Уравнение оптимизма

Вселенная 24/7 — это время безразличия, перед лицом которого хрупкая человеческая жизнь становится чем-то все более неадекватным и внутри которого сон не является чем-то необходимым или неизбежным. Что касается труда, то оно делает правдоподобной, даже нормальной, идею работы без пауз, без пределов. Это время равняется на неодушевленное, инертное, нестареющее. Как рекламный призыв оно устанавливает абсолютность доступности и, следовательно, неудержимость потребностей и их разжигания, а с ними и вечную невозможность их удовлетворения. Отсутствие ограничений на потребление имеет не только временное измерение. Давно миновала та эпоха, когда накапливались в основном вещи. Теперь наши тела и личности ассимилируют постоянно растущий наплыв услуг, изображений, процедур, химикатов, превышая токсичный, а часто и фатальный порог. Долгосрочным выживанием индивида всегда можно пожертвовать, если появляется даже косвенная возможность перерывов, когда он не совершает покупок и не видит рекламу. Сходным образом, режим 24/7, неотделимый от экологической катастрофы, настаивает на постоянных тратах, на бесконечной расточительности, необходимых для его поддержания, и смертоносно нарушает циклы и сезоны, от которых зависит целостность природной среды.

Сон в своей глубокой бесполезности и неизбежной пассивности, с неисчислимыми потерями рабочего времени, обращения и потребления, которые он несет с собой, всегда будет противоречить требованиям вселенной 24/7. Огромная часть нашей жизни, которую мы проводим во сне, свободная от трясины симулированных потребностей, — одно из величайших оскорблений, наносимых человеком ненасытности современного капитализма. Сон — это бескомпромиссное вмешательство в кражу нашего времени капитализмом. Большая часть, казалось бы, фундаментальных потребностей человеческой жизни — голод, жажда, сексуальное желание, а теперь и потребность в дружбе — уже преобразована в товарную или приносящую доход форму. Сон задает собой идею человеческой потребности и промежутка времени, которые нельзя колонизировать и использовать для массового получения прибыли, и поэтому остается несообразной аномалией и местом кризиса в глобальном настоящем. Несмотря на научные исследования в этой области, сон нарушает и запутывает все стратегии по его использованию или изменению. Невероятная, немыслимая реальность состоит в том, что из него невозможно извлечь ничего, что имело бы какую-то цену.

Учитывая безмерность того, что поставлено на карту с экономической точки зрения, неудивительно, что сегодня повсюду происходит эрозия сна. В течение XX столетия предпринимались постоянные попытки сократить время сна — сегодня средний взрослый в Северной Америке спит примерно шесть с половиной часов в сутки, в сравнении с восемью часами всего поколение назад, и (как ни трудно в это поверить) с десятью часами в начале XX века. В середине XX века популярная присказка о том, что «треть нашей жизни мы спим», казалась аксиоматической несомненностью — несомненностью, продолжающей утрачивать свою силу. Сон — повсеместное, но невидимое напоминание о так и не изжитой до конца досовременности, об аграрной вселенной, которая начала исчезать 400 лет назад. Скандальность сна состоит в укорененности в нашей жизни ритмических колебаний солнечного света и тьмы, активности и отдыха, работы и восстановления сил, выкорчеванных или обезвреженных во всем остальном. Конечно, как и все, что считается естественным, сон имеет богатую историю изучения. Он никогда не воспринимался чем-то монолитным или одинаковым, и на протяжении многих веков и тысячелетий он принимал множество разнообразных форм и паттернов. В 1930-е годы Марсель Мосс включил вопросы сна и бодрствования в свое исследование «Техники тела», в котором показал, что многие аспекты, казалось бы, инстинктивного поведения на самом деле приобретаются тысячами разных способов через подражание или обучение. Тем не менее все же можно предположить, что в огромном разнообразии до-современных аграрных обществ представления о сне имели некоторые ключевые общие черты.


Джонатан Крэри
24/7. Поздний капитализм и цели сна

Виктимблейминг — это термин, сформировавшийся в виктимологии и криминологии и ныне применяющийся в сферах социальной психологии и социологии, а также в ряде других смежных гуманитарных дисциплин. Как уже говорилось выше, термин описывает ряд социальных феноменов, в которых вина за преступление возлагается полностью или частично на жертву этого преступления. Интересно, что в правоведении понятие виктимблейминга характеризуется неоднозначностью, так как само понятие вины шире правового пространства и предполагает социокультурное взаимодействие субъекта и общества. В английском языке существует несколько версий этого термина — blaming the victim, blame the victim, victim blaming — все они восходят к классической работе американского психолога Уильяма Райана «Обвиняя жертву» (William Ryan «Blaming the victim»), изданной в 1971 году.

Райан описывает виктимблейминг как идеологию, используемую для оправдания расизма и социального неравенства в Соединенных Штатах. Процесс виктим-блейминга, согласно его исследованию, начинается с признания, что проблемы дискриминации связаны с характерными поведенческими чертами людей из той или иной социальной группы, в результате чего эти люди чаще становятся жертвами определенных преступлений. Поскольку поведение жертв рассматривается как причина их несчастий, то от самих жертв (и, шире, соответствующей им социальной группы) требуется измениться, чтобы избежать последующей виктимизации. Те, кто не способен/не желает меняться, следовательно, должны самостоятельно нести ответственность за все свои беды.

<...>

 «Феномен справедливого мира» впервые был заявлен и исследован социальным психологом Мелвином Лернером в 1977 году и стал одной из наиболее влиятельных теорий справедливости в социальной психологии14. Основываясь на серии экспериментов, Лернер показал, что людям для лучшей социальной адаптации необходимо верить, что мир устроен справедливо. Всякое нежелательное событие расценивается как несправедливое, а потому угрожающее равновесию мироздания. Люди реагируют на подобную угрозу попытками восстановить справедливость, часто даже в агрессивной манере, достраивая смыслы до некоего идеала справедливого мира, вследствие чего приписывая жертве отрицательные черты характера, а удачливому человеку, наоборот, исключительно позитивные добродетели. Лернер описывал этот феномен как устойчивую тенденцию верить в то, что люди заслуживают то, что имеют, и имеют то, что заслуживают.

Другими словами, вера в справедливый мир предполагает, что лица, оказавшиеся жертвами, попросту заслужили страдания своими действиями. Руководствуясь этой максимой, люди ощущали большую уверенность в своих действиях, полагаясь на то, что хорошие люди вознаграждаются, а плохие люди наказываются, — это значит, что мир осмыслен и, самое главное, управляем. Критикуя подобную установку, Лернер подчеркивал, что желание справедливости как когнитивная стратегия — это обоюдоострый меч, и ведет данное желание не к справедливости (Just), но к оправданию, как бы подгонке под справедливость (Justification).


Корецкая Марина Александровна
Иваненко Елена Анатольевна
Савенкова Елена Владимировна
Виктимблейминг и теодицея: теологические корни веры в справедливость страданий жертвы

Последствия войны – проблемы с основными службами, электричеством, доступом к еде и воде, потеря членов семьи, рост заболеваемости и инвалидность – все это повышает уязвимость женщин перед насилием и ухудшает условия труда. Преимущественно женщины ухаживают за больными и инвалидами, детьми и пожилыми людьми, а условия этой работы существенно ухудшаются во время войны. Ко всему прочему, армия США – самый большой загрязнитель окружающей среды в мире. Трудно утверждать, что такая деятельность «полезна для женщин», если военные способствуют изменению климата, отравлению воздуха, воды и почвы, а это угрожает всем людям.

Американские военные агрессивно относятся и к женщинам в своих рядах. Согласно отчетам Департамента по делам ветеранов, в 2015 году около 1,307,781 человек обратились за медицинской помощью из-за военной сексуальной травмы в армии. Примерно 38% женщин и 4% мужчин в армии перенесли военную сексуальную травму – это эвфемизм на обозначение изнасилования и сексуального насилия. Исследования показывают, что 40% женщин-ветеранов подверглись сексуальному насилию в армии. (Гораздо меньше известно и говорится публично о сексуальному насилии вооруженных сил США против людей на оккупированных территориях.)

Если военнослужащие решают заговорить об этих проблемах, их наказывают. Согласно отчету Министерства обороны, 58% женщин и 60% мужчин, которые сообщали о сексуальном насилии, подвергаются репрессиям. В 77% случаев преследований, люди, сообщившие о преступлении, были в подчинении обидчика. Треть жертв увольняют в отставку после разглашения. Как правило, это происходит в течение семи месяцев после сообщения. В отчете клиники для ветеранов при Гарвардской школе права говорится, что увольнение со службы в армии жертв сексуального насилия проходило жестче.

Женщины, которые уходят из армии по причине сексуального насилия, не могут подняться по служебной лестнице. Однако СМИ рассказывает сложные сюжеты о женщинах, которые добились высот, тем самым косвенно стыдя жертв. Они подчеркивают, что их неудачи случились из-за отсутствия уверенности в себе, что стало препятствием на пути к успеху. Линн Даггл, генеральный директор Englity и бывший генеральный директор Raytheon, рассказывает Politico: «Большой проблемой было для меня противостоять искушению говорить себе, что я чего-то не могу. Я не думала, что могу быть президентом многомиллиардной кампании Raytheon, когда мне предложили эту должность. Постоянно напоминаю себе, что нужно быть смелой и уверенной».

Эти рассказы о «прогрессе» путем включения недопредставленных групп (в этом случае женщин) в господствующие институты, по сути, соответствуют избитой схеме в политике США. Будь то полицейские департаменты, борющиеся за «разнообразие», при этом продолжающие целенаправленно вредить маргинализированным группам, или же нефтяные компании, выставляющие себя «экологичными», стремление быть связанным с (расплывчатым) прогрессизмом или инклюзивностью – одна из самых распространенных PR-стратегий в работе вреднейших институтов.


Дин Спейд, Сара Лэзер
Империализм и женщины
Перевод: Катерина Андреева

Наиболее актуальными видами дискриминации в сфере труда являются дискриминация, вызванная возрастом работников, религиозными убеждениями, и гендерная дискриминация. Например, по данным одного из исследований, 65 % участников опроса встречались с дискриминацией по причине возраста, а 40 % респондентов сталкивались с дискриминацией по тендерному признаку, причем женщины - чаще (44 %).

Результаты опроса, проведенного в августе-сентябре 2022 г. сервисом Зарплата.ру, показали, что большинство опрошенных россиян (64 %) считают, что на российском рынке труда существует дискриминация. Более трети участников опроса (37 %) отметили, что при приеме на работу, в процессе работы или при увольнении сталкивались или были свидетелем дискриминации по возрасту. Также опрошенные встречались с дискриминацией по полу - 19 %, национальности - 12 %, внешности - 11 %, ограничениям по здоровью - 9 %, семейному положению - 6 %, социальному положению - 5 %, сексуальной ориентации - 1 %.

Центр социально-трудовых прав3 также исследовал проявления дискриминации в сфере труда. На первом месте оказалось неравенство по признаку возраста, с этим встречались 19,5 % опрошенных, из них 55 % респондентов в возрасте до 30 лет и 29 % - в возрасте более 50 лет. На втором месте по частоте появления оказалась дискриминация по гендерному признаку, которая касается не только ущемления прав женщин, а рассматривается шире - как дискриминация по половому признаку. С данным видом дискриминации встречались хотя бы однажды более 10 % опрошенных. Особенно отчетливо она ощущается в разнице оплаты труда мужчин и женщин - до 40 % в одних и тех же условиях труда.

По результатам всероссийского опроса, 29 % респондентов считают, что у мужчин больше прав работать по выбранной профессии, чем у женщин, и при прочих равных условиях работодатель отдаст предпочтение работнику или кандидату мужского пола.

Тесно с гендерной дискриминацией связана дискриминация по семейному положению, с которой, как оказалось, в последнее время сталкиваются кандидаты при трудоустройстве. У 46 % респондентов возникали проблемы при приеме на работу из-за наличия детей, у 22 % -из-за отсутствия супруга или супруги, у 16 % - из-за отсутствия детей, у 12 % - из-за планируемой беременности и у 4 % - из-за замужества или женитьбы6. Это также ограничивает и ущемляет права многих соискателей.

Действительно, существующие проблемы неодинаковых возможностей мужчин и женщин в вопросах трудоустройства, особенно в условиях происходящих социально-экономических и политических изменений, способствовали усилению процесса проявления гендерной дифференциации и дискриминации женщин на рынке труда.

Возникающие проблемы в значительной степени ограничили возможности социального и профессионального роста женщин, их возможности самореализации, а также привели к увеличению риска для женщин, связанного с потерей работы. Кроме того, в современном обществе отмечено наличие и воспроизводство гендерных стереотипов, которые в значительной степени влияют на формирование общественного мнения и отношения к женскому труду как среди руководителей организаций, так и среди самих женщин. Сложившаяся ситуация способствует дальнейшему закреплению процесса гендерной дифференциации в экономической сфере, а также усилению финансовой зависимости женщин от мужчин


Найденова Л. И., Тарханова Е. С.
Социальное явление дискриминации в сфере труда в условиях цифровизации общественной жизни

Но эти способы привлечения специалистов в школу не работают, всем известно, что крайне низкий процент выпускников педагогических вузов остаются в школе. Многие за один-два года, получив денежные выплаты как молодые специалисты, уходят в репетиторский бизнес, имея на руках клиентскую базу, и в иные другие сферы. Для большинства из них обучение в педагогическом – это получение диплома, который не обязательно впоследствии использовать по назначению. Многие студенты за время обучения в вузе находят место работы, никак не связанное с педагогикой, но требующее высшее образование. Министерство просвещения РФ увеличивает количество бюджетных мест в педвузах страны, но не вводит обязательную послевузовскую отработку, таким образом, фактически не решая проблему кадрового голода в школах. Не способствуют привлечению молодых специалистов в отрасль и те изменения, которые населением воспринимаются как социально несправедливые, в первую очередь, это – пенсионная реформа, лишившая более 26% педагогов возможности выйти на пенсию по выслуге. Вместо ранее работавшей льготы учителя получили завуалированные схемы пролонгированного без их добровольного согласия «служения школе», от 2 до 5 лет.


Шаяхметова Венера Рюзальевна
Особенности учительского труда в россии

Профессия учителя в РФ традиционно женская, несмотря на все попытки привлечь в школу мужчин их в российской школе около 12%. В рамках опроса учительский труд 97% респондентов отнесли к категориям
востребованного и низко оплачиваемого.33 Таким образом, подтверждается несоразмерность требований, с одной стороны, к уровню профессиональной компетентности современного учителя,
ненормированного рабочего дня, необходимости постоянной коммуникации с учащимися и их родителями, высокой отчетности и, с другой стороны, уровнем оплаты труда среднестатистического учителя.

Деформация оценки интеллектуального труда российских учителей создала определенный круг проблем в отрасли «Образование». Если в 2005 году в России насчитывалось около 15 млн детей школьного возраста при 1,5 млн педагогов, то в 2022 году – 18 млн детей и 1,2 млн учителей. Очевидно, что на 1 педагога приходится не 10, а 15 учащихся. Демографические процессы, стимулируемые государством, способствовали росту численности детей, но при этом количество школ и учителей сократилось! По результатам опросов в период с 2021 по 2023 годы количество учителей сократилось на 4 тыс. человек, а количество учреждений – на 470! По разным оценкам современной российской школе не хватает от 300 до 500 тыс. учителей.

Дефицит учителей в российских школах уже достиг рекордного уровня, эту катастрофическую ситуацию отмечает Общенародный фронт: «Российская школа непрерывно занимается латанием кадровых дыр. В результате получается, что учитель истории начинает вести уроки географии, а учитель начальных классов – математику в средней школе». Как решается данная проблема Министерством просвещения в целом и исполнительными органами власти в регионах? Создаются школы-конгломераты, комплексы с увеличением часовой нагрузки учителей (при ставке в 18 часов большинство педагогов ведут от 30 часов и более), с укрупнением классов (до 35-40 человек).

За последние десять лет было принято три федеральных государственных образовательных стандарта, введение очередного стандарта для учителя означало создание новых рабочих программ по преподаваемому предмету, создание новых программ воспитания для класса, обучение по вопросам обновления форм работы (вебинары, воркшопы, курсы повышения квалификации – зачастую без отрыва от работы).

В условиях пандемии 2020 года за короткий промежуток времени учителя освоили конференц-платформы для проведения занятий, разработали цифровые задания, фактически самостоятельно организовав за счет собственных временных и финансовых ресурсов учебный процесс. С установлением акцентов на воспитание подрастающего поколения и на формирование духовно-нравственных ценностей увеличилась и продолжает расти нагрузка на классных руководителей, являющихся учителями-предметниками.

На классных руководителях лежит обязанность за отслеживание социальных сетей учащихся, оказание консультационных услуг родителям, информирование родителей об отметках-прогулах-болезнях и прочих напастях их детей, фиксация социально-педагогических параметров развития КАЖДОГО воспитанника. И это не только высокая ответственность, но и дополнительная, ненормированная никакими критериями, работа. Каждый пятый учитель в современной России – это женщинапенсионер, вынужденная продолжать работать из-за низкого размера пенсии, и при этом перспектив на приход в отрасль молодых специалистов фактически нет. Высокая физическая и в большей степени эмоциональная загруженность учителя отпугивают от школы студентов педагогических вузов.

Министерство просвещения РФ в лице министра Кравцова уверено, что «нельзя здесь давать каких-то однозначных оценок, но в целом ситуация стабильна, … мы стараемся всегда максимально оперативно реагировать». Кравцов считает, что в школах «сегодня максимальная укомплектованность кадрами, в школу идут молодые ребята», это студенты выпускных курсов, и есть определенный задел на будущее - по стране «широко шагает» проект психолого-педагогических классов (уже открыто 3,5 тысячи профильных классов, а к концу 2024 года – еще 5 тыс. классов).

Личные границы подразумевают правила и ограничения, которые вы для себя устанавливаете в рамках взаимоотношений. Вот некоторые категории личных границ.

• Физические: личное пространство и прикосновения. Например, вы определяете, насколько близко к вам может подойти другой человек, сколько времени вам нужно провести наедине с собой, насколько допустимы для вас объятия.

• Эмоциональные: ваше право на собственные чувства, ваше право делиться ими или нет и определять интенсивность их проявления. Например, для вас неприемлемо, если окружающие обесценивают ваши чувства или перекладывают на вас ответственность за свои. И все же уважать чувства других необходимо.

• Интеллектуальные: мысли и идеи. Например, для вас неприемлемо, если кто-то критикует вас за ваши мысли и убеждения, возлагает на вас ответственность за чужие мысли или берет на себя ответственность за ваши.

• Сексуальные: согласие, ограничения и желания. Например, вы решаете, когда ваш партнер может к вам прикасаться, комфортно ли вам от его прикосновений, как именно ваш партнер может вас касаться.

• Материальные: деньги и собственность. Например, это ваше право – получать деньги за свою работу и тратить их так, как вы считаете нужным; вы вправе решать сами, давать в долг или не давать, одалживать принадлежащую вам собственность или нет.

• Временные: попытки тратить ваше время, уважение к вашему времени и тому, как вы им распоряжаетесь. Например, вы вправе отказаться от участия в делах, которыми заниматься не хотите, не задерживаться на работе, если вам не оплачивают переработку или если у вас просто нет желания, выделять столько времени на заботу о себе, сколько вам необходимо.

• Духовные: вы вправе верить в кого и что угодно. Например, у вас есть право исповедовать отличную от ваших родителей/партнера религию, ходить в любой храм, проводить религиозные обряды так, как считаете нужным.

• Безусловные: границы, которые вам жизненно необходимы для обеспечения вашей безопасности. Они могут относиться к любой из упомянутых выше категорий. Например, у вас есть право разорвать отношения, если вторая сторона предала ваше доверие, нарушив договоренность, не выполнив обязательства, отказавшись уважать ваши границы. Это право становится безусловным, если вы четко обозначили границы и старались их придерживаться.

Еще один вариант классификации границ базируется на том, как наши тела, мысли и эмоции устанавливают (или не устанавливают) границы в какой-то конкретный момент времени. Границы подвижны, они очень гибкие. Например, если вы устали, нервничаете или чего-то боитесь, то вы склонны устанавливать более жесткие границы, чем когда вы расслаблены и полны сил. Если вы когда-нибудь выбирались на природу, вспомните, как вы себя там чувствовали: это ощущение единения с чем-то большим, чем вы сами, это чувство безграничности, которое переполняет все ваше существо. Это ощущение открытых, всеобъемлющих границ посещает нас только тогда, когда мы чувствуем себя в безопасности и отождествляем себя с тем, что происходит «здесь и сейчас».


Эрика Шершун
Исцеление сексуальной травмы. Навыки, которые помогут чувствовать себя в безопасности и создавать границы

О фильме "Всё, что нам кажется светом" (реж. Паял Кападиа, Индия; Гран-при Каннского Фестиваля 2024 года)

Среди всеобщего европейского умиления этим политкорректным триумфатором Канн нет-нет да и раздаются осторожные скептические голоса. Люди начали подозревать (до них как до жирафа, да), что в немногих доходящих до западного зрителя восточных фильмах ему пытаются скормить нечто, специально подогнанное если не под его ценности, то под особенности его восприятия, а настоящая культурная (да и любая на самом деле) жизнь как протекала, так и протекает в периферийных регионах где-то параллельно, понятным нам языком не описанная, непознанная. Сценарно бесхитростная история о трёх женщинах в огромном Бомбее вполне ложится в русло советского мейнстрима застойного разлива, смени их сари на ивановские ситцы - и получатся очередные "Девчата", городок наш ничего, населенье таково: незамужние ткачихи составляют большинство. Но это - основа, упрощённый экспортный вариант, в котором то там, то тут мелькают шокирующие детали (кто-нибудь знал, например, что в Индии за вазектомию с отцов нескольких детей не только не берут денег, но их семьям ещё и доплачивают по тысяче рупий премии?), однако несчитанного в ткани повествования всё равно остаётся несоизмеримо больше, и к нему просто так, без цивилизационного гида-переводчика, не подступишься.

Я кое с кем поговорила и делюсь. Начать здесь стоит, вероятно, с того, что в Индии внутренная мобильность куда больше похожа на полноценную эмиграцию, чем в США или России, поскольку разные штаты Индии говорят на разных языках. Фильм снят на малаялам, одном из языков провинции Керала; приехавшие в Бомбей женщины в городе дважды чужие - и как лимита-деревенщина, и чисто лингвистически, они жмутся друг к дружке, кроме всего прочего, ещё и в поисках коммуникативного комфорта. Неуютно в чуждой языковой среде всем вне особенной зависимости от места в профессиональной иерархии, так врач, ухаживающий за одной из девушек, Прабхой, старшей медсестрой в его госпитале, постоянно жалуется ей, что ему не даётся хинди, тогда как на малаялам он пишет годящиеся на поэтический конкурс стихи. Географическая неоднородность накладывает на родившихся вдалеке от экономических центров людей проклятье второсортности не только экономической (к ней-то мы как раз привыкли), но многослойной антропологической. Исходить здесь нужно, конечно, из того для индусов самоочевидного факта, что в вопросах человеческого неравенства там, где Европа в самых даже нацистских своих проявления училась, Индия - преподавала.

И здесь опять возникает специфика Кералы, весьма, надо сказать, противоречивая. Я не уверена, насколько европейские читатели Салмана Рушди и Арундати Рой обращали на это внимание, но самые заметные социальные свои конфликты Рушди и Рой всегда помещали в реалии этой южной, очень зелёной, красивой, исторически разнообразной, имеющей традицию самых длинных в Индии контактов с европейцами, коммунистического управления и высокой грамотности населения провинции - насколько удобно в них сгущать краски и заострять. В Керале, не в последнюю очередь из-за давления других религиозных общин и внешне прогрессистской политики, индуизм на бытовом уровне особенно строг, обычаи кастовой сегрегации (при всех современных поправках) особенно заметны и (это важно) процент населения, принадлежащего к высшим кастам, особенно высок. Медсёстры Прабха и Ану, а также их старшая подруга Парвати - с большой вероятностью из них, из брахманов, как и значительная часть медицинского персонала, то есть по рождению они, несмотря на невеликие материальные средства, относятся к сословию (мега)привилегированных. Интерес к ним режиссёра - это не знакомый нам достоевский интерес к "маленькому человеку", впрочем, возможно, это буквально он и есть, поскольку маленький человек Достоевского - всегда пусть и обедневший/голодный/забитый/затоптанный, но дворянин со страданием, над копошением грязных масс приподнятым.

Страдания наших девушек - в невозможности стабильно, с эмоциональными и материальными гарантиями устроить личную жизнь.

И если "негде" самой юной из них, влюбившейся в мусульманина, слишком нам понятны, утрированы (и оттого кажутся данью нашему вкусу), то с Прабхой всё сложнее и неочевидно неразрешимее. Она формально замужем, но муж её сразу после свадьбы уехал в Германию и пропал с концами, если не считать присланной ей единственной раз рисоварки в подарок, непонятно, в знак компенсации или прощания. Однако, зная, что никакого семейного счастья у неё уже не будет, о разводе Прабха, молодая и очень красивая (её играет известная индийская актриса и модель Кани Кусрути), даже не помышляет и страдает смиренно, в остальном будучи даже слишком хорошо социализированной (она на короткой ноге не только с врачом, но и с адвокатами, профсоюзными лидерами, правозащитниками), и иначе - фильму удаётся нас в этом без всяких рациональных аргументов убедить - в её ситуации быть не может. Это - норма, больная, гнилая, мучительная, но норма, вне этой нормы будет многократно хуже. Потому что обыгрывается здесь, конечно, брахманский кулинизм, обычай, выросший из лютой гипергамии индийских высших каст, согласно которому муж-бог, получивший с семьи невесты им назначенное приданое, не должен жене ровным счётом ничего кроме статуса замужней женщины, даже жить с ней не должен, если ему не хочется, а уж родительская, спихнувшая её замуж семья, должна ей и того меньше - крутись то есть как хочешь. Что превращает историю Прабхи, ставшей старшей медсестрой в самом Бомбее, практически в историю успеха в самом блистательном феминистском смысле слова - за тем существенным исключением, что блюсти себя ей на этом посту надо с удвоенной силой. В современной Индии соломенной вдове брахмана позволяется так уж и быть не сдохнуть с голоду в канаве, но она должна превратиться в бесполого рабочего муравья, женскую свою сущность раз и навсегда укротить, и обнимать не мужчину, а рисоварку, покуда климакс не освободит её.

И это - вдова соломенная. Участь белых вдов (то есть просто переживших мужей женщин) - до сих пор массово страшна настолько, что мало кто внутри Индии решается её напрямую описывать, если и говоря о ней, то всем посвящённым понятными и никому из непосвящённых не заметными намёками, и речь здесь отнюдь не о формально запрещённом обряде сати (от альтернативы сати сам пойдёшь и самосожжёшься). Драма овдовевшей Парвати, которую ушлые девелоперы выселяют из служебной квартиры покойного супруга, типично не снизошедшего до оформления хоть каких-то документов на жену, переживается ею с почти невозможным в Индии комфортом: у Парвати есть в собственности дом в родной деревне (как? откуда? - недоумевали мои студенты с тамильскими корнями) и её, де факто прокажённую (все вдовы в индуизмы ставятся на одну доску с прокажёнными как безнадёжно испиртившие себе карму, не сумев мужа уберечь), берут (по знакомству!) на работу в какую-то местную кооперативную столовую. В связи с чем возникает вопрос, а в этой ли жизни женщины едут на лоно природы, под сени струй - или это уже посмертие, некий воображаемый мир с частично сбывшимися мечтами? "Как я тут? псы прядают ушами, коровы жуют соломку; в Индии спокойно любому пеплу, трухе, обломку: можно не стыдиться себя, а сойти туристу на фотосъёмку, можно треснуть, слететь, упокоиться вдоль обочин, ликовать, понимая, что этим мало кто озабочен. Я не очень. Тут не зазорно побыть не очень..."

В период антиалкогольной кампании люди, склонные к опасному потреблению алкоголя, но существенно ограниченные в возможности его потреблять, сохраняли свою жизнь много дольше, чем в условиях, существовавших до кампании. Но как только доступ к алкоголю стал даже более свободным, чем до 1985 г., их смертность резко возросла, что привело к небывалому росту смертности в стране. Одновременно началапополняться группа опасно потребляющих алкоголь. По оценке А.В. Немцова и И.А. Покровской людям, интенсивно потребляющим алкоголь, редко удается прожить в таком состоянии более 6 лет.


Андреев Е. М.,Чурилова Е. В.
Алкоголь и алкогольная политика в России за 150 лет.

До 2019 г. числа умерших в состоянии алкогольного опьянения от каждой причины смерти указывались в таблице Росстата, содержащей официальные данные о распределении умерших по причинам смерти, полу, возрасту и территориям страны. В 2019 г. Росстат исключил сведения о числе умерших в состоянии опьянения из этой таблицы. Но в медицинском свидетельстве о смерти соответствующая отметка все еще
Андреев, Чурилова. Алкоголь и алкогольная политика в России за 150 летwww.demreview.hse.ru10содержится. Однако обработка свидетельств дает странные результаты. Оказалось, что в 2018 г. в состоянии опьянения умерло 4,5% всех умерших, в 2019 г. –13%, в 2020 г. –около 1%, а в 2021 г. –только 0,5%. Складывается впечатление, что медицинские работники (патологоанатомы) практически перестали фиксировать в медицинских свидетельствах о смерти факт смерти в состоянии алкогольного опьянения. Более того, среди мужчин, умерших от отравления алкоголем в 2020 г., потребляли алкоголь перед смертью только 36%, а в 2021 г. –19%. До 2020 г. доля была не менее 95%. Данноеобстоятельство заставляет предполагать, что пострадала и полнота учета смертей в результате отравления алкоголем. Наше подозрение усиливает то, что частота умерших от отравлений алкоголем снижается, а, согласно официальным данным, начиная с 2020 г. душевое потребление алкоголя выросло за 3 года на 7%.

<...>

В середине 1990-х годов А.А. Авдеевым, А. Блюмом и С.В. Захаровым, к которым позже присоединился Е.М. Андреев, была предложена модель, объясняющая резкие колебания смертности в период Антиалкогольной кампании и после нее. Предполагалось существование группы мужчин, чья смертность крайне высока при наличии доступа к алкоголю и более умеренна при его отсутствии. Наличие группыобъясняло бы колебания смертности, но было лишь гипотезой.

В ходе Ижевского обследования семей была обнаружена группа мужчин, названных опасно потребляющими алкоголь. К группе относятся те, кто регулярно потребляет большое количество крепкого алкоголя за короткий период времени, что приводит к утрате контроля за поведением, сну в одежде, похмельному синдрому утром, частой неспособности к работе или участию с жизни семьи. Члены группы пьют непредназначенные для этого спиртосодержащие жидкости. У входящих в группу случаются продолжительные (более суток) периоды употребления алкогольных напитков –запои. Объектом обследования были все мужчины в возрасте 25-50 лет, жившие в городе Ижевске и умершие в 2003 -2005 гг. в период обследования.

Информация об обстоятельствах их жизни была получена путем опроса одного из их близких. Контрольная группа была сформирована на основе случайной выборки живших в Ижевске мужчин тех же возрастов, о жизни которых также опрашивали их близких. По результатам обследования в группу опасно потребляющих алкоголь входили немногим более 12%мужчин, живших в Ижевске, а смерти членов группы определяли более 49% смертей в этом возрасте. Соотношение доли группы среди живущих и умерших говорит об очень высокой смертности. При столь высокой смертности группа может существовать только благодаря постоянному притоку новых членов. Члены группы существенно чаще умирают именно от тех причин, смертность от которых особенно сильно упала в годы антиалкогольной кампании и выросла после ее окончания. Совпадение причин смерти, типичных для членов группы, с теми, что определили падение смертности в России в 1985-1987 гг. и ее взлет в 1992-1994 гг., свидетельствуют в пользу того, что именно эта группа ответственна за колебания смертности.

casketears:
не могу перестать думать о том, как хорошо в Squid Game показан процесс фабрикации согласия. ну да, участники соглашаются! снова и снова — соглашаются на игру с пощёчинами, сами звонят по номеру, приходят на место встречи, подписывают ещё один документпосле прибытия... они даже могут прервать игру, если большинство проголосует за. но всё это лишь создает видимость. потому что, конечно же, они согласятся продолжать — ведь конечно же, они смогут вернутся.

второй эпизод полностью посвящён разбору этого "согласия" и потенциальному чувству морального превосходства у зрителей: "ну так а почему они просто не уйдут, раз могут? зачем они вообще на это согласились? это же такая крайность — идти на такое ради денег, я бы в жизни не стал(а)".

потому что, как говорит сериал, посмотрите, куда им возвращаться посмотрите, какая какая у них есть альтернатива. по уши в долгах, угрозы от коллекторов, нищета в худших её проявлениях. видите? понимаете, что участие в игре — формально добровольное, но это как выбирать, тебя зарежут или застрелят? согласие есть, но желания нет. они соглашаются, но в условиях эксплуатации. и это не случайно, что для участия выбирают только бедных. это настолько очевидно, но, чёрт, мне нравится, как в сериале это подано, и как ставит зрителей на место.

3am-nonsense:
когда вы начнёте так же говорить о проституции? вы реально верите, что женщины в уязвимом положении сами выбирают этим заниматься? вы правда думаете, что секс под принуждением — это не изнасилование? вы серьёзно полагаете, что согласие можно купить?

#записки_неизвестной
Итак, встаёшь ты утром с твёрдым намерением поработать, тем более что работы там осталось максимум на полдня. Три часа до прихода ребёнка из школы вполне должно хватить, а что останется, можно вечером доделать. Но судьба решает по-другому, не очень трезвый отец ребёнка отправляется в душ, зачем-то наступает на слив, и вода вместо канализации разливается по всей квартире. Упс. Уборка занимает время как раз до прихода из школы ребёночка. Ладно, есть полтора часа от обеда и до похода на кружки. Однако у ребёночка на это время свои планы. Он хватает кота, кот орёт и в ужасе мечется по квартире, разбрасывая вещи. Пытаешься оторвать одного от другого, прибрать вещи, помыть посуду после обеда, и тут подступает время бежать на кружки... Мне кажется, я просто стукну по голове Литературной энциклопедией следующего человека, который скажет, что "нету женщин гениальных писателей". Зато полно женщин - гениальных разгребательниц говна, устроенного мужчинами. Как-то не в ту сторону мы свои усилия направляем, по-моему.

Да. Просто да. Я бы поплакала над этим, но времени нет.

