Все пропустил

Cine Lorca – старый кинотеатр в центре Буэнос-Айреса, где нельзя купить билеты онлайн, а можно только взять их в кассе, за 15 минут до начала показа. Только за 15 минут до начала фильма можно и войти в сам кинотеатр, поэтому на улице то и дело выстраиваются очереди из желающих. Показывают там в основном авторское или национальное кино: внутри все выглядит так, как в «Иллюзионе» до реставрации. Мрамор, деревянная коробка кассы, никакой кока-колы и попкорна.

Пока я ехал в кино, узнал из афиши, что буквально в 5 минутах от него, в Театре Пикадеро, через несколько дней состоится публичная читка «Кометьерры» Долорес Рейес, о которой я как-то рассказывал. Читать роман будет почти сотня (!) писателей. Придет и одна из главных звезд аргентинской литературы, Клаудия Пиньейро. Эти чтения станут продолжением публичной компании интеллектуалов в поддержку Рейес, которая прямо сейчас находится под огнем критики со стороны официоза, то есть окружения президента Хавьера Милея.

Дело в том, что «Кометьерра» была закуплена в школьные библиотеки правительством провинции Буэнос-Айреса, которое контролируется оппозицией. И вот, сторонники свободы (такими себя считают члены партии Милея) увидели в книге Рейес целых два слова «член» и несколько описаний сцен секса (как человек, читавший роман, скажу, что если просуммировать все это – текста наберется дай бог на полторы страницы), и решили, что дети в 13-14 лет знать всего этого не должны. Компанию поддержали не просто рядовые функционеры партии или группа возмущенных родителей-консерваторов, но и правительство: с осуждением таких книг, как «Кометьерра», а заодно и программ по половому воспитанию, выступила вице-президентка страны Виктория Вильярруэль (персонаж даже более впечатляющий, чем сам Милей).

Под огонь, кстати, попал не только роман Долорес Рейес, но и еще несколько книг, в том числе и прекрасные «Кузины» Авроры Вентурини, о которых я тоже писал. Ответом на эти цензурные поползновение неолибералов (все-таки какой парадокс) стал сперва большой флешмоб в социальных сетях со словами поддержки Рейес (выступила, кстати, и Агустина Бастеррика, автор «Особого мяса» и «Нечестивиц» ), а затем и объявление о публичных чтениях «Кометьерры» в центре столицы.

Что же касается кино – закольцуем историю – то вместе со старушками, пришедшими в олдскульный зал Cine Lorca, я смотрел «Комнату по соседству» Педро Альмодовара. Не считая нескольких неловко сентиментальных сцен в самом начале фильма, это очень хорошая работа, от которой остается вот это ощущение руки мастера: все на своих местах, все так, как должно быть.

Как говорится, хотя меня никто не спрашивал, но я отвечаю: я прочитал четверть очень длинного романа Марианы Энрикес «Наша часть ночи». И должен сказать, если бы у меня больше не было никаких других дел (и если бы моя голова не болела от испанского), я бы только тем и занимался, что читал этот текст. В романе какое-то гипнотическое сочетание ослепительной природы аргентинского севера, – с водопадами Игуасу, нестерпимым солнцем провинции Мисьонес, этой буйной зеленью, и прочим, и прочим – и жуткими сценами жертвоприношений древним богам, темной магией и совершенной безнадежностью, разлитой в воздухе.

Я так проникся книгой, что, во-первых, нашел особняк, который, как говорят, вдохновил Энрикес на создание ключевой локации в романе, а во-вторых, перевел (хотя это громко сказано, понятное дело, я ни на что не претендую) финал первой части. Пусть останется здесь мне на память.

(И, да, жаль, что в России, кажется, права на книгу никто не купил).

***
Тали ждала его на выезде из Пуэрто-Рейес. Хуан поцеловал ее: он взял ее лицо в свои руки, а она, встав на цыпочки, запустила пальцы в его волосы.

- Эй, ты целуешь меня так, будто это в последний раз. Ты должен пройтись по дому и забрать все, что оставил мне от сестры.

Хуан покачал головой.

- Это твое. Она может подать тебе сигнал.

Тали изучала его лицо, глядя своими темными глазами.

- Не хочу, чтобы ты возвращалась на Церемонию в этот дом, - сказал Хуан.

- Ты не можешь отдавать мне приказы.

- Это просьба, а не приказ. Одолжение. Каждый год, когда я вижу, что Стивен и ты не входили во Тьму, я снова могу дышать. Я не имею права просить Стивена перестать сюда приезжать, это его семья и его мир, но тебя – я могу попросить об этом.

Хуан снова обнял ее, снова почувствовал ее тело.

Они смотрели друг на друга, размеренные жарой, взволнованные и немного сумасшедшие, грустные. Они слышали шум бегущей реки, тревожную птицу. Дом, далекий и молчаливый, казался вымершим. Когда его покинут все гости? Парковка все еще была забитой. Хуан подумал было рассказать Тали о Мерседес, но момент был неподходящим. Стивену он тоже пока ничего не рассказывал. Он сделает это в самолете.

- Где твоя машина? Мне надо передать тебе несколько вещей, но я не хочу, чтобы нас видели.

