Говорит Вадим Жук

Давай увидимся, когда придёт зима.
Для рыбаков настанет лов подледный,
Зажжёт свои экраны синема
Картиною с участием Холодной.

Январь насыпет крошками янтарь,
Шутихи засверкают над Невою,
Возвышенный над улицей фонарь
Кивнёт городовому головою.

На думской башне важные часы,
Не торопясь отметят полдень гулкий,
Возьмём пол-фунта швабской колбасы
С ребристой золотой французской булкой

Взамен обеда.Тихий разговор
С вареньем из лиловой крымской сливы
Прозрачный ломоносовский фарфор,
И чайных ложек перезвон игривый.

На острова? Пусть будут острова.
Мотор и сумерки. И эти дамы ломки,
Как будто бы ожившие слова
Недавно нашумевшей «Незнакомки».

К тебе? Нет, лучше всё-таки ко мне;
Такой знакомый шум воды из ванной,
Твой силуэт начерчен на стене,
До неправдоподобия желанный.

Потом опять настанут холода,
Век прогрохочет, как пустые бочки.
И ничего не будет, никогда,
О чём накуковали эти строчки.

16 11 20

Дай мне на завтрак чего-то печального,
Раз уж опять выходной,
Круглого дай мне и вместе овального
Вроде планеты родной.

Дай мне чего-нибудь, как на обочине
Рейса Венера - Сатурн.
Чтобы изломано, чтоб скособочено,
Чтобы на стыке культур.

Что-нибудь вроде свиданий под вязами,
Чтоб навсегда - на часок.
Чтоб на слюнявчик ,сестрою подвязанный,
Детский крошился песок.

Дай свежескошенного, некошерного,
Имени Трёх Пескарей,
Дай беспримерного, дай безразмерного,
Из мексиканских морей.

Дачной любви с чёрно-белою плёнкою,
Мятных конфет на развес.
Джаза с колонками, стада с бурёнками,
Озера с местной Лох-Несс.

Перед окном пролетают десантники,
В сквере затеялся бой.
Видишь - уже половина десятого,
Что же мы медлим с тобой?

13 11 21

Винегрет за четыре копейки
И пюре.Дорогая моя,
Нам отпели давно канарейки
Общежитского злого житья.

Там, где злые клопы уносили
Нашу кровь, дорогая моя...
Отучились. И в славе и силе
Разлетелись в чужие края.

Звон гитары глухой и разбойный,
Да стаканов агдамовый звон.
Там остался на рваных обоях,
Шестизначный ещё телефон.

Он в квартире звонил на Галерной,
Где мужья, кумовья, сыновья.
Где твой голос ночной и неверный,
Голос твой, дорогая моя.

Они жили ужасно. Их первый этаж
Был магнитом для швали и шелупони.
- Да бери, что хочешь. Потом отдашь,
Или не отдавай. Ты понял?
-Я понял.

У них вечно кто-то спал на полу,
Сразу головой и ногами к Востоку.
Найти в этом месте, скажем, иглу,
Всё равно, что искать её, подойдя к стогу.

У них были выеденные глаза
Цвета траченой бирюзы.
Она была , как выдоенная коза,
А он, как муж выдоенной козы.
У них ничего не было впереди
Кроме недопитой бутылки портвейна.

Но он прикасался к её груди,
Как Владимир Горовиц к клавиатуре "стейнвея".

7 ноября 18

От Троянских времён, от обмана-коня
Всю историю мы забываем.
Нам довлеет лишь злоба идущего дня -
Востроглазая, злая, живая.

Позабудь про Катынь, позабудь Аушвиц,
Всё пожрёт ненасытная бездна.
Мы живём , под собою не чуя страниц -
Всё написанное бесполезно.

6 ноября 18

Мы с песчаных откосов, на ходу успевая раздеться,
В стадо серых барашков и до самого дна.
И никто не сказал нам, что это последнее детство,
Что песок, и песчинка, и лодка, и бухта - одна.
Мы глотали года в молодом беспорядке,
Выжигало нам печень плохое сухое вино.
Взлёты этих качелей обязательно не повторятся,
Этот блюз, эта "Прима" и это объятье - одно.
Мы играли взахлёб, не спеша выходить на поклоны,
Нам казалось, что целый спектакль еще впереди.
Не заметив усмешки на кудрявых губах Аполлона,
Видя в зале аншлаг и не зная, что зритель один.
И теперь, когда жмутся от холода голые клёны,
Когда самоубийцы выходят считать этажи.
Отойди от окна и шепчи своим ртом раскалённым:
- Не последняя! Нет! Я узнал! - предпоследняя жизнь....