История из жизни #патриархатопасен

Как-то лет 5 назад шла я с занятий на собачей площадке с собакой, вестимо, и мне нужно было подождать пока меня заберут на машине на остановке, дело было в Балашихе прямо на шоссе остановка. И я уже не помню почему у меня тогда недавно была собака я решила немного в сторонке от остановки сесть на землю, я даже сейчас не помню как на корточках или на что-то я там села, чтобы людям на остановке не мешать.

Вид у меня был соответствующий собачей площадке такой, прямо скажем, бомжеватый. Ну вы знаете в Европе это вообще норм сидеть на полу, ну хочешь - сиди, это не является каким-то дополнительным сигналом. В России - не так, человек физически находящийся ниже, скажем так, сидения на стуле считается опустившимся. Так могут сидеть только попрошайки или бомжи, это - сигнал, что человек сам себя помещает ниже физически, а значит и внутренне тоже.

Через какое-то время я заметила что за мной из такой небольшой лесополосы наблюдает престарелый рабочий из средней азии. Ну типа ладно.. Через минут пять подгребает он ко мне и говорит: "Сделаешь мне ми**ет за 1000?". Ну т.к. я уже его заметила и меня уже это разозлило я ему громко сказала что-то типа: "Да ты о*уел что-ли?" Мужик сразу отгреб.. К слову первая похожая на этот кейс история у меня была еще в школе, когда я шла из школы. Ну так вот.. Жду дальше.. Еще через минут 10 едет другой работник из средней азии на велике и говорит мне "Продать собаку не хочешь?" И вы знаете эти люди с полной уверенностью "А че такова", "Я же вижу у тебя проблемы - вот даю даже шанс заработать.."

Вот это вот все произошло минут за 20, со мной, взрослой тетей. А теперь представьте себе подростка или ребенка. По данным Министрества юстиции в США треть сбежавших из дома детей и подростков попадают в проституцию с течении первых двух дней. При патриархате любой уязвимый кто угодно - это повод им воспользоваться, у мужчины например можно в основном только деньги отнять, ну там избить еще максимум, вот и все что с него можно взять. А женщин и детей можно эксплуатировать сексуально годами, сдача их тел в аренду для насилия приносит огромные деньги и большая часть общества на стороне насильников, типа а че такова это же выбор просто и работа. Жертвы торговли людьми в основном женщины и дети, потому что спрос.

Девочкам рассказывают всю дорогу что главное быть хорошей, послушной, выполнять правила и ничего с тобой не случится, мужчины и общество защитят. (НЕТ!) Патриархальное общество только и ждет уязвимости, сложной ситуации, за каждой уже стоит очередь заранее и всегда чтобы изнасиловать просто так или за плату. Единственное что чуть улучшает ситуацию с безопасностью это свои ресурсы, своя сила, свое четкое понимание ситуации, и это вектор чуть ли не полностью противоположный сказкам "будь хорошей девочкой".

Патриархат никогда не защищал женщин и детей как субъектов обладающих безусловным правом на безопасность, максимум защищал выборочно только как свою собственность. Мои вещи портить нельзя (или можно только мне), но чужие - можно. Никакая безопасность прежде всего для женщин и детей при патриархате невозможна, он не защищает их по самой своей сути, а именно что мужчины - выше и более люди по умолчанию, и другие - их собственность или просто объекты для использования. Падающего толкни - вот и вся философия патриархата, всегда должен быть кто-то ниже.


Анастасия Полянина

Согласно выборочным данным женщины демонстрируют более высокий уровень трудоустройства по окончании вуза, чем мужчины. Среди женщин на рынок труда вышли 76 % выпускниц, без учета продолжающих обучение. Доля работающих мужчин на 8 п. п. меньше и равна 68 %. Однако уже на старте карьеры заработки мужчин превышают заработки женщин — 61 031 р. у первых и 45 228 р. у последних. Нескорректированный гендерный разрыв в стартовых заработных платах выпускников составляет 26 %, что сопоставимо с величиной гендерного разрыва на рынке труда в целом.

Тем не менее если для всего рынка труда это прежде всего связано с характеристиками рабочего места, различиями в накопленном человеческом капитале и семейными характеристиками, то для однородной когорты выпускников, только что получивших диплом бакалавра/специалиста, образовательные характеристики играют первостепенную роль в объяснении гендерного разрыва в заработной плате.

Помимо того что женщины чаще, чем мужчины, получают высшее образование, они в среднем учатся лучше, чем их сокурсники-мужчины. Женщины почти в 3 раза чаще получают красный диплом. Академические успехи увеличивают вероятность их трудоустройства: 80 % обладательниц красных дипломов находят работу сразу после выпуска. У мужчин этот показатель равен 73 %. Однако зарплатное преимущество диплом с отличием дает женщинам только в сравнении с женщинами с синим дипломом, но не дает никаких преимуществ в зарплате перед мужчинами, обладающими дипломами любого цвета.

Получение качественного образования в селективном вузе также добавляет премию к заработной плате выпускников вузов. Заработки мужчин и женщин, окончивших селективный университет, выше соответственно на 24 и 29 %, чем у выпускников обычных вузов. В то же время выпускницы тех и других вузов зарабатывают существенно меньше выпускников-мужчин. Нескорректированный гендерный разрыв для выпускников селективных вузов составляет 21 %, для выпускников обычных вузов — 26 %.


Емелина Н. К., Рожкова К. В., Рощин С. Ю.
Гендерный разрыв в стартовых заработных платах выпускников российских вузов

#однафеминисткасказала


Листала тут одну серьезную книжку по антропологии и всякому такому. Крч, есть такая штука - линии Гарриса, это такие поперечные костные пластины в ростовой зоне костей. Их наличие говорит о том, что в процессе роста организм подвергался сильным стрессам и болезням.

Так вот, там есть интересная глава про сравнительный анализ захоронений с 11 по 13 век на территории средней полосы России. Так вот, даже когда количество линий Гарриса среди захоронений мужчин существенно пошло на убыль, т.е. после переселения жизнь устаканилась и как-то наладилась, количество таких линий в женских костях не только не изменилось количественно на единицу женского скелета, но не изменилось и в целом, т.е. эти линии обнаруживаются у 100% найденных женских останков. Это я повторюсь, на протяжении целых долбанных трех веков. Авторы книги никак не комментируют этот невероятный феномен и стараются его аккуратненько обойти

Домогательства — это еще один элемент унижения рабочего класса. Вряд ли навязчивые приставания можно объяснить необъятной сексуальной энергией. Тем более вряд ли мы можем назвать это нормальными отношениями между полами.

Для начальников это способ продемонстрировать свою власть и еще раз показать подчиненной (или подчиненному — и такое бывает) — свое место. А что ужаснее всего, работницы сталкиваются с домогательствами еще и со стороны своих же коллег и клиентов.

Обратимся к некоторым западным исследованиям. Почти все работницы пятизвездочных отелей сталкивались с тем, что гости проявляли к ним нежелательное сексуальное внимание — говорится в журнале Gender, Work & Organization. 80% официанток рассказали о том, что к ним домогались — исследование в журнале Today. 88% работниц строительной сферы тоже имели такие проблемы, как говорится в другом отчете. Это в западных странах, которые ужасны не «диким матриархатом», а все той же капиталистической эксплуатацией, стыдливо прикрытой либеральными лозунгами о равноправии.

Совсем недавно, 18 сентября, в США вышли на протест работники и работницы «Макдональдса». Демонстрации прошли в 10 городах. Одно из главных требований — обеспечить безопасное рабочее место.

Единственный в США профессиональный союз ресторанной бедноты «Объединенные центры ресторанных возможностей» сообщает, что с той или иной формой сексуальных домогательств сталкиваются 90% женщин-работниц и 70% мужчин-работников в этой сфере. Агрессорами становятся менеджеры, сотрудники и посетители. Часто это повторяющееся явление.

В Соединенных Штатах, как и во многих других странах мира, работа в фастфудах — одна из самых низкооплачиваемых. В США интересы работников «Макдональдса» — часто это чернокожие, латиноамериканцы или мигранты — не представляют профсоюзы. Рабочие подавали жалобы, но руководство никак на них не отреагировало.

18 сентября 2018 года несколько десятков демонстрантов собрались у штаб-квартиры компании «Макдональдс». В Новом Орлеане бывшие и настоящие работники скандировали: «Макдональс, ты не можешь спрятаться. Мы видим твою грязную сторону». Протесты прошли в Сан-Франциско, Сент-Луисе, Канзасе, Миссури и Дареме.

Бездействие компании в отношении вопроса домогательств — это часть широкой культуры неуважения и эксплуатации. Компания пытается не допустить того, чтобы работники присоединились к профсоюзу, и агрессивно воспринимают требование повысить оплату труда до 15 долларов в час.

Адриана Альварес, 26-летняя работница, рассказывает: «Люди не знают, через что мы проходим за стойками, в туалетах и подсобкам… Мы устали от этого». Участницы акции рассказывали об управляющих, которые принуждали работниц, особенно самых незащищенных, к интимной связи, о напряженных отношениях внутри коллектива и конкуренции в среде самих работников.


Катерина Андреева

Каркищенко Е. А.
Формирование гендерной идентичности тинейджера (на материале научно-популярных СМИ)

В-четвёртых, я лишний раз задумалась, что со всем этим делать. Авторка думала над этим тоже, но её рассуждения для меня слишком идеалистичны. “Если государство в самом деле заинтересовано в том, чтобы у всех членов общества были равные права и равный доступ к качеству жизни, государство начнёт собирать и учитывать данные, касающиеся женщин…” Ахаха. Можно подумать, больших шишек заботит равенство. Большинство людей наверху - мудаки вроде Маска и Безоса. Я уверена, они были бы рады и довольны продолжать пользоваться плодами эксплуатации женщин.

Но, как известно, абьюзеры страшно не любят, когда их токсичные слова и поступки становятся достоянием общественности. Говорить о нуждах женщин, высвечивать недообеспеченность женщин, указывать на эксплуатацию женщин нужно не столько из надежды, что у привилегированных проснётся совесть, сколько ради изменения того, что приемлемо в обществе, а что недопустимо.
По итогу. Книжка про невидимых женщин - не лёгкое чтение. Но я считаю, её стоит прочитать. Просто чтобы знать на примерах, насколько общество, как оно есть сейчас, привыкло наживаться на женщинах, игнорировать женщин, решать проблемы за счёт женщин, ещё и винить за проблемы самих же женщин.
Чтобы, когда кто-нибудь начинает вам втирать, что ваша физическая боль - плод вашего воображения, что присмотр за детьми - это просто “сидеть дома”, что ваше нежелание принимать лишнюю нагрузку без адекватной компенсации - это позор и бессердечный эгоизм, вам было легче развернуться и уйти. Не тратить время на разговоры и сомнения в себе. Лучше потратить его на поиски союзниц, которые поймут, поддержат и помогут.

Напоследок считаю нужным заметить, что подходы, приводящие к дискриминации женщин, распространяются и на другие притесняемые группы - ЛГБТ, не-белых, эмигрантов, калек, детей и так далее. Я далека от мысли, что эксплуатируют и дискриминируют только женщин. Я знаю, что эксплуатируют и дискриминируют всех, кто уязвим. И это неправильно, несправедливо и неприемлемо.


perelynn via fem_books

Во-первых, она помогла мне взглянуть через новую призму на социальное давление, подталкивающее женщин рожать детей. То есть как сигналить из каждого утюга, что дети - главная цель жизни женщины, это пожалуйста. А как выделить ресурсы для науки, чтобы изучить женские немочи, связанные с репродуктивной системой, так вся важность куда-то улетучивается.

Женщины лезут на стенку с болезненными месячными, женщины получают травмы в родах, женщины борются с послеродовой депрессией, женщины гробят здоровье о ещё 100500 побочек детопроизводственного процесса… а исследования, направленные на то, чтобы облегчить тот или иной аспект, отклоняются при выдаче грантов как “неприоритетные”. И сразу становится понятно, какой аспект деторождения ценится больше всего. Халява. Общество привыкло к женщине как к бесплатному станку по производству налогоплательщиков.

Во-вторых, новыми красками заиграло заявление “женщины и мужчины разные от природы”, которое не раз попадалось мне в сети. Я и раньше замечала, что апелляция к биологической разница полов делается для того, чтобы заткнуть женщину и запретить женщине. Книга высветила для меня новую грань этого лицемерия. При том, как скоры люди напоминать про разницу в биологии, об этой разнице тут же забывают, когда приходит время включать женщин в тест-группы при разработке спас-оборудования и медпрепаратов.

В тестированиях превалирует подход “один размер подходит всем… мужчинам”. Когда тестируют ремни безопасности на автомобилях, манекен имитирует мужское тело - невзирая на то, что у женщин другие пропорции, другой средний вес и другое распределение жировых тканей в организме. Когда тестируют медпрепараты, тест-группы часто состоят из особей мужского пола, причём уже начиная с мышек. Ведь у женщин есть менструальный цикл, который может повлиять на замеры! И вообще, женщины такие сложные, данные будет труднее анализировать! Ага, ага, разница в биологии важна только тогда, когда нужно увильнуть от соблюдения прав человека в отношении женщин. А когда речь заходит о реальной биологии, разница никого не волнует.

В-третьих, конечно же, всплыла тема затыкания дыр.

Об обязанностях женщины перед обществом готов рассказать каждый встречный-поперечный. Женщина должна быть стройной, молодой, красивой, ухоженной, спортивной кулинаркой, рукодельницей, секретаршей, садовницей, врачихой всех специальностей, учительницей по всем дисциплинам, а также ещё 100500 параметров, о которых я забыла. Но, конечно, всё это ничего не стоит, если у женщины нет выводка румяных, здоровых, воспитанных, образованных, ухоженных малышей, для которых женщина создала нетоксичную, стимулирующую атмосферу без всякого этого вашего экранного времени и генномодифицированных продуктов.

А вот осознать, что общество и государство тоже много чего женщине задолжало - процесс куда более запутанный и скрытый. Книга высвечивает дыры в системе и происхождение этих дыр: банальный факт, что женщину не считают за человека. При создании инфраструктуры, при планировании госбюджета, при разработке новых технологий в дизайн очень легко прокрадывается постулат, что женщина перебьётся, перетерпит, приспособится. И вообще, сама виновата. Зачем не родилась мужчиной?

Такие вещи важно осознавать, потому что от них зависит реакция женщины на системные проблемы. Да, закрывать дыры часто всё равно приходится из своих ресурсов. Но понимание, откуда берутся дыры, помогает требовать компенсации, а также отфутболивать претензии, высказанные не по адресу. И, кстати, смотреть, понесут ли их по адресу? Если нет - значит, людей с претензиями не проблема интересовала, а пнуть женщину.

Дослушала я книжку про невидимых женщин. (“Invisible Women: Data bias in the world designed for men”, авторка Caroline Criado-Perez) И навела она меня на сотню мыслей. Обычно я придерживаюсь правила “один пост = одна мысль”, но здесь от него придётся отступить.

Книга даёт системный взгляд на то, как женщин исключают из принятия решений в самых разных областях жизни, и потом из ресурсов женщин же восполняются вскрытые неучтёнки. С примерами. Вот прямо с горами примеров, чтоб наглядней. Чтоб не отмахнуться, что это где-то там, вдали, в облаках, в теории. Нет-нет, всё очень реально и рядом.

В самых разных областях жизни прослеживаются одни и те же тенденции:

- При разработке товаров и услуг имеет место ориентация на мужчину как на пользователя по умолчанию.
- Образ жизни мужчины берётся за норму, образ жизни женщины - за отклонение.
- Биология мужчины берётся за норму, биология женщины - за отклонение.
- К нуждам женщин относятся как к частному случаю, которым всегда можно пренебречь.
- Социальные требования к женщинам в обществе, где живут пользовательницы, не учитываются.
- Когда товары и услуги предсказуемо не выполняют свою функцию при использовании их женщиной, есть сильное давление исправлять женщину, а не товар.

Приведу парочку примеров, которые мне запомнились.
В шведском городке Карлскога в 2011 году обнаружили, что график уборки снега выстроен вокруг графика работающих мужчин. Улицы чистили от главных артерий к маленьким улочкам и дворикам, поскольку по умолчанию составители графика исходили из нужд мужчины, водящего машину. О том, что женщины чаще пользуются общественным транспортом, а также частенько толкают перед собой коляску с ребёнком, при составлении графика как-то забыли.
График пересмотрели только потому, что некий чиновник посмеялся: мол, в уборке снега точно сексизма не найти! Нашли. И, к чести городской администрации, переделали графяик, приоретизируя пешие маршруты. К удивлению администрации, легче стало не только населению, но и системе здравоохранения! В больницы стало поступать меньше женщин с травмами от падения на льду.

В Бангладеше решили осчастливить женщин экологически чистой плитой. Проблема, которую решали разработчики, совершенно реальна: старые плиты при готовке страшно чадили, и вдыхать эти пары было вредно для здоровья женщин и детей при них. Впрочем, решать проблему сели не из-за женщин. Просто в лесном хозяйстве наметился кризис, и было решено, что причиной ему был хворост, собираемый женщинами для готовки.

В общем, сделали новые плиты, стали убеждать женщин ими пользоваться. Но, поскольку при разработке женщин не спросили об их нуждах, новые плиты не прижились - они увеличивали время на готовку (у пользовательниц, которые и так пашут по 15 часов в день) и требовали постоянной чистки. Об отказах женщин пользоваться плитой трубили газеты: “Несмотря на наличие выбора, женщины Бангладеша предпочитают плиты, загрязняющие окружающую среду!” Ну да, конечно, женщины виноваты. А тут ещё и выяснилось, что кризис в лесном хозяйстве вовсе не из-за хвороста, и разрабатывать для женщин функциональную плиту нужда отпала.

Даже при разработке чисто женских товаров нужды женщин учитываются через пень-колоду. Взять молокоотсос “Медела”. Знаю этот молокоотсос, сама им пользовалась. Функцию свою он выполняет, но пользоваться им неудобно. В частности, от женщины требуется сидеть, придерживая руками конструкцию для сцеживания, по сорок минут, а то и больше. Ах, эта уверенность разработчиков, что у женщины полно свободного времени, которое женщина с готовностью потратит на скучнейшее занятие на свете! Действительно, зачем делать молокоотсос, оставляющий свободными руки и дающий свободу действий? Посидит баба в неудобной позе часок, не развалится!

И так везде. От униформы, не рассчитанной на особенности женской анатомии, до мобильников, слишком больших для женской руки.

Теперь о мыслях, на которые книга меня натолкнула.

Когда в 1970 году я взялась писать "Почему не было великих художниц?", такого явления, как феминистская история искусства, еще не существовало. Как и прочие формы исторического дискурса, ее нужно было сконструировать. Необходимо было искать новые материалы, создавать теоретическую базу, постепенно разрабатывать методологию. С тех пор феминистская история искусства и критика, а в последнее время и гендерные исследования стали важным ответвлением дисциплины.

Что, возможно, еще более важно, феминистская критика (конечно, наряду со смежными направлениями критической мысли, включая исследования колониализма, квир-теорию, афроамериканские исследования и т. д.) сама вошла в мейнстримный дискурс: правда, часто поверхностно, но в работах лучших ученых — как неотъемлемая часть новой исторической практики, в большей степени опирающейся на теоретический фундамент и увязанной с социальным и психоаналитическим контекстом.

Возможно, это звучит так, словно феминизм надежно обосновался под сенью одной из самых консервативных интеллектуальных дисциплин. Это далеко не так. В визуальных искусствах всё еще существует сопротивление более радикальным вариантам феминистской критики, а ее представители обвиняются в таких грехах, как пренебрежение вопросами качества, разрушение канона, недооценка визуального измерения, сущностно важного для произведения искусства, и сведение искусства к обстоятельствам его производства — другими словами, в подрыве идеологических и прежде всего эстетических предубеждений дисциплины.

Всё это к лучшему; феминистская история искусства существует для того, чтобы нарушать спокойствие, ставить под сомнение, наводить шорох в патриархальных курятниках. Ее не следует принимать просто за очередной вариант искусствоведческого мейнстрима или дополнение к нему. В наиболее сильных своих проявлениях феминистская история искусства — это трансгрессивная и антисистемная практика, призванная поставить под вопрос многие из основных заповедей дисциплины.

Я хотела бы закончить на этой несколько спорной ноте: во времена, когда возвращаются определенные патриархальные ценности, как это неизменно происходит в периоды конфликтов и напряженности, женщины должны быть непоколебимы в отказе от своей освященной веками роли жертв или всего лишь сторонниц мужчин. Пришло время переосмыслить основы нашей позиции и укрепить их для предстоящей борьбы. Как феминистку меня беспокоит очевидная реставрация самых вопиющих форм патриархальности (отличный момент для так называемых настоящих мужчин утвердить свое пагубное господство над «другими» — женщинами, геями, артистичными или чувствительными натурами), возвращение того, что с таким трудом подавляется.

<...>

Каждый раз, когда я вижу, как сплошь мужская по своему составу группа участников панельной дискуссии по искусству обращается с поучительными речами к преимущественно женской аудитории, я понимаю, что до достижения истинного равенства еще далеко. Но я считаю, что это решающий момент для феминизма и места женщин в мире искусства. Сейчас, более чем когда-либо, нам необходимо осознавать не только наши достижения, но и те опасности и трудности, которые ждут нас в будущем. Нам понадобятся весь наш ум и вся смелость, чтобы быть уверенными в том, что голоса женщин слышат, их работы видят и о них пишут. Такова наша задача на будущее.


Линда Нохлин
Художницы в новом тысячелетии

Таким образом, место женщин в отношении к этому образу действия находится там, где выполняется работа по созданию условий, способствующих тому, чтобы мужчина завладел концептуальным образом сознания. Удовлетворение физических потребностей мужчины, организация его повседневной жизни, даже постоянство эмоционального фона максимально подстраиваются под его обязательства.


Курбанова Л.У.
Место женщины в социологии в теоретической концепции Дороти Е. Смит

И хотя до 2007 г. количество абортов постоянно превышало количество рождений, использование абортов неуклонно снижалось по мере роста популярности противозачаточных средств. В 1992г. на 1000женщин в возрасте 15-49 лет приходилось 95 абортов (включая выкидыши), к 2021 г. этот показатель снизился до 15, т. е. примерно в 6 раз; а если исключить выкидыши, то снижение составит почти 10 раз. В 2021 г. соотношение абортов и живорождений составило 37 абортов на 100 живорождений (это означает, что примерно 27% всех беременностей были прерваны); и это самый низкий показатель за период после 1955 г. Тем не менее в течение этих же десятилетий кампании за ограничение доступа к абортам становились все более громкими.


Мишель Ривкин-Фиш
Переход от аборта к контрацепции: важнейшие страницы истории российской политики в 1990-х годах

Инициированная рестриктивным законопроектом депутата Госдумы Е. Мизулиной в 2011 г. в России общественная кампанияв защиту абортов как легальной и доступной процедуры сопровождалась подписями под онлайн-петицией и пикетами с лозунгом «Боритесь с абортами, а не с женщинами».

Для тех, кто привык определять отношение к абортам через две взаимоисключающие позиции (либо “pro-choice” («за выбор»), либо “pro-life” («за жизнь»)), лозунг «Боритесь с абортами, а не с женщинами» кажется парадоксальным. Позиция «за выбор» включает идею о том, что женщины должны иметь право самостоятельно принимать решение о рождении потомства без морального осуждения со стороны, а позиция «за жизнь» определяет аборт как грех убийства и призывает к его криминализации. Лозунг российских активистов «Боритесь с абортами, а не с женщинами» выглядит своего рода золотой серединой между этими позициями, призывая государство активно работать над сокращением числа абортов, воздействуя на его причины и одновременно сохраняя легальность и доступность процедуры.

«Бороться с абортами, а не с женщинами» —такую позицию поддержала Российская ассоциация «Народонаселение и развитие», первая и единственная организация, занимавшаяся продвижением планирования семьи в России. Она была основана в 1991 г. как Российская ассоциация «Планирование семьи» (РАПС), и ее первым руководителем стала Инга Ивановна Гребешева (1937 –2022), педиатр, хорошо знавшая о пагубных последствиях абортов для женщин и детей в советское время. И.И. Гребешева была начальником Управления лечебно-профилактической помощи детям и матерям Минздрава СССР в то время, когда аборты были очень распространенным методом регулирования рождаемости в Советском Союзе. Советские женщины в среднем делали около четырех абортов за свою жизнь, хотя существует множество историй о женщинах, которые сделали их гораздо больше. С 1955 по 1980-е годы в России число абортов вдвое превышало число живорождений.

<...>

И.И. Гребешева и другие советские специалисты в сфере здоровья матери и ребенка знали, что наиболее рациональным подходом к сокращению абортов являются эффективные средства контрацепции. С самых первых лет после легализации абортов в 1955 г.ряд специалистов выступали за организацию производства высококачественных противозачаточных средств и за их импорт. Однакоцентральная властьигнорировала их призывы. Только в начале 1990-х годов3, когда политическая обстановка и экономические условия изменились, современнаяконтрацепция стала реальной возможностью для советских людей. Эксперты в области контрацепции начали самоорганизовываться для обучения медицинских работников и налаживания связей с глобальными партнерами с целью распространения знаний о современных противозачаточных средствах.

Была основана Российская ассоциация «Планирование семьи» (РАПС) как неправительственная организация, открывались государственные клиники репродуктивного здоровья и планирования семьи. Внедрялись новые подходы к коммуникации с медицинскими работниками и населением на темы, связанные с современными методами контрацепции. Глобальные фармацевтические фирмы и неправительственные организации также сыграли важную роль в этих изменениях. Онисотрудничали с министерствами и ведомствами, научно-исследовательскими институтами и неправительственными организациями, предоставляли научную и методическую литературу, проводили курсы по контрацепции для врачей и предлагали образцы продукции для пациентов.

Феминизм – это не философия, не теория и даже не точка зрения. Это политическое движение по преобразованию мира до неузнаваемости. Оно вопрошает: что будет, если прекратить политическое, социальное, сексуальное, экономическое, психологическое и физическое подчинение женщин? Оно отвечает: мы не знаем, но давайте выясним.

Для зарождения феминизма нужно, чтобы женщина признала себя представителем секс-класса, то есть представителем группы людей, которой присвоен низший социальный статус на основании пола. Пол – естественная дополитическая объективная материальная основа, на которой строится мир человеческой культуры.

Мы исследуем якобы естественное понятие «пола» только чтобы обнаружить, что оно уже перегружено значениями. При рождении все тела сортируют на «мужские» и «женские», некоторые из них приходится физически калечить, чтобы они соответствовали одной или другой категории. И многие из этих тел в дальнейшем не согласны с выбором, сделанным за них. Это первоначальное разделение определяет, какая социальная цель будет у тела. Одни тела созданы, чтобы производить новые тела, чтобы убираться, стирать, кормить другие тела (по любви, а не из чувства долга), чтобы удовлетворять потребности других тел в комфорте и контроле, чтобы другие тела чувствовали себя свободно. Итак, пол – это продукт культуры, выдаваемый за естественный порядок. Пол, который феминистки учили отличать от гендера, становится замаскированным гендером.

С полом тесно связано понятие «секса» – взаимодействия возбужденных тел. Одни тела нужны для того, чтобы с ними совокуплялись другие тела. Другие – для удовольствия, обладания, потребления, поклонения, обслуживания, самоутверждения других тел. Секс тоже считается естественным процессом, существующим вне политики. Феминизм показывает, что все это вымысел, который служит определенным интересам. Секс, который мы считаем личным, на самом деле публичен. Роли, которые мы играем, эмоции, которые испытываем, кто отдает, кто получает, кто требует, кто обслуживает, кто хочет, кого хотят, кому выгодно и кто страдает – все эти правила установлены задолго до нашего рождения.

Однажды известный философ сказал мне, что он не согласен с феминистской критикой, потому что только во время секса он чувствует себя по-настоящему свободным, во время секса он вне политики. Я спросила у него, что об этом думает его жена. (Сама я не могла поинтересоваться, ее на ужин не пригласили.) Это не означает, что секс не может быть свободным, феминистки давно об этом мечтают. Они не признают видимость сексуальной свободы: секс считается свободным не потому, что в нем все равны, а потому, что он повсеместно распространен. В мире сексуальная свобода не дана по праву, ее нужно добиваться, она недостижима в полной степени.


Амия Шринивасан
Право на секс
Феминизм в XXI веке

В 1990­х годах в англоязычной научной литературе появился термин «mom­preneurship» (производное от двух слов «mom» и «entrepreneurship», обозначающий дословно «мампринимательство»), который зафиксировал возникновение нового социального феномена — экономической активности женщин, воспитывающих ма­лолетних детей, не связанной с работой по найму

<...>

В отечественной науке отсутствует традиция изучения материнского предпри­нимательства как особого явления. Работы, которые в первую очередь можно увидеть по запросу «материнство» и «предпринимательство», связаны с феноме­ном суррогатного материнства, и рассматривают такой вид женского заработ­ка в негативном ключе. Однако можно выделить ряд значимых для нас исследований, касающихся женского предпринимательства. Ж. Черно­ва считает, что в России, как и в ряде других стран, именно женщинам приходит­ся каким­то образом вписывать материнство в свою профессиональную дея­тельность или, напротив, делать участие в оплачиваемой занятости удобным для выполнения родительских обязанностей, в то время как для мужчины появление ребенка, как правило, не становится фактором изменений в характере труда. В этом контексте материнство — один из ключевых факторов, опре­деляющих характер и направленность предпринимательских активностей жен­щин.

Важно, что российские исследователи иначе, чем европейские коллеги, рас­ставляют акценты в определении мотивов женского предпринимательства: же­лание самореализации, негативные условия работы в найме, запрос на фи­нансовую независимость, реализация себя в семье и материнстве, — что подчеркивает как сложности ситуации работы в най­ме для матерей, так и ориентацию на баланс между экзистенциальным ком­фортом, заработками и потребностью быть хорошей матерью. И. Ершова, при­водя результаты исследования женского предпринимательства, фокусируется на дефицитах и необходимости правовых мер поддержки женщин в этом вопро­се — необходимости легитимации женского предпринимательства, разработки правового механизма регулирования женского бизнеса, а также целостной эко­системы поддержки женского предпринимательства.

Основны­ми препятствиями женского предпринимательства в России считаются нераз­витость рыночной экономики и неравные условия ведения бизнеса женщинами при наличии сильной профессиональной сегрегации; слабое представительство женщин в сферах политики, бизнеса, управления; перегруженность в домаш­нем хозяйстве; стереотипы об ущербности женщин как менеджеров, сохране­ние и укоренение в массовом сознании патриархальных представлений о един­ственном предназначении женщины как жены и матери



Симонова И. А., Швецова А. В., Кривощёкова М. С.
«Родила и решила...»: механика выбора предпринимательских стратегий в среде российских матерей

Один из первых указов взошедшей на престол Цы Си касался именно бинтования ног. Есть мнение, что этому, в частности, способствовало то, что императрица, во-первых, была женщина, а во-вторых, родом из Маньчжурии, где уродовать ноги женщинам было не принято. Обычай был объявлен варварством, и всем было предложено от него добровольно отказаться. Но тут оказалось, что сами китаянки против этого. Вне зависимости от вероисповедания они считали, что ноги с подвёрнутыми к стопе пальцами – это очень красиво. Пришлось за дело браться сановникам императрицы. В большинстве своём это были генералы, выходцы из Маньчжурии. Получившие свои посты в награду за доблесть и верность губернаторы, прежде всего, запретили бинтовать ноги своим дочерям и покровительствовали «Обществу естественных ног», во главе которого тогда стояла Алисия Литтье.


В одной из шанхайских газет Литтье опубликовала большую статью, посвящённую борьбе с уродованием ног. «Мы начали свой поход, – писала она, – с публикации стихотворения одной китаянки, рождённой в провинции Ганьсу. Это стихотворение являлось настоящим боевым кличем и разошлось десятками тысяч экземпляров. С тех пор мы выпустили 22 брошюры и множество плакатов и, наконец, дождались того, что полгода назад вышел императорский эдикт, предписывающий всем представителям власти “отсоветовать” подчинённым бинтовать ноги дочерям. Следствиями этого явились многочисленные увещания многих высших сановников».

Главными победами своего Общества Алисия Литтье полагала то, что в провинциях, считавшихся китайскими «центрами моды», девушки с нормальными ногами стали пользоваться у женихов большей популярностью, чем бинтованные в детстве «золушки». Был уже даже придуман специальный фасон башмака, скрывавший дефекты стопы, подвергнувшейся в детстве бинтованию, – это было создано для тех, у кого пальцы уже совсем не разгибались.

Но, несмотря на оптимизм госпожи Литтье, работы у её Общества был ещё непочатый край: в огромных провинциях, где у власти были губернаторы-китайцы, а не маньчжуры, положение оставалось прежним, и в полях по-прежнему женщины с туго забинтованными ногами ползали на карачках, подвязав к коленям подушечки.

Ху Ши писал в «Китайском возрождении»: «В течение десяти долгих столетий по странному извращению эстетического вкуса забинтованные ножки у китаянок считались красивыми. Понадобилось всего лишь несколько десятилетий общения с иностранцами и их идеями, чтобы китайцы поняли безобразность и жестокость этого обычая».


Эльвира Синецкая
«Путешествие на Запад» китайской женщины, или Феминизм в Китае

Чтобы оценить проблему лукизма и выявить на сколько распространен шейминг женщин, которые недавно родили (возраст младшего или единственного ребенка до 2 лет), мы опросили 128 женщин в возрасте от 22 до 47 лет (средний возраст 34,6) матерей от 1 до 5 детей (самый частый ответ — 2 ребенка). Женщинам был предложен авторский опросник, в котором мы просили указать, как изменился вес после родов, а также, кто и как давал оценку их изменившемуся телу. В вопросах мы старались избегать прямых указаний на дискриминационный компонент оценок, попросив описать, «как именно окружающие реагировали на их тело в послеродовой период».

Большая часть женщин (84 человека — 65 %) отметили, что их вес стал больше, чем был до родов, указав изменения в своем теле на 6-38 кг (средний показатель увеличения веса — 9,5 кг). Также важно отметить, что 52 женщины (около 40 % от общего количества участников опроса) указали, что испытывали буллинг после родов, связанный с оценкой их изменившегося тела. Важно отметить, что чаще всего — это родные и муж (32 ответа), реже — знакомые/друзья (12 ответов); а также незнакомые или малознакомые люди (8 ответов). Таким образом, в 60 % случаев дискриминационное поведение проявляет муж и ближайшие родственники (указаны мать и отец), а еще 25 % приходится на друзей. Высказывания незнакомых людей (15 %) представляют собой смешение отсутствия воспитанности со скрытым лукизмом и к ним относятся такие комментарии, как «Вы снова беременны?», «Это у вас сколько недель? Погодки будут?», в целом такого рода высказывания можно было бы не относить напрямую к шеймингу, однако важно отметить, что респонденты оценили их как травмирующие и болезненные.

