Мы продолжаем чествовать последние 200 лет русской поэзии: по субботам в этой рубрике — одно короткое стихотворение. Сегодня — 1831 год и стихи Василия Жуковского, не публиковавшиеся при жизни поэта. «Звёзды небес…» кажутся примечанием на полях к таким шедеврам, как «Лалла Рук» и «Невыразимое», — но небольшой размер стихотворения не отменяет его глубины, и даже если сам Жуковский не ставил его высоко, оно в полной мере выражает силу поэтики лирического фрагмента, столь важную для романтиков-натурфилософов. Невыразимого не выразишь, а необъятного, как мудро заметит спустя 30 лет Козьма Прутков, не обнимешь, но короткое наблюдение поэта становится будто надрезом в повседневном течении мыслей — и сквозь этот надрез видна бездна. Это понимал Тютчев (вспомним стихотворение «Как океан объемлет шар земной…», которое мы обсуждали на прошлой неделе), понимал и Жуковский.
Но как такой фрагмент возникает? Как пишет комментатор Жуковского Александр Жуковский «Звёзды небес…» — вольный перевод анонимного немецкого стихотворения «Erwarten» («Ожидание»), опубликованного в 1822 году и, вероятно, тогда же попавшегося на глаза Жуковскому; он перевёл только первую строфу. Ещё интереснее, что эта строфа, написанная в 1831-м, — отголосок старого стихотворения — «9 марта 1823 года», созданного после встречи с главной любовью жизни Жуковского, Марией Протасовой, накануне её смерти, в тяжелейшее для поэта время. Две последние строки того стихотворения стали двумя первыми строками нового. Вспомнив трагедию, случившуюся восемь лет назад, Жуковский вновь обратился к «звёздам небес» — но уже с совсем другим чувством.
Но как такой фрагмент возникает? Как пишет комментатор Жуковского Александр Жуковский «Звёзды небес…» — вольный перевод анонимного немецкого стихотворения «Erwarten» («Ожидание»), опубликованного в 1822 году и, вероятно, тогда же попавшегося на глаза Жуковскому; он перевёл только первую строфу. Ещё интереснее, что эта строфа, написанная в 1831-м, — отголосок старого стихотворения — «9 марта 1823 года», созданного после встречи с главной любовью жизни Жуковского, Марией Протасовой, накануне её смерти, в тяжелейшее для поэта время. Две последние строки того стихотворения стали двумя первыми строками нового. Вспомнив трагедию, случившуюся восемь лет назад, Жуковский вновь обратился к «звёздам небес» — но уже с совсем другим чувством.
