Уравнение оптимизма

В одном из хорошо известных исследований Саймон, Эдер и Эванс в течение трех лет вели наблюдение на среднем Западе за развитием эмоциональных норм у девушек-подростков из средней школы. Исследователи обнаружили, что юные девушки используют поддразнивание, сплетни и ссоры как способы социализации или усвоения «подходящих» чувств: «Следует иметь романтические чувства только к одному человеку противоположного пола» или «Не следует испытывать романтических чувств к парню, который уже встречается с кем-то другим». Например, такое выражение привязанности к подруге (человеку того же пола), как игриво присесть к ней на колени, может быть встречено с мягкой насмешкой («Ты точно не мой тип») или дразнящим хором вздохов «о-о-о!», намекающим на гомосексуальные отношения. Девочки, чей физический внешний вид или поведение обнаруживают недостаток интереса к мальчикам, уничижительно обзываются странными, «розовыми» или пацанками. Романтические чувства к мальчикам поощряются. Иногда группы сверстниц открыто обсуждают свою коллективную привязанность к одному мальчику. Однако как только одна из девушек этой группы начинает активно его добиваться или вступает в отношения с этим мальчиком, ни одна из подруг не сможет продолжать выражать чувства к нему, не подвергаясь санкциям.

Во взрослых отношениях эмоциональная девиация также имеет определенные последствия. Например, «нервное» поведение подозреваемого при даче показаний может быть понято присяжными как признак того, что он лжет; сдержанное или равнодушное поведение, с другой стороны, может рассматриваться как недостаток раскаяния или отсутствие совести. Жертвы, которые выражают чувства несоразмерно событию – недостаточно потрясены тяжким преступлением и слишком потрясены не тяжким преступлением, – зачастую менее благосклонно воспринимаются присяжными. Представьте себе финансового советника, который проявляет признаки зависти при виде больших денег своих клиентов: «О, пусть мой пенсионный счет будет таким же большим, как Ваш! Вам повезло получить такие деньги по наследству». Финансовые советники, которые, не стесняясь, нарушают нормы выражения зависти, могут поставить под вопрос доверие клиента и способность соблюдать правила этикета. Такой работник быстро потеряет своих клиентов или по крайней мере получит меньше положительных рекомендаций.


Скотт Харрис
Приглашение в социологию эмоций

Эмоциональные нормы вездесущи, хотя часто невидимы

Трудно начать изучать социальные нормы, поскольку мы обычно их не замечаем. Когда друг разговаривает НЕМНОГО ГРОМЧЕ ОБЫЧНОГО или стоим ближе обычного – именно тогда мы осознаем, что мы и наши собеседники подчиняемся трудноуловимым ожиданиям, о которых мы обычно не задумываемся. Это верно и в случае эмоциональных норм. Когда кто-то благодарит нас за небольшую услугу, мы это едва замечаем. Но наступает «мертвая тишина», когда благодарность не последовала. Если вы когда-нибудь открывали дверь для группы людей, которые при этом совершенно не замечали вас, то вы, наверное, понимаете, что я имею в виду.

Эмоциональные нормы «становятся видимыми в те моменты, когда они нарушаются»

К примеру, выражения зависти должны максимально контролироваться. Друг, который постоянно говорит вам: «Я хочу выглядеть так же хорошо, как и ты!», – скорее всего, нарушает общепринятое правило о неприемлемости выражения завистливых чувств, если высказывание, конечно, не носит эксцентричного характера, а делается раздосадованным тоном.

Иногда мы подспудно осознаем эмоциональные нормы, когда понимаем, что наши собственные чувства рискуют оказаться неприемлемыми. Как пишет Хокшилд, люди испытывают что-то вроде «укола» всякий раз, когда есть несоответствие между тем, что они действительно чувствуют, и тем, какие чувства от них ожидаются. Например, на вечеринке в канун Нового года нормой является то, что люди будут радоваться, улыбаться, дудеть в бумажные рожки и обнимать окружающих, как только часы пробьют полночь. Участники вечеринки, которые находятся в сонном или пессимистическом настроении по поводу уходящего времени или испытывают дискомфорт, находясь с другими людьми, испытывающими радостное настроение, вероятно, не настроены на эмоциональный тон сборища (gathering). Поэтому они могут сами себя внутренне подбадривать: «Давай! Тебе должно все это нравиться!».

Поскольку эмоциональные нормы обычно принимаются на веру, их довольно трудно обнаружить. Но чем больше вы практикуетесь, тем легче сможете применять это понятие к анализу происходящего. Задача заключается в том, чтобы а) выделить специфические условия или социальное взаимодействие и б) представить эмоциональную реакцию (или наблюдать реальную), которая окажется неподходящей, аморальной или культурно «неестественной» для большинства людей, которых вы знаете.

Эмоциональные нормы приводятся в действие участниками взаимодействия посредством сильных и слабых санкций

Полицейские применяют санкции, например, штраф за превышение скорости, когда останавливают нас за нарушение правил на дороге. Эти санкции служат наказанием и механизмом, удерживающим от нарушения закона. Такая же, но немного менее формальная, «полиция взаимодействия» начинает действовать, когда дело доходит до имплицитных правил, регулирующих эмоции.

Наши собеседники могут использовать целое разнообразие стратегий, чтобы приводить в действие социальные и эмоциональные нормы. Люди могут одаривать нас неодобрительными взглядами или замечаниями; они могут разрушить нашу репутацию, распуская о нас сплетни. Остракизм – это максимально сильная санкция, которая может применяться за нарушение эмоциональных норм. Человек, который признается «слишком нервным» или «никогда не бывает счастливым», может не найти друзей, супруга(у) или иметь проблемы в общении с родственниками. В конце концов может быть задействовано даже экономическое давление. Следствием эмоциональной девиации могут стать низкие возможности на рынке труда или отсутствие финансовой поддержки собственной семьи. Несвоевременное выражение неприемлемых эмоций – тревоги, фрустрации или даже шутливого настроения – может способствовать провалу на собеседовании при приеме на работу.

Реальная, то есть «видимая» рыночная, и «невидимая» домашняя экономики тесно взаимосвязаны. В них задействованы одни и те же люди – взрослое население страны, состоящее из мужчин и женщин трудоспособного возраста. Главное сходство этих двух экономик состоит в том, что их основу составляет труд, а важнейшее различие – кто и сколько трудится в каждой из этих сфер.

