prometa.pro книжки

Прочитала книгу журналиста и профессионального филолога-ираниста Никиты Смагина «Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями», изданную в Individuum.

Это не тревелог и на 90% не личный журнал о том, как живется в Тегеране, а нормальная такая сводка основных сведений о стране с упором на том, как все устроено именно сейчас. Никакого Персополиса и блеска сокровищ шахов. Я думаю, что многие ждут от книги чего-то другого, но мне понравилось.

Меня в книге поразила одна, главная мысль, которая сейчас кажется мне совершенно ясной, но которая раньше никогда не приходила мне в голову. Очень часто, говоря об Иране и ряде других стран непростой судьбы, говорят об архаизации и возвращению чуть ли не к Средневековью. Это совсем неправильно. Конечно, когда картинка красивых иранок в мини-юбках и с укладками сменяется фотографиями женщин в платках, кажется, что вот оно, возвращение темного прошлого. Но современное иранское общество – порождение двадцатого века и возможно только сейчас. Это не архаика, это такая современность, что вовсе не хорошая новость. Было бы круто, если бы вот это все было атавизмом и пережитком, по недоразумению еще продолжающим где-то существовать, но нет.

Мы ездили в Иран в прошлом году. Замечательная страна для путешествий, я бы еще поехала – мы в первый раз не посмотрели руины замка ассасинов, Исфахан, башни молчания зороастрийцев в Язде. Туристам там отлично.

Мы в жюри Просветителя.Перевод на финальном заседании очень рубились и расходились во мнениях, переставляли книги из естественно-научного списка в противоестественный и обратно, составляли длинные списки аргументов за и против каждого кандидата, но, в любом случае, эти полгода, которые мы c Олегом Воскобойниковым, Виктором Сонькиным и Дмитрием Прокофьевым вместе читали и обсуждали хорошие книги, были счастьем.

Как всегда, в финале этой работы я поражаюсь, сколько же сил и профессионализма нужно, чтобы «просто перевести книгу». Если бы у меня было для этого достаточно денег, я бы всем, абсолютно всем из длинного списка выдала бы по премии. Но, поскольку на это я еще не заработала, хотя и стремлюсь, то от души поздравляю победителей:

Номинация "Естественные и точные науки"
Стюарт Ричи. Наукообразная чушь. Разоблачение мошенничества, предвзятости, недобросовестности и хайпа в науке / пер. с англ.: Алена Якименко; редактор Екатерина Владимирская. — М.: CORPUS, 2024.
Номинация "Гуманитарные науки"
Стивен Уокер. Первый: новая история Гагарина и космической гонки / пер. с англ.: Наталья Лисова (ум.); научный редактор Игорь Лисов; редактор Вячеслав Ионов. — М.: Альпина нон-фикшн, 2024.

Я сегодня, к сожалению, не на церемонии награждения ни в одном из принимающих ее городов. У меня излет такого мощного ковида, что, кажется, приди я на праздник, лучшая часть российского книгоиздания была бы выбита из жизни на пару недель. Смотрю трансляцию, горячо поздравляю всех причастных к книгам коротких списков и организаторов Премии.

Этот пост может быть интересен владельцам телеграм-каналов и других блогов.

С 1 ноября у нас вступил в силу Федеральный закон от 08.08.2024 N 303-ФЗ, накладывающий существенные ограничения на публикации в социальных сетях. Если трактовать его положения буквально, то вырисовывается совершенно замороженная блогосфера, в которой репостятся только зарегистрированные каналы с аудиторией больше 10 000 подписчиков. Я даже картинку с разбором публиковала. Но, как все и ожидали, готовятся разъяснительные документы, которые это все трактуют в умягчительном ключе.

Мне прислали (спасибо, дорогой источник!) ссылку на очевидно рабочий документ, который, тем не менее, находится в открытом доступе на официальном сайте. Статус его неясен – это не подзаконный акт, не приказ и не письмо, но стоит обратить внимание. Я прочитала все 62 пункта на 15 страницах, из которых можно понять примерно следующее:

1. Для каналов с числом пользователей меньше 10 000 человек ничего не меняется: они могут репостить, кого хотят, их можно репостить всем, рекламу размещать можно. На мой взгляд, это прямо противоречит пункту 9.1 303-ФЗ, но я не возражаю.
2. Канал с аудиторией 10к+ или регистрируется, или его нельзя репостить другим большим каналам, и на нем нельзя размещать никакую рекламу или информацию о каком-то способе профинансировать работу. Ну то есть свои услуги тоже нельзя.
3. Если же канал принадлежит иностранному гражданину, но ориентирован на российских пользователей, то он тоже должен соблюдать все нормы. Для регистрации канала нужен подтвержденный аккаунт на Госуслугах, в качестве альтернативы со временем предложат личный визит в Роскомнадзор. Инджой.
4. Если что, рекламодателя оштрафуют. И, что следует из непонятного пункта 39, если незарегистрированный канал 10к+ опубликует подложную рекламу, то этого невольного рекламодателя тоже оштрафуют.
5. Нормы закона обратной силы не имеют (поразительно), все требования относятся к репостам, сделанным после 1 января 2025 года/достижения аудитории в 10к человек, смотря что наступит раньше для конкретного канала. И если канал 10к+ сделал репост канала с 9999 подписчиками, а завтра тот вырос до 10001 подписчиков и не зарегистрировался, то публикации удалять не надо.
6. Ответственность для владельцев канала, которые доросли до 10к и репостят незарегистрированные каналы 10к или размещают рекламу, или собирают донаты, не описана. Они же остаются анонимными, а тут суть в деанонимизации крупных каналов.
7. Запрещенных на территории РФ социальных сетей – Инстаграма и X это не касается. Они же запрещенные. Ютюб и ТикТок в деле.
8. Сайтов это вообще не касается.

Документ угарный, с самоповторами и жемчужной красоты строками вроде «YouTube включён в реестр социальных сетей и, несмотря на многочисленные нарушения российского законодательства, российские пользователи YouTube в большинстве своём являются законопослушными гражданами». Но я надеюсь, что регулирование будет склоняться к описанному в нем сценарию.

Друзья, кто помнит эссе Умберто Эко о коллекционировании с тезисом, что собирательство – это практически инстинкт, который можно возвести к хватательному рефлексу? Я не могу его найти и уже начинаю волноваться, не спутала ли я что-то.

Пока искала, перечитала главу из его книги, которая читается как отдельное эссе с решением главной проблемы супергеройских вселенных, «Миф о Супермене». Проблема состоит в том, что для существования франшизы необходимо, чтобы супергерои переживали бесконечное количество приключений, при этом не изменяясь самим и не меняя ничего для своих человеческих друзей и возлюбленных. Но однотипные победы над малыми врагами не так уж интересны зрителю, а преодоление героем серьезных рубежей обязательно «расходует» его, приближая к концу пути, чего никак нельзя допускать.

Умберто Эко описывает, как можно обеспечить длящийся сюжет без перезапусков франшизы (неспортивно же), заключив и героя, и зрителя в специально сконструированный мир со сломанной временной структурой. Это уже от меня, но понятно, что для традиционной истории, где герой «расходуется» и в финале с сюжетной точки зрения в нем уже ничего не остается, шаблон – это «Тысячеликий герой», то схема для вечного и статичного супергероя изложена у Эко.

Слава подписным сервисам – можно прочитать одну главку из книги в любой момент. Я бы советовала, она здоровская и с важным основным выводом. Если же интерес Умберто Эко к Супермену кажется удивительным, то напомню, что Набоков тоже не притворялся, будто не знает о нем, и даже написал стихотворение.

Вот уже много лет мой Netflix – это платформы с курсами по самым разным дисциплинам. На кардиотренажере в спортзале, в пробках и за домашними делами я слушаю курсы и часто пишу о них здесь. Как и у многих, у меня есть за спиной небольшое кладбище оплаченных и непросмотренных курсов с ограниченным временем доступа. Мое решение этой проблемы – подписка на большую платформу, где всегда можно выбрать что-то, что будет интересно именно сейчас.

Отличный вариант – лекторий Синхронизация, где размещено больше сотни курсов на самые разные темы и постоянно появляются новые. Как книжный блогер я хочу отдельно порекомендовать курс «Литература. Полное погружение», который помогает научиться получать максимум удовольствия от чтения больших, сложных книг. Великая литература так устроена, что читать ее можно всегда, при любой подготовке – на то она и великая, что разговаривает с каждым человеком на важные для него темы. Но, чем больше знаешь о ней, чем объемней видишь связей с историей и традицией, тем сильнее впечатление.

Курс «Литература. Полное погружение» состоит из большой серии видеолекций, в которых разбирается более 50 книг, и, что для меня особенно важно, литературного клуба, где участники обсуждают прочитанное. Я всегда говорила, что разговоры о книгах – неотъемлемая часть чтения. С этим курсом вы получите билет в книжный клуб на полгода.

