синдром Алекайло

Следующее эссе я бы хотел написать на тему проблем с ассимиляцией волосяных луковиц при пересадке из области ягодиц в Иркутскую. Но напишу про мизинец ноги.

Пошевелив сейчас ступней, вы наверняка не сразу поймете, есть ли у вас мизинец. Я вот не всегда понимаю. И даже при тщательном осмотре каждого пальца и пересчете всех фаланг высока вероятность его не учесть. В итоге, постоянно зажатый обстоятельствами в форме колодки, он буквально загибается, в то время как другие пальцы гордо растут вперед, пританцовывают и тянутся навстречу будущему. А этот — обиженный, с плевком вместо ногтя, давно принял участь мальчика для битья и перестал сопротивляться ударам судьбы и дверных косяков. Он даже не шевелится. Он тупо ждет, покорно согнувшись, когда его сунут в наиболее неудобные, но такие красивые сука туфли. Где он будет вывернут, зажат и обчесан до состояния богом обиженной черепахи. Потом его, возможно, подлатают на сеансе педикюра, но по остаточному принципу и с легким пренебрежением. Скорее отдерут мозоль, рубанут ноготок кусачками до крови и накроют спиртовой салфеткой, чтобы не моросил. Ну и забудут про него напрочь до ближайших тёрок.

— Всё, девчат, я пошла. Да-да, здесь я!

— Здравствуйте

— И вам не хворать!

— Винстон икстайл, пожалуйста

— Нету.

— Шо ж такое. Этот мир совсем прогнил?

— Видимо! Может другое что-то?

— А что другое?

— Чапман?

— Не, от Чапмана уже тошно

— Кент?

— Кент сухой

— Понятно, вот он минус большого выбора! Я, когда курила, курила что-то конкретное, пока его не перестали выпускать.

— Так и я пытаюсь, но нету!

— Так может пора бросить курить?

— Определенно пора. Но не сегодня.

— Я так и бросила. Перед тренировкой пальцем бивни протерла и поняла, что хватит.

— Моё уважение

— А курила я… дольше чем вы живете.

— Ну прям уж? Вряд ли

— 35 лет курила.

— Ладно, согласен

— Ага.

— Ну, у меня есть еще несколько годков.

— Наверное. Но всё равно лучше бросить!

— Определенно, но не этой ночью.

— Может, армянские?

— А что из армянских имеется? Арарат присутствует?

— Нет.

— А что там красивое вон?

— Классик. Есть Голд, есть обычные.

— Классические то бишь…

— Ага.

— Голд давайте. Хочется сиять.

— Я вас, кажется, не первый раз здесь вижу.

— Да, позавчера у вас икстайл спрашивал.

— И не было.

— И не было

— Вы к нам в отпуск?

— Да, можно сказать на выходные

— И как вам?

— Отлично! Только с икстайлом перебои

— Не всё коту масленица.

— Согласен

— 240.

— Картой

— Пожалуйста.

— Спасибо, всего хорошего

— Вам спасибо. И бросайте!

— Обязательно

Лайтовый отпуск довольно быстро от прямых линий перешел к зиг-загам.

Сперва проснулся раньше солнца, потом рейс задержали, потом задержали еще раз, потом еще раз, потом в качестве извинений от лица авиакомпании выдали гречу с котлетой. Потом на курилке пришлось выбросить соску, ибо у входа в аэропорт имени А.В. Суворова женщина с грудным ребенком в одной руке тщетно пыталась тащить два больших чемодана другой рукой. Как только предложил ей помощь и взял чемоданы, сзади нас ставропольский бриз с грохотом повалил третий чемодан и детскую коляску. Тут уже подскочили все, у кого есть сердце. Один мужик, кажется, в порыве сочувствия выпрыгнул из окна второго этажа. Он не знал, что ребенка в коляске не было.
Но пока все охали в растерянности, откуда-то подлетела девчушка-подросток на спорте, схватила упавший чемодан, стала поднимать коляску и давать указания женщине с ребенком — «Вы идите вперед, я всё сделаю!»
Тут и я, признаться, от неожиданности расслабился, и мужик тот запрыгнул обратно в окно. Но одно дело сказать, другое — сделать. Она была уверена, сильна духом, но ей тупо не хватало длины рук и значений собственного веса. Я снова предложил вмешаться, она согласилась, и мы донесли барахло до «рентген-кабинета». Дальше она сама начала ворочать чемоданами по ленте, попутно давая указания женщине с ребенком. Ну, думаю, на этом мои полномочия, собственно, всё. Безотцовщина, но кто я такой, чтобы задаваться вопросами!