Цель моего выступления состоит в том, чтобы на примере гендерного разрыва в оплате труда показать отрицательные последствия для гендерного равенства сверхзанятости женщин в «невидимой» экономике. В сфере реальной экономики мужчин и женщин примерно поровну (51 и 49%, соответственно), но средняя рабочая неделя мужчин на 1 час продолжительнее, чем у женщин. А если аналогичный расчет сделать для «невидимой» домашней экономики, то окажется, что женщины в ней за неделю (в будни) отрабатывают в среднем 15,8 часа, а мужчины – 6,3 часа. Следовательно, в «невидимой» экономике «рабочая неделя» женщин на 9,5 часов длиннее, чем у мужчин.

Официальная статистика бюджетов времени показывает, что на домашний труд женщины ежедневно тратят 3 часа 10 минут, а мужчины 1 час 16 минут, то есть в 2,5 раза меньше. Таким образом, в будние дни женщины трудятся в реальной экономике в среднем на 12 минут меньше, чем мужчины, а в «невидимой» домашней экономике на 2 часа больше, чем мужчины. Такая глубокая асимметрия участия женщин и мужчин в «невидимой» домашней экономике является показателем высокого уровня гендерного неравенства в семейной сфере.

Материальная оценка «видимого» и «невидимого» труда в обществе принципиально отличается: видимый труд оплачивается, а невидимый – нет, и как следствие, социальный престиж и статус домашнего труда невысок. Например, если в реальной экономике много и успешно трудиться, то можно сделать карьеру, занять руководящий пост и получить высокую зарплату. В «невидимой» экономике все наоборот – чем больше времени и сил ей отдавать, тем меньше шансов будет на карьеру, высокую должность и зарплату. Таким образом, сверхзанятость женщин в «невидимой» экономике отражает не только гендерное неравенство в семейной сфере, но также усиливает гендерное неравенство на рынке труда и в обществе в целом. Собственно, в этом приумножении гендерного неравенства во всех сферах и состоят видимые отрицательные последствия «невидимой» экономики для положения женщин в обществе.

Безусловно, на общие показатели гендерного неравенства (ГН) в стране влияет не только несправедливое разделение труда в семейной сфере. Не менее важны дискриминация и сегрегация на рынке труда, а также устаревшие гендерные стереотипы о месте и роли женщин в обществе и др. Однако в контексте данного выступления нас интересует в основном экономическая сфера, а одним из важнейших индикаторов экономического гендерного неравенства является разрыв в оплате труда женщин и мужчин в реальной экономике. Негативное влияние высокой занятости женщин домашним трудом на их экономическое (зарплата, доход) и социальное (статус, власть) положение в обществе подтверждается многими исследованиями.

Причем это не только российская, но и общемировая проблема. Например, в исследовании «Экономика гендерного разрыва в оплате труда», проведенном правительством Австралии в 2019 г., оценивался удельный вес факторов, формирующих гендерный разрыв в зарплате мужчин и женщин. Было установлено, что наибольшее влияние на гендерный разрыв в оплате труда оказывают два рода факторов, которые почти на 80% обуславливают различия в зарплате женщин и мужчин. Во-первых, на 39% гендерный разрыв зависит от «дискриминации, гендерных стереотипов и предубеждений работодателей при найме персонала, а также при принятии решения об оплате труда женщин и мужчин». Во-вторых, «удельный вес факторов, относящихся к семье и детям, занимает также 39% гендерного разрыва в оплате труда». При этом в число «семейных» факторов исследователи включали не только неоплачиваемый домашний труд, но также перерывы в профессиональной карьере женщин в связи с рождением детей.


З.А. Хоткина
Видимые последствия «невидимой» экономики

Берясь за книгу, читательницы, по их словам, на время перестают служить членам своей семьи и погружаются в занятие, единственной целью которого является их личное удовольствие. Это позволяет каждой женщине заняться собой, создать для себя личное пространство в обществе, которое считает, что интересы окружающих есть ее интересы, и где бытует мнение, что женщина есть ресурс, всегда находящийся в распоряжении своих домашних. Таким образом, чтение несет и компенсаторную функцию, позволяя читательницам удовлетворять свои потребности, чего патриархальные институты и традиции воспитания сделать не в состоянии, хотя именно они эти потребности и создают.

Такой подход к чтению любовных романов, акцентирующий внимание на оппозиционном статусе этого занятия, которое дает женщинам возможность отвергнуть традиционные культурные требования и получить удовлетворение, несовместимое с ролью, предлагаемой им обществом, удивительно схож со взглядом на фольклорные традиции Луижи Ломбарди-Сатриани и Хосе Лимона.

<...>

Женщины, оставаясь в стенах своего дома, объединяются только символически и через посредников, в мало ценимой обществом сфере проведения досуга. Они не предпринимают никаких действий, чтобы сблизиться друг с другом, обойдя требования патриархальной культуры, которая настаивает, чтобы они не работали вне дома и не содержали себя сами, а существовали только в симбиозе с мужчиной, находясь под его опекой, как его собственность.

Коротко говоря, если взглянуть на любовный роман сточки зрения самих читательниц, вчьей системе взглядов институты моногамного брака и гетеросексуальности существуют как данность, его можно расценить как проявление слабого протеста и жажду перемен, вызванную неспособностью этих институтов удовлетворить потребности женщин. Чтение помогает им сначала осознать эту неспособность, а затем частично противодействовать ей. Отсюда проистекает утверждение участниц опроса, что чтение есть способ «утвердить свою независимость» и сказать окружающим: «Это мое время и мое пространство. Оставьте меня в покое».


Дженис Рэдуэй
Читая любовные романы: женщины, патриархат и популярное чтение

Your body, my choice

Когда Трамп был президентом, он назначил трех консервативных судей Верховного суда. В итоге это привело к отмене решения по делу «Роу против Уэйда» 1973 года.

По факту это стало концом федеральной защиты права на аборт. Штаты стали вольны сами принимать решения на этот счет, чем они и поспешили воспользоваться:

- 24 штата ограничили доступ к абортам, 14 из них запретили аборт даже в случаях изнасилования, инцеста и угрозы жизни женщины. К тюремному заключению на 99 лет и штрафу $100К за проведение аборта могут приговорить жещину, врача и всех медсестер.