5 ноября 18

Старый пёс бежит вдоль глухих заборов.
То есть, он думает, что бежит.
Еле двигается.Слышит обрывки разговоров.
Еле слышит. Потерял обоняние. Дрожит.

Серый день мелким дождиком выткан
Он ступает в свои следы,
Не находит свою калитку.
Даже не ищет. Уже не хочет еды.

Путается. Пугается. Сердце. Давление.
Глазами полными слёз
Не может прочитать объявление:
“Пропал пёс».
2 ноября 23

C ЧУЖОЙ СТРОКОЙ

В кашне, ладонью заслонясь.
Сквозь фортку крикну детворе:
Какое, милые , у нас
Тысячелетье на дворе?
Б. Л. П.

Отрада сердцу, пир для глаз,
В окошко гляну в ноябре:
Какое ,милые, у нас
Тысячелистье на дворе!

Но страшен день и страшен час
И строк рассыпано каре;
Какое, Господи, у нас
Кровопролитье на дворе.
31 октября 23

И дорога, и река, и дева,
За верстою лепится верста
Долгого полынного распева,
Волглого былинного холста.
Неохватна взором панорама -
Храм растёт, сторожка, краснотал.
Что ответил Пушкин Мандельштаму,
Что Есенин Фету нашептал?
Крутит тучу вихрь над деревушкой,
Словно в пальцах блюдечко спирит.
И молчит ,отчаявшись ,кукушка,
И беда с бедою говорит.
28 10 17

С известною мерой интима
В негласном согласии будь –
Про плечи сказать допустимо,
И вроде неловко про грудь.
А взгляд пробирается дальше,
Тупое молчанье храня.
Проходит, краснея от фальши,
И вот уже –здрасьте! – ступня.
Но всё в тебе требует слова,
Не только касаний одних.
И всё к описанью готово,
И дышит и просится в стих.
Ах, милая, речка, ракушка!
Словарь мой и весел и чист.
А то, что подглядывал Пушкин?
Так он же дитя, лицеист.
26.10.

Зашёл бы ты. Вдвоём в пустой квартире
Мы сядем у стола - к строке строка.
И я картошку нам сварю в мундире
Тенгинского пехотного полка.

Поговорим о женщинах, о зреньи
Балетных ос, о тропах в пустоту.
Клянусь, ни одного стихотворенья
Я не прочту.

Мы вправе выбирать, мы наравне с веками,
Пусть с нами Мышлаевский, Швейк, Ноздрёв,
А Герцен с Достоевским пусть не с нами
И Огарёв.

За бусы мамины! За папину пилотку!
За нищенские детские мечты!
За ялтинскую ночь! За эту водку!
Зашёл бы ты! Зашёл бы ты. Бы, ты...

21 10 20

УНЕСЁННЫЕ ПУТИНЫМ

Унесённые Путиным делают вид,
Что они прижились. Или прижились на самом деле
Видят непривычный зрению вид,
Проснувшись в чужой земле, как в чужой постели.

Пытаются смыть со щёк несмываемый лейбл.
Разводят руками : мы то чего?
Вивьен Ли ,Кларк Гейбл
Маргарет Митчелл.

Унесённые Путиным учат чужой хлеб,
Неделя, месяц, другой. Уже не горек.
Начинают разбираться в бухле.
Одежда дешева. Проезд дорог.

Папа, помолчи, это ты там ветеран.
У мамы кончился лозап. У всех кончаются нервы.
Сам собой в ванной сломался кран.
А это семьдесят евро.

Двести долларов. Сто сорок шекелей.
Четыреста лари.
Что-то мы промылили, что -то мы прощёлкали,
Процеловали.

Унесённые Путиным переживают за кота,
Глаза с каждым днём грустнее, шерсть тусклее.
Воздух ему не тот? Вода не та?
Молчит , будто наелся клею.

В английском языке почти полмиллиона слов.
Кому здесь нужна диссертация про Васнецова?
Я просто спросил - какое сегодня число,
Ты снова начинаешь? Это я снова? Это ты снова.

Колпашников переходит в Ленком.
Украли Кремль. Открыли сезон. Закрыли «Эхо».
Он мудак! Он жил мудаком и помрёт мудаком!
Почему Чехов? Какой Чехов? При чём здесь Чехов?

