Дмитрий Гаддар
«СВЕТКИН ПРАЗДНИК»
Рождественский сказ
Жила-была на свете обыкновенная Светка. И как было положено ей, сызмальства Светка настойчиво лишала себя любви. То есть запрещала себе любить тех, кого по фундаментальным заветам несчастных любить было не положено.
А кого было положено любить, у Светки любить уже не получалось. Изображать доброту и радушие в отношении с теми, кого Светка была обязана любить, она могла, но счастья при этом не испытывала никакого. Ничего. Напротив, вопреки советам несчастных от этой «обязательной любви» ей с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Но за неимением ничего другого она, как и многие другие, принимала это тошнотворное «ничего» за жизнь.
— Жизнь же возникла из «ничего», — говорили ей. — Ну вот и ничего, живём как-то. Просто будь, как все, в этом «ничего», ведь ничего не поделаешь, жить-то как-то надо.
Надо... Надо?
А в тёмных глубинах Светкиной души разгорался робкий свет божественного несогласия с этим «ничего», с этим вменённым ей концептуальным ничтожеством.
И вот как-то в канун нового года в череде серых будней своей бесцветной жизни она встретила его.
Посреди суетливой метели она запнулась о его неожиданно сострадательный взгляд. Будто бы это не он был калекой в военной форме, сидящим на заснеженном тротуаре, а они, гражданские, спешащие из ниоткуда в никуда, озабоченные поддержанием статуса своего жизненно важного «ничего».
Светка смутилась. Остановилась. Достала денежку из кошелька и опустила её в мятый пластиковый стаканчик.
Боец кинул на Светку свой пронзительный взгляд, как будто в душу выстрелил.
— С Рождеством, сестрёнка!
— Рождество же ещё не наступило.
— Рождество, сестрёнка, это не дата, а состояние духа.
— Какое?
— Праздничное.
— То есть?
— Счастье быть.
— Просто быть?
— Ах, если бы... Быть это очень и очень непросто. Гораздо проще казаться человеком, чем быть им. Тебе же это, сестрёнка, знакомо, не правда ли?
Светка зарделась. Стыдливо опустила глаза и робко скомкала:
— А что значит быть?
— Быть — значит любить!
Светка стушевалась окончательно.
— Любить?
— Да. Любить. Любить этот мир и всех, кто в нём живёт. И близких, и далёких. И своих, и чужих. И друзей, и врагов...
— А это вообще возможно?
— Говорят, что да.
— Кто?
— Святые. Говорят, что миру без Любви — конец.
Светка задумалась.
— Значит получается, что Рождество это...
— Непрерывный праздник Любви.
Они замолчали. Ветер стих. И крупные снежинки, поблёскивая в свете фонарей, торжественно несли с небес своё хрупкое божественное великолепие.
— Ну тогда и тебя с Рождеством, братишка!
— Даниил.
— Светлана.
Она присела рядом и поправила покосившийся стаканчик. Боец заметил её взгляд:
— Это я не себе. У меня всё в порядке. Это я, дабы испить полную силу подаяния, принимаю целебную силу смирения, — он светло улыбнулся. — Учусь любить людей. Душа требует. А сострадание, сестрёнка, и есть пища души человеческой. А деньги для бабушки. Вон для этой маленькой, что с цветочками стоит. Ей действительно они очень нужны.
Они ещё много говорили о разном. Даже о том, о чём молчать боязно. Он рассказывал ей о своих боевых товарищах, сражавшихся за светлое будущее таких вот Светок. А она о позабытых детских мечтах, что вдруг вспомнились хором. Они сидели на поребрике тротуара, как на заснеженной паперти, и беседовали.
И у Светки в этот зимний вечер случилось Рождество! Она ощутила в себе сладкое состояние праздника!
Посреди фатально-пагубного «ничего» в её душе родилось что-то. Что-то живое и настоящее, чему она не могла найти определений, какое-то волнительное предчувствие настоящего счастья.