Оправдательный Вердикт

Можно ли требовать от защиты однозначной позиции?
4 КСОЮ отменил оправдательный приговор, в том числе, поскольку «в течение всего судебного следствия сторона защиты занимала противоречивую позицию».
- Во «вступительном слове» (?) на соответствующий вопрос председательствующего (??) подсудимый пояснил, что вину в совершении инкриминируемых преступлений не признает в полном объеме (этап называется вступительным заявлением, с ним подсудимый не выступает, какие-либо вопросы суда к нему тоже не предусмотрены).
- Защитник во вступительном заявлении сказал, подсудимый потерпевшему "смертельный удар не наносил", вместе с тем одновременно указал, что последний "защищал себя" и "удар намеренно не наносил".
- В судебном следствии при допросе подсудимый сказал, что потерпевшему удар ножом в грудь не наносил, «продолжая тем не менее, в течение всего допроса занимать позицию о нахождении им в состоянии необходимой обороны».
- Защитник в прениях: потерпевший "наткнулся на нож сам" (по мнению КСОЮ, это якобы свидетельствует о причинении смерти по неосторожности).
Итак.
Во-первых, фактических противоречий в позиции в этом примере мы не видим: можно находиться в состоянии обороны, выставлять нож перед собой, а потерпевший может на него наткнуться сам. Нелогичности в этом нет, а как такое квалифицировать – вопрос для юристов, для присяжных это значения не имеет ровным счетом никакого.
Во-вторых, юридически значимых противоречий (в позициях защитника и подсудимого) тут тоже нет.
В-третьих, любые требования к точности, понятности и стабильности процессуальной позиции относительно вопроса о виновности могут быть предъявлены только и исключительно к стороне обвинения (с возможностью его менять в известных рамках, либо отказываться от него). Точность же в позиции защиты для суда важна только с аспекта постановки альтернативных или частных вопросов и при определении предмета судебного разбирательства в неочевидных случаях. И с точки зрения нарушения права на защиту при расхождении между защитником и подсудимым.
Несмотря на то, что обоснование в этом деле нам кажется не основанным на законе, предупреждаемся и вооружаемся, коллеги (особенно, если находитесь под юрисдикцией 4 КСОЮ). Ну и бороться с таким тоже нужно.
Кассационное определение Четвертого кассационного суда общей юрисдикции от 05.12.2024 N 77-3213/2024 (УИД 91RS0001-01-2022-001689-75)

ПРИСЯЖНЫЙ – БЫВШИЙ ДОВЕРИТЕЛЬ ЗАЩИТНИКА?
Да, такое возможно, отвечает на этот вопрос СК по уголовным делам Ленинградского областного суда и, если вопрос об отводе такому  присяжному был рассмотрен в установленном законом порядке, то никаких препятствий для участия бывшего клиента адвоката в качестве присяжного нет.
При рассмотрении одного из уголовных дел, защитник уже после формирования коллегии вспомнила, что одна из присяжных 14 лет тому назад была ее доверителем – потерпевшей по уголовному делу об убийстве. Сама присяжная почему-то не вспомнила об этом на этапе отбора, хотя вопрос о знакомстве с участниками процесса задается при рассмотрении каждого дела. Немедленно этой присяжной был заявлен мотивированный отвод, который был рассмотрен и отклонен председательствующим. Далее, этот же аргумент прозвучал в апелляционной жалобе на обвинительный приговор суда. Суд апелляционной инстанции был категоричен. Во-первых, вопрос об обращении кандидатов в присяжные за юридической помощью к адвокатам- защитникам подсудимого не задавался. Также не задавался кандидатам  вопрос об их участии ранее в уголовных делах в качестве потерпевших. Во-вторых, сама присяжный заседатель сообщила, что не скрывала эту информацию, просто не придала ей значение (т.е. не было умышленного сокрытия). В-третьих, апелляционный суд воспользовался новацией в ППВС (мы писали об этом) и указал, что сокрытие информации кандидатом в присяжные только тогда является основанием к отмене приговора, когда это повлияло на объективность и беспристрастность присяжного при вынесении вердикта. А как это повлияло здесь? В пользу защиты или нет? Ситуация не вполне очевидная, вряд ли клиент во всех случаях будет настроен против своего бывшего адвоката. Наконец, в определении был приведен «процедурный довод»: отвод был заявлен и рассмотрен в порядке, установленном УПК.
Коллеги, вывод из этого казуса только один: пытаться своевременно выявлять основания для отвода кандидатов и заявлять им отводы на этапе формирования коллегии. Если т.н. «сокрытие» выявилось позднее, то шансов на то, что отвод будет удовлетворен, очень мало (ст. 61 УПК не содержит подобного основания). И еще меньше шансов, что на этом основании будет отменен обвинительный приговор. Поэтому, как бы абсурдно это не звучало, бывший клиент адвоката (с учетом всего отмеченного) может стать присяжным по делу, где этот адвокат защищает.
➡️ Апелляционное определение СК по УД Леноблсуда от 05.07.2024

Присяжные под защитой полиции
Иногда просмотр практики ВС РФ приносит неожиданные результаты. Если коротко, ВС РФ вслед за 1 АСОЮ решил, что ничего предосудительного в нахождении сотрудника полиции совместно с присяжными нет. Как такое могло произойти? Председатель облсуда получил от прокуратуры «информационное письмо о возможности оказания давления на сформированную коллегию присяжных заседателей» и направил обращение в УМВД для обеспечения госзащиты присяжным. А далее сотрудник полиции «совместно с консультантом отдела обеспечения судопроизводства по уголовным делам встречал и провожал присяжных заседателей в специальную комнату, в которой они находились до судебного заседания».
Возможно ли применение госзащиты к присяжным? Возможно, и допускаем, что бывает очень даже нужно. Но есть пара тонких моментов: во-первых, применение таких мер в максимальной степени бросает тень на строну защиты (тк сомнительно, что полиция нужна для защиты от воздействия других правоохранительных органов, суда или прокуратуры). Во-вторых, полиция в уголовном процессе традиционно представляет сторону обвинения, что дополнительно создает сомнения в возможности ее сотрудников находиться с присяжными тет-а-тет (то есть, создает у стороннего наблюдателя сомнения в объективности коллегии после такого взаимодействия).
Следовательно, на наш взгляд, в подобной ситуации необходимо: 1) выяснить, откуда у прокуратуры появились подобные сведения, проводились ли ОРМ в отношении кого-либо из участников процесса, и если да, на каком основании и были ли их результаты рассекречены; 2) в зависимости от ответа на этот вопрос, ставить вопрос о вынесении частного постановления; 3) оценить реальность угрозы, на которую указывает прокуратура 4) присяжные должны получить от суда разъяснения, что эти меры не связаны с действиями сторон в процессе, при сторонах им также необходимо разъяснить, что сотрудник с ними общаться не вправе, это будет оказанием незаконного воздействия на них, и они обязаны сообщить, если он попробует это сделать; 5)  к сожалению, в решениях судов нет прямого ответа на вопрос, заходил ли полицейский с присяжными в их комнату, а он важен, чтобы оценить пропорциональность принятых мер.
Анализ этих обстоятельств позволит, вне зависимости от судьбы вынесенного приговора, оценить законность применения госзащиты в конкретном деле. Жаль, что суды эти вопросы детально не рассмотрели, ограничившись объяснениями экс-присяжных и сотрудника суда о том, что общения присяжных с полицейским не было. Так риск злоупотреблений не пресечь.
Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 29.08.2023 N 35-УД23-15СП-А1

🏆 Тренды судебной практики в суде присяжных — вебинар от авторов канала. 