Иду к своей, ждущей меня у стойки регистрации. Рассказываю о приключениях у входа, женщине с ребенком и девчушке в трениках — та как раз решала дела у стойки для бизнес-класса в нескольких метрах от нас.
— Так это Карина Истомина, — говорит моя женщина, и губы её вытягиваются в подзорную трубу, через которую сплетня преобретает форму аппетитного десерта на витрине ламповой кофейни.
— Да? А, действительно…Ну, Ставрополь — центр мира, че.

*стук в дверь*

Д: Да-да, входите!

Л: Доктор, будьте здоровы! Я снова здесь, я в бархатных штанах!

Д: Здравствуйте, давненько Вас не было!

Л: Да, вот зашёл дать Вам послушать умного человека. Считайте, что во мне взыграло благородство!

Д: Ценю! Вот Ваш стакан, садитесь в кресло.

Л: Доктор, Вы уверены, что это — мой стакан?

Д: А он наполовину пуст или наполовину полон?

Л: Достаточно того, что он наполовину!

Д: Справедливо! *доливает* Итак, чем могу?

Л: Тут уж Вам решать.

Д: Я обязательно решу, но мне нужны условия задачи.

Л: Ну, знаете ли! Со стороны может показаться, что я любитель поболтать, но я из тех, кто слово — не воробей, а готовь сани летом. *отпивает*

Д: Превосходно. А что насчёт лыж? Едут?

Л: Вот за это я Вас и уважаю!
*допивает*

Д: Подать Вам Ваш стакан?

Л: Будьте ласковы.

Д: *доливает* Начнём?

Л: Начали. *отпивает*
Знаете, меня не покидает ощущение, что я рою яму на потеху публике, коей сам и являюсь. Но не как полноценный дурак верхом на экскаваторе посреди детской площадки, а как дурацкий кот, решивший погреметь наполнителем, когда семейство село завтракать. Эдакий полудурок на полумерах. Хочется уже копнуть поглубже, и чтобы рядом были те, кто хоть раз держал в руках лопату. *отпивает*

Д: И грабли в ногах?

Л: Не ехидничайте, доктор. Дело серьёзное.

Д: Очень серьёзное. *наливает себе* Не думали завести друзей и меньше пить?

Л: Думал, но один и с похмелья.

Д: Занимаетесь самоврачеванием?

Л: Я, знаете ли, своего рода эксперт.

Д: Так, может, поменяемся местами?

Л: А Вы мне заплатите?

Д: Нет. А Вы мне?

Л: А разве в прошлый раз не заплатил?

Д: Похлопали по плечу.

Л: Вам понравилось?

Д: Бывали варианты по приятнее.

Л: Расскажете?

Д: А Вы мне заплатите?

Л: Нет. А Вы мне?

*пауза*

*допивают*

Л: Если кроме шуток — мне Вас действительно не хватало.

Иной раз думаю, а не стать ли мне комиком? Рожать шутки, как щенят игривая дворняга у котельной.
Потом думаю, а что есть комедия, если не сублимация горького опыта в выхлопные газы, и не стать ли мне философом?
А потом меня осеняет — ты хули такой вдумчивый, тебе же череп не по той размерной сетке выдали! Иди в кунсткамеру, просись халявным экземпляром за стекло.

После этого поисковая группа в лице кошки и сожительницы обычно находит меня с пивом на диване перед телеком.

Пристегните оба полушария мозга крест на крест, дальше пойдут рассуждения о вечном!

