Insolarance Cult

Субъект достижений, по Хану, активно эксплуатирует себя и доводит до выгорания, исчерпав в конечном итоге все внутренние ресурсы, но до последнего верит, что он «может больше» и ему нужно еще сильнее напрячься, чтобы стать более успешным и счастливым. Внутренне это похоже на «жизнь на пределе», когда люди в социальных сетях регулярно в итоге сетуют, что они «не вывозят». Однако принципиально ничего не меняется. В атомизированном обществе вынужденных «предпринимателей самих себя» репрессивное поведение заставляет быть более продуктивным с сопутствующей приватизацией стресса, перфекционизмом и гиперответственностью: любые неудачи по этой логике должны лишь стимулировать с большим энтузиазмом двигаться дальше.

Хан настаивает на том, что субъект достижений ведет войну с самим собой, когда верит в безграничность собственных возможностей и принимает очередную порцию насилия в отношении самого себя в качестве неизбежной платы за возможный успех.

Из статьи «Психополитика и нейрональное насилие».

Эзопов язык может быть рассмотрен не просто как специфический художественный прием, но как модус существования. Не просто умение предполагать, что подумает Другой, облеченной властью и правом на насилие, но навык одновременно говорить и разрешенное, и запретное. Он предполагает двоемыслие, и «двусуществование»: быть в мире и подпольной правды, и официального языка. Иначе говоря, эзопов язык — это определенная партитура роли. Это почти театральное выступление, в котором человек выражает свои мысли словами драматурга, умершего сотни лет назад. Тональность, в рамках которой человек пишет свою мелодию.

В недавно изданном тексте «Эзопов язык в русской литературе» Лев Лосев предполагает более узкое понимание этой практики. Он называет эзопов язык метастилем, обосновывая это тем, что «эзоповский прием состоит в контрасте текста художественного произведения, то есть уже стилистически организованного, с более крупным по масштабу контекстом социально-идеологической ситуации, контекстом, в котором все рассматриваемое произведение, или даже вся литература в целом, являются лишь одной из составных частей». Иначе говоря, эта практика стоит на пересечении мира искусства и мира истории.

Амбивалентность — ещё одна важная черта эзопова языка в понимании Лосева. Один и тот же прием в произведении выполняет роль и политического намека, и составной части стиля. Подчеркнем этот момент: эзопов язык одновременно выполняет несколько функций и может быть атрибутирован как автору в литературоведческом смысле, так и в биографическом. В первом случае мы говорим о поэтике конкретного художника, особенностях его подхода. К примеру, если бы в романе герои переговаривались намеками и иносказаниями. Во втором случае речь идет уже о конкретном человеке и его судьбе. Здесь эзопов язык может быть вынужденной мерой для заработка денег, или особым видом политического высказывания. От успеха применения эзопова языка может зависеть судьба не только произведения, но и человека.

Из статьи «На что (не) способен эзопов язык?».

Утверждая свою анонимную диктатуру, «люди» следят за всяким выбивающимся исключением и уравнивают бытийные возможности человеческого существования. Поэтому основной чертой «неподлинного существования» является некая унифицирующая усреднённость: «быть как все» и не высовываться. Отказ от решительной готовности жить свою собственную жизнь выражается в порабощении анонимностью «людей» (dasman), задающих рамку внутренней самоцензуре и регламентирующей повседневное поведение всех и каждого.

Эта безликая всеприсутствующая анонимность «людей» размечает траектории толкования мира, ценностей, регламентирует порядок развлечений, интересов и траекторий профессионального роста. При этом происходит нивелировка и ускользает возможность иного, того подлинно собственного, которое, по мысли Хайдеггера, выходит в «просвет экзистенции» из дымовой завесы «диктатуры других». Движение к подлинному существованию отличается «наибольшей высотой и полнотой, потому что «жизнь в своем предельном подъеме произрастает на почве обычной и естественной жизни» [SZ, § 27]. Стремление к исключительности и героизация подлинного существования противопоставляется обычному мещанству «неподлинного существования», затерянного в безликой бездумности и конформизме «людей».