Тали взяла его за руку и отвела к своему «рено», полностью покрытому мелкой красной пылью. Она открыла дверь, и Хуан устроился на заднем сиденье. Он достал из сумки Руку Славы, которая хранилась у Марселины все это время среди всякой ерунды. Артефакт прекрасно сохранился. Взяв его с осторожностью, Тали посмотрела на него с восхищением.

- И это?

- Твоя сестра хотела бы, чтобы это досталось тебе. Они не знают, что у нас есть Рука Славы, они не знали, что она вообще существует. Росарио всегда надежно ее прятала. То есть – мы оба ее прятали.

- Ты сумасшедший. Моя сестра никогда бы мне ее не отдала.

- Хорошо, тогда это я тебе ее отдаю. Знаешь, как ее использовать? Она тебе поможет скрыть способности моего сына. Ее силы будет недостаточно, но она неплохо тебе поможет в этом.

- Да, я знаю.

<…>

Тали поцеловала его в лоб, чтобы он замолчал и чтобы доверился. Хуану захотелось сказать ей, что в другой жизни она была бы его женой, но он не стал этого делать. Не было другой жизни. Он не хотел врать.

Пока все ждут премьеры «Ста лет одиночества», я вдруг узнал, что выходит экранизация другого культового латиноамериканского романа – «Педро Парамо» Хуана Рульфа. Я его не читал, но, как говорится, наслышан: мексиканского классика считают одним из родоначальников магического реализма, его хвалили все, от Маркеса и Борхеса до Зонтаг. Роман издавался еще в СССР – что логично, ведь Хуан Рульф был левым, как и большинство писателей в Латинской Америке – и буквально недавно текст вышел в России в новом переводе (Эксмо).

Хуан Персидо по наказу покойной матери отправляется на поиски своего отца Педро Парамо в деревню Комалу. Он не сразу понимает, куда попал — Комала населена лишь призраками ее бывших жителей, хотя царство «мертвых» сохраняет все реалии обыденной земной жизни. Линия Хуана Персидо переплетается с линией Педро Парамо, человека, с которым связаны истории всех жителей Комалы. Он давно мертв, но благодаря тому, что в канву повествования вплетаются воспоминания из его реальной жизни, он единственный кажется живым. Вот только все, к чему прикасается Парамо, обращается в прах. Вся его жизнь — злоба, жажда власти и наживы. «Педро Парамо» — роман, начинающийся задолго до своего начала и заканчивающийся спустя много лет после своего конца.

Помимо небольшого романа в книгу вошел сборник рассказов Рульфа «Равнина в огне», а еще статья, вводящая читателя в контекст мексиканской литературы.

К слову об экранизации: режиссером выступил Родриго Прието, который прежде чаще был оператором. В списке его работ – и «Волк с Уолл-Стрит», и «Вожделение» Энга Ли, и много чего еще любимого и знаменитого. Ужасно интересно, что у него получилось в качестве режиссера.

Премьера уже совсем скоро – 6 ноября.

Вскоре поезд мягко, без единого звука двинулся с места. Около сорока минут он ехал на запад сквозь город, мимо жилой застройки и торговых центров, пересекая реки одну за другой. Постепенно городской пейзаж сменился полями и пустошами, и поезд начал нырять из туннеля в туннель. За окном показались горы и россыпь домиков у их подножия. Я увидела безлюдную дорогу, уходящую к горизонту между полей, и маленький грузовичок, который медленно ехал по ней вдаль. Черные крыши теплиц сверкали на солнце, вдали поднимались белые перья дыма. Провожая глазами ландшафт, я думала о том, что мне не суждено оказаться ни на этой дороге, ни на краю этого поля, ни на берегу этой реки и не суждено увидеть пейзаж, который открывается только оттуда. Человеческое тело такое крошечное, и нам отпущено так мало времени. Мир почти целиком состоит из мест, куда мы никогда в жизни не попадем.

Примерно каждого второго японского писателя стараются подать (и продать) как автора, которого советует читать Харуки Мураками. Ну или, по крайней мере, как автора, стиль которого напоминает стиль мэтра. Чаще всего все это никак не связано с действительностью (и это не вина писателей которых так продают), но в случае с Миэко Каваками в этих рекламных слоганах есть правда. Мураками, действительно, высоко оценил талант Каваками. Он даже написал отзыв о ее романе, удостоенном в 2007 году премии Акутагавы, в котором так и пишет: книга сразу меня затянула в свой мир, писательница умеет невероятно точно подбирать слова, и вообще – не роман, а чистая радость (ладно, последнее я добавил от себя). Кстати, еще у Каваками была серия длинных интервью с Мураками, по итогам которой вышла книга с вполне прямолинейным названием: «Харуки Мураками: длинное-длинное интервью».

Всего этого я не знал, когда начинал читать «Летние истории» (Синдбад). Это расширенная версия того самого текста, за который писательница получила премию Акутагавы. По счастливой ошибке я не обратил внимания, что роман по моим меркам длинный (460 страниц – вот уж безумие), и засел за него. Вообще, я редко могу сказать, что мне жаль, что книга закончилась. Особенно, когда речь идет о текстах длиннее трехсот страниц. Но в данном случае это именно так: во время чтения этой книги я испытывал такое приятное спокойное удовольствие, что мне его теперь и правда будет не хватать.