Коллеги, завтра в 13.00 мы проводим первый (бесплатный) вебинар нашего курса «Защита в суде присяжных 2.0».
Для участия нужно зарегистрироваться по ссылке. В конце вебинара ответим на вопросы зрителей и слушателей, а после вебинара можно будет записаться на наш базовый и продвинутый онлайн-курсы по защите в суде присяжных.

МОЖНО ЛИ РАССУЖДАТЬ В ПРЕНИЯХ?
Мы чаще изучаем практику ВС РФ, КСОЮ и АСОЮ, но и практика региональных судов бывает любопытной. Часто оправдательные приговоры отменяют "количественным" путем, то есть, путем указания на как можно большее число нарушений защиты. При этом часть "нарушений" таковыми могут и вовсе не являться, а другая часть - недостаточно весомыми и соотносимыми с разъяснениями Пленума ВС РФ, и лишь что-то одно – действительно важным.
Так, например, по мнению Рязанского областного суда, в прениях нельзя:
– высказываться "о сомнениях в достоверности показаний потерпевшего": "... потерпевший в какой-то степени был не искренен с вами. Он в своих показаниях говорил, что нож в руки не брал, однако на рукоятке ножа, согласно заключению эксперта, обнаружены его следы эпителия."
– рассуждать логически, тк это указывает на недостатки деятельности следствия: "... Говоря по версии следствия. Давайте рассуждать логически. Если бы у С. были намерения совершить убийство, то он не приставил бы нож к брюшной полости, он, скорее всего, нанес бы удар". "Обстоятельств, свидетельствующих о действиях С., что он приставил к брюшной полости нож, стороной обвинения не представлено. Данное обстоятельство следует только из показаний самого потерпевшего".

Как бороться с этим явлением? Во-первых, иногда помогает заклинание "я считаю, что эти доказательства недостаточны / недостоверны". Во-вторых, конечно же, такие доводы нужно оспаривать в возражениях на апелляционные представления и жалобы, поскольку при новом рассмотрении дела защите действительно могут попробовать запретить сомневаться в искренности потерпевшего, задавать ему неудобные вопросы, и вообще как-то рассуждать.

Но есть в апелляционном определении и любопытный момент… Суд апелляционной инстанции обратил внимание, что выступая в прениях, подсудимый впервые сообщил, что он - левша, а в версии обвинения держал нож в правой руке. Казалось бы, мелочь, но нет: суд прав в том, что в прениях нельзя впервые сообщать об обстоятельствах, которые не исследовались в судебном следствии. Если это происходит, другая сторона лишается возможности оспорить эти обстоятельства (например, допросить свидетелей по вопросу – левша ли подсудимый), поэтому председательствующий в такой ситуации практически всегда возобновляет судебное следствие, со всеми отсюда вытекающими последствиями (повторные прения и т.д.), а, если он не делает этого, оправдательному приговору по делу можно на прощание помахать рукой…
Поэтому, контролируем полноту показаний наших подзащитных, используем в прениях оценку достоверности доказательств обвинения и рассуждаем…
Апелляционное определение Рязанского областного суда от 12.09.2024 N 22-961/2024 (УИД 62RS0005-01-2023-001757-12)

ВСЕВЕДУЩИЙ ПОТЕРПЕВШИЙ И БЫЛИ ЛИ ПЬЯНЫ СВИДЕТЕЛИ…
Очень часто потерпевший используется нашими процессуальными оппонентами как «палочка-выручалочка», когда, например, нужно донести до присяжных заседателей запрещенную к исследованию информацию (данные о судимости подсудимого и т.д.), «вбросить» сведения о содержании того или иного протокола следственного действия, который пока не исследовался (возможно, и не будет исследоваться), оказать на присяжных эмоциональное давление. Потерпевший – идеальное средство для этих целей. На вопрос: «Откуда Вы это знаете?», он всегда может ответить: «Прочитал в деле». На фоне такой практики, ярким позитивным примером является вдумчивое решение 8-го КСОЮ, который признал действия председательствующего, пресекшего попытки прокурора использовать потерпевшего «не по назначению» законными.
Во-первых, КСОЮ не нашел нарушения в снятии ряда вопросов государственного обвинителя к потерпевшей, поскольку они не относились к фактическим обстоятельствам дела, например:
- как ей стало известно о произошедшем (и правильно, если она – не очевидец, какая разница, от кого узнала);
- разговаривала ли с участниками событий об обстоятельствах (классическая попытка получить показания с чужих слов, нередко, слов придуманных);
- бывала ли она в гараже (судя по всему, попытка получить дополнительное описание места происшествия в дополнение к протоколу осмотра, чтобы восполнить его пробелы).
Интересно, что КСОЮ не увидел проблемы и в дозированном выяснении состояния свидетелей на момент восприятия ими событий по делу:
«Доводы кассационного представления о том, что вопросы к свидетелям … о степени алкогольного опьянения других свидетелей вызвали предубеждение присяжных о возможности названных лиц помнить произошедшие события, ввиду нахождения в состоянии опьянения, нельзя рассматривать с точки зрения характеризующей свидетелей в негативном свете. Сведения об опьянении свидетелей исследовались с участием присяжных заседателей лишь в той мере, в какой они были необходимы для установления фактических обстоятельств дела. При этом доведенная до присяжных заседателей информация об употреблении свидетелями спиртных напитков и об их опьянении никоим образом не повлияла (не могла повлиять) на ответы присяжных заседателей на поставленные на их разрешение вопросы».
Пользуемся, коллеги! Следим за тем, как обвинение использует показания потерпевшего и относимостью вопросов (своих, и чужих).
Кассационное определение Восьмого кассационного суда общей юрисдикции от 26.09.2024 по делу N 77-3627/2024 (УИД 55RS0005-01-2023-000767-53)

Можно ли давать показания в последнем слове?

В одном из дел сторона защиты решила высказать версию подсудимого нетривиальным методом: в судебном следствии он отказался от дачи показаний, но фактически дал их в форме последнего слова.
Естественно, такой способ привлек внимание государственного обвинителя (хоть, судя по всему, и с опозданием – только при составлении апелляционного представления).
1 АСОЮ к аргументу о подмене последнего слова показаниями отнесся скептически, но аргументировал свою позицию очень кратко:
«Довод государственного обвинителя о том, что на вердикт коллегии присяжных заседателей повлияла тактика отказа подсудимого от дачи показаний и изложения им в последнем слове версии произошедших событий, которая не была предметом рассмотрения на стадии судебного следствия, не является заслуживающим внимания в качестве повода для вывода о наличии какого-либо нарушения закона, поскольку дача подсудимым показания является его правом, а не обязанностью».

