняя американская столица, знаменитый французский философ Жозеф де Местр писал, что эта столица скорее всего никогда достроена не будет; что если она и будет достроена, то не станет столицей; что если станет столицей, то не будет носить имени Вашингтона; и что едва ли вообще будут существовать Соединенные Штаты.
Мне недавно напомнил это предсказание (разумеется, безмерно преувеличенное) один немецкий публицист, много лет живущий в Нью-Йорке и являющийся очень осведомленным, чутким и вдумчивым наблюдателем всего того, что происходит во внутренней и внешней политике Соединенных Штатов.

Читатель поверит мне, что я пишу эти строки с горьким чувством. Я нахожусь в Соединенных Штатах уже несколько месяцев. Мне многое нравится здесь чрезвычайно; всего больше нравится сам американский народ, добродушный, гостеприимный, трудолюбивый и веселый.
Именно его бодрое настроение и вызывает в случайно сюда попавшем наблюдателе жгучее чувство недоумения и сочувствия. Со всеми недостатками своего хозяйственного строя, Соединенные Штаты заслуживали бы лучшей участи. Но… amicus Plato sed magis arnica veritas.

H. Зверев

Мамонтов поставил под статьей число, месяц, год. Затем положил статью в конверт, расплатился и вышел.
Он жил в самой оживленной, веселой части города, на Union Square. Жил он почти роскошно…

Цитата: Марк Алданов. «Участь Соединенных Штатов» (1950)
Иллюстрация: Памятник Джорджу Вашингтону на Union Square. Фото 1870 года.

Вилли сдержал слово. Он собрал голоса для Макмерфи.

Он стоял на приступках школ, на ящиках, одолженных в мануфактурной лавке, на возах, на верандах придорожных лавок и говорил. «Друзья, мякинные головы, голодранцы и братья вахлаки», – начинал он, наклонившись вперед, всматриваясь в их лица. И замолкал, выжидая, пока до них дойдет. В тишине толпа начинала шевелиться и негодовать – они знали, что так их обзывают за глаза, но никто еще не осмеливался встать и сказать им это в лицо.
«Да, – говорил он, кривя рот, – да, больше вы никто, и нечего злиться, если я говорю правду. А хотите злиться – злитесь, но я все равно скажу. Больше вы никто. И я – тоже. Я тоже голодранец, потому что всю жизнь копался в земле. Я – мякинная башка, потому что меня охмуряли златоусты в дорогих автомобилях. На тебе соску, и не ори! Я – вахлак, и они хотели, чтобы я заставил вахлаков голосовать по-ихнему.

Но я встал с четверенек, потому что даже собака может этому научиться – дай только срок. Я научился. Не сразу, но научился – и теперь стою на своих ногах. А вы, вы стоите? Хоть этому вы научились? Сможете вы этому научиться?»

Он говорил им неприятные вещи. Он называл их неприятными именами, но каждый раз, почти каждый, беспокойство и негодование утихали, и он наклонялся к ним, выпучив глаза, и лицо его лоснилось под горячим солнцем или в красных отблесках факелов. Они слушали, а он приказывал им подняться с четверенек. «Идите голосовать, – говорил он. – Сегодня голосуйте за Макмерфи, – говорил он, – потому что у вас нет другого кандидата. Голосуйте все, как один, – покажите им, на что вы способны. Выбирайте его, и если он обманет – пригвоздите к позорному столбу.
Да, – говорил он наклоняясь, – пригвоздите его, если он обманет. Дайте мне молоток, и я это сделаю своими руками. Голосуйте, – говорил он. – Выбирайте Макмерфи», – говорил он.

Он наклонялся к ним и внушал: «Слушайте меня, голодранцы. Слушайте меня и взгляните в лицо святой, не засиженной мухами правде. Если у вас осталась хоть капля разума, вы увидите и поймете ее. Вот она, эта правда: вы – вахлаки, и никто никогда не помогал вахлакам, кроме них самих. Эти, из города, они не помогут вам. Все в ваших руках и в божьих. Но бог-то бог, да и сам не будь плох».

Он преподносил им это, а они стояли перед ним, засунув большие пальцы за лямки комбинезонов, и щурились на него из-под полей надвинутых шляп, словно он был пятнышком на другом краю долины или бухты и они еще не могли сообразить, что там виднеется, или как будто на том краю долины или поля вдруг зашевелился кустарник и они гадали, что оттуда выскочит, а под полями надвинутых шляп челюсти трудились над жвачкой, в движении пунктуальном и неумолимом, как ход Истории.
А Время – ничто для быдла, и для Истории тоже. Они наблюдали за ним, и если бы вы вгляделись в их лица, то заметили бы, как в них что-то просыпается. Они стояли совсем тихо, даже не переминались с ноги на ногу, – у них талант быть тихими; вы понаблюдайте их, когда они приезжают в город и стоят где-нибудь на углу, не шевелясь и не разговаривая, или сидят на корточках у дороги и просто смотрят туда, где дорога переваливает через холм, – и прищуренные глаза их не мигая смотрели на человека, стоявшего перед ними.
У них – талант быть тихими. Но иногда тишина нарушается. Она обрывается внезапно, как натянутая струна. Один из них тихо сидит на радении под открытым небом и вдруг поднимет руки и вскочит с воплем: «О Господи! Я увидел Его имя!» Или один из них спускает курок и сам удивляется звуку выстрела.

«Вы спрашиваете, какая у меня программа. Вот она, голодранцы. И запомните как следует. Распни их! Распни Джо Гарисона. Распните всех, кто стоит у вас на пути. Распните Макмерфи, если он обманет. Распните всех, кто стоит на пути. Дайте мне молоток, и я это сделаю своими руками!»

Цитата: Роберт Пенн Уоррен. «Вся королевская рать»
Иллюстрация: Павел Луспекаев в роли Вилли Старка в фильме «Вся королевская рать»

Великая республика есть, конечно, земля свободы, но вместе с тем, она не земля ни равенства, ни братства. Ни в одной стране на земном шаре естественный подбор не давал сильнее чувствовать своей железной лапы. Он здесь проявляется безжалостно; но именно вследствие его безжалостности, раса, образованию которой он способствовал, сохраняет свою мощь и энергию.

Если бы нужно было определить одним словом различие между континентальной Европой и Соединенными Штатами, то можно было бы сказать, что первая представляет максимум того, что может дать официальная регламентация, заменяющая личную инициативу; вторые же — максимум того, что может дать личная инициатива, совершенно свободная от всякой официальной регламентации. Эти основные различия являются следствиями характера.

Цитата: Гюстав Лебон «Психологические законы эволюции народов»
Иллюстрация: "Натянутый канат" обложка The New Yorker Magazine от 11 ноября 2024 года

В России прежнего времени не было города в том смысле, в каком он был в Средние века в Западной Европе. Прежде всего городов в России было так мало, что они тонули в общей серой массе деревень. Но и те города, которые были, имели иной характер, чем города на Западе. Город на Западе был центром мелкой промышленности, работавшей не на торгового посредника, а непосредственно на потребителя. В России же город был преимущественно административным и торговым центром, а промышленность была раскинута главным образом по деревням.

Во многих местах России издавна была развита кустарная промышленность — преимущественно там, где почва была мало пригодна для земледелия, и населению приходилось прибегать к подсобным заработкам. Но между западноевропейским городским ремесленником и русским деревенским кустарем было существенное различие: первый работал на местного жителя, на местный рынок, а второму приходилось работать на отдалённый рынок (ибо местного рынка не было), почему являлась необходимость в торговом посреднике.

Таким образом, из отсутствия городов вытекала необходимость торгового капитала, и торговый капитал подчинял себе мелкого производителя.
Купец был необходим для русского кустаря потому, что потребители кустарных изделий были развеяны по всей огромной территории России и прямые сношения с ними были невозможны для кустарей.

Отсутствие городского ремесла имело своим естественным следствием особенно влиятельное положение в экономическом и социальном строе Московской Руси капиталиста-торговца.

Политическое преобладание Москвы основывалось, между прочим, и на том, что Москва была торговым центром громадного края, промышленность которого находилась в непосредственном подчинении торговому капиталу, сосредоточенному преимущественно в Москве.
Торговый класс был, вслед за земельным дворянством, самым влиятельным классом старинной Руси.

В то же время Московское государство совершенно не знало того социального класса, который сыграл такую огромную роль в истории Западной Европы, — класса свободных городских ремесленников.

Российские исследователи, например Н.П. Павлов-Сильванский, находят в Древней Руси элементы феодального строя.
Но цéха, городского ремесла — в том виде, как это сложилось на Западе, — Россия ни древняя, ни новая никогда не знала.

Россия не знала той стройной и законченной организации мелких промышленников, на почве которой возникла вся культура капиталистического Запада; городские общины не только завоевали свою свободу от власти феодалов, но и привели в конце концов к крушению абсолютной монархии.
«Die stadtische Luft macht frei» (городской воздух дает свободу), — повторим то, что говорили в Средние века, и эта поговорка была полна глубокого смысла…
У нас не веял этот воздух торгово-промышленного города, добившегося обширных прав, — и поэтому не было почвы для свободы.

Цитата: Михаил Туган-Барановский «Основы политической экономии». 1918
Иллюстрация: Борис Кустодиев. «Купец, считающий деньги». 1918

– Всегда преследовали и осмеивали новаторов! – сказал Томас.

– Небольшая часть этих людей, конечно, талантливы, – возразил Гопкинс, – зато они, как это заметно по некоторым чертам их произведений, вероятно пойдут особой дорогой. Остальное – сплошная эпилепсия рисунка и вкуса.

– Я возмущен тем, что меня открыто и нагло считают дураком, – сказал Николай, – подсовывая картину или стихотворение с обдуманным покушением на мой карман, время и воображение. Я не верю в искренность футуризма. Все это – здоровые ребята, нажимающие звонок у ваших дверей и убегающие прочь, так как им сказать нечего.

– Но, – возразил Кишлей, – должна же быть причина, что это явление стало распространенно? Причины должны корениться в жизни. Вы относитесь к этому, как Сидней к автомобилю; он ни за что не поедет в нем, хотя десятки и сотни тысяч людей пользуются им каждый день.