Главная героиня романа – Нацуко. Ей в районе тридцати, она живет в Токио, работает на какой-то обычной и не слишком денежной работе и пишет в стол. Однажды к ней в гости приезжает старшая сестра с дочкой – единственные ее близкие люди: отец ушел из семьи, когда девочки были маленькими, а мама рано умерла. Сестра растит ребенка одна, работая хостес в неприметном ресторане и едва сводя концы с концами. Вместе они проводят несколько дней, обсуждая странную идею сестры увеличить грудь. (Зачем, почему? Кто ж ее знает).

После описания этой встречи мы переносимся на 10 лет вперед. Племянница Нацуко уже в университете, сестра все так же работает хостес, а она сама стала писательницей и даже довольно успешной (люблю эти счастливые перемещения во времени). У нее есть свой редактор в издательстве, и хоть денег по-прежнему не очень много, но зато она зарабатывает их своим талантом, а не на бессмысленной работе. В общем, жить можно, но она чувствует себя одинокой, и в какой-то момент понимает, что очень сильно – сильнее всего на свете – хочет завести ребенка. Но есть проблемы: во-первых, у нее нет даже парня, не то что мужа. Во-вторых, сам процесс секса не вызывает у нее ничего, кроме дискомфорта и тоски. В-третьих, не так чтобы она была финансово очень готова к роли одинокой матери. И, тем не менее, эта идея не идет у нее из головы, она решает воспользоваться банком спермы – но и тут обнаруживаются свои подводные (этические) камни, которые смущают героиню.

Пока Нацуко ломает голову над своей нетривиальной, прямо скажем, ситуацией, она пишет книгу, общается с редактором, гуляет по Токио. Она вспоминает детство, пытаясь как бы получше разглядеть ту тропинку, по которой она пробралась в сегодняшний день. И что вообще все это было – неужели жизнь? Ее жизнь? Как бы странно это ни звучало с учетом всего сказанного, но книгу читать интересно, даже очень – хотя назвать сюжет динамичным уж точно нельзя. Но если вам, как и мне, нравится эта манера письма с горкой меланхолии и убаюкивающими подробностями (как блестит вода на солнце, каким цветом горит неоновая вывеска над супермаркетом) – этот роман для вас.

Недавно я стал ходить в бассейн. Никогда, кстати, не жил так близко со спортивным бассейном – всего 15 минут спокойным шагом и ты у цели. Так что теперь я часто туда хожу. К тому же, у нас тут весна вовсю развернулась, и будь моя воля, я бы только то и делал, что ходил бы вот так по улицам, туда-сюда, смотрел бы по сторонам.

По пути в бассейн я прохожу мимо итальянского госпиталя из нескольких корпусов: вот отреставрированный старый особняк, вот – классическая больничная коробка с узкими окошками, стенами выцветшего красного цвета. Под этими зданиями целая сеть коридоров, лабораторий, кабинетов. С улицы так и не скажешь. Мы туда однажды спускались с Сережей – он так сильно ушиб ногу, что надо было сделать рентген.

В Буэнос-Айресе всегда много запахов. Приятных, отталкивающих, странных. Зимой часто пахнет дождем и мокрой землей. Весной, как сейчас, запахов больше. Вот я прохожу мимо двухэтажного дома с небольшим садом под окнами, и пахнет жасмином. Все ограда в белых цветах. Вот рыбный магазин, и пахнет он, конечно, рыбой (кстати, вы бы знали, какая она тут дорогая). Вот недавно открывшееся кафе, куда стоит очередь – на витрине лежат «улитки» с корицей, другая выпечка. Кафе снаружи кажется небольшим, обычный особнячок XIX века, но ты входишь в него, и понимаешь, что за основным тесным залом – сад со столиками. Вокруг – изнанка соседних домов: кирпичные стены с узлами труб, цветами в горшках, потрескавшейся краской.

В бассейне пахнет хлоркой. Когда я плыл, один мальчик, болтавший ногами в воде, посмотрел на меня и спросил: как тебя зовут, сеньор? Вот мы и дожили до сеньора, подумал я, и сказал, что не говорю по-испански. После бассейна город почему-то пахнет морем. Море в Буэнос-Айресе, конечно, есть, но где-то там, вдалеке – за домами, портами, железной дорогой. Поэтому так странно, когда вдруг чувствуешь его запах, словно в отпуске. Я устало иду по улице, лениво перебираю мысли. Смотрю сквозь плавающую темную паутинку стекловидного тела на солнечный свет – уже не белый, а желтый. Он заполняет собой все вокруг. Очень красиво. Даже если ты слегка подслеповат, как я.

В ушах бубнит литературный подкаст на испанском. Какой-то знаток аргентинской литературы рассказывает об Авроре Вентурини, которую я не так давно читал на русском. Он говорит, что это очень важно – знакомиться с писательницами XX века, потому как раньше мы интересовались только писателями. Конечно, важно, киваю я, очень важно. А еще, оказывается, Вентурини полжизни посвятила изучению католицизма, она увлекалась Средневековьем, едва ли не демонологией, и как-то отправила свою рукопись на конкурс под псевдонимом Беатрис – то есть Беатриче. Вы помните Данте?..