- несколько штатов ввели запрет на аборты после шестой недели. В этот период женщина может еще не знать о беременности.

Результаты отмены

▪️ Кэнди Миллер. Штат Джоржия. Умерла дома. Она испугалась обращаться за медицинской помощью из-за запрета на аборт. У нее остались дочь и сын.

▪️ Эмбер Николь Турман. Штат Джорджия умирала в течение 20 часов. Ей было отказано в аборте, который мог спасти ее. У нее остался 6-летний сын.

▪️ Джоссели Барника. Штат Техас. Умерла после выкидыша, потому что врачи 40 часов откладывали ее лечение. У нее осталась дочь.

Что происходило в американском сегменте соцсетей после победы Трампа на выборах

➡️ В сети на X* на 4600% увеличилось количество упоминаний выражений:
- your body, my choice - твое тело, мой выбор
- get back in the kitchen - возвращайся на кухню

➡️ Пост Ника Фуэнтеса, подкастера, в сети X* «Твое тело — мой выбор. Навсегда» набрал 35 миллионов просмотров.
Your body, my choice. Forever.

➡️ В Facebook* фраза «твое тело, мой выбор» попала в тренды, и за 24 часа ее опубликовали 52 000 раз. Один родитель рассказал:
«Сегодня моей дочери трижды в кампусе сказали: «твое тело, МОЙ выбор». Друггая группа мальчиков сказала ей: «Сегодня спать с одним открытым глазом».
Today my daughter was told three separate times on campus ‘your body, MY choice.
‘sleep with one eye open tonight.

➡️ Количество постов об отмене 19-й поправки, выросло на 663% по сравнению с неделей до выборов.

➡️ 10 самых популярных на тот момент постов X* об отмене 19-й поправки, получили в общей сложности более 4 000 000 миллионов просмотров.

➡️ Часть сообщений в соцсетях содержала угрозы сексуального насилия в адрес женщин. Обнаружили 5 постов на X*, призывающих к созданию «отрядов по борьбе с изнасилованиями» или к «изнасилованию». Один из них набрал 18 000 просмотров и содержал фразу «твое тело — мой выбор».
“rape squads”
“rape”

➡️ Пост в сети Х* инфлюенсера Эндрю Тейта с заявлением: «Сегодня я видел женщину, переходившую дорогу, но не убрал ногу. Преимущество? У вас больше нет прав» набрал 688 000 просмотров менее чем за два часа.
I saw a woman crossing the road today but I just kept my foot down. Right of way? You no longer have rights.

➡️ Пост в сети Х* с заявлением «женщины угрожают сексуальными забастовками типа LMAO, как будто у вас есть право голоса» набрал 10 000 000 просмотров.
women threatening sex strikes like LMAO as if you have a say

Выводы?

На волне выданного агрессивному быдлу "разрешения" прогнозирую увеличение количества насильственных преступлений в адрес женщин, дальнейшее поражение женщин в правах, ухудшение финансового положения, увеличение смертности.


*Сети Х, Фейсбук - владелец компания Meta признана в России экстремистской и запрещена. И проклята.


Alena Iva

Фанфикшн в его современном виде — это определенная демократия чтения, реванш читателя, вырвавшего свое право на удовольствие из рук критика и издателя, а также из-под власти традиционно понимаемого автора.

Благодаря Интернету это страстное сотворчество читателей обрело не только возможность глобального распространения, но беспрецедентную видимость и открытость. Фанфикшн сегодня — это десятки тысяч людей по всему миру, которые непрестанно читают, пишут, комментируют, редактируют тексты и помогают друг другу советами, участвуют в литературных конкурсах и играх, заказывают друг другу излюбленные сюжеты и исполняют эти заявки, зарабатывают репутации, осваивают новые зоны удовольствия, такие как изобретение новых жанров/сюжетов в рамках одного фандома или освоение новых миров (переход в другой фандом) конкретным читателем.

<...>

Для русской литературоцентричной культуры, с ее пиететом перед классиками и «единственно верным» их прочтением, с культивированием школьной робости перед «великим текстом», само существование фанфикшн становится вызовом и имеет освобождающий эффект. Полагаю, говоря о том, что освобождение чтения и письма должно происходить одновременно, Ролан Барт был прав по отношению к чтению ничуть не меньше, чем по отношению к письму.

Когда Рита Фелски, со ссылками на Рикёра, говорит о литературе как об инструменте познания, о способе создания определенных конфигураций социального знания и способе мышления о мире, поначалу может показаться, что уж это-то точно не о фанфикшн, с его стремлением к описанию приключений в фантазийных пространствах и страстными романами между красивыми, умными, эмоциональными мужчинами. Но, конечно, дело обстоит ровно наоборот: фанфикшн как инструмент коммуникации в сообществе и как фикциональная рамка, построенная на большом, ситуативно подвижном наборе читательских конвенций, прекрасно подходит для размышления о вещах, беспокоящих читателей в повседневности, для осмысления и передачи социального опыта. Антураж волшебного мира с палочками и гиппогрифами, привлекая читателей, тем не менее не вводит их в заблуждение по поводу того, чему он оппозиционен, так же как этого не делает проанализированная выше остраняющая конструкция слэша, критическое значение которой если и не всегда артикулируется отчетливо, то чаще всего интуитивно понимается читателями и авторами.

Я бы даже сказала, наоборот, на фоне гиппогрифов познавательная и социально-критическая функция фанфикшн как литературного пространства делается более заметной. Наш собственный мир, просвечивающий, а то и вовсе выпирающий из-под покрывала условности, привлекает к себе внимание, запускает процессы рефлексии. Особенно сильно этот эффект дает о себе знать в ситуации сравнения, и здесь опять настройка оптики на локальный опыт приносит значимые результаты. Фанфикшн используется русскими авторами/читателями в том числе для осмысления и передачи социального опыта тех, кто родился и вырос на постсоветском пространстве, для его прямой или косвенной критики, а также, напротив, для поиска, сбора, бережного хранения тех элементов нашей реальности, идентификация с которыми не вызывает отторжения.


