Стихи Великих

Ночь

На окошко подуешь — получится
Поцелуй, или вздох, или след,
Настроенье твое не улучшится,
Поцелую тому столько лет.

Эти оконы, зимние, синие,
Нацелованы до тебя —
Все равно они ночью красивые
До того, что во тьме ослепят.

Геннадий Шпаликов, 1974

Немного юмора)

Я помню - много лет назад,
Когда в войну мы голодали с мамой,
Я всё мечтал найти волшебный клад,
Где хлеб был с маслом
И пакеты с манкой.
А за окном шумел фруктовый сад.
Дед посадил...
И это нас спасало.
И все же мама лучший свой наряд
Сменяла как-то на муку и сало.
Мы с ней вдвоем ходили по домам.
Меняли вещи на чеснок и воблу.
Из всех тогдашних сердобольных мам
Моя была, наверно, самой доброй.
Забредши раз в богатую избу,
Она сняла кольцо
И предложила робко.
А мне хотелось поменять судьбу,
Когда пришла к нам с фронта
Похоронка.
Все это было много лет назад.
Как изменилась жизнь за эти годы:
Срыт отчий дом,
И погубили сад...
Но помню я голодные походы.
Настали вновь плохие времена.
От давних тягот мама заболела.
Я чувствую, как медленно она
Уходит в бесконечные пределы.
И всякий раз, переступив порог,
Я слышу -
Мама нашим прошлым бредит:
"Наверное, ты голоден, сынок?
Я наменяла хлеба у соседей..."

Андрей Дементьев 1998г.

Издевательства

Павлиньим хвостом распущу фантазию в пёстром цикле,
душу во власть отдам рифм неожиданных рою.
Хочется вновь услыхать, как с газетных столбцов зацыкали
те,
кто у дуба, кормящего их,
корни рылами роют.
В. Маяковский

1916 г.

Любимая, — молвы слащавой,
Как угля, вездесуща гарь.
А ты — подспудной тайной славы
Засасывающий словарь.

А слава — почвенная тяга.
О, если б я прямей возник!
Но пусть и так, — не как бродяга,
Родным войду в родной язык.

Теперь не сверстники поэтов,
Вся ширь проселков, меж и лех
Рифмует с Лермонтовым лето
И с Пушкиным гусей и снег.

И я б хотел, чтоб после смерти,
Как мы замкнемся и уйдем,
Тесней, чем сердце и предсердье,
Зарифмовали нас вдвоем.

Чтоб мы согласья сочетаньем
Застлали слух кому-нибудь
Всем тем, что сами пьем и тянем
И будем ртами трав тянуть.
Б. Пастернак

1931

Тревожьтесь обо мне
пристрастно и глубоко.
Не стойте в стороне,
когда мне одиноко.
В усердии пустом
на мелком не ловите.
За все мое «потом»
мое «сейчас» любите.
Когда я в чем спешу,
прошу вас —
не серчайте,
а если вам пишу,
на письма отвечайте.
Твердите, что «пора!»
всегдашним братским взглядом.
Желайте мне добра
и рядом и не рядом.
Надейтесь высоко
и сердцем и глазами...
Спасибо вам за то,
что будете друзьями!

Е. Евтушенко

Слышишь — мчатся сани, слышишь — сани мчатся.
Хорошо с любимой в поле затеряться.

Ветерок весёлый робок и застенчив,
По равнине голой катится бубенчик.

Эх вы, сани, сани! Конь ты мой буланый!
Где-то на поляне клён танцует пьяный.

Мы к нему подъедем, спросим — что такое?
И станцуем вместе под тальянку трое.

Сергей Есенин

Эксцессерка

Ты пришла в шоколадной шаплетке,
Подняла золотую вуаль.
И, смотря на паркетные клетки,
Положила боа на рояль.
Ты затихла на палевом кресле,
Каблучком молоточа паркет...
Отчего-то шепнула: «А если?.»
И лицо окунула в букет.
У окна альпорозы в корзине
Чуть вздохнули, - их вздох витьеват.
Я не видел кузины в кузине,
И едва ли я в том виноват...
Ты взглянула утонченно-пьяно,
Прищемляя мне сердце зрачком...
И вонзила стрелу, как Диана, Отточив острие язычком...
И поплыл я, вдыхая сигару,
Ткя седой и качелящий тюль,-
Погрузиться в твою Ниагару, Сенокося твой спелый июль...

Игорь Северянин

1912
Живопись: Edward Alfred Cucuel (1875-1954), "The Farewell"

Сонет 58

Избави Бог, меня лишивший воли,
Чтоб я посмел твой проверять досуг,
Считать часы и спрашивать: доколе?
В дела господ не посвящают слуг.

Зови меня, когда тебе угодно,
А до того я буду терпелив.
Удел мой - ждать, пока ты не свободна,
И сдерживать упрек или порыв.

Ты предаешься ль делу иль забаве, -
Сама ты госпожа своей судьбе.
И, провинившись пред собой, ты вправе
Свою вину прощать самой себе.