Не оценивая тактическую сторону описанного маневра, разберем его правовую чистоту, и, следовательно, безопасность для стороны защиты при обжаловании: можно ли переносить фактическую дачу показаний на этап последнего слова без риска отмены приговора?
УПК РФ содержит только одно требование к содержанию последнего слова: обстоятельства, излагаемые подсудимым, должны иметь отношение к уголовному делу, иначе председательствующий вправе останавливать подсудимого. Судебная практика КС и ВС РФ каких-либо требований к объему последнего слова не содержит, однако описывает его как «позицию подсудимого» (например, Определение Верховного суда РФ от 21.01.2010 №5-009-357СП; Определение Конституционного Суда РФ от 29.09.2022 №2135-О). Наконец, из содержания кодекса очевидно следует, что последнее слово (равно как и все речи сторон) не является доказательством.  
Из всего перечисленного следует, что последнее слово не может содержать в себе показания, ранее не озвученные в судебном следствии. В обратном случае подсудимый может быть прерван председательствующим с дальнейшим возобновлением судебного следствия, чтобы сведения, сообщенные подсудимым, обрели доказательственное значение, а участники процесса могли задать ему вопросы.
Поэтому позицию суда мы отметим как полезную для стороны защиты, на случай, если подзащитный все же решил дополнить показания таким способом, а сам лайфхак не рекомендуем.
➡️ Апелляционное определение Первого апелляционного суда общей юрисдикции от 10.07.2024 N 55-893/2024 (УИД 50OS0000-01-2021-001489-16)

ВЫЯСНЯЛ НЕ В КАЖДОМ СУДЕБНОМ ЗАСЕДАНИИ…
Перерывы в судебных заседаниях – обычное явление для каждого дела, рассматриваемого присяжными. Зачастую, приглашая коллегию присяжных заседателей в зал, председательствующие выясняют, оказывалось ли на них незаконное воздействие за время перерыва. Авторам канала известны судьи, которые выясняют это обстоятельство даже после обеденного перерыва в судебном заседании.
Обязан ли председательствующий это делать каждый раз? Безусловно, нет (ни по закону, ни по Пленуму)! Если нет данных о попытках воздействия, то эти вопросы носят сугубо страховочный, а во многом и ритуальный характер.
Но, как мы знаем, борьба с оправдательными приговорами предполагает инновационные подходы.
Третий АСОЮ, отменяя оправдательный приговор, указал на «многочисленные нарушения», выразившиеся в том, что «…после формирования коллегии присяжных заседателей и начала рассмотрения уголовного дела по существу, суд первой инстанции, действуя непоследовательно, не в каждом судебном заседании, после приглашения в зал коллегии присяжных заседателей, выяснял у них о наличии или отсутствии за период, прошедший после предыдущего судебного заседания, фактов оказания незаконного воздействия со стороны иных лиц, в частности такие обстоятельства не выяснялись судом у коллегии присяжных заседателей как минимум в восьми судебных заседаниях...».
По мнению АСОЮ, ситуацию усугубило то, что суд, «не выяснив в перечисленных судебных заседаниях приведенные выше обстоятельства наличия или отсутствия фактов оказания воздействия на коллегию присяжных заседателей, а также не выяснив у них сведений о возможном совершении кем-либо из присяжных заседателей каких-либо действий запрещенных п. 2, 3, 4 ч. 2 ст. 333 УПК РФ за предыдущий период времени…», исследовал с участием присяжных доказательства.
Такой подход видится спорным не только в контексте отсутствия у суда подобных обязанностей (следовательно, и самого их нарушения), но и в контексте апелляционных оснований к отмене оправдательного приговора: как доказать, что такая манера ведения процесса повлияла на вердикт присяжных вне данных об оказанном давлении на них?
Тем не менее, коллеги, мы рекомендуем деликатно напоминать председательствующему, если он забыл спросить присяжных о воздействиях. Как минимум, это повысит живучесть оправдательных приговоров в суде присяжных.
➡️ Апелляционное определение Третьего АСОЮ от 10.06.2024 N 55-235/2024

Общение с экс-присяжными
Оба автора канала регулярно предостерегают коллег от любого общения с кандидатами в присяжные – присяжными – экс-присяжными (кроме случаев, когда их необходимо опросить, и то, с рядом оговорок). Нам известно много случаев, когда подобное взаимодействие, зафиксированное на камеры, не пишущие звук, приводило к разным неприятным последствиям, от появления апелляционных аргументов до возбуждения уголовных дел.
Однако поделимся и позитивным примером, когда все закончилось хорошо (но повторять не рекомендуем).
В соответствии с апелляционным представлением, двое «присяжных заседателей» (на самом деле, экс-) длительное время общались с подсудимым у здания Иркутского областного суда. По мнению уважаемого прокурора, это свидетельствует о сокрытии знакомства между ними, которое повлияло на объективность вердикта и привело к оправданию.
С такой позицией не согласился 5 АСОЮ. Доводы:
1) Председательствующий выяснял на отборе, знаком ли кандидатам кто-либо из участников процесса.
2) Суд исследовал видеозапись с камер, сопоставил ее с протоколом с/з и выявил, что общение произошло после провозглашения вердикта.
3) Суд апелляционной инстанции опросил экс-присяжных, общавшихся с подсудимым, и те пояснили, что ранее с подсудимыми по делу знакомы не были, он действительно подходил к ним после вынесенного вердикта и выразил свою благодарность, какого-либо иного общения с участниками процесса не имелось.
Далее 5 АСОЮ формулирует следующую идею, достойную цитирования в возражениях защиты (и ради которой весь этот пост):
«Сам по себе факт общения оправданного и присяжных заседателей после провозглашения вердикта не свидетельствует об имевшемся ранее между ними знакомстве и наличии каких-либо отношений, как и факт передвижения подсудимых и присяжных заседателей в одном лифте в здании суда, на что ссылается сторона обвинения в представлении. Иных данных, свидетельствующих о знакомстве подсудимых и присяжных заседателей, материалы уголовного дела не содержат, стороной обвинения суду апелляционной инстанции не представлено».
Пользуемся, коллеги!
➡️ Апелляционное определение Пятого апелляционного суда общей юрисдикции от 24.06.2024 по делу N 55-399/2024 (УИД 38OS0000-01-2022-000847-27