Несгораемо, неопалимо,
Даже больше, чем просто " люблю":
"Ты картошку солила?" - " Солила".
" Не солила? Я сам посолю"

Далека ещё грозная полночь,
Переласканный тянется кот,
И телевизионная сволочь
Вечной жизни рекламу поёт,

На бутылке неяркие блики,
Перекличка домашних примет.
И мы всей нашей дикой, великой,
Несмолкаемый русский дуэт.

И по всей безалаберной милой,
В безобразьи, в любви, во хмелю,
" Ты картошку солила?" - "Солила."
" Не солила? Я сам посолю.".

От гудка подрагивает осень,
У причала стынет теплоход,
Поматросил городок и бросил,
И сейчас к другому поплывёт.
Только на мгновенье были вместе
Теплоход, гудок и городок.
Перистое облако повесил
Желтоватый будничный денёк.
Ветер рыщет пушкинской волчицей,
Говорок скучает областной.
Неужели что-нибудь случится,
Неужели что-нибудь - со мной?

8 10 18

Стишок все маялся хромал,
Шел по бумаге, как по кочкам,
И сам себя не понимал -
То сам себе казался мал
И собственный размер ломал,
То удивлялся лишним строчкам.
Дышал, кокетничал, мычал,
Словам свиданья назначал,
Но обманул и не явился,
Пять-шесть придумывал начал
И на седьмом остановился.
Зачем он пишется не знал,
И спотыкался о порожек,
То нимба требовал, то рожек,
Чуть позже сам себя догнал,
И вдруг откуда-то, о Боже,
Взял эротический финал -
Какой-то ежик между ножек!

6. 10. 15.

Теперь живу день ото дня
Топчусь вернее.
А все херня, херня,херня
Херни хернее.

Безумный Цезарь растерял
Все шестерёнки.
Вокруг доносчики царят
И цезарёнки.

Пока ещё жуём не жмых,
В башке силлабы,
Но загоняют в ров живых
Копровой бабой.

Заходит в магазин Му-Му
Купить бананы.
А там не зримы никому
Левиафаны.

Ведёт меня в цветущий сад
Мой навигатор.
А в том саду варан сидят
И аллигатор.

Ни Пирогов , ни Айболит,
И ни Живаго.
Но доктор Смерть за мной следит
Из саркофага.

Лицо ладонью заслоня,
Я леденею.
Вокруг херня, херня, херня
Херни хернее.

2 июня 23

Ах, бывало времечко-
Был судьбе угоден.
Да просох на темечке
Поцелуй Господень.

И удача прячется,
Словно мышка в норке,
Милая артачится,
В прикупе семёрки.

Где ты пастораль моя,
Где танцует Ванга
С важным Нострадамусом
Роковое танго?

Горизонты застили
Глыбы небоскрёбы,
Звёзды занапастили
Оба злобных Глобы.

И не лепо бяшети -
Отлетело слово.
Вы платком не машете
Цвета голубого.

Укатилось времечко -
Белый пароходик.
И просох на темечке
Поцелуй Господень.

4 октября 20

Институт городских сумасшедших
Сходит на нет.
Где этот неповторимый букет
Дикой одежды, небритых щёк, отношений
С миром, выкроенных по единственному лекалу?
Где этот июльский малый
С жёлтым батоном,в зимнем пальто?
Тётка с куклой? Всё это горькое шапито?
Может, остались хоть деревенские дурачки,
Слюнки пускающие в кулачки?
Но главное! Даже не знаю, кого винить,
Думу , вселенское потепление, доступность алкоголя?
Перестали рождаться мальчики, призванные говорить:
- А КОРОЛЬ-ТО ГОЛЫЙ!
29. 9. 18

⁃ Ты зимы-то не боишься? На-ко валенки.
⁃ Ничего, - грит, аж от перьев пар валит.
Да и бьёт по деревянной наковаленке
И сосну свою кормилицу хвалИт.

Ах ты дятел-передятел заколдованный,
Черно- красная головушка , сексот.
На сосне своей у леса арендованной
Молоточит, жукофобствует, поёт.

Пусть ,когда совсем умру, я стану маленький,
Потеряю и значенье и учёт.
Пусть наш кот до деревянной наковаленки,
До дупла меня в зубищах дoвлечёт.

Там темно, там никакие допускаются
Свечи, факелы, лучины, фонари.
Но сосна растёт, до неба поднимается,
Вместе с дятлом и со мной себя внутри.

29 сентября

ПУШКИН - ЖЕНЕ

Чёрт догадал меня родиться в Трое
0днажды под стеною у меня,
Явилось тело дивного коня
С не до конца соструганной корою.
Чёрт догадал меня родиться в Трое.