Я выключаю звук, захожу в мясную лавку. Пока мне взвешивают курицу, продавщица спрашивает, что же я думаю обо всей этой жаре. Мне нравится, говорю я, пожимая плечами. А мне вот не очень, отвечает она. Я люблю прохладу и дождь, и когда льет дождь, я гуляю под ним без зонта. Как здорово, говорю. Она улыбается, я расплачиваюсь и добавляю, что мне просто в Москве хватило дождей. И снега. И холода. Так что вот это тепло – ровно то, что нужно. Выйдя на улицу, чувствую, что из соседней овощной лавки пахнет клубникой. Сейчас здесь сезон клубники и овощные лавки пахнут именно ей.

Дома, разложив покупки и повесив полотенце сушиться, я иду на балкон. Туда у нас порой прилетают птицы. Недавно вот прилетал попугай, желто-зеленый. Попрыгал по перилам, посмотрел сверху вниз на соседский балкон, улетел. А еще у нас там цветы. Жасмин растет с прошлого года, сирень в большой кадке – с этого. Сережа ее очень долго искал. Недавно зацвела бугенвиллея – кто придумывает эти имена, скажите? – да так, что только удивляться можно: половина лианы голая, половина – буквально усыпана яркими красным цветами, словно это и не цветы, а листья. Я сфотографировал бугенвиллию, отправил папе. Он пишет – вот это да, очень красиво! Я бы тоже ее посадил на даче. Жаль только, российскую зиму она вряд ли переживет.

К слову о Корее. Если вы, в принципе, любите корейские сериалы, то советую посмотреть довольно свежий проект «Шоу Восьми». С одной стороны, параллели с «Игрой в кальмара» неизбежны, с другой, между сериалами есть большая разница. По началу многое кажется похожим: вот герои, которым очень нужны деньги, и которые от отчаяния соглашаются поучаствовать в неком шоу. Однако чем дальше, тем сильнее становится заметна разница между сериалами. Если в «Игре…» испытания для участников придумывали некие злые богачи, то в «Шоу...» организаторы лишь задали рамку для игроков: вот вам 8 этажей, каждый из участников занимает один из них. При этом чем выше этаж – тем лучше у тебя апартаменты, тем больше ты получаешь денег, в общем, такая модель капитализма в миниатюре. Главная задача игроков – зарабатывать время, потому что чем дольше они останутся в шоу, тем выше будет их итоговый заработок. Ну и понятное дело, если сперва все старались развлекать невидимых зрителей шутками и прибаутками, то потом дело перешло к жестокости, и первыми пострадавшими оказались именно «нижние этажи»: страдаешь больше – зарабатываешь меньше, все как в жизни.

В общем, очень рекомендую, смотрится на одном дыхании, пусть даже концовка и оказалась смазанной.

Дорогие друзья!

У меня появилось свободное время, и я вновь готова помочь вам выучить французский.

Ко мне можно обращаться:

💚если вы только начинаете учить язык и хотите это делать, следуя понятным и логичным маршрутом. Сразу осваивать правильное произношение - что очень важно для успешной коммуникации с французами - а затем учиться выражать свои мысли грамотно и красиво.

💚если вы уже учили язык некоторое время, уже многое умеете, но хотите двигаться дальше. И вам нужен преподаватель, который поможет разобраться с самыми сложными вопросами, разговориться и перейти на новый уровень.

💚Вы уже владеете французским, и у вас есть конкретный запрос: улучшить произношение, освоить деловую переписку, совершенствовать навыки самопрезентации. Чувствовать себя свободней и непринужденней в общении с носителями и уметь поддержать разговор на любую тему.

Почему ко мне:

☘У меня нет “конвеера” и единой программы для всех. Когда мы начинаем заниматься, я становлюсь вашим союзником, строю занятия исходя из ваших потребностей и мы вместе работаем над достижением ваших целей.

☘Мои ценности: эмпатия, поддержка, взаимопонимание, хорошие человеческие отношения. Я строю занятия так, чтобы студент чувствовал себя комфортно и мог свободно выражать свои мысли.

☘Я работаю на результат. Я - та самая отличница (красный диплом МПГУ, диплом франко-российской магистратуры по журналистике с отличием), я знаю, как достигать высоких академических результатов и помогу вам взять эти вершины, если таковы будут ваши цели.

☘Я знаю, как передавать знания, чтобы из моих они стали вашими. В России я преподавала французский в МГИМО и научилась там самым эффективным практикам и методике, которая точно работает.

☘У меня, правда, очень хороший французский. Я руководила редакцией французской газеты в Москве, написала кучу статей, перевела синхронно множество лекций, а также несколько книг. Недавно меня пригласили преподавать французский как родной ученикам французского лицея в Буэнос-Айресе.

Занятие со мной стоит 3.500 рублей или 35 евро за полтора часа. Или 3000 рублей и 30 евро, если вы хотите заниматься час.

Буду рада помочь вам подружиться с французским и сделать так, чтобы этот язык делал вашу жизнь интересней и радостней. За консультацией можно обращаться в личные сообщения @Inna_SD

Также буду благодарна за репост!

Так как Нобелевскую премию по литературе сегодня присудили южнокорейской писательнице Хан Ган, решил откопать свою старую рецензию на ее очень хороший роман «Человеческие поступки». «Вегетерианку» ее я тоже люблю и при случае всегда и всем советую.