Из статьи «Девальвация подлинности: история одного разочарования».

Рассуждая о распределении ресурсов, Джон Локк оговаривал необходимость справедливого ограничения в их присвоении. Впоследствии мысль британского философа оказала сильное влияние на современную этику и политическую философию. «Оговорку Локка» интерпретировали и анализировали Роберт Нозик и Дэвид Готье, как и множество других философов, пытавшихся понять, может ли исключительное владение ресурсом быть справедливым? В своей статье Константин Морозов помогает разобраться с различными трактовками оговорки Локка и тем, какие ответы они дают на поставленный вопрос.

Постструктурализм тесно связан со своим идейным предшественником и визави – структурализмом. Кратко поясним, что под ним понимается в данном случае. Слово «структура» – одно из опорных понятий системного анализа. В сущности, любой разговор в терминах системы предполагает наличие элементов и связей, где структура – это вся совокупность связей без элементов, то есть тот каркас, в который встраивается нечто, становясь элементом. Надеюсь вы заметили, что здесь уже появляется интерпретация сути происходящего: можно считать важными элементы, а связи вторичными, а можно наоборот делать акцент на структуре и связях. Например, кто-то считает, что группа людей в ходе совместной жизни в итоге выработает какие-то связи и отношения, но их эссенциальные достоинства – вроде характера, опыта, воспитания – будут влиять на характер связей.

Структуралист мыслит иначе: неважно, кто именно попадёт в позицию правителя, слуги или раба. Сама так сказать инфраструктура (из ритуалов, ожиданий, быта и смыслов) трансформирует личное под конфигурацию системы. В таком ракурсе люди способны придумывать вариации (добрый правитель, хитрый слуга, жёстокий раб), но не могут уйти от самой матрицы, в которой неизбежно существуют некоторые устойчивые позиции. Иными словами, позиции и отношения пред-существуют индивидам, а сам выбор почти всегда строго бинарен (мужчина/женщина, женат/холост, господин/слуга) и, само собой, поддерживает воспроизводство структуры.

Из статьи «Постструктурализм».

Релятивизм — это способ быть нигде, утверждая, что находишься в равной мере везде.

Донна Харауэй

Моральные истины существуют независимо от мнения людей, потому что они проистекают из естественных фактов? Или, напротив, мораль — это что-то слишком странное для нашего мира? В новом выпуске подкаста вместе с Андреем Леманом говорим о моральном натурализме. Согласно этой позиции в метаэтике, мораль является естественным явлением и может быть исследована эмпирически. Обсуждаем широкий спектр связанных тем, включая этику отношения к котам, моральный паразитизм Макгинна и концепцию гомеостатических кластеров Бойда.

https://youtu.be/XAfsWneXD-s

Возьмем, к примеру, аполитичного на первый взгляд философа – Артура Шопенгауэра. Его пессимистичная онтология в лучшем случае предполагает своеобразную этику аскезы и сострадания, но кажется совершенно не применимой к вопросам социальной-политической философии. Мир бессмыслен, как и жизнь индивида, какое тут еще государство? Однако, когда Дьёрдь Лукач и старые советские учебники клеймят его как буржуазного реакционера, то они в целом попадают в цель.

Его концепция Мировой Воли не создает нового универсализма, а лишь критикует прежние метафизические схемы, выстроенные на разуме. Он одним из первых начинает разворот к мифологии и язычеству, который придется по вкусу Вагнеру и раннему Ницше. Вегетарианство и успокоение страстей, которые он проповедует в своей этике – тоже совсем не современный экологизм, скорее консерватизм традиции, привычно ограничивающий эгоизм индивидов, ради гармонии общественного целого. Эта тяга к естественности, а не разрыву и конфликту, хорошо заметна и в понятии воли-к-жизни, предполагающему желание безмятежного существования (сравни с волей-к-власти у Ницше).