Чёрт догадал меня родиться в Риме.
Семнадцатым мое стило
Под сердце Каю Юлию вошло.
Потом я был убит другими.
Чёрт догадал меня родиться в Риме.

Чёрт догадал в Ерушалаиме родиться.
Я в праздничной толпе, как весь народ
Орал «Распни его!», разинув мокрый рот.
Во всех морях теперь мне не отмыться.
Черт догадал в Ерушалаиме родиться.

Чёрт догадал родиться в Нидерландах.
В Лапландии, в Америке, в Париже,
В верховьях Амазонки, малость ниже,
В Карпатах, в Кордильерах, в Андах.
С душой родиться и с талантом.

Да, собственно, в любом краю земли.
С душой. С талантом.
Пушкин - Натали.

11 июня 22

Я чего-то трещал. Мол, куда все бегут?
Кто-то должен остаться в гостиной и детской.
А теперь говорю - побежали? - зер гут -
На несвойственном мне разговорном немецком.

Я, признаться, совок.Хоть бывают совкей.
Сам расстаться не в силах с привычным и близким.
А кто может, конечно же , плиз и окей,
На отличном и литературном английском.

И сжимая синичку в бессильных руках,
На узбекском, на хинди, на гордом иврите,
И на всех неосвоенных мной языках,
Я кричу вам сквозь слёзы - кто в силах - валите.

24 сентября 22

PRO ET CONTRA

1
Да возвращайся ты взад.
Никаким ты чекистам не нужен.
Сам себе ты придумал ад
Беспощадных орков с оружием.

Сам себе городил причины,
По которым пришлось тебе выселиться,
Сам себе рисуешь личины
Палачей твоих личных у виселицы.

В Сандунах здесь по прежнему жарко,
А зимою снега не стаивают
И с высокой грудью доярки
Для тебя простоквашу надаивают.

И работа ждёт, и достаток,
И покой ,и блины на масленицу.
Посчитаешь по-русски до ста ты,
И уснёшь, как фигурка каслинская.

Сном чугунным и вместе радостным,
Очищающим от сомнения.
Вспоминая свою эмиграцию,
Как проклятье и недоумение.

2.
Не возвращайся. Учи глаголы
Во всех возможных временах.
Забывай детский садик, школу,
Любимую в ватных штанах.

Винты мента. Уроки мужества,
Штык Останкино. Думские улыбки.
Плавающую в лужице
Сказку о золотой рыбке.

Поле в васильках. Реку в агонии.
Щели в полу. Потолочную течь.
Научись в метровагонах
Не слышать русскую речь.

Смело шути: Небоскрёб твою мать.
Болей за чёрных баскетболистов..
Кому-нибудь непременно донать,
Чтобы хватило хоть на один выстрел.

Когда-нибудь, когда ты ещё не помер,
Съезди на Родину. И от смеха балдей,
Когда в отеле будут звонить тебе в номер
Предлагая блядей.

Если глянуть - много ли добра ли?
Всё под корень выпололи чисто -
Тайны символисты разобрали,
Вещи и предметы акмеисты.

Разобрали, в узелки связали -
Футуристы будущего громы,
Образы имажинисты взяли,
И обериуты насекомых.

То-то нас по жизни проманежили,
Нам-то что досталось, что осталось?
Только полные ладони нежности,
Только грудь сжимающая жалость.

Отчаянные крики бабьи.
В коросте и тряпье луна.
Покрылся темно-серой рябью
Наш Неверморканал.
Течет извилист, топит илист,
Но дна вовек не досягнуть,
Мы сами вырыть торопились
Наш гореходный путь.
Мы сами громоздили вышки,
И укрепляли берега
В земле ютились, ели шишки,
И славили врага.
Над нами Ирод инженерил,
Нас голод на работу гнал,
И песни чудные звенели,
Про Неверморканал.
Над ним всегда багрово ярок,
Бессонный Марс горит.
В нем из русалок и овчарок
Составился гибрид.
И говорить теперь не надо,
Что ты других не знал.
Твоя вода, твоя отрада,
Твой Неверморканал.

5 октября 17

Покуда лес не стал опилками,
Покуда корни и листва.
Я расчерчу его тропинками,
Я нашепчу ему слова.

Я обниму его, как женщину,
Собрав в охапку, целиком;
Берёзу эту - деревенщину,
Сосну с зелёным хохолком.