Кроме полного погружения в литературе у Синхронизации есть десятки других интересных программ – мне близка идея развития критического мышления на курсе о природе неодолимой притягательности эзотерики «К гадалке не ходи», обучения видеть город вокруг себя новыми глазами – это курс «Как смотреть архитектуру», расширение понимания принципов работы мозга и нейромедиаторов с курсом «Как устроен наш мозг». Здорово иметь доступ ко всем ним сразу.

Сейчас самое выгодное время для покупки годовой подписки на Синхронизацию, потому что действуют скидка в честь Черной пятницы: по моему промокоду PROMETA годовой доступ будет стоить 10 800 рублей вместо 36 000 рублей.

Переходите по ссылке, оформляйте подписку и проведите следующий год в мире литературы, философии и науки.

И продолжение саги о Victoria’s Secret – книги Selling Sexy: Victoria’s Secret and the Unraveling of an American Icon. Я надеялась, что в книге будет другое – или больше про то, как менялось с восьмидесятых до наших дней представление бизнеса о представлении женщин о себе, которое позволяет нам продавать горы вещей, или про эволюцию ритейла. Вместо этого в книжке добросовестная история компании с небольшими вкраплениями интересного.

Там любопытно про историю ТВ-шоу брэнда. Вокруг Victoria’s Secret Fashion Show накручено много мифологии, особенно, если учесть, что это не настоящий показ мод, не часть недели моды, а, в общем, очень длинный рекламный ролик. Но у него есть свое уникальное место в массовой культуре – «ангелами» могут стать только самые топ топ-модели, даже сейчас, когда шоу сначала отменили за полное несоответствие времени, потом вернули в несколько измененном виде, шоу очень яркое и понятное, это не сложная высокая мода.

Victoria’s Secret Fashion Show стартовало через два месяца после 11 сентября, когда американцы все еще пребывали в трауре и остальные, более респектабельные бренды, опасались первыми выйти с чем-то веселеньким. Высокий сезон покупок между Днем Благодарения и Рождеством очевидно шел ко дну. И тут – красивые полуобнаженные девушки, крылья, стразы, совершенно безоглядный шик-блеск, все в прайм-тайм семейного эфирного канала ABC (он очень строгий, там, например, можно показывать девушек в белье, но все кадры, где крупным планом видна внутренняя сторона бедра, вырезаны). Сейчас не совсем даже понятно, какое это было яркое событие.

Сборник эссе «О фотографии» Сонтаг можно считать еще и библиотекой ссылок на выдающиеся фотографии с комментариями к ним. Современное авторское право так устроено, что издать эту книгу со всеми упомянутыми фотографиями совершенно невозможное предприятие, на очистку прав потребовалось бы слишком много времени и денег. Но можно, конечно же, искать.

Она там описывает, как Альфред Стиглиц три часа стоял на морозе, чтобы сделать снимок «Пятая авеню, зима» - интересно, вдохновлялся ли им Дмитрий Зверев со своей «Зимой на Дорогомиловской улице». Было бы здорово!

Я нашла способ вернуть в свой график регулярные поездки в зал, что способствует постепенной убыли непрослушанных курсов.

Посмотрела лекцию из страдариумного курса «Архитектура XXI века» про музеи как главный тип общественного здания XXI века. Идея в том, что первые настоящие музеи, то есть, места, где широкая публика может посмотреть на предметы искусства, были буквально дворцами или, фигурально, храмами. Новые музеи же невозможно строить как дворцы и храмы – ну, потому что это ненормально воспроизводить колонны и завитушки, кроме того, интернет несколько обесценил возможность «посмотреть на что-то своими глазами», и музеи стали чем-то большим, чем местом демонстрации артефактов.

Музею самому пришлось стать артефактом и архитектурным аттракционом, который меняет город вокруг себя. Люди приезжают в такой музей, чтобы побыть в этом прекрасном здании и пережить там некий опыт, который нельзя передать через картинки на экране. Центр Помпиду такой, Лувр в Абу-Даби такой. Центр Гейдара Алиева в Баку – здание построила Заха Хадид, и оно там главный магнит. Для самых сложных и острых эстетических впечатлений достаточно походить между его белых волн.

Пока слушала, думала, что музеестроение в первой четверти нашего столетия, конечно, очень интересная штука, но было бы интересно посмотреть что-то о том, как меняется архитектура и устройство торгово-развлекательных центров. Их эволюция очень похожа на то, что переживают музеи. Оба общественных института переживают кризис, хотя природа этих кризисов разная. И там, и там появились пространства, где можно что-то делать, не связанное напрямую с основной функцией здания (продавать и показывать), смотровые площадки, лаунжи для времяпрепровождения, где можно просто находиться.