Наталья Самутина
Великие читательницы: фанфикшн как форма литературного опыта

Сопоставление радикально-феминистской и социалистической традиции ставит перед нами вопрос фундамента для осуществления критики. Обе традиции имеют различное видение общества как целого и им обеим противостоит постмодернистская форма феминистской теории, отрицающая любую целостную теорию общества и релятивизирующая истину. Однако, отказываясь от целостной теории, от утверждения собственного видения общества, мы оказываемся лишенными фундамента для критики таких всеобъемлющих феноменов, как андроцентризм. Указанный подход в принципе не предполагает критику андроцентристских теорий общества с целью их реконструкции и углубления нашего знания о последнем.

Критика андроцентризма в феминистской теории не представляет собой оформленного проекта. Андроцентристские теории общества критикуются постольку, поскольку их подлинное содержание актуально и способствует осмыслению современного общества. В силу тотальности андроцентризма критика его проявлений в социально-философских теориях требует особенного подхода, условиям которого удовлетворяет отнюдь не каждое направление феминистской теории. Во-первых, критика андроцентризма нуждается в отличном от своего объекта теории ценностном и теоретическом фундаменте, будучи осуществляемой «извне». Во-вторых, она должна включать в себя категории женского и мужского опыта, препятствующие универсализации специфически мужского видения общества. В-третьих, эта критика предполагает наличие собственного видения общества, ориентирующего нас в отношении значимых элементов общественного устройства, положение которых в критикуемой теории должна выявить ее реконструкция. В полной мере этим критериям удовлетворяет только теория патриархата, которая, рассматривая общество с перспективы взаимодействия двух групп - женщин и мужчин, - не оставляет места для идеализированного индивида и прочих постулируемых « гендерно-нейтральными» феноменов (под которые и маскируется андроцентризм). В аспекте критики андроцентризма теория патриархата представляет собой, пожалуй, самый эффективный на данный момент инструмент. Будучи созданной в андроцентристском обществе, она не может в полной мере исключать андроцентрист-ские утверждения, но тем не менее ее фундамент определяет методологию, которая в наибольшей степени способствует этому.


Таиса Кострицкая
Феминистские подходы к критике андроцентристских теорий общества: методологический аспект

Радикально-феминистская традиция базируется на теории патриархата, начало разработке которой положила Кейт Миллет в своей работе «Политика пола». В ней речь идет о понимании патриархата как мужского господства, в основе которого лежит угнетение «классом» мужчин «класса» женщин. При этом анализ этого угнетения должен опираться на женский опыт, что предполагает выделение и мужского опыта. В отношении анализа андроцентризма эта теория обладает рядом преимуществ. Во-первых, опора на категории женского и мужского опыта означает, что каждое явление или утверждение должно быть локализовано в первом и втором соответственно. Так, дихотомия «публичное (приватное)» обнаруживает свой андроцентризм, поскольку проявляется как таковая только в мужском опыте и совершенно иначе предстает при попытке локализации ее в женском (скажем, приватная сфера для женщин оказывается не областью подлинно личного, а местом принуждения, легитимного по отношению к ним мужского насилия и труда по обеспечению воспроизводства жизни).

Во-вторых, анализ общества как патриархатной системы предполагает, что положение в ней женщин - половины общества - является фундаментальным системообразующим фактором. Это означает, что мы не можем удовлетвориться простой констатацией «сексизма» автора, отказывающегося применять к женщинам принципы, постулируемые им в качестве универсальных. Нам необходимо зайти дальше в своем анализе, чтобы выявить то, как именно видение общества, предлагаемое андроцентристским теоретиком, вмещает (или не вмещает) в себя этот отказ. Противоречия, обнаруживаемые на данном уровне, это не только противоречия, возникающие в связи с утверждением универсальности принципов и отказом в универсальном же их применении, а противоречия в самом видении общества, фундаментальные для теории в целом. Так, приверженцы договорной теории, отказывая женщинам в необходимых способностях для заключения первоначального договора, всегда признают способность женщин заключать брачный договор, защищая тем самым его легитимность. Андроцентричное прочтение этих теорий, таким образом, скрывает не только непоследовательность в применении авторами постулируемых универсальными принципов, но и затемняет сущность брачного договора и двойственность положения женщин не только в теории, но и в самом обществе, идеологию которого она формирует.

Разделение между марксистским и социалистическим направлениями феминизма обусловлено стремлением феминисток-социалисток трансформировать марксистскую теорию с учетом достижений радикально-феминистской теории патриархата. Стоит отметить, что первоначально теория патриархата действительно мало внимания уделяла экономике, сосредоточиваясь на анализе мужского господства в личной сфере, которое игнорировало левое движение 60-х гг. XX в. в Америке в теории и воспроизводило на практике. Однако это не означает, что теория патриархата не способна вместить в себя анализ экономического фундамента угнетения. Тем не менее сторонницы социалистического направления сосредоточивают свое внимание на примирении двух субстанций (патриархата и капитализма) в форме двух систем или системы капиталистического патриархата, в основе которой лежит фактор социального воспроизводства.

Эта установка, на наш взгляд, мало способствует преодолению андроцентризма, так как, во-первых, ее сторонницы, сосредоточиваясь на развитии заложенных в марксизме прозрений, не уделяют достаточного внимания полноценной ревизии своей марксистской основы, а во-вторых, объединение двух теорий в конечном итоге происходит на основе марксизма, что проявляется в понимании экономического фактора как основополагающего в угнетении женщин. Последнее предопределяет то обстоятельство, что данное направление в принципе уделяет мало внимания анализу теорий общества на предмет их андроцентристской обусловленности, ведь андроцентризм - это атрибут, прежде всего, идеологии патриархатного общества, а не его экономической системы.

Студентки корейских женских университетов протестуют против попыток вводить совместное обучение

В Южной Корее работают 7 чисто женских университетов. Когда-то их основывали, чтобы продвигать образование для женщин в патриархальном обществе. Раньше таких заведений было даже больше, но некоторые со временем перешли на совместное обучение. Журналистка The Korea Times Ли Хэ-рин задаётся вопросом, нужны ли до сих пор женские университеты. Если посмотреть на демографическую статистику, то молодёжи студенческого возраста с каждым годом становится всё меньше, поэтому вузам труднее набирать учащихся. Однако говорят, что в женских заведениях такой проблемы нет. В академическом сообществе идею женских вузов поддерживают, так как именно там есть специальные курсы по изучению гендерной дискриминации, гендерного насилия и проблем меньшинств. Кроме того, male-free учреждения являются безопасными и свободными пространствами для девушек.