ГИПОТЕЗЫ В РЕЧИ ЗАЩИТНИКА: РАЗРЕШИТЬ НЕЛЬЗЯ ЗАПРЕТИТЬ…
В последние годы в судебной практике суда присяжных начала складываться опасная тенденция. Судьи прерывают выступление защитника в прениях, если адвокат высказывает гипотезу (версию, мнение) о том, как происходили те или иные события в действительности.
Отменяя оправдательный приговор по одному из дел, Третий АСОЮ среди оснований отмены указал на то, что «…сторона защиты неоднократно, с целью ввести коллегию присяжных заседателей в заблуждение и поставить под сомнение представленные стороной обвинения объективные доказательства, а также исказить фактические обстоятельства совершенного преступления, указывала в прениях, что потерпевший был убит в другом месте, при иных обстоятельствах и позже был перемещен на место преступления». При этом, подчеркивается в определении, «сторона защиты не привела каких-либо конкретных доказательств указанным заявлениям».
Далее АСОЮ подробно расписывает, почему этому суждению защиты присяжные не должны были верить: «труп потерпевшего был обнаружен внутри машины на переднем месте за рулем, при этом данная машина имела характерные повреждения от воздействия огнестрельного оружия, которые могли образоваться только при производстве стрельбы в потерпевшего именно при том положении, в котором он был обнаружен» и ссылается на исследованные доказательства. И вывод: это – незаконное воздействие на присяжных заседателей, судья не отреагировал, приговор отменяется.
Почему мы не согласны с таким подходом?
Первое. Согласно УПК, защитник НЕ ОБЯЗАН ничего доказывать в ходе судоговорения и в своей речи (вспомним, на кого возложено бремя доказывания). Это его право – ссылаться на «конкретные доказательства». Если защитник в речи не сослался на доказательства… что же, он ослабил убедительность своей позиции, но оценивать это могут только присяжные, именно и только они вправе сопоставлять доводы защитника с доказательствами по делу, но никак не председательствующий или АСОЮ.
Второе. Защитник имеет право «ставить под сомнение представленные стороной обвинения объективные доказательства». В УПК отсутствует запрет защитнику ставить перед присяжными под сомнение доказательства обвинения с точки зрения их относимости, достоверности и достаточности. Поэтому, критика защитником доказательств обвинения – НЕ нарушение закона.
Третье. Необходимо четко различать искажение защитником содержания исследованных доказательств (например, неверное цитирование протокола), и оспаривание защитником доказанности фактов дела, основанное на его оценке исследованных доказательств. В данном случае обвинение и защита спорили о том, в каком месте был убит потерпевший. Разве защита не вправе спорить с обвинением по этому вопросу, критично оценивать те доказательства, которые привел АСОЮ? УПК прямо запрещает придавать каким-либо доказательствам заранее установленную силу. Утверждение защитника о недоказанности обвинителем того или иного факта – НЕ нарушение закона.
 Четвертое. Мы уверены, что защитник вправе высказывать любые гипотезы по поводу обстоятельств преступления. В отличие от обвинителя, он может строить свою позицию на основе «неустранимых сомнений». Сама возможность для защитника оперировать категорией «сомнения», позволяет ему выстраивать любые «воздушные замки», обосновывая, что «все могло происходить иначе». А обвинитель, оперируя доказательствами, будет пытаться эти «замки» разрушать. Именно присяжные будут решать, чьи доводы были более убедительными и удалось ли обвинителю опровергнуть позицию защиты.
Коллеги, если этот подход станет общим правилом, все, что мы будем пытаться сказать, можно будет оценить, как искажение фактов дела и незаконную критику «объективных» доказательств обвинения. Не допустить такого развития судебной практики – задача всех адвокатов, работающих в суде присяжных.
➡️ Апелляционное определение Третьего апелляционного суда общей юрисдикции от 10.06.2024 N 55-235/2024

ДОПУСТИМОСТЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА – ЭТО ЕГО ДОСТОВЕРНОСТЬ?
На первый взгляд, ответ на этот вопрос очевиден: НЕТ. Но это только на первый взгляд… А если, например, вы суд апелляционной инстанции и вам ОЧЕНЬ не хочется отменять обвинительный приговор, вынесенный на основании вердикта, и вы открываете протокол с/з, а там… такое:
- после вступительного заявления адвоката Ш., указавшего, что некоторые лица будут говорить неправду, председательствующий разъяснил, что присяжным заседателям будут представлены только ДОСТОВЕРНЫЕ и относимые доказательства, а свидетели будут предупреждаться об ответственности за дачу заведомо ложных показаний
- свидетель указала, что в протоколе ее допроса "много неправильно написано", председательствующий же разъяснил, что письменные показания свидетеля являются ДОСТОВЕРНЫМИ и допустимыми
- после оглашения показаний, подтвержденных в суде, председательствующий также разъяснил, что письменные доказательства являются ДОСТОВЕРНЫМИ и допустимыми;
- в ходе допроса подсудимого, он заявил, что «нас били в ИВС», а председательствующий попросил присяжных заседателей не учитывать эти показания, поскольку приведенные показания являются ДОСТОВЕРНЫМИ…и т.д.
Таким образом, председательствующий 4 раза высказался о достоверности обвинительных доказательств перед присяжными. Это же бесспорное основание для отмены приговора, скажете вы… Но, не нужно торопиться!
В определении 5 АСОЮ раскрыт секрет, как оставить обвинительный приговор без изменений, даже в такой пикантной ситуации. Необходимы всего два шага. Шаг первый: смотрим, что именно сказал судья в напутствии. А в нем он лишь указал (как и во всех напутствиях), что все представленные письменные доказательства и видеоматериалы судом проверены на предмет относимости и допустимости к данному делу, получены с соблюдением норм уголовно-процессуального закона, оценку которым присяжные заседатели дадут в совещательной комнате. Шаг второй: делаем вывод, что судья просто немного оговорился в терминах «допустимость» и «достоверность», в действительности подразумевая под обоими только первый. Перепутал все 4 раза. И финальный вывод: «председательствующим фактически разъяснялись вопросы о допустимости представляемых присяжным заседателям доказательств, а не оценки их достоверности». Все, приговор оставлен в силе. Даже не нужно задумываться, а почему председательствующий разъяснял присяжным вопросы допустимости доказательств (это немного не входит в их компетенцию) и это никого не смутило…
Коллеги, мы, безусловно, не поддерживаем приведенное обоснование (унижающее, между прочим, председательствующего, который, по мнению АСОЮ, не знает разницы между допустимостью и достоверностью). Мы убеждены, что все федеральные судьи прекрасно различают допустимость и достоверность доказательств. И если они говорят присяжным «достоверность», о достоверности речь и идет.
Мы призываем коллег возражать (в том числе, в письменной форме) всякий раз, когда председательствующие «случайно» перепутывают какие-либо значимые для рассмотрения дела термины. Не стоит молчать, даже самое вопиющее нарушение может быть не засчитано апелляцией. В этой ситуации молчание – не золото!

➡️ Апелляционное определение Пятого апелляционного суда общей юрисдикции от 17.05.2024 по делу N 55-263/2024 (УИД 28OS0000-01-2023-000077-81)

НЕЛОГИЧНОСТЬ ВЕРДИКТА ИЛИ НЕЗАКОННОСТЬ ОТМЕНЫ?

Мы часто хвалим позиции КСОЮ, но иногда и они могут сильно удивить.
В одном из дел присяжные вынесли обвинительный вердикт, признав, что смерть потерпевшего наступила от удара в глаз, вызвавшего кровоподтек, но сделав оговорку о недоказанности причинения тем же ударом внутренних повреждений головы (которые, по заключению эксперта, вызвали смерть). То есть, по вердикту смерть потерпевшего наступила от ссадины на веке. Да, это парадоксальный вердикт, но такова позиция присяжных. А дальше начались странности, которые парадоксом не объяснить. Сначала председательствующий не согласился с обвинительным вердиктом и вместо того, чтобы распустить коллегию и начать процесс заново (а это был выход!), вынес оправдательный приговор за отсутствием состава преступления (хотя причинно-следственную связь между ударом и смертью присяжные установили, т.е. этим он опроверг вердикт). Но на этом странности не закончились. Отменяя этот приговор, 7 КСОЮ установил противоречивость вердикта… исследованным в суде доказательствам: «присяжные сочли доказанным и признали В. виновным в том, что он нанес … 1 удар кулаком в область лица, от которого тот упал и потерял сознание. Этот удар причинил кровоподтек на лице в области верхнего века левого глаза, и через несколько дней наступила смерть потерпевшего. В то же время присяжные заседатели пришли к выводу о недоказанности факта причинения В. при тех же обстоятельствах внутричерепных повреждений … включенных в формулировки основных вопросов, о чем сделали пояснения в каждом из трех ответов. Таким образом, вердикт содержит существенные логические противоречия относительно последствий, наступивших в результате действий В., и причин, которые их вызвали».
Полагаем, всем понятно, в чем дефект такой правовой позиции:
1) только лишь присяжные признают фактические обстоятельства доказанными или недоказанными (а не КСОЮ);
2) заключение эксперта, как и любое иное доказательство, заранее установленной силы не имеет, и оценивать его достоверность вправе ТОЛЬКО присяжные (а не КСОЮ);
3) противоречивый вердикт – содержащий взаимоисключающие ответы, а не те ответы присяжных, которые противоречат доказательствам и по этой причине показались кому-то нелогичными. Логичность вердикта (в этом смысле) оценивать не может никто (в т.ч. КСОЮ).
Но и это еще не все: установив, что вердикт противоречит заключению эксперта и, разрешив этот спор в пользу эксперта, а не присяжных, суд кассационной инстанции решил найти виновника произошедшего конфуза. И он был быстро найден. Естественно, им оказался адвокат-защитник. Практически, проявив навыки ясновидения, и переместившись в сознание присяжных, суд установил, что «характер пояснений присяжных (подразумеваются оговорки в ответах – авт.) указывает на то, что они были связаны со сделанными в их присутствии высказываниями защитника Д. о недопустимости заключения судебно-медицинского эксперта».
Даже если этот приговор и подлежал отмене (с возвращением дела на обсуждение последствий вердикта, как мы полагаем), такое оспаривание вердикта присяжных судами апелляционной и кассационной инстанций надо пресекать! Подобная практика опровержения вердикта присяжных доказательствами дела страшней предложений о ликвидации этого института, т.к., по сути, она влечет этот же эффект.