***
17 мая 1980 года президент Южной Кореи, генерал Чон Ду Хван, объявил в государстве военное положение. До этого времени в стране бушевали студенческие протесты против диктатуры, которая установилась в Южной Корее еще в начале 1960-х. Военное положение развязывало генералу руки и позволяло делать с недовольными гражданами все, что угодно. На следующий день, 18 мая 1980 года, в городе Кванджоу прошел антиправительственный студенческий митинг, закончившийся массовым расстрелом безоружных демонстрантов.

Город отреагировал мгновенно – жители вышли на улицу в знак поддержки подростков. Они оттеснили армейские части из Кванджоу и захватили склады с оружием. Чон Ду Хван стянул к взбунтовавшейся провинции войска и 27 мая солдаты вошли в город. В ходе операции, по разным оценкам, погибло от двухсот до тысячи мирных жителей. Они не оказывали практически никакого сопротивления, но это не помешало войскам обращаться с ними без жалости: на улицах убивали мужчин, женщин, детей. Тех, кто попадал в руки солдат, пытали.

Одним из погибших стал мальчик Тонхо. На студенческом митинге, после которого все и началось, был расстрелян его друг, Чондэ. Чтобы искупить трусость – Тонхо не забрал с площади тело Чондэ и корил себя за это – он помогал протестующим заботиться о раненых. Через несколько дней смерть пришла и за ним.

События в Кванджоу остались раной в истории Южной Кореи. Долгое время государство не признавало своей вины за убитых, и случившееся обсуждалось полушепотом. Но местные жители помнили о событиях тех дней. Писательница Хан Ган родилась в Кванджоу в 1970-м, и в десять лет – как раз, в 1980 году – уехала оттуда вместе с родителями. Подробности трагедии она узнала случайно, и решила, что должна написать о катастрофе. Для этого она подняла массу архивов, встретилась с очевидцами событий, нашла родных того самого Тонхо. Собранные ею сведения и легли в основу книги.

«Человеческие поступки» – пазл, который составила Хан Ган: вот история Тонхо, вот история его друга Чондэ, вот рассказ матери, пережившей сына, вот монолог студента, прошедшего через пытки военной полиции. Вот описание мытарств, с которыми столкнулась редактор издательства, где должна была выйти книга о восстании в Кванджоу, но не вышла из-за цензуры. Из всех этих осколков Хан Ган создает объемную картину произошедшего – разноголосость повествования добавляет понимание масштабности катастрофы. На пользу роману идет и сама манера письма Хан Ган – сжатый, почти лишенный всякой сентиментальности язык придает весомости словам.

Вопрос, на который ищет ответ Хан Ган (и который она не находит, но задает его снова и снова), предельно простой и важный: «Скажите, является ли человек по сути своей жестоким существом?». Европейская интеллигенция задавалась этим вопросом и после Первой мировой войны, и после Второй, но так и не смогла сформулировать ответ. Хан Ган возвращает нас к этой теме, заставляя спрашивать себя – что значит быть хорошим человеком? Кого можно считать патриотом страны – того, кто защищает правительство, или того, кто борется с ним за условное лучшее будущее? И, главное, она не устает удивляться, как жестокость вроде пыток и насилия над детьми вообще может существовать в мире.

Пусть ни одного ответа в книге нет, сама постановка этих вопросов важна – насилию и несправедливости надо хотя бы уметь удивляться.

В The Atlantic вышел любопытный материал о том, что студенты читают все меньше книг и все реже способны понять хоть сколько-то длинный текст. У этого есть несколько причин – среди прочего ругают, конечно, тикток и клиповое мышление, из-за которого молодые люди буквально не могут сконцентрироваться на чем-то одном хотя бы минуту (преподаватель в статье жалуется, что студенты не могут дочитать даже СОНЕТ), хотя дело, впрочем, не только в этих ваших тиктоках.

Проблема еще и в том, что все чаще в школах учителя задают детям читать не полные тексты книг, а отрывки, или просто рассказы. В свое время была теория, что это научит детей лучше вычленять идеи, заложенные в конкретном отрезке произведения, а если повезет, то еще и обращать внимание на всякие языковые особенности, на детали повествования. Однако помимо прочего это привело к тому, что ученики просто не могут понять длинный текст, проследить за причинно-следственными связями и ответить на вопрос, так что же хотел сказать автор. Уже другой преподаватель в статье жалуется, что одна студентка ему сказала, мол, за все время учебы в школе она не прочла ни одной книги целиком – потому что такого просто не задавали. А вы тут хотите, чтобы мы «Илиаду» за неделю прочли, совсем уже что ли.

Объемы чтения падают даже в престижных учебных заведениях – сокращаются списки литературы, длинные книжки худеют до избранных глав. «В 1976 году около 40 процентов старшеклассников заявляли, что прочитали не менее шести книг ради развлечения в предыдущем году, по сравнению с 11,5 процентами, которые не прочитали ни одной. К 2022 году эти проценты изменились на противоположные», пишет журналист.

И добавляет, что для многих студентов чтение книг – это как прослушивание виниловых пластинок. То есть можно, конечно, развлечься как-нибудь и таким способом, но зачем все так усложнять, зачем?