В музеи проникли рестораны и магазины, в торгово-развлекательные центры – объекты искусства и разное удивительное, на что можно прийти посмотреть. В нашей стране, где торговле пришлось развиваться по ускоренному треку, даже наблюдается сходная эволюция ТРЦ от дворца к аттракциону, тут можно вспомнить лужковский «Охотный ряд» - кто был там еще двадцать с небольшим лет назад, тот, вероятно помнит голос диктора про «третий уровень – галантный восемнадцатый век».

Собственно, ради примерно чего-то такого я купила книжку про Victoria’s Secret, но она про другое (и довольно скучная). Надо будет еще посмотреть – ТРЦ же нечто поважнее, чем масса магазинов, особенно для стран с непростым климатом. И там деньги, больше, чем в музеях – а где деньги, там и интересно.

С некоторым удивлением увидела в книжном разделе NYT интервью Джин Ханфф Корелиц. Я как раз прочитала продолжение ее почти детектива The Plot (вышел на русском - Сюжет), сиквел неоригинально называется The Sequel. Обе книги вполне ок, но не то чтобы возносят автора к таким высотам, что журналистам только и остается, что радоваться возможности подойти к подножию и вежливо задавать вопросы из серии ваши любимые книги и «каких трех писателей, живых или мертвых, вы бы пригласили на ужин?»

Последнее особенно забавно, потому что дилогия у нее как раз про писателей, живых и не очень. Первая книжка – это как Йеллоуфэйс Ребекки Куанг, только логичней, с четкой концовкой и написано на пару лет раньше. И там, и там главный герой – неудачливый, но достаточно умелый писатель, которому в руки попадает великолепный, беспроигрышный материал для книги c одним изъяном, искупаемым одним большим плюсом. Изъян в том, что материал этот принадлежит другому человеку. Хорошо, что этот человек уже мертв. И о том, что это он все придумал, никто не знает. Наверное.

Лучшая часть книг и Корелиц, и Куанг проходит еще до запуска сюжета и состоит в написанных с большим знанием дела картинах мучительного лимбо, в котором находится непризнанный автор. Это как фильм ужасов для взрослых, где герой спускается в подвал под тревожную музыку, там его поджидает некая хтонь, но не ест и даже не надкусывает, потому что герой показывает ей экран платежа за ипотеку, и даже монстру понятно, что дело дрянь. Хороший, годный монстр вылез бы из подвала и добыл где-нибудь денег на их общий с героем дом, но герой такой неудачник, что и монстр у него так себе. Ну вот что-то такое, про отказы, писательский блок и литературную поденщину типа писательских курсов и редактуры.

Еще думаю, что компьютерные игры - хорошая технология для исследования своих механизмов мотивации. Все игры цепляют за какой-то из крючков, и разные люди западают на разные механики. Без готовности ответить на определенный тип стимула и вознаграждения на уровне нейрофизиологии игра не зайдет.

Это несколько тоньше диагностики типа «кто любит стратегии - тот умный, кто всякие фермы - тот склонен к созидательной деятельности, а кто шутеры - у того много накопленной агрессии». Точно нет же, в одну и ту же игру люди играют по-разному. На песочницах и открытых мирах типа Minecraft это особенно отчетливо видно, но даже в условный Townsheep люди включаются через разные контуры вознаграждения. Снаружи это вряд ли можно считать, но как инструмент самоанализа может оказаться действенным.

У меня вот мозг вообще не выделяет дофамин на компьютерные игры. Раньше очень любила, причем, разные, сейчас идея поиграть для меня примерно на одном уровне с соблазнительной возможностью из серии выкопать яму, а потом снова ее закопать. Нет ни азарта перестрелять всех, ни желания прокачать персонажа, ни интереса узнать, что делается в новой локации.

Нулевая вовлекаемость в компьютерные игры не делает меня супер-эффективным человеком, который никогда не тратит времени зря - конечно, трачу, я даже сериалы иногда смотрю. Дело именно в том, как функционируют мотивационные механизмы в данный момент.

И еще по мотивам курса о видеоиграх – думаю о том, как разные интересные занятия осциллируют между тем, чтобы быть общественным делом и личным.

