пила

Победитель конкурса на лучшую концепцию арт-объекта из панелей снесенного Дом Советов — консорциум историка архитектуры Константина Антипина и компании «Даль». Конкурс был организован калининградским музеем («Дом китобоя»), который сохранил три панели Дома Советов в ходе демонтажа здания.

Описание проекта от команды:
Сто лет назад, в 1924 году А.В. Щусев сказал: «У нас в зодчестве вечен куб. От куба идет все». В поисках образа для объекта мы, следуя примеру Щусева, тоже пошли от куба. Из бесконечного многообразия вкладываемых в эту форму смыслов мы стали высекать те два начала, что поставили задачей раскрыть в своем проекте.

Утрата калининградского Дома Советов для нас — безусловно печальное событие, поэтому первое начало — мемориальное. Свои слова о кубе Щусев произнес в контексте обоснования формы, выбранной им для мавзолея В.И. Ленина. В СССР за все время его существования было построено три мавзолея, и все — для одного тела. Но на них список возведенных по проектам советских архитекторов мавзолеев не заканчивается. В 1950–1980-е годы еще три были сооружены для тел революционных лидеров Вьетнама, Монголии и Анголы. Их создали архитекторы ЦНИИЭП зрелищных зданий и спортивных сооружений — ведущего института, одним из главных профилей которого было проектирование административных зданий. Именно в стенах этой организации полвека назад был разработан проект калининградского Дома Советов.

Единственным материальным свидетельством существования здания теперь являются три сохраненные во время его демонтажа фасадные панели. Мы не стали предлагать сакрализировать материальные останки объекта своей печали. В нашем, вывернутом наизнанку, (не)мавзолее — сами сохраненные элементы Дома Советов являются оболочкой хранения памяти о нем и продолжают при этом нести исходную функцию, служа фасадом уже нового объекта. Как и в предыдущие десятилетия, в окна можно смотреть в основном извне, но теперь наконец возникает и возможность повлиять на происходящее за ними.

Ключевое отличие памятников советского модернизма от шедевров интернационального стиля на Западе — применение сборных (или разборных) железобетонных конструкций. Недаром процесс демонтажа Дома Советов был так тяжело отличим от идущего задом наперед строительства. Преследуя цель сохранить память об утраченном символе города в сердцах людей скорее теплой и светлой, нежели печальной и безысходной, мы выбрали для нашего объекта второе смысловое начало — игровое.

Будучи строго выверенной монументальной формой, наш объект одновременно является игровым автоматом. Встав за его пульт управления, каждый прохожий может попробовать заполучить масштабную модель фасадной панели Дома Советов, выполненной из плюша. Таким образом, человек оказывается причастным к процессу его бесконечной, запертой в «вечный» контур куба, (де)конструкции. Принцип игры прост: человеку дается фиксированное время для того, чтобы выбрать положение крюка, а затем нажать кнопку и опустить крюк в попытке зацепить одну из лежащих на дне куба панелей. В случае удачи игрока, зацепленную панель крюк опустит в отверстие, из которого ее можно будет забрать. Улетая из Калининграда, туристы смогут использовать плюшевые панели в качестве дорожной подушки для шеи.

Разместить объект мы предлагаем на возвышении в перспективе парковой аллеи, фокусирующей взгляды на его силуэте.

1-2 The Halawa House, Agamy Beach, 1975.
3-4 The Suleiman Palace, Jeddah, Saudi Arabia, 1979.
5 The Ruwais Mosque.
6-7 The Corniche Mosque.
8-9 The Island Mosque.

другие проекты архитектора здесь

В казахском журнале Uly Dala мы нашли перевод-транскрипцию (в первом комментарии к посту) потрясающего документального фильма о египетском архитекторе Абдельвахаде Эль-Вакиле, который сняли Оля Корсун и Фуркат Палван-Заде. Сам фильм можно посмотреть здесь.

В ходе интервью с создателями фильма профессор Абдель-Вахед Эль-Вакиль раскрывает собственные взгляды на роль природных материалов, функциональную составляющую зданий и непреходящее значение прошлого для современной архитектуры. В этих беседах, записанных в архиве профессора в Дохе, где он живет последние десять лет, Эль-Вакиль делится детскими воспоминаниями из Египта и размышляет о социальном и политическом контексте, который сформировал его философию. Фильм раскрывает ключевые этапы карьеры профессора и показывает, почему архитектура, работающая с преемственностью традиции, снова актуальна сегодня.

Абдель-Вахед Эль-Вакиль - Египетский архитектор, признанный авторитет в области исламской архитектуры и видный представитель новой классической архитектуры.
Фуркат Палван-Заде - Главный редактор EastEast, независимый куратор, исследователь и режиссер. Сооснователь syg.ma — открытой платформы для публикаций текстов об обществе и искусстве. В 2023 году он поступил на Ph.D. программу кафердры славянских и евразийский языков и культур Йельского университета.
Оля Корсун - Художница, режиссер, педагог и эпизодический флорист.
Фрагмент перевода:

Культура, которая принимает всё, теряет свою идентичность. А культура, которая отвергает всё, становится деспотичной и тираничной. Этот баланс важен, когда речь идет о симбиотических отношениях между архитектурой, городом и личной идентичностью.

Традиционные ремесла когда­то были тесно связаны с более широкой коллективной идентичностью, а не с эгоистичным индивидуальным самовыражением, которое мы видим сегодня. Например, люди могли определить происхождение ковра или парчи по его стилю, как, например, ковры из Казани, Измира или Бухары.