Ну и последнее, самое очевидное, его взгляд на человека (особенно в «Афоризмах житейской мудрости»). Общий тон его заметок – пессимизм в отношении именно людей, что логично заканчивается и комментариями политических вопросов. Например, социализм с идеей революции он явно относит к разгулу звериной природы человека. Для него существование патрициев и черни – онтологический факт. Отсюда и явное следование Гоббсу: государство имеет договорную природу и выполняет функцию «намордника», сдерживающего произвол людских воль. Конечно, специалист по Шопенгауэру запросто укажет и на расхождения: у автора, писавшего по едва ли не всем классическим философским проблемам, где-то должны обнаружиться элементы эклектики. Так, например, в некоторых своих рассуждениях он близок к Платону, но в других тяготеет к номинализму. И все-таки если смотреть в целом – это классический правый мыслитель, который в последние 100 лет очень резко просел в цитировании. Что логично, так как в ХХ веке доминировал левый дискурс.

Из статьи «Правые и левые в философии».

Руссо описывает быт предков eвропейской цивилизации. В его представлениях, эти люди находились в связи с природой, вели благородную и праведную жизнь. Спустя время начали появляться люди, которые присваивали себе природные блага, утверждая, что они являются их владельцами. За ними признают это право и схожим образом начинают поступать другие. Так разрастаются притязания на земли и собственность. Отсюда возникают конфликты между людьми и самое ужасное их состояние – война всех против всех, подобная той, что описывал Гоббс. Но если у него монарх, приходящий на смену неконтролируемому насилию, предстаёт фигурой положительной, способной направить общество в русло блага, то у Руссо правители, которые получают власть после всеобщей войны в конечном счёте станут деспотами и будут желать лишь споров и конфликтов в обществе, дабы поддерживать своё положение.

Присущее рассуждениям Руссо сравнение между народами первобытными (добрыми дикарями) и цивилизацией помогает лучше понять новаторство его пессимистичной мысли. То, что традиционно приписывается достижениям нашего общества становится для Руссо самым горьким ядом, отравляющим благородную сущность человека.

Дикари в сознании европейцев XVIII века начали играть роль отличную от той, что им отводило Средневековье. Основным мотивом для христианских обществ было божественное откровение и признание за человеком необходимости следовать божьим заповедям. Иноверие воспринималось как то, что необходимо искоренить. Мышление Просвещения, описывающие изменения в мире природными процессами, а не божьим промыслом, обращается к образу дикаря уже в совершенно другой манере. Появляется взгляд, что дикарь — незаражённый, чистый человек, который максимально близок к истинам мира, который находится в гармонии с ними.

Из статьи «Рождение пессимизма из духа Просвещения».

Исследуя моральные нормы, кодексы, моральные убеждения и практики многих людей мы можем наблюдать огромные разногласия, которые прослеживаются не только от эпохи к эпохе, от культуры к культуре, от сообщества к сообществу, но и от одного человека к другому. Имеет место значимый эмпирический факт, что в истории человечества существовало и до сих пор существует множество моральных разногласий, которые не были урегулированы тем или иным рациональным способом. Вопрос для нас будет заключаться в следующем: следует ли из этого факта, что моральные разногласия в принципе не могут быть обосновано устранены?

Здесь может быть уместна аналогия с наукой. В ней если и существовали серьезные разногласия, то со временем они были устранены через открытие тех или иных фактов или благодаря принятию новых научных теорий (более сильных с точки зрения объяснения, предсказания и простоты). Физика Ньютона была заменена физикой Эйнштейна, геоцентризм гелиоцентризмом, а биология Аристотеля биологией Дарвина. Но были ли подобным образом устранены значимые моральные разногласия? Судя по всему, нет.

Если это так, то у нас может быть дано этому несколько объяснений.

Первое может заключаться в том, что на самом деле моральные истины существуют, но мы просто еще их не открыли, из-за чего и существуют моральные разногласия (ответ морального реалиста).

Второе может звучать так: на самом деле моральных истин не существует, так как если бы они существовали, то за столь долгое время которое люди потратили на исследование морали, мы бы открыли хотя бы некоторые их них, однако этого не произошло (ответ теоретика ошибок).