Настоящие коммерческие видеоигры, в которые играло много людей, в конце семидесятых с терминалов под одну конкретную игру, стоящих в аркадах, то есть, крытых торгово-развлекательных пространствах. Эти штуки довольно ограничены в своих возможностях, поэтому механика игр была однообразной - вариация пинг-понга или двигать платформой по горизонтали, палить по пришельцам.

Монетизация таких игр требовала, чтобы одна сессия длилась как можно меньше, но оставляла чувство не зря потраченной монетки и желание потратить еще. Поэтому в первых аркадах длительность игры ограничивалась тупо временем, потом появилась идея «хорошо играешь – дольше играешь», но время все равно было дорого, действие монетки важно было ограничить.

Потом появились домашние приставки: Атари, Нинтендо, Сега. Производители сначала думали, что основным сценарием будет игра в паре, а оказалось, что нет. И для домашней игры важно, конечно, чтобы играть можно было довольно долго без потери интереса, но не настолько, чтобы не покупать новые игры. Сейчас дорогие ААА игры предполагают какой-то заметный по времени геймплей. В некоторые можно играть сотни часов, скажем, Civilization это позволяет.

Но есть следующий отскок – мобильные игры, которые всегда с человеком. Они снова выносятся за пределы дома, становятся, если не разделяемыми, то, зачастую, наблюдаемыми и снова дают короткие сессии, чтобы можно было заполнять им случайные промежутки времени.

С чтением похожая динамика: почти всю историю человечество чтение было занятием публичным и коллективным: кто-то читал вслух для других, тут же, я думаю, люди комментировали и обсуждали текст. В каком-то смысле разговоры о текстах первичней самого чтения. Потом, начиная с поздней античности, люди научились читать совершенно молча, даже не шевеля губами – только для себя, и читали они дорогие и тяжелые книги, которые не предполагалось особенно перемещать. В девятнадцатом веке появились дешевые книги, быстрые популярные романы и идея продавать книжки в мягкой обложке прямо на вокзалах. Относительно недавно расцвели электронные устройства для чтения. Но чтение фрагментировалось.

И музыка же похоже устроена, хотя в меньшей степени – играть в узком домашнем кругу на лютне или арфе могли почти всегда, но именно популярная домашняя музыка широко распространилась с изобретением относительно недорогого, но способного на многое фортепьяно и печатных нот. Это удачно совпало с мега-популярностью оперы в девятнадцатом веке: люди слушали оперу в театре, а потом покупали партитуру. Вокруг продажи нот возникло свое пиратство и войны копирайта – об этом замечательно написано в трио-биографии Тургенева, Виардо и Виардо The Europeans: Three Lives and the Making of a Cosmopolitan Culture

К американским выборам подходит история из курса про видеоигры.

Нинтендо, хоть и японская компания, но на старте ориентировалась на американский рынок. Они первые придумали идею, что в видеоигры должны играть дети. Сначала платформами для видеоигр были игровые автоматаы, которые стояли в аркадах, то есть, в торговых рядах, то есть, в барах и увеселительных заведениях для взрослых, где-то рядом с пинболом и бильярдом.

Нинтендо же начали продавать свои консоли как детский товар, раскрыв новый классный рынок, но и наложив на продукцию ограничения – нужно было еще убедить родителей, что игры это ок. Самый известный персонаж Нинтендо – благопристойный сантехник Марио, занимающийся почтенным делом спасения принцессы. История немного похожа на путь Барби, прототипом которой была кукла-сувенир для взрослых Лилли.

В противовес Нинтендо выступила японская же фирма Sega, нацеленная на более взрослую аудиторию, в том числе подрастающих игроков Нинтендо. Они себя не ограничивали, игры делали более дерзкие, как пуля резкие, и своим бойцом выставили скоростного Суперсоника.

Удачно получилось, что нинтендовский Марио был в красном цвете республиканцев, что для американца автоматически делает его основательным консерватором. А Соника логично уже сделали не желтым или там зеленым, а синим – в цвете демократов, подтягивая идеи новаторства и прогресса. Нам все равно, а для Америки важно.

«История видеоигр от древности до наших дней»

Upd: но есть сомнения в этой красивой схеме - см. комментарии

Послушала часть страдариумного курса «История видеоигр от древности до наших дней», который начинается с идеи, что старые игры мы видим совершенно не такими, какими они были, когда люди в них правда играли. Эмуляторы древних платформ на наших экранах вообще не передают впечатления, скажем, от большого игрового автомата в аркаде или даже от старого пузатого монитора. Другие цвета, другая динамика.