➡️ Кассационное определение Седьмого кассационного суда общей юрисдикции от 27.02.2024 N 77-367/2024

​​Надзор за соцсетями

Обновляя подборку практики по СМИ, обнаружили любопытную позицию ВС республики Марий Эл.
На этапе судебного следствия гос обвинитель, очевидно, в порядке надзора за соц сетями адвоката, обнаружил у него на странице пост о части заседания, проведённой в отсутсвие коллегии. Об этом важном открытии он сообщил суду, который особой реакции в самом процессе не проявил, однако при вынесении приговора вынес и «частник» в адрес адвоката.
Однако с такими действиями (кроме «частника») не согласилась апелляционная инстанция, отменив приговор. Итак, по мнению суда, в отсутствие просьб сторон, реагируя на 1 (!) пост в соцсети адвоката, председательствующий должен был выяснить у присяжных:
1. Ознакомился ли кто-либо из них с публикацией и предложить ознакомиться
2. Не было ли оказано на присяжных в связи с этим какого-либо недозволенного воздействия,
3. Не утратили ли они объективность в рассмотрении дела.
Мы скептически относимся к такому перечню действий без, по крайней мере, соответствующего ходатайства стороны обвинения. Однако, коллеги, и такие последствия соцсетевого надзора держим в уме.
➡️ Апелляционное определение Верховного суда Республики Марий Эл от 25.11.2019 по делу N 22-1151/2019

Анализ невербалики прений в суде присяжных
Мы с определенной осторожностью относимся к оценке невербального поведения человека, особенно под ракурсом искренности показаний, но считаем интересным посмотреть разбор невербалики коллег адвокатов, выступающих в прениях перед присяжными по резонансному делу Бишимбаева (Казахстан).
С выводами можно соглашаться или не соглашаться, но так или иначе, все мы регулярно выступаем в суде, поэтому предлагаем вашему вниманию взгляд со стороны: как те или иные активности тела могу быть интерпретированы зрителем, в том числе присяжными заседателями.

https://youtu.be/6TPGVgacyq0?si=fYGEnUWSGbhJ3vxE

​​Как 9 КСОЮ воскресил «мертвеца» и дал всем защитникам приятный бонус
В УПК есть собственное кладбище норм, которые не применяются в практике. Одна из них – норма о тенденциозности коллегии: позитивное оперирование ею судами днем с огнем не сыскать. Но 9 КСОЮ поднял почившую из недр процессуального чистилища, указав на ошибочность отказа в удовлетворении ходатайства защиты о роспуске коллегии по причине ее тенденциозности.
Что же это была за коллегия? Она состояла из 5 сотрудников администрации (муниципальные служащие), 4 из которых юристы. Вердикт выносили 4 служащих, из которых 3 юриста. Обоснование от суда, почему он видит в этом именно тенденциозность:
«имело место наличие личных (по факту знакомства и сотрудничества), корпоративных и профессиональных связей, позволяющее обоснованно предположить предубеждение и отсутствие беспристрастности сформированной коллегии присяжных заседателей при рассмотрении уголовного дела в отношении К., то есть ее тенденциозность».
Мы не будем комментировать вывод именно об тенденциозности, поскольку в кассационном определении есть нечто более бесспорное и полезное всем защитникам: действительно качественное обоснование для отвода муниципальных служащих, если преступление совершено на территории их муниципалитета!
Согласно предъявленному обвинению, преступление совершено К. в <адрес>, то есть на территории муниципалитета
В соответствии с Федеральным законом от 06.10.2003 N 131-ФЗ "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации" на муниципальные образования в числе прочего возложены функции организации охраны общественного порядка на территории муниципального, городского округа муниципальной милицией, а также осуществление мероприятий в сфере профилактики правонарушений, предусмотренных Федеральным законом "Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации", то есть одной из целей в работе органов местного самоуправления является содействие правоохранительной деятельности.
В силу п. 1 ч. 1 ст. 12 Федерального закона от 02.03.2007 N 25-ФЗ "О муниципальной службе в Российской Федерации" муниципальный служащий обязан соблюдать нормативные акты Российской Федерации, ее субъектов, муниципальные правовые акты и обеспечивать их исполнение.
На этом суд остановился, но развитие этой идеи очень простое: 1) не вышло у них посодействовать правопорядку, раз преступление совершено; 2) у них до сих пор присутствует самостоятельный, прямо предусмотренный законом служебный интерес при рассмотрении дел, совершенных на их территории.
Это обоснование будет крайне полезным для мотивированных отводов этой категории кандидатов в присяжные. Пользуемся, коллеги!

➡️ Кассационное определение Девятого кассационного суда общей юрисдикции от 05.03.2024 N 77-375/2024

​​«Гадость» или… существенное нарушение закона?
Одной из традиций праздника Хэллоуин является ритуал выпрашивания сладостей у соседей или «Trick-or-treating». Дети, одетые в костюмы монстров, ходят от дома к дому, стучат в двери и кричат: «Гадость или сладость?» («Trick or treat?»). «Гадость» (trick) означает шуточную угрозу причинить зло хозяину дома или его имуществу, если он не даст детям угощения.
Некоторое время назад это же слово несколько раз звучало в зале судебного заседания, однако его произносили не дети, а старшина коллегии присяжных заседателей, провозглашая вердикт. Никакого отношения в Хэллоуину этот инцидент, конечно же не имел. С разрешения председательствующего старшина заменил при оглашении вердикта название наркотического средства гамма-бутиролактона словом «гадость».
Т.к. вердикт был обвинительным и приговор тоже, защита обжаловала приговор в апелляционном порядке, и это нарушение стало ключевым в списке доводов. Защитник писал в апелляционной жалобе, что замена названия наркотика на слово «гадость» демонстрировала крайне негативное отношение присяжных к предмету совершенных преступлений, т.е. их небеспристрастность при вынесении вердикта.
Верховный Суд РФ не согласился с такой трактовкой. В определении отмечалось, что «…доводы защиты о том, что при оглашении вердикта старшина присяжных с разрешения председательствующего заменял труднопроизносимое слово "гамма-бутиролактон" другим словом не может ставить под сомнение объективность самого вердикта и не является основанием для отмены приговора».
Комментируя эту позицию, отметим, что расхождения между текстом провозглашенного вердикта и тем, что именно устно провозгласил старшина, могут быть разными. Конечно, если в устном провозглашении вердикта были искажены даты, события, фамилии, содержание решения присяжных или не озвучены оговорки, которые сделали присяжные, изменены результаты голосования – это может создать проблему для стабильности приговора. Мы, как защитники, в момент провозглашения вердикта выявить такое расхождение не можем, оно обнаруживается только после сличения текста вердикта с аудиозаписью этой части судебного заседания.
Но ситуация, когда старшина, оглашая вердикт, просит заменить одно слово другим, при молчаливом согласии защиты, – проблемы для приговора не создаст.
Отсюда два практических вывода, коллеги. Первое – не выключаем диктофон вплоть до конца зачитывания вердикта старшиной. Второе – если старшина просит заменить одно слово другим (или не зачитывать часть вопроса и т.д.), помним, что, если мы не возражаем, нарушением это не станет.
➡️ Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 22.10.2018 N 78-АПУ18-17СП.