– Кишлей прав, – сказал я, – футуризм следует рассматривать только в связи с чем-то. Я предлагаю рассмотреть его в связи с автомобилем. Это – явление одного порядка. Существует много других явлений того же порядка. Но я не хочу простого перечисления. Недавно я видел в окне магазина посуду, разрисованную каким-то кубистом. Рисунок представлял цветные квадраты, треугольники, палочки и линейки, скомбинированные в различном соотношении. Действительно, об искусстве – с нашей, с человеческой точки зрения – здесь говорить нечего. Должна быть иная точка зрения. Подумав, я стал на точку зрения автомобиля, предположив, что он обладает, кроме движения, неким невыразимым сознанием. Тогда я нашел связь, нашел гармонию, порядок, смысл, понял некое зловещее отчисление в его пользу из всего зрительного поля нашего. Я понял, что сливающиеся треугольником цветные палочки, расположенные параллельно и тесно, он должен видеть, проносясь по улице с ее бесчисленными, сливающимися в единый рисунок сточных труб, дверей, вывесок и углов. Взгляните, прижавшись к стене дома, по направлению тротуара. Перед вами встанет короткий, сжатый под чрезвычайно острым углом, рисунок той стороны, на какой вы находитесь. Он будет пестрым смешением линий. Но, предположив зрение, неизбежно предположить эстетику – то есть предпочтение, выбор. В явлениях, подобных человеческому лицу, мы, чувствуя существо человеческое, видим связь и свет жизни, то, чего не может видеть машина. Ее впечатление, по существу, может быть только геометрическим. Таким образом, отдаленно – человекоподобное смешение треугольников с квадратами или полукругами, украшенное одним глазом, над чем простаки ломают голову, а некоторые даже прищуриваются, есть, надо полагать, зрительное впечатление Машины от Человека. Она уподобляет себе все. Идеалом изящества в ее сознании должен быть треугольник, квадрат и круг.

Цитата: Александр Грин "Серый автомобиль" (1923)

Летели гуси за Усть-Омчуг
на индигирские луга,
и всё отчётливей и громче
дышала сонная тайга.

И захотелось стать крылатым,
Лететь сквозь солнце и дожди,
И билось сердце под бушлатом,
Где черный номер на груди.

А гуси плыли синим миром,
Скрываясь в небе за горой.
И улыбались конвоиры,
Дымя зеленою махрой.

И словно ожил камень дикий,
И всем заметно стало вдруг,
Как с мерзлой кисточкой брусники
На камне замер бурундук.

Качалась на воде коряга,
Светило солнце с высоты.
У белых гор Бутугычага
Цвели полярные цветы...

Цитата: Анатолий Жигулин «Летели гуси за Усть-Омчуг…» (1963)
Иллюстрация: Аркадий Рылов «В голубом просторе» (1918)

Я путешествовал недурно: русский край
Оригинальности имеет отпечаток;
Не то чтоб в деревнях трактиры были — рай,
Не то чтоб в городах писцы не брали взяток —
Природа нравится громадностью своей.
Такой громадности не встретите нигде вы:
Пространства широко раскинутых степей
Лугами здесь зовут; начнутся ли посевы —
Не ждите им конца! подобно островам,
Зеленые леса и серые селенья
Пестрят равнину их, и любо видеть вам
Картину сельского обычного движенья…
Подобно муравью, трудолюбив мужик:
Ни грубости их рук, ни лицам загорелым
Я больше не дивлюсь: я видеть их привык
В работах полевых чуть не по суткам целым.
Не только мужики здесь преданы труду,
Но даже дети их, беременные бабы —
Все терпят общую, по их словам, «страду»,
И грустно видеть, как иные бледны, слабы!
Я думаю земель избыток и лесов
Способствует к труду всегдашней их охоте,
Но должно б вразумлять корыстных мужиков,
Что изнурительно излишество в работе.
Не такова ли цель — в немецких сертуках
Особенных фигур, бродящих между ними?
Нагайки у иных заметил я в руках…
Как быть! не вразумишь их средствами другими:
Натуры грубые!..
‎Какие реки здесь!
Какие здесь леса! Пейзаж природы русской
Со временем собьет, я вам ручаюсь, спесь
С природы реинской, но только не с французской!
Во Франции провел я молодость свою;
Пред ней, как говорят в стихах, всё клонит выю,
Но всё ж, по совести и громко признаю,
Что я не ожидал найти такой Россию!
Природа недурна: в том отдаю ей честь, —
Я славно ел и спал, подьячим не дал штрафа…
Да, средство странствовать и по России есть —
С французской кухнею и с русским титлом графа!..

Но только худо то, что каждый здесь мужик
Дворянский гонор мой, спокойствие и совесть
Безбожно возмущал; одну и ту же повесть
Бормочет каждому негодный их язык:
Помещик — лиходей! а если управитель,
То, верно, — живодер, отъявленный грабитель!
Спрошу ли ямщика: «Чей, братец, виден дом?»
— Помещика… — «Что, добр?» — Нешто, хороший барин,
Да только… — «Что, мой друг?» — С тяжелым кулаком,
Как хватит — год хворай. — «Неужто? вот татарин!»
— Э, нету, ничего! маненечко ретив,
А добрая душа, не тяготит оброком,
Почасту с мужиком и ласков и правдив,
А то скулу свернет, вестимо ненароком!
Куда б еще ни шло за барином таким,
А то и хуже есть…
…
Таких рассказов здесь так много я слыхал,
Что скучно, наконец, записывать их в книжку.
Ужель помещики в России таковы?
Я к многим заезжал; иные, точно, грубы —
Муж ты своей жене, жена супругу вы,
Сивуха, грязь и вонь, овчинные тулупы.
Но есть премилые: прилично убран дом,
У дочерей рояль, а чаще фортeпьяно,
Хозяин с Францией и с Англией знаком,
Хозяйка не заснет без модного романа;
Ну, всё, как водится у развитых людей,
Которые глядят прилично на предметы
И вряд ли мужиков трактуют, как свиней…

Я также наблюдал — в окно моей кареты —
И быт крестьянина: он нищеты далек!
По собственным моим владеньям проезжая,
Созвал я мужиков: составили кружок
И гаркнули: «Ура!..» С балкона наблюдая,
Спросил: довольны ли?.. Кричат: «Довольны всем!»
— И управляющим?- «Довольны»… О работах
Я с ними говорил, поил их — и затем,
Бекаса подстрелив в наследственных болотах,
Поехал далее… Я мало с ними был,
Но видел, что мужик свободно ел и пил,
Плясал и песни пел; а немец-управитель
Казался между них отец и покровитель…
Чего же им еще?.. А если точно есть
Любители кнута, поборники тиранства,
Которые, забыв гуманность, долг и честь,
Пятнают родину и русское дворянство —
Чего же медлишь ты, сатиры грозной бич?..
Я книги русские перебирал всё лето:
Пустейшая мораль, напыщенная дичь —
И лучшие темны, как стертая монета!
Жаль, дремлет русский ум. А то чего б верней?
Правительство казнит открытого злодея,
Сатира действует и шире и смелей,
Как пуля находить виновного умея.
Сатире уж не раз обязана была
Европа (кажется, отчасти и Россия)
Услугой важною . . . . . . . . . . .

Цитата: Николай Некрасов «Отрывки из путевых записок графа Гаранского» (1853)
Иллюстрация: Иван Айвазовский «Тройка в степи» (1882)

«Крестьяне, по крайней мере нашей местности, до крайности невежественны в вопросах религиозных, политических, экономических, юридических.
…
Но что касается уменья считать, производить самые скрупулезные расчеты, то на это крестьяне мастера первой руки. Чтобы убедиться в этом, стоит только посмотреть, как крестьяне делят землю, рассчитываются, возвратясь из извоза.
Конечно, вы тут ничего не поймете, если вам неизвестен метод счета, вы услышите только крик, брань и подумаете: как они бестолковы...
Но подождите конца, посмотрите, как сделан расчет, и вы увидите, к какому результату привели эти бестолковые крики и споры, — земля окажется разделенною так верно, что и землемер лучше не разделит».

Но что меня больше всего поражает, это необыкновенная память у крестьян. Неграмотный сельский староста помнит, сколько за кем есть недоимки, сколько с кого и когда он получил денег и пр. Разносчик, торгующий бабьим товаром — платками, кралями и разною мелочью, — на сто верст в округе раздает свой товар в долг и помнит, где какая баба сколько ему должна и что именно брала.
Наконец, и в извозе: пришло время ехать в извоз, столковались крестьяне в деревне. Один из деревни, разумеется, голова-воротило, отправляется в город искать работы. Найдя в городе работу, он подряжается, например, везти пеньку из Д. в С., торгуется с купцом, уславливается насчет цены и количества подвод. Через несколько дней крестьяне всей деревней отправляются в город, под навалку — кто на четверке, кто на тройке, кто на паре. Наваливаются. На каждую лошадь кладут взвешенное количество пеньки, различное, смотря по силе лошади; все это делается в присутствии рядчика, который получает от купца накладную и задаток. Рядчик должен запомнить, сколько пеньки навалено каждому хозяину и, следовательно, сколько денег тому придется получить при окончательном расчете. Навалившись, разумеется, зашли в кабачок, выпили, взяли по селедочке, по калачику — за все платит рядчик из задатка, потому что ни у кого из крестьян денег с собой нет. Отправились в путь. Всю дорогу расход ведет рядчик, который на постоялых дворах, в кабаках платит один за всех за взятое сено, харчи, водку и все эти расходы помнит.
Доставили товар. Опять взвесили, недовес, положим, оказался против накладной, купец приемщик вычел из следующей за провоз платы ценность недостающего товара и отдал причитающиеся деньги рядчику. Зашли в кабак, выпили по стаканчику, кому нужно, взяли у рядчика денег на покупки в городе, справили все дела и отправились домой.
Дома расчет. Сосчитали, сколько на кого было положено пеньки и сколько кому причитается денег, сколько у кого было недовесу, сколько кто взял дорогой, сколько в городе и сколько кому остается получить.

Мужик отлично понимает счет, отлично понимает все хозяйственные расчеты, он — вовсе не простофиля. Конечно, не все мужики умны, конечно, есть между ними и идиоты, и дураки, и простофили, неспособные вести хозяйство, но так как дураки, при крестьянской обстановке, неминуемо должны гибнуть от бедности, вследствие своей неспособности хозяйничать, то понятно, что встретить в деревне между крестьянами дурака случается редко, и каждый, сталкиваясь с серым народом, выносит впечатление о его несомненной сметливости, сообразительности.