В часы твоих забот иль наслажденья
Я жду тебя в тоске, без осужденья...

У. Шекспир
(пер. С. Маршака)

Поднявший меч на наш союз
достоин будет худшей кары,
и я за жизнь его тогда
не дам и ломаной гитары.

Как вожделенно жаждет век
нащупать брешь у нас в цепочке...
Возьмемся за руки, друзья,
чтоб не пропасть поодиночке.

Среди совсем чужих пиров
и слишком ненадежных истин,
не дожидаясь похвалы,
мы перья белые почистим.

Пока безумный наш султан
сулит нам дальнюю дорогу,
возьмемся за руки, друзья,
возьмемся за руки, ей-богу.

Когда ж придет дележки час,
хлеб дармовой не нас поманит,
и рай настанет не для нас,
зато Офелия помянет.

Пока ж не грянула пора
нам отправляться понемногу,
возьмемся за руки, друзья,
возьмемся за руки, ей-богу.

Булат Окуджава, 1967

ЗИНАИДА ГИППИУС

ТОЛЬКО О СЕБЕ

Мы, — робкие, — во власти всех мгновений.
Мы, — гордые, — рабы самих себя.
Мы веруем, — стыдясь своих прозрений,
И любим мы, — как будто не любя.

Мы, — скромные, — бесстыдно молчаливы.
Мы в радости боимся быть смешны, —
И жалобно всегда самолюбивы,
И низменно всегда разделены!

Мы думаем, что новый храм построим
Для новой, нам обещанной, земли…
Но каждый дорожит своим покоем
И одиночеством в своей щели.

Мы, — тихие, — в себе стыдимся Бога,
Надменные, — мы тлеем, не горя…
О, страшная и рабская дорога!
О, мутная последняя заря!

1904

ЮРИЙ ЛЕВИТАНСКИЙ

ПРЕДЗИМЬЕ

Я весть о себе не подам,
и ты мне навстречу не выйдешь.
Но дело идет к холодам,
и ты это скоро увидишь.

Былое забвенью предам,
как павших земле предавали.
Но дело идет к холодам,
и это поправишь едва ли.

Уйти к Патриаршим прудам,
по желтым аллеям шататься.
Но дело идет к холодам,
и с этим нельзя не считаться.

Я верю грядущим годам,
где все незнакомо и ново.
Но дело идет к холодам,
и нет варианта иного.

А впрочем, ты так молода,
что даже в пальтишке без меха
все эти мои холода
никак для тебя не помеха.

Ты так молода, молода,
а рядом такие соблазны,
что эти мои холода
нисколько тебе не опасны.

Простимся до Судного дня.
Все птицы мои улетели.
Но ты еще вспомнишь меня
однажды во время метели.

В морозной январской тиши,
припомнив ушедшие годы,
ты варежкой мне помаши
из вашей холодной погоды.

1991
Картина «Первый снег. Синяя дача», 1938
 П.П. Кончаловский 

Не называй меня никому,
Я серафим твой, легкое бремя.
Ты поцелуй меня нежно в темя,
И отпусти во тьму.

Все мы сидели в ночи без света.
Ты позабудешь мои приметы.

Да не смутит тебя сей — Бог весть! —
Вздох, всполохнувший одежды ровность.
Может ли, друг, на устах любовниц
Песня такая цвесть?

Так и иди себе с миром, словно
Мальчика гладил в хору церковном.

Духи и дети, дитя, не в счет!
Не отвечают, дитя, за души!
Эти ли руки — веревкой душат?
Эта ли нежность — жжет?

Вспомни, как руки пустив вдоль тела,
Закаменев, на тебя глядела.

Не загощусь я в твоем дому,
Раскрепощу молодую совесть.
Видишь: к великим боям готовясь,
Сам ухожу во тьму.

И обещаю: не будет биться
В окна твои — золотая птица!

М. Цветаева
25 ноября, 1920

художник Daniel Bilmes

Я помню твой приход: растущий звон,
волнение, неведомое миру.
Луна сквозь ветки тронула балкон,
и пала тень, похожая на лиру.

Мне, юному, для неги плеч твоих
казался ямб одеждой слишком грубой.
Но был певуч неправильный мой стих
и улыбался рифмой красногубой.

Я счастлив был. Над гаснущим столом
огонь дрожал, вылущивал огарок;
и снилось мне: страница под стеклом
бессмертная, вся в молниях помарок.

Теперь не то. Для утренней звезды
не откажусь от утренней дремоты.
Мне не под силу многие труды,
особенно тщеславия заботы.

Я опытен, я скуп и нетерпим.
Натёртый стих блистает чище меди.
Мы изредка с тобою говорим
через забор, как старые соседи.

Да, зрелость живописна, спору нет:
лист виноградный, груша, пол-арбуза
и — мастерства предел — прозрачный свет.
Мне холодно. Ведь это осень, муза.

Владимир Набоков, "К музе", 1929

Живопись: Ирина Крадажан, "Ночь за окном", 2007

Реклама https://t.me/IQbsRD3PH3M5ODY6/s/1037

Владимир Маяковский
«Я счастлив!»