Обращаясь к своему опыту, я рос в Египте во времена значительных политических изменений, включая революцию, которая превратила страну из монархии в республику. Несмотря на эти изменения, у нас остался комплекс неполноценности, привитый Западом. Это было очевидно в архитектуре, где слепо копировали западные стили.

Мой поиск архитектурного стиля, подходящего для Египта, привел меня к Хассану Фатхи, международно известному, но тогда не признанному в Египте архитектору. Работы Фатхи, использующие простые местные материалы, такие как кирпич из глины, открыли красоту, которую часто упускали из виду в пользу более «современных» материалов, таких как бетон и сталь. Он показал, что кирпич из глины, ассоциирующийся с трущобами, может создавать потрясающие структуры, такие же как шедевры Родена.

Фатхи познакомил меня с философией исламской архитектуры, которую я пытался передать своим студентам, сталкиваясь со значительным сопротивлением. Традиционное архитектурное образование было сосредоточено на европейских стилях, отвергая неевропейскую архитектуру как «неисторическую». Однако этот взгляд игнорировал вневременной и адаптивный характер исламской архитектуры, которая служит мусульманским общинам в различных средах.

Во время технологического оптимизма 1960­х годов популярными стали идеи жизни в футуристических, капсульных домах. Однако архитектура без философии становится просто инженерией, теряя свои выразительные и эстетические качества. Сравнение современных минималистских дизайнов с богатыми, культурно насыщенными структурами, такими как индуистские храмы или готические соборы, подчеркивает утрату красоты и смысла в современной архитектуре.

Работы Фатхи спасли меня от многолетних исследований, познакомив с устойчивыми строительными техниками, использующими местные материалы и традиционные ремесла. Эти методы, такие как строительство сводов и куполов без растягивающих материалов, являются экологически чистыми и экономически доступными. Этот подход соответствует идее, что архитектура не должна навязывать бедным дорогие современные материалы.

Интервью АрхитектурНО

Мы сами еще не смотрели, но вы посмотрите и расскажите как вам.

Скандальнее, чем у дорогих друзей из бюро ХВОЯ скорее всего не получится, но Миша сделал всё, что смог.

Смотреть, здесь.
Обсуждать в комментариях.

Опережая нашу рубрику #пилавыходногодня!

Для того, чтобы было что посмотреть на этих выходных, Миша Микадзе специально дал интервью.

О столкновении с оригиналом в эпоху репродукций

В 2018 г. на выставке «Авангардстрой» в МУАР была выставлена оригинальная графика Леонидова. Она производила колоссальное впечатление, не вязавшееся с бесчисленными репродукциями в печатных изданиях. На стенах были развешаны работы, выполненные на фанере и по своей колористике и живописным качествам походившие скорее на иконы, нежели чем на иллюстрацию к архитектурному проекту. Снимать их было бессмысленно – получались очередные репродукции, далекие от подлинного впечатления.

Мир образов сегодня тотально подвержен репродукции и цифровой симуляции. Мы сформировали опосредованное зрение – через объектив, дисплей гаджета, монитор. Это необратимый тектонический сдвиг в человеческой оптике.

Наш взгляд приобрел механику, свойственную сканированию. Сканирование позволяет обрабатывать большой объем данных, но поверхностно.

Молниеносные отпечатки тысяч образов, которые мы пропускаем через себя, формируют своеобразное, сложное цифровое ‘тело’.

Это ‘тело’ неминуемо влияет на образы, которые создаем мы сами.

Пытаясь создать новую вещь, мы неизбежно рискуем копировать непрерывную ленту информации. Уже не мы производим подлинники. Репродукции подлинников используют нас, чтобы воспроизводить самих себя.

Умирает не только автор, но и читатель. Читатель мутирует из носителя своих подлинных и уникальных интерпретаций – в послушного носителя миллионов копий.

Отречься от «цифровой сканирующей оптики» невозможно – и нелогично, поскольку для актуального производства необходимо чувствовать нерв времени. Возможным балансом был бы опыт непосредственного восприятия вещей-подлинников.

https://t.me/petrovvostok

https://www.instagram.com/5.00_a_m

https://5-00am.com/

#5am

Продолжая линию игры с посредственным, покажу наш в 5:00 am проект бара ‘’Нева зимой’’, где мы решили работать с очень массовым и очень дешевым предметом, так называемым 'моноблоком' — цельнолитым стулом из единого куска пластмассы.

Моноблок с решетчатой спинкой был абсолютно культовым изделием 90-х и нулевых годов и одновременно стал символом доступности, глобальности, производственной дешевизны — квинтэссенцией всего того, что обозначает слово cheap ‘дешевка’.

Прототипом моноблока была авторская разработка 1972 г. французского инженера Анри Массоне Fauteuil 300, но в силу тотальной желанности и востребованности этой технологической задачи: создать стул за одну производственную стадию без соединительных деталей — эта форма моноблока была растиражирована разными производствами в 80-е г. и стала низкожанровым, массовым предметом.

В баре мы помещаем этот объект в иной контекст, наделяя его аурой времени и памяти. Моноблок — центральный игрок холодного пространства бара и маяк-воспоминание о прибрежных кафе нулевых годов. В непривычной среде самая массовая мебельная единица становится арт-объектом.

https://5-00am.com/

https://www.instagram.com/5.00_a_m

https://t.me/petrovvostok

#5am