Креатив при обжаловании
Иногда прокуроры приводят весьма любопытные доводы в пользу отмены оправдательных приговоров. В одном из дел при апелляционном и кассационном обжаловании, среди прочих, в представлении указывались такие особенности отбора:
1) в списке кандидатов, врученном сторонам, не было указаний на образование и социальный статус
2) судом не проводилось обсуждение кандидатов со сторонами (до заявления отводов), ввиду чего гос обвинитель не смог в дальнейшем заявить отводы кандидатам:
- А., обратившейся в прокуратуру по вопросам своего жилища, и получившей отказ. Обращение при этом принимал сам гос обвинитель, а кандидат на момент опроса еще об отказе не знала, поэтому оснований для мотивированного отвода на тот момент не было. Немотивированный же отвод он потратил на другого кандидата, который якобы при наличии оснований не был отведен мотивированно;
- Б., достигшей 60-ти лет и «по поведению» отстававшей от темпа «разбирательства». Мотивированный отвод заявить не мог, поскольку после пауз кандидат на все вопросы все же отвечала. Немотивированный не заявил по той же причине, что и первому кандидату.
⚖️
Довод № 1 был отбит судами по причине того, что стороны могли путем опроса получить недостающие в списках сведения, чем стороны и воспользовались.
Довод № 2. Апелляция: кандидат А при опросе говорила, что результат проверки по ее обращению никак не повлияет на ее мнение по делу; «само по себе обращения граждан в прокуратуру и ответ на обращение не свидетельствует о формировании у граждан негативного отношения к государственному обвинителю, не является препятствием к участию в рассмотрении дела в качестве присяжного заседателя». Кандидат Б первая ответила на вопрос о достигших 60-ти лет, в протоколе нет данных о ее особом поведении, стороны таких заявлений не делали. Наконец, после завершения формирования коллегии гос обвинитель заявил, что коллегия, по его мнению, в состоянии вынести законное и мотивированное решение.
Кассация: апелляция рассмотрела эти доводы, данные, свидетельствующие о том, что приведенные прокурором обстоятельства повлияли на объективность и беспристрастность присяжных, отсутствуют.
➡️ Апелляционное определение Липецкого областного суда от 20.07.2023 по делу N 22-869/2023
➡️ Определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 24.01.2024 N 77-292/2024, 77-6147/2023

​​«Я ни на что не намекаю…»
Еще раз о теме намёков в суде присяжных. Можно ли защитнику пользоваться таким средством в своей речи перед присяжными? Тут все зависит от двух моментов: что именно скрывает намек (содержание информации) и будет ли он понятен слушателям (раскроют ли они этот скрытый смысл). Очевидно, что если намек не используется как средство усиления выразительности речи (аллюзия, реминисценция и т.д.), а лишь является средством банального «вброса», т.е. содержит информацию о недопустимых методах следствия, недопустимых доказательствах, т.е. ОЧЕВИДНО запрещенных для исследования в суде присяжных сведениях – это вызовет прерывание речи со стороны судьи, а в дальнейшем сделает оправдательный приговор «одноразовым».
При этом намек должен быть не слишком «тонким», иначе он не будет понятен присяжным. Например, вы используете технику реминисценции (скрытого цитирования), а присяжные не читали этого произведения (или не смотрели фильм) – эффект будет нулевым. Если же намек будет слишком очевидным, его первым «прочитает» председательствующий, а дальше все зависит от того, какая информация в нем содержится.
Опытный защитник, использует технику намеков для того чтобы усилить доходчивость, яркость своей речи, либо, если он «идет по краю» допустимого, делает это так, чтобы это не заметили ни председательствующий, ни аудиопротокол (например, выражением лица при необоснованном прерывании речи защитника судьей и т.д.).
Если же защитнику важно только «вбросить» запрещенную информацию, а дальше будь что будет, это всегда заканчивается одинаково (плохо)…
Цитата из апелляционного определения, которым отменен оправдательный приговор:
«Продолжая порочить вышеуказанный протокол допроса ФИО в качестве обвиняемого… адвокат…, заявил: «Согласно протоколу, видеозапись приостанавливалась один раз для составления протокола допроса, а видеозапись состоит из трех файлов. Что происходило во время, когда она останавливалась, мы не можем сказать». Таким образом, адвокат в завуалированной форме довел до присяжных заседателей сведения о нарушениях, допущенных, по его мнению, при допросе ФИО на следствии… Так, сначала во вступительном слове, а затем в ходе судебного следствия защитник неоднократно указывал на то, что осмотр был проведен в отсутствие самого ФИО: «...патроны были найдены в квартире, где самого хозяина не было... сотрудники полиции находились там еще до того, как приехал следователь проводить осмотр. Я ничего не заявляю и ни на что не намекаю, но если проводится обыск без хозяина, говорить о его достоверности, сомнительно». Фактически защитник в данном случае говорит не о недостоверности, а о недопустимости протокола указанного следственного действия как проведенного в отсутствие лица, проживающего в жилом помещении, подменяя одно понятие другим. А указание на нахождение в квартире ФИО сотрудников полиции без него, со ссылкой на то, что он, адвокат, "ничего не заявляет и не намекает", несмотря на его завуалированность, является фактически прямым сообщением о том, что патроны подсудимому были подброшены».
Таким образом:
1) используем намек (аллюзии, реминисценции и т.д.) для усиления выразительности речи;
2) в случае, если техника намека используется для доведения до присяжных очевидно запрещенной информации (подбросы, фальсификация и т.д.) , помним, что дисклеймер – «я ни на что не намекаю» или « я критикую достоверность»– не спасает нас от прерывания речи, а оправдательный приговор – от отмены.
3) намекаем так, чтобы это не было совсем очевидным для наших процессуальных оппонентов;
(см. апелляционное определение Первого апелляционного суда общей юрисдикции от 21.08.2020 N 55-1255/2020).