Интересно отметить, что несколько человек указали, что эти замечания были связаны с заботой о здоровье, хотя в то же время указанные примеры высказываний и прозвищ граничат, на наш взгляд, с оскорблением и являются ярким примером скрытого буллинга. Так, среди указанных комментариев о внешнем облике в первый год после родов были такие фразы, как: «Тебе бы живот убрать, и было бы идеально», «Муж сказал, что я слишком большая стала», «Мама заметила, что у нее после родов не было такого живота», «Родственники говорили, что на мне некрасиво сидят вещи», «Мама часто повторяет, что я стала толстая», «На работе спрашивали, беременна ли я вторым, а муж просил похудеть», «Муж после беременности все время говорил, что мне надо худеть». Данные ответы наглядно демонстрируют лукизм и шейминг женщин в послеродовой период. В работе Т. Брюке и его коллег, изучая отношение к весу партнера, респондентам предлагалось оценить высказывания супруга по трем категориям: «Партнер пытался заставить чувствовать себя виноватым»; «Партнер принуждал меня измениться» и «Высмеивал и заставлял чувствовать себя плохо».


Погонцева Дарья Викторовна
Лукизм и шейминг женщин в послеродовой период

После Великой Отечественной войны внутри сконструированных властью моделей сексуального поведения вызревало конфликтное напряжение, усугублявшееся запретом на аборты. Этот сталинский закон напрямую коснулся жизни второго поколения петербуржцев-ленинградцев в нашей семье. Моя мама родилась в 1920 году и находилась в конце 1940‐х – начале 1950‐х годов, так сказать, «на пике фертильности». Многие молодые семьи не могли позволить себе иметь больше одного ребенка из‐за отсутствия жилья и малых заработков. Невольно приходилось прибегать к криминальным способам прерывания беременности. Я родилась в августе 1948 года, и меньше чем через год после моего появления на свет выяснилось, что наше семейство может увеличиться. Положение было, мягко говоря, тяжелое. Существовать приходилось на пенсию отца по инвалидности. Мама находилась в отпуске по уходу за ребенком. Чтобы как-то решить проблему, помощник районного прокурора в декрете – таковым был в то время статус моей мамы – обратилась к своей соседке по коммуналке, врачу-гинекологу, с просьбой об аборте. Та, жалея моих родителей, согласилась. Однако производить незаконную операцию в коммуналке не решилась. В результате аборт маме сделали в квартире ее родителей. В момент «незаконных медицинских манипуляций» мой дед – работник уголовного розыска – сидел во дворе и тщательно следил за «оперативной обстановкой». В результате все обошлось – и мама осталась здорова, и врача не посадили.

Почти каждая женщина, фертильный возраст которой пришелся на середину 1930‐х – середину 1950‐х годов, имела в своей биографии историю, связанную с нелегальным абортом. В начале 1950‐х годов гибель от криминального прерывания беременности составила 70% от всех случаев материнской смерти. Лишь осенью 1955 года был легализован искусственный выкидыш, производимый в больничных условиях по просьбе самой женщины. Демократизация политики в сфере сексуальности и репродуктивности выразилась и в постепенном переходе с января 1962 года к бесплатным абортам. Тогда же в этой области внедрили обезболивание. Но нормализация женской интимной жизни после двадцати лет террора происходила медленно. Аборт в СССР был по-прежнему основным способом контроля репродуктивности; так называемых «абортных коек» в больницах хронически не хватало.


Наталия Лебина
Пассажиры колбасного поезда Этюды к картине быта российского города: 1917—1991

мне нравится, что радикальный феминизм освобождает вас от стольких бинарных методов мышления. это делает их совершенно бессмысленными. зачем мне анализировать, красива ли я, если это в любом случае не имеет никакого значения? почему приемлемость волос на моем теле вообще является предметом обсуждения? они просто существуют как кора на дереве. неужели общество просто сидит и спорит о том, должно ли дерево сохранять свою кору? я пришла к пониманию, что всю мою жизнь мне предлагали множество вариантов «или то/или это» относительно того, кто я есть и говорили принимать решение по каждому из них. и все они были иллюзиями! я просто существую. мне никогда не нужно было оправдывать себя за то, кто я есть или даже формулировать свое мнение по этому поводу

Влияние родителей - один из основных социализирующих факторов, так как семья для ребенка - это первый его социальный мир. Существующие гендерные стереотипы пронизывают весь процесс социализации, их влияние начинает проявляться с момента рождения, задавая разные направления развития мальчикам и девочкам. Широко известны исследования по восприятию младенцев в зависимости от пола. Например, тридцать пар родителей новорожденных были опрошены через 24 часа после рождения ребенка. Специально были подобраны дети, не различающиеся по физическим показателям (рост, вес и т.д.) Родители девочек описывали их как более нежных, слабых, милых детей по сравнению с новорожденными мальчиками. Родители мальчиков описывали их как более сильных, физически крупных и лучше координирующих свои движения, чем новорожденные девочки.

Двум группам испытуемых демонстрировали видеозапись поведения семимесячного ребенка. Одной группе представили его как мальчика, другой - как девочку. Испытуемые должны были описать его поведение. В той группе, где он был представлен как мальчик, его поведение описывалось как более активное, бесстрашное и жизнерадостное, чем в другой группе. Негативные эмоции у мальчика воспринимались как проявления гнева, а у девочки - страха. Таким образом, социальный мир с самого начала поворачивается к мальчикам и девочкам разными сторонами.

Женщин-матерей просили посидеть с незнакомым ребенком. Если этот ребенок был одет как мальчик, то они играли с ним, заставляли проявлять большую самостоятельность, а если как девочка, то, наоборот, старались успокоить, больше держали на руках и ласкали.

Выявлено, что отец и мать, выполняют различные функции в полоролевой социализации детей. В работе Я.Л. Коломинского и М.Х. Мелтсас (1985) приводятся следующие данные.

Отцы более дифференцированно относятся к ребенку в зависимости от его пола, чем матери. Они, как правило, почти не взаимодействуют ни с сыновьями, ни с дочерьми на протяжении первого года жизни. Скорее всего, этому способствует устойчивое мнение, что в первые годы жизни дети, независимо от пола, отождествляют себя с матерью и демонстрируют привязанность к ней. Хотя имеются и противоположные данные о том, что уже в течении первых двух лет жизни у мальчиков развивается устойчивая привязанность к отцу, если отец проявляет заботу о сыне. Отцы проявляют вдвое большую активность во взаимодействии с сыновьями, чем с дочерьми. В то же время они больше утешают девочек, когда они огорчены, чаще их одобряют, чем мальчиков.

Матери менее дифференцированно относятся к детям разного пола по сравнению с отцами. Но тем не менее матери более снисходительны и терпимы к сыновьям и разрешают им в большей степени проявлять агрессию в отношении родителей и других детей, чем девочкам. Матери предпочитают непрямые или более психологические воздействия и на сыновей и на дочерей, в то время как отцы ориентированы чаще на физические наказания.


Клецина Ирина Сергеевна
Гендерная социализация

По ее мнению, мужчины в массе своей полагали, будто ограничение или даже полное упразднение власти женщин упрочит их власть. Именно поэтому права женщин предпочитали игнорировать.


Линн Хант
Изобретение прав человека: история

В октябре 1793 года французские депутаты ополчились на женские клубы. В ответ на уличные стычки между женщинами из-за ношения революционной символики Конвент принял постановление о закрытии всех женских политических клубов на том основании, что они отвлекали женщин от выполнения домашних дел. Депутат, представлявший декрет, заявил, что женщины не обладают знаниями, усердием, преданностью и самопожертвованием, достаточными для управления. Они должны заниматься «домашними обязанностями, которые предписаны женщинам самой природой». Ничего нового в его выступлении, конечно, не прозвучало. Новым было то, что законодателям пришлось прямо запретить женщинам образовывать и посещать политические клубы. Пусть женщины и попали в поле зрения депутатов последними, однако вопрос об их правах в конце концов оказался на повестке дня, и то, что было сказано о них в 1790-х годах – особенно в защиту прав, – повлияло и остается значимым вплоть до сегодняшнего дня.

Правовая логика помогла избавить даже женские права от груза неизжитых устоев и традиций, по крайней мере во Франции и Англии. В Соединенных Штатах до 1792 года права женщин практически не занимали общество, и в годы революции письменных воззваний, подобных тем, с которыми выступили Кондорсе, Олимпия де Гуж и Мэри Уолстонкрафт, не появилось. По сути, до публикации трактата «Защита прав женщины» Уолстонкрафт в 1792 году эту идею фактически не обсуждали ни в Англии, ни в Америке. Основные представления Уолстонкрафт сформировались под непосредственным влиянием Французской революции. Ее первая публикация «Защита прав человека» вышла в 1790 году в ответ на критику Эдмундом Бёрком французской теории прав человека. Работа над этим политическим памфлетом подтолкнула ее к более пристальному рассмотрению прав женщин.

Если отвлечься от официальных деклараций и постановлений политиков-мужчин, изменение в восприятии прав женщин становится еще более поразительным. Например, удивительно, что «Защита прав женщин» Мэри Уолстонкрафт присутствовала в большем числе частных библиотек американцев в первые годы республики, чем «Права человека» Томаса Пейна. Но если Пейна права женщин не интересовали, остальные уделяли им внимание. В начале XIX века в США дискуссионные клубы, напутственные речи выпускникам и популярные журналы регулярно затрагивали тему гендерных предпосылок, которые стояли за всеобщим мужским избирательным правом. Во Франции женщины с готовностью ухватились за новые возможности, возникшие благодаря свободе печати, и теперь писали и публиковали намного больше книг и памфлетов, чем когда-либо. Предоставление женщинам равных прав на наследство повлекло за собой бесчисленные судебные тяжбы – женщины были настроены держаться за то, что теперь по праву принадлежало им. В конце концов, права – это не вопрос в духе «все или ничего». Новые права, пусть даже не политические, открывали женщинам новые возможности, которыми они не преминули незамедлительно воспользоваться. Как стало ясно на примере протестантов, евреев и свободных цветных, не стоит дожидаться от властей гражданства в качестве подарка – нужно завоевать его себе самому. Одним из критериев нравственной автономии является способность спорить, отстаивать свою позицию, а при необходимости, и сражаться за нее.

После 1793 года женщины оказались еще больше ограничены в официальном мире французской политики. Однако надежду на получение прав не оставили. В обстоятельной рецензии 1800 года на работу Шарля Теремена «О положении женщин в республиках» поэтесса и драматург Констанция Пипеле (позже известная как Констанция де Сальм) показала, что женщины не забыли о целях, впервые провозглашенных в начале революции:

То, что при старом режиме никто не считал необходимым обеспечить половине человечества половину прав, присущих человечеству, понять можно; однако гораздо труднее объяснить то, что права женщин никто так и не позаботился признать за последние десять лет, когда слова «равенство» и «свобода» гремят повсюду, когда философия вкупе с опытом беспрестанно просвещает человека о его истинных правах.

Красота как занятие женщины в этом обществе — это театр ее порабощения. Законную силу имеет только один стандарт женской красоты: молодая девушка. Мужчинам эта культура дает большое преимущество в виде двух стандартов: юноша и мужчина. Красота юноши напоминает красоту девушки. Для обоих полов это хрупкая форма красоты, которая расцветает естественным образом только в раннюю пору жизненного цикла. К счастью, мужчины могут принять себя и под другим стандартом привлекательности — когда они становятся тяжелее, грубее, плотнее. Мужчина не горюет, когда утрачивает гладкую, не тронутую морщинами и щетиной кожу юноши. Ведь он просто меняет одну форму привлекательности на другую — более темную кожу мужского лица, задубевшую от ежедневного бритья, со следами эмоций и нормальных возрастных линий. Для женщин нет эквивалента этому второму стандарту. Единый стандарт женской красоты велит им всегда сохранять гладкую кожу. Каждая морщинка, каждая линия, каждый седой волос — это поражение. Неудивительно, что юноша становится мужчиной без особых переживаний, тогда как даже переход от «девушки» к «молодой женщине» для многих сродни краху — всех женщин приучают желать продолжать выглядеть, как девушка.

Вовсе не хочу сказать, что не бывает красивых пожилых женщин. Однако для женщин всех возрастов их красота всегда определяется тем, насколько хорошо они сохраняют или симулируют моложавую внешность. Женщины-исключения, прекрасно выглядящие в шестьдесят, в основном обязаны этим своим генам. Позднее старение, как и привлекательность, обычно передается по наследству. И всё же природа редко дает столько, сколько требуют стандарты этой культуры. Большинство женщин, успешно избегающих проявлений возраста, богаты и имеют неограниченное время для ухода за тем, что им досталось от природы. Часто это актрисы. (То есть профессионалы, которым много платят за то, что всем женщинам приходится делать на любительском уровне.) Женщины вроде Мэй Уэст, Дитрих, Стеллы Адлер, Долорес Дель Рио не служат опровержением зависимости между красотой и возрастом женщины. Наоборот, ими восхищаются как раз потому, что они исключения, потому что им удалось (по крайней мере на фотографиях) обхитрить природу. Подобные чудеса, исключения, созданные природой (при помощи ловкости рук и социальных привилегий), только подтверждают правило, поскольку красивыми этих женщин делает именно то, что они не выглядят на свой возраст. Общество не оставляет в нашем воображении пространства для красивой старой женщины, которая выглядит как старая женщина, — женщины, которая, как Пикассо, в возрасте девяноста лет фотографируется на улице в своем поместье на юге Франции в одних шортах и сандалиях. Никто и представить себе не может, что такая женщина существует. Даже особые исключения — Мэй Уэст и прочие — всегда фотографируются в помещении, с умело расставленным светом, с самых выгодных ракурсов и всегда элегантно и полностью одетые. Предполагается, что более придирчивого рассмотрения они не выдержат. Идея, что пожилая женщина в купальнике может выглядеть привлекательно, или хотя бы приемлемо, просто немыслима. Пожилая женщина по определению отталкивает с сексуальной точки зрения — если только она не выглядит молодо. Тело старой женщины, в отличие от тела старого мужчины, по умолчанию считается телом, которое больше нельзя показывать, предлагать, обнажать. В лучшем случае оно может появляться на публике в костюме. Людям становится не по себе, когда они думают о том, что откроется их глазам, если маска с нее спадет, если она снимет одежду.

Женщины модно одеваются, носят макияж, красят волосы, сидят на диетах и делают подтяжку лица не просто для того, чтобы быть привлекательными. Для них это способ защитить себя от глубокого неодобрения в свой адрес, неодобрения, которое может принять форму гадливости. Двойной стандарт старения превращает жизнь женщины в бесконечное приближение к состоянию, когда они не просто непривлекательны, а отвратительны.


Сьюзен Сонтаг
О женщинах

Домашний труд по сей день многими считается естественным призванием женщин, так что его даже часто называют просто «домашним трудом». На самом же деле этот тип работы – сравнительно недавняя конструкция, появившаяся во второй половине XX века, когда под угрозой восстаний рабочего класса и потребности в более производительной рабочей силе капиталистический класс в Англии и США начал социальную реформу, преобразившую не только фабрику, но и общество, а главное – социальное положение женщин.

Эту реформу с точки зрения ее влияния на женщин можно описать как создание домохозяйки, работающей дома весь день, как сложный комплекс социальной инженерии, которая за несколько лет заставила женщин уйти – и особенно матерей – с заводов и фабрик и повысила заработную плату рабочих-мужчин настолько, чтобы они могли содержать «неработающих» домохозяек, а также учредила формы народного образования, чтобы преподать фабричным женщинам навыки, необходимые для домашнего труда.

Эта реформа продвигалась не только правительствами и работодателями. Рабочие-мужчины тоже требовали убрать женщин с фабрик, утверждая, что их место – дома. Начиная с последних десятилетий XIX века профсоюзы активно агитировали за это, будучи уверенными в том, что устранение конкуренции со стороны женщин и детей укрепит переговорную силу рабочих. Как показал Уолли Секкомб в работе «Усмирить шторм: семьи рабочего класса с промышленной революции до падения рождаемости», к Первой мировой войне представление о «семейной заработной плате» или же «прожиточной заработной плате» стало «заметным ориентиром рабочего движения и главной целью в переговорах профсоюзов, которую разделяли рабочие партии всего развитого капиталистического мира»[228]. В самом деле, «способность получать большую заработную плату, чтобы иметь возможность содержать собственную семьи, стала отличительным признаком мужской респектабельности, отличающим высшие слои рабочего класса от рабочей бедноты».

В этом отношении интересы мужчин-рабочих и капиталистов совпали. Кризис, начатый борьбой рабочего класса в Англии в 1830–1840‐х годах благодаря подъему чартизма и тред-юнионизма, появлению социалистического движения и страху среди работодателей, вызванному общеевропейским восстанием рабочих в 1848 году, «которое распространилось по всему континенту подобно лесному пожару», убедило руководство страны в том, что необходимо улучшать качество жизни. Британии пришлось отказаться от прежней стратегии сокращения заработных плат до минимума и увеличения до максимума рабочего дня, если она не хотела столкнуться с затянувшимися общественными волнениями или даже революцией.

Главной проблемой реформаторов стали также убедительные свидетельства все большего охлаждения женщин из рабочего класса к семье и воспроизводству. Английские женщины и работницы, и особенно «рабочие девушки», занятые на фабрике круглый день, зарабатывающие собственную зарплату и привыкшие к тому, чтобы быть независимыми и проводить большую часть дня в публичном пространстве с другими мужчинами и женщинами, «не были заинтересованы в том, чтобы рожать следующее поколение рабочих»; они отказывались принимать роль домработниц и угрожали буржуазной морали своими развязными манерами и мужскими привычками, такими как курение и употребление алкоголя


Сильвия Федеричи
Патриархат заработной платы. Заметки о Марксе, гендере и феминизме

Я прочитала восхитительную повесть "Женландия" (Herland, 1915) Шарлотты Гилман - утопию о стране женщин с описанием психологической игры мужчин из нашего общества против ее свободных женщин. Но я решила, что для исторического понимания "Женландии" мне надо прочитать хотя бы "О Граде женском" (1405) - утопию Кристины Пизанской. И закопалась уже в "Град Женский", потому что это сочинение тоже потрясающее и вневременное. Например, оно предвосхищает идею "своей комнаты" Вирджинии Вулф - своего пространства и времени, без которых так сложно осознать себя и что-то творить. Или деконструирует мифы о женщинах. Или отмечает невидимость женского труда и роли в истории. Или восславляет подружбу, как то, благодаря чему женщины могут обороняться против мизогинии в себе и мизогинии общества.

"Я уже думала, что иметь мать и испытать те благодеяния, которые женщины обычно оказывают мужчинам, будет достаточно, чтобы утихомирить их дурные языки. Но теперь я вижу, что женщины завалили их (незаслуженными) дарами и продолжают щедро одаривать их своими благословениями. Пусть они замолчат!"
#herstory

Начнем с того что мужик воспринимает свою якобы любимую женщину как бытовой прибор и прекрасно знает что бытовые приборы работают по алгоритму. чтобы кофемашина выдала кофе надо нажать кнопочки в определенной последовательности, чтобы женщина выдала борщ и минетик надо в определенной последовательности с ней взаимодействовать(как это модно сейчас говорить: разговаривать словами через рот, он же у нас современный профеминистичный котик). ну знаете этот алгоритм общение с бабой: тут кивни, там угукни, погладь по жопе, донести чашку до раковины.
и чтобы вечером баба оформила ему минетик ему надо прикинуться эмпатичным и поддерживающий.

а тут уже во-вторых.

во-вторых свою поддержку и эмпатию он считает очень ценным ресурсом и хочет точно выяснить а не зазря ли он ее потратит сегодня, а точно ли баба права и заслужила. отсюда и вытекают такие вопросы как у сферического пионера в вакууме «я что должен солгать??? а как потом в глаза ее(чужим посторонним людям с которым он дай боже увидится пару раз в жизни на корпоративе и то не факт) коллегам смотреть.
мужчины очень любят играть в честность и справедливость когда речь заходит о безусловной поддержке женщины. а вдруг она и правда не права да и врать вообще-то плохо


#однафеминисткасказала

Восприятие заботы о других исторически и психологически связано с дезинтеграцией, поражением, неудачей, неравенством и принуждением. Если мы откажемся от образа матери как образца и олицетворения бескорыстной заботы, то неизбежно столкнемся с психологическими и политическими последствиями тысячелетней феминизации этого труда и недовольством, порожденным этой моделью в тех, кто предположительно с успехом ее воплощает.

Раз «согласие на то, чтобы не быть одиноким» является в сущности – или по аналогии – материнской связью, то интересно сопоставить это наблюдение с предостережением Жаклин Роуз, которое она приводит в своей книге «Матери: эссе о любви и жестокости»: «Не стоит недооценивать садизм, который могут спровоцировать матери». Такая динамика частично происходит из-за того, что мы присваиваем материнской функции дополнительную обязанность проявлять безграничную, безусловную, бескорыстную любовь и заботу по отношению к другому, без оговорок и обид, в условиях социо-политических, экономических или психологических систем, которые только усложняют или делают ее проявление невозможным.

Очевидно, это невозможно, поэтому Роуз пишет: «Матери всегда терпят поражение… Не нужно воспринимать эти провалы как катастрофу, это нормально». Каждый день материнства в той или иной степени напоминает о вездесущем призраке неадекватности.

Например, сегодня я открываю электронную почту и вижу сообщение от французской журналистки, которой давала интервью неделю назад; она пишет, что у нее есть всего лишь один дополнительный вопрос, который, как выясняется, звучит так: «Вы сказали, что забираете сына из школы каждый день или только иногда?» Можно только догадываться о том, зачем ей это знать, но суть кажется достаточно ясной: за эстетической или интеллектуальной заботой любой матери всегда охотится призрак недостаточно хорошей заботы о своем ребенке – замечание, (я с осторожностью должна обратить на это внимание) редко адресованное художникам– или писателям-отцам, которые если забирают ребенка из школы хотя бы раз в неделю, уже вызывают бурю восхищения.

Думаю, я хорошо понимаю, что журналистка хотела от меня услышать. Тем не менее я предпочла не отвечать. Уверять кого-то в том, что матери способны «делать всё», – значит позволить моей поразительной привилегированности скрыть то мучительное бремя, с которым многие сталкиваются в своих попытках выстроить достойную жизнь; это также свидетельствует о неуважении к неизбежности материнской дилеммы и материнских неудач.

Один из уроков этих дилемм и конфликтов заключается в том, что проявлять (или получать) заботу приятнее, полезнее, и, может быть, даже более нравственно, когда она кажется (или является) добровольной. Когда речь идет о заботе, то различие между добровольным и принудительным часто бывает более размытым, чем нам бы хотелось.

Перенос этих вопросов в сферу искусства через некритическую валоризацию заботы без сомнения вносит свой вклад в мое «фу!», поскольку предполагает, что искусство (сфера, в которую женщин допустили лишь мгновение назад в контексте истории человечества) должно стать еще одним местом, где женщины должны бороться с уже феминизированной, матернализированной обязанностью заботиться и исцелять, иначе их упрекнут в подражании токсичным, маскулинным формам свободы, если они будут настаивать на «более широких и разнообразных» способах самовыражения и проявления преданности. Мое «фу» было непосредственным, потому что я и мать, и дочь одновременно: мне знакомы радости и трудности, связанные с желанием и необходимостью полностью посвятить себя чьим-то потребностям, с одной стороны, и с желанием и необходимостью отделить и отстаивать свое «я» – с другой. Это означает, что мне знакомы гнев, страх и боль, которые испытывает ребенок, когда он понимает, что никто, даже идеальная мать, не может защитить его от страдания, а также гнев, страх и боль, которые испытывает мать, когда сталкивается с тем же самым с другой стороны.


Мэгги Нельсон
О свободе: четыре песни о заботе и принуждении

Это были хорошие времена для жира. Его ценили за положительные качества — способность запасать энергию и символизировать благосостояние. Но к большой печали этой части тела, те славные деньки не затянулись. Экономическое состояние Америки улучшилось, еда стала доступной, а вместе с ней и жир. И как любой ресурс, оказавшийся вдруг в изобилии, он перестал быть дорогим. Ценность его резко упала.

Бизнес-элита начала подчеркивать, что рабочей силе необходимы ловкие и стройные тела. Военные лидеры связали поджарость с любовью к стране, один из них сказал: «Любой здоровый нормальный человек, копящий жир в наше время, не может считаться патриотом». И религиозные вожди обрушились на жир как на воплощение излишеств и обжорства. Врачи, общаясь с настороженно относящимися к жиру пациентам, начали давать советы для похудения. Знаменитости, включая Лилиан Рассел, вынуждены были последовать моде и уменьшиться в размерах. И «Клуб толстяков», символ влиятельности в прежние годы, закрылся в 1903 году.

Внимание к жиру началось с того, что к нему относились как к символу растущего благоденствия страны, но вскоре это чувство перешло в презрение. Ругательства вроде «жирдяй» или «жирный» нашли место в повседневном лексиконе. Мультфильмы сделали толстяков объектом издевки. Даже президент США Говард Тафт, весивший 305 фунтов, не смог избежать насмешек. Один из газетных заголовков времен его правления — «Тафт вызвал наводнение в отеле: приливная волна из его ванны затопила банкиров в гостиной». Байка о «ванне Тафта» после этого случая прожила многие годы.

Поворотным моментом в одержимости жиром стало введение калории как единицы измерения питательности. Калория была определена в 1800-х как объем энергии, который требуется, чтобы поднять температуру одного килограмма воды на один градус Цельсия. Затем в конце века химик Уилбур Этуотер провел детальные исследования о том, как наше тело превращает пищу в энергию. Для этого он помещал тестируемых в тесные камеры и оценивал количество производимой ими двуокиси углерода, а также уровень кислорода, который они потребляли после поедания различной пищи. Результаты он выразил в единицах энергии, и калория стала стандартной единицей пищевой ценности. В 1918 врач Лулу Хант Питерс назвала подсчет калорий активной формой патриотизма и опубликовала книгу «Диета и здоровье: ключ к калориям». Было продано два миллиона копий, и книга стала первым «диетическим бестселлером». Бизнес на тех, кто соблюдает диету, пришел в движение.


Сильвиа Тара
Правильный жир. Для чего он нужен организму и почему надо перестать его ненавидеть

Хотя жир поносят по всему земному шару, на самом деле это всего лишь часть нашего тела. Именно — часть. Это может удивить многих, кто воспринимает жир просто как кусок сала. Но новые исследования показывают, что жир является частью эндокринной системы, и ученые уже много лет ссылаются на него как на часть тела. Получается, что жир может быть столь же важным, как позвоночник, легкие или сердце.

Жир обеспечивает наши ежедневные энергетические потребности на такие вещи, как ходьба, разговоры, бег и даже сон. Жир находится тут для того, чтобы тело без перебоя продолжало функционировать, когда мы пропускаем обед, чтобы доделать работу вовремя, воздерживаемся от пищи по религиозным соображениям или просто не хотим готовить еду. Он также в нашем распоряжении, когда мы съедаем на унцию пищи больше, чем нам сейчас нужно. Если вы когда-либо не могли устоять перед десертом, таким искусительным, что мимо не пройти, будьте благодарны жиру, который готов поглотить такую еду. Жир действует как центральный банк тела, управляя излишками и обеспечивая ресурсами, когда это необходимо. Он охотно растет во времена благоденствия и альтруистично уничтожает себя во времена нужды, чтобы другие органы могли жить.

Жир не только делает невероятную работу по управлению нашими запасами энергии. Исследования показывают, что он также обеспечивает взросление, позволяет функционировать репродуктивным органам, усиливает кости и иммунную систему и даже увеличивает размер мозга (подумайте об этом в следующий раз, прежде чем сказать, что у кого-то мозги заплыли жиром).

И хотя сейчас на войну с ним тратят многие миллиарды долларов, жир не всегда ненавидели. Когда-то он был восхитительным компаньоном человечества. Наши кочевые предки приветствовали его как средство выживания во время голода. Даже в цивилизациях, что развились с течением времени, жир занимал важное место. Пухлость тела Будды остается его признаком, можно сказать, важной частью его бренда. В Китае династии Тан (618–907) надгробные скульптуры изображали полную женщину, помощницу для мертвых в их процветании в загробной жизни. Достаточно недавно Боттичелли, Рубенс и Тициан изображали жир как необходимую часть красивого человеческого тела. Стандарты подтянутости, прославляемые ныне Vogue, не находят нигде в прошлом, нечто подобное использовали, только чтобы показать страдания.

Даже в Америке было время, когда к жиру относились с уважением. После гражданской войны уровень бедности вырос, но небольшая часть общества процветала. Как происходит со всем редким и ценным, вроде золота и драгоценных камней, жир начал цениться, поскольку им было трудно обзавестись. Жир был признаком процветания, здоровья и красоты. Все хотели его.

Трудно поверить, но свидетельства прошлого говорят о любви к жиру. Престижный «Клуб толстяков» появился в Коннектикуте в 1866 году под девизом «Толстым мужчину делает толстый банковский счет». Требовалось быть достаточно тучным, чтобы вступить в него. Женщины тоже гордились излишком плоти, консультировались с журналом Ladies Home как набрать вес или обращались к вышедшей в 1878 году книге «Как растолстеть». Вместо того чтобы гнаться за уменьшением размера одежды, знаменитости гордились набранными фунтами. Певица Лилиан Рассел весила больше двухсот фунтов, и восхищались не только ее голосом, но и телом. Женщины даже использовали накладные подушечки под одеждой, чтобы походить на нее. И Даймонд Джим Брэйди, Дональд Трамп своего времени, был любим не только за благосостояние, но и за вес (триста фунтов).

Даже врачи поддерживали жир. Они предупреждали насчет ожирения, но предлагали набрать несколько фунтов в качестве средства лечения нервозности и даже заразных болезней. Родители также призывали детей много есть.

«Признав» и оценив елочную игрушку как важное воспитательное средство, власти столкнулись с массой проблем. Оказалось, что между планами по внедрению елочной игрушки в праздничную повседневность и их воплощением в жизнь, тем более немедленным, – огромная дистанция. Неожиданно нагрянувшая елка 1935 года была устроена «почти экспромтом, без подготовки, без нужного количества елочных украшений», производство которых в стране к тому моменту было фактически полностью прекращено. Даже если бы оно и существовало, то наследием, доставшимся от царской России, тоже едва ли можно было похвастаться. Мелкие кустарные мастерские, ориентированные на ручной труд, безусловно, не смогли бы насытить огромный советский потребительский рынок. Советская же легкая промышленность, не имевшая приоритетного статуса и финансировавшаяся по остаточному принципу, вообще не владела технологиями елочного игрушечного производства.

Первый номер журнала «Советская игрушка» за 1936 год подвел итоги прошедшей новогодней кампании. Результаты ее оказались очень противоречивыми. С одной стороны, потребность в елочной игрушке была необыкновенно высокой, с другой – немедленно удовлетворить ее было очень сложно. Описывая убранство елок, прошедших 30–31 декабря 1935 – в начале января 1936 года в детских садах, школах, домах культуры пионера и школьника, жилищно-арендных кооперативных товариществах (жактах) Москвы, журнал сообщал, что на елках были развешены либо игрушки обычные («пришлось довольствоваться деревянными шарами, мягкими куклами, различными целлулоидными игрушками»), либо самодельные («подвешивали спичечные коробки, папиросные, из-под пудры; все это тщательно закрашивали, заклеивали, придавали новую форму»), либо старые, хранившиеся дома елочные игрушки («собрали у себя, у кого что было; нанесли столько, сколько мы и не ожидали»).

Немногочисленные сохранившиеся и подходящие по профилю производства работали день и ночь. Так, все ночи напролет изготовляли елочные игрушки на предприятиях и в мастерских Мособлстеклокерамсоюза. 28 декабря 1935 года московский «Детский мир» торговал елочными игрушками до 11 часов ночи, столь же оживленно торговля шла вплоть до 2 января (позднее елочные игрушки уже не продавали, чтобы не поощрять празднование Рождества).

Заведующий магазином № 8 Москоопкультторга рассказывал: «Вечером 29 декабря (1935 года. – А. С.) мне было предложено выставить в витрине магазина елку. Не было специальных елочных украшений. Деда Мороза сделали сами, обернув куклу ватой… Я спросил у сотрудницы магазина, не сохранилось ли у нее чего-нибудь от елок дореволюционного времени. Нашелся небольшой ассортимент цветных фонариков, блесток, стеклянных украшений. К ним добавили летние игрушки. Поставили хоровод из кукол». Далее он сообщал о том, что «буквально каждый покупатель требовал елочных украшений. Это заменялось гуттаперчевыми лебедями, утками, целлулоидными мальчиками, цветными шариками из материи, дореволюционными раскрашенными шариками, парашютистами, картинками, различной деревянной мелкой игрушкой, маленькими медвежатами»


Алла Сальникова
История елочной игрушки, или Как наряжали советскую елку

В 1980-е советская промышленность освоила производство пластиковых масок зайцев, поэтому на некоторых фотографиях дети стоят в поднятых как рыцарские забрала масках – иначе как узнаешь, какой заяц чей. Костюм дополнялся или целым белым комбинезоном, или только пришитым к шортам «заячьим» хвостиком. Образ зайца не ограничивался только костюмом – для групповых хороводов требовалась специальная пластика прижатых к груди ручек-лапок и мелких прыжков обеими ногами. Картина одинаково прыгающих вокруг елки детей с умилительно сложенными на груди руками и падающими в разные стороны ушами, наверное, наполняла счастьем воспитательские сердца. Родители пытались уследить глазами за «своим» зайцем и сфотографировать именно его.

Ассоциация ребенка с зайцем поддерживается различными форматами коммуникации. Так, иконография советского детства реализует канон ребенок-зайчик в открытках, плакатах наглядной агитации (в поликлиниках и библиотеках). На открытках 70–80-х годов XX века, посвященных советским праздникам, дети воплощены в образе зайчиков. Зайчики, читающие книжки, – к 1 сентября; зайчики, несущие в дар маме самое дорогое для них – огромную морковку, – к 8 Марта; зайчики, сопровождающие Деда Мороза, – к Новому году. Тотальность перевоплощения в «белого и пушистого» оборачивается освоенной социальной ролью во взрослом возрасте. Разоблачение чрезмерной/неискренней правильности и фиксируется употреблением фразеологизма «белый и пушистый»

В раннюю постсоветскую эпоху ряженье в зайчиков взрослых мужчин (а особенно музыкантов военных духовых оркестров) было допустимым карнавальным приемом, работающим на эффекте снижения «взрослости» и «мужественности». По моим воспоминаниям, так выступал военный оркестр в одном из новогодних телешоу на центральном российском канале. Однако к 2009 году переодевание военного оркестра в костюмы зайчиков стало недопустимым. Блоги и новостные порталы за июль – август 2009 года наполнены сообщениями о выступлении военного оркестра в костюмах зайчиков.
Столь серьезное отношение к художественным акциям, вероятно, свидетельствует или о сакрализации образа зайчика (его прирастании к «детскости» или сексуальности – если это не зайчик, а плейбоевский кролик), или о неприкасаемости мужественности и воинственности (даже у музыкальных коллективов). Во всяком случае, эффективный (если есть ценность, то именно она должна быть осмеяна в карнавале, так различаются границы приемлемого культурой) карнавальный прием стал восприниматься как наказуемое символическое деяние. Так зайчики стали не просто карнавальными костюмами, а символами послушности, «пушистости», инфантильности, желаемой для детей и недопустимой для взрослых мужчин.