Разумеется, ввиду физиологических особенностей мне не дано понять, каково это — скрючиваться лангустином от боли, когда матка в очередной раз решает выблевать эндометрий с просроченной яйцеклеткой. Но посочувствовать и с яйцами можно, поэтому в эти дни женщина моя получает самую сладкую воду, самый спелый шоколад и самый слоёный круассан с двух рук, не выходя из горизонтального положения. К этому прилагаются поглаживания с поддерживающими комментариями в духе «да да матка эта тупая вот бы её поменять на ящик томатного сока и свисток». И всё равно у меня в голове не укладывается, что здоровые молодые женщины КАЖДЫЙ МЕСЯЦ неизбежно страдают за то, что когда-то им выпало XX вместо XY.

А что, если где-то, допустим во вселенной безусого Якубовича или бодрого Бодрова, природа двинулась чуть в сторону, и там у каждого мужика в возрасте от 13 до 50 лет есть месячные? Но не такие, чтобы кровь с конца и подлые удары поддых изнутри, а например недельный неуёмный зуд в жопе в сопровождении температуры 37.3. Чтоб было такое ощущение, будто накануне наелся семечек с кожурой, сходил погадить, а одна кожурка отказалась пройти весь путь, прилипла и теперь изнутри пытается достучатся до грубого мужского сердца. И чтобы в супермаркетах, в разделе для шашлыка, продавались специальные одноразовые маленькие чесалки из фольги и зубочисток, позволяющие пару часов сохранять непринужденный вид, но чтоб при этом в очереди на кассе все всё понимали. Чтоб у недомогания этого не было никакого смысла, но лишь до тех пор, пока мужик не решит, что пора в корне менять свою жизнь и следовать за природным инстинктом с условием разрыва жопы — становиться баней на дровах или складным мангалом с отсеком для пива. Вот тогда, и только тогда, зуд менялся бы на ощущение отцовского одобрения, похмельных вертолетов и стояка до подбородка. Был бы этот мир лучше нашего?

Обращаю внимание потенциальных продюсеров и перевозчиков ручной клади — мой райдер прост как улыбка младенца:

— Пиво холодное (вдоволь);
— Мясные чипсы (пока смерть не разлучит нас);
— Хороший собеседник.

И тогда концерт с овациями обеспечен, как минимум в границах столешницы.

P.S. Степень хорошести собеседника определяется после заполнения специальной анкеты (пример в комментариях).

Очень много энергии уходит на думания. Мозг работает в полную силу с учетом всех поправочных коэффициентов:
— 1,5 на позолочение жопы в условиях инфляции и трясучки;
— 1,07 на отслеживание бурления политических говн;
— 1,14 на просмотр и пересылку свежих рилсов про алкашей и котов;
— 1,03 на кряхтение, бормотание, прихлёбывание и причмокивание;
— 1,2 на туда сюда сык брык вот и осень натекла за воротник.

Извилины прорастают куда-то вглубь и там сплетаются с кишечником в фигурки в форме пуделей и жирафов (наверное).

Пришла осень, а вместе с ней — похмелье, старость, окончание льготного периода по кредитке, вампиры, холод и поправки в конституцию. Гайморит, сквозняк, тьма, кариес и мусор в карманах. Лагающий интернет, автоматическое продление ненужной подписки, моросящий дождь, абьюзивные отношения с матерью, позавчерашний хлеб.
Чувствуете, как с каждым прочитанным словом ваше лицо искажает гримаса? Это не я, это осень.

Знаете, доктор, иногда мне кажется, что, если я прекращу пить, то глаза мои перестанут сиять изумрудами, а если не прекращу, то сердце моё остановится и ляжет на пол пузом книзу. Я ведь уже не молод, мне ведь уже 22. Александр Македонский в этом возрасте уже стрелял себе в голову из ружья, а Пушкин дрался на кочергах с российским императором. С этим надо что-то делать, док. Мне пива вкус так сладок и приятен, что в организме не остается места для воды. Уже многие заметили, что анфас мой расплылся, а бокал в руках я сжимаю гораздо чаще и увереннее, чем женскую грудь.