Какое-то время назад я говорил о классном сборнике рассказов «Опасности курения в постели» Марианы Энрикес, одной из самых знаменитых аргентинских писательниц. Ее книги переведены на многие языки, ее хвалит Стивен Кинг, а в самой Аргентине она такой знаковый персонаж, активно участвующий как в культурной, так и в общественной жизни. Многие ее тексты строятся на том, что она как бы стирает грань между жизнью реальной и жизнью из городских легенд. У нее можно завернуть за угол и наткнуться на какой-нибудь проклятый дом или на ведьму, прикидывающуюся обычной бездомной. Эта повседневность потустороннего – пожалуй, главная особенность ее текстов. Как и то, что она очень хорошо умеет пугать читателя, манипулируя базовыми человеческими страхами.

Под руководством моей преподавательницы мы уже прочитали цикл ее рассказов на испанском. И, к моему удивлению (и, кажется, не только к моему) чтение текстов Энрикес оказалось далеко не таким сложным для меня делом, как еще недавно было чтение двух книг Долорес Рейес. Так что с этой недели мы начинаем читать последний на данный момент роман Энрикес – Nuestra parte de noche («Наша часть ночи»). В принципе, единственное, что меня хоть как-то примиряет с перспективой читать текст длиной в 600 страниц на испанском – то есть текст такой длины, за который я и на русском бы не взялся – то, что мне доставляет удовольствие сама мысль: о, я это понимаю! На чертовом испанском, который я вообще не хотел, не хочу и никогда не буду хотеть учить!! Кажется, терпение и труд все перетрут – единственный работающий в моей жизни девиз.

Ну а так, сюжет в книжке какой-то головокружительный: отец колесит вместе с сыном по Аргентине времен диктатуры, пытаясь разобраться, что случилось с его женой – то ли женщиной, то ли видением ведьмой. Мрачные предсказания, призраки и тайная секта к роману прилагаются.

P.S. И к вопросу о ценах на книжки: роман я купил в переводе на рубли аж за три тысячи. И это, в общем, абсолютно нормальная здесь стоимость – впрочем, после российских цен она все равно меня немного шокирует.

В НЛО выходит переиздание дневников Любови Шапориной, создательницы первого в советской России театра марионеток, художницы и переводчицы. Это на самом деле отличная новость, ее дневники успели стать настоящей библиографической редкостью - бумажный экземпляр долгое время нигде невозможно было найти. Я читал 1 том, охватывающий 1898–1945 годы, и это удивительный документ эпохи.

Резкая, умная и далеко не всегда приятная мемуаристка рассказывает не только о бытовой жизни в сталинской России (сколько стоил хлеб в 20-е, где доставали лекарства в 30-е и так далее - все эти бесценные заметки о повседневности), но и о настроениях в культурной элите, к которой она также имела отношение, хоть и была скорее белой вороной вместе со своим мужем. Толстой, Ахматова Шостакович - на страницах дневников можно найти воспоминания о многих знаковых персонажах эпохи, и если вы любите мемуары и интересуетесь 20-30-ми годами, то ни в коем случае не проходите мимо.

В романах Сент-Джон Мандел часто присутствует такая особенность – ей как бы не интересно заниматься повседневной жизнью и объяснениями устройства этой жизни у своих героев. И если в более поздних работах это скрашено оригинальным сеттингом или хитро устроенным сюжетом, в котором просто занятно разбираться, то в «Последнем вечере в Монреале» такого нет. Поэтому столь сильное внимание на себя обращает дистанция между реалиями любой настоящей человеческое жизни, и тем, как свою жизнь ведут персонажи книги. Девушка может без зеркала себя подстричь так, будто вышла из салона красоты. Детектив-расследователь ради того, чтобы найти девочку, жертвует всем своим налаженным бытом и устраивает трагедию на ровном месте. Каким-то образом, переезжая с места на место, героиня всегда находит работу официанткой или еще кем (ха!) и, более того, заработанных денег ей даже хватает на аренду комнаты или квартиры, на походы в кафе (дважды ха!). Мне хотелось бы узнать, по понятным причинам, бывали ли у нее проблемы со здоровьем и кто платит за ее страховку в таком случае? Медицина в США не дешевая.

Впрочем, все это как раз не говорит о том, что книга плохая. То, что я из сегодняшнего моего положения называю багами, вообще-то не баги, а фичи: в своей оторванности от реальности роман как раз очень однороден, внутри мира этой книги все устроено логично и понятно. И, в этом смысле, история могла бы стать основой для сценария условного Карвая – а если бы я прочитал «Последний вечер в Монреале» в том же 2009-м, то, вполне вероятно, он бы мне мог очень, очень понравиться.

У меня практически нет фильмов и книг, которые я мог бы пересматривать или перечитывать с удовольствием. За всю жизнь, кажется, я перечитал только два романа Набокова – «Машеньку» и «Король, дама, валет» – и то скорее по причине своей плохой памяти, напрочь забыв детали, а не так чтобы осознанно взявшись извлечь из книг прежнее удовольствие. А пересматривал не «за компанию» я разве что «Воображаемую любовь» Ксавье Долана. Но это, конечно, исключение, подтверждающее правило.