Цитата: Александр Энгельгардт «Письма из деревни» (1873)
Иллюстрация: Сергей Виноградов «Обед работников» (1890)

Чему Шухову никак не внять, это пишет жена, с войны с самой ни одна живая душа в колхоз не добавилась: парни все и девки все, кто как ухитрится, но уходят повально или в город на завод, или на торфоразработки. Мужиков с войны половина вовсе не вернулась, а какие вернулись — колхоза не признают: живут дома, работают на стороне. Мужиков в колхозе: бригадир Захар Васильич да плотник Тихон восьмидесяти четырех лет, женился недавно, и дети уже есть. Тянут же колхоз те бабы, каких еще с тридцатого года загнали, а как они свалятся — и колхоз сдохнет.

Вот этого-то Шухову и не понять никак: живут дома, а работают на стороне. Видел Шухов жизнь единоличную, видел колхозную, но чтобы мужики в своей же деревне не работали — этого он не может принять. Вроде отхожий промысел, что ли? А с сенокосом же как?

Отхожие промыслы, жена ответила, бросили давно.
Ни по-плотницки не ходят, чем сторона их была славна, ни корзины лозовые не вяжут, никому это теперь не нужно.

А промысел есть-таки один новый, веселый — это ковры красить. Привез кто-то с войны трафаретки, и с тех пор пошло, пошло, и все больше таких мастаков — красилей набирается: нигде не состоят, нигде не работают, месяц один помогают колхозу, как раз в сенокос да в уборку, а за то на одиннадцать месяцев колхоз ему справку дает, что колхозник такой-то отпущен по своим делам и недоимок за ним нет. И ездят они по всей стране и даже в самолетах летают, потому что время свое берегут, а деньги гребут тысячами многими, и везде ковры малюют: пятьдесят рублей ковер на любой простыне старой, какую дадут, какую не жалко, — а рисовать тот ковер будто бы час один, не более. И очень жена надежду таит, что вернется Иван и тоже в колхоз ни ногой, и тоже таким красилём станет.
И они тогда подымутся из нищеты, в какой она бьется, детей в техникум отдадут, и заместо старой избы гнилой новую поставят. Все красили себе дома новые ставят, близ железной дороги стали дома теперь не пять тысяч, как раньше, а двадцать пять.

Хоть сидеть Шухову еще немало, зиму-лето да зиму-лето, а всё ж разбередили его эти ковры. Как раз для него работа, если будет лишение прав или ссылка.

Просил он тогда жену описать — как же он будет красилём, если отроду рисовать не умел? И что это за ковры такие дивные, что на них?
Отвечала жена, что рисовать их только дурак не сможет: наложи трафаретку и мажь кистью сквозь дырочки. А ковры есть трех сортов: один ковер «Тройка» — в упряжи красивой тройка везет офицера гусарского, второй ковер — «Олень», а третий — под персидский.
И никаких больше рисунков нет, но и за эти по всей стране люди спасибо говорят и из рук хватают. Потому что настоящий ковер не пятьдесят рублей, а тысячи стоит.

Хоть бы глазом одним посмотреть Шухову на те ковры…

По лагерям да по тюрьмам отвык Иван Денисович раскладывать, что завтра, что через год да чем семью кормить. Обо всем за него начальство думает — оно, будто, и легче. А как на волю ступишь?…

Из рассказов вольных шоферов и экскаваторщиков видит Шухов, что прямую дорогу людям загородили, но люди не теряются: в обход идут и тем живы.

В обход бы и Шухов пробрался. Заработок, видать, легкий, огневой. И от своих деревенских отставать вроде обидно… Но, по душе, не хотел бы Иван Денисович за те ковры браться. Для них развязность нужна, нахальство, милиции на лапу совать. Шухов же сорок лет землю топчет, уж зубов нет половины и на голове плешь, никому никогда не давал и не брал ни с кого и в лагере не научился.

Легкие деньги — они и не весят ничего, и чутья такого нет, что вот, мол, ты заработал. Правильно старики говорили: за что не доплатишь, того не доносишь. Руки у Шухова еще добрые, смогают, неуж он себе на воле верной работы не найдет.

Цитата: Александр Солженицын «Один день Ивана Денисовича»
Иллюстрация: кадр из фильма «Операция Ы»

23 октября – Международный день снежного барса

С каждым днём тревожнее ночи -
злые клоуны бритвы точат,
крестоносцы напялили свои черные клобуки,
хунвэйбины вышли из комы
и свирепые управдомы
перешли границу и стали лагерем у реки.

Рыжего кота зовет княгиня, как не раз уж бывало,
к барсам посылает, кот идет, не дожидаясь утра,
барсы - синеглазые стражи ледяных перевалов,
выручайте, барсы, нас, вернитесь к нашим синим шатрам.

Если кто и летом на лыжах -
это значит, точно из рыжих,
всё не слава богу, любое дело под разлюли,
но пока фартит воеводе,
с перевалов барсы подходят
и над Лысой горою кружат орлиные патрули.

Войско объезжает княгиня накануне рассвета,
главное - маневр, говорит, все прочее - чепуха,
всё уже в ажуре, и к тому же начинается лето -
светлое и ласковое время рыжего петуха.

У неё виктория нынче -
крестоносцы пленные хнычут,
злые клоуны взяты в клещи и пойманы под мостом,
и бегут, теряя дубины,
потрясенные хунвэйбины,
и в овраге прячется исцарапанный управдом.

Цитата: Олег Медведев «Княгиня рыжих»

22 октября 1982 года вышел в прокат фильм «Рэмбо. Первая кровь»

…С по­мощью ра­дис­та он за­лез в гру­зо­вик, но слиш­ком быс­т­ро и чуть бы­ло не грох­нул­ся от сла­бос­ти. Тра­ут­мэн под­нял­ся вслед за Тис­лом с ес­тес­т­вен­ной лег­кос­тью и ос­та­но­вил­ся, наб­лю­дая за ним. Что-то в не­дав­них сло­вах Тра­ут­мэ­на бес­по­ко­ило Тис­ла, но он не мог со­об­ра­зить что.
   Наконец он вспом­нил.
   – Откуда вы зна­ете, что я был в Ко­рее?
   – Все очень прос­то. Пе­ред тем как вы­ле­теть сю­да, я поз­во­нил в Ва­шин­г­тон, и мне за­чи­та­ли ва­ше досье.
   Тислу это не пон­ра­ви­лось. Сов­сем не пон­ра­ви­лось.
   – Я был вы­нуж­ден это сде­лать, – про­дол­жал Тра­ут­мэн. – И не вос­п­ри­ни­май­те это как втор­же­ние в ва­шу лич­ную жизнь. Мне бы­ло не­об­хо­ди­мо по­нять, что вы за че­ло­век – на тот слу­чай­, ес­ли вы са­ми ви­но­ва­ты в этой ис­то­рии с Рэм­бо, ес­ли сей­час это преж­де все­го месть с ва­шей сто­ро­ны. Та­ким об­ра­зом, я мог бы пред­ви­деть ос­лож­не­ния, ко­то­рые вы мо­же­те спро­во­ци­ро­вать. Вы свя­за­лись с Рэм­бо, ни­че­го о нем не зная, да­же его име­ни, это бы­ла од­на из ва­ших оши­бок.
   Есть пра­ви­ло, ко­то­рое мы всег­да пов­то­ря­ем – ни­ког­да не всту­пать в бой с вра­гом, ес­ли не зна­ешь его так же хо­ро­шо, как се­бя.
   – Ладно. Вы зна­ете, что я был в Ко­рее – ну и что даль­ше?
   – Прежде все­го, это час­тич­но объ­яс­ня­ет то, что вам уда­лось от не­го скрыть­ся.
   – Но тут и так все яс­но. Я же рас­ска­зы­вал вам, как все бы­ло. Я бе­жал быс­т­рее не­го, вот и все.
   – В том-то все и де­ло, – Тра­ут­мэн ус­мех­нул­ся. – По идее, вы не мог­ли бе­жать быс­т­рее. Он мо­ло­же вас, в луч­шей фор­ме, к то­му же луч­ше обу­чен. – Он по­мол­чал. – Ме­ня ин­те­ре­су­ет сле­ду­ющее: Рэм­бо знал, что вы во­ева­ли в Ко­рее?
   Тисл по­жал пле­ча­ми.
   – Медаль приш­пи­ле­на к сте­не у ме­ня в ка­би­не­те. Он ее ви­дел. Ес­ли ему это что-ни­будь ска­за­ло…
   – О, мо­же­те в этом не сом­не­вать­ся. Имен­но это и спас­ло вам жизнь.
   – Ну, не знаю. Я прос­то по­те­рял го­ло­ву, ког­да он зас­т­ре­лил Шин­г­л­то­на, и ки­нул­ся прочь, как ис­пу­ган­ная кры­са. – Ему ста­ло лег­че от­то­го, что он приз­нал­ся вот так, от­к­ры­то.
   – Конечно вы по­те­ря­ли го­ло­ву и ки­ну­лись прочь, – ска­зал Тра­ут­мэн. – Вы дав­но не учас­т­во­ва­ли в по­доб­ных дей­ст­ви­ях. На ва­шем мес­те кто бы не по­бе­жал? Но, по­ни­ма­ете, он от вас это­го не ожи­дал. Он про­фес­си­онал и, ес­тес­т­вен­но, ис­хо­дил из то­го, что че­ло­век, зас­лу­жив­ший ме­даль, то­же про­фес­си­онал. – О, ко­неч­но же не та­ко­го клас­са как Рэм­бо, к то­му же по­те­ряв­ший фор­тму, но все же про­фес­си­онал. Этим он и ру­ко­вод­с­т­во­вал­ся в сво­их пос­туп­ках. Вы ког­да-ни­будь ви­де­ли шах­матную пар­тию меж­ду люби­те­лем и про­фес­си­она­лом?
   Любитель вы­иг­ры­ва­ет боль­ше фи­гур. По­то­му что про­фес­си­онал при­вык иг­рать с людь­ми, кото­рые тща­тель­но про­ду­мы­ва­ют каж­дый ход, а тут лю­би­тель пе­рес­тав­ля­ет фи­гу­ры по всей доске, сам тол­ком не пони­мая, что де­ла­ет.
Ну и вот, про­фес­си­онал пы­та­ет­ся уви­деть в этом ка­кую-то сис­те­му, не нахо­дит ее, те­ря­ет­ся и на­чи­на­ет про­иг­ры­вать. А в ва­шем слу­чае про­изош­ло сле­ду­ющее: вы бе­жа­ли всле­пую, а Рэм­бо сле­до­вал за ва­ми, пы­та­ясь вы­чис­лить, что­бы сде­лал на ва­шем мес­те та­кой­, как он. Он ожи­дал, что вы за­ля­же­те где-ни­будь в за­са­де, и это его за­дер­жи­ва­ло, а ког­да он по­нял, что ошиб­ся, бы­ло уже поз­д­но…

Цитата: Дэвид Моррел. «Первая кровь»
Иллюстрация: Сильвестр Сталлоне в роли Рэмбо

18 октября 1934 года, 90 лет назад родился замечательный писатель и учёный Игорь Можейко (Кир Булычев)

В том состоянии отчаяния и бешенства, в котором Синцов находился, он запальчиво решил, что попробует добраться до редакции, минуя все КПП. А если не удастся, если его задержат раньше, разница невелика — и так и так ему придется доказывать одно и то же: что он не дезертир и не собирался им быть!