​​Сложное и запутанное…
Нередко во вступительном заявлении или в речи на этапе прений защитник, выступая перед присяжными, называет рассматриваемое дело сложным и запутанным.
До недавнего времени такое высказывание защитника не вызывало нареканий судов апелляционной инстанции. Но все когда-то происходит впервые. И вот одним из оснований к отмене оправдательного приговора районного суда стало то, что «во вступительном слове защитник оказывала незаконное воздействие на присяжных заседателей, сообщая сведения, не относящиеся к компетенции последних. В частности, адвокат К. сообщила, что уголовное дело является сложным и запутанным. То есть до начала исследования доказательств сторона защиты ориентировала присяжных заседателей на мнимую сложность расследования уголовного дела». Такая позиция является спорной, поскольку указание защитника на сложность и запутанность дела - не более чем количественная и качественная характеристика фактов этого дела (например, если факты противоречат друг другу или их чрезмерно много) или доказательств (например, несколько десятков свидетелей). Возможно, такое суждение защитника во вступительном заявлении было преждевременным (оно больше подходит для речи в прениях), но рассматривать его как не относящееся к компетенции присяжных, на наш взгляд, ошибочно.
Тем более, было необоснованно рассматривать высказывание защитника как характеристику расследования по делу (будто бы защитник сказал о сложностях в расследовании дела), но это уже подмена тезиса, от которой не застрахован никто. Кстати, сами судьи часто указывают присяжным на сложность дела. В недавнем процессе председательствующий обращаясь к присяжным сказала: «Дело сложное, вы сами видели тележку доверху заполненную томами с доказательствами, собранными следствием». Но, «Quod licet Jovi, non licet bovi (с лат. — «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку»), поэтому будем осторожными с указанием на сложность и запутанность дела во вступительном заявлении.
(см. апелляционное определение Калининградского областного суда от 03.11.2023 по делу N 22-1763/2023)

​​Кандидаты прибыли, а подсудимого не доставили…
При рассмотрении уголовного дела в районном суде, в суд для участия в формировании коллегии присяжных заседателей прибыли 14 кандидатов в присяжные. Однако в заседание не доставили подсудимого, и председательствующий перенес заседание на другой день, распорядившись о дополнительном вызове других 500 кандидатов в присяжные заседатели, из которых впоследствии и была сформирована коллегия присяжных заседателей. Явившиеся же первоначально 14 кандидатов повторно в судебное заседание не вызывались (в деле отсутствовали данные об их вызове). Отменяя приговор суда, Архангельский областной суд указал, что дело было рассмотрено незаконным составом присяжных, поскольку явившиеся в первый раз кандидаты в присяжные заседатели, количество которых в соответствии с ч. 3 ст. 327 УПК РФ было достаточным для формирования коллегии, повторно не были вызваны в судебное заседание, назначенное на новую дату. Вместо этого председательствующий, в нарушение ч. 3 ст. 327 УПК РФ дал распоряжение о дополнительном вызове других 500 кандидатов в присяжные заседатели, из которых впоследствии была сформирована коллегия присяжных заседателей.
Вывод: если в заседание для отбора явились не менее 12 (для районного суда) или 14 (для областного) кандидатов в присяжные, но заседание по тем или иным причинам сорвалось, коллегию формировать не начали (это важное условие!), судья НЕ ВПРАВЕ на следующее заседание вызывать кого-либо кроме тех кандидатов, что пришли сейчас. Право на вызов дополнительных кандидатов возникает, когда явились МЕНЕЕ 12 и 14 для соответствующих судов. Если председательствующий это пытается сделать, задача защитника деликатно напомнить ему содержание ч.3 ст. 327 УПК, иначе вся остальная работа и суда и защиты будет «в корзину», приговор будет отменен. Помним об этом коллеги!
Апелляционное определение Архангельского областного суда от 25.04.2023 по делу N 22-1145/2023

​​Никогда такого не было, и вот, опять…
В обзорной статье по 2023 году в «Уголовном процессе» соавтора канала Юлии Стрелковой было положительно оценено, в сравнении с позициями судов более высокого уровня, решение Брянского областного суда: он правильно интерпретировал как действующую редакцию УПК, так и разъяснения Пленума, отказываясь удовлетворять представление с доводом о сокрытии кандидатами данных о судимостях близких родственников и привлечении самих кандидатов к административной ответственности.
Но мы узнали, что это образцовое по уровню обоснованности судебное решение было отменено 1 КСОЮ с использованием неактуальной версии ППВС. И не можем остаться в стороне от разбора полетов, то есть, позиций.
Итак, доводы представления об отборе можно свести к следующему: рядом кандидатов, вошедших в состав коллегии и участвовавших в вынесении вердикта, были сокрыты следующие сведения: 1) о привлечении брата к уголовной ответственности; 2) о вынесении судебного приказа в связи с неуплатой алиментов; 3) об участии в другом деле в качестве потерпевшего; 4) о привлечении к административной ответственности.
⚖️ Брянский областной суд:
1) защитник и государственный обвинитель задавали кандидатам в присяжные заседатели вопросы: есть ли знакомые или родственники, которые сталкивались с правоохранительной системой, о привлечении их к административной ответственности, а также о том, принимал ли кто - то из них участие в каком-либо уголовном или гражданском деле. Однако председательствующий в нарушение закона не принял мер к тому, чтобы данные вопросы понимались однозначно, при этом вопросы не были конкретными.
2) в апелляционном представлении не указано, каким образом факт привлечения к уголовной ответственности брата кандидата в присяжные заседатели К., включенной впоследствии в состав коллегии, а также информация о привлечении кандидата в присяжные заседатели Ж., вошедшего в состав коллегии, к административной ответственности по ч. 2 ст. 12.24, ч. 1 ст 8.2 КоАП РФ; участие последнего в уголовном и гражданском деле, препятствовали их участию в рассмотрении данного уголовного дела; также не представлено сведений, что данные обстоятельства повлияли на их объективность и беспристрастность при вынесении вердикта.
❓Это идеальное соблюдение и закона, и ППВС. И что могло произойти дальше? Ссылка на недействующую редакцию ППВС!
⚖️ 1 КСОЮ:
«В соответствии с п. 14 Постановления Пленума Верховного Суда РФ "О применении судами норм УПК РФ, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей" сокрытие кандидатами в присяжные заседатели, включенными впоследствии в состав коллегии, информации, которая могла повлиять на принятие решения по делу и лишила стороны права на мотивированный или немотивированный отвод, является основанием для отмены приговора. – ЭТО СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!
С учетом изложенного, сокрытие кандидатами в присяжные заседатели ФИО и ФИО информации, лишившей сторону обвинения права заявить им отводы, свидетельствует о вынесении вердикта незаконным составом коллегии присяжных заседателей, что является основанием для отмены приговора суда.»
➡️ Коллеги, из этого мы делаем два вывода: 1) не нужно, пожалуйста, задавать вопросы кандидатам, которые можно и не задавать. 2) не рассчитываем, что суды уровня КСОЮ знакомы по умолчанию с действующими редакциями ППВС, приводим текст в возражениях.
Мы обычно не публикуем реквизиты решений, но тут сделаем исключение: Определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 07.12.2023 N 77-5561/2023