Инна Веселова.
Детские новогодние карнавалы

Будучи главным оставшимся препятствием (по сути, последним из того, что Маркс называл естественными преградами) на пути к полной реализации капитализма в стиле 24/7, сон не может быть устранен совсем. Но его можно изуродовать и разграбить, и, как показывают открывшие книгу примеры, методы и мотивации для осуществления этой атаки уже наготове.

Разрушение сна неотделимо от продолжающегося демонтажа социальных гарантий в других сферах. Подобно тому как всеобщий доступ к чистой питьевой воде подвергся целенаправленному уничтожению во всем мире в результате загрязнения и приватизации с сопутствующей монетизацией бутилированной воды, нетрудно представить аналогичное конструирование дефицита в отношении сна. Все посягательства на него создадут условия бессонницы, при которых сон надо покупать (хотя платить придется за химически измененное состояние, лишь отчасти приближающееся к настоящему сну).

Статистика стремительного роста употребления снотворных показывает, что в 2010 году примерно 50 миллионам американцев были прописаны такие средства, как Ambien или Lunesta, и еще много миллионов купили безрецептурные препараты для сна. Но было бы ошибкой видеть в этом улучшение нынешних условий, позволяющее людям спать здоровым сном и просыпаться отдохнувшими. На данный момент даже менее жестко организованный мир вряд ли избавит нас от бессонницы. Она приобретает свое историческое значение и свою специфическую аффективную структуру в зависимости от внешних по отношению к ней коллективных переживаний и ныне неотделима от многих других форм угнетения и социального упадка, имеющих место по всему миру. Как индивидуальное бедствие в нашем настоящем она — продолжение общего состояния безмирности (worldlessness).


Джонатан Крэри
24/7. Поздний капитализм и цели сна

Неолиберальная политика опирается на риторику индивидуальной ответственности. Она стремится демонтировать государственные услуги и полностью переложить социальное воспроизводство на плечи отдельной семьи или продать услуги по воспроизводству на рынке. Капитализму как системе выгоден неоплачиваемый труд по социальному воспроизводству в рамках семьи и ограничение государственных расходов. Система не может позволить себе полностью обойтись без социального воспроизводства, «не подвергая опасности процесс накопления», потому что социальное воспроизводство обеспечивает непрерывное существование одного товара, в котором капитализм нуждается больше всего, — рабочей силы. Понимание этой противоречивой зависимости производства от социального воспроизводства — ключ к пониманию политической экономии гендерных отношений, в том числе гендерного насилия.

Капитализму как системе выгоден неоплачиваемый труд по социальному воспроизводству в рамках семьи и ограничение государственных расходов.

Мы должны осознать масштабы гендерного насилия последних лет, которые делают наше исследование очень актуальным. Первое обширное исследование насилия против женщин от Всемирной организации здравоохранения, опубликованное в 2013 году, показало, что треть женщин всего мира, 35,6%, будут подвергаться физическому или сексуальному насилию в течение всей своей жизни, как правило, со стороны партнера-мужчины. Самый высокий уровень насилия против женщин — в Африке, где почти половина женщин, 45,6%, страдают от физического или сексуального насилия. В бедных и «средних» странах Европы эта доля — 27,2%, в богатых странах треть женщин — 32,7% — будут подвергаться насилию в какой-то период своей жизни.


Титхи Бхаттачарья
Гендерное насилие в эпоху неолиберализма

Женщин в процессе социализации обучают азам созависимого поведения: ни в коем случае не вести счет своим вложениям и не сметь наблюдать и записывать, как любимый на них реагирует и сколько вкладывает сам. Только меркантильные стервы ведут подсчет, а у нас-то любовь, какой тут может быть счет? Но когда дело доходит до кризиса в отношениях, в памяти легко всплывает череда "звоночков". А милый-то того. И не первый раз. А я ему.. А он мне... То есть баланс все равно на задворках сознания ведется. И именно он часто и спасает, ибо выводит женщину на вопрос: "А нахуа мне это все?"

Я не хочу сказать, что достаточно подвести баланс и опа! Ты свободна от зависимости - иди и строй равноправные отношения. Но внушать женщине, которая уже зависима, что она что-то там контролирует "за себя и за того парня" - это перекладывать на нее ответственность за отношения целиком, как это, впрочем, и делается зачастую в нашем патриархальном обществе.

И напоследок любимое избранное из Аспазии.

Если человек говорит одно, а делает другое, объясняя это тем, что он" не понимает", что от него хотят, это означает, что он водит нас за нос. Тот кто не понимает что происходит в жизни- лежит в сумасшедшем доме. Или его уже нет в живых, т.к. не будучи в состоянии понимать что происходит вокруг, он не справился с жизнью и умер.

Каждый раз когда мы пытаемся себя убедить в том, что человек не считается с нами, потому что, он чего-то якобы не понимает или "не догоняет", а не потому что он прекрасно знает что нашими желаниями можно пренебречь и мы это съедим как миленькие, мы пытаемся обмануть самих себя. Преувеличив свое значение в глазах и жизни другого человека.

Когда напротив мы поступаем не наилучшим образом по отношению к ближнему, мы тоже прекрасно понимаем что ему некуда деваться и он все это сьест.Поэтому когда мы что-то "не понимаем" или закашиваем под дурачка перед собой или другими, мы делаем это только для того, чтобы нас не мучала совесть.

Если отбросить все игры, отмазки и вранье, конечный и главный вопрос будет сформулирован так: мы вместе или нет? Если да - то ты как часть меня, моя рука или нога. И если она болит, я не могу с этим не считаться.То же самое в отношении меня. Я - часть тебя.

А если мы не вместе, то тоже очень просто. Я - не твой и ты - не мой. Поэтому для каждого из нас амбиции, власть, собственное удобство просто важнее чем другой человек.

Миф."может надо что-то сделать чтоб начали считаться с вашим мнением и все остальным." - Для того чтобы считались или не считались с вашим мнением в межполовых отношениях как правило ничего не делают. Человек вас либо уважает, либо нет. Оценка партнера происходит моментально, на невербальном уровне. Тут же устанавливается иерархия: кто сверху - кто снизу.


#однафеминисткасказала

И тогда получается, что мужчина, пусть и обременённый высоким IQ, рискует остаться в психологическом плане на уровне ребёнка с задержкой развития. Того ребёнка, который мучает кошку, не понимая, что здесь не так. Нет, он не хочет ничего плохого, нет, он не продумал заранее свой злодейский замысел. Он просто не задавался вопросами, кто он сам в этой ситуации и каково в ней кошке (накачанной транквилизаторами женщине). Ибо, если ты отказываешься слышать себя, откуда бы взяться умению слышать другого?

Тут, на мой взгляд, и кроется одно из главных различий в психологии мужчин и женщин моего поколения. Женщина идёт к психологу с вопросом «что со мной не так»: её взгляд обращён внутрь, её боль побуждает к ревизии собственного психического аппарата. Сама интенция «разобраться с собой» предполагает, что есть та, с кем надо разобраться, и та, кто готова это делать — то есть, метапозицию. И презумция недоверия себе, которая, конечно, совсем нехороша, может в конце концов обернуться благом. Мужчина же приходит с запросом «почините меня, но так, чтобы я в этом не участвовал». Он не желает на себя смотреть, и у него есть множество способов, чтобы встречи с собой никогда не произошло.

Дело Пелико поднимает разные вопросов — про злоупотребление властью, доминирование и агрессию, про сведению женщины к телу, коим допустимо пользоваться. Мне сейчас было важным показать лишь одну грань системного сбоя — а именно, как безобидное на первый взгляд нежелание «копаться в себе» может привести к тому, что однажды мужчина не выкопает те ценности, которые помогут ему не стать мерзавцем.


Оксана Фадеева

Который день, узнав о деле Пелико, размышляю, что не так с мужчинами. Как вышло, что десятки вполне адаптированных, социализированных людей не видят ничего зазорного в том, чтобы насиловать находящуюся в беспамятстве женщину. Размышляю больше не из терапевтического, а из человеческого своего опыта, памятуя, конечно, о его ограниченности. Поскольку я общаюсь с мужчинами 45-55 лет, с доходом выше среднего, семейными и с детьми, то про них и напишу.

Я замечаю их поразительно низкий интерес к самим себе. Кто я, какой я, как я проживаю происходящее со мной, что во мне меняется, а что нет — все эти вопросы как будто если и задевают, то либо в минимальной степени, либо под определённым углом. А именно — «нормальный ли я мужик».

Критерии нормы будут разные, начиная от потенции и заканчивая достатком. Для кого-то основной показатель — традиционная сексуальная ориентация. Ещё кто-то опирается на готовность вступить, если что, в драку. В список попадают и забота о потомстве — например, возможность оплачивать детям качественное обучение или медпомощь. В целом же тенденция такова: если в графе «нормальный мужик» стоит галочка, то дальнейшее самоисследование как будто кажется избыточным.

Проблески внимания к себе приходят, по моим наблюдениям, вместе с серьёзными проблемами со здоровьем. Проблемы появляются не вдруг, но мужчины предпочитают отмахиваться до последнего. И даже когда дело уже совсем дрянь, мой герой сперва бросится искать волшбеную таблетку или заговор, чтобы всё вернуть как было («как было» — это главная мотивация вопреки той очевидности, что в ту же реку не войти никогда). А далее большинство ограничится минимальной лекарственной поддержкой, и только единицы пересмотрят режим питания, урежут алкоголь, и, возможно, начнут больше двигаться. Возможно, кто-то из этих единиц даже дойдёт до психолога, но не факт, что удержится в терапии.

И вот почему.

Многолетнее отсутствие интереса к собственному устройству оставляет психический аппарат недоразвившимся, поскольку развивается он именно через самоисследование. Человек себя не слышит и не распознаёт; он нечувствителен к эмоциям и плохо отличает их от телесных сигналов и мыслей. Различению поддаются лишь два состояния «всё ок» и «что-то не так», но что именно не так — объяснить уже сложно, потому что тут надо поддерживать внутренний диалог, а это нежелательно — не по-мужски. Далее, раз трудно дифференцировать чувства, мысли и ощущения, почти невозможно и удерживать метапозицию «я замечаю, что...». Более того, попытки вывести на метапозицию нередко вызывают у мужчины протест, который можно сформулировать как «я и не желаю замечать». На этом уровне отсуствие интереса к себе перерождается в уверенное смещение локуса контроля вовне: это другие такие, это жизнь такая, а со мной всё в порядке, и если ты, психолог, ставишь это под сомнение — ты враг.

Внешний локус контроля, кстати, ярко виден у мужчин-авторов насилия. Они не замечают противоречия между своими убеждениями «я мужик, я всё решаю сам» и «это она меня довела».

Придя к психологу, мужчина часто хочет быть объектом небольшого ремонта и, узнав, что так не выйдет, разочаровывается. И его разочарование понятно: ему нечем работать, инструментарий не развит, и его предстоит развивать прежде чем, собственно, начнётся терапия (недаром Холлис упоминает, что мужчине требуется примерно год на достижение того уровня, с которого начинается терапия у женщины). Вопросы «что ты чувствуешь?», «что замечаешь в теле?», «как на это можно ещё посмотреть?» кажутся возмутительно глупыми, поскольку поначалу единственно доступные ответы — «ничего» и «никак». Поэтому в терапии не удерживаются.

Но понимаете, как невозможно перейти к позднему Бетховену, пропустив этап этюдов Лешгорна, так и невозможно дойти до контакта с ценностным и смысловым слоями в себе, не научившись различать, спину у тебя защемило или тревожность разыгралась. Как и везде, мы проходит путь от простого к сложному, а нравственные ориентиры, безусловно, это сложные, глубокие образования.

На рубеже 1970-х годов гендерная политика загнала чернокожих женщин в ловушку. В то время как белые женщины уходили из движения за гражданские права, чтобы начать работать на освобождение женщин, чернокожие женщины разрывались между преданностью делу освобождения чернокожих и стремлением к гендерному равенству, как в движении, так и во всем мире.

В отличие от некоторых белых женщин, которые демонизировали белых мужчин, считая их угнетателями, чернокожие женщины не испытывали неприязни к мужчинам своей расы, а, напротив, надеялись на то, что им будут созданы условия для полноправного участия в жизни общества. Кроме того, их позиция в отношении абортов отличалась от воззрений белых женщин, учитывая, что движение за контроль над рождаемостью исторически перекликалось с евгеникой.

Маргарет Сэнгер, основавшая первую клинику по контролю над рождаемостью, была сторонницей отрицательной евгеники. Чернокожих женщин подвергали принудительной стерилизации и заставляли делать аборты вне зависимости от того, в каком статусе — рабынь или свободных гражданок — они находились. И в то же время чернокожих женщин злили некоторые указания выдающихся чернокожих мужчин, например Амири Барака, который наставлял их, утверждая, что они должны быть покорными, женственными и плодовитыми; по словам Гиддингс, если бы определенные лидеры Black Power добились своего, чернокожие женщины были бы «политически разутыми и в буквальном смысле беременными». Чернокожим женщинам были нужны собственные институты и манифесты, которые выразили бы их позицию.

В 1970 году чернокожая писательница Тони Кейд (Тони Кейд Бамбара) опубликовала антологию под названием «Черная женщина». Этот сборник стихов, рассказов и эссе, написанный чернокожими женщинами, демонстрировал и объяснял те роли, которые они могут взять на себя в освободительном движении эпохи. В эссе «О проблеме ролей» Кейд утверждала, что обычное «разделение ролей по половому признаку является преградой для политической сознательности» и что революционная личность должна обладать «абсолютной автономией».

В своем эссе для сборника Фрэнсис Бил сформулировала понятие для обозначения уникального, замкнутого вида угнетения, с которым сталкиваются чернокожие женщины, — «двойная угроза» (теория интерсекцинальности avant la lettre). А Уолкер опубликовала в сборнике рассказ «Дневник африканской монахини», в котором критиковались религия и поощряемое ею угнетение. «Если вы вчитаетесь в эту книгу, то зададитесь вопросом, почему черные националисты не сбросили на Тони атомную бомбу», — размышляла поэтесса Хэтти Госсетт, подруга Бамбары. Книга наглядно показала, что чернокожие женщины больше не останутся на вторых ролях в революционных движениях. Они слишком долго служили другим. Их момент настал.

Эта антология стала первой в серии революционных трудов для чернокожих феминисток. В 1970-х и 1980-х такие теоретики, как Одри Лорд (которая содействовала изданию «Черной женщины»), белл хукс и Барбара Смит выступили как ведущие деятельницы феминистского движения чернокожих женщин.

В 1974 году Тони Моррисон совместно с редакторами и коллекционерами создала «Черную книгу» — сборник фотографий, статей, зарисовок и других образцов материальной культуры афроамериканцев. В эти десятилетия свет увидели и более радикальные антологии, такие как «Все женщины — белые, все черные — мужчины, но некоторые из нас смелые» (1982), и была основана издательская организация «Кухонный стол: издательство цветных женщин», созданная цветными женщинами для цветных женщин.

В начале 1980-х годов в издательстве «Кухонный стол» будут опубликованы две важные антологии: «Этот мост — моя спина: тексты радикальных цветных женщин» Черри Морага и Глории Анзальдуа и «Домашние девочки: антология чернокожих феминисток» Барбары Смит. Для многих чернокожих активисток печатная культура была политикой: писать о жизни афроамериканок, представлять этот опыт, создавать пространство для этих историй уже было политической работой.


Мэгги Доэрти
Равноправные
История искусства, женской дружбы и эмансипации в 1960-х

Гораздо проще оказаться лицом к лицу с чрезвычайной ситуацией, нежели вести такие сложные беседы. Оказавшись в режиме кризиса, мы позволяем себе откладывать на потом беседы, необходимые для политических действий. И в настоящий момент наша политика буквально вопиет о беседах, которые мы слишком долго откладывали на потом: это беседы о том, что значит быть собой и гражданином в мире больших данных.


Шерри Тёркл
Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

Некоторые из нас имеют очень ограниченный взгляд на мир. Мы говорим: то, что случается с нами как с женщинами, на самом деле случается с нами как с индивидами. Мы даже говорим, что любое насилие, испытанное нами как женщинами — например, изнасилование или побои от рук мужа, любовника или незнакомца, — было деянием одного индивида против другого. Некоторые из нас даже извиняются перед агрессором — мы жалеем его; мы говорим: он не виноват, его просто спровоцировала женщина, которая не так себя повела, не так оделась, не в то время подвернулась ему под руку.

Мужчины заявляют, что и на их долю выпадают тяготы «угнетения». Они говорят, что за свою жизнь не раз становятся жертвами матерей, жен и «подружек». Они говорят, что женщины сами провоцируют насилие своей похотью, злобой, меркантильностью, высокомерием и глупостью. Они говорят, что мы — источник их агрессии и должны ответить за это. Они говорят, что их жизни полны тягот, и виной тому — мы. Они говорят, что матери наносят им неисцелимые травмы, жены — кастрируют, а любовницы крадут их драгоценное семя, юность и мужество — и никогда матери, жены и любовницы не бывают для них достаточно хороши.

И что нам остается думать? Ведь если мы сложим воедино все случаи насилия — изнасилования, домогательства, искалечивания, нападения, массовые убийства; если внимательно прочтем их романы, поэмы, политические и философские трактаты и увидим в них сегодня ту же ненависть, с какой писала о нас Инквизиция вчера; если мы поймем, что гиноцид на протяжении всей нашей истории — это не просто какая-то ошибка, случайный просчет или досадное недоразумение, но логический исход того, что они считают нашей ниспосланной богом или биологической натурой; тогда нам наконец придется признать, что при патриархате гиноцид — это реальность сегодняшнего дня для живущих в нем женщин. И тогда нам ничего больше не останется, кроме как обратиться друг к другу — в поисках сил вынести все это и смелости бороться.


Андреа Дворкин
Памяти ведьм

Со всеми мужчинами, которые берутся рассуждать о том, что если женщина родила, то и пусть сидит дома и растит и нехрен шастать по улицам с дитем, я бы поиграла в одну очень увлекательную игру.

Я бы закрыла каждого на относительно небольшой территории, где они все время должны были бы чистить свой персональный плац от снега. Снег по идиотским правилам игры падает 24 часа в сутки совсем с небольшими и абсолютно непредсказуемыми перерывами. В эти небольшие перерывы ты можешь делать абсолютно, что угодно - есть, ходить в туалет, принимать душ (хахаха), причесываться (Хахахаха!!!), чистить зубы (нет, я щас скончаюсь от смеха) и даже смотреть телевизор, но без звука, потому что от любого звука снег начинает падать в три раза быстрее. Выйти с плаца можно при условии, что снега на нем нет. Естественно, по правилам этой подлой игры, когда он решит, что вот оно счастье - снег весь убран и больше не падает и небо чистое, и откроет дверь, чтобы выходить, надо нажать кнопку и навалить ему туда такую кучу, чтобы он забыл как мать родную зовут и когда мылся в последний раз.

Валить и валить им, да побольше, побольше, и днём и ночью.
Проведывать наказуемых надо раз в сутки - приходить, спрашивать - что на ужин? Неспеша ужинать, глядя, как он убирает снег. Потом полчаса барахтаться в снегу, играя и веселясь и даже как будто бы, немного убирая его, а потом идти спать. Перед сном требовать сексуальных утех и игрищ! А утром, глядя на чистый от снега плац, говорить - ну и чо ты жалуешься вечно? Вот же - всю ночь снег не шёл! В то, что снег ночью шёл и ещё как - с градом и молниями, а вы все проспали, категорически не верить!!!

Его нытьё, мол, а ты не могла бы поубирать за меня снег хотя бы два часа - игнорировать полностью! Это его снег, вы абсолютно не знаете как его убирать и вообще вы и так устали на своей работе, а он просто убирает снег - это легко и каждый дурак может!

А когда они скажут, что это бессмысленно и все дни одинаковые, и начнут орать и лупить лопатой по плацу, запустить им, например, розовый снег! Или солнышко на десять минут - впервые за три месяца. И чтобы снег растаял и даже сам потек, но на десять минут!

На все просьбы их купить снегоуборочную машину, которая существенно облегчает жизнь, отвечать - ну ты чо, не мужик? Ты чо - снег убрать не можешь? Все убирают, а ты нет? Да наши деды испокон веков его убирали, а вот таких лопат, как у тебя, у них не было!

И так далее. Жаль, нельзя так.


Marina Sokolovskaya

Слово «прекариат» (англ. precarious нестабильный + proletariat пролетариат) служит обозначением всех тех, кто влачит неустроенное существование из-за отсутствия гарантий постоянного найма, довольствуясь периодическими заработками или неполной занятостью. Прекариат стал настолько неотъемлемой частью нашего, в остальном неолиберального, постмодернистского времени, что в 2011 году фигурировал как один из семи классов в Классовом опросе — большой работе по исследованию классовой структуры общества в Великобритании. Вслед за рубрикой «Элита» в исследовании перечислены «Состоявшийся средний класс», «Технический средний класс», «Новые состоятельные рабочие», «Развивающийся сектор обслуживания», «Традиционный рабочий» класс и, наконец, «Прекариат».

Деление на классы было проведено в зависимости от того, в какой степени опрошенные обладали не только состоянием или доходом, но и различными видами капитала. Экономический капитал включает доход, стоимость недвижимости и сбережения; культурный капитал включает в себя культурные интересы и активности; социальный капитал зависит от количества и статуса людей, с которыми вы знакомы.

Соответственно, социологи также спрашивали участников, занимаются ли они каким-либо из двадцати семи видов культурной активности, включая посещение оперы или тренажерного зала. Прекариат — самый обездоленный класс из всех, с низким уровнем экономического, культурного и социального капитала. У прекариата нет ложи в опере. «Люди склонны предполагать свою принадлежность к определенному классу на основании своей работы и дохода», — утверждали авторы исследования. «Это аспекты экономического капитала. Социологи считают, что ваша принадлежность к конкретному классу определяется вашим культурным и социальным капиталом».

Это переопределение класса в неолиберальную эпоху особенно важно для нас, поскольку подчеркивает культурную составляющую как детерминанту принадлежности к определенному классу. Неолиберализму, чтобы добиться успеха, необходимо было культурное движение, которое бы его поддерживало, — постмодернизм оказался в состоянии эту необходимость удовлетворить.

Такой вид классового анализа враждебен идеологии неолиберализма, который требует минимизации государства как предварительного условия индивидуальной свободы.


Стюарт Джеффрис
Всё, всегда, везде. Как мы стали постмодернистами

Важнейшим последствием охоты на ведьм была девальвация женского знания, во многом способствовавшая вытеснению женщин из оплачиваемой профессиональной деятельности. «Ведьма», или знахарка, выполняла в средневековом обществе функции акушерки, врача, ветеринара, метеоролога, геодезиста, парфюмера, психолога и т. д. В ходе охоты на ведьм произошла демонизация как образа знающей женщины в целом, так и умений, которыми она располагала. Знания «ведьм» объявлялись результатом сношений с дьяволом, а итоги их применения - последствием колдовства.

«Ей не ставили в вину то, чем она на самом деле занималась, то есть гадания, прорицания, исцеления, - вина ее изображалась в совершенно иных категориях - пакта с дьяволом, сожительства с ним, ночных полетов на шабаши, обо-ротничества, умерщвления младенцев с целью использования их плоти для изготовления колдовских снадобий».

Это порождало недоверие к ведьме и страх перед ней и ее искусством со стороны и без того угнетенных и запуганных людей. В результате демонстрировать свои знания и пользоваться ими стало опасно для жизни женщины и ее близких (она могла не выдержать пыток и назвать их как соучастников колдовства), и постепенно женская деятельность ограничилась домашним хозяйством, что не могло не отразиться на интеллектуальном уровне и социальном положении женщины. С. Федериччи называет несколько факторов, обусловивших дискредитацию женского профессионализма. Так, ведьмовские знания содержат сильный магический элемент, проповедующий связь человека и природы, основанную на их единстве, равноправии и взаимном уважении, не допускающую неуважения и насилия.

Подобные отношения человека и природы не соответствовали установке нарождающегося индустриального общества на получение прибыли через безграничное потребление и эксплуатацию природных ресурсов. Этому запросу капитализма в полной мере соответствовала экспериментальная наука, основанная на механистической картине мира, гарантирующая результат своей деятельности и исходящая из безжизненности природы. Это и обусловило гонения на разные формы ведовства. Подобные взгляды высказывали многие историки науки и философы, например, О. Шпенглер, назвавший эксперимент допросом природы с пристрастием, и Н. А. Бердяев, который отмечал, что «человек не мог научно познать природу и технически овладеть ею, пока природа представлялась ему населенной демонами и духами, от которых зависела его жизнь».

Еще один фактор, спровоцировавший гонения на ведьмовское знание, - тот факт, что знания эти получались и распространялись стихийно и потому не поддавались контролю со стороны властей и способствовали как саботажу распоряжений (особенно хорошо это видно на примере контроля рождаемости, о котором еще пойдет речь), так и прямому протесту.

Еще один важнейший фактор преследования умных и знающих женщин - стремление мужчин избавиться от конкуренции на рынке труда и закрепить за женщинами неоплачиваемый труд по воспроизводству рабочей силы. С. Федериччи замечает, что охота на ведьм шла параллельно с различными мерами капиталистов и государственной власти по вытеснению женщин с рынка наемного труда. В начале Нового времени было принято множество законов против профессиональной деятельности женщин. После Тридцатилетней войны в большинстве стран Европы им было запрещено получать статус мастера и входить в ремесленные цеха. Женщинам было запрещено учиться, занимать должности на государственной службе. Это было серьезным регрессом в их положении.


Ольга Мартынова
Сильвия Федериччи о роли охоты на ведьм в становлении капиталистического общества

Использование «отцовских квот» — не повсеместная практика, однако с каждым годом она становится более популярной, особенно в странах-флагманах в области родительских отпусков. Так, результаты исследования норвежских учёных продемонстрировали, что в 2015 г. 39% отцов в Норвегии воспользовались своим правом на отпуск. Ранее, когда «отцовских квот» не существовало, этот показатель составлял 4%.

Наиболее активное использование отпусков отцами отмечается в Швеции и Португалии — в 2019 г. доля «вовлечённых отцов» в этих странах составляла 76% и 77% соответственно. В России отцовский отпуск отсутствует, однако отцы вправе полностью или частично воспользоваться отпуском по уходу за ребёнком. Эта перспектива привлекает мало семей — в 2019 г. лишь 2% отцов пошли в отпуск по уходу за ребёнком вместо матери. Но такой низкий показатель связан не только с нежеланием отцов. Иногда работодатели отказывают отцам в праве на отпуск, ссылаясь на то, что это женская обязанность.

Слабый интерес мужчин к использованию родительских отпусков наблюдается не только в России. Практика показывает, что только малая часть европейских мужчин проводит в родительском отпуске больше времени, чем это предписано квотой. Квоты создают норму, согласно которой отцы должны находиться в родительском отпуске фиксированное количество времени. При этом оставшаяся часть отпуска может быть использована как матерью, так и отцом. Исследователи отмечают, что остаток отпуска используется преимущественно женщинами.


Наталья Бледнова
Родительский отпуск в системе социально-экономических процессов: теоретический обзор

Существует особый тип разговора, который, собственно, трудно назвать таковым, потому что один из собеседников преследует цель не услышать другого, а измотать, вынудить сознаться в чём угодно и повергнуть в отчаяние. Предпосылки: у абьюзера плохое настроение или, наоборот, слишком хорошее… В общем, он намерен заняться любимым делом. И начинается всё с какой-нибудь мелочи. Например, представим такой диалог между абьюзером и его партнёршей.

Партнёрша (П.): Давай посмотрим какой-нибудь фильм.

Абьюзер (А.): Давай. А какой ты хочешь?

П.: «Джокер».

А.: Это про того типа с уродливым лицом, да?

П.: Да. Его все хвалят.

А.: Это ты так мне намекаешь, да?

П.: На что?

А.: На то, что я урод.

П.: Что за ерунда, ты не урод!

А.: Ты меня обвиняешь в том, что я говорю ерунду? По-твоему, всё, что я говорю, ерунда?

П.: Слушай, ты не так понял…

А.: Ну да, конечно, я всегда всё не так понимаю. Не то что ты, правда? Ты-то очень хорошо всё поняла недавно, когда ругалась со своей матерью!

П.: При чём тут моя мама? И мы совсем не ругались, я ей просто сказала…

А.: Просто так орала на неё по телефону, что стены тряслись. (Передразнивает, кривляясь.) «Мама, отстань от него, пусть живёт как хочет!» Я думал, все соседи сбегутся!

П.: Но она меня просила повлиять на брата, чтобы он устроился на работу, а я ей пыталась объяснить, что это бесполезно…

А.: Конечно, бесполезно, когда за дело берётся такая тупая баба, как ты. Правильно твой брат тебя в детстве бил, только не пошло на пользу.

П.: (Плачет.) Как тебе не стыдно!

А.: Мне не стыдно? Да мне сил нет как стыдно, что я вляпался в такую гнилую семейку, как твоя! Что они с тобой делали, как тебя воспитывали? Я всего лишь хотел спокойно посмотреть фильм, а ты, как обычно, устроила целую трагедию на пустом месте!

Этот диалог – пример циклического разговора. Назван он так потому, что абьюзер может сколько угодно ходить по кругу, подбирая всё новые и новые обвинения в адрес партнёрши, нанося словесные удары по всем её уязвимым местам. Его ни в чём невозможно убедить, потому что он не хочет убеждаться, получая удовольствие от процесса, который для противоположной стороны чрезвычайно мучителен.

Абьюзеров принято обвинять в неумении считывать и понимать эмоции других людей. Однако, чтобы получать удовольствие от того, что нанёс болезненный психологический удар партнёрше, такое умение необходимо. Абьюзер не аутист, он прекрасно видит и понимает, что испытывает человек, страдающий по его вине.

Что происходит с женщиной в процессе циклического разговора? Прежде всего, жертва думает, что сказала что-то неправильное. И именно это послужило триггером для её любимого и любящего (как она уверена) мужчины. Потом несчастная считает, что недостаточно хорошо излагает свою точку зрения, пытается объяснять лучше, но под воздействием уводящих в сторону реплик абьюзера всё сильнее запутывается, из-за чего ещё больше кажется себе глупой и беспомощной. Наконец, она просто чувствует себя так, словно её избивают словами, и мечтает только о том, чтобы это прекратилось. Часто мучитель выбирает для циклических разговоров ночное время, и женщина после бессонной ночи напрочь лишена сил и бодрости, тогда как её «любимый» полон энергии.


Светлана Морозова
Со мной так нельзя! Каким бывает насилие и как его распознать

Не только клиенты, но и коллеги и работодатели могут ожидать от работников-женщин большего сочувствия и доброжелательности, чем от мужчин, занимающих ту же позицию. Коллега, которому необходимо поделиться и рассказать о неприятном клиенте, или босс, который хочет видеть широкую улыбку либо слышать заботливый тон во время беседы, часто придерживаются более высоких требований в этом отношении к женскому персоналу.

Гендеризованная природа женского труда отражается в неоплачиваемой работе, которую женщины делают в семейной жизни. В большинстве американских семей наблюдается тенденция к тому, что женщины выполняют больше домашней работы для родственников («kin work») – воспитывая детей, заботясь о пожилых родителях и даже координируя разговоры за обедом. Таким образом, неравное распределение эмоционального труда на рабочем месте обостряется неравномерным распределением работы по осуществлению заботы в домашней сфере. В обоих случаях женщины могут выполнять ряд изнурительных обязанностей, которые остаются незамеченными и неоплаченными.


Скотт Харрис
Приглашение в социологию эмоций

Если бы эмоциональный труд был гендерно нейтральным, тогда бы мужчины и женщины выполняли его равным образом. Однако социологи доказывают, что это не так. На самом деле женщины склонны выполнять большее количество эмоционального труда на рабочем месте. Это происходит потому, что: а) профессии и рода занятий могут быть сегрегированы по полу; б) задачи в рамках работы могут быть сегрегированы в соответствии с полом; в) к работникам-женщинам относятся по-другому даже при выполнении одинаковых задач в рамках одного и того же занятия.

Профессии и рода занятий сегрегированы по полу, потому что в рамках определенных карьерных траекторий доминируют мужчины или женщины. Рабочие места, требующие дополнительного количества эмоционального труда, обычно считаются «женской работой». Например, пилоты в авиации в основном – мужчины, а бортпроводники – с большей вероятностью женщины. Последний род занятий явно включает больше возможностей для выполнения эмоционального труда. Бортпроводники чаще имеют дело с пассажирами, которые боятся летать, беспокоятся о потере багажа или возмущаются задержкой рейса. Только в редких и исключительных обстоятельствах пилоты включаются в процесс управления эмоциями и поведением пассажиров помимо объявлений по рации.

Подобные модели поведения можно увидеть и в других ситуациях. Хотя тенденция к гендерной сегрегации не является железным законом, ее можно обнаружить в ресторанах, больницах и корпорациях. Женщины с большей вероятностью будут работать в качестве официанток, медсестер и секретарей и таким образом больше взаимодействовать с публикой, нежели повара, врачи и руководители. Во всех этих примерах женщины как будто «притягиваются» или направляются к тем социальным ролям, которые требуют больше эмоционального труда. Очень немногие мужчины становятся учителями в начальной школе (где нужно больше сил отдавать воспитанию и заботе о детях) и очень немногие женщины становятся строителями (где труд является скорее физическим, чем эмоциональным).