Ему почти наверняка не удалось бы пройти в Москву ни за день до этого, ни днем позже. Но именно в этот день — 16 октября, сойдя с шоссе и минуя контрольно-пропускные пункты, он добрался до хорошо знакомой окраины, а потом, так никем и не задержанный, дошел до самого центра Москвы.

Потом, когда все это осталось в прошлом и когда кто-нибудь в его присутствии с ядом и горечью заговаривал о 16 октября, Синцов упорно молчал: ему было невыносимо вспоминать Москву этого дня, как бывает невыносимо видеть дорогое тебе лицо, искаженное страхом.

Конечно, не только перед Москвой, где в этот день дрались и умирали войска, но и в самой Москве было достаточно людей, делавших все, что было в их силах, чтобы не сдать ее. И именно поэтому она и не была сдана. Но положение на фронте под Москвой и впрямь, казалось, складывалось самым роковым образом за всю войну, и многие в Москве в этот день были в отчаянии готовы поверить, что завтра в нее войдут немцы.

Как всегда в такие трагические минуты, твердая вера и незаметная работа первых еще не была для всех очевидна, еще только обещала принести свои плоды, а растерянность, и горе, и ужас, и отчаяние вторых били в глаза. Именно это было, и не могло не быть, на поверхности. Десятки и сотни тысяч людей, спасаясь от немцев, поднялись и бросились в этот день вон из Москвы, залили ее улицы и площади сплошным потоком, несшимся к вокзалам и уходившим на восток шоссе; хотя, по справедливости, не так уж многих людей из этих десятков и сотен тысяч была вправе потом осудить за их бегство история.

Синцов шел по улицам Москвы, где никому не было дела до него в этот страшный московский день, когда люди, теряя друг друга, искали, не находили, ломились в запертые квартиры, отчаянно ждали на перекрестках, под остановившимися часами, кричали и плакали в водоворотах вокзальных площадей.

Люсин давно выскочил из головы Синцова; злоба на этого человека оказалась ничтожной и мелкой в том наводнении горя, которое захватило и, как щепку, волокло Синцова по московским улицам. Он проклинал уже не Люсина, а себя; поступи он по-другому, пойди в Особый отдел, как решил сначала, быть может, ему уже дали бы в руки винтовку там, за сто километров от Москвы, где решалась ее судьба. Но, чтобы получить надежду на это, надо было довести до конца начатое: попасть в редакцию.

Наконец он свернул от Никитских ворот, забитых сплошной пробкой из машин и людей, в Хлыновский тупик, к редакции "Гудка", где бывал когда-то еще перед войной.

В тупике, так же как и повсюду, стоял запах гари, порывы ветра взвивали с места и вертели в воздухе пепел сожженных бумаг. Все окна в редакции были наглухо завешены изнутри маскировочными шторами, а у запертых на висячий замок дверей сидел на табуретке старик вахтер в черной железнодорожной шинели, с мелкокалиберной винтовкой в руках. Сидел, не обращая внимания на суету бежавших мимо него по тупику людей с вещами.

Синцов подошел к нему и, хотя отрицательный ответ был уже очевиден, все-таки спросил, не приезжала ли сюда фронтовая редакция. Вахтер молча повел головой.

— А "Гудок" что, уехал? — снова спросил Синцов, хотя было ясно, что "Гудок" уехал.

— А вам чего? — только теперь, подняв голову, спросил вахтер. — Какие ваши документы будут? Предъявите!

— А зачем вам документы?

— А затем, чтобы знать, положено вам отвечать или не положено! — сердито сказал старик.

Да, "Гудок" уехал, а фронтовая редакция не приехала и неизвестно, приедет ли. Это было ясно. Но Синцов все еще топтался в тупике и смотрел на окна редакции, не зная, что делать дальше.

Цитата: Константин Симонов «Живые и мертвые» 1941
Иллюстрация: Григорий Шегаль «На эскалаторе. Московское метро» 1941г.

3 (15) октября 1814 года, 210 лет назад, родился великий русский поэт Михаил Лермонтов

Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! у нее есть своя душа, своя жизнь. Как в древнем римском кладбище, каждый ее камень хранит надпись, начертанную временем и роком, надпись, для толпы непонятную, но богатую, обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта!.. Как у океана, у нее есть свой язык, язык сильный, звучный, святой, молитвенный!.. Едва проснется день, как уже со всех ее златоглавых церквей раздается согласный гимн колоколов, подобно чудной, фантастической увертюре Беетговена, в которой густой рев контр-баса, треск литавр, с пением скрыпки и флейты, образуют одно великое целое; и мнится, что бестелесные звуки принимают видимую форму, что духи неба и ада свиваются под облаками в один разнообразный, неизмеримый, быстро вертящийся хоровод!..

О, какое блаженство внимать этой неземной музыке, взобравшись на самый верхний ярус Ивана Великого, облокотясь на узкое мшистое окно, к которому привела вас истертая, скользкая витая лестница, и думать, что весь этот оркестр гремит под вашими ногами, и воображать, что все это для вас одних, что вы царь этого невещественного мира, и пожирать очами этот огромный муравейник, где суетятся люди, для вас чуждые, где кипят страсти, вами на минуту забытые!.. Какое блаженство разом обнять душою всю суетную жизнь, все мелкие заботы человечества, смотреть на мир — с высоты!

Цитата: Михаил Лермонтов. «Панорама Москвы»
Иллюстрация Аристарх Лентулов «Москва»

14 октября 1964 года, 60 лет назад, Никита Сергеевич Хрущев был снят с должности Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета министров СССР

…Став пенсионером, я больше общаюсь с простыми людьми. Как-то ко мне подошли отдыхающие из близлежащего дома отдыха. Мы разговорились. «Сколько Вы заплатили за путевку?» – спросил я одну из женщин. «Шесть рублей». – «Так мало?». – «Остальное доплатил профсоюз». – «А сколько Вы зарабатываете?». – «60 рублей в месяц».

Ну и ну, всего 60 при наших-то условиях и ценах! Просто гроши! К чему приводить здесь публикуемый нашей статистикой так называемый средний заработок трудящегося? Арифметическая манипуляция ловко затушевывает подлинную картину. Масса людей живет ниже среднего уровня, нуждается и бедствует. И это тогда, когда уже прошли 50 с лишним лет после Октябрьской революции.

Мне скажут: «Да ведь так и при тебе было». Да и при мне. Но при Ленине-то было еще хуже. Однако сколько можно ждать? При Ленине имелись одни возможности, в середине XX столетия – другие, сейчас – третьи. С каждым годом потенциал нашей экономики увеличивается. Появились условия, позволяющие семимильными шагами улучшать жизненный уровень народа.
А что он видит? Вот эта женщина получает 60 рублей. Она еще молодая и могла бы иметь семью. И представьте, если у нее трое или четверо детишек. Какие тяжелые условия жизни у таких людей!
У нас есть возможности улучшить жизнь людей. На XXII съезде я высказал свое понимание, считал, что надо взять на плечи государства содержание молодого поколения, детишек: бесплатные завтраки, обеды, одежда и обувь. Это было бы очень большим подспорьем, выравняло бы материальное положение людей и создало бы более демократические условия нашей жизни. Если в школе дети покупают себе бутерброд, и один берет черный хлеб, другой – белый, а третий – с икрой или с маслом, то о каком социализме и коммунизме мы можем говорить. …. Сейчас ребенок питается и одевается исходя из того, сколько папа зарабатывает, сколько мама зарабатывает.
Вот это вопрос вопросов, из-за которого рабочий класс, крестьянство, трудовая интеллигенция пошли за Лениным, совершили революцию. Некоторые скажут, я мыслю слишком упрощенно. Да, именно за кусок хлеба боролись революционные слои рабочего класса России, наиболее малообеспеченные в царское время.
…
А вот другая пара из того же дома отдыха: муж и жена – молодые люди, но имеют двоих детей. …
– Сколько вы получаете, и что вы делаете? – спросил я.
Женщина говорит:
– Я фельдшер, получаю 70 рублей и 10 еще за какие-то работы, всего 80 рублей. Мало.
– А вы, – говорю, – сколько получаете?
Муж представился кандидатом наук.
– Я, – говорит, – получаю 130 рублей.
Ну, конечно, 130 рублей для инженера, кандидата технических наук – не густо, тем более сейчас, когда многие категории рабочих получают или столько же, или даже больше.

Вообще у нас с заработной платой вопрос запутан. И сейчас тоже. А это вопрос вопросов. Чтобы добиться монолитности нашего общества и укреплять эту монолитность, проблема дележки благ, создаваемых обществом, решающая. Я всегда был против уравниловки, но должно быть разумное распределение благ с тем, чтобы не допускать уравниловки, но и не подвергать дискриминации некоторые категории работающих в нашем советском государстве.
…
Когда я был в Югославии, беседовал с товарищем Тито:
– От вас многие едут на заработки в Западную Германию? – спросил я.
– Да, едут. Говорят: я – за социализм, но поеду в ФРГ, год там поработаю и куплю машину, а здесь это невозможно, – ответил он.

Да, действительно оттуда приезжают на машинах. К сожалению, мы себе этого еще позволить не можем. Надо иметь в виду, что с каждым годом наши объяснения будут все менее обоснованными и все меньшее количество ушей будет прислушиваться к этим объяснениям. Больше будут нас ругать. Поэтому сейчас надо искать способы более разумного расходования средств

Цитата: Никита Хрущев «Воспоминания» 1970
Иллюстрация. Николай Осенев «Проспект Калинина» 1970

11 октября – День Вдыхания осеннего воздуха

Осень… осень… Весь Париж,
Очертанья сизых крыш
Скрылись в дымчатой вуали,
Расплылись в жемчужной дали.
В поредевшей мгле садов
Стелет огненная осень
Перламутровую просинь
Между бронзовых листов.
Вечер… Тучи… Алый свет
Разлился в лиловой дали:
Красный в сером — это цвет
Надрывающей печали.
Ночью грустно. От огней
Иглы тянутся лучами.
От садов и от аллей
Пахнет мокрыми листами.