На современные игры тоже исследователи будут смотреть через какие-то неизвестные нам пока устройства и думать, что у нас с глазами было, что мы в это могли играть тысячи часов. Для людей типа меня - которые годами не играют, а планируют погонять однажды потом, вообще надо консервировать приставки, чтобы было, на чем.

И так же со всем! Мы смотрим картины, чинно распределенные вдоль стены, в хорошо освещенных музеях, а не в шпалерной развеске и при свечах. Дворцы, виллы и усадьбы стоят сейчас пустыми и чистыми, а были же плотно забиты барахлом и заполнены разнообразными живыми существами.

Замечательная история о переводах - эпизодический персонаж романа «Аэропорт» Артура Хейли, имела потрясающую предысторию, о которой советский читатель ничего не знал.

Это напомнило мне историю разных переводов «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, в одном из которых в конце детально описывается нравственный подвиг кузена Сент-Джона, который отправился обращать дикарей в христианство, а в другом сухо сообщается, что кузену вряд ли долго жить осталось.

Новости фэнтези: Сюзанна Кларк пишет продолжение истории Джонатана Стрэнджа и мистера Норрелла. Ей это тяжело дается, потому что писательница страдает от жестоких приступов мигрени, которые делают всю жизнь непредсказуемой.

После огромного успеха ее огромного первого романа Сюзанна вела жизнь настоящего автора бестселлера с бесконечными промо-турами, пока ее здоровье не схлопнулось, и следующие десять лет она не могла писать. Постепенно она научилась справляться с этим и вышла на график, в котором способна работать небольшими спринтами по 25 минут. Она кружила в этом лабиринте ограничений и писала второй роман Пиранезе, где герой тоже пребывает в непонятном замкнутом пространстве, и, что важно, воспринимает его не как тюрьму, а как место чудес. Кларк говорит, что только к концу работы поняла, насколько это было терапевтическое письмо.

Приятно представлять себе, как Сюзанна Кларк живет в романтической английской деревне, гуляет там в туманных зарослях дрока, ходит с собакой в дог-френдли паб, периодически читает проповедь свой пастве в натуральной часовне (она там еще и лидер небольшой группы верующих).

Король Ворон возвращается, одна из глав будущего большого романа выйдет как отдельная коротенькая книжка на днях - The Wood at Midwinter, и еще она работает над каким-то магическим сюжетом во времена Промышленной Революции (как говорит мой сын, «век пара»). Я не супер-фанат, но, конечно же, очень заметно, как «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» классно написан и что все десять лет, вложенные в его создание, были потрачены не зря.

Слушала по дороге стендап, и там комикесса шутит, что, чем смешнее девушка или жена обращается к мужчине, тем он уверенней в себе. Вот ее (стендаперки) парень не любил даже безобидные диминутивы типа «зая». Зато однажды она услышала в большом торговом центре звонкое и громкое «пупуня» и поняла, что в здание вошел титан психологической устойчивости.

Я подумала, что шутка несколько надуманная, а потом вспомнила упомянутый в «Бегстве из рая» Басинского факт, что Л.Н. Толстой в первые годы брака просил Софью Андреевну и ее младшую сестру не называть его Пупок, но был не против откликаться на Дрысиньку. Это когда он уже ранние повести написал, но до больших романов. После «Войны и мира», я думаю, ему и Пупок был ок.

Вчера в клубе «Просветитель» мы провели открытый вечер по книге «Средневековье крупным планом» с автором книги – Олегом Воскобойниковым, который подключился к нам из средневековой базилики под бой средневековых колоколов.

Это было здорово, я оперативно приделаю к записи обложку и сделаю из двух часов – один, а потом опубликую. В конце Олег сказал, что таких обсуждений книги по существу еще не было, и он многому научился! Я подумала, что, в принципе, на этом могу заканчивать карьеру в мире книжных клубов, но быстро передумала.

Один из важных тезисов разговора был в том, что Средневековье свое у каждого поколения. Каждое поколение придумывает свое Средневековье.

Мне это кажется очень верным и подтвержденным даже на уровне массовой культуры. Например, Робин Гуд у каждого поколения свой: от самозванца из девяностых в «Робин Гуде – принце воров» (и мужчинах в зеленом трико, которые знаменуют собой ушедшее прекрасное время, когда смеяться было можно над всем), к хорошему парню Рассела Кроу y2k и к отмороженному ветерану Крестового Похода в «Робин Гуд: начало». У зумеров еще какой-то свой будет, может, вообще борец против вырубки Шервудского леса и порушение его экологической системы.