Понимаете, док, я начал использовать в своей повседневной речи слово "подшофе". Я опасаюсь. Вдруг через пару лет у меня объявится жена, которой я испортил лучшие годы жизни. Вдруг я начну обращаться к продавщицам в ларьках по имени с уменьшительно-ласкательным. Танюш, сделай пожалуйста. Светуля-красотуля, ты как всегда прекрасна! Запиши, я потом занесу.
Кристиночка, ну, не ругайся, уже уходим! Вот это вот всё, понимаете?

Я ведь уже начал похмеляться с утра. Я ведь перед тем, как куда-то ехать, думаю о том, как буду возвращаться обратно на пьяную голову. Поэтому лишний раз не выхожу из дома, чтоб не заплутать по дороге. Я ведь больше не вижу в плывущей походке одиноких мужиков что-то смешное или дикое, я вижу там тернистый путь от дома до прилавка и обратно. И сочувствую. Это ли не показатель моей сознательности и опыта в таких вопросах? Маркер моей близости к темным аллеям алкоголизма и желанию осветить себе путь налобным фонарём.

Надо что-то делать, док. Вы бы выписали мне каких-нибудь лекарств, желательно в жидком виде, чтоб можно было закусывать, а я потом занесу, а? Ну или не занесу, а сам угощу Вас, как будет возможность.

Больше всего в центральной полосе мне нравится ощущение собственной экзотичности на фоне белокаменности происходящего. Люди тут спешат вкусить каждый кусочек лета, как будто перепавший с южно-барского плеча. У них есть шорты, сарафаны и солнцезащитные очки, кабриолеты и летние веранды, но рядом со всем этим присутствует ощущение, что завтра всё это отменят, заберут и объявят иноагентскими выходками. Поэтому надо успеть. Позагорать, покупаться, походить по улице без шапки и отмерзшего конца, поиграть в песке на улице. Есть в этом для меня что-то противозачаточное. Что-то, идущее под красным флагом по коричневым морям. Типа ты не имеешь право проебать +25, потому что завтра будет +19. Я не имею право проебать +25, потому что вчера было +33. Мы разные.
Поэтому по улицам я тут хожу заморским павлином среди забавных пингвинят. И наряды у меня цветные и ебало одновременно блаженное и хамское. И пиво у меня всегда холодное и недопитое.

P.S
Но лишь до тех пор, пока ночь не начинает диктовать температуру тела. А после я жмусь очком поближе к лампам, дабы не отморозить себе телеграмм канал.

Дорогие Саша и Таня/ Руслан и Дездемона/ Биба и Баз Лайтер (нужное подчеркнуть или поменять местами)
У вас был выбор — либо никогда не встретиться, отдавая пустоте всё больше полномочий, либо всеми конечностями вступить в липкое счастье и назваться СУПРУГАМИ, обрекая бывших на медленную смерть от прикушенного языка. Очень хорошо, что вы выбрали вариант, при котором публично вкусно кормите и поите нас, в то время как наши щедрость и жадность прячутся в ящике для безымянных конвертов! Не многие могут себе позволить такую красивую и дорогую лотерею! Но вы смогли!
Так давайте выпьем за то, чтобы независимо от её результатов вы остались в плюсе, а мы — и дальше в списках приближенных!

Никаких депрессий и головокружений. Только крепкий сон, обильное питьё и один раз со всей силы передёрнуть.

Хорошие бруки при ходьбе должны ощущаться на теле как кокетливое прикосновение дамской ножкой под столом в дорогом ресторане. Немного даже должно быть неловко от того, как хорошо ты в этих бруках устроился. Легкое чувство влюбленности должно пробегать от щиколотки до пуза при каждом сгибе колена и наклоне бедра. А иначе это никакие и не бруки, это какой-то чехол для конечностей!

Кто читал священные писания, скажите, есть ли там стих или глава, в которой кто-то из основных действующих лиц приходит жарким июльским днём с улицы домой, нападает на ничего не подозревающий холодный сладкий арбуз и преисполняется собачьим счастьем?
Если нет, то надо добавить.