Цитата: Максимилиан Волошин «Весь Париж»
Иллюстрация: Константин Коровин «Парижские огни»

Красавина. А ты ищи себе под пару, так тебя никто и не будет обманывать; а то ты всё не под масть выбираешь-то. Глаза-то у тебя больно завистливы.

Бальзаминов. А тебе какое дело? Да и совсем не от зависти я хочу жениться на богатой, а оттого, что у меня благородные чувства. Разве можно с облагороженными понятиями в бедности жить? А коли я не могу никакими средствами достать себе денег, значит я должен жениться на богатой. Ах, маменька, какая это обида, что все на свете так нехорошо заведено! Богатый женится на богатой, бедный — на бедной. Есть ли в этом какая справедливость? Одно только притеснение для бедных людей. Если б я был царь, я бы издал такой закон, чтоб богатый женился на бедной, а бедный — на богатой; а кто не послушается, тому смертная казнь.

Красавина. Ну вот когда такой закон от тебя выдет, тогда мы и будем жить по-твоему; а до тех пор, уж ты не взыщи, все будет по старому русскому заведению: «По Сеньке шапка, по Еремке кафтан». А то вот тебе еще другая пословица: «Видит собака молоко, да рыло коротко».

Бальзаминов. Вот видите, маменька, вот она опять все на смех.

Цитата: Александр Островский «За чем пойдешь, то и найдешь (Женитьба Бальзаминова)»
Иллюстрация: Лидия Смирнова в роли Красавиной в фильме «Женитьба Бальзаминова»

Не было гвоздя – подкова пропала.
Не было подковы – лошадь захромала.
Лошадь захромала - командир убит.
Конница разбита - армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице не было гвоздя.

Самуил Маршак, перевод стихотворения For Want of a Nail, опубликованного в 1640 году Джорджем Гербертом, в книге Outlandish Proverbs

For want of a nail the shoe was lost.
For want of a shoe the horse was lost.
For want of a horse the rider was lost.
For want of a rider the message was lost.
For want of a message the battle was lost.
For want of a battle the kingdom was lost.
And all for the want of a horseshoe nail.

5 октября – Всемирный День Учителя

…умоляю и заклинаю благородное и пытливое юношество, которое вверило нам обучение наукам, чтобы оно продвигалось вперёд в предпринятом знакомстве с прошедшими временами.
Нет никаких оснований, чтобы мы с таким любопытством рассматривали древние статуи, арки, термы, театры, могилы, но не пожелали уделить внимание описанию в истории бессмертных душ тех превосходных людей, кто создал всё это, для кого всё это было создано. В том, чтобы воскрешать память наших предков, чтобы смотреть на первые шаги религии, её рост и распространение, следить за переселениями племён и народов, за их войнами, договорами, государственным устройством и судьбами, используя это всё для того, чтобы стать благоразумными, есть нечто великое и полное достоинства.

Те, кто не будет знаком со всем этим, всегда будут относиться к числу детей малых; те, кто и не пожелает знать, к числу сумасшедших. Но в силу своего разумения я даю ещё один совет: не хватать больше, чем есть возможность, то есть не рассуждать больше и скорее, чем следовало бы.

Никого никогда не обвиняли в том, что он задержался допоздна со своим осуждением, но очень многих – что обратились к нему слишком скоро; а труд суждения и без того слишком тяжек, чтобы ещё нужно было торопиться с ним. К тому же тот, кто рассказывает или хвалит, может безнаказанно допустить ошибку где угодно; тот же, кто берёт на себя труд цензора, даже и в мелочах не может погрешить без великого позора.

И мы вовсе не страдаем от недостатка критиков, чтобы принимать кого угодно и откуда угодно; можно даже и утверждать, что, как у каждого века есть свой характер, своя как бы звезда, так наш век по своему свойству и с большой плодовитостью производит критиков.

Но это прекрасное и преизящное преимущество стоит как бы на острие иголки, откуда при малейшем уклонении скатывается в бездну порока и вреда; отсюда выходит, что, по моему мнению, юношам нужно смотреть на него как бы с большого расстояния и приступать не раньше, чем они укрепят свои умственные силы долгими упражнениями.

Цитата: Якопо Фаччолати (1682–1769), речь «Об истории» из книги «X речей о наилучшем обучении» (De optimis studiis Orationes X. Jacobi Facciolati S. Theol. Doctoris, & in Seminario Patavino Stud. Praefecti… Patavii: Typis Seminarii, 1723), перевод Алексея Любжина @potio_arabica

שנה טובה, מתוקה ומנצחת
Шана това, метука у менацехет
Счастливого, сладкого и победного года

Рош ха-Шана́ (רֹאשׁ הַשָּׁנָה‎, «голова года») — еврейский Новый год, который празднуют два дня подряд в новолуние осеннего месяца тишрей (тишри) по еврейскому календарю (приходится на сентябрь или октябрь). С этого дня начинается отсчёт дней нового еврейского года. В 2024 году он празднуется 2-4 октября


– Будь я Ротшильд… – размечтался касриловский меламед однажды в четверг, когда жена потребовала денег, чтоб справить субботу, а у него их не было. – Эх, если бы я был Ротшильдом! Угадайте, что бы я сделал? Первым долгом я завел бы обычай, чтобы жена всегда имела при себе трешницу и не морочила голову каждый раз, когда наступает долгожданный четверг, а субботу отпраздновать не на что… Во-вторых, я бы выкупил субботний сюртук… Впрочем, нет! Женин кошачий бурнус: пускай перестанет долбить, что ей холодно! Затем я приобрету весь этот дом. со всеми тремя комнатами, с клетушкой, с чуланом, с погребом, с чердаком, со всей прочей дребеденью: пусть она не говорит, что ей тесно. Вот тебе две комнаты – стряпай себе, пеки, шинкуй, стирай, делай что хочешь, а меня оставь в покое, чтобы я мог заниматься с моими учениками на свежую голову! Нет заботы о заработке, не надо думать, откуда бы взять на субботу, – благодать, да и только! Дочерей бы всех повыдавал, – долой обузу с плеч. Чего мне еще надо? Вот я и начинаю подумывать о городских делах.

Перво-наперво жертвую старой синагоге новую крышу, пусть не каплет на голову, когда люди молятся. Баню, не будь рядом помянута, я перестраиваю наново, потому что не сегодня-завтра там неизбежно, упаси бог, беда приключится, да еще, чего доброго, как раз когда женщины моются. А коль скоро баню, то уж богадельню и подавно развалить надо и поставить на ее месте больницу, самую, что называется, настоящую – с койками, с доктором, с лекарствами, с бульоном каждый день для больных, – как водится в порядочных городах. Затем я строю приют для престарелых, чтобы старики, знатоки талмуда, не валялись в молельне за печью. Создаю общество «Одежду – нагим», чтобы дети бедняков не бегали, извините за выражение, с голыми пупками, и благотворительное ссудное товарищество, чтобы человек, будь он меламед, или ремесленник, или даже торговец, не должен был платить процентов, не должен был закладывать последнюю рубаху; учреждаю общество «Призрения невест», дабы любую засидевшуюся в девушках из бедных приодели как следует и выдали замуж, и еще тому подобные общества завожу я у нас в Касриловке… Впрочем, почему только в Касриловке? Всюду, где живут наши братья евреи, основываю я такие общества, везде, по всему свету!

А для порядка, чтобы все шло чин чином, я, знаете, что делаю? Назначаю над всеми обществами одно большое благотворительное общество, которое наблюдает за всеми остальными, заботится обо всех евреях, то есть обо всем народе, чтобы люди везде имели заработок, жили в дружбе, сидели бы по ешиботам и изучали библию с толкованиями, талмуд с комментариями, с добавлениями и всякой прочей премудростью, все на свете языки… А надо всеми ешиботами был бы главный ешибот – еврейская академия, в Вильне, разумеется… Отсюда должны выходить величайшие в мире ученые и мудрецы, – и все это бесплатно, «за счет богача», на мои средства то есть, и чтобы все велось по плану, по порядку, чтобы не было никакого «ты-мне-я-тебе-хап-лап», пусть у всех будет одна только забота – общее благо!.. А что нужно для того, чтобы люди думали об общем благе? Для этого надо обеспечить каждого в отдельности. А чем обеспечить? Разумеется, заработком. Потому что заработок – это, знаете ли, самое главное! Без заработка не может быть и дружбы. Из-за куска хлеба, прости господи, люди готовы друг друга извести, зарезать, отравить, повесить!.. Даже враги наши, зложелатели на всем свете, – чего, думаете, они от нас хотят? Ничего. Все из-за заработка. Были бы у них дела получше, они бы вовсе так не свирепствовали.

Шолом-Алейхем «Если бы я был Ротшильд»

4 октября – так же и День Святого Франциска Ассизского

Однажды зимой, когда Святой Франциск шел с братом Львом из Перуджи в обитель Санта-Мария и сильно страдал от холода, окликнул он брата Льва, шедшего впереди, и сказал ему: «Брат Лев. Если бы во всех пределах братья являли собой пример истинной святости и добродетели, напиши и особенно подчеркни — не в этом была бы совершенная радость».

Немного времени спустя Святой Франциск окликнул брата Льва второй раз: «O брат Лев, если братья могли бы заставлять ходить увечного, выпрямлять горбатого, изгонять бесов, возвращать зрение слепому, слух глухому, речь немому, совершать чудеса, даже если бы они умели воскрешать мертвых на четвертый день после смерти, напиши, что не в этом была бы совершенная радость».

Вскоре он воскликнул вновь: «O брат Лев, если бы братья знали все языки, были бы сведущи во всех науках, если они могли бы толковать Писание, если бы они обладали даром предвидения и могли бы постигать не только будущее, но и тайны совести всех людей и всех душ, напиши, что не в этом была бы совершенная радость».

Сделав несколько шагов, он воскликнул громко: «O брат Лев, ягненочек Божий! Если братья могли бы говорить на языке ангелов, если они могли бы толковать положения звезд, если они разбирались бы в травах, если бы все сокровища земли были открыты им, если бы они знали всех птиц во всем их множестве, всех рыб, всех животных, людей, деревья, камни, коренья и воды, напиши, что не в этом была бы совершенная радость».