Безусловно, только небольшое количество профессий и родов занятий, если вообще такое бывает, полностью сегрегированы по полу, ведь существуют медбратья, мужчины-секретари и мужчины – учителя начальной школы. Но даже когда мужчины и женщины занимают одинаковые позиции на работе, мы можем наблюдать сегрегацию по задачам в рамках данной позиции. Бортпроводника-мужчину чаще просят положить тяжелую сумку в верхнее отделение багажа, а бортпроводник-женщина с большей вероятностью сталкивается с просьбами, выполнение которых требует эмоционального труда, – такими как обеспечение комфорта детям, пожилым или нуждающимся в помощи. Женщины, которые пробились в полицию, могут обнаружить, что эта работа неодинакова для мужчин и женщин. Когда приходится утешать жертв сексуального насилия и других пострадавших, то ожидается, что полицейские-женщины возьмут это на себя.

Если случайным образом распределить различные рода занятий и задачи в рамках этих занятий, то в обоих случаях мы можем ожидать, что разделение труда между полами будет примерно 50 на 50. Однако такой гендерно нейтральный расклад не может гарантировать, что мужчины и женщины будут выполнять одинаковое количество эмоционального труда. Поскольку даже когда работники (и мужчины, и женщины) выполняют одну и ту же задачу в одном и том же роде занятий, поведение клиентов, коллег и работодателей может повышать требования к женщинам. Например, когда бортпроводник-женщина напоминает пассажирам, что необходимо застегнуть ремни или убрать багаж под сидение самолета, клиенты могут более свободно выражать раздражение или сопротивление, особенно те, кто менее склонен признавать авторитет женщин, или те, кто считает, что женщины склонны заботиться о других по своей природе. Официантки или секретарши с большей вероятностью будут вынуждены вежливо реагировать на харассмент со стороны клиента. Студенты ожидают больше сочувствия и теплоты от преподавателей-женщин, чем от преподавателей-мужчин.

Не много найдется тем, при обсуждении которых буржуазное общество исходило бы таким лицемерием: аборт – это отвратительное преступление, и говорить об этом даже намеками неприлично. Когда писатель описывает радости и муки роженицы – это прекрасно; когда же он пишет о женщине, которая сделала аборт, его тут же обвиняют в том, что он копается в грязи, представляет человечество в неприглядном свете; между тем во Франции ежегодное число абортов равняется числу новорожденных.

Явление это так распространено, что его следует рассматривать как один из рисков, которые заложены в нормальном женском уделе. Однако законодательство упорно представляет его преступлением: оно требует, чтобы эта деликатная операция производилась подпольно. Нет ничего абсурднее тех аргументов, которые выставляются против легализации аборта. Упор делается на то, что это опасное хирургическое вмешательство. Однако честные врачи вслед за доктором Магнусом Хиршфельдом признают, что «аборт, сделанный в больнице рукой врача-профессионала и при соблюдении всех необходимых превентивных мер, не несет тех серьезных опасностей, о которых говорится в Уголовном кодексе». Как раз наоборот, именно в отсутствии легализации аборта содержится огромный риск для женщины.

Недостаточная компетентность женщин, незаконно делающих аборты, условия, в которых производится операция, – все это порождает массу несчастных случаев, иногда со смертельным исходом. Вынужденное материнство приводит к появлению на свет хилых детей, которых родители не в состоянии прокормить и которые либо попадают в приют, либо становятся настоящими мучениками. Следует еще отметить, что общество, так рьяно защищающее права эмбриона, не проявляет никакого интереса к детям, стоит им родиться; вместо того чтобы преследовать женщин за аборты, было бы лучше направить эти усилия на реформирование такой возмутительной институции, как детский приют; ответственные за то, что дети в приютах попадают в руки мучителей, разгуливают на свободе; общество закрывает глаза на страшную тиранию в детских «воспитательных домах» или в семьях, где родители или близкие ведут себя как палачи; и если женщине отказывают в праве на плод, который она вынашивает, то почему же ребенок считается принадлежностью только своих родителей; в течение одной недели мы узнаем, что какой-то хирург, уличенный в подпольных абортах, ушел из жизни, покончив с собой, а какой-то отец, чуть ли не до смерти избивший своего сына, получил всего лишь три месяца _условно_.

Совсем недавно по недосмотру отца от крупа умер мальчик, а одна мать отказалась вызвать врача к тяжелобольной дочери, объяснив это своим полным подчинением воле Божьей, – на кладбище дети бросали в нее камни; некоторые журналисты выступили на страницах печати с возмущением по этому поводу, а ряд вполне приличных людей, напротив, публично заявили, что дети принадлежат родителям и что всякое вмешательство со стороны неприемлемо. Газета «Се суар» пишет: сегодня «миллиону детей грозит опасность», а во «Франс суар» читаем: «_Зарегистрировано_ пятьсот тысяч детей, которым грозит физическая либо моральная опасность».

В Северной Африке арабская женщина лишена возможности делать аборт: из десяти рожденных ею детей семь или восемь умирают, и никому до этого нет дела, потому что трудные и бессмысленные беременности убивают материнское чувство. Если это нравственно, то как относиться к такой нравственности? Следует добавить, что мужчины, выказывающие наибольшее уважение к жизни эмбриона, одновременно первыми готовы отправить взрослых на войну, то есть на смерть.


Симона де Бовуар
Второй пол

(Последнее выражение требует уточнения. Я вовсе не считаю, что тупоумие присуще мужской природе как таковой. Я вообще не считаю, что существует какая-то врожденная мужская природа – как и женская, и человеческая вообще. Но тысячелетия положения угнетающего пола сделали тупоумие по известному кругу вопросов присущим поневоле большинству мужчин. В этом они тоже не виноваты. Не злая воля сделала мужчин угнетающим и эксплуатирующим полом, а историческая закономерность.)

Доконало же меня уже сейчас предисловие к российскому изданию книги мадам де Бовуар. В первую очередь – ссылка на еще одного французского автора, мужчину, конечно. Надо же было хоть задним числом отмежевать мадам Симону, для российских 90-х гг. слишком левую (издашь без комментариев – проблем не оберешься), от марксизма. И вот читателям, а больше отсутствующим по Конституции РФ цензорам, предусмотрительно поясняют: «За нее это сделает (размежуется с марксизмом) спустя время французский социолог Э. Морен, который напишет, что попытка рассмотреть угнетение женщины с помощью категорий классового анализа является упрощением хотя бы потому, что эта проблема сложилась в доклассовую, а может быть и доисторическую эпоху и имеет не столько социологический, сколько антропосоциологический характер».

Вот именно – за нее. Вроде бы утверждение, что проблема сложилась в доисторическую (это как понимать?) или хотя бы в доклассовую эпоху, надо сначала доказать. Но это я так считаю. Они так не считают. Им достаточно пары туманных фраз о том, что этот мир всегда принадлежал мужчине и что он поработил женщину благодаря своей силе и агрессивности.


Е.Н. Харламенко
Женский вопрос: исторические истоки

Помню, как в далекой юности меня поразило одно место из книги Ю. Рюрикова «Три влечения». Книжка и в целом была далеко не блестящей, но это место особенно. Описывая строй индийских найяров, которые не живут семьями, у которых дети остаются с матерью, а отец только навещает их или на день-два приглашает в гости, автор употребляет такие выражения: «Мужчина после свадьбы остается в своем доме, а женщина в доме своих родителей». Цитирую по памяти, но за характеристику домов ручаюсь.

Первый раз в жизни мне стало ясно, что автор сам не понимает, что пишет. Ведь родители новобрачных подчинялись тем же законам, что и они сами, так же, как родители родителей, и так достаточно долго. Следовательно, никакого общего «дома родителей» не существует и не может существовать. Кроме того, поскольку основу рода составляют женщины, хозяйками дома являются тоже они. Значит, после свадьбы мужчина остается в доме своей матери. А в своем доме после свадьбы, как и до нее, остается женщина, и, затем, ее дочери, для сыновей же это – дом матери. Все это было ясно читавшей книжку девушке, не достигшей еще 20 лет, но совершенно неясно вполне взрослому автору, который сам эту книжку написал. Так сильно было представление, что супруги непременно живут вместе (хотя он только что описывал обратное) и что дом в любом случае принадлежит мужчине.

Вероятно, даже не «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса, прочитанное ранее, а именно эта чушь собачья заставила меня впервые задуматься над тем, что же представляют собой отношения полов в истории и современности.

И сейчас, вполне взрослой, очень трудно удержаться еще от одной цитаты. Не из легковесной книжки лихого борзописца, а из серьезной работы умного и знающего историка. Речь в ней идет о египетской царице Нефертити и ее влиянии на государственные дела: «Но нам ли жалеть, что такого влияния ее незаметно? Если бы она делила ответственность за государственные дела со своим мужем, сохранил ли бы ее образ хоть тень своей обаятельной женственности?».

Итак, обаятельная женственность возникает на основе безответственности, и женщина утрачивает ее, если начинает конкурировать с мужчинами, вмешиваясь в мужские дела. Историк Древнего мира видит положение дел таким! Это положительно выше моего понимания. Ведь уж кто-кто, а он мог бы знать хотя бы очень давнюю работу М.Э. Матье (женщины) о престолонаследии в Древнем Египте, где с абсолютной убедительностью доказано, что трон в Египте даже в более поздние времена переходил не к сыну царя, а к мужу принцессы-наследницы; т.е. что не Нефертити была женой царя, а Эхнатон – мужем царицы. Нет, до него это не доходит. И точку зрения Матье он не то чтобы считает неверной, а просто не воспринимает. Так же упорно он величает Тейе, мать Эхнатона, царицей, хотя сам же пишет, что она носила всего лишь титул жены царя. Ладно, Рюриков сам не способен понять собственного текста, но Перепелкин!

Кроме всего прочего, где же в облике Нефертити эта самая тень пресловутой обаятельной женственности? Это облик царственной особы, которая если и наделена обаянием, то не обаянием женственности, а именно обаянием власти, отстраненным и грозным, заставляющим внутренне подтянуться и выпрямиться. Во всей мировой истории изобразительного искусства мне неизвестно более царственного изображения царственной особы. Но мысли историка идут по накатанному мужскому руслу: обаятельная женственность. Точно так же, как мысли не запомнившегося мне самодеятельного поэта из очерка Евг. Богата, воспевшего красоту Спящей Венеры кисти Джорджоне и не заметившего, что от всех прочих обнаженных Венер она отличается принципиально, что в ней сосредоточена в первую очередь грозная и равнодушная сила божества. Нет. Раз обнаженная женская фигура – значит, красота, в которую нужно влюбляться, особенно поэтам, на протяжении многих веков. Таково мужское тупоумие.

Энн Окли считается родоначальником концепции “гендера” в социологии. Она развела понятия “гендера” (пола) как незыблемого биологического признака и как культурной детерминанты, предопределяющей концептуализацию “мужественности” и “женственности”. До сих пор она активно защищает свою концепцию гендера, представляющую аналитическую ценность, от критики и даже полного отрицания со стороны постмодернистов (включая феминистских постмодернистов) и социо-биологов. Э. Окли также приводит аргументыв пользу того, что определение пола гендера играет важную роль в идентификации и исследовании сохраняющегося в обществе экономического неравенства, а также причин, его обусловливающих.

Энн Окли, как она сама пишет в своей автобиографии, “озадачила научное сообщество”, отважившись в своей диссертации на изучение домашнего труда. Ее представления о домашней работе как разновидности труда, который не только требуетфизических затрат, но и опустошает эмоционально, а также подсчет ею часов, которые женщина затрачивает на такую работу в дополнение или вместо оплачиваемой работы, оказали и продолжают оказывать влияние на современную трактовку понятия “домашний труд” в социологии. Примером служит работа Ивана Иллича “Гендер”, в которой этот ученый признает влияние исследований домашнего труда, проведенных Э. Окли, на свой образ мышления.

В исследованиях домашнего труда, предмета, который ранее не считался достойным изучения социологами, Окли открыла маскулинность самой социологической дисциплины. Не только большинство крупных социологов были мужчинами, но применяемые ими подходы были мужскими по своей сути, поскольку темы, которые не соответствовали мужскому взгляду на мир, зачастую или просто игнорировались, или выводились за пределы социологии.

В данной связи работы Энн Окли можно рассматривать как бросающие вызов “мужской гегемонии” в социологии, который нашел особое отражение в ее исследованиях, посвященных проблемам деторождения и материнства. На протяжении ряда лет Окли работала в сфере медицинской социологии и участвовала в исследованиях по “медицинскому обслуживанию населения”, проведение которых началось с изучения 66 женщин Лондона, только что родивших своих первенцев.

В этих исследованиях Э. Окли не только доказала необходимость участия социологов в проблемах социальной защиты женщин-рожениц. В монографии “Стать матерью” она также обосновала новый взгляд на материнство, который, так же, как и в случае с изучением домашнего труда, явился вызовом гендерно обусловленным стереотипам медицинского вмешательства в репродуктивный опыт женщины. Оценка внутреннего мира участниц исследований посредством интервью и наблюдений за встречами докторов со своими пациентками, стала важной частью ее исследования “Рожающие женщины: к социологии деторождения”, носивших как социально-научный, так и медицинский характер.

В отношении занятия Энн Окли собственно социологией следует отметить ее особый интерес к соблюдению точности методологии данной науки. Эта исследовательница постоянно подчеркивала важность того, чтобы все исследования социологов становились вкладом в знания, а эти знания могли бы использоваться в критической оценке существующих мифов. Будучи феминисткой, Э. Окли утверждает, что “хорошо построенное экспериментальное исследование играет важную роль в документировании живых реалий жизни женщины и помогает получить практические истины, имеющие потенциал эмансипации”


Елена Дорцева
Интеллектуальные манифесты современных феминистских социологов

Эмоциональные нормы могут также акцентировать гендерное и расовое неравенство на рынке труда. Например, от женщин могут ожидать больших усилий в деле эмоциональной поддержки клиентов, пациентов или студентов. Чернокожие мужчины в сравнении с белыми мужчинами не могут также свободно выражать недовольство на рабочем месте из страха прослыть «разгневанными чернокожими мужчинами».

Эмоциональные нормы неочевидным образом содержатся даже в идеологиях, которые легитимируют классовое и политическое неравенство, охватывающее общество в целом. В феодальных обществах существенные экономические различия объяснялись благородным происхождением и «божественным правом королей»; рабство, в свою очередь, оправдывалось с помощью представлений о врожденной неполноценности рабов. Эти когнитивные системы верований обычно сопровождаются соответствующими эмоциональными нормами.

Если неравенство обосновано, то подчиненные должны испытывать спокойное смирение или, возможно, стыд вследствие своей низкой позиции, но никак не враждебность или негодование (outrage). Сегодня многие американцы верят, что общество США представляет собой меритократию, где экономический успех является главным образом результатом таланта и усердной работы. В рамках этой идеологии успешные люди должны испытывать гордость за свои очевидные для всех умения и целеустремленность, а бедные должны чувствовать смущение или сожаление по поводу своего трудного положения. При этом многочисленные факторы, не связанные с меритократией и обусловливающие успех, преуменьшаются, например, происхождение из богатой семьи, финансовый доступ к качественному образованию и здравоохранению, получение образования во время экономического подъема, а не во время экономического кризиса, связи с людьми из высших кругов и проч.

Меритократический миф служит причиной самообвинений в экономической несостоятельности, а не побуждает к культивированию эмоций, которые могли бы привести к требованию реформ или бунту против существующих социальных условий


Скотт Харрис
Приглашение в социологию эмоций

Эмоциональные нормы могут отражать и поддерживать социальное неравенство

Давайте вернемся к аналогии между законами и эмоциональными нормами и проведем сравнение на шаг дальше – в сфере политики. Многие заметили, что система законов не является «нейтральным судьей» на страже справедливости. Скорее, законы являются отражением политической борьбы и политических интересов и при их создании, и при их применении. Следует ли женщинам позволить голосовать? Могут ли заключать брак партнеры одного пола? Какое наказание (и нужно ли оно) должно последовать за хранение марихуаны или кокаина?

Законы не обязательно служат интересам каждого. Скорее, они отражают и воспроизводят отношения власти: доминирующие группы оказывают сравнительно большее влияние при создании, принятии и приведении в исполнение социетальных правил. Тот факт, что доход от заработка облагается налогом более высоким, чем доход от инвестиций, отражает политику, выгодную самым богатым американцам, и может быть выражен в ироническом варианте «золотого правила»: те, кто владеют золотом, задают и правила.

Также можно задуматься над вопросом о том, являются ли эмоциональные нормы просто культурными предпочтениями, которые варьируют в соответствии с особенностями различных групп, или создаются в соответствии с интересами властей предержащих? Рассмотрим семейные отношения. Хотя родители и дети оказывают взаимное влияние друг на друга, проще утверждать, что дети обычно намного меньше могут сказать об эмоциональных нормах своей семьи. Безусловно, дети нуждаются в обучении манерам, чтобы уметь контролировать настроение, вести себя вежливо и проявлять эмпатию по отношению к другим. Родители могут усердно «цивилизовать» своих детей, передавая им свою эмоциональную компетентность – «управлять своими телами так, чтобы они могли приемлемым образом участвовать в социальном порядке и в рамках домашней жизни, и на более широких аренах взаимодействия».

С другой стороны, иногда родители эгоистически или тиранически требуют исполнения эмоциональных норм. «Не дерзи!» – т. е. нельзя неуважительно спорить с родителями – данная эмоциональная норма может быть использована с целью установить безусловное доминирование или ограничить демократическое начало в этих отношениях.

Предположение, что женщины более эмпатичны и заботливы «от природы», также может вести к поддержанию неравенства, несмотря на то что подчас это выглядит как комплимент или добродетель. Жены могут выполнять свои обязанности, подчиняясь правилам чувствования, требующим от них быть более доступными, чувствительными и заботливыми, чем их мужья, что, в свою очередь, ведет к неравному разделению труда в домашней сфере.

Гендеризованная природа эмоциональных норм помогает объяснить, почему матери целуют оцарапанные коленки, утирают больше слез, более внимательно слушают и выполняют больше «межличностной» работы, сохраняющей близкие отношения в семье и делающей семьи более функциональными.

Также эмоциональные нормы производят неравенства и вне дома. Обсудим такой контекст, как рабочее место. Часто наименее оплачиваемые работники обязаны выполнять наиболее трудные задачи: к примеру, когда в сфере обслуживания нижестоящие работники принимают на себя всю тяжесть недовольства клиента и его неподобающего поведения. В сравнении с ними менеджеры среднего и высшего звена более защищены от негативных эмоций и «организационными щитами» (когда, например, административные помощники ограничивают свой контакт с публикой), и «статусными щитами» (властью и престижем, которые не дают другим выместить на них негативные чувства). Работодатели, таким образом, могут требовать от работников низшего звена, чтобы они строго придерживались определенных эмоциональных норм («Всегда улыбаться и никогда не отвечать на возмущение клиента»), что подчеркивает существующие неравенства по доходу и властным полномочиям.

Все произведения не проверялись на гуманистичность к женщинам, и в итоге практически все сохранили мизогинность, которая фоново передавалась все новым и новым поколениям
https://telegra.ph/Nezhenskaya-klassika-11-26

#перекос

Самое ужасное в порнографии – это то, что она показывает мужскую истину. Самое коварное в порнографии – это то, что она предподносит мужскую истину как истину общечеловеческую. Все эти изображения женщин, закованных в цепи и подвергаемых пыткам, выдаются за наши потаенные эротические желания. И некоторые из нас верят этому, не правда ли?

Самое важное в порнографии - это то, что ее ценности – это мужские ценности. Это тот ключевой момент, который как левые, так и правые мужчины пытаются скрыть от женщин при помощи различных, но сонаправленных, методов. Правые мужчины хотят спрятать порнографию, левые хотят спрятать ее значение. И тем, и другим нужен доступ к порнографии, которая будет поощрять и заряжать энергией мужчин. Правые хотят тайного доступа, левые – открытого. Но, является ли порнография общедоступной или нет, заложенные в ней идеи являются идеями, выраженными в изнасиловании и избиении жен, в правовой системе, в религии, в искусстве и литературе, в постоянной экономической дискриминации женщин, в отживающих свой век академиях, и эти идеи поддерживаются умными, хорошими, великодушными и передовыми мужчинами во всех этих областях.

Порнография - это не жанр самовыражения, изолированный и отличный от реальной жизни. Это жанр самовыражения, который находится в полной гармонии с любой культурой, из которой он произрастает. И это верно вне зависимости от того, легальна она или нет. И в том, и в другом случае функция порнографии состоит в сохранении мужского господства и насильственных преступлений против женщин, потому что она воспитывает, тренирует, обучает и побуждает мужчин презирать, использовать и мучить женщин. Порнография существует, потому что мужчины презирают женщин, и мужчины презирают женщин, потому что есть порнография.


Андреа Дворкин
Порнография и скорбь

Двойственность в этом случае не обязательно является признаком диссоциативного расстройства личности или другой слабости. Жизнь сложна, а мы можем смотреть на нее продуктивно с разных точек зрения. Более того, многие ситуации подразумевают противоречивые требования, требуя от нас сбалансировать или гармонизировать конфликтующие эмоциональные нормы. От студента, который превосходит других на экзамене, ожидается понимание и сочувствие по отношению к хуже успевающим однокурсникам; как врачи, так и танцоры, исполняющие экзотические танцы, могут нуждаться в балансе между интимностью и бесстрастной манерой взаимодействия с клиентами; жертвы преступления обязаны давать показания по возможности спокойно и «рационально», хотя в этой ситуации они сообщают о серьезном страдании или травме.

Коротко говоря, люди в современных обществах подчиняются широкому ряду эмоциональных норм, которые часто неясны и противоречивы. Следовательно, люди могут не просто соблюдать правила, а советоваться по их поводу и творчески использовать эмоциональные нормы, поскольку они «интерпретируют, оценивают и подтверждают свои собственные чувства и чувства других, а также способы их выражения»


Скотт Харрис
Приглашение в социологию эмоций

Эмоциональные нормы могут быть неоднозначными и противоречить друг другу даже в рамках одной культуры или в одинаковых условиях

Эмоциональные нормы, можно сказать, «управляют» тем, как мы чувствуем, почти в каждой ситуации. Вера в естественность или правильность наших культурных норм часто заставляет нас чувствовать себя обязанными подчиняться им и настаивать на их выполнении. Тем не менее важно осознавать, что эти правила отнюдь не являются нерушимыми, пространство для маневра при их выполнении также существует. Разногласия могут возникать даже между людьми, которые прошли социализацию в одной и той же или похожих социальных группах. Они могут происходить по причине двусмысленности или неопределенности самих норм, а также по причине личностно-индивидуальных различий, разных намерений или быть проявлением принадлежности к разнообразным субкультурам.

Например, после получения подарка в день рождения ожидается выражение благодарности. Но как много нужно выразить благодарности и в какой форме – словами, объятиями, благодарственными письмами или каким-то другим образом? В данном случае может и не быть точной формулы, но могут возникнуть различные мнения по поводу способа, которым выражается благодарность. Восторженные высказывания, такие как: «Ух ты! Какой классный подарок!», – могут быть восприняты как «достаточные» для благодарности, если даритель получает удовлетворение от этого и поскольку со стороны получателя подарка эта благодарность ожидается. С другой стороны, некоторые перфекционисты могут быть глубоко убеждены, что слово «спасибо» должно непременно прозвучать, причем более одного раза. В моей большой семье существуют разногласия относительно того, следует ли послать написанное от руки благодарственное письмо или будет достаточно письма по электронной почте или смс со словом «Спасибо!».

Разногласия не обязательно означают, что эмоциональные нормы иллюзорны, как не означают и того, что они непреложны и полностью ясны. Проведем аналогию с модными образцами. Два брата или сестры могут спорить о выборе одежды, оставаясь в поле общих культурных ожиданий. Они могут не соглашаться по поводу того, подходит ли рубашка к брюкам, и при этом разделять более общие представления относительно наготы (насколько должно быть закрыто тело), гендерных различий (какой стиль предпочесть – мужской или женский), цвета (не носить брюки серебряного цвета) и сочетаний (не совмещать одежду в полоску с вещами в горошек).

Саймон и его коллеги в своем исследовании показали разногласия девочек из средней школы относительно нормы: «Следует испытывать романтические чувства только к одному мальчику в одно и то же время». Некоторые девочки поддерживали отношения с несколькими мальчиками и даже бахвалились этим: если мальчики не пересекаются в одном месте и не знают друг о друге, то кому это навредит?! Другие девочки, однако, не соглашались с этим и подвергали критике такое поведение. По мере взросления девочек, как обнаружили исследователи, рос также и уровень общего согласия и подчинения «моногамной» норме.

Возможно даже, что отсутствует индивидуальное согласие с принятым способом переживать чувства в определенной ситуации. Когда сосед по квартире в очередной раз оставляет беспорядок на кухне, то является ли это достаточной причиной для выражения легкого раздражения, или здесь уместно открытое возмущение (anger) как реакция на несправедливость, или это повод для веселья в ответ на смехотворность ситуации? Когда на вашей машине на парковке вдруг появляется «загадочная» вмятина, приемлемо ли в данном случае громко ругаться? Плакать? Смеяться? Поскольку сначала мы реагируем и затем ретроспективно обдумываем наши реакции, то мы можем быть совсем не уверены в приемлемости наших чувств. Иногда мы считаем себя ненадежными – способными ошибаться в наших изначальных реакциях на ситуации, что ведет нас к принятию конфликтующих интерпретаций наших эмоций, нашего Я и ситуаций, в которых мы оказываемся.

Группы, владеющие большей частью ресурсов (будучи большинством или по каким-либо другим причинам), имеют возможность конструировать понятие общесоциальной нормы. Явления, образы, паттерны поведения, свойственные большинству, постоянно перевоспроизводятся и попадают в поле зрения индивидов, что приводит к маркировке их как «нормальных» из-за постоянного присутствия в информационном пространстве большинства. Соответственно, отраженные в культуре нормы и общности знакомы индивидам более подробно. Такие элементы достаточно привычны, гуманизированы: индивиды в них чаще воспринимаются как отдельные и уникальные личности.

В свою очередь то, что оказывается исключено из инфополя преимущественно или целиком, воспринимается как однородное, абнормальное, нежелательное. Группы, не репрезентованные в доминирующей культуре как нормальные, стигматизируются – подвергаются своего рода «клеймлению», навешиванию ярлыков. Индивидуальные качества членов таких групп для удобства восприятия большинством упрощаются до набора предрассудков. Представитель эксклюзированной группы, в первую очередь, воспринимается именно как часть этого общего – воплощение набора ярлыков и предубеждений, с этой группой связанных. Это определенным образом влияет на поведение индивидов, относящихся к меньшинству, так как каждый отдельно взятый воспринимается доминирующей культурой как репрезентация всей эксклюзированной общности целиком, а значит и все его действия, в особенности оцениваемые обществом как негативные и порицаемые, закрепляются как свойственные всем представителям этой группы. Свою роль играет эффект предвзятости подтверждения, из-за которого в том случае, если индивид соответствует стереотипу об эксклюзированной группе, это воспринимается как подтверждение правомерности стереотипа, а если индивид не соответствует заданным ожиданиям, то его поведение и характеристики считаются исключением, подтверждающим правило.

Не имея достаточного количества ресурса, чтобы самостоятельно репрезентовать себя в доминантной культуре в качестве равноценной общности, «абнормальная» группа и ее представители становятся исключены из доминирующей культуры – эксклюзированы. Соответственно, эксклюзия – своего рода устойчивый образ мышления, воспроизводимый доминантной культурой. При этом такое положение вещей возникает естественным образом. Социальное исключение – продукт ежедневной жизнедеятельности общества и индивидов в нем. Выражение субъективного опыта членов доминантной группы постепенно становится подавляющим, институционализируется и приобретает характер нормы, вытесняя альтернативные интерпретации социальной реальности. Так как человек считает нормальным и безопасным то, что постоянно воспринимает, и считает неправильным и отталкивающим то, с чем сталкивается изредка, последнее в этом случае начинает восприниматься как девиантное.


Тертышникова А.Г., Павлова У.О., Цимбал М.В.
Социальное исключение как побочный эффект механизмов нейрообучения

В одном из хорошо известных исследований Саймон, Эдер и Эванс в течение трех лет вели наблюдение на среднем Западе за развитием эмоциональных норм у девушек-подростков из средней школы. Исследователи обнаружили, что юные девушки используют поддразнивание, сплетни и ссоры как способы социализации или усвоения «подходящих» чувств: «Следует иметь романтические чувства только к одному человеку противоположного пола» или «Не следует испытывать романтических чувств к парню, который уже встречается с кем-то другим». Например, такое выражение привязанности к подруге (человеку того же пола), как игриво присесть к ней на колени, может быть встречено с мягкой насмешкой («Ты точно не мой тип») или дразнящим хором вздохов «о-о-о!», намекающим на гомосексуальные отношения. Девочки, чей физический внешний вид или поведение обнаруживают недостаток интереса к мальчикам, уничижительно обзываются странными, «розовыми» или пацанками. Романтические чувства к мальчикам поощряются. Иногда группы сверстниц открыто обсуждают свою коллективную привязанность к одному мальчику. Однако как только одна из девушек этой группы начинает активно его добиваться или вступает в отношения с этим мальчиком, ни одна из подруг не сможет продолжать выражать чувства к нему, не подвергаясь санкциям.

Во взрослых отношениях эмоциональная девиация также имеет определенные последствия. Например, «нервное» поведение подозреваемого при даче показаний может быть понято присяжными как признак того, что он лжет; сдержанное или равнодушное поведение, с другой стороны, может рассматриваться как недостаток раскаяния или отсутствие совести. Жертвы, которые выражают чувства несоразмерно событию – недостаточно потрясены тяжким преступлением и слишком потрясены не тяжким преступлением, – зачастую менее благосклонно воспринимаются присяжными. Представьте себе финансового советника, который проявляет признаки зависти при виде больших денег своих клиентов: «О, пусть мой пенсионный счет будет таким же большим, как Ваш! Вам повезло получить такие деньги по наследству». Финансовые советники, которые, не стесняясь, нарушают нормы выражения зависти, могут поставить под вопрос доверие клиента и способность соблюдать правила этикета. Такой работник быстро потеряет своих клиентов или по крайней мере получит меньше положительных рекомендаций.


Скотт Харрис
Приглашение в социологию эмоций

Эмоциональные нормы вездесущи, хотя часто невидимы

Трудно начать изучать социальные нормы, поскольку мы обычно их не замечаем. Когда друг разговаривает НЕМНОГО ГРОМЧЕ ОБЫЧНОГО или стоим ближе обычного – именно тогда мы осознаем, что мы и наши собеседники подчиняемся трудноуловимым ожиданиям, о которых мы обычно не задумываемся. Это верно и в случае эмоциональных норм. Когда кто-то благодарит нас за небольшую услугу, мы это едва замечаем. Но наступает «мертвая тишина», когда благодарность не последовала. Если вы когда-нибудь открывали дверь для группы людей, которые при этом совершенно не замечали вас, то вы, наверное, понимаете, что я имею в виду.

Эмоциональные нормы «становятся видимыми в те моменты, когда они нарушаются»

К примеру, выражения зависти должны максимально контролироваться. Друг, который постоянно говорит вам: «Я хочу выглядеть так же хорошо, как и ты!», – скорее всего, нарушает общепринятое правило о неприемлемости выражения завистливых чувств, если высказывание, конечно, не носит эксцентричного характера, а делается раздосадованным тоном.

Иногда мы подспудно осознаем эмоциональные нормы, когда понимаем, что наши собственные чувства рискуют оказаться неприемлемыми. Как пишет Хокшилд, люди испытывают что-то вроде «укола» всякий раз, когда есть несоответствие между тем, что они действительно чувствуют, и тем, какие чувства от них ожидаются. Например, на вечеринке в канун Нового года нормой является то, что люди будут радоваться, улыбаться, дудеть в бумажные рожки и обнимать окружающих, как только часы пробьют полночь. Участники вечеринки, которые находятся в сонном или пессимистическом настроении по поводу уходящего времени или испытывают дискомфорт, находясь с другими людьми, испытывающими радостное настроение, вероятно, не настроены на эмоциональный тон сборища (gathering). Поэтому они могут сами себя внутренне подбадривать: «Давай! Тебе должно все это нравиться!».

Поскольку эмоциональные нормы обычно принимаются на веру, их довольно трудно обнаружить. Но чем больше вы практикуетесь, тем легче сможете применять это понятие к анализу происходящего. Задача заключается в том, чтобы а) выделить специфические условия или социальное взаимодействие и б) представить эмоциональную реакцию (или наблюдать реальную), которая окажется неподходящей, аморальной или культурно «неестественной» для большинства людей, которых вы знаете.

Эмоциональные нормы приводятся в действие участниками взаимодействия посредством сильных и слабых санкций

Полицейские применяют санкции, например, штраф за превышение скорости, когда останавливают нас за нарушение правил на дороге. Эти санкции служат наказанием и механизмом, удерживающим от нарушения закона. Такая же, но немного менее формальная, «полиция взаимодействия» начинает действовать, когда дело доходит до имплицитных правил, регулирующих эмоции.

Наши собеседники могут использовать целое разнообразие стратегий, чтобы приводить в действие социальные и эмоциональные нормы. Люди могут одаривать нас неодобрительными взглядами или замечаниями; они могут разрушить нашу репутацию, распуская о нас сплетни. Остракизм – это максимально сильная санкция, которая может применяться за нарушение эмоциональных норм. Человек, который признается «слишком нервным» или «никогда не бывает счастливым», может не найти друзей, супруга(у) или иметь проблемы в общении с родственниками. В конце концов может быть задействовано даже экономическое давление. Следствием эмоциональной девиации могут стать низкие возможности на рынке труда или отсутствие финансовой поддержки собственной семьи. Несвоевременное выражение неприемлемых эмоций – тревоги, фрустрации или даже шутливого настроения – может способствовать провалу на собеседовании при приеме на работу.

Реальная, то есть «видимая» рыночная, и «невидимая» домашняя экономики тесно взаимосвязаны. В них задействованы одни и те же люди – взрослое население страны, состоящее из мужчин и женщин трудоспособного возраста. Главное сходство этих двух экономик состоит в том, что их основу составляет труд, а важнейшее различие – кто и сколько трудится в каждой из этих сфер.

Цель моего выступления состоит в том, чтобы на примере гендерного разрыва в оплате труда показать отрицательные последствия для гендерного равенства сверхзанятости женщин в «невидимой» экономике. В сфере реальной экономики мужчин и женщин примерно поровну (51 и 49%, соответственно), но средняя рабочая неделя мужчин на 1 час продолжительнее, чем у женщин. А если аналогичный расчет сделать для «невидимой» домашней экономики, то окажется, что женщины в ней за неделю (в будни) отрабатывают в среднем 15,8 часа, а мужчины – 6,3 часа. Следовательно, в «невидимой» экономике «рабочая неделя» женщин на 9,5 часов длиннее, чем у мужчин.

