Неделю назад сходила на фильм «Барби». Вообще не собиралась про него писать, но я постоянно возвращаюсь к нему в разговорах с друзьями и знакомыми; видимо, есть в этом фильме что-то, выражающее дух времени. Давайте поговорим об этом.
Мое главное впечатление о фильме — о том, что «что-то здесь не сходится». Очень крутой продакшен и сет-дизайн, офигенный сторителлинг, уморительный Райан Гослинг в меховой шубе, Марго Робби катится по набережной на неоновых роликах, море розового, позитивная повестка о феминизме. И все равно какое-то странное послевкусие.
Порефлексировав над этим ощущением, я, кажется, поняла, что не так. Если задуматься, становится очевидно, что нет ни одной причины, почему этот фильм должен существовать. Это гомункул, выращенный в западной биолаборатории в пробирке.
Сложно представить себе сценаристов, которые напишут такую историю по зову сердца или от искреннего интереса к теме. Но легко представить себе профессиональных сценаристов, которые садятся и выстраивают убойный сторителлинг по заказу большой корпорации. В принципе, в этом явлении как таковом нет большой проблемы; в конце концов, есть море коммерческих кинопроектов, спиноффов, сиквелов, приквелов, фильмов, снятых по комиксам и видеоиграм, которые интересно и незашкварно смотреть, несмотря на то, что они созданы ради коммерческой выгоды. Проблема «Барби» в другом.
Проблема этого фильма в том, что он пытается казаться тем, чем он не является — феминистским гимном и арт-хаусным высказыванием. Его авторы ловко обходят острые углы, прикрываясь самоиронией, а самую главную проблему — несовременность куклы Барби и ее неадекватность ценностям изменившегося мира — переворачивают с ног на голову и делают движущей силой всего нарратива. Так Барби, оставаясь все такой же белой, стройной, богатой, привилегированной и пустой, якобы становится воплощением феминистских идей.
Здесь кажется важным отметить, что, конечно же, снять в 2023-м году фильм про Барби, не сказав ни слова про феминизм, было бы невозможно; как минимум, это было бы глупо и недальновидно. Но обратиться к несовременности Барби можно было бы другими способами — например, через постмодернистский оммаж этим обвинениям, мол, да-да, Барби белая, стройная, привилегированная и богатая, знаем-знаем, но мы сейчас не об этом.
Попытка сделать из Барби феминистскую икону навевает мысли об упражнениях по отмыванию репутации — таким полумошенническим пиар-схемам, к которым прибегают диктаторы, мрачные олигархи, коррумпированные чиновники и крупные корпорации, работающие в безнадежных с моральной точки зрения секторах экономики. Когда репутация испорчена настолько, что сделать с этим уже совсем ничего нельзя, остается разве что попробовать забить выдачу гугла рассказами о благотворительности и чудотворных деяниях… или легендами о розовом «троянском коне» и феминистском месседже, который он якобы несет.
Вот только если присмотреться к этому троянскому коню, то станет ясно, что проблема никуда не делась — Барби как была белая, стройная, богатая, привилегированная и пустая, так ей и осталась. И месседж она по-прежнему несет тот самый, за который ее было принято критиковать.