Вскоре он воскликнул вновь: «O брат Лев, если братья умели бы такой дар проповедников, что от проповедей их все неверные обратились бы в веру Христову, напиши, что и не в этом была бы совершенная радость».

И вот, когда, беседуя таким образом, прошли они две мили, брат Лев, весьма удивленный, спросил Святого: «Отец, молю тебя, научи меня, что же есть совершенная радость».

Святой Франциск отвечал: «Если, когда мы придем в обитель Санта-Марии, промокшие и трясущиеся от холода, если, когда мы постучимся в ворота, привратник придет злой и спросит нас, кто мы такие; если мы скажем ему: «Мы двое братьев», а он ответит сердито: «Вы говорите неправду. Уходите, я сказал!»; если после этого оставит нас снаружи, беззащитных перед снегом и дождем, страдающих от холода и голода, в ночи, тогда, если мы примем такие несправедливость, жестокость и оскорбление терпеливо, без досады и жалоб, смиренно и милостиво, понимая, что привратник на самом деле знает нас, и что это по воле Бога он так говорит против нас, напиши, о брат Лев, это и есть совершенная радость.

И если мы постучимся вновь, и привратник выйдет в ярости, чтобы прогнать нас, и вытолкает нас, говоря: «Прочь, презренные!», и если мы примем все это с терпением, с радостью и с милостью, о брат Лев, напиши, что это подлинно совершенная радость.

И если побуждаемые холодом и голодом мы постучимся вновь, позовем привратника, со слезами умоляя его открыть нам и дать приют ради любви к Богу, и если он выйдет еще более рассерженный, чем раньше, и, взяв палку, схватит нас и будет бить нас, если мы снесем все эти несправедливости с терпением и радостью, думая о страданиях нашего Благословенного Господа, которые мы разделим с ним из любви к Нему, напиши, о брат Лев, это, наконец, и есть совершенная радость.

А теперь, брат, слушай главное.

Превыше всех милостей и даров Святого Духа, кои Христос дарует друзьям своим, есть дар побеждать себя и охотно принимать из любви ко Христу все страдания, все несправедливости, неудобства и испытания; ибо мы не можем славиться всеми остальными дарами, видя, что они происходят не от нас, но от Бога, по словам Апостола — «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?»
Но, неся Крест бедствий и несчастий, можем мы обрести славу, ибо, как опять же сказал Апостол, «я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа»

Цит: «Как Святой Франциск, идя с братом Львом, объяснил ему, что есть совершенная радость»
Илл: Памятник Св. Франциску, укрощающему волка

4 октября – Всемирный день защиты животных

Об утконосах написано столько, что, как говорится, дальше некуда, и все-таки стоит еще раз перечислить самые примечательные особенности этих редкостных, невероятных созданий. У них упругий клюв и перепончатые ноги, как у утки; тело покрыто короткой, очень мягкой шерстью, как у крота; хвост короткий и веслообразный, как у бобра; задние ноги самца вооружены шпорами с ядом, который почти так же опасен, как яд змеи, и в довершение всего, хотя утконос – млекопитающее (то есть он теплокровный и выкармливает свое потомство молоком), его детеныши вылупляются из яиц. Правда, в отличие от других млекопитающих, у него нет сосков, их заменяет так называемое железистое поле: молоко выделяется через мелкие отверстия, и детеныши не сосут его, а слизывают. Утконосы – насекомоядные, они питаются пресноводными рачками, червями и личинками, причем каждый утконос съедает за ночь столько, сколько весит сам. Чудовищный аппетит этого животного – одна из многих причин, почему его так трудно содержать в неволе.
…
Дэвид не только разработал методы содержания утконосов и первым в мире добился того, что они размножались в неволе, – он дважды брался за такое рискованное дело, как доставка утконосов в нью-йоркское Зоологическое общество. Страшно даже подумать обо всех трудностях, сопряженных с таким предприятием! Надо припасти на дорогу тысячи рачков, червяков и головастиков, изготовить специальный платипусариум; надо исподволь, осторожно подготовить животных к путешествию, ведь утконосы чрезвычайно впечатлительны, чуть что не так – откажутся от пищи и зачахнут. О выдержке и сноровке Дэвида говорит уже тот факт, что оба раза он благополучно довез своих питомцев до США, и они много лет жили и здравствовали на новом месте.

– Знаете, в Англии в войну ходил один странный слух, – сказал я Дэвиду. – Это было примерно в сорок втором, если не ошибаюсь. Кто-то рассказал мне, будто в Лондонский зоопарк был отправлен утконос. Больше я ничего не слышал и решил, что все это пустые разговоры. Вы, случайно, не знаете об этом?
– Нет, то были не пустые разговоры, – усмехнулся Дэвид. – Это факт.
– Как, – удивился я, – в разгар мировой войны через все моря везли утконоса?
– Вот именно, – подтвердил Дэвид. – Чистое сумасбродство, верно? В самый разгар войны Уинстон Черчилль вдруг решил, что ему нужен утконос. То ли он рассчитывал, что это хорошее средство поднять дух людей, то ли собирался как-то обыграть это в пропаганде, то ли захотел получить утконоса – не знаю. Так или иначе, Мензис обратился ко мне и поручил поймать утконоса, приучить его к неволе и подготовить к плаванию. Ну так вот, я поймал красивого молодого самца, готовил его полгода, потом решил, что можно его отправлять. Проинструктировал человека на судне, которое должно было везти утконоса, снабдил его кучей письменных наставлений. Команда страшно увлеклась этим заданием, все старались мне помочь, и вот утконос вышел в плавание на «Порт Филипе».

– Представьте себе, – продолжал он, – утконос пересек весь Тихий океан, прошел Панамский канал, пересек Атлантику, и вдруг в двух днях пути от Ливерпуля – подводные лодки! Понятно, пришлось бросать глубинные бомбы. А утконосы, как я уже говорил, страшно впечатлительны и очень восприимчивы к шуму. Разрывы глубинных бомб оказались для нашего путешественника последней каплей, и он испустил дух. В двух днях пути от Ливерпуля!

Мне эта история показалась одним из великолепнейших примеров донкихотства, о каких я когда-либо слышал. Человечество раскололось на два враждующих лагеря, идет самая лютая война в истории, а тут Черчилль с его неизменной сигарой приказывает, чтобы ему подали (подумать только!) утконоса. И вот уже на другом конце света Дэвид терпеливо растит молодого утконоса и старательно готовит его к долгому плаванию через моря, кишащие подводными лодками. Жаль, что у этой истории не было счастливого конца.

Цитата: Джеральд Даррелл «Поймайте мне колобуса»

4 октября – день памяти Ингигерды Олафсдоттир (1001-1050) (в крещении Ирины), дочери шведского конунга Олава Святого, владычицы Ладоги и прилегающих земель, жителей которых она обратила в христианство

...Следующей весной в Швецию прибыли послы Ярицлейва конунга из Хольмгарда узнать, собирается ли Олав конунг сдержать обещание, данное предыдущим летом, и выдать свою дочь Ингигерду за Ярицлейва конунга.

Олав конунг сказал об этом Ингигерде и заявил, что он хочет, чтобы она вышла замуж за Ярицлейва конунга.

Она отвечает:
— Если я выйду замуж за Ярицлейва конунга, то я хочу получить от него как вено все владения ярла Альдейгьюборга и сам Альдейгьюборг [Ладогу].

Послы из Гардарики согласились от имени своего конунга.

Тогда Ингигерда сказала:
— Если я поеду на восток в Гардарики, я возьму с собой из Швеции человека, который мне покажется наиболее подходящим для того, чтобы поехать со мной. Я ставлю условием, чтобы на востоке у него было не ниже звание и не меньше прав, чем здесь, и чтобы ему оказывали почестей не меньше, чем здесь.

Послы и конунг с этим согласились и скрепили договор клятвами. Тогда конунг спросил Ингигерду, кто же тот человек, которого она хочет взять с собой. Она отвечает:

— Этот человек Рёгнвальд ярл сын Ульва, мой родич.

Конунг говорит:
— Не так я думал отплатить Рёгнвальду ярлу за измену своему конунгу, ведь он уехал в Норвегию с моей дочерью. Я его за это повешу этим же летом.

Ингигерда потребовала от отца сдержать слово, которое он ей дал.
И, уступая ее словам, конунг сказал, что он отпускает Рёгнвальда, и пусть он уезжает из Швеции и никогда не возвращается назад и не попадается ему на глаза, пока он, Олав, будет конунгом.

Ингигерда послала своих людей к ярлу, велела рассказать о том, что произошло, и назначила ему место встречи. Ярл быстро собрался в дорогу и поскакал в Восточный Гаутланд. Там он снарядил корабли и отправился вместе со своими людьми навстречу Ингигерде конунговой дочери. Тем же летом они вместе отправились на восток в Гардарики.

Ингигерда вышла замуж за Ярицлейва конунга. Сыновьями их были Вальдамар, Виссивальд и Хольти Смелый.

Ингигерда конунгова жена пожаловала Рёгнвальду ярлу Альдейгьюборг, и он стал ярлом всей той области.
Рёгнвальд ярл правил там долго, и о нем ходила добрая слава...


Цитата: Снорри Стурулсон «Круг Земной. Сага об Олаве Святом»
Иллюстрация: Людмила Смородина в роли Ингигерды в фильме «Ярослав Мудрый» (1981 г)

3 октября - День германского единства

И так как все мы люди, то должны мы — извините! — что-то есть, хотят накормить нас пустой болтовней — к чертям! Спасибо за честь! Марш левой — два, три! Марш левой — два, три! Встань в ряды, товарищ, к нам,— ты войдешь в наш Единый рабочий фронт, потому что рабочий ты сам! И так как все мы люди, то нужны нам башмаки без заплат, и нас не согреет треск речей под барабанный раскат! И так как все мы люди, не дадим себя пинать сапогом! Никто на других не поднимет плеть, и сам не будет рабом! И если ты — рабочий, то не жди, что нам поможет другой, — себе мы свободу добудем в бою своей рабочей рукой!