​​Событие оспаривать нельзя?
Нередко защита отстаивает позицию, отрицающую само событие преступления. Классически, это ситуации несчастных случаев, или, например, самоубийств. Но можно ли оспаривать событие утверждением о том, что жертва и вовсе жива?
В одном из дел 3 АСОЮ посчитал следующие действия защиты нарушениями процесса:
- «подсудимые и защитники выходили за рамки обвинения, доводя до присяжных заседателей сведения о том, что потерпевший жив, поскольку ранее неоднократно покидал места жительства и несения службы, о его нахождении в другом городе»;
- «в ходе допросов потерпевшей и свидетеля им задавались вопросы, касающиеся осуждения потерпевшего за дезертирство, самовольного оставления им места службы»;
- «подвергалось сомнению добровольность написания потерпевшей заявления об исчезновении сына»;
- «в судебных прениях защитник Е. довел до сведения присяжных заседателей, что он самостоятельно занимался поисками потерпевшего в отличие от сотрудников правоохранительных органов»;
- в прениях «ходатайствовал о предъявлении присяжным розыскной ориентировки, приводил возможные причины исчезновения потерпевшего».
Мы оцениваем позицию суда в целом критически, за несколькими «но». Сторона защиты, безусловно, имеет полное право занимать позицию о том, что потерпевший жив, поскольку именно к компетенции присяжных относится установление события преступления. Запретить оспаривать событие нельзя, ровно с таким же успехом можно запретить и позицию о непричастности или невиновности: каждая из них корреспондирует одному из трех основных вопросов вопросного листа.
Доказывание того, что потерпевший жив, может подразумевать указания на факты его предыдущих добровольных исчезновений. Соответствующие доказательства при такой позиции становятся относимыми к делу, и тут мы вспоминаем и теорию и практику: относимость сведений перевешивает запрет изучения негативных данных о личности. Поэтому и покидание семьи, и дезертирство – сведения, которые подлежат изучению в присутствии присяжных.
Вывод: позицию о том, что потерпевший жив занимать можно, соблюдая при этом специфичные запреты процедуры.
Теперь про «но». 1) о добровольности написания заявления говорить ни в каком случае нельзя – это о допустимости / процессе. 2) о самостоятельных поисках в отличие от сотрудников – дискредитация органов. 3) ходатайства о предъявлении доказательства в прениях – нарушение.

​​О важности действий председательствующего
 
5 КСОЮ вернул на новое апелляционное рассмотрение дело, по которому апелляция отменила оправдательный приговор.
 
В апелляционном определении указывался целый комплекс обстоятельств, признанных нарушениями:
1 - доведение до присяжных заседателей при допросе свидетеля информации о наличии семьи и детей у обвиняемых и их характеристику как "неплохих людей";
2 - доведение при оглашении показаний свидетеля сведений, основанных на слухах, о совершении преступления сотрудниками правоохранительных органов, а также в прениях об обосновании обвинения показаниями "заинтересованных лиц", "с целью скрыть реально происходящие события";
3 - доведение информации о неполноте следствия, а именно заявления о том, что абонентский номер не принадлежит свидетелю и реплика о том, что "экспертиза почему-то не назначается", а пистолет не похож на тот, который изъят у подсудимого при задержании;
4 - заявления адвокатов в прениях о том, что стороной обвинения не представлено никаких доказательств об обстоятельствах приобретения огнестрельного оружия, что не соответствовало действительности, и искажение ими представленных доказательств о месте совершения убийства.

5 КСОЮ указал, что суд апелляционной инстанции не оценил действия председательствующего по пресечению этих нарушений, подробно проанализировав его реакции в каждом случае: прерывания, удаление коллегии, разъяснения присяжным, повторение этих разъяснений в напутствии.
Далее суд привел любопытный аргумент: «перечисленные выше нарушения названы в апелляционном определении многочисленными и систематическими без учета того, что с участием присяжных заседателей проведено 26 судебных заседаний, где очно допрошены 22 свидетеля, подсудимые, показания 28 свидетелей и потерпевшего оглашены, исследованы письменные доказательства, проведены прения, реплики и выслушаны последние слова. Рассмотрение дела длилось с момента избрания коллегии присяжных заседателей более 2 лет».
Наконец, 5 КСОЮ отметил, что в апелляционном определении не мотивировано, почему выявленные нарушения повлияли на содержание данных присяжными заседателями ответов.
Пользуемся, коллеги!

​​Без наименования, печати и подписи…
Оспаривая обвинительный приговор по одному из дел, защитники использовали оригинальные доводы о незаконности формирования коллегии присяжных. Во-первых, стороне защиты не было сообщено, какой именно сотрудник суда составлял предварительный список кандидатов в присяжные, фамилии этих сотрудников не были приведены в постановлении о назначении судебного заседания. Тем самым, защиты была лишена права заявить им отвод. Во-вторых, сторонам был вручен предварительный список кандидатов в присяжные без наименования суда, печати и подписи судьи. В-третьих, в закрытом судебном заседании, где происходил отбор коллегии, судом велась аудиозапись. В-четвертых, председательствующий оглашал мотивированные и немотивированные отводы в присутствии кандидатов и в их же присутствии принимал и озвучивал свое решение по этим отводам.
Апелляционный суд с легкостью «отбил» все эти аргументы. По первому аргументу он указал, что «доводы стороны защиты о том, что председательствующим было ограничено их право заявить отвод работникам аппарата суда, оказывавшим помощь технического характера в формировании упомянутой коллегии, несостоятельны, поскольку указанные лица в рассмотрении дела не участвовали, поэтому в соответствии с положениями гл. 9 УПК РФ отводу не подлежат». Второй довод был отклонен, т.к. отсутствие в списках кандидатов данных о наименовании суда, подписи судьи и печати суда не является нарушением уголовно-процессуального закона (УПК не предусматривает этого). По третьему аргументу суд отметил, что «ведение аудиозаписи данного судебного заседания, несмотря на его закрытый характер, прав подсудимых не нарушило». Четвертый довод был отвергнут не без некоторого логического изящества: «Принятие председательствующим решения о мотивированном и немотивированном отводах в присутствии кандидатов в присяжные заседатели не могло вызвать предубеждение присяжных заседателей в отношении подсудимых, поскольку отведенные лица в рассмотрении дела участия не принимали».
Вывод, который можно сделать из всего этого, прост: лучше не приводить в апелляционной жалобе аргументы, которые отбиваются «в одно касание». В этой системе доводов реальный интерес, на наш взгляд, представлял именно четвертый и, если бы он был раскрыт максимально полно (в т.ч. как исследование вопросов права в присутствии кандидатов в присяжные и т.д.), это усложнило бы его отклонение судом второй инстанции.

​​Провокация от обвинения
Часто приходится сталкиваться с ситуациями, когда наши процессуальные противники сами активно задают вопросы, направленные на получение ответа, нарушающего запреты. Реагировать можно по-разному, можно пытаться вопросы эти отбивать, но иногда и суд становится на сторону обвинения, вместо снятия вопроса.
9 КСОЮ провокацию не оценил:
Государственным обвинителем подсудимому был задан вопрос о том, как он может объяснить свои показания, данные на предварительном следствии, в той части, что он не обращался в правоохранительные органы, потому что им не доверяет.
На что подсудимый пояснил: "Потому что садят невиновных, поэтому я и не доверяю правоохранительным органам. И это мое личное мнение".
А вот оценка суда:
«Учитывая, что такой ответ подсудимого был получен на вопрос государственного обвинителя, по сути, спровоцирован им, судебная коллегия полагает необоснованным довод кассационного представления, что ответ подсудимого направлен на формирование у присяжных заседателей негативного отношения и предубеждения в отношении правоохранительных органов, в том числе в отношении участников процесса со стороны обвинения».
Аплодисменты справедливой позиции. Только не идя на поводу у нарушителя, можно действенно бороться с такой «хитроумной» тактикой.