— Оппа, здорова! — в потрёпанном банном халате и тапочках он выходил из ресторана в центре города, а я шёл мимо и попал в поле зрения хищника.
— Здорова! — почти обрадовался я, вспомнив, как четыре года назад веселой ночью он в этом же халате отжимался на улице возле бара неподалеку, дабы доказать свою удаль и заработать сотню. Бодрый, но жутковатый алкоголик, у которого кулаки размером с Мурманскую область. Один из этих кулаков в развернутом виде он уверенно протягивал мне для рукопожатия.
— Это хорошо, что ты не стал препираться!
— Да чего уж там препираться.
— Дай 20 рублей! Меня жена дома ждет!
— Не, дядь, 20 рублей не дам. Но могу дать сигарету, — я достал пачку.
— О как! Ебануться! А можно две?
— Себе и жене?
— А то!
— Валяй.
Он ловко подцепил парочку раковых, одну тут же сунул за ухо, вторую оставил в руке и хитро улыбнулся.
— Те сколько лет?
— Тридцать.
— А мне шестьдесят!
— О как! Ебануться! — подмигнул я.
— А то! Вон, вишь, сидят козлы, пируют, — он мотнул головой в сторону ресторана, — нет бы поделиться!
— Ага.
— Ну всё, давай брат, спасибо тебе!
— Давай-давай дядь, береги себя!

Он еще раз пожал мне руку, будто проверяя, готов ли я к первенству юниоров по армрестлингу, и мы разошлись в противоположные стороны. Когда-нибудь я точно узнаю, как его зовут, и кем он был до этой жизни…Но в другой раз.

Сперва его хотели выгнать из страны за красоту, но потом присмотрелись и оставили.

Прыгать с разбега в яму работы после того, как неделю твоей единственной работой было проталкивание хинкала в пищевод, никотина в лёгкие, а чумных фоток и видосов в сторис, чревато сотрясением и переломами. Пальцы, застывшие горизонтальным полукругом под форму бутылки, с хрустом выпрямляются полукругом вертикальным под форму компьютерной мыши. Тело с непривычки дергается каждые 20 минут в попытке съебаться на свежий воздух. Еще и солнце это июльское светится как квартал красных фонарей в глазах инцела. Давай мол, бросай всё, приходи чирикать.

Не знаю не знаю, возможно стоило попробовать родиться тропической бабочкой. Пожить недельку-другую, попивая нектар, и сдохнуть красиво, окрыленным.

Широкий флекс на уровне «гамарджоба-мадлоба» вместо красивого завершения с уходом в закат перешел в стадию обосранных штанов на рассвете. Как цыган из анекдота, перед отъездом мы раскидывались ресурсами, оставляя монеты уборщицам, хинкали — пузатым псам, а благодарный взгляд через заплывшие веки — всему городу. А утром поехали в аэропорт бизнесом, ибо хули. Ехали на расслабоне в стиле «улыбаемся и машем», но по приезду быстро втянули анусы, не найдя свой рейс в списке актуальных. Оказывается, он был в списке пидорасов. Достучавшись в будку представительства авиакомпании Азимут, выяснили, что рейс отменён, без уведомлений и объяснения причин, а у нас есть выбор — согласиться на вылет завтрашним рейсом или отказаться и вернуть деньги за билеты. О компенсации, предоставлении отеля или хотя бы чурчхелы за щеку речи не шло. Прикрыв возмущенные рты, мы согласились, ибо перспектива трястись 8-15 часов на автобусе через Верхний Ларс не добавляла эрекции. Лучше уж вернуться в апартаменты и, договорившись с владельцем, покочевряжиться в Тбилиси еще сутки. Единственной преградой для этого было практически полное отсутствие денег, пригодных к эксплуатации — мы же до этого всё раздали и раскидали как пьяные матросы. Нам хватало на такси, пару бутылок пива и плевок в лицо от зазывалы любого из ресторанов в центре. Мятые сотки и полтосы рублей, завалявшиеся в карманах, могли обеспечить нас разве что сочувствием в глазах смотрящих. Поэтому обратно мы поехали на маленьком жёлтом тарантасе, едва вмещавшим в салон наши отекшие ёбла и сдувшееся ЧСВ. Ехали молча и с постукиванием чего-то металического об асфальт при включении третьей передачи.

Но поскольку в целом деньги у нас есть, только они у бабушки в деревне, мы домой обязательно вернемся. Правда еще более рыхлыми и с лёгким флером обосрамса.