Цитата: Бертгольд Брехт. «Песня Единого фронта»
Перевод С. Болотина и Т. Сикорской (1935)

Иллюстрация: Виктор Асерьянц. Берлин (рекламный плакат «Аэрофлота» (1960е)

30 сентября – Международный день переводчика*

Так что же он такое, канцелярит? У него есть очень точные приметы, общие и для переводной и для отечественной литературы.
Это – вытеснение глагола, то есть движения, действия, причастием, деепричастием, существительным (особенно отглагольным!), а значит – застойность, неподвижность. И из всех глагольных форм пристрастие к инфинитиву.
Это – нагромождение существительных в косвенных падежах, чаще всего длинные цепи существительных в одном и том же падеже – родительном, так что уже нельзя понять, что к чему относится и о чем идет речь.
Это – обилие иностранных слов там, где их вполне можно заменить словами русскими.
Это – вытеснение активных оборотов пассивными, почти всегда более тяжелыми, громоздкими.
Это – тяжелый, путаный строй фразы, невразумительность. Несчетные придаточные предложения, вдвойне тяжеловесные и неестественные в разговорной речи.
Это – серость, однообразие, стертость, штамп. Убогий, скудный словарь: и автор и герои говорят одним и тем же сухим, казенным языком. Всегда, без всякой причины и нужды, предпочитают длинное слово – короткому, официальное или книжное – разговорному, сложное – простому, штамп – живому образу. Короче говоря, канцелярит – это мертвечина. Он проникает и в художественную литературу, и в быт, в устную речь. Даже в детскую. Из официальных материалов, из газет, от радио и телевидения канцелярский язык переходит в повседневную практику. Много лет так читали лекции, так писали учебники и даже буквари.
Вскормленные языковой лебедой и мякиной, учителя в свой черед питают той же сухомяткой черствых и мертвых словес все новые поколения ни в чем не повинных ребятишек.
Так нахально «входят в язык» все эти канцеляризмы и штампы, что от них трудно уберечься даже очень неподатливым людям, и тогда, как бы защищаясь, они выделяют эти слова иронической интонацией.
Вот горькие, но справедливые строки из письма одной молодой читательницы автору этой книжки: «Мы почти не произносим открытого текста, мы не строим больше нашу речь сами, а собираем ее из готовых стандартных деталей, но подчеркиваем „кавычками“, что делаем это сознательно, что понимаем все убожество нашего материала. Мы повторяем те же ненавистные штампы, выражая свое отношение к ним лишь негативно, ничего не создавая взамен»

Цитата: Нора Галь «Слово живое и мертвое»
Иллюстрация: Сано ди Пьетро «История святого Иеронима и льва»
______
*Международный день переводчика (Journée mondiale de la traduction, International Translation Day) — профессиональный праздник устных и письменных переводчиков. Отмечается 30 сентября (день смерти Св. Иеронима Стридонского, который осуществил полный перевод Библии на латинский язык, в связи с чем традиционно считается святым покровителем переводчиков)

26 сентября 1849 года, 175 лет назад, родился академик Иван Петрович Павлов

У нас находится на излечении больная с чрезвычайно расслабленной нервной системой. Когда ей показывают красный цвет и говорят, что это не красный цвет, а зеленый, она с этим соглашается и заявляет, что, всмотревшись внимательно, она действительно убедилась, что это не красный, а зеленый цвет.
Чем это объяснить?
Академик Павлов говорит, — парадоксальным состоянием. При нем теряется реакция на сильный возбудитель. Действительность, действительный красный или иной цвет — это сильный возбудитель. А слова: красный, зеленый и т. д. — это слабые возбудители того же рода.
При болезненной нервной системе, при ее парадоксальном состоянии теряется восприимчивость к действительности, а остается восприимчивость только к словам. Слово начинает заменять действительность. В таком состоянии, по мнению академика Павлова, находится сейчас все русское население.

Цитата: Н.А. Гредескул. Условные рефлексы и революция: [По поводу выступления акад. И. П. Павлова] (журнал Звезда №3, 1924 год)
Иллюстрация: М.В. Нестеров «Портрет И. П. Павлова». 1935

Еще задолго до прибытия в Глупов, он уже составил в своей голове целый систематический бред, в котором, до последней мелочи, были регулированы все подробности будущего устройства этой злосчастной муниципии. На основании этого бреда вот в какой приблизительно форме представлялся тот город, который он вознамерился возвести на степень образцового.

Посредине — площадь, от которой радиусами разбегаются во все стороны улицы, или, как он мысленно называл их, роты. По мере удаления от центра, роты пересекаются бульварами, которые в двух местах опоясывают город и в то же время представляют защиту от внешних врагов. Затем форштадт, земляной вал — и темная занавесь, то есть конец свету. Ни реки, ни ручья, ни оврага, ни пригорка — словом, ничего такого, что могло бы служить препятствием для вольной ходьбы, он не предусмотрел. Каждая рота имеет шесть сажен ширины — не больше и не меньше; каждый дом имеет три окна, выдающиеся в палисадник, в котором растут: барская спесь, царские кудри, бураки и татарское мыло. Все дома окрашены светло-серою краской, и хотя в натуре одна стороны улицы всегда обращена на север или восток, а другая на юг или запад, но даже и это упущено было из вида, а предполагалось, что и солнце и луна все стороны освещают одинаково и в одно и то же время дня и ночи.

В каждом доме живут по двое престарелых, по двое взрослых, по двое подростков и по двое малолетков, …. Одинаковость лет сопрягается с одинаковостию роста. В некоторых ротах живут исключительно великорослые, в других — исключительно малорослые, или застрельщики. …
. В каждом доме находится по экземпляру каждого полезного животного мужеского и женского пола, которые обязаны, во-первых, исполнять свойственные им работы и, во-вторых, — размножаться.
На площади сосредоточиваются каменные здания, в которых помещаются общественные заведения, как-то: присутственные места и всевозможные манежи: для обучения гимнастике, фехтованию и пехотному строю, для принятия пищи, для общих коленопреклонений и проч. Присутственные места называются штабами, а служащие в них — писарями.
Школ нет, и грамотности не полагается; наука числ преподается по пальцам.
Нет ни прошедшего, ни будущего, а потому летосчисление упраздняется.
[…]
Такова была внешняя постройка этого бреда. Затем предстояло урегулировать внутреннюю обстановку живых существ, в нем захваченных. В этом отношении фантазия Угрюм-Бурчеева доходила до определительности поистине изумительной.

Всякий дом есть не что иное, как поселенная единица, имеющая своего командира и своего шпиона (на шпионе он особенно настаивал) и принадлежащая к десятку, носящему название взвода.
Взвод, в свою очередь, имеет командира и шпиона; пять взводов составляют роту, пять рот — полк. Всех полков четыре, которые образуют, во-первых, две бригады и, во-вторых, дивизию; в каждом из этих подразделений имеется командир и шпион.
Затем следует собственно Город, который из Глупова переименовывается в «вечно-достойныя памяти великого князя Святослава Игоревича город Непреклонск».
Над городом царит окруженный облаком градоначальник, или, иначе, сухопутных и морских сил города Непреклонска обер-комендант, который со всеми входит в пререкания и всем дает чувствовать свою власть. Около него… шпион!!

Цитата: М.Е Салтыков -Щедрин. «История одного города»

21 сентября – день рождения Стивена Кинга

Они заходят в кухню – и останавливаются в удивлении и страхе.
– Заходите, заходите! – весело приглашает голос Линожа.

На столе и на полке – зажженные свечи. Щегольски одетый Линож стоит, положив обе руки (сейчас пока без желтых перчаток) на волчью голову трости. Джоанна Стенхоуп парит возле стены, почти касаясь головой потолка, и ноги ее висят в воздухе. Руки ее расставлены в сторону на уровне пояса – не совсем распятие, но наводит на мысль о нем. В каждой руке у нее – зажженная свеча. По пальцам течет расплавленный воск. Глаза ее широко открыты. Двинуться она не может… но она в сознании и в ужасе.

Майк и Хэтч стоят, где вошли.

– Заходите, мальчики, – говорит Линож. – Быстро и тихо… если только вы не хотите, чтобы я заставил эту сволочь сжечь себе лицо.
Он чуть приподнимает трость, и Джоанна точно так же поднимает свечу к своему лицу.

Майк входит в кухню. Хэтч за ним, бросив взгляд через плечо.

– Отпустите ее, – требует Майк. – Джоанна, как ты?

Она не отвечает, но глаза ее закатываются от ужаса. Линож хмурится.
– Если вы не хотите видеть миссис Стенхоуп в виде большой праздничной свечи, я вам советую не заговаривать, пока вас не попросят. Хэтч, закройте дверь.

Хэтч закрывает. Линож следит, потом снова обращает свое внимание на Майка.

– Вы не любите знаний?

– Те, которые вы имеете в виду – нет.

– Ай-яй-яй, как плохо. Просто стыдно. Может быть, вы мне не верите?

– Я вам верю. Но дело в том, что вы знаете все плохое и ничего из хорошего.

– Ах, как возвышенно. У меня даже слезы на глазах выступили. Но в общем и целом, констебль Андерсон – добро – это иллюзия. Побасенки, которые люди себе рассказывают, чтобы прожить жизнь, не слишком много плача.

– В это я не верю.

– Я знаю. Вы до самого конца держитесь добра… только в этот раз, кажется, вам достанется спичка с коротким концом.

Он смотрит на Джоанну, приподнимает трость… и медленно ее опускает. При этом Джоанна соскальзывает по стене. Когда ее ноги касаются пола, Линож надувает губы и слегка дует. По комнате проносится ветер. Пламя свечей на столе и на полке колеблется, свечи в руках у Джоанны гаснут. И чары с нее спадают. Она бросает свечи и бежит к Майку, всхлипывая. Пробегая мимо Линожа, она от него отшатывается. Он улыбается ей отеческой улыбкой, а Майк обнимает ее за плечи.

– Ну, вот что, - говорит Линож – Ваш город полон воров, обжор, убийц, грабителей, насильников, садистов, хулиганов, мошенников и просто жадных идиотов. И каждого из них я знаю. Рожденный в грехах – рассыпься в прах. Рожденный в грязи – в ад ползи.

– Он дьявол! – всхлипывает Джоанна. – Не подпускай его больше ко мне! Я все сделаю, только не подпускай его ко мне!

– Чего вы хотите, мистер Линож? – спрашивает Майк.

– Чтобы через час все собрались в том зале – для начала. Проведем незапланированное городское собрание, точно в двадцать один ноль-ноль. А потом… потом посмотрим.

– Что посмотрим? – спрашивает Майк.

Линож проходит к задней двери, приподнимает трость, и дверь отворяется настежь. Врывается штормовой ветер, гася все свечи.
Силуэт – Линож – оборачивается.
В контуре его головы дергаются красные линии, освещающие его глаза.