В остальном же кино, которое мне нравились лет 10-15 назад, сегодня я не могу смотреть без внутреннего чувства неловкости. Так было даже с горячо мной любимым Вонгом Карваем, чьи фильмы «2046» или «Падшие ангелы» вообще-то мне ужасно нравились. Но, включив их не так давно, я понял, что лучше остановиться и не портить свои впечатления. Гипертрофированные страдания, мало связанные с реальной жизнью, смущают меня – не потому даже, что я не верю в них (охотно верю), а потому, что сегодня все это очень далеко от меня.

Вкусы меняются и, скажем, если раньше долгий разгон фильма меня не смущал – затянутая экспозиция? Прекрасно, какое погружение! – то сегодня медленное раскачивание сюжета и сложности в подключении к судьбе героев меня ужасно раздражают. Буквально не хватает терпения выдержать какие-нибудь 30 минут в начале фильма, если за это время мы уже не перейдем к сюжетной динамике. Прежде такого со мной не было – возможно, дело в том, что и ощущение времени было другим.

Я все это к тому, что оценивать книги и фильмы сама по себе задача обманчивая. Все судят так, будто где-то есть The Книга и The Фильм, и вот исходя из того, что конкретный образец не дотягивает до этого идеала, его и разбирают. Но ведь идеалы у всех разные. И, хотя многие критики порой стараются придать своим статьям налет объективности, с этим все сложно. Безусловно, можно оценить какие-то технические вещи, но не более того – в остальном же критические отзывы часто говорят не об изначальных книгах или фильмах как таковых, а о книгах или фильмах, созданных критиком для себя – в процессе чтения текста или просмотра кино. И хоть в этом «квадратном корне» от исходника что-то осталось, но вполне вероятно, что не так уж и много.

Я думал обо всем этом, читая пару недель назад «Последний вечер в Монреале» Эмили Сент-Джон Мандел. Это ее первый роман, он был издан в 2009 году, когда ей самой было тридцать. Притом, что книги писательницы вызывают у меня скорее нежные чувства, конкретно этот роман я читал, перебарывая лень. Сюжет строится на том, что главная героиня никак не может нигде осесть: в детстве из дома полусумасшедшей матери ее выкрал отец и, опасаясь преследования полиции, он вместе с девочкой бесконечно колесил по США. Нигде они не останавливались надолго, всегда боялись обнаружения и узнавания, поэтому отсутствие дома стало частью жизни героини. Уже во взрослом возрасте она продолжила ускользать ото всех и от себя самой. Она даже не до конца сама знала историю своей жизни. Факты ее биографии хранились у разных людей, она не сразу могла собрать их все, и пазл биографии оставался незаконченным.

Как я говорил неделю назад, одно из главных личных открытий этого года - что я могу неплохо готовить десерты: пироги, печенье, маффины. Честно говоря, мои кулинарные навыки до этого января ограничивались способностью пожарить куриную грудку, а про сладкое - ну, не знаю, даже безе я бы сжег.

Но так как доступных развлечений у меня было (и останется ха-ха) немного, а выходные надо занимать чем-то кроме работы (и порой очень скучных книг), я решил, что можно попробовать готовить. Тем более, что мечта работать в булочной или кофейне (желательно своей) по-прежнему живет в моем сердечке. (И мечта денежного брака хахаха).

Так вот, сегодня я приготовил корзиночки с crema pastelera (мне кажется, в России это заварной крем, но не уверен) и черникой - и понял, что так и не публиковал здесь ничего из своих экспериментов.

Телеграм, конечно, не для такого создавался, но если кому интересно - здесь обычно по воскресеньям я публикую что-то из того, что готовлю)

Тем временем Блумберг пишет, что приложения/сайты для знакомств увеличивают неравенство, так как люди благодаря ним без труда могут оставаться внутри своего мыльного пузыря класса при выборе партнера. Ведь речь же не о случайном знакомстве в кофейне, где ты не можешь сперва провести полную оценку финансового состояния человека, прежде чем познакомиться с ним.

В статье также дается ссылка на исследование, в котором подтверждается эта идея: современные технологии лишь создают иллюзию выбора, тогда как на самом деле они скорее ограничивают его (стараясь всегда и во всем угодить ожиданиям пользователя - добавлю я).

а вот завтрашний именинник, дратути :)

Часть 3 из 3
Я оказался в трудной ситуации: мой новый врач из страховой считает, что нужно одно лечение, а мой старый врач, уже оперировавший меня, считает, что нужно другое, и срочное. Причем цена операции в Instituto Charles снова 10000 долларов (не знаю, умеют ли они мыслить более скромными категориями?). Промучившись вечер, я решил, что схожу к третьему офтальмологу из еще одной нормальной клиники, и вот как он скажет мне поступить – так и сделаю, ведь он не заинтересован ни в моих деньгах, ни в деньгах страховой. Третий врач сказал идти оперироваться к тому же мучачо, что мне спас правый глаз, и не раздумывать, ведь все сделано перфекто. И я, скрипя сердцем и размышляя над сбором денег, решил: ну и ладно, пусть так и будет. Сделаю еще одну операцию.

Но… после нового осмотра доктор Франконе сказал, что он созвонился с доктором Росенди, и пришел к выводу, что операцию и правда лучше пока не делать. Но что я должен быть всегда готов, мол, что операцию может понадобится срочно сделать (вот так веселуха, подумал я, хорошо, что все мои нервные клетки уже умерли и переживать буквально нечем).