Официальная статистика бюджетов времени показывает, что на домашний труд женщины ежедневно тратят 3 часа 10 минут, а мужчины 1 час 16 минут, то есть в 2,5 раза меньше. Таким образом, в будние дни женщины трудятся в реальной экономике в среднем на 12 минут меньше, чем мужчины, а в «невидимой» домашней экономике на 2 часа больше, чем мужчины. Такая глубокая асимметрия участия женщин и мужчин в «невидимой» домашней экономике является показателем высокого уровня гендерного неравенства в семейной сфере.

Материальная оценка «видимого» и «невидимого» труда в обществе принципиально отличается: видимый труд оплачивается, а невидимый – нет, и как следствие, социальный престиж и статус домашнего труда невысок. Например, если в реальной экономике много и успешно трудиться, то можно сделать карьеру, занять руководящий пост и получить высокую зарплату. В «невидимой» экономике все наоборот – чем больше времени и сил ей отдавать, тем меньше шансов будет на карьеру, высокую должность и зарплату. Таким образом, сверхзанятость женщин в «невидимой» экономике отражает не только гендерное неравенство в семейной сфере, но также усиливает гендерное неравенство на рынке труда и в обществе в целом. Собственно, в этом приумножении гендерного неравенства во всех сферах и состоят видимые отрицательные последствия «невидимой» экономики для положения женщин в обществе.

Безусловно, на общие показатели гендерного неравенства (ГН) в стране влияет не только несправедливое разделение труда в семейной сфере. Не менее важны дискриминация и сегрегация на рынке труда, а также устаревшие гендерные стереотипы о месте и роли женщин в обществе и др. Однако в контексте данного выступления нас интересует в основном экономическая сфера, а одним из важнейших индикаторов экономического гендерного неравенства является разрыв в оплате труда женщин и мужчин в реальной экономике. Негативное влияние высокой занятости женщин домашним трудом на их экономическое (зарплата, доход) и социальное (статус, власть) положение в обществе подтверждается многими исследованиями.

Причем это не только российская, но и общемировая проблема. Например, в исследовании «Экономика гендерного разрыва в оплате труда», проведенном правительством Австралии в 2019 г., оценивался удельный вес факторов, формирующих гендерный разрыв в зарплате мужчин и женщин. Было установлено, что наибольшее влияние на гендерный разрыв в оплате труда оказывают два рода факторов, которые почти на 80% обуславливают различия в зарплате женщин и мужчин. Во-первых, на 39% гендерный разрыв зависит от «дискриминации, гендерных стереотипов и предубеждений работодателей при найме персонала, а также при принятии решения об оплате труда женщин и мужчин». Во-вторых, «удельный вес факторов, относящихся к семье и детям, занимает также 39% гендерного разрыва в оплате труда». При этом в число «семейных» факторов исследователи включали не только неоплачиваемый домашний труд, но также перерывы в профессиональной карьере женщин в связи с рождением детей.


З.А. Хоткина
Видимые последствия «невидимой» экономики

Берясь за книгу, читательницы, по их словам, на время перестают служить членам своей семьи и погружаются в занятие, единственной целью которого является их личное удовольствие. Это позволяет каждой женщине заняться собой, создать для себя личное пространство в обществе, которое считает, что интересы окружающих есть ее интересы, и где бытует мнение, что женщина есть ресурс, всегда находящийся в распоряжении своих домашних. Таким образом, чтение несет и компенсаторную функцию, позволяя читательницам удовлетворять свои потребности, чего патриархальные институты и традиции воспитания сделать не в состоянии, хотя именно они эти потребности и создают.

Такой подход к чтению любовных романов, акцентирующий внимание на оппозиционном статусе этого занятия, которое дает женщинам возможность отвергнуть традиционные культурные требования и получить удовлетворение, несовместимое с ролью, предлагаемой им обществом, удивительно схож со взглядом на фольклорные традиции Луижи Ломбарди-Сатриани и Хосе Лимона.

<...>

Женщины, оставаясь в стенах своего дома, объединяются только символически и через посредников, в мало ценимой обществом сфере проведения досуга. Они не предпринимают никаких действий, чтобы сблизиться друг с другом, обойдя требования патриархальной культуры, которая настаивает, чтобы они не работали вне дома и не содержали себя сами, а существовали только в симбиозе с мужчиной, находясь под его опекой, как его собственность.

Коротко говоря, если взглянуть на любовный роман сточки зрения самих читательниц, вчьей системе взглядов институты моногамного брака и гетеросексуальности существуют как данность, его можно расценить как проявление слабого протеста и жажду перемен, вызванную неспособностью этих институтов удовлетворить потребности женщин. Чтение помогает им сначала осознать эту неспособность, а затем частично противодействовать ей. Отсюда проистекает утверждение участниц опроса, что чтение есть способ «утвердить свою независимость» и сказать окружающим: «Это мое время и мое пространство. Оставьте меня в покое».


Дженис Рэдуэй
Читая любовные романы: женщины, патриархат и популярное чтение

Your body, my choice

Когда Трамп был президентом, он назначил трех консервативных судей Верховного суда. В итоге это привело к отмене решения по делу «Роу против Уэйда» 1973 года.

По факту это стало концом федеральной защиты права на аборт. Штаты стали вольны сами принимать решения на этот счет, чем они и поспешили воспользоваться:

- 24 штата ограничили доступ к абортам, 14 из них запретили аборт даже в случаях изнасилования, инцеста и угрозы жизни женщины. К тюремному заключению на 99 лет и штрафу $100К за проведение аборта могут приговорить жещину, врача и всех медсестер.

- несколько штатов ввели запрет на аборты после шестой недели. В этот период женщина может еще не знать о беременности.

Результаты отмены

▪️ Кэнди Миллер. Штат Джоржия. Умерла дома. Она испугалась обращаться за медицинской помощью из-за запрета на аборт. У нее остались дочь и сын.

▪️ Эмбер Николь Турман. Штат Джорджия умирала в течение 20 часов. Ей было отказано в аборте, который мог спасти ее. У нее остался 6-летний сын.

▪️ Джоссели Барника. Штат Техас. Умерла после выкидыша, потому что врачи 40 часов откладывали ее лечение. У нее осталась дочь.

Что происходило в американском сегменте соцсетей после победы Трампа на выборах

➡️ В сети на X* на 4600% увеличилось количество упоминаний выражений:
- your body, my choice - твое тело, мой выбор
- get back in the kitchen - возвращайся на кухню

➡️ Пост Ника Фуэнтеса, подкастера, в сети X* «Твое тело — мой выбор. Навсегда» набрал 35 миллионов просмотров.
Your body, my choice. Forever.

➡️ В Facebook* фраза «твое тело, мой выбор» попала в тренды, и за 24 часа ее опубликовали 52 000 раз. Один родитель рассказал:
«Сегодня моей дочери трижды в кампусе сказали: «твое тело, МОЙ выбор». Друггая группа мальчиков сказала ей: «Сегодня спать с одним открытым глазом».
Today my daughter was told three separate times on campus ‘your body, MY choice.
‘sleep with one eye open tonight.

➡️ Количество постов об отмене 19-й поправки, выросло на 663% по сравнению с неделей до выборов.

➡️ 10 самых популярных на тот момент постов X* об отмене 19-й поправки, получили в общей сложности более 4 000 000 миллионов просмотров.

➡️ Часть сообщений в соцсетях содержала угрозы сексуального насилия в адрес женщин. Обнаружили 5 постов на X*, призывающих к созданию «отрядов по борьбе с изнасилованиями» или к «изнасилованию». Один из них набрал 18 000 просмотров и содержал фразу «твое тело — мой выбор».
“rape squads”
“rape”

➡️ Пост в сети Х* инфлюенсера Эндрю Тейта с заявлением: «Сегодня я видел женщину, переходившую дорогу, но не убрал ногу. Преимущество? У вас больше нет прав» набрал 688 000 просмотров менее чем за два часа.
I saw a woman crossing the road today but I just kept my foot down. Right of way? You no longer have rights.

➡️ Пост в сети Х* с заявлением «женщины угрожают сексуальными забастовками типа LMAO, как будто у вас есть право голоса» набрал 10 000 000 просмотров.
women threatening sex strikes like LMAO as if you have a say

Выводы?

На волне выданного агрессивному быдлу "разрешения" прогнозирую увеличение количества насильственных преступлений в адрес женщин, дальнейшее поражение женщин в правах, ухудшение финансового положения, увеличение смертности.


*Сети Х, Фейсбук - владелец компания Meta признана в России экстремистской и запрещена. И проклята.


Alena Iva

Фанфикшн в его современном виде — это определенная демократия чтения, реванш читателя, вырвавшего свое право на удовольствие из рук критика и издателя, а также из-под власти традиционно понимаемого автора.

Благодаря Интернету это страстное сотворчество читателей обрело не только возможность глобального распространения, но беспрецедентную видимость и открытость. Фанфикшн сегодня — это десятки тысяч людей по всему миру, которые непрестанно читают, пишут, комментируют, редактируют тексты и помогают друг другу советами, участвуют в литературных конкурсах и играх, заказывают друг другу излюбленные сюжеты и исполняют эти заявки, зарабатывают репутации, осваивают новые зоны удовольствия, такие как изобретение новых жанров/сюжетов в рамках одного фандома или освоение новых миров (переход в другой фандом) конкретным читателем.

<...>

Для русской литературоцентричной культуры, с ее пиететом перед классиками и «единственно верным» их прочтением, с культивированием школьной робости перед «великим текстом», само существование фанфикшн становится вызовом и имеет освобождающий эффект. Полагаю, говоря о том, что освобождение чтения и письма должно происходить одновременно, Ролан Барт был прав по отношению к чтению ничуть не меньше, чем по отношению к письму.

Когда Рита Фелски, со ссылками на Рикёра, говорит о литературе как об инструменте познания, о способе создания определенных конфигураций социального знания и способе мышления о мире, поначалу может показаться, что уж это-то точно не о фанфикшн, с его стремлением к описанию приключений в фантазийных пространствах и страстными романами между красивыми, умными, эмоциональными мужчинами. Но, конечно, дело обстоит ровно наоборот: фанфикшн как инструмент коммуникации в сообществе и как фикциональная рамка, построенная на большом, ситуативно подвижном наборе читательских конвенций, прекрасно подходит для размышления о вещах, беспокоящих читателей в повседневности, для осмысления и передачи социального опыта. Антураж волшебного мира с палочками и гиппогрифами, привлекая читателей, тем не менее не вводит их в заблуждение по поводу того, чему он оппозиционен, так же как этого не делает проанализированная выше остраняющая конструкция слэша, критическое значение которой если и не всегда артикулируется отчетливо, то чаще всего интуитивно понимается читателями и авторами.

Я бы даже сказала, наоборот, на фоне гиппогрифов познавательная и социально-критическая функция фанфикшн как литературного пространства делается более заметной. Наш собственный мир, просвечивающий, а то и вовсе выпирающий из-под покрывала условности, привлекает к себе внимание, запускает процессы рефлексии. Особенно сильно этот эффект дает о себе знать в ситуации сравнения, и здесь опять настройка оптики на локальный опыт приносит значимые результаты. Фанфикшн используется русскими авторами/читателями в том числе для осмысления и передачи социального опыта тех, кто родился и вырос на постсоветском пространстве, для его прямой или косвенной критики, а также, напротив, для поиска, сбора, бережного хранения тех элементов нашей реальности, идентификация с которыми не вызывает отторжения.


Наталья Самутина
Великие читательницы: фанфикшн как форма литературного опыта

Сопоставление радикально-феминистской и социалистической традиции ставит перед нами вопрос фундамента для осуществления критики. Обе традиции имеют различное видение общества как целого и им обеим противостоит постмодернистская форма феминистской теории, отрицающая любую целостную теорию общества и релятивизирующая истину. Однако, отказываясь от целостной теории, от утверждения собственного видения общества, мы оказываемся лишенными фундамента для критики таких всеобъемлющих феноменов, как андроцентризм. Указанный подход в принципе не предполагает критику андроцентристских теорий общества с целью их реконструкции и углубления нашего знания о последнем.

Критика андроцентризма в феминистской теории не представляет собой оформленного проекта. Андроцентристские теории общества критикуются постольку, поскольку их подлинное содержание актуально и способствует осмыслению современного общества. В силу тотальности андроцентризма критика его проявлений в социально-философских теориях требует особенного подхода, условиям которого удовлетворяет отнюдь не каждое направление феминистской теории. Во-первых, критика андроцентризма нуждается в отличном от своего объекта теории ценностном и теоретическом фундаменте, будучи осуществляемой «извне». Во-вторых, она должна включать в себя категории женского и мужского опыта, препятствующие универсализации специфически мужского видения общества. В-третьих, эта критика предполагает наличие собственного видения общества, ориентирующего нас в отношении значимых элементов общественного устройства, положение которых в критикуемой теории должна выявить ее реконструкция. В полной мере этим критериям удовлетворяет только теория патриархата, которая, рассматривая общество с перспективы взаимодействия двух групп - женщин и мужчин, - не оставляет места для идеализированного индивида и прочих постулируемых « гендерно-нейтральными» феноменов (под которые и маскируется андроцентризм). В аспекте критики андроцентризма теория патриархата представляет собой, пожалуй, самый эффективный на данный момент инструмент. Будучи созданной в андроцентристском обществе, она не может в полной мере исключать андроцентрист-ские утверждения, но тем не менее ее фундамент определяет методологию, которая в наибольшей степени способствует этому.


Таиса Кострицкая
Феминистские подходы к критике андроцентристских теорий общества: методологический аспект

Радикально-феминистская традиция базируется на теории патриархата, начало разработке которой положила Кейт Миллет в своей работе «Политика пола». В ней речь идет о понимании патриархата как мужского господства, в основе которого лежит угнетение «классом» мужчин «класса» женщин. При этом анализ этого угнетения должен опираться на женский опыт, что предполагает выделение и мужского опыта. В отношении анализа андроцентризма эта теория обладает рядом преимуществ. Во-первых, опора на категории женского и мужского опыта означает, что каждое явление или утверждение должно быть локализовано в первом и втором соответственно. Так, дихотомия «публичное (приватное)» обнаруживает свой андроцентризм, поскольку проявляется как таковая только в мужском опыте и совершенно иначе предстает при попытке локализации ее в женском (скажем, приватная сфера для женщин оказывается не областью подлинно личного, а местом принуждения, легитимного по отношению к ним мужского насилия и труда по обеспечению воспроизводства жизни).

Во-вторых, анализ общества как патриархатной системы предполагает, что положение в ней женщин - половины общества - является фундаментальным системообразующим фактором. Это означает, что мы не можем удовлетвориться простой констатацией «сексизма» автора, отказывающегося применять к женщинам принципы, постулируемые им в качестве универсальных. Нам необходимо зайти дальше в своем анализе, чтобы выявить то, как именно видение общества, предлагаемое андроцентристским теоретиком, вмещает (или не вмещает) в себя этот отказ. Противоречия, обнаруживаемые на данном уровне, это не только противоречия, возникающие в связи с утверждением универсальности принципов и отказом в универсальном же их применении, а противоречия в самом видении общества, фундаментальные для теории в целом. Так, приверженцы договорной теории, отказывая женщинам в необходимых способностях для заключения первоначального договора, всегда признают способность женщин заключать брачный договор, защищая тем самым его легитимность. Андроцентричное прочтение этих теорий, таким образом, скрывает не только непоследовательность в применении авторами постулируемых универсальными принципов, но и затемняет сущность брачного договора и двойственность положения женщин не только в теории, но и в самом обществе, идеологию которого она формирует.

Разделение между марксистским и социалистическим направлениями феминизма обусловлено стремлением феминисток-социалисток трансформировать марксистскую теорию с учетом достижений радикально-феминистской теории патриархата. Стоит отметить, что первоначально теория патриархата действительно мало внимания уделяла экономике, сосредоточиваясь на анализе мужского господства в личной сфере, которое игнорировало левое движение 60-х гг. XX в. в Америке в теории и воспроизводило на практике. Однако это не означает, что теория патриархата не способна вместить в себя анализ экономического фундамента угнетения. Тем не менее сторонницы социалистического направления сосредоточивают свое внимание на примирении двух субстанций (патриархата и капитализма) в форме двух систем или системы капиталистического патриархата, в основе которой лежит фактор социального воспроизводства.

Эта установка, на наш взгляд, мало способствует преодолению андроцентризма, так как, во-первых, ее сторонницы, сосредоточиваясь на развитии заложенных в марксизме прозрений, не уделяют достаточного внимания полноценной ревизии своей марксистской основы, а во-вторых, объединение двух теорий в конечном итоге происходит на основе марксизма, что проявляется в понимании экономического фактора как основополагающего в угнетении женщин. Последнее предопределяет то обстоятельство, что данное направление в принципе уделяет мало внимания анализу теорий общества на предмет их андроцентристской обусловленности, ведь андроцентризм - это атрибут, прежде всего, идеологии патриархатного общества, а не его экономической системы.

Студентки корейских женских университетов протестуют против попыток вводить совместное обучение

В Южной Корее работают 7 чисто женских университетов. Когда-то их основывали, чтобы продвигать образование для женщин в патриархальном обществе. Раньше таких заведений было даже больше, но некоторые со временем перешли на совместное обучение. Журналистка The Korea Times Ли Хэ-рин задаётся вопросом, нужны ли до сих пор женские университеты. Если посмотреть на демографическую статистику, то молодёжи студенческого возраста с каждым годом становится всё меньше, поэтому вузам труднее набирать учащихся. Однако говорят, что в женских заведениях такой проблемы нет. В академическом сообществе идею женских вузов поддерживают, так как именно там есть специальные курсы по изучению гендерной дискриминации, гендерного насилия и проблем меньшинств. Кроме того, male-free учреждения являются безопасными и свободными пространствами для девушек.

В 2022 году вышла поправка в Закон о высшем образовании. Она позволяет вузам открывать особые курсы только для иностранных студентов/к. Этой лазейкой хотят пользоваться некоторые женские вузы.

Недовольство изначально вспыхнуло в Женском университете Донгдук. Ранее руководство вуза начало разговоры о возможности открыть курсы для иностранных учащихся. В этом году, как теперь стало известно, на две программы приняли 6 студентов-парней. Вуз говорит, что это дополнительные курсы, которые не затрагивают обычные квоты, которые только для женщин. Потом была вброшена идея о полном переходе на совместное обучение из-за дефицита девушек. Такую мысль включили в план развития колледжа дизайна и колледжа исполнительских искусств.

7 ноября студенческий совет Донгдука выступил за прекращение разговоров о переходе к совместному обучению. 11 ноября в вузе начались акции протеста. На кампусе вывешивали манифесты, на стенах жидкой краской рисовали слоганы (см. фото), проводили подписание петиции, демонстрации и сидячие забастовки — передаёт информационная сеть University World News. В здании вуза начались оккупаи, студентки стали бойкотировать лекции. Они забрасывали яйцами и другой едой бюст основателя университета, раскладывали символические похоронные венки. Руководство в какой-то момент вызвало полицию, когда протестующие в ответ на нежелание начальства вести с ними переговоры начали бить по стенам и другим объектам бейсбольными битами и огнетушителями. В Сеть попало видео, на котором офицер полиции обратился к девушкам: «В будущем вы станете учительницами, заведёте детей, будете их воспитывать». Те в ответ закричали, что не будут всего этого делать.

Стоит вспомнить, что в 2018 году в этот университет ворвался голый парень и делал всякие непотребства, фотографии которых потом залил в интернет. В минувший вторник протестующие студентки создали Комитет экстренного реагирования ради борьбы за сепарацию и безопасное пространство, свободное от сексизма и насилия. Демонстрации и бойкоты будут продолжаться до победного конца!

К 13 ноября студсоветы 5 из 7 женских университетов Кореи выразили солидарность с протестующими в Донгдуке. Во вторник студентки университета Кванджу встретились с руководством, которое ввело в этом году специальные программы для иностранных и взрослых студентов/к любого пола-гендера. Начальство заверило девушек, что вуз в целом не перестанет быть чисто женским.

Отдельный протест разгорелся 12 ноября в Женском университете Сунгшин. Девушки недовольны созданием нового отдела, в котором смогут учиться мужчины-иностранцы. Протестующие требуют отменить это решение. Они стали раскладывать студенческие куртки у входа в главное здание. А в пятницу, пишет издание JoongAng Daily, свыше тысячи человек поучаствовали в массовом митинге. Стены обклеивали плакатами, также раскладывали похоронные венки.


РФО «ОНА»

Характеристики семейного мифа представляют, по сути, характеристики дискурсивного образования:
1) миф обеспечивает «практику послушания» через озвучивание убеждений о том, что «нормально» или «принято», тем самым осуществляя контроль за стабильностью в семейной системе;
2) миф ориентирован не на учет индивидуальных различий, уникальности каждого, а на согласование идеализированных представлений членов семьи;
3) погруженный в семейную коммуникацию, миф как дискурс определяет представления человека о мире, его мнения, установки, интенции, которые представляют собой слепок картины мира, сформировавшейся в семье, и инсталлировавшийся в мировоззрение отдельно взятого ее члена. « … как только мы определили, чем является этот мир, мы, тем самым, уже неявно предпочли некоторые способы жизнедеятельности (формы жизни) всем прочим».
4) Перемещаясь по мифологической конструкции через отстраненную (критическую) позицию благодаря иным знаково-символическим конструкциям, появляется собственный текст (нарратив), как предпочитаемая история своей жизни, свободная от чужих смыслов (дискурсов).

На основании проделанного анализа и выделенных в результате признаков, предложим следующий вариант определения семейного мифа. Семейный миф — дискурс, воспроизводящийся в семейной коммуникации в виде не имеющих очевидного авторства убеждений, требующих их безусловного усвоения, функция которого заключается в поддержании гомеостаза семейной системы и соответствия критериям семейной идентификации.

Семейная история как гипертекст, в который в том числе встроен семейный миф, транслирует ребенку основные ценностно-смысловые ориентиры, или, как обозначает их Е.Е. Сапогова, «символы социально-культурного мироустройства». Будучи интериоризированными, они отстраивают индивидуальную картину мира. В таком контексте «сама личность оказывается иерархией дискурсов: человек никогда не ведет индивидуальную игру, скорее, он является той сценой, на которой свою игру разыгрывают социальные дискурсы».

Вместе с тем выше уже была обозначена диалектическая природа мифа. Создавая разрыв между тем, что «надо» и тем, что действительно имеет ценность и несет смысл для человека, семейный миф становится своего рода меткой-трамплином, который дает возможность выполнить функцию поиска человеком самого себя и самоидентификации. Рамка как граница, создаваемая семейным мифом, одновременно провоцирует человека занять собственную авторскую позицию по отношению к транслируемой само собой разумеющейся идее, «когда доминирующие нарративы не позволяют … прожить свои собственные предпочтительные нарративы, или когда человек активно участвует в воплощении историй, которые он находит бесполезными».

Практика подчинения власти семейного мифа, как доминирующего дискурса, теряет контроль над человеком, когда в нарративной беседе консультант предлагает занять позицию выбора «по отношению к бесполезным для него метанарративам, благодаря чему он сможет противостоять им, получив тем самым возможность переписать свою историю так, как ему будет удобно»


Елфимова М.М.
Понимание и определение семейного мифа как дискурса

Это типичная история. Женщины, занимаясь детьми, могут делать тройное сальто назад, и никто даже не заметит этого, кроме тех случаев, когда видно, что она не справляется. Мужчина занимается детьми и домашними делами в два раза меньше, и его считают героем.

Хотя забота о других более чем осмысленна, она не приносит удовольствия, если мы не уравновешиваем ее заботой о себе.


Кристин Нефф
Внутренняя сила. Как заявить о себе во весь голос и научиться отстаивать свои интересы

В соответствии с женской гендерной ролью мы должны прежде всего заботиться о других и ухаживать за ними. Но, выполняя эту роль, мы рискуем полностью в ней раствориться, если не будем столь же активно отвечать на собственные потребности. В противном случае мы уподобляемся паукам-матрифагам — представители этого вида насекомых питаются своими матерями. Да, руки-ноги нам никто не откусывает, но поглощаются наши эмоциональные и психологические резервы, и для самих себя ничего не остается.

И это уже происходит, по крайней мере с некоторыми из нас. Сегодня 80% родителей-одиночек — женщины, а это значит, что матери гораздо чаще отцов берут на себя основную ответственность за воспитание детей. Даже в семьях с двумя родителями, где и мать и отец работают полный день — наиболее распространенная форма устройства современных семей, — жены выполняют примерно в два раза больше работы по уходу за детьми и домашнему хозяйству. Это происходит не только потому, что мужчины, как правило, зарабатывают больше женщин. Когда женщины начинают зарабатывать больше денег, чем их мужья, они на самом деле работают по дому больше, а не меньше, чтобы не испортить образ хорошей жены. Они также тратят больше времени на координацию семейных дел, планирование праздников, организацию визитов к врачу, посещение родственников и так далее. В результате четыре из десяти работающих матерей отмечают, что всегда куда-то спешат и времени на себя практически не остается. В этой бешеной гонке, когда нам приходится одновременно заниматься детьми и назначать деловые встречи, готовить еду и готовиться к важному совещанию, мы изнуряем себя, теряем драгоценную энергию.

Женщины также несут основное бремя заботы о других членах семьи. Мы на 50% чаще, чем мужчины, становимся сиделками для больного супруга или пожилого родственника, страдающего болезнью Альцгеймера, деменцией или раком. Мы также чаще мужчин жалуемся на негативные последствия такой постоянной заботы — беспокойство, стресс, депрессию, ухудшение физического здоровья и снижение качества жизни. Затаенная обида, которую испытывают многие женщины, особенно когда мужчины не разделяют с ними бремя домашних забот, приводит к напряжению и недовольству. Так, замужние женщины, которые работают полный день и считают распределение домашних обязанностей несправедливым, испытывают больший гнев и разочарование, а также более склонны к выгоранию, чем те, кто делит хозяйственные заботы поровну.

Хотя мужчины тоже заботятся о детях, супругах и родственниках, от них ждут куда меньшего, чем от женщин. А когда мужчина все же берет на себя больше обязанностей, его восхваляют так, будто он пожертвовал почку. История моей коллеги Стефани, матери троих детей, старшей из которых еще нет и восьми лет, прекрасно иллюстрирует абсурд ситуации. Она повела двух старших девочек в торговый центр купить одежду к школе, а ее муж, Майк, остался дома с малышом. Было довольно сложно проследить за тем, чтобы ни одна из девочек не потерялась, пока они переходили из магазина в магазин, тем более что Стефани несла несколько пакетов. В одном из магазинов все трое втиснулись в маленькую кабинку, где старшая примеряла одежду. Младшей девочке каким-то образом удалось незаметно пробраться в соседнюю кабинку, и до Стефани донесся недовольный женский голос: «Вы не могли бы получше следить за своими детьми?» Ей стало стыдно, как будто она не справилась с ролью матери. Она вернулась домой совершенно измученной. Майк встречал их невероятно довольный собой. «Как прошел твой день?» — спросила она. «Отлично! — весело ответил он. — Я посадил Тайлера в рюкзак-переноску и сходил с ним за продуктами, а в очереди в кассу пожилая пара сказала мне, какой я замечательный отец!» Стефани едва сдержалась, чтобы не сказать: «Если бы только у меня все так легко получалось!»

В СССР социальный статус членов семей зависел не столько от суммы дохода, производимого домохозяйством, сколько от того, как работа супруга или супруги позиционировалась по отношению к центрам распределения продуктов питания и услуг. Скажем, инженер с кандидатской степенью зарабатывал больше начальницы пункта приема стеклотары и вторсырья, однако мог иметь более узкий доступ к благам — от квартиры до дефицитных товаров. Этот аспект советской экономики влиял на возможности обеспечения членов семьи в том числе и продуктами питания и противоречил классической западной идее общественной иерархии, основанной на доходах.

Исследование «приправленного социализма» позволяет узнать, как советские женщины — кормилицы своих семей — обходили многочисленные общественные и классовые запреты и ограничения, лишь бы пробиться к желанным «центрам распределения». В этой борьбе, как отмечают авторы (ссылаясь на отечественных социологов-феминологов), женщины часто оказывались удачливее и влиятельнее мужчин. В то время как советская власть посредством контроля над производством и потреблением пыталась манипулировать обществом, устанавливая правила и выстраивая иерархии, женщины учились обходить их и конструировать удобные для себя бытовые привычки, складывавшиеся в женскую обыденность, повседневность. «Именно из-за постоянного дефицита правительство быстро выработало политику кнута и пряника, при которой выдача или невыдача продовольственных пайков становились весьма мощным инструментом навязывания воли и манипулирования людьми.

Жившим в СССР особенно понятно и памятно все, что связано с женским взаимодействием в поиске доступа к пищевым продуктам (очереди, списки на получение товаров по блату и т.д.); авторы назвали эту женскую ответственность за их добывание, обработку и заготовку «кропотливой и вездесущей», то есть отнимающей силы и время. Если тема женского досуга (и неравенства мужского и женского свободного времени) на Западе хорошо изучена, то имеющие большое значение для феминистской антропологии вопросы об эмансипации советских женщин, об их (не)готовности уделять больше времени себе, чем накармливанию членов семьи, о распределении домашнего труда в социалистической системе оказываются малоизученными в силу парадоксального противоречия. Экономическая ситуация в послевоенном СССР, социальный оптимизм женщин (столичных и провинциальных), их готовность жертвовать собой ради благополучия близких затрудняют интерпретацию советского эмансипаторного проекта, делая устоявшиеся западные феминистские подходы неприменимыми.


Наталья Пушкарева, Александр Жидченко
Зарубежные исследования советской женской повседневности

Распределение женщин и мужчин в различных ветвях власти, на разных уровнях и должностях в России имеет явно выраженную пирамидальную структуру, а численность женщин, действительно участвующих в принятии политических решений, не соответствует критериям социального представительства групп по гендерному признаку. При том что в целом государственная гражданская служба с точки зрения гендерного подхода иллюстрирует процесс феминизации, то есть увеличения количества женщин в сфере государственного управления.

С 2000-х годов численность государственных служащих при распределении по полу смещается в пользу женщин в пропорции примерно 70:30. Следовательно, на государственной гражданской службе сейчас женщин более чем в 2 раза больше, чем мужчин. Однако этот перекос в сторону так называемого «слабого пола» не служит основанием для утверждения, что в политической сфере достаточное представительство женщин. Ведь эти 70% представительниц женского пола в основном занимают должности на постах, не требующих принятия решений. В то время как большая часть из 30% мужчин занимают руководящие должности. Этот феномен называется «гендерной пирамидой». Смысл данного явления состоит в том, что чем ближе к вершине властной вертикали, тем меньше численность женщин. Следовательно, уменьшается и женское представительство среди лиц, принимающих ключевые политические решения, что сводит к минимуму степень влияния женщин на курс государственной политики в целом.

Само явление, свидетельством которого является неравное представительство мужчин и женщин на руководящих постах властной иерархии, в науке называют гендерной асимметрией политического лидерства.


Анастасия Ребрикова
Женское представительство в органах государственной власти Российской Федерации в период с 1991 по 2023 гг.

Современные технологии предоставляют все больше возможностей для всевозможных видов искушения, и их становится все сложнее отследить и обнаружить. Возьмем, к примеру, случай Шеда Кнутсона, учителя из Омахи, Небраска, который был арестован за то, что, используя современные гаджеты, принуждал школьниц к сексуальному контакту. Он часто звонил и писал одной своей 14-летней ученице (за год таких звонков и сообщений от него набралось около 27 000, то есть примерно 70 в день), а также другим 13–15-летним девочкам, которые учились в школе, где он работал. Он обещал им хорошие оценки, если они разденутся перед камерой, и угрожал наказать их в случае отказа.

Другой пример: представитель департамента образования Нью-Йорка сообщил о том, что количество жалоб на непристойные сообщения в Фейсбуке, отправленные учителями своим ученикам, резко возросло с восьми в период с сентября 2008 по октябрь 2009 года до 85 в период с октября 2010 по сентябрь 2011 года (по данным газеты _The New York Times_).

Что касается истории Шеда Кнутсона, то, даже когда некоторые девочки подали на него официальные жалобы, руководство школы все равно не восприняло их всерьез. На самом деле, когда мы имеем дело с новыми технологиями, которые используются для шантажа, оскорблений и оказания давления, то родителям и школьной администрации порой бывает сложно применить ту или иную статью закона. Согласно статистике, 75 процентов оскорблений в соцсетях адресовано женщинам. Недавно Университет Мэриленда провел исследование, посвященное особенностям общения в различных онлайн-форумах, в ходе которого выяснилось, что пользователям с женскими именами поступало в день примерно 100 сообщений непристойного или угрожающего характера, по сравнению с примерно четырьмя, направленными в адрес пользователей с мужскими юзернеймами.

Новые технологии предоставляют нам такие способы связи друг с другом, о которых мы не могли даже мечтать всего несколько лет назад. Мы имеем круглосуточный доступ к любой информации. Соцсети могут принести многопользы, но они также способны и навредить человеку


Патрик Карнс
Узы предательства. Уйти невозможно остаться

Очень понравился этот пост:

"В некоторых частях нашего фэндома встречает настоящий отпор идея о том, что Эовин была оставлена позади прежде всего потому, что она женщина. Что Эовин было отказано в праве ехать на битву, или что она была вынуждена выполнять бытовую роль потому, что она была женщиной. Или что ее депрессия была напрямую вызвана тем выбором, который сделали другие люди по отношению к ней, потому что она была женщиной.

Фанаты в целом согласны с тем, что такие страны, как Рохан и Гондор, были патриархальными (хотя они могут избегать употребления слова «сексистские»), и признают, что там существовали гендерные роли, но когда им предъявляют конкретные акты сексизма со стороны персонажей, которыми они восхищаются, таких как Теоден или Арагорн, они избегают этого, пытаются найти альтернативные объяснения, пытаются убрать сексизм из повествования. Они сопротивляются конкретному указанию на на моменты сексизма со стороны героических персонажей, даже если не отрицают, что эти персонажи живут в сексистских культурах.

Похоже, что они не хотят признавать, что сексистские общества являются такими из-за выборов и поступков живущих в них, что субъекты в этих обществах практикуют сексизм, делая выборы, которые его усиливают. Они предпочитают отмахнуться от сексизма с помощью расплывчатого «такие были времена».

«Такие были времена» звучит, когда вы критически смотрите на сексистские действия персонажа. Нам говорят, что мы не можем "судить их через призму современности", как будто повседневный сексизм причиняет вред только в наши дни, как будто в самой книге не рассматривается роль пола и гендерных ожиданий для таких женщин, как Эовин.