Щебечущее и шуршащее,
В кругу всегдатошных забот,
Такое голое под плащиком
Осенних пышных позолот.

Не плащик даже - распашоночка.
К слепой зиме на полпути.
Такое нежное беспомощное,
Что лишь руками развести.
18 cентября 23

России не пристало торопиться
Прекрасное должно быть величаво.
Она взлетает тяжко-белой птицей,
«Титаником» отходит от причала.

И ход её величествен и страшен
На нефти вязкой да на тяге крысьей;
Она несёт комок кремлёвских башен
В свои доисторические выси.

Она себе до цента знает цену,
Вся толстая и многовековая.
Она идёт, как Зыкина со сцены,
Несметными богатствами сверкая.

17 сентября 22

В СЕНТЯБРЕ

Темнота отражается в тёмном пруду,
А луны и деревьев ни штуки.
И куда я иду и зачем я иду,
Вопреки медицинской науке?

Я же болен , мне чаю и полный бай-бай
В окруженьи встревоженных грелок.
А я в тапках домашних иду, раздолбай,
И пугаю беременных белок.

А берёзки, Василий Макарыч, увы,
Не невесты, но горькие вдовы.
И звенит мелочишка осенней листвы
Над жизнишкой моей ерундовой.

Хоть бы пил, хоть бы крал, хоть бы женщин менял,
Как Мороз Красный Нос рукавицы.
Никого из меня, ничего из меня,
Только буквы на белой странице.

А ведь мог бы… Не мог бы. И неча жалеть,
Если сам мимо струн, мимо клавиш.
Око ищет овраг, где смешней околеть,
Где последний автограф оставишь.

В дуплах любят и спят. В муравейниках спят.
Но глубоких раздумий мыслитель
Мой знакомый таджик говорит мне: «Билят,
Для чего вы так сильно грустите?
Я в журнале читал интересный обзор
Там стихи упомянуты ваши.
Ничего, что он стар, ваш железный забор,
Я его свежей краской покрашу».

Он прекрасен и смугл, как неведомый бог,
Он крыльцо мне починит на сдачу.
Он вернул меня к жизни.
«Рахмат, Файзуллох».
Ночь. Калитка. Гортензии. Дача.

15 сентября

Хоть не смотри и не читай.
Идёт на Сербию Китай.

У каждой ГЭС или АЭС
Своя заводится Лох-Несс.

В Москве, как Ферапонт предрёк,
Канат протянут поперёк.

Покрашен белым Белый дом
И узнаваем стал с трудом.

Вооружён , как боевик,
Берёт Рублёвку борщевик.

И над Кремлём метеорит
Прощальным пламенем горит.

Идёт Державин в епанче
И Ходасевич на плече.

А на иконе по семь раз
За день лицо меняет Спас.

10 августа

Тысячу лет назад. На Севере. Нет, в Сибири.
Кажется, был сад. Помнится, в нем любили.
Нет, это был лес. Жалостный ствол березы.
Золото сыплет Крез. Завтра грядут морозы.
О, это был парк. Камни. Разлив залива.
Шел от воды пар. Как ты была красива.
Да, это был.. Был... Да это было, было.
Ветер все выл, выл. День пролетал серокрылый.
Милая шла ночь. Меркли в домах окна.
Все, что на нас - прочь.Током нас било, током!
Тысяча лет прошла. В Сибири... Нет, на Урале..
Помнится, жизнь была. Видимо, нам наврали.

Я заигрался. На дворе темно.
Всё, чем играю, предо мной разложено.
Вот чёрно –белые костяшки домино
На негативы черепов похожие.
Шлагбаум планок орденских отца,
Детали отписавших авторучек,
Обломок от портьерного кольца
От проданного пианино ключик.
Всё розное. Не дружная семья,
В которой всё друг друга дополняет.
И только лишь фантазия моя
Их объясняет и объединяет.
Родителей нет дома. Во дворе
Заводят мотоцикл безуспешно.
Мне хочется не быть в моей игре,
Но ключик в портсигар несёт депешу,
Ломая строй сдаётся домино,
Змеёй верёвка тянется на сушу
И мир непозволительно иной
Девятилетнюю терзает душу.
В какой момент он стал тебе чужим?
Ведь ты его творец, его хозяин!
Но заоконный мрак неудержим
и через подоконник заползает.
И мотоцикл перестал рычать.
Забыто всё – кровать, уроки, ужин.
И лучше затаиться и молчать,
А крикнешь – будет хуже ,только хуже.
22 11 17