– Посмотрим, закончил ли я с этим городом… или только начал.
В девять вечера ровно, констебль.
Вы… он… она… преподобный Бобби… менеджер города Робби… все и каждый.

Он выходит, и дверь за ним захлопывается.

– Что же нам делать? – спрашивает Хэтч.

– А что мы можем сделать? – отвечает Майк. – Выслушаем, чего он хочет. Если есть другой выход, я его не вижу. Скажи Робби.

– Да, это пойдет, – соглашается Хэтч. Когда Майк открывает дверь, он добавляет:

– Я никогда в жизни еще не был так испуган.

– Я тоже.

И они идут сообщить о собрании выжившим в эту бурю.

Цитата: Стивен Кинг. «Буря столетия» (киносценарий)
Иллюстрация: Стивен Кинг на фоне постера - Колм Фиоре в роли Андре Линожа

Граница между войной и миром, уже давно не слишком отчетливая, теперь совершенно стерлась. Двадцатый век покончил со стеснительным ритуалом открытого объявления войны и ввел в обиход такие понятия, как пятая колонна, массовый саботаж, холодная война и война per procura, и все это было только началом стирания различий между войной и миром.
…. На смену альтернативе «война и мир» пришло состояние войны, неотличимой от мира, и мира, неотличимого от войны.

На первом этапе преобладала диверсия под прикрытием миротворческих лозунгов. Она просочилась в политические, религиозные и общественные движения, не исключая такие почтенные и невинные, как движение за охрану среды; она разъедала культуру, проникла в средства массовой информации, использовала иллюзии молодежи и стародавние убеждения стариков.
На втором этапе усилилась криптовоенная диверсия; она уже мало чем отличалась от настоящей войны, но распознать ее было нельзя. Кислотные дожди были известны еще в двадцатом столетии, когда из-за сгорания угля, загрязненного серой, облака превращались в раствор серной кислоты. Теперь же полили дожди до того едкие, что они разъедали крыши домов и заводов, автострады, линии электропередач, и поди разбери, чье это дело: отравленной природы или врага, наславшего ядовитую облачность при помощи направленного в нужную сторону ветра.
И так было во всем.
Начался массовый падеж скота, — но как узнать, естественная это эпизоотия или искусственная? Океанский циклон, обрушившийся на побережье, — он случаен, как прежде, или вызван умелым перемещением воздушных масс? Гибельная засуха — обычная или опять-таки вызванная тайным отгоном дождевых облаков?

Климатологическая и метеорологическая контрразведка, сейсмический шпионаж, разведслужбы эпидемиологов, генетиков и даже гидрографов трудились не покладая рук.
Военные службы, занятые различением искусственного и естественного, подчиняли себе все новые отрасли мировой науки, однако результаты этой разведывательно-следственной деятельности становились все менее ясными.
Обнаружение диверсантов было детской забавой, пока они были людьми. Но когда диверсию можно усматривать в урагане, градобитии, болезнях культурных растений, падеже скота, росте смертности новорожденных и заболеваемости раком и даже в падении метеоритов (мысль о наведении астероидов на территорию противника появилась еще в XX веке), — жизнь стала невыносимой.

И не только жизнь обыкновенных людей, но и государственных деятелей, беспомощных и растерянных, — ведь они ничего не могли узнать от своих столь же растерянных советников. В военных академиях читали новые дисциплины: криптонаступательная и криптооборонительная стратегия и тактика, криптология контрразведки (то есть отвлечение и дезинформация разведок, контрразведок и так далее во все возрастающей степени), криптография, полевая энигматика и, наконец, секросекретика, которая под большим секретом сообщала о тайном применении тайного оружия, неотличимого от невинных явлений природы.

Размылись линии фронта и границы между большими и мелкими антагонизмами. Для очернения другой стороны в глазах ее собственного общества спецслужбы изготовляли фальсификаты стихийных бедствий на своей территории так, чтобы их ненатуральность бросалась в глаза.
Мир стал войной, а война — миром. Хотя катастрофические последствия обоюдной победы, равнозначной обоюдному уничтожению, были очевидны, политики по-прежнему гнули свое: заботясь о благосклонности избирателей и обещая во все более туманных выражениях все более благоприятный поворот в недалеком будущем, они все меньше способны были влиять на реальный ход событий. Мир стал войной не из-за тотальных происков (как представлял себе некогда Оруэлл), но благодаря достижениям технологии, стирающим границу между естественным и искусственным в каждой области жизни и на каждом участке Земли и ее окружения…

Цитата: Станислав Лем «Мир на земле»

...было ясно, что основная тяжесть борьбы за Ленинград ложится на самих ленинградцев.

Вокруг города спешно возводился новый оборонительный вал. Партийные организации отбирали новых добровольцев для партизанской борьбы в тылу врага.

На предприятиях и в учреждениях началось обучение приемам и тактике уличных боев. День и ночь заводы изготовляли сборные железобетонные орудийные и пулеметные огневые точки, артиллерийские доты и противотанковые надолбы. Казалось, что руки оставшихся в городе трех миллионов человек сжались в один железный кулак.

Военный совет фронта дал секретное указание подготовить минирование важнейших промышленных и военных объектов Ленинграда...

Пройдет время, и некоторые из тех буржуазных историков, которые в течение 900 дней ленинградской блокады предсказывали неминуемую гибель этого города, станут утверждать, что осенью сорок первого года Ставке и Смольному прорыв врага в город представлялся неизбежным.

Действительно, разве во второй половине августа и в начале сентября в городе не стали готовиться к уличным боям? Разве не сооружались на площадях, проспектах и перекрестках мощные узлы сопротивления, баррикады и огневые точки? И разве Военный совет не дал указания приступить к минированию наиболее важных военных и промышленных объектов города?.. На все эти вопросы должен быть дан один короткий ответ — да, так было.

Да, ленинградцы готовились сражаться за каждую пядь земли, за каждый метр улицы, за каждый дом. Да, в сентябре сорок первого года партийное и военное руководство города приняло решение о минировании ряда расположенных в городе объектов. И это было естественным, необходимым, потому что война есть война.

...Двадцать пятого августа немцы возобновили наступление вдоль шоссе Москва — Ленинград, сосредоточив для этого три пехотные, две моторизованные и одну танковую дивизии при поддержке основных сил 1-го воздушного флота и авиакорпуса пикирующих бомбардировщиков.

Уже понесшая значительные потери в предыдущих боях советская 48-я армия оказала врагу героическое сопротивление. Но силы были слишком неравными. Немцам удалось прорвать оборону в районе Чудова и к исходу дня овладеть участком основной магистрали Октябрьской железной дороги от Чудова до Любани.

На следующий день Ставка вызвала к телефону Ворошилова и Жданова. Маршал и член Военного совета не скрывали тяжелого положения, создавшегося после взятия врагом Любани. Они просили оружия.

Ставка разрешила использовать для нужд фронта четырехдневную танковую продукцию ленинградских заводов.

Двадцать девятого августа враг захватил Тосно и на следующий день вышел к Неве, перерезав последние железные дороги, связывающие Ленинград со страной.

Но днем позже немцы, убежденные, что теперь никто и ничто не в силах остановить их на пути к городу, встретили упорное сопротивление 55-й армии. С 29 августа по 10 сентября враг пытался прорвать главную полосу обороны Слуцко-Колпинского укрепленного района, но безрезультатно.

Однако на другом направлении, там, где еще 25 августа врагу удалось захватить Любань, положение для защитников Ленинграда создалось неблагоприятное. На участке Мга — Кириши наши войска снова отошли к северу...

Четвертого сентября стены ленинградских домов внезапно содрогнулись от разрывов. Ни радио, ни гул самолетов не предупредили жителей города о воздушном налете. Люди с недоумением глядели на тихое, безоблачное небо...

И никто из них еще не знал, что не авиационные бомбы, а артиллерийские снаряды рвутся на улицах родного города. В тот день немцы, установив севернее Тосна дальнобойные орудия, начали обстреливать ленинградские улицы.

Восьмого сентября враг захватил Шлиссельбург и тем самым замкнул кольцо блокады. В тот же день немецкая авиация произвела первый дневной налет на город...

Цитата: Александр Чаковский «Блокада»
Иллюстрация: Пожар Бадаевских складов 8 сентября 1941 года

3 сентября 1941 года родился писатель Сергей Довлатов

Компромисс первый
(«Советская Эстония». Ноябрь, 1973 г.)

«НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ. Ученые восьми государств прибыли в Таллинн на 7-ю Конференцию по изучению Скандинавии и Финляндии. Это специалисты из СССР, Польши, Венгрии, ГДР, Финляндии, Швеции, Дании и ФРГ. На конференции работают шесть секций. Более 130 ученых: историков, археологов, лингвистов — выступят с докладами и сообщениями. Конференция продлится до 16 ноября».

Конференция состоялась в Политехническом институте. Я туда заехал, побеседовал. Через пять минут информация была готова. Отдал ее в секретариат. Появляется редактор Туронок, елейный, марципановый человек. Тип застенчивого негодяя. На этот раз возбужден:

— Вы допустили грубую идеологическую ошибку.
— ?
— Вы перечисляете страны…
— Разве нельзя?
— Можно и нужно. Дело в том, как вы их перечисляете. В какой очередности. Там идут Венгрия, ГДР, Дания, затем — Польша, СССР, ФРГ…
— Естественно, по алфавиту.
— Это же внеклассовый подход, — застонал Туронок, — существует железная очередность. Демократические страны — вперед! Затем — нейтральные государства. И, наконец, — участники блока…
— О'кей, — говорю.
Я переписал информацию, отдал в секретариат. Назавтра прибегает Туронок:
— Вы надо мной издеваетесь! Вы это умышленно проделываете?!
— Что такое?
— Вы перепутали страны народной демократии. У вас ГДР после Венгрии. Опять по алфавиту?! Забудьте это оппортунистическое слово! Вы работник партийной газеты. Венгрию — на третье место! Там был путч.
— А с Германией была война.
— Не спорьте! Зачем вы спорите?! Это другая Германия, другая! Не понимаю, кто вам доверил?! Политическая близорукость! Нравственный инфантилизм! Будем ставить вопрос…

За информацию мне уплатили два рубля. Я думал — три заплатят…

Цитата: Сергей Довалтов «Компромисс»
Иллюстрация: Рейн Таммик «Вечер в редакции еженедельника» 1976г.