В пятницу (признанная в РФ нежелательной организацией) «Новая Газета. Европа» выпустила расследование, которое осталось по понятным причинам незамеченным, хотя оно кажется важным для всех, кто интересуется современной российской пропагандой и тем, как организовано освещение войны. В тексте, над которым, в частности, работали @research_for_democracy и @sv9t_channel, предпринята первая попытка составить на основе открытых данных карту провоенных каналов Телеграма – основной площадки в интернете, где продвигается как «патриотическая», так и антивоенная повестка.
Коротко сформулирую, как я понимаю основные выводы, и дополню их некоторыми наблюдениями. Частично эти выводы делались и раньше на основе качественных данных, но сейчас их подтверждают данные количественные.
1. Утверждение, что Телеграм специально готовили под войну, требует доказательств, но уверенно можно констатировать, что еще до 24 февраля прогосударственную часть социальной сети целенаправленно развивали, накачивая репостами (и тратя на это ресурсы). Это заметно по ее аномальной связности: на момент начала войны гипотетический читатель-в-вакууме, рандомно переходя по репостам, со значительно большей вероятностью оказался бы в пропагандистском канале, чем в оппозиционном или украинском канале при равном числе подписчиков.
Раскрутка репостами касается не только каналов, которые сейчас транслируют очевидно военную повестку, но и гражданских госорганизаций. В статье приводится пример, что вероятность случайно попасть в канал Дептранса Москвы такая же, как для канала «Медузы» (другой признанной нежелательной в РФ организации), хотя число подписчиков различается у каналов в десять раз и понятно, что не в пользу Дептранса.
Вероятность попасть в каналы отдельных медиа-персонажей (например, военкора Коца или Дмитрия «Пул №3» Смирнова – оба из «КП») также кажется непропорциональной их аудитории, хотя можно допустить, они и умеют находить ключики к сердцам, чтобы на них все ссылались.
2. Искусственная связность обеспечила молниеносное распространение военной повестки в начале войны. Конечно, это не единственный фактор, но он играет важную дополнительную роль по отношению к «органическому охвату», который лавинообразно вырос после 24 февраля. Все репостили всех – в аффекте, по заданию или все вместе; аудитория Телеграма выросла за четыре первых месяца войны в два раза, причем большая часть рост пришлась на «патриотический» сегмент.
Некоторых репостили особенно часто: больше всего выиграли в цитировании, а также приросте аудитории т.н. военкоры и те, кто в статье называют «турбопатриотами». Одни писали «с земли», живо и с подробностями, а не как мычащий Конашенков. Другие, занимавшие со второй половины 2010-х относительно маргинальную позицию в публичном поле (среди них хватает телеграмных долгожителей), принялись накачивать военкорский материал «идеями», особенно энергично объяснять, зачем нужно резать и убивать. В общем, лежалая ненависть нашла покупателя.
В результате радикальный нарратив распространился по всей социальной сети, способствую резкому повышению общего градуса людоедства и резкому росту популярности военкоров, которых стали приглашать даже в Кремль со всеми известными последствиями.
3. Несмотря на аномальную связность в целом провоенный Телеграм довольно четко сегментируется на группы, внутри которых каналы предпочитают репостить друг друга (предложенная сегментация не единственно возможная).
Группы объединяет «профессиональная» и тематическая близость. Так, например, различимы «силовики» (выходцы из органов), ультра-консерваторы вокруг канала «Спас», донецкие (остатки более крупной группы, которая развалилась после начала войны из-за передела медиа-ресурсов ДНР), пригожинские (разбежались после мятежа), деятели культуры и т.д.
Выделяются и другие группы – по принадлежности к медийным кланам. Так, мы видим, что РИА Новости, Бриф и Потупчик оказываются в одном сегменте, Соловьев, Коц, Канделаки, Вован и Лексус – в другом, а Симоньян, другие сотрудники РТ плюс, скажем, Кононенко с «Ортегой» – в третьем. Это как минимум любопытно.