Граждане,
      у меня
          огромная радость.
Разулыбьте
      сочувственные лица.
Мне
  обязательно
        поделиться надо,
стихами
    хотя бы
        поделиться.
Я
 сегодня
     дышу как слон,
походка
    моя
      легка,
и ночь
   пронеслась,
        как чудесный сон,
без единого
      кашля и плевка.
Неизмеримо
      выросли
          удовольствий дозы.
Дни осени —
      баней воняют,
а мне
   цветут,
       извините, —
           розы,
и я их,
   представьте,
          обоняю.
И мысли
    и рифмы
         покрасивели
                и особенные,
аж вытаращит
        глаза
           редактор.
Стал вынослив
        и работоспособен,
как лошадь
      или даже —
            трактор.
Бюджет
    и желудок
         абсолютно превосходен,
укреплен
     и приведен в равновесие.
Стопроцентная
        экономия
             на основном расходе —
и поздоровел
       и прибавил в весе я.
Как будто
     на язык
         за кусом кус
кладут
   воздушнейшие торта —
такой
   установился
         феерический вкус
в благоуханных
        апартаментах
                рта.
Голова
   снаружи
        всегда чиста,
а теперь
    чиста и изнутри.
В день
    придумывает
          не меньше листа,
хоть Толстому
       ноздрю утри.
Женщины
     окружили,
          платья испестря,
все
  спрашивают
        имя и отчество,
я стал
   определенный
           весельчак и остряк —
ну просто —
      душа общества.
Я
 порозовел
      и пополнел в лице,
забыл
   и гриппы
       и кровать.
Граждане,
     вас
       интересует рецепт?
Открыть?
     или…
        не открывать?
Граждане,
     вы
       утомились от жданья,
готовы
    корить и крыть.
Не волнуйтесь,
        сообщаю:
             граждане —
                  я
сегодня —
     бросил курить.

1929 г.

Ты укрой меня снегом, зима,
Так о многом хочу позабыть я,
И отринуть работу ума.
Умоляю тебя об укрытии.

Одолжи мне, зима, одолжи
Чистоты и отдохновения,
Бело-синих снегов безо лжи.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу тебя об одолжении.

Подари мне, зима, подари
День беззвучный, что светит неярко,
Полусон от зари до зари.
Мне не надо богаче подарка.

Поднеси мне, зима, поднеси
Отрешенности и смирения,
Чтобы снес я, что трудно снести.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу у тебя подношения.

Ты подай мне, зима, ты подай
Тишину и печаль сострадания
К моим собственным прошлым годам.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу у тебя подаяния.

Эльдар Рязанов

В последний месяц осени,
На склоне
Горчайшей жизни,
Исполненный печали,
Я вошёл
В безлиственный и безымянный лес.
Он был по край омыт
Молочно-белым
Стеклом тумана.
По седым ветвям
Стекали слёзы чистые,
Какими
Одни деревья плачут накануне
Всеобесцвечивающей зимы.
И тут случилось чудо:
На закате
Забрезжила из тучи синева,
И яркий луч пробился, как в июне,
Как птичьей песни лёгкое копьё,
Из дней грядущих в прошлое моё.
И плакали деревья накануне
Благих трудов и праздничных щедрот
Счастливых бурь, клубящихся в лазури,
И повели синицы хоровод,
Как будто руки по клавиатуре
Шли от земли до самых верхних нот.

Арсений Тарковский, 1978, из книги "Зимний день"

Живопись: Peter Barker, "Last Leaves", 2015

Просыпается тело,
Напрягается слух.
Ночь дошла до предела,
Крикнул третий петух.

Сел старик на кровати,
Заскрипела кровать.
Было так при Пилате,
Что теперь вспоминать?

И какая досада
Сердце точит с утра?
И на что это надо —
Горевать за Петра?

Кто всего мне дороже,
Всех желаннее мне?
В эту ночь — от кого же
Я отрекся во сне?

Крик идет петушиный
В первой утренней мгле
Через горы-долины
По широкой земле.

Арсений Тарковский, 1976
из книги стихов "Зимний день"

Иван Крамской, "Старик-крестьянин", 1876

Если б мои не болели мозги,
Я бы заснуть не прочь.
Рад, что в окошке не видно ни зги,—
Ночь, чёрная ночь!
В горьких невзгодах прошедшего дня
Было порой невмочь.
Только одна и утешит меня —
Ночь, чёрная ночь!
Грустному другу в чужой стороне
Словом спешил я помочь.
Пусть хоть немного поможет и мне
Ночь, чёрная ночь!
Резким, свистящим своим помелом
Вьюга гнала меня прочь.
Дай под твоим я погреюсь крылом,
Ночь, чёрная ночь!

Николай Рубцов, "Ночное"
из стихотворений 1967-1971, не включавшихся в прижизненные сборники

Графика: Людмила Капитонова, "Ул. 1-ая Пушкарная", 2018