Во второй сцене второго действия "Макбета", совершив убийство, Макбет спрашивает жену, не слышала ли она шум, и леди Макбет отвечает:
I heard the owl scream and the crickets cry.
Я слышала, как кричала сова и пели сверчки — у Шекспира, как водится, прекраснее и точнее: сова не просто кричит, она издаёт громкий пронзительный звук, scream обычно переводят как "визг, вопль", а сверчки то ли кричат, то ли плачут.
Со сверчками переводчик бессилен, сверчки и есть, а вот сова... да-да, совы — не то, чем кажутся, не кидайтесь писать это в комменты.
Английский — язык аналитический, названия животных и растений в нём часто складываются из общего названия класса и уточняющего дополнения. Так, все ягоды — ягода, berry, с уточнением: strawberry, "соломенная ягода" — земляника, goosberry, "гусиная ягода" — крыжовник, cloudberry, "облачная ягода" — морошка" и т.д., а почти все летающие насекомые — мухи (масляная, драконова, лошадиная и пр.).
И с совами то же.
У нас всякой сове особое название, — филин, сипуха, неясыть, сыч, сплюшка — а в английском они, соответственно, "большая рогатая (или орлиная) сова", "амбарная сова", "большая серая (или полосатая, или рыжеватая, от вида зависит) сова", "маленькая сова" и "орущая сова". То есть, если сказано просто owl, каждый волен представлять своё; англичане, кстати, по умолчанию представляют сипуху, она у них распространена шире всего, для них это сова как таковая.
Какая сова кричала за окном у леди Макбет? Скорее всего, именно сипуха — тем более, что кричит она душераздирающе, неслучайно её зовут по-английски ещё и ghost owl, сова-призрак, грешной душе, обречённой на муку и скитания, только так и орать.
Но переводчик волен выбирать.
И чаще всего он выбирает просто сову, в большинстве русских переводов леди Макбет говорит, что сова кричала — это во многом наведённое, "сова кричала и самовар гудел бесперечь", вшитый в наш биос знак несчастья.
До Чехова — и до требований эквилинеарности, когда переводчик дышал посвободнее — в русских переводах встречается и филин, традиционный дурной вестник в фольклоре. У Вронченко (1836) "крикнул филин", и у Соколовского (1894) "гукал филин".
А вот Анна Радлова, всегда стремившаяся к эквилинеарности, в переводе 1935 года выбирает вариант, позволяющий просодически потеснить сову, оставив ей всего один слог, как в оригинале. У Радловой леди Макбет говорит мужу:
Я слышала, сыч выл, трещал сверчок.
Чуковский не зря критиковал Радлову, надо признать, текст у неё часто рубленый, ломающий речь. Попробуйте произнести это "я слышала, сыч выл", это дыр бул щыл в чистом виде, а ведь пьеса, её говорить надо, хоть бы "выл сыч" было... да и воющий сыч — птица редкая, честно говоря.
Лозинский в переводе 1949 года тоже экономит место, но делает это несравненно мелодичнее:
Сыч прокричал, и стрекотал сверчок.
И в недавнем переводе Андрея Флори тоже сыч:
Нет. Уханье сыча и стрекотание сверчка.
Справедливости ради заметим, что сычи в русском не ухают, ухает филин или сова вообще, но не будем придираться.
Однако самое прекрасное уточнение совы до сыча можно отыскать у Бируковой в переводе первой части "Генриха VI". Там во второй сцене четвёртого действия французский генерал говорит неуёмному Толботу, призывающему город сдаться на милость победителя, а то хуже будет:
Thou ominous and fearful owl of death,
Our nation's terror and their bloody scourge!
Ты, зловещая, внушающая страх сова смерти, ужас нашей нации и её кровавый кнут.
Образ понятный: сова, ночная птица, вестница смерти, она часто на черепе сидит на изображениях, или на могильном кресте... но в переводе читаем:
Зловещий, грозный сыч, глашатай смерти,
Кровавый бич народа моего.
Толботу, конечно, не пристало называться совой в женском роде, но вопрос у меня один: Евгения Николаевна видала ли когда сыча? Маленькую, то бишь, сову в буквальном переводе с английского?