И, конечно, большая часть этого сводится к желанию защитить Теодена, Арагорна или любого другого персонажа, подвергающегося критике. Они предпочтут искать альтернативные толкования, сосредоточиться на несексистском обосновании решений героев и притвориться, что пол героини не имеет значения, указать на те случаи, когда персонажи относились к Эовин с чем-то близким к уважению или признанию (и этого почему-то должно быть достаточно, чтобы развеять обвинения в сексизме, даже если это нисколько не равно тому отношению, что получил бы мужчина на ее месте), или использовать культурные традиции, чтобы снять с персонажей всю ответственность за их действия.

В результате Эовин оказывается переписанной как заблуждающаяся женщина, чье угнетение было лишь в ее голове, что она заблуждалась и была эгоистичной (это так грустно, потому что мы можем принять, что она была жертвой Гримы, но не кого-то еще другого), что ее персонаж был «искуплен» в конце повествования, «приняв свою женскую роль», и что ее конфликт с полом и гендерными ожиданиями должна разрешить она сама, без каких-либо изменений или уступок со стороны других.

И это при том, что в книге Гэндальф объясняет Эомеру, как сексизм сыграл огромную роль в окончательном отчаянии Эовин, и что сам Эомер, выслушав Гэндальфа, принял это и переосмыслил всю их совместную жизнь."

https://www.tumblr.com/torchwood-99/766941369559334912/in-certain-parts-of-the-fandom-theres-a-real

#переводы

То же продолжается во взрослой литературе. Чувства мужчин описываются в тончайших оттенках и вызывают живой эмоциональный отклик, чувства женщин изображаются скупо, приблизительно, отстраненно и между прочим. И, независимо от пола автора, почти всегда – мужскими глазами. Женщинам-писательницам удается вызвать сопереживание героине, если они описывают ее буквально изнутри, изображая в значительной мере самих себя, и обычно не удается в любом другом случае. Авторы-мужчины и вовсе чаще всего не ставят себе такой задачи.


caballo_marino

Да, у женщин лучше развита эмпатия по отношению к мужчинам, чем у мужчин по отношению к женщинам. Но как только доходит дело до отношений с другими женщинами – тут же сплошь и рядом оказывается, что где-то так же она у них и развита, как у мужчин. На уровне березового чурбана приблизительно.

И наоборот, мужчины по отношению к другим мужчинам часто оказываются весьма эмпатичными. Не то что там особое «мужское благородство и великодушие», а самое обычное человеческое сопереживание себе подобным у них вовсе никакая не редкость, если мы говорим о нормальных людях, а не о психопатах. Это благодаря им (как минимум не в последнюю очередь) мы с детства учились сочувствовать мальчикам, а потом – мужчинам, вникать в их сложный и тонкий внутренний мир, переживать их горести и радости как свои. Это благодаря им в нашем детстве были Дениска с его светлячком, который живой и светится, и плюшевым мишкой, которого до слез жалко превратить в боксерскую грушу, Тёма с Жучкой, Николенька Иртеньев, «крапивинские мальчики» – и еще мальчики, мальчики, мальчики, с их слезами боли и несправедливости, с их радостями первых побед и горестями поражений. Это благодаря им мы в отрочестве и юности до глубины души проникались метаниями «лишних людей» и прочими страданиями юных Вертеров.

Книжные девочки в нашем детстве тоже были. Но их было мало (процентная норма примерно как для евреев в дореволюционной гимназии), и в основном вся их жизнь вращалась вокруг мальчиков. Даже у каких-нибудь шести-восьмилетних, чего в живой природе, собственно говоря, почти никогда не бывает. Не связанные с мальчиками проблемы и тем более эмоции требовали очень осторожного, взвешенного подхода. Если бы хоть одна книжная девочка столько плакала, сколько толстовский Николенька, ее бы с гарантией обозвали истеричкой. Если бы она, как Тёма, вздумала рыдать и травиться из-за проваленного экзамена… тоже понятно. Плачущей девочке, чтобы получить столько же сочувствия, сколько плачущий из-за обиды на несправедливую двойку мальчик, нужно было по меньшей мере похоронить кого-то из родителей или самой замерзнуть насмерть со спичками в руках у дверей богатого дома. Слезы по менее серьезным поводам уже требовали хотя бы небольшой дозы авторской иронии, пусть легкой, добродушной, но насмешки. Симпатичнейшая Сашенька Яновская растет под постоянную папину присказку «ненавижу плакс», при том, что по характеру она много сдержаннее книжных мальчиков-современников. Лена Бессольцева страдает молча, как партизан, а за единственный срыв немедленно получает от любящего деда увесистую пощечину. Писатели суровы к своим героиням отчасти поневоле, иначе не видать им читательского сочувствия как своих ушей. Истеричкам его не положено.

А в детстве мальчиков и этих-то девочек чаще всего не было. Потому что какой же уважающий себя будущий мужчина возьмет в руки книжку, где главная героиня – девчонка? Положим, кое-какие девочки в нормальных книжках, о мальчиках и для мальчиков (которые девочкам тоже никто читать не запрещает, так что смешно говорить о каком-то там сексизме), тоже попадались. Необязательно, конечно, в нормальной книжке можно и без них обойтись. Вроде как собака – вполне может быть у главного героя, но так же свободно может и не быть. Не все же собачники. Но встречались, да. «Плачет глупая девчонка, слезы виснут на носу» (бу-га-га!). Ревучие и противные младшие сестренки, ябеды и зануды. Надоедливые соседки по парте, которые тоже, чуть что, ударяются в рев. Хорошие и красивые соседки по парте, терпеливо, без жалоб ждущие, когда восхищение будущего мужчины их красотой наконец перейдет из стадии «дернуть за косичку, поставить подножку, приложить носом об асфальт» в стадию «давай понесу твой портфель» или «смотри, какой я герой». Служебные или декоративные элементы, чьи эмоции и переживания ни автора, ни читателя особенно не волнуют и чьи слезы вызывают чаще всего или смех, или брезгливость.

Развивая осознанное присутствие, вы получаете отличный инструмент. Он помогает снизить уровень стресса, улучшить память, добиться менее острой эмоциональной реакции и большей гибкости сознания, развить эмпатию, сострадание, в целом снизить уровень тревожности/депрессии, повысить качество жизни и так далее.

8. Речь не о том, чтобы сделать перерыв или отвлечься от того, чем вы должны быть заняты. Речь о естественных потребностях любого человека.

Тим Крейдер считает так: «Безделье — это не просто отпуск, не потакание слабостям и не преступление. Возможность ничего не делать необходима мозгу не меньше, чем организму — витамин D. Не выделяя время на безделье, мы рискуем получить психическое расстройство, уродующее почти как рахит… Безделье дает покой и тишину, они необходимы, чтобы на время отвлечься от сиюминутного и посмотреть на жизнь в целом, обнаружить незамеченные прежде взаимосвязи, дождаться озарений. Выходит, безделье, как ни парадоксально, необходимо для работы».


Брианна Уист
От важных инсайтов к реальным переменам. Как мыслить и жить по-новому

Полное бездействие, когда мы не занимаемся вообще ничем, крайне важно для психики. Мы не приспособлены все время за чем-то гнаться. Отсутствие отдыха и покоя сказывается на нас негативно. Сейчас я хочу обсудить лишь наименее серьезные из этих негативных последствий. Привыкая к избыточной нагрузке, мы начинаем забывать, кто мы такие, и перестаем жить нормальной жизнью.

1. Так называемое ничегонеделание невероятно ценно для психики. Оно позволяет сохранять ощущение счастья и умиротворения и поддерживать более гармоничный образ жизни.

Мысль о том, что мы всегда должны быть чем-то заняты, навязана нам современной культурой (и эта идея крайне нездорова). Обратите внимание: считать стоящим делом разрешается лишь то, что дает измеримый результат, который может оценить только кто-то посторонний, но не мы сами.

2. Когда мы ничего не делаем, мозг получает заряд энергии. Он выполняет действия, которые мы не осознаём, или сводит воедино отдельные сигналы и впечатления.

В состоянии покоя нейронные сети способны обрабатывать полученные впечатления, консолидировать воспоминания, закреплять в памяти то, что мы изучили или узнали, регулировать внимание и эмоции. Благодаря этому мы начинаем действовать более эффективно.

3. Люди не созданы для того, чтобы, находясь в состоянии бодрствования, постоянно расходовать энергию. Это крайне важно в контексте того самого важного занятия, ради которого мы и пытаемся найти и сохранить энергию. Речь о работе.

Тони Шварц опубликовал в New York Times статью о производительности и отдыхе и привел в ней результаты исследования, которые доказывают, что недостаток сна или времени на ничегонеделание — это основной индикатор скорого профессионального выгорания. (Автор упоминает и другое исследование, проведенное Гарвардским университетом. Выяснилось, что американские компании теряют в год 63,2 млрд долларов из-за сниженной эффективности сотрудников, которые не имеют возможности выспаться.)

4. Не позволяя себе спокойно посидеть и поразмышлять над происходящим, что-то обдумать, сделать выводы, осознать чувства и впечатления, вы, по сути, отдаете этим чувствам и эмоциям все б_о_льшую власть над собой.

Стефани Браун пишет: «Стало распространенным мнение о том, что, если слишком часто думать и обращать внимание на эмоции, это вас только затормозит и будет мешать делу, однако в реальности все как раз наоборот… Большинство психотерапевтов признают, что, подавляя негативные эмоции, мы даем им все больше влияния. Они превращаются в навязчивые мысли. Из-за этого мы все больше загружаем себя делами, лишь бы не замечать неприятных размышлений».

5. Творчество начинается там, где царит покой и ничто не отвлекает. Оно расцветает, когда мы позволяем себе сделать шаг в сторону, отвлечься от задачи или проблемы, переключиться на повседневные дела.

Множество исследований подтверждают: те из нас, кто способен к творчеству на повседневной основе, к кому приходят по-настоящему новаторские и уникальные идеи, умеют выйти за рамки привычной структуры, позволяют мыслям течь свободно и не заставляют себя полностью сосредоточиться на задаче. Эйнштейн писал, что «интуиция есть священный дар» (в противоположность рациональному разуму — «слуге» интуиции).

6. Вы с большей вероятностью достигнете целей, если будете делать перерывы в работе. Кроме того, так вы сможете поддерживать более здоровый образ жизни и в целом будете счастливее.

Если разум все время сосредоточен на работе, это вызывает стресс, из-за которого сокращается продолжительность (и снижается качество) жизни. Игнорируя не менее важные, чем работа, вещи — здоровье, семью, общий настрой, — вы быстрее достигаете предела своих возможностей. В итоге вы просто бросаете дело, которому отдавали все силы и время.

7. Умение делать перерывы помогает добиться большей осознанности (то есть лучше осознавать текущий момент).

Феминизм — это политическая практика борьбы с мужским господством от лица женщин как класса, включая всех женщин, которые нам не нравятся, всех женщин, с которыми мы не хотим общаться, всех бывших подруг, с которыми мы больше не разговариваем. Неважно какие они, эти женщины. Все они одинаково уязвимы перед изнасилованиями, побоями, а если они еще дети — инцестом. Бедные женщины более беззащитны перед лицом проституции, которая на деле является формой сексуальной эксплуатации, недопустимой в эгалитарном обществе, за которое мы боремся.

Одна из сторон сопротивления, о котором я говорю — это отказ объединяться с мужской властью. Мы не можем позволить ей использовать нас. Должны отказаться быть пешками в её игре. Отказаться объединяться с ней даже ради мелких поблажек. Отказаться сотрудничать с ней даже ради возможности получить трибуну для выступлений. Если ты женщина и работаешь лицом мужской власти, то становишься ее марионеткой. Ты работаешь не ради своих сестёр. Ты работаешь на парней. Благодаря тебе им становится легче вредить другим женщинам. Отказаться объединяться с мужской властью очень трудно, ведь она вездесуща. Она повсюду.

Другая сторона сопротивления — это стремление расширить его, вовлекая в него других женщин, женщин, с которыми у нас мало или вообще нет ничего общего. Это означает активное общение с женщинами самых разных политических взглядов, потому что их жизнь так же ценна, как и наша собственная.

Мы должны преодолеть традиционные политические барьеры, границы, которыми мужчины разделили нас. «Наши девочки вот здесь, мы назовём их демократками, мы назовём их социалистками, мы назовём их как пожелаем. А их девочки вон там. Нашим девочкам нельзя разговаривать с теми девочками». Ведь если бы девочки поговорили друг с другом, они обнаружили бы, что и тех и других мужчины обманывают и используют абсолютно одинаково.


Андреа Дворкин
Ненависть к женщинам: справа и слева

В 2000-е годы корабль Walmart дал первую течь: против компании был подан коллективный иск о дискриминации по половому признаку. В тот период женщины составляли 72 % от общего числа работников компании, но среди менеджеров их было гораздо меньше – всего 34 %. Практически на всех уровнях иерархии Walmart женщины зарабатывали меньше, чем мужчины. Тот факт, что компания эксплуатирует женский труд, стал очевиден еще в ходе разбирательств по делу «Walmart против Дьюкс». (Первая женщина вошла в совет директоров компании только в 1986 году – это была тогдашняя первая леди штата Арканзас Хиллари Клинтон.)

Иск против Walmart был подан в период реформы социального обеспечения, когда женщины были вынуждены устраиваться на низкооплачиваемую работу. Решение же по нему (по формальным причинам в пользу Walmart) было вынесено только в 2011 году, когда весь мир пытался выйти из рецессии, вызванной экономическим кризисом 2008 года. Экономика держалась на женском труде, но он все равно ценился гораздо меньше, чем мужской. Неравенство зарплат было поразительным. Например, одна из истиц по делу Дьюкс случайно получила налоговую форму коллеги и выяснила, что мужчина за первый год работы помощником менеджера заработал на 10 тысяч долларов больше, чем она, проработавшая на этой позиции пять лет. Когда она пожаловалась руководству, ей ответили, что «ему нужно обеспечивать жену и двоих детей». Женщина, которая на тот момент была беременна, осознала, чего на самом деле стоят хваленые семейные ценности Walmart. Бетти Дьюкс, главная истица по делу, рассказала репортерке Лайзе Фезерстоун, что компания ведет себя как бойфренд-абьюзер: «Они говорят вам то, что вы хотите услышать. Но потом, когда влюбленность проходит, вы понимаете, что вами просто воспользовались»


Сара Джаффе
Дорогие коллеги. Как любимая работа портит нам жизнь

Типологически стратегии фемвертайзинга разнообразны. Если в роликах международного фемвертайзинга зритель наблюдает некоторое расовое разнообразие, характерное, например, для американского общества, в российских роликах этническое разнообразие не тематизируется. Большинство героинь всех роликов — девушки, героинь 40+ фактически нет. Исключение составляют ролики компании Dove, которые в целом сфокусированы на ин-терсекциональном разнообразии женской репрезентации.

Понятие красоты все еще остается значимым в содержательных приоритетах брендов. Концепция красоты может быть более разнообразной, ее стандарты расширяются, или квазимаскулинной, забирая под понятие красоты и часть мужской репрезентации, однако бренды показывают женщин, которым важно быть красивыми. Более того, в эмансипаторных роликах, которые не сфокусированы на теме телесности, мы видим конвенционально красивых стройных героинь. То же можно и сказать о некотором культе подтянутого спортивного тела. Визуальные средства спортивного дискурса оказались наиболее считываемыми и востребованными в отношении empowerment, мотивирующей на социальный успех стратегии.

Чаще всего героиня фемвертайзинга — молодая целеустремленная женщина, которая может испытывать давление со стороны общества или семьи в лице мужа. Соответственно рекламный фокус отыгрывает неолиберальный индивидуалистический дискурс: героини сами строят свою жизнь, они держат ее в своих руках и поступают в соответствии с амбициями, они успешны и достигают поставленных целей. Иногда в рекламном сюжете представлено материнство, еще реже — отношения, но, что важно, сошли на нет визуализации домохозяйки. Фемвертайзинг противопоставляет себя традиционной рекламе и отходит от преимущественной репрезентации женщины дома за заботой о семье и детях. Материнство не исключено полностью, в отличие от работы по дому, однако оно показано лишь символически, как значимый образ. Как оказалось, мужчины практически исключены из фемвертайзинга, что осложняет его претензию на коммерческий реализм. Ведь именно во взаимодействии мужчин и женщин возможно констатировать соотносимые социальные статусы и отношения власти.

Многие рекламные ролики направлены в том числе и на мотивирование женщин, как писала Элизабет Бекер-Херби. Дискурс силы является одним из самых распространенных, корреспондируя с успешностью и целеустремленностью, что отчасти исключает реальный женский опыт и подталкивает к копированию маскулинных паттернов.


Панарина Е. С.
Рекламный гендерный перформанс: как фемвертайзинг репрезентирует женщин

Оценивая участников ситуации агрессии мужа против жены, мужчины и женщины приписывают персонажу своего пола меньшую вину, чем персонажу противоположного пола. А при оценке вины мужа-жертвы и жены-агрессора различия в оценках вины персонажей мужчинами и женщинами не значимы. Можно предположить, что, оценивая жену-агрессора и мужажертву, респонденты не отождествляют себя с персонажами своего пола, занимающими нетипичные позиции. Более подробный анализ показал, что женщины приписывают равную вину мужу и жене в позиции жертв, а мужчины — мужу и жене в позиции агрессора. Атрибуция женщинами равной вины жертвам, независимо от пола жертвы, согласуется с ранее полученными данными о том, что женщины в равной степени сочувствуют и женщинам-, и мужчинам-жертвам, вероятно, отождествляясь с позицией жертвы.

Мужчины же, одинаково оценивая вину жены и мужа в позиции агрессора, вероятно, отождествляются с позицией агрессора. А оценка персонажей, занимающих позицию, противоположную типичной для мужчин и женщин, происходит в соответствии с гендерным фаворитизмом, мужчины приписывают мужу-жертве меньшую вину, чем жене-жертве, а женщины приписывают мужу-агрессору большую вину, чем жене-агрессору.


Улыбина Е.В., Аббасова С.Э.
Гендерные различия в атрибуции вины участникам типичного и нетипичного супружеского насилия

К несчастью, Бетш и Шмидт обнаружили, что техническая и фактическая аргументация помогает купировать разлагающее действие антинаучной дезинформации, но недостаточно, чтобы полностью ее нейтрализовать. Если человек подвергся антинаучной промывке мозгов, скорее всего, будет остаточный эффект. Наилучший вариант для человека – вообще не подвергаться дезинформации. Хуже всего для общества, если дезинформация распространяется и не встречает никакого сопротивления. Разумная позиция получается следующей: если ты сталкиваешься с распространением антинауки, лучше не оставаться в стороне, а постараться этому помешать. Бетш и Шмидт дают забавную инструкцию на случай, если вы узнаете о том, что предстоит дискуссия, где предположительно будут распространяться антинаучные установки: «Не явиться на дискуссию кажется наихудшей тактикой. Но есть одно исключение: если неучастие представителя от научной позиции влечет за собой отмену дискуссии, именно такой вариант следует предпочесть, чтобы исключить вредное воздействие на аудиторию». Это, конечно, отрезвляющее замечание. Заставить человека отказаться от уже усвоенных антинаучных воззрений кажется возможным, но это трудно. Даже если метод, описанный Бетш и Шмидтом, действует, он не панацея.


Ли Макинтайр
Отрицатели науки. Как говорить с плоскоземельщиками, антиваксерами и конспирологами

Бетш и Шмидт провели шесть онлайн-экспериментов с 1773 участниками из США и Германии: обсуждались глобальное потепление и отказ от прививок. Ученым открылась удивительная картина. Противостояние антинаучным заблуждениям не просто способствовало обращению наукоотрицателей: эффект был наибольшим в подгруппах с самой консервативной идеологией. Как Портер и Вуд, Бетш и Шмидт не наблюдали эффекта ответного огня. Они применяли четыре модели воздействия на испытуемых, подвергшихся антинаучной дезинформации: не отвечать, применять аргументацию по сути, техническую аргументацию и, наконец, оба вида аргументации. Аргументация по сути предполагала ознакомление субъекта с информацией, корректирующей ложные сведения из сообщения, которое субъект получил перед этим. Например, если испытуемому объявили, что прививки небезопасны, в противовес можно было привести статистику, говорящую об их абсолютной безвредности. Другая стратегия заключается в том, чтобы отступить и обратиться к более раннему открытию, о котором шла речь во второй главе, то есть к общему сценарию, которым пользуются почти все наукоотрицатели. Бетш и Шмидт называют эту модель технической аргументацией, и она состоит в разоблачении пяти сомнительных приемов – предвзятого отбора фактов, конспирологии, ложных экспертов, логических ошибок и нереалистичных требований к научному суждению, – чтобы нейтрализовать их действие на субъекта, потенциально склонного к наукоотрицанию. Например, в отповеди тому же самому заявлению о вреде прививок экспериментаторы указывали, что неразумно требовать от вакцин стопроцентной безопасности, поскольку этому требованию не удовлетворяет ни одно лекарство, даже аспирин.

Очевидный результат опыта Бетш и Шмидт: не корректировать антинаучную дезинформацию – худшее, что можно сделать; не получая никакого опровержения ложных верований, люди быстрее к ним склоняются. Более воодушевляющий вывод экспериментаторов состоит в том, что воздействие антинаучной дезинформации можно ограничить, пустив в ход либо аргументацию по сути, либо техническую аргументацию, причем оба пути равно эффективны. Правда, эффекта мультипликации не наблюдалось: когда применялись оба типа аргументации разом, результат был тот же. Это значит, что защитники науки могут выбрать любую стратегию из двух. И не нужно быть ученым или историком науки, чтобы противостоять наукоотрицанию. Как заметила в интервью Корнелия Бетш, «трудность с аргументацией по сути в том, что нужно хорошо владеть научным знанием, а это большое дело, потому что исследований и разработок необъятное множество, а знать все иной раз бывает трудно». А вот если изучить пять приемов, используемых наукоотрицателями, и тщательно подготовиться к их разоблачению, они могут стать «универсальной стратегией» противодействия антинаучной дезинформации, где бы вы ее ни встретили.

Это хорошая новость для тех, кто хотел бы выступить против наукоотрицателей. Для меня работа Бетш и Шмидта стала как бы оправданием моих собственных усилий, потому что я уже больше года применял тактику технической аргументации, не называя ее так. Но Бетш и Шмидт четко прописали и миссию ученых в борьбе с антинаукой. Хватит академическому сообществу жаловаться, что беседы с наукоотрицателями – пустая трата времени. Ведь как часто мы слышим из уст ученых: «С этими людьми не о чем говорить», – или видим, как они начинают доказывать антинаучникам свою правоту, но при первых признаках отпора уходят, махнув рукой? Однако, согласно Бетш и Шмидту, это худшая из возможных реакций! Собранные данные показывают, что на самом деле такого рода беседы могут быть достаточно успешными, но для этого их как минимум нужно вести. Так что теперь делать ученым? Отвергнуть Бетш и Шмидта и самим стать наукоотрицателями?

При рассмотрении того, что означает многообразие для глобального движения, одной из наиболее трудных сфер для феминизма является культура. Почти для всех существующих культур сегодня свойственно превосходство мужчин. Мы знаем, какие ужасы мужская власть порождала в течение столетий, налагая один культурный стандарт на другой. Народное противостояние такому навязыванию часто включало утверждение традиционной культуры. Конечно, никакая из наших культур не может завить, что у нее есть ответы о женском освобождении, поскольку нас подавляют во всех культурах. Феминисты, следовательно, не могут предположить, что у кого-то из нас есть ответы о жизни женщин где-нибудь в другом месте. Здесь мы подтверждаем культурное многообразие.

Однако в некоторых моментах мужская власть оправдывает продолжение или защищает принятие практики, подавляющей женщин, обозначая ее как “культурную” и/или “сопротивление западному влиянию”. Феминисты должны отказаться принимать какие бы то ни было формы превосходства над женщинами – от имени ли традиции, или от имени модернизации. Это то же самое, как мы отказываемся принимать навязываемую расовую сегрегацию от имени “культуры”, происходит ли это на юге США или в Южной Африке. Феминисты ищут новые модели общества, которое допускает многообразие, но не признает превосходства никакой группы. Для этого женщины каждой культуры должны разобраться, что есть лучшего в их культурах, а что является подавляющим. Через наши взаимодействия друг с другом мы тогда можем бросить вызов этноцентрическим предубеждениям и двигаться за пределы бессознательного культурного высокомерия, присущего нашему мышлению.

Принимая во внимание и противостоя разным формам превосходства в мире, мы не обязательно принимаем существующие мужские теории и решения этого вопроса. У нас всегда должен быть ассоциированный с женщиной подход – то есть подход, стремящийся к идентификации с положением женщины, а не принимающий мужские определения этой действительности. Это позволяет нам отличать то, что полезно с точки зрения мужских теорий, и видеть, где применяются или требуется применить феминистские подходы к таким вопросам, как раса, класс и культура. Далее, в мире, столь насыщенном ненавистью к женщине, мы можем сделать прорывы в этих сферах только через идентификацию с женщиной, что требует глубоко изучить, как любить женщин и как прислушиваться к присущим женщинам подходам.

Мы сталкиваемся с подобной дилеммой, изучая национализм. С точки зрения феминистского подхода, я рассматриваю национализм как конечное выражение патриархальной динамики господства – где группы борются за контроль над географической территорией и оправдывают насилие и агрессию от имени национальной безопасности. Я предпочитаю термин “глобальный”, потому что я рассматриваю феминизм как движение людей вне пределов национальных границ, а не среди национальных государств. Однако, национализм также символизировал борьбу угнетенных наций против власти других наций. И многие попытки выйти за рамки национализма были просто построением сверхнациональной империи, такими, как идея превращения африканцев или азиатов во “французов”. Далее, в плане возрастания глобального контроля над всеми нами со стороны транснациональных корпораций многие рассматривают национализм как форму сопротивления. Стремясь быть глобальным, феминизм должен, следовательно, найти пути преодоления патриархального национализма без требования одинаковости и одновременно сохраняя состояние самоидентификации и культуру, которые не основаны на превосходстве.


Шарлотта Банч
Феминизм в 80-е годы

#читаюкакписательница
"Женские" темы часто сводятся к любви, телесности и мучительному переживанию женщинами своей объективации. Особенно публика любит рассказы про различные сексуальные практики. Хотя все это не выходит за рамки того места, которое отведено женщинам патриархальной культурой. Женщина должна удовлетворять самые разные мужские запросы, и все эти книги именно мужские запросы так или иначе удовлетворяют. На самом деле подлинно женское - это то, что мужская культура не приемлет в принципе, что невозможно "продать" мужчинам и женщинам, рассматривающим себя именно с мужской точки зрения. Поэтому подлинно женские тексты - это прежде всего тексты философские или построенные на философских идеях.

Социальные системы в подавляющем большинстве случаев имеют иерархическую структуру, предполагающую более или менее выраженное социальное и экономическое неравенство. Эти структуры обладают высокой степенью устойчивости, в том числе и, как утверждает теория оправдания систем Дж. Джоста, за счет потребности людей считать сложившееся положение вещей хорошим даже вопреки своим интересам. Для удовлетворения этой потребности люди используют различные стратегии, состоящие как в преобразовании образа реальности, так и в активном воздействии на реальность.

Согласно теории веры в справедливый мир М. Лернера, люди стремятся сохранить образ справедливого мира, построенного на правилах, нарушение которых наказывается, а соблюдение — вознаграждается, прибегая как к нерациональным стратегиям, когда страдания невинной жертвы объясняются виной самой жертвы, так и к рациональным, стараясь изменить реальность в лучшую сторону. Обвинение жертв используется в основном по отношению к ситуациям, которые уже нельзя изменить, а рациональные стратегии применяются по отношению к тому, что изменить можно — например, усердно трудясь, соблюдая закон и помогая нуждающимся. В результате люди с высоким уровнем ВСМ по единой шкале не только обвиняли тех, кому не повезло, но и с большей вероятностью оказывали помощь жертвам ДТП и, в целом, демонстрировали предрасположенность к участию в волонтерстве.

<...>

В теории оправдания систем Дж. Джоста в качестве дополнительного по отношению к теории М. Лернера механизма сохранения образа справедливой социальной реальности рассматриваются комплементарные стереотипы. Согласно модели содержания стереотипов, предложенной С. Фиск и коллегами, комплементарные стереотипы выстраиваются на совмещении в одном образе как желательных, так и нежелательных качеств, наделяющих представителей низкостатусных групп позитивными характеристиками, компенсирующими неблагополучие, а членов высокостатусных — некоторым изъяном, что поддерживает представление о том, что никто не получает всего, смягчает зависть к успешным и повышает достоинство тех, кому не повезло.

Комплементарные стереотипы разделяются представителями и высокостатусных, и низкостатусных групп, что способствует консенсусу в обществе, поддерживая сложившуюся социальную систему менее агрессивно и более социально желательно, чем описанный М. Лернером феномен обвинения невинных жертв. КС имеют кросс-культурный характер, их содержание не зависит от оснований иерархии.

Экономическое неравенство — это одна из тех ситуаций, которые угрожают вере в справедливость, а распространенные в культуре и поддерживаемые искусством стереотипы о том, что богатые страдают, а бедные могут быть счастливы, способствуют, как показали исследования, повышению удовлетворенности системой и оценке реальности как справедливой, что согласуется с данными о большей выраженности комплементарных стереотипов богатых и бедных в странах с большим экономическим неравенством. А. Кей и Дж. Джост подчеркивают, что транслируемые культурой примеры КС «бедных, но счастливых» и «богатых, но несчастных» выполняют паллиативную функцию, увеличивая субъективную уверенность в легитимности и справедливости системы независимо от того, насколько такие образы считаются реальными. Представленность КС в культуре обеспечивает их большую когнитивную доступность, позволяя, как предполагается, рассматривать их как типичные и с большей вероятностью опираться на них в построении картины мира.


Улыбина Е.В., Антонова А.А.
Связь веры в справедливость с типичностью комплементарных стереотипов богатых и бедных

Неравенство полов, подобно неравенству классов, восходит к отношениям собственности и формам труда в этой схеме, но существуют явные различия между ними. В общественной сфере, под которой я подразумеваю общественный строй, который вырастает из организации труда в обществе и общих материальных ценностей, классовое неравенство первостепенно. Для отношений между полами контроль или отсутствие контроля над собственностью, разделяющие людей на владельцев и рабочих, не столь значимы. Что здесь важно, так это следующее: есть ли у женщин равные возможности по отношению к труду и собственности по сравнению с мужчинами их же класса.

В домашнем хозяйстве или в семье, с другой стороны, где владение собственностью имеет частный характер, неравенство полов первостепенно и пронизывает все классы. Что примечательно для отношений в семье — это то, что женщина в семье,
подобно крепостным в феодальной Европе, могла обладать собственностью и могла сама быть собственностью. В подтверждение — цитата из античного описания раннего римского закона: «женщина, присоединенная к своему мужу священным браком, должна участвовать во всех его владениях и священных обрядах… Этот закон обязует как замужних женщин, не имеющих другого пристанища, полностью подчиняться праву своих мужей, так и мужей управлять своими женами, как необходимой и неотделимой собственностью. Соответственно, если жена добродетельна и во всем послушна мужу, она становится хозяйкой дома в равной степени с мужем — хозяином и после смерти мужа она становится наследницей, так же как и дочь. Но если она непослушна, пострадавшая сторона будет ей судьей и определит меру наказания.»

Независимо от класса и права собственности (хотя они интересным образом меняют ситуацию) женщины в основном функционировали как собственность мужчин в аспектах произведения и воспитания потомства для продуктивной работы общества. Женщины составляют часть средств производства в частном семейном способе труда.

Короче говоря, патриархат чувствует себя дома «как дома». Отдельная семья его собственное владение. Но исторические формы, которые принимает патриархат, как и само его происхождение, должны быть прослежены до способа производства в обществе. Отношения между полами варьируются в зависимости от организации собственности и труда, потому что эта организация формирует и семью, и общественную сферу и устанавливает их приближения и расхождения.


Д. Келли
Социальные отношения полов и методологическое значение истории женщин

Женщина как собственность и предмет обмена, как объект, не имеющий права на самоопределение, – это не только история и устаревшее законодательство, но и болезненная, снова и снова переживаемая женщинами сегодняшняя реальность. Я также имею в виду порнографию, проституцию, похищение девочек/девушек и принудительные браки.


Урсула Виртц
Убийство души: Инцест и терапия

Наша культурная солидарность является основой для понимания инцеста отца и дочери. Важно внимательнее присмотреться к отцовской позиции силы в семье и вдуматься в первоначальное значение понятия «отец семейства» (pater familias). Однако это будет означать прощание с «мифом о дружной семье» как о милом сердцу убежище. Оказывается, именно семья является очагом насилия, как ни странно, защита и безопасность менее всего обеспечена в семье.

Сексуальная эксплуатация способствует социальной изоляции семьи. Семья – это не оазис нежности и уюта, как нам хотелось бы думать.

Разрешите напомнить вам, что слово «familia» первоначально означало людей, находящихся в собственности кого-либо. Семьей, прежде всего, владели как имуществом, и ничто не указывало на родственные связи или происхождение, а напротив, подчеркивало власть и владение отношениями, установленными господином. Слово «famel» означало не больше, не меньше, а «раб», «pater familias» означало не отец семейства, а господин своих рабов. («Отец» означало не родителя, а царя или басилевса, то есть правителя.) Например, в римской и китайской семье патриархальное господство было особенно выраженным, и факты инцестов отца и дочери однозначно указывают, что мы недалеко ушли от тех времен.

Заповеди Талмуда, Библии и Корана стали основой обычая коммерческого брака детей. Выкуп женщины был своего рода торговлей между ее отцом и женихом. Дочь меняла только, так сказать, владельца, будто она была вещью. Совершенным брак становился только тогда, когда девушкой сексуально овладевали. В таком понимании изнасилование являлось не нарушением прав человека, но своего рода кражей имущества у того, кому девушка «принадлежала». В своей книге о сексуальной эксплуатации детей Флоренс Раш тщательно проанализировала эти традиции.

Культурная антропология также очень подробно исследует происхождение и функции табу на инцест и в этом свете рассматривает женщину как предмет обмена. Вспоминаются работы Леви-Стросса, который определяет запрет на инцест как правило, которое заставляет отдать мать, сестру или дочь другому мужчине. Если женщина – собственность мужчины, то это правило – для мужчин, оно может быть нарушено лишь мужчиной, так что нарушение табу является преступлением не против женщины, но против мужчины, которому женщина «принадлежит». Снова речь идет о преступлении против собственности.