Сторонники теории ошибок считают, что вторая гипотеза обладает большей правдоподобностью, простотой и объяснительной силой в сравнении с первой, что дает нам основания считать, что она верна.

Из статьи «Почему мораль — это ошибка?».

Неолиберализм — это наша реальность или только выдумка, призванная очернить рыночный порядок? Как экономическая политика влияет на идентичность? И что в современном мире соответствует идеалам Фридмана и Хайека? Об этом и многом другом дискутируют социолог-марксист Вадим Квачев и философ-либертарианец Константин Морозов.

https://youtu.be/HDb_5v1yB28?si=CaoiFrVGRP2H5fWE

Новый выпуск! В одной далекой стране недавно были выборы и так уж совпало, что их победитель - либертарианец. А мы еще месяц назад сели за микрофоны с философом Константином Морозовым, чтобы обсудить суть либертарианской философии. Надеюсь, понравится

https://youtu.be/_UybneulZ5U
https://youtu.be/_UybneulZ5U
https://youtu.be/_UybneulZ5U

Гость — философ Константин Морозов
Ведущий — Антон Кузнецов, доцент Философского факультета МГУ, научный сотрудник Центра исследования сознания

Выпуск на VK видео

Наш подкаст на всех площадках

00:00 - Введение
00:48 - Различие между правым и левым либерализмом
03:25 - Спектр либертарианских позиций
08:25 - Наиболее значимые принципы либертарианства. Самопринадлежность
14:40 - Каким образом свобода слова может быть ограничена правом собственности?
18:05 - Почему ограничение свободы слова со стороны собственника не противоречит либертарианству
20:59 - Свободная рука рынка и вмешательство государства
26:07 - Третий ответ: анархизм
28:23 - Этические основания либертарианства
32:49 - Теории естественных прав
34:24 - Проблема распределительной справедливости
40:58 - Историческая несправедливость
44:44 - Как либертарианцы восстанавливают историческую справедливость
47:00 - Разнообразие, равенство, инклюзия DEI и меритократия
52:49 - Как совместить самопринадженость и регулирование справедливости
59:57 - Самая острая проблема либертарианства. Отсутствие позитивных обязательств
01:07:50 - Почему вы не либертарианец?
01:20:01 - Концепция выбора vs концепция интереса

Пишу сейчас статью для Insolarance Cult и в контексте написания перевожу фрагменты текста Бён-Чхоль Хана. У него там есть любопытные рассуждения о дружелюбии. Ситуация постмодерна - это часто конфликтующие друг с другом интерпретации. Люди ревностно отстаивают свою позицию в интернете (порой до «срача в комментах»). Такая параноидальная позиция, отражающая мировоззрение «кругом враги» (как у героев сериала «Слово пацана», хотя скорее про «рыночную конкуренцию», охватившую все сферы жизни).

Хан обращается к идеям Р.Рорти об «иронической жизни» как способе укрепления демократии в уважение к инакомыслию. Но Хан подчеркивает, что в условиях толерантности к мнению другого чего-то не хватает. А именно дружелюбной открытости. Того интереса к внутреннему миру другого человека, в котором ты не просто «вежливо принимаешь» (та самая толерантность) другого, но и готов найти нечто большее, что может прорасти в живой диалог и готовность к сближению.

Моральный реализм — это метаэтическая позиция, согласно которой определённые моральные суждения выражают реальные факты и свойства мира. Например, моральные реалисты могут утверждать, что суждение «Неправильно убивать невинных людей» является истинным, потому что выражает моральный факт.

Существует множество способов отрицать это утверждение, а потому существует множество форм морального антиреализма. Во-первых, это моральный нонкогнитивизм, согласно которому моральные суждения в принципе не могут быть истинными или ложными, потому что выражают не факты или свойства мира, а эмоции или повеления. Во-вторых, это метаэтическая теория ошибок, согласно которой моральные суждения в принципе могут быть истинными или ложными, но в реальности все моральные суждения ложны или ошибочны. Моральные факты, с этой точки зрения, можно сравнить с фактами о сказочных существах: суждения о физическом строении кентавров могут быть истинными или ложными, но они все ложны, поскольку кентавров не существует.