С того визита прошло две с половиной недели, и пока сетчатка на месте – что сегодня подтвердил доктор Росенди. В общем, осталось пережить еще пару месяцев, и, будем надеяться, моя жизнь таки станет чуть проще.

***
Что еще могу добавить ко всему этому. Год был, мягко говоря, так себе. Но ведь могло бы быть и хуже, думаю я. А еще думаю, что не так плохо справляюсь с пиздецом, хотя вообще не хотелось бы даже проходить эти испытания. Но уж что есть, то есть.

Пожалуй, главное, что меня поддерживало во всем этом (помимо близких, конечно), это то, что в остальном я старался не совсем уж окукливаться. Я учил испанский со своей классной преподавательницей, читал книги, смотрел сериалы, иногда ездил на такси в гости. Я работал, и это меня отвлекало от себя самого. А еще я внезапно начал печь – печенье, тарты и пироги (потом покажу фоточки). Как-то даже сделал лемон пай, представьте себе!

Ну, как-то так. Думаю, мой личный новый год должен быть сильно лучше предыдущего, все платежи по страданиям я явно выплатил с процентами.

Как говорят на испанском, ojalá :)

Часть 2 из 3
Так наступил конец мая. Как вы помните, обычно масло извлекают из глаза через три месяца, но мой хирург решил ждать дольше. И кто я, чтобы с ним спорить – как я узнал, он даже в Lancet публикуется, – но отсутствие точных сроков операции ужасно изматывает. Хотя бы потому, что зрение до извлечения масла как бы «стопорится» на определенном (довольно низком) уровне и ты живешь подслеповатым кротом. Ну и не можешь даже толком гулять, потому что панически боишься, что что-то случится, и потому привязан к дому. Пару месяцев это еще терпимо, но дольше – тяжело. Особенно с моей склонностью к печалям и тоске, а еще с тем, что порой приходилось срочно ездить в офтальмологическую скорую помощь, так как мне вдруг начинало казаться, что у меня появлялись какие-то баги в поле зрения (что не удивительно).

В общем, я пережил май, потом июнь, потом начало июля… и вот, наконец, на 25 июля была назначена вторая операция. Наша новая страховая с Instituto Charles не работает (с ними работает очень небольшой список компаний), а менять хирурга на такой сложной операции довольно безумно. Поэтому за вторую операцию пришлось платить полную цену, то есть 11000 долларов (да, мне тоже в этот момент больно). Здесь еще раз благодарю всех, кто помог со сборами! Так как первая операция обошлась в 4500 долларов, лазер в $1200, а вторая операция в $11000 (и это не считая всех прочих сопутствующих расходов), собранные деньги помогли покрыть значительную часть расходов. Спасибо!

Итак, 25 июля мне сделали вторую операцию. Забегая вперед скажу, что все офтальмологи, которые меня осматривали после, в один голос говорили, что операция на правом глазе прошла идеально и что лучше ее сделать было бы просто невозможно. И это дорогого (буквально хахаха) стоит, когда хирурги из разных клиник говорят, что все прошло безупречно. Но вернемся в истории. Я наивно думал, что на этом мои мучения закончатся, но оказывается, что после излечения масла доктор закачал мне в глаз газ (да, чего уже только не было в моем глазу!). Газ рассасывается сам в течение пары недель, и это очень неприятный процесс, потому что газ плохо пропускает свет, и ты почти ничего не видишь. Что, конечно, очень сильно меня триггерило.

И все бы ничего, но посередине этого процесса с моим левым глазом случилось именно то, о чем говорил врач: началась отслойка стекловидного тела. Однажды утром в начале августа появились все уже знакомые мне признаки: сперва вспышки, затем плавающие темные «змейки». Доктор Франконе экстренно (и бесплатно, добрый человек) добавил мне лазер, чтобы подстраховаться и постараться уберечь глаз от повторения сценария, то есть от отслойки сетчатки. Процесс отслойки стекловидного тела длится несколько месяцев, и если этот период пережить – операция будет не нужна. Но с моим состоянием глаз нельзя дать однозначный прогноз.

Так как в моей страховой эти риски с левым глазом, в принципе, знают, я решил пойти и к их офтальмологу, чтобы в случае чего хотя бы иметь потенциальный шанс оперироваться не за миллионы миллионов. В госпитале, с которым они работают, есть очень хорошие специалисты (как мне говорили), поэтому почему бы и нет. Так меня стали наблюдать два врача: прежний доктор Франконе и новый доктор Росенди. И вот, на очередном контроле доктор Франконе сказал, что лазер, по его мнению, не выдерживает, и надо делать операцию. Не такую масштабную, как на левом, но, скажем так, половину из прошлых работ. И это точно убережет меня от отслойки сетчатки. Чтобы не брать с меня денег, он связался с офтальмологами из моей страховой, и описал ситуацию. В тот же день доктор Росенди, осмотрев меня, сказал, что показаний к операции он не видит, что операция вообще-то серьезная штука, и если можно обойтись без нее, лучше обойтись. Поэтому он добавил мне еще лазера и назначил осмотр через две недели.