На этом фоне становится особенно отчетливой специфика отношений отца и дочери, так как незамужняя дочь – женщина в семье, на которую не может претендовать никакой другой мужчина, кроме отца. Голландская феминистка Жозефина Рийнартс разработала эту тему в своих текстах. Незамужняя дочь принадлежит только отцу до тех пор, пока он не должен будет отдать ее другому мужчине, в то время как тетя и племянница недоступны, потому что принадлежат дяде, невестка и внучка – сыну, а мать – своему супругу.

Только незамужние дочери наряду с женой полностью находятся во власти отца, и он распоряжается ими по своему желанию. Это очень напоминает мне рассказ одной из женщин, переживших инцест, о том, как отец угрожал своей жене, которая хотела защитить от него дочь: «Погоди, прежде чем она выйдет замуж, я-таки поимею ее еще раз».

Очень похожим образом Катерина Брэди описывает в своей книге реакцию отца на объявление о помолвке дочери:

«Наконец-то мой отец был готов оставить меня в покое. Теперь нашлось нечто поважнее его сексуальных потребностей: собственность, то есть тот факт, что я принадлежу другому мужчине. Это было нечто, что он мог понять и был очень этим рассержен».

Такие высказывания напоминают нам о крепостном статусе женщины, как это утверждает германское право и прусский государственный закон «сильной руки» (наименование руки в перчатке, держащей оружие), предоставляющий жен и дочерей в полное распоряжение отца[16].

– Что делает женщина во время беременности.
– Всё. И в доме справляет всю домашнюю работу и в поле – вяжет, полет, молотит, берёт конопли, сажает или копает картофель, вплоть до самых родов. Иныя женщины рожают, не домесив хлебов. Иныя родят в поле, иныя в тряской телеге (почувствовав приближение родов иныя бабы торопятся доехать домой). Иная баба, при начавшихся родовых схватках, бежит домой, «как овченка»: приляжет во врекмя схваток на землю, а как боли отпустят, опять бежит, благим матом: «как овченка бежит, трясётся.

…

Как относятся отец и мать к первому ребёнку, к его появлению на свет… Отец, понятное дело, ждёт сына. Даже поговорка есть: сын – батюшкин, дочь – мамушкина (что связано с традиционным разделением труда; ни дети, ни деньги, ни земля и имущество в традиционном обществе не «общие» и не «совместно нажитые»). Для матери более или менее безразлично, кто будет её первенький. К дочери отец относится совершенно равнодушно. Такое же отношение, впрочем, проявляется и ко второму, и к третьему сыну. Матери же начинают тяготиться уже третьим ребёнком.

Удовольствие отца по поводу рождения сына первенца выражается иногда сообщением о том соседям: «Анютка-то моя сына принесла»… Если первый ребёнок девочка, отец относится к ней совершенно равнодушно. Дома, большей частью, говорят об этом с сожалением, разве одна из женщин прибавит: «ничего, нянька будет», и все на следующий день забывают о девочке. Если же баба начинает часто родить, то в семье к этому, конечно, относятся неодобрительно, не стесняясь иногда делать грубые замечания по этому поводу: «ишь ты, плодливая, обклалась детьми, как зайчиха. Хоть бы подохли они, твои щенки-то, трясёт каждый год, опять щенка ошлепетила», и т.д., и т.д. Замечания эти исходят нередко от свекрови. Молодого отца, у которого родилась первенец-дочь, товарищи его и вообще другие мужики на деревне имеют право побить, как только он выйдет на работу. «Зачем девку родил», и нередко здорово отдуют, а он уж молчит, потому, так издавна водится.

Роды, крестины. У богатых повивальная бабка пребывает иногда дня по три, по четыре после родов, кормясь за их столом. А у бедных ребёнок уже с перваго дня совсем предоставляется матери и ея уходу. Попадает в грязную люльку, где подстилкой ему служит материнская старая грязная понёва. Более опрятныя матери подкладывают в люльку соломку, которую меняют через день или два. Это однако бывает реже: «Хорошо, - и на поневе полежит, не лучше других. Небось другие не подохли – выросли». Когда молока у матери не хватает, или когда оставляют ребёнка одного, дают ему соску. Мать, сестра или бабка нажуют или картошки, или чернаго хлеба, или баранку, выплюнут в реденькую тряпку, завяжут ниткой – и соска готова. Иногда одна и та же тряпица долго употребляется, не прополаскиваясь, причём приобретает противный кислый запах.

Матери на третий и на четвёртый день после родов встают и принимаются за домашнюю работу, иногда даже за тяжелую – вроде замешивания хлебов и сажания их в печь. Иногда даже на другой день после родов родильница уже затапливает печь сама. При таких условиях бабе, конечно, долго «не можется» и уход за ребёнком самый плохой: он преет в грязной люльке, в мокрой пелёнке, надрывается от голоднаго крику, пупок у него пухнет и болит – «грызь» (грыжа), как говорят бабы. Родильница, разумеется, питается всё время обычной крестьянской пище1.

Прежде, в крепостныя времена ходили в поле через 3 дня после родов, а теперь обыкновенно через 5-7 дней. От тяжёлой работы, непосредственно вслед за родами, у редкой бабы не бывает в большей или меньшей степени опущения матки. Иногда такия опущения матки («золотника») принимают очень тяжёлую форму, а в лёгкой, по мнению бабки, это даже «совсем» ничего. Бывают опущения матки даже у девушек (совсем молоденьких) от непосильной работы («живот сорвала»).


Август Бебель
Материнство в русской деревне до революции

Говорят - все войны из-за женщин.
На самом деле из-за женщин мужчины обычно не ссорятся. Случаи, когда они женщину делят между собой, не считаются - это они не из-за женщин, это из-за самих себя. Нечего валить с больной головы на здоровую. Два мальчика подрались из-за мячика - ну да, как же. Мячик тут ни сном ни духом не виноват, а главное, никоим образом не заинтересован.

А так - из-за женщин обычно не ссорятся. Это, наоборот, самый мирный предмет. Ни в каком другом вопросе мужчины не проявляют такой широты мышления, и такой терпимости, и такого уважения к чужому мнению. Должна ли женщина покрывать голову? Скрывать лицо? Можно ли ей работать на "мужских" должностях? Спрашивать ли разрешения мужа на аборт? Должна ли жена подчиняться мужу? Стоило ли давать женщинам гражданские, имущественные, родительские права? Нужно ли им образование? Может ли муж изнасиловать жену? Нужна ли вообще статья за изнасилование? Нужна ли и допустима ли клитеродектомия? Можно ли взрослому мужчине жениться на девятилетней девочке? Расхождения в мнениях по этим вопросам - не повод для ссоры, а предмет вежливых дискуссий между добрыми друзьями. Это если на национальный, например, вопрос взгляды настолько же диаметрально противоположные, то рано или поздно один из собеседников непременно укажет другому на дверь. А тут все мирно и чинно. В конце концов, как бы они ни расходились во мнениях, они оба хорошие люди и оба любят и уважают женщин.

Тишь, гладь и божья благодать нарушаются только тогда, когда в дискуссию вступают сами женщины. Не всякие, разумеется. Большинство понимает, что если уж их допустили на равных к мужскому разговору, так надо и вести себя соответственно - по мужским правилам, и смотреть на дело с мужской точки зрения. Но есть и такие, кому избыточная эмоциональность мешает рассуждать спокойно и хладнокровно. Или мужской широты взглядов не хватает. Вот тут, бывает, и правда возникают проблемы из-за женщин. Если бы не это досадное обстоятельство, двум хорошим людям вообще не из-за чего было бы себе нервы трепать. За это они часто на женщин обижаются - всю малину портят ведь. Почему они не могут разговаривать спокойно и уважительно? Должно быть, все дело в женских привилегиях - что поделаешь, слабому полу принято прощать истеричность, вот они и распустились. Я уже устала натыкаться на эти претензии - чертовы феминистки не могут спорить культурно, не уважают мужчин и их точку зрения, истерички, хамки и хабалки. Лучше вообще все дискуссии по женскому вопросу вести без них. Тише будет и спокойнее. И договориться легче. Хорошие люди между собой всегда договорятся.

Это как вегетарианцы и невегетарианцы. Не бешеные веганы, готовые собственноручно пустить мясоедов на котлеты и для такого случая даже их слопать, не идейные хищники, презирающие травоядных хлюпиков, а нормальные, культурные, современные люди. Просто один ест говядину, а другой не ест. Что им, собственно, делить? Они оба хорошие люди, просто каждый со своими взглядами. И оба любят и уважают коров, по крайней мере, первый-то уж точно.

Между людьми это вполне нормально, привычно и естественно.
Но блин!
До какой же степени нужно оторваться от реальности, чтобы ждать и требовать такой же широты взглядов в этом вопросе ОТ КОРОВЫ?..


caballo_marino

Основные институты социализации активно способствуют усвоению детьми и взрослыми людьми тех норм мужского и женского поведения, которые в конкретный временной период приняты в обществе как нормативная модель поведения для представителей гендерных групп. Нормы мужского и женского поведения (гендерные нормы) формируются на основе культурных обычаев, традиций, символов, распространяются и закрепляются в общественном сознании с помощью продуктов культуры и средств массовой информации. Гендерные нормы как групповой феномен характеризуются высокой степенью устойчивости, ригидности и слабой подверженности изменениям, они способствуют стабилизации характеристик гендерных групп, но в то же время могут ограничивать индивидуальное развитие и самореализацию мужчин и женщин.

Женщины, ориентированные на традиционалистские гендерные нормы, имеют выраженную склонность к сохранению привычного ролевого поведения на протяжении всей жизни, реализуя роли послушной дочери и жены, заботливой матери и бабушки. Однако в пожилом возрасте возникает необходимость изменения устоявшихся моделей ролевого поведения и освоения новых ролей. Пожилые женщины, реализуя «истинно женское предназначение быть матерью и хранительницей домашнего очага», стараются сохранить значимую для них роль хозяйки дома, помогают своим взрослым детям в ведении домашнего хозяйства, заботятся о внуках, но их семейный статус существенно снижается, происходит выключение женщин из сферы принятия решений по семейным и домашним делам. Особенно резко сокращается их влияние в сфере занятости и образования членов семьи, а также в принятии решений о денежных расходах.

Такие женщины переживают внутриличностный конфликт гендерной роли, т.к. оказываются в ситуации противоречивых представлений и ожиданий по поводу исполнения этой семейной роли. Такой конфликт несоответствия ожиданиям остро переживается пожилыми женщинами, посвятившими себя семье и детям. Потеря значимой позиции в семье сопровождается чувствами ненужности, недооцененности и отчуждения. Женщина может ощущать себя в роли «обслуживающего персонала», не имеющего права голоса в семье, что будет нарушать ее психологическое самочувствие и способствовать возникновению конфликтов с членами семьи.

Еще одна сфера потенциально конфликтных состояний пожилых женщин связана с нормой внешней привлекательности. Женщины, приверженные традиционалистским гендерным нормам, считают свою привлекательную внешность ценным достижением и ресурсом влияния на мужчин. В связи с возрастными изменениями у женщин сокращаются ресурсы внешней привлекательности, и, следовательно, растрачиваются ее социальный капитал и инструменты влияния. Все это способствует появлению психологических комплексов, возникающих в процессе сравнения себя с навязываемыми в СМИ эталонами. Результатом такой самообъективации у многих женщин будет возникновение симптомов ухудшения психического здоровья, например, депрессии, расстройства пищевого поведения. Необходимость привести стареющее тело в состояние, соответствующее идеалу сексуально привлекательного, молодого тела, и невозможность этого понимаются как провал, неудача в исполнении предписанных норм выглядеть моложе своих лет.

Что касается мужчин, то знаки и приметы их старения не так важны и не так заметны, как у женщин, т.е. потеря молодости не приносит им социальную девальвацию. Больше того, некоторые аспекты старения даже могут увеличивать мужскую физическую привлекательность, например, «благородная седина» и большая мужественность, сила духа, в то время как женские нормы привлекательности связаны, как правило, только с молодостью.


Клецина И.С.
Гендерная социализация в пожилом возрасте

С 2005 года, когда появилась первая известная нам «бомба из пряжи», принявшая форму вязаного чехла для дверной ручки в Хьюстоне (США), популярность ярнбомбинга и его роль как способа публично высказаться заметно возросли.

Есть два основных направления ярнбомбинга: стихийное размещение вязаных изделий в публичном пространстве любым человеком и спланированное, организованное использование вязания в общественных местах, предварительно согласованное с государственными и/или частными учреждениями. В своей работе
я рассматриваю ярнбомбинг в обоих значениях — просто как размещение вязаных изделий в публичном пространстве.

Поскольку рукоделие воспринимается как занятие исключительно домашнее, не играющее никакой или почти никакой роли в общественных местах, появление все большего количества «бомб из пряжи», особенно созданных «крафтивистами», привлекло внимание публики к вязанию. Однако тот факт, что вязание стало более заметным, не означает, что отношение к нему изменилось.

Несмотря на то что «бомбы из пряжи» часто выступают как политические высказывания на разные темы, например войны, экологии или социальной справедливости, успех ярнбомбинга как формы протеста в значительной мере обусловлен его ассоциациями с женщинами и домом. Поэтому, хотя можно сказать, что ярнбомбинг «выводит вязание за пределы домашнего пространства», такие ассоциации свидетельствуют, что, даже будучи физически оторванным от дома, на эмоциональном уровне вязание продолжает с ним ассоциироваться. Получается, что успешная демонстрация «несогласия с доминирующей идеологией» средствами ярнбомбинга, одна из главных задач крафтивизма, приводит к упрочению идеологии, в которую вплетено само вязание. Вот почему ярнбомбинг вовсе не помещает вязание в новый контекст, а только укрепляет сложившееся представление о нем как о разновидности рукоделия с весьма специфической и ограниченной сферой применения.


Элинор О’Нил
Вязание: разрушительная бомба из пряжи

В качестве еще одного фактора, способствующего сохранению гендерного неравенства и препятствующего поддержке действий и инициатив, направленных на увеличение равенства, является широкое распространение сексистских установок.

Согласно подходу, предложенному Питером Гликом и Сьюзен Фиск, сексизм нельзя однозначно рассматривать как явно негативное предубеждение против женщин или мужчин из-за двойственного, амбивалентного характера гендерных установок и следует различать два вида сексизма: враждебный и доброжелательный. Враждебный сексизм охватывает многообразие негативных установок по отношению к отклоняющимся от традиционных гендерных ролей женщинам, а доброжелательный сексизм отражает позитивное, но при этом снисходительно-патерналистское отношение к женщинам, которые соответствуют традиционным гендерным ожиданиям.

Одна из особенностей данных установок заключается в том, что они связаны с принятием и преуменьшением существующего уровня гендерного неравенства. Согласно данным Рэйчел Коннор и Сьюзен Фиск, враждебный сексизм усиливает принятие/одобрение неравенства через представление о том, что женщины сами не готовы выполнять ответственную работу, требующую высокого уровня компетентности, так как отдают приоритет семье, а не карьере. Такие представления снижают возможность обнаружить несправедливость и дискриминацию в профессиональной сфере, что в итоге ведет к восприятию неравенства как незначительного и оправданного. А доброжелательный сексизм связан с преуменьшением существующего уровня неравенства через ложное представление о равенстве взаимодополняющих друг друга социальных ролей («мужчина-добытчик, женщина-хозяйка»), маскирующее реальный гендерный разрыв в разных областях человеческой деятельности.

Как и в случае оправдания системы, амбивалентный сексизм связан с негативным отношением к женщинам, нарушающим гендерные стереотипы. Исследования показывают, что носители враждебных сексистских установок могут по умолчанию предпочитать мужчин-политиков, считая, что женщины-кандидатки стремятся «отобрать» власть у мужчин. Носители же доброжелательных сексистских установок могут быть менее склонны к поддержке женщин-политиков из-за убежденности в том, что политическая деятельность не совместима с традиционной ролью «хранительницы очага». В целом как враждебные, так и доброжелательные сексисты предпочитают голосовать за мужчину-кандидата на президентский пост. Тесса Дитонто обнаружила, что люди, подверженные сексистским предубеждениям, чаще склонны «ошибаться» в своем избирательном выборе (т.е. игнорировать женщину-кандидата, представляющую большую часть интересов избирателя, в пользу кандидата-мужчины, представляющего меньший спектр его интересов). Кроме того, сексизм связан с искаженной оценкой компетентности женщин в области политики.

Таким образом, амбивалентный сексизм способствует как искаженному восприятию гендерного неравенства, так и негативному отношению к женщинам, стремящимся реализовать себя в типично «мужской» сфере, такой как политика.


Ананьева О.А., Татаренко М.К. 
 Поддержка женщин в политике: роль оправдания гендерной системы, восприятия гендерного неравенства и сексизма

Жен ведь не пускают на фронт. Женщины могут под разными предлогами попасть в зону боевых действий, но не жены. Похоже, жены плохо влияют на боевой настрой. Приносят свои заботы, разговоры о том, как скверно идут дела, как дома все плохо из-за войны; как им трудно, как они страдают от бедности и всяких неприятностей. Они протягивают нить между солдатом и его прежней жизнью, той жизнью, от которой он вынужден отказаться. Письма могут цензурировать, вырезая все неприятные места, но если дать жене навестить мужа в зоне боевых действий, все то, что она ему расскажет, цензурировать невозможно. Все тревожные, неприятные вещи. Поэтому «цензурировать» нужно жену, нельзя дать ей приехать. И на долгие утомительные месяцы мужчины вынуждены оставаться в активном бездействии на фронте, а их жены не могут их навестить. Могут приехать только чужие жены. Запрещаются не женщины, а жены. Это разные вещи. Особенно на войне.

На фронте много женщин. Как они туда попали, в зону дислокации армий? Под разными предлогами — повидать больных родственников в таком-то госпитале или повидать других близких: братьев, дядей, кузенов, чужих мужей — о, у них столько поводов приехать. Кроме того, всегда остаются бельгийки, которые живут в зоне боевых действий, потому что от Бельгии осталось не так много [63], а эвакуировали еще не всех гражданских. Так что женщин полно, как первых, так и вторых. Лучшие, конечно, достаются офицерам, да и офицерские пайки тоже рангом повыше пайков простых солдат. Но женщин всегда полно. Не жен, конечно, потому что жена — значит ответственность, а просто женщин, потому что женщина значит развлечение и отдых — как еда и вино. Так что жены запрещены, они вредят настрою, а женщинам подмигивают, потому что они ободряют и освежают солдат. Предполагается, что после войны все солдаты найдут себе жен, но вряд ли ими станут те женщины, которые обслуживали и ободряли их на фронте. Это было бы некстати для настроя нации. Звучит как парадокс, но найдутся те, кто вам отлично всё объяснят.

Нет, нет, я не понимаю. Это потому, что у всего есть две стороны. Вы удивитесь, если возьмете франк и на одной его стороне увидите Свободу, Равенство и Братство, а на другой — затертую фигурку Сеятельницы. Роза так красива, потому что ее корни унавозили. За благородные порывы медалями не награждают. Они достаются за стремительные действия, которые подрывают будничный ход жизни. Сначала говорят о молодом авиаторе, которого наградили за то, что он в одиночку сбил дирижабль, а потом добавляют, что через несколько дней он разбился насмерть, решив полетать пьяным. То-то и оно. В глубине большинства душ — грязный осадок. Как бы величественна ни была война, нельзя представлять ее в виде фильтра, очищающего людей и нации. Конечно, довольно найдется людей, чтобы рассказать вам о ее благородной стороне, о ее героизме, величии. Я должна написать о том, что видела, о другой стороне, о том, что остается на отливе войны. Обе стороны — правда.


Эллен Ла Мотт
На отливе войны

Читатели того времени, как правило, считали книгу пацифистской и антивоенной, но Ла Мотт не верила, что война может закончиться, по крайней мере в ближайшем будущем. В Предисловии она пишет: «Мы переживаем новую фазу эволюции человечества, фазу Войны — это откат от прогресса, поднятая со дна муть — это и есть Отлив Войны. Он крайне непригляден». Ла Мотт ненавидела войну, но считала ее неизбежной. Далее она объясняет: «После этой войны будет много других, а между ними будет мир. Это чередование будет продолжаться на протяжении многих поколений». Но она полагала, что прогресс человечества приведет к тому, что финальная война завершится устойчивым миром. И тогда войны исчезнут как таковые. «Но не раньше».

Далее Ла Мотт поясняет свои мысли на эту тему в интервью одной газете в мае 1918 года:

«Я наблюдала войну вблизи. Для меня она ужасна; она ничуть не прекрасна и вовсе не облагораживает. Но я знаю, так должно быть… Я не пацифист… Я даже не принадлежу к тем людям, которых сейчас так много, которые утверждают, что эта война будет последней, что она покончит с войнами как таковыми. Не верю я в это. Я полагаю, что у нас будут новые и новые войны, пока человечество не разовьется в нечто, чем пока не является. Но при этом я не вижу причин не рассказывать правды о войне точно так же, как мы бы описывали происходящее во время землетрясения или тайфуна»


Среди читателей военного времени у книги появились как хулители, так и защитники. То, что большинству критиков представлялось правдивым рассказом, для других выглядело ненужной в своей безжалостности фиксацией неприглядных аспектов войны. Рецензент Morning News из Уолмингтона, штат Делавэр, возражал против «отвратительных, ужасающих» образов, которые Ла Мотт «обрисовывала словами», и сдержанно отмечал: «Чрезвычайная омерзительность описываемых явлений не может быть поставлена под сомнение… В жизни есть определенные фазы, на которых лучше не сосредотачиваться, и остается надеяться, что, когда мисс Ла Мотт наберется опыта, она поймет, что читающая публика жаждет не эксплуатации мерзости, а вещей более нравственных и благотворных».


Александра Финогенова
Предисловие к книге Эллен Ла Мотт На отливе войны

В конце сентября 1916 года, примерно за полгода до вступления Америки в Первую мировую войну, издательство G. P. Putnam’s Sons выпустило в свет первое издание «На отливе войны», которое продавалось в США по доллару за экземпляр. В одной из рекламных брошюр издательства говорилось: «Мисс Ла Мотт показывает нам войну такой, какой она предстает сегодня: не величественной и славной, а в неприкрытом виде и во всей мерзости, войну, увиденную в эвакуационном госпитале в нескольких милях от французской передовой. Эти зарисовки тяжело читать, но в них звучит правда; это отчеты с передовой, написанные с живейшей горечью — и не отчаявшимся наблюдателем, а научным работником с опытом и мировой репутацией».

Пока за границей бушевала война, книга Ла Мотт предлагала американским читателям отнюдь не романтический взгляд на конфликт. Первая рецензия появилась в журнале Publisher’s Weekly, в ней говорилось: «Мисс Ла Мотт увидела Ужас с большой буквы, грубый, мрачный, жуткий ужас, скопление людских масс, изнуренных донельзя». Автор статьи уточнял: «В своих описаниях она не использует гладкие шаблонные выражения, так что после прочтения книги мы, живущие в комфорте домоседы, принуждены осознать, если не осознали прежде, насколько несостоятельно использовать красивые, удобные фразы для описания этого колоссального бардака — современной войны».

По всей Америке книгу расхваливали как исключительный образец военной прозы. Газета New York Times заявляла: «„На отливе войны“ буквально дышит или, скорее, рыдает, источая искренность». St. Louis Post-Dispatch отмечал: «Это чтение не из приятных; но чего еще ожидать от книги, в которой столь правдиво обнажены ужасы войны?». А Los Angeles Times в январе 1917 года писала: «Если бы нужно было составить антологию десяти лучших свидетельств о войне, восемь из них принадлежали бы перу Эллен Н. Ла Мотт, отсылая к ее книге „На отливе войны“». Критик с одобрением добавлял: «Еще никто и никогда не писал ничего подобного: это первое реалистичное описание того, что происходит за линией фронта, представленное на суд широкой публики… Мисс Ла Мотт описала войну, и не только во Франции, а войну как таковую» .

Тем не менее значительной части целевой аудитории Ла Мотт было отказано в доступе к ее смелой и правдивой прозе. Хотя книга свободно распространялась в Америке, ее сразу запретили в Англии, где она была опубликована в то же время. В начале войны Англия приняла Закон о защите Королевства, который наделял правительство большими свободами по ограничению любых публикаций, критикующих военные действия Великобритании. Было организовано Бюро прессы, которое официально выполняло роль цензора, и как раз сентябрь 1916 года, когда была опубликована книга Ла Мотт, стал месяцем наибольшей его активности. Среди произведений, запрещенных Военным штабом, оказалось и «На отливе войны». (Сегодня оригинальное издание 1916 года можно найти в Британской библиотеке, но появилось оно там только в 1919-м, почти через год после окончания войны.) Книгу после публикации запретили и в воюющей Франции. Как отмечала Ла Мотт в Предисловии к изданию 1934 года, «со времени первой публикации эту небольшую книжку отказывались допускать в Англию и Францию».

<...>

До сих пор главным предметом историографических исследований были разного рода отношения между мужчинами, прежде всего политические, военные и экономические, но также, например, родственные и дружеские. Теперь стало очевидным, что
столь же важно изучать отношения не только между мужчинами и женщинами, но и отношения между женщинами: например, между домашними хозяйками и служанками; между матерями и дочерьми; между матерями, кормилицами и акушерками, между работницами социального обеспечения и женщинами, лишенными средств к существованию; между миссионерками и представительницами колониальных народов; между женщинами, занятыми профессиональной и политической деятельностью. Сюда же относятся формы и содержание
мышления, искусства, культуры у женщин, отношения дружбы и любви между женщинами.

Настаивать на изучении этих проблем необходимо, поскольку начиная с 1980-х годов тема “пол” (gender) прямо-таки угрожает превратиться в расхожую монету; с помощью новых взглядов и понятий пытаются смягчить борьбу вокруг женского вопроса. Гендерную историю с явным облегчением выдают за окончательное “преодоление” истории женщин: дорогу себе пробивает нейтральный в гендерном
отношении общий разговор о полах. Но если “забыть”, что открытие социальных, культурных и исторических отношений между полами произошло благодаря изучению взглядов женщин на мужчин и на других женщин, то окажется забытой и цель: сформировать не нейтральное к полу, а охватывающее оба пола представление об “истории в целом”. История женщин есть история полов par excellence.

По мнению Шустер и Ван Дайн существуют негласные принципы построения учебных программ, которые контролируют, что и как мы преподаем, зачастую независимо от нас самих. Феминизм обнаруживает эти стандарты и раскрывает их связь с идеологией, властью и ценностями господствующих групп, большинство которых в нашей культуре составляют белые мужчины. Таким образом, хотя феминизм часто считают идеологизированным, на самом деле таковыми являются традиционные учебные программы. Чем больше идеология интегрируется в культуру, тем менее явными становятся принципы устройства образования и тем активнее мы их воспроизводим.

Отправным моментом в развитии феминистской критики стало осознание двойственного положения женщин: они одновременно и включаются, и исключаются из содержания образовательных дисциплин. Данное противоречие ведет к расхождению между женским сознанием и поведением, предоставляя простор для новых исследований и выявляя новые источники знания.

Феминистская критика показывает, что традиционно рассматриваемое как вечное, лучшее значимое и объективное, считается таковым именно с позиций патриархального общества. Следовательно, переориентация знания с учетом опыта женщин обнажает те самые негласные устои, контролирующие учебные программы, и поднимает вопросы, ответы на которые требуют критического отношения ученого к области своего исследования.


М. Андерсен
Изменение системы высшего образования

Ты должна стать радикально сочувствующей по отношению к себе. Это трудно, нелегко сделать. Я думаю, что как мужчины, так и женщины задолжали женщинам большую долю радикального сочувствия. Женщины часто утаивают этот ресурс друг от друга, или скупо выдают его, как будто это дефицитный товар. И даже тогда только женщинам, которые нам не угрожают. Это говорит мне две вещи: что женщины склонны быть слабыми противниками за малейшую часть материнского тепла, которая нам достается, и что женщинам нужно только небольшое поощрение и сострадание, чтобы продолжать идти. Получив больше, чем немного, кто знает, чего бы мы могли достичь?



Филлис Чеслер
Письма юной феминистке

Вслед за Лаканом Малви отталкивается от того, что источник власти и очарования в кино формируется двумя независимыми влечениями. Первое — это удовольствие от рассматривания, то есть удовольствие от использования других людей в качестве объектов, подвластных контролирующему взгляду зрителя. Другой источник удовольствия в кино — регрессия к стадии раннего развития, то есть к стадии зеркала, моменту самоузнавания, ассоциации своего опыта с видимым на экране. Иными словами, утверждается, что фильм предлагает зрителю только мужской опыт просмотра, он навязывает его, и, соответственно, зритель — это всегда «он», мужчина. Конечно, эссе Малви — полемическое обращение, призванное обострить вопрос о сексистском подавлении женщины-зрительницы, встроенном в голливудский классический фильм. Родившаяся в результате теория «пристального взгляда» оказалась особенно полезной для феминисток. Она стала инструментом для точного определения механизмов, с помощью которых мейнстрим-кинематограф увековечивает социальные механизмы власти.

Позже исследовательница покажет, что голливудские картины, снятые для женщин и о женщинах, известные как мелодрамы, и настроенные на женскую чувственность, являются исключением, подтверждающим правило. Мелодрама подтвердила степень гендерной принадлежности зрителей: обычно она строилась вокруг доминирующей мужской точки зрения и немного отклонялась от второстепенного жанра, уничижительно известного как «женские слезы».


Татиана Крувко, Валерия Косякова
Капризное отражение: Феминистские идеи на киноэкране

Лора Малви — режиссер и феминистка, организовавшая в Эдинбурге первый в истории фестиваль женского кино, в 1975 году опубликовала эссе «Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф».

Тезисы Малви о доминировании мужской объективации в голливудских фильмах и о перспективах, которые открываются женскому кинематографу на пути авангарда, являются поворотными для исследований кино. Манифест не только сыграл решающую роль в кинотеории, но и оказал влияние на историю искусства, культурологию и теорию литературы. Категорично разделяя мужское и женское в своем исследовании, Малви определяет визуальное удовольствие и эстетизирование в кино как категории с характеристиками именно мужского восприятия. Ее критика противопоставляет эстетическую объективацию и осознанный зрительский опыт. Согласно идеям Малви, осознанное зрительское вовлечение возможно только в силу отказа от принципа визуального эстетического удовольствия. Центральная идея теории раскрывается через понятие «gaze», или «пристальный взгляд» — этот термин означает строгий и внимательный взгляд, пристальное рассматривание. В теоретическую литературу он пришел через англоязычные переводы текстов середины XX века теоретика психоанализа Жака Лакана и автора философской теории власти Мишеля Фуко. Во многом именно под влиянием их взглядов и развивается теория Малви.

«Gaze» как направленный на кого-либо, предельно сосредоточенный, интенсивный взгляд никогда не непосредственен, но властен. Он объективирует, то есть лишает автономии, определяет место индивида в действительности. «Gaze» делает видимыми скрытые стороны объектов и в то же время определяет, какие стороны этих объектов должны оставаться невидимыми. Поскольку Лора Малви работает с гендерно маркированной и асимметричной схемой взгляда «look» и «gaze», то наиболее важным для последующих поколений киноведов становится термин «male gaze» — пристальный взгляд, окрашенный мужской, патриархальной идеологией. Он активно детерминирует структуры в фильме и сам определяется от постоянного взаимодействия камеры и персонажей, а также зрителей и фильма, и сексуализирует увиденное. Для Малви это, помимо объективирующего маскулинного взгляда, в первую очередь взгляд потребительский.

Тезис об антиэстетизме, радикальном иконоборчестве и неприятии красоты и удовольствия, возможно, стал самым проблематичным местом эссе. Считается, что мы, анализируя удовольствие или красоту, одновременно разрушаем анализируемое, так как в процессе расчленения объекта на элементы для анализа уничтожается нетронутая целостность. В этом и состоит цель статьи исследовательницы. Она различает взгляд камеры на действие, взгляд зрителя на экран и внутридиегетические взгляды, то есть взгляды героев друг на друга. На всех трех уровнях идет вуайеристский процесс, который объективирует женщину и превращает ее из независимого субъекта в объект. Анализируя голливудское кино, Малви показывает, что чаще всего мужчина в нем смотрит, а женщина является объектом взгляда. Она либо возносится до уровня фетиша от этого взгляда, либо наказывается за желание видеть свое, из‐за чего ее регрессируют по сюжету в зависимое положение.

Примерно в конце апреля 2018 года молодой человек по имени Алек Минасян убил десять или более человек в городе Торонто, большинство из них были женщинами.

Насколько Минасян был психически болен, до конца непонятно. Однако неоспоримым является тот факт, что он был сторонником жестокой идеологии инцелов (incel — от англ. involuntary celibates — невольно воздерживающиеся (от секса)»), интернет-сообщества мужчин, объединенных ненавистью к женщинам, поскольку, по их мнению, мужчинам дано право на секс и внимание со стороны женщин, однако женщины отказывают некоторым из них, предпочитая других мужчин.

Как это ни прискорбно и ни парадоксально, у слова incel было совсем другое происхождение: двумя десятилетиями ранее оно было придумано женщиной по имени Алана, которая, ссылаясь на свое собственное невольное безбрачие, хотела создать интернет-сообщество поддержки для людей, не имеющих возможности заниматься сексом или состоять в отношениях. Этим словом воспользовались женоненавистники, неспособные найти сексуального партнёра, которые делят мир на два класса: на Чадов и Стейси, мужчин и женщин, которые не просто сексуально привлекательны, но и сексуально привлекательны друг для друга (Чад и Стейси - имена-стереотипы, ставшие названиями для определенных людских типажей: Чад (Chad) — альфа-самец, соблазнитель и покоритель сердец, Стейси (Stacy) — женщина с пышными формами, ярко выраженной сексуальностью и ярким макияжем, которая провоцирует своим видом и поведением).

Мы можем (и должны) выразить моральное возмущение феноменом инцелов. Но гораздо продуктивнее и интереснее понять социальные условия, которые делают возможными подобные явления.

С социологической точки зрения инцелы весьма значимы для данного исследования в силу того, что они являются наиболее экстремальным и пугающим проявлением преобразования сексуальности, вызванного новыми социальными иерархиями, порожденными скопическим капитализмом. Инцелы ощущают себя исключенными из социального порядка, где сексуальность дарует статус и является синонимом благополучной жизни и нормативной мужественности. Женоненавистник он или нет, но инцел представляет собой (насильственное) проявление нового социального порядка, в котором сексуальность и интимные отношения являются признаками социального статуса и даже социальной принадлежности.

Как показал роман Уэльбека «Что бы ни было», написанный около двух десятилетий назад, быть лишенным сексуальности и сексуальной близости — значит быть лишенным социального существования. В то время как для одних сексуальность является ареной для реализации свободы, для других она сопряжена с «непроизвольными» (и вынужденными) переживаниями