Моральный нонкогнитивизм и теория ошибок являются двумя основными формами морального антиреализма, иногда выделяют ещё две. Во-первых, это моральный субъективизм, согласно которому моральные факты субъективны, то есть имеют разное содержание для разных людей. Часто моральный реализм отождествляют с моральным объективизмом, согласно которому моральные факты не просто существуют и могут быть выражены в моральных суждениях, а имеют объективную, независимую от установок людей природу. Однако другая точка зрения состоит в том, что субъективизм и объективизм — это два разных типа морального реализма, поскольку обе позиции признают, что некоторые моральные суждения истинны.

Из статьи «Моральный реализм».

Согласно Бён-Чхоль Хану, мы погрузились в общество усталости и спастись от него можно только с помощью глубокой скуки. В своём эссе Александра Ильина утверждает, что Хан — это Гробовщик из «Тёмного дворецкого», то есть тот, кто мыслит изнутри парадигмы, а поэтому не может в полной мере преодолеть её. Их удел — создавать «странных кукол» и, если эта не та судьба, на которую вы рассчитываете, то альтернативному способу противостоять обществу усталости можно научиться у Сиэля Фантомхайва.

За переворотом мнений не тотчас следует переворот учреждений; напротив, новые мнения еще долго живут в опустевшем и неуютном доме своих предшественников и даже сохраняют его из нужды в жилище.

Фридрих Ницше

Элизабет Энском внесла существенный вклад в этику и теорию действий, будучи одной из первых аналитических женщин-философов. Так, именно она является автором термина «консеквенциализм», а представления Энском о причинно-следственных связях и намерениях составили конкуренцию теории причинности Юма. Одновременно с этим она была ближайшей подругой Витгенштейна, распорядительницей его наследства, ревностной католичкой в некатолической стране и активистской, выступавшей против Гэрри Трумана, абортов и контрацепции. Вместе с Василом мы обсуждаем сложную личность Энском и её философское наследие.

https://youtu.be/DQdoQ_q8cd8?si=HNB3-mUKiX0wOvML

Эпикур не отождествляет природу и необходимость. У него даже атомы свободны, а вселенная полна случайности. Его цель — жить согласно природе (но не насилуя и не виня её, в т.ч. свою плоть), необходимость же он называет бедствием, жить с которым нет никакой необходимости. Да, сам философ обычно довольствовался водой, хлебом и иногда сыром, но отсюда не вытекает список рекомендаций, а тем более утверждение, что человек обязан лишь выживать. Тонкость его мысли можно выразить в различии, которое читается в его изречениях: голос плоти («не голодать, не жаждать, не зябнуть») — важное условие, чтобы быть счастливым в будущем, но не самоцель. То, что мы телесные существа, испытывающие боль, даёт последний рубеж, объясняющий, что есть зло, но это ни в коей мере не объяснение того, что естественно в желании. Следовательно, речь идёт скорее о балансе: какие удовольствия при отказе ведут к избытку страдания, а какие относительно безболезненно позволяют такой отказ. Будь идея Эпикура лишь списком реальных объектов, ведущих к удовольствиям разных типов, то она не прошла бы проверку здравым смыслом и повседневным наблюдением.

Из статьи «Желание в современном эпикуреизме».

Ускорение многими признается в качестве ключевой характеристики современности. Неудивительно, что тематика различных ускорений (от набирающего обороты технологического прогресса до акселерации капитализма) занимает заметное место в актуальной философии. Большинство таких дискуссий происходят под влиянием идей Жиля Делёза, теоретическими наследниками которого и являются акселерационисты всех направлений. Но существует ли в этом вопросе альтернатива Делёзу? Алексей Кардаш перевел статью Юка Хуэя и Луи Мореля, в которой философы обращают внимание на интересное осмысление ускорения у Жильбера Симондона, которое не только предшествовало, но и оказало влияние на делёзианское понимание акселерации.