В 2022 году вышла поправка в Закон о высшем образовании. Она позволяет вузам открывать особые курсы только для иностранных студентов/к. Этой лазейкой хотят пользоваться некоторые женские вузы.

Недовольство изначально вспыхнуло в Женском университете Донгдук. Ранее руководство вуза начало разговоры о возможности открыть курсы для иностранных учащихся. В этом году, как теперь стало известно, на две программы приняли 6 студентов-парней. Вуз говорит, что это дополнительные курсы, которые не затрагивают обычные квоты, которые только для женщин. Потом была вброшена идея о полном переходе на совместное обучение из-за дефицита девушек. Такую мысль включили в план развития колледжа дизайна и колледжа исполнительских искусств.

7 ноября студенческий совет Донгдука выступил за прекращение разговоров о переходе к совместному обучению. 11 ноября в вузе начались акции протеста. На кампусе вывешивали манифесты, на стенах жидкой краской рисовали слоганы (см. фото), проводили подписание петиции, демонстрации и сидячие забастовки — передаёт информационная сеть University World News. В здании вуза начались оккупаи, студентки стали бойкотировать лекции. Они забрасывали яйцами и другой едой бюст основателя университета, раскладывали символические похоронные венки. Руководство в какой-то момент вызвало полицию, когда протестующие в ответ на нежелание начальства вести с ними переговоры начали бить по стенам и другим объектам бейсбольными битами и огнетушителями. В Сеть попало видео, на котором офицер полиции обратился к девушкам: «В будущем вы станете учительницами, заведёте детей, будете их воспитывать». Те в ответ закричали, что не будут всего этого делать.

Стоит вспомнить, что в 2018 году в этот университет ворвался голый парень и делал всякие непотребства, фотографии которых потом залил в интернет. В минувший вторник протестующие студентки создали Комитет экстренного реагирования ради борьбы за сепарацию и безопасное пространство, свободное от сексизма и насилия. Демонстрации и бойкоты будут продолжаться до победного конца!

К 13 ноября студсоветы 5 из 7 женских университетов Кореи выразили солидарность с протестующими в Донгдуке. Во вторник студентки университета Кванджу встретились с руководством, которое ввело в этом году специальные программы для иностранных и взрослых студентов/к любого пола-гендера. Начальство заверило девушек, что вуз в целом не перестанет быть чисто женским.

Отдельный протест разгорелся 12 ноября в Женском университете Сунгшин. Девушки недовольны созданием нового отдела, в котором смогут учиться мужчины-иностранцы. Протестующие требуют отменить это решение. Они стали раскладывать студенческие куртки у входа в главное здание. А в пятницу, пишет издание JoongAng Daily, свыше тысячи человек поучаствовали в массовом митинге. Стены обклеивали плакатами, также раскладывали похоронные венки.


РФО «ОНА»

Характеристики семейного мифа представляют, по сути, характеристики дискурсивного образования:
1) миф обеспечивает «практику послушания» через озвучивание убеждений о том, что «нормально» или «принято», тем самым осуществляя контроль за стабильностью в семейной системе;
2) миф ориентирован не на учет индивидуальных различий, уникальности каждого, а на согласование идеализированных представлений членов семьи;
3) погруженный в семейную коммуникацию, миф как дискурс определяет представления человека о мире, его мнения, установки, интенции, которые представляют собой слепок картины мира, сформировавшейся в семье, и инсталлировавшийся в мировоззрение отдельно взятого ее члена. « … как только мы определили, чем является этот мир, мы, тем самым, уже неявно предпочли некоторые способы жизнедеятельности (формы жизни) всем прочим».
4) Перемещаясь по мифологической конструкции через отстраненную (критическую) позицию благодаря иным знаково-символическим конструкциям, появляется собственный текст (нарратив), как предпочитаемая история своей жизни, свободная от чужих смыслов (дискурсов).

На основании проделанного анализа и выделенных в результате признаков, предложим следующий вариант определения семейного мифа. Семейный миф — дискурс, воспроизводящийся в семейной коммуникации в виде не имеющих очевидного авторства убеждений, требующих их безусловного усвоения, функция которого заключается в поддержании гомеостаза семейной системы и соответствия критериям семейной идентификации.

Семейная история как гипертекст, в который в том числе встроен семейный миф, транслирует ребенку основные ценностно-смысловые ориентиры, или, как обозначает их Е.Е. Сапогова, «символы социально-культурного мироустройства». Будучи интериоризированными, они отстраивают индивидуальную картину мира. В таком контексте «сама личность оказывается иерархией дискурсов: человек никогда не ведет индивидуальную игру, скорее, он является той сценой, на которой свою игру разыгрывают социальные дискурсы».

Вместе с тем выше уже была обозначена диалектическая природа мифа. Создавая разрыв между тем, что «надо» и тем, что действительно имеет ценность и несет смысл для человека, семейный миф становится своего рода меткой-трамплином, который дает возможность выполнить функцию поиска человеком самого себя и самоидентификации. Рамка как граница, создаваемая семейным мифом, одновременно провоцирует человека занять собственную авторскую позицию по отношению к транслируемой само собой разумеющейся идее, «когда доминирующие нарративы не позволяют … прожить свои собственные предпочтительные нарративы, или когда человек активно участвует в воплощении историй, которые он находит бесполезными».

Практика подчинения власти семейного мифа, как доминирующего дискурса, теряет контроль над человеком, когда в нарративной беседе консультант предлагает занять позицию выбора «по отношению к бесполезным для него метанарративам, благодаря чему он сможет противостоять им, получив тем самым возможность переписать свою историю так, как ему будет удобно»


Елфимова М.М.
Понимание и определение семейного мифа как дискурса

Это типичная история. Женщины, занимаясь детьми, могут делать тройное сальто назад, и никто даже не заметит этого, кроме тех случаев, когда видно, что она не справляется. Мужчина занимается детьми и домашними делами в два раза меньше, и его считают героем.

Хотя забота о других более чем осмысленна, она не приносит удовольствия, если мы не уравновешиваем ее заботой о себе.


Кристин Нефф
Внутренняя сила. Как заявить о себе во весь голос и научиться отстаивать свои интересы

В соответствии с женской гендерной ролью мы должны прежде всего заботиться о других и ухаживать за ними. Но, выполняя эту роль, мы рискуем полностью в ней раствориться, если не будем столь же активно отвечать на собственные потребности. В противном случае мы уподобляемся паукам-матрифагам — представители этого вида насекомых питаются своими матерями. Да, руки-ноги нам никто не откусывает, но поглощаются наши эмоциональные и психологические резервы, и для самих себя ничего не остается.

И это уже происходит, по крайней мере с некоторыми из нас. Сегодня 80% родителей-одиночек — женщины, а это значит, что матери гораздо чаще отцов берут на себя основную ответственность за воспитание детей. Даже в семьях с двумя родителями, где и мать и отец работают полный день — наиболее распространенная форма устройства современных семей, — жены выполняют примерно в два раза больше работы по уходу за детьми и домашнему хозяйству. Это происходит не только потому, что мужчины, как правило, зарабатывают больше женщин. Когда женщины начинают зарабатывать больше денег, чем их мужья, они на самом деле работают по дому больше, а не меньше, чтобы не испортить образ хорошей жены. Они также тратят больше времени на координацию семейных дел, планирование праздников, организацию визитов к врачу, посещение родственников и так далее. В результате четыре из десяти работающих матерей отмечают, что всегда куда-то спешат и времени на себя практически не остается. В этой бешеной гонке, когда нам приходится одновременно заниматься детьми и назначать деловые встречи, готовить еду и готовиться к важному совещанию, мы изнуряем себя, теряем драгоценную энергию.

Женщины также несут основное бремя заботы о других членах семьи. Мы на 50% чаще, чем мужчины, становимся сиделками для больного супруга или пожилого родственника, страдающего болезнью Альцгеймера, деменцией или раком. Мы также чаще мужчин жалуемся на негативные последствия такой постоянной заботы — беспокойство, стресс, депрессию, ухудшение физического здоровья и снижение качества жизни. Затаенная обида, которую испытывают многие женщины, особенно когда мужчины не разделяют с ними бремя домашних забот, приводит к напряжению и недовольству. Так, замужние женщины, которые работают полный день и считают распределение домашних обязанностей несправедливым, испытывают больший гнев и разочарование, а также более склонны к выгоранию, чем те, кто делит хозяйственные заботы поровну.

Хотя мужчины тоже заботятся о детях, супругах и родственниках, от них ждут куда меньшего, чем от женщин. А когда мужчина все же берет на себя больше обязанностей, его восхваляют так, будто он пожертвовал почку. История моей коллеги Стефани, матери троих детей, старшей из которых еще нет и восьми лет, прекрасно иллюстрирует абсурд ситуации. Она повела двух старших девочек в торговый центр купить одежду к школе, а ее муж, Майк, остался дома с малышом. Было довольно сложно проследить за тем, чтобы ни одна из девочек не потерялась, пока они переходили из магазина в магазин, тем более что Стефани несла несколько пакетов. В одном из магазинов все трое втиснулись в маленькую кабинку, где старшая примеряла одежду. Младшей девочке каким-то образом удалось незаметно пробраться в соседнюю кабинку, и до Стефани донесся недовольный женский голос: «Вы не могли бы получше следить за своими детьми?» Ей стало стыдно, как будто она не справилась с ролью матери. Она вернулась домой совершенно измученной. Майк встречал их невероятно довольный собой. «Как прошел твой день?» — спросила она. «Отлично! — весело ответил он. — Я посадил Тайлера в рюкзак-переноску и сходил с ним за продуктами, а в очереди в кассу пожилая пара сказала мне, какой я замечательный отец!» Стефани едва сдержалась, чтобы не сказать: «Если бы только у меня все так легко получалось!»

В СССР социальный статус членов семей зависел не столько от суммы дохода, производимого домохозяйством, сколько от того, как работа супруга или супруги позиционировалась по отношению к центрам распределения продуктов питания и услуг. Скажем, инженер с кандидатской степенью зарабатывал больше начальницы пункта приема стеклотары и вторсырья, однако мог иметь более узкий доступ к благам — от квартиры до дефицитных товаров. Этот аспект советской экономики влиял на возможности обеспечения членов семьи в том числе и продуктами питания и противоречил классической западной идее общественной иерархии, основанной на доходах.

Исследование «приправленного социализма» позволяет узнать, как советские женщины — кормилицы своих семей — обходили многочисленные общественные и классовые запреты и ограничения, лишь бы пробиться к желанным «центрам распределения». В этой борьбе, как отмечают авторы (ссылаясь на отечественных социологов-феминологов), женщины часто оказывались удачливее и влиятельнее мужчин. В то время как советская власть посредством контроля над производством и потреблением пыталась манипулировать обществом, устанавливая правила и выстраивая иерархии, женщины учились обходить их и конструировать удобные для себя бытовые привычки, складывавшиеся в женскую обыденность, повседневность. «Именно из-за постоянного дефицита правительство быстро выработало политику кнута и пряника, при которой выдача или невыдача продовольственных пайков становились весьма мощным инструментом навязывания воли и манипулирования людьми.

Жившим в СССР особенно понятно и памятно все, что связано с женским взаимодействием в поиске доступа к пищевым продуктам (очереди, списки на получение товаров по блату и т.д.); авторы назвали эту женскую ответственность за их добывание, обработку и заготовку «кропотливой и вездесущей», то есть отнимающей силы и время. Если тема женского досуга (и неравенства мужского и женского свободного времени) на Западе хорошо изучена, то имеющие большое значение для феминистской антропологии вопросы об эмансипации советских женщин, об их (не)готовности уделять больше времени себе, чем накармливанию членов семьи, о распределении домашнего труда в социалистической системе оказываются малоизученными в силу парадоксального противоречия. Экономическая ситуация в послевоенном СССР, социальный оптимизм женщин (столичных и провинциальных), их готовность жертвовать собой ради благополучия близких затрудняют интерпретацию советского эмансипаторного проекта, делая устоявшиеся западные феминистские подходы неприменимыми.


Наталья Пушкарева, Александр Жидченко
Зарубежные исследования советской женской повседневности

Распределение женщин и мужчин в различных ветвях власти, на разных уровнях и должностях в России имеет явно выраженную пирамидальную структуру, а численность женщин, действительно участвующих в принятии политических решений, не соответствует критериям социального представительства групп по гендерному признаку. При том что в целом государственная гражданская служба с точки зрения гендерного подхода иллюстрирует процесс феминизации, то есть увеличения количества женщин в сфере государственного управления.

С 2000-х годов численность государственных служащих при распределении по полу смещается в пользу женщин в пропорции примерно 70:30. Следовательно, на государственной гражданской службе сейчас женщин более чем в 2 раза больше, чем мужчин. Однако этот перекос в сторону так называемого «слабого пола» не служит основанием для утверждения, что в политической сфере достаточное представительство женщин. Ведь эти 70% представительниц женского пола в основном занимают должности на постах, не требующих принятия решений. В то время как большая часть из 30% мужчин занимают руководящие должности. Этот феномен называется «гендерной пирамидой». Смысл данного явления состоит в том, что чем ближе к вершине властной вертикали, тем меньше численность женщин. Следовательно, уменьшается и женское представительство среди лиц, принимающих ключевые политические решения, что сводит к минимуму степень влияния женщин на курс государственной политики в целом.

Само явление, свидетельством которого является неравное представительство мужчин и женщин на руководящих постах властной иерархии, в науке называют гендерной асимметрией политического лидерства.


Анастасия Ребрикова
Женское представительство в органах государственной власти Российской Федерации в период с 1991 по 2023 гг.

Современные технологии предоставляют все больше возможностей для всевозможных видов искушения, и их становится все сложнее отследить и обнаружить. Возьмем, к примеру, случай Шеда Кнутсона, учителя из Омахи, Небраска, который был арестован за то, что, используя современные гаджеты, принуждал школьниц к сексуальному контакту. Он часто звонил и писал одной своей 14-летней ученице (за год таких звонков и сообщений от него набралось около 27 000, то есть примерно 70 в день), а также другим 13–15-летним девочкам, которые учились в школе, где он работал. Он обещал им хорошие оценки, если они разденутся перед камерой, и угрожал наказать их в случае отказа.

Другой пример: представитель департамента образования Нью-Йорка сообщил о том, что количество жалоб на непристойные сообщения в Фейсбуке, отправленные учителями своим ученикам, резко возросло с восьми в период с сентября 2008 по октябрь 2009 года до 85 в период с октября 2010 по сентябрь 2011 года (по данным газеты _The New York Times_).

Что касается истории Шеда Кнутсона, то, даже когда некоторые девочки подали на него официальные жалобы, руководство школы все равно не восприняло их всерьез. На самом деле, когда мы имеем дело с новыми технологиями, которые используются для шантажа, оскорблений и оказания давления, то родителям и школьной администрации порой бывает сложно применить ту или иную статью закона. Согласно статистике, 75 процентов оскорблений в соцсетях адресовано женщинам. Недавно Университет Мэриленда провел исследование, посвященное особенностям общения в различных онлайн-форумах, в ходе которого выяснилось, что пользователям с женскими именами поступало в день примерно 100 сообщений непристойного или угрожающего характера, по сравнению с примерно четырьмя, направленными в адрес пользователей с мужскими юзернеймами.

Новые технологии предоставляют нам такие способы связи друг с другом, о которых мы не могли даже мечтать всего несколько лет назад. Мы имеем круглосуточный доступ к любой информации. Соцсети могут принести многопользы, но они также способны и навредить человеку


Патрик Карнс
Узы предательства. Уйти невозможно остаться

Очень понравился этот пост:

"В некоторых частях нашего фэндома встречает настоящий отпор идея о том, что Эовин была оставлена позади прежде всего потому, что она женщина. Что Эовин было отказано в праве ехать на битву, или что она была вынуждена выполнять бытовую роль потому, что она была женщиной. Или что ее депрессия была напрямую вызвана тем выбором, который сделали другие люди по отношению к ней, потому что она была женщиной.

Фанаты в целом согласны с тем, что такие страны, как Рохан и Гондор, были патриархальными (хотя они могут избегать употребления слова «сексистские»), и признают, что там существовали гендерные роли, но когда им предъявляют конкретные акты сексизма со стороны персонажей, которыми они восхищаются, таких как Теоден или Арагорн, они избегают этого, пытаются найти альтернативные объяснения, пытаются убрать сексизм из повествования. Они сопротивляются конкретному указанию на на моменты сексизма со стороны героических персонажей, даже если не отрицают, что эти персонажи живут в сексистских культурах.

Похоже, что они не хотят признавать, что сексистские общества являются такими из-за выборов и поступков живущих в них, что субъекты в этих обществах практикуют сексизм, делая выборы, которые его усиливают. Они предпочитают отмахнуться от сексизма с помощью расплывчатого «такие были времена».

«Такие были времена» звучит, когда вы критически смотрите на сексистские действия персонажа. Нам говорят, что мы не можем "судить их через призму современности", как будто повседневный сексизм причиняет вред только в наши дни, как будто в самой книге не рассматривается роль пола и гендерных ожиданий для таких женщин, как Эовин.

И, конечно, большая часть этого сводится к желанию защитить Теодена, Арагорна или любого другого персонажа, подвергающегося критике. Они предпочтут искать альтернативные толкования, сосредоточиться на несексистском обосновании решений героев и притвориться, что пол героини не имеет значения, указать на те случаи, когда персонажи относились к Эовин с чем-то близким к уважению или признанию (и этого почему-то должно быть достаточно, чтобы развеять обвинения в сексизме, даже если это нисколько не равно тому отношению, что получил бы мужчина на ее месте), или использовать культурные традиции, чтобы снять с персонажей всю ответственность за их действия.

В результате Эовин оказывается переписанной как заблуждающаяся женщина, чье угнетение было лишь в ее голове, что она заблуждалась и была эгоистичной (это так грустно, потому что мы можем принять, что она была жертвой Гримы, но не кого-то еще другого), что ее персонаж был «искуплен» в конце повествования, «приняв свою женскую роль», и что ее конфликт с полом и гендерными ожиданиями должна разрешить она сама, без каких-либо изменений или уступок со стороны других.

И это при том, что в книге Гэндальф объясняет Эомеру, как сексизм сыграл огромную роль в окончательном отчаянии Эовин, и что сам Эомер, выслушав Гэндальфа, принял это и переосмыслил всю их совместную жизнь."

https://www.tumblr.com/torchwood-99/766941369559334912/in-certain-parts-of-the-fandom-theres-a-real

#переводы

То же продолжается во взрослой литературе. Чувства мужчин описываются в тончайших оттенках и вызывают живой эмоциональный отклик, чувства женщин изображаются скупо, приблизительно, отстраненно и между прочим. И, независимо от пола автора, почти всегда – мужскими глазами. Женщинам-писательницам удается вызвать сопереживание героине, если они описывают ее буквально изнутри, изображая в значительной мере самих себя, и обычно не удается в любом другом случае. Авторы-мужчины и вовсе чаще всего не ставят себе такой задачи.


caballo_marino

Да, у женщин лучше развита эмпатия по отношению к мужчинам, чем у мужчин по отношению к женщинам. Но как только доходит дело до отношений с другими женщинами – тут же сплошь и рядом оказывается, что где-то так же она у них и развита, как у мужчин. На уровне березового чурбана приблизительно.

И наоборот, мужчины по отношению к другим мужчинам часто оказываются весьма эмпатичными. Не то что там особое «мужское благородство и великодушие», а самое обычное человеческое сопереживание себе подобным у них вовсе никакая не редкость, если мы говорим о нормальных людях, а не о психопатах. Это благодаря им (как минимум не в последнюю очередь) мы с детства учились сочувствовать мальчикам, а потом – мужчинам, вникать в их сложный и тонкий внутренний мир, переживать их горести и радости как свои. Это благодаря им в нашем детстве были Дениска с его светлячком, который живой и светится, и плюшевым мишкой, которого до слез жалко превратить в боксерскую грушу, Тёма с Жучкой, Николенька Иртеньев, «крапивинские мальчики» – и еще мальчики, мальчики, мальчики, с их слезами боли и несправедливости, с их радостями первых побед и горестями поражений. Это благодаря им мы в отрочестве и юности до глубины души проникались метаниями «лишних людей» и прочими страданиями юных Вертеров.

Книжные девочки в нашем детстве тоже были. Но их было мало (процентная норма примерно как для евреев в дореволюционной гимназии), и в основном вся их жизнь вращалась вокруг мальчиков. Даже у каких-нибудь шести-восьмилетних, чего в живой природе, собственно говоря, почти никогда не бывает. Не связанные с мальчиками проблемы и тем более эмоции требовали очень осторожного, взвешенного подхода. Если бы хоть одна книжная девочка столько плакала, сколько толстовский Николенька, ее бы с гарантией обозвали истеричкой. Если бы она, как Тёма, вздумала рыдать и травиться из-за проваленного экзамена… тоже понятно. Плачущей девочке, чтобы получить столько же сочувствия, сколько плачущий из-за обиды на несправедливую двойку мальчик, нужно было по меньшей мере похоронить кого-то из родителей или самой замерзнуть насмерть со спичками в руках у дверей богатого дома. Слезы по менее серьезным поводам уже требовали хотя бы небольшой дозы авторской иронии, пусть легкой, добродушной, но насмешки. Симпатичнейшая Сашенька Яновская растет под постоянную папину присказку «ненавижу плакс», при том, что по характеру она много сдержаннее книжных мальчиков-современников. Лена Бессольцева страдает молча, как партизан, а за единственный срыв немедленно получает от любящего деда увесистую пощечину. Писатели суровы к своим героиням отчасти поневоле, иначе не видать им читательского сочувствия как своих ушей. Истеричкам его не положено.

А в детстве мальчиков и этих-то девочек чаще всего не было. Потому что какой же уважающий себя будущий мужчина возьмет в руки книжку, где главная героиня – девчонка? Положим, кое-какие девочки в нормальных книжках, о мальчиках и для мальчиков (которые девочкам тоже никто читать не запрещает, так что смешно говорить о каком-то там сексизме), тоже попадались. Необязательно, конечно, в нормальной книжке можно и без них обойтись. Вроде как собака – вполне может быть у главного героя, но так же свободно может и не быть. Не все же собачники. Но встречались, да. «Плачет глупая девчонка, слезы виснут на носу» (бу-га-га!). Ревучие и противные младшие сестренки, ябеды и зануды. Надоедливые соседки по парте, которые тоже, чуть что, ударяются в рев. Хорошие и красивые соседки по парте, терпеливо, без жалоб ждущие, когда восхищение будущего мужчины их красотой наконец перейдет из стадии «дернуть за косичку, поставить подножку, приложить носом об асфальт» в стадию «давай понесу твой портфель» или «смотри, какой я герой». Служебные или декоративные элементы, чьи эмоции и переживания ни автора, ни читателя особенно не волнуют и чьи слезы вызывают чаще всего или смех, или брезгливость.

Развивая осознанное присутствие, вы получаете отличный инструмент. Он помогает снизить уровень стресса, улучшить память, добиться менее острой эмоциональной реакции и большей гибкости сознания, развить эмпатию, сострадание, в целом снизить уровень тревожности/депрессии, повысить качество жизни и так далее.

8. Речь не о том, чтобы сделать перерыв или отвлечься от того, чем вы должны быть заняты. Речь о естественных потребностях любого человека.

Тим Крейдер считает так: «Безделье — это не просто отпуск, не потакание слабостям и не преступление. Возможность ничего не делать необходима мозгу не меньше, чем организму — витамин D. Не выделяя время на безделье, мы рискуем получить психическое расстройство, уродующее почти как рахит… Безделье дает покой и тишину, они необходимы, чтобы на время отвлечься от сиюминутного и посмотреть на жизнь в целом, обнаружить незамеченные прежде взаимосвязи, дождаться озарений. Выходит, безделье, как ни парадоксально, необходимо для работы».


Брианна Уист
От важных инсайтов к реальным переменам. Как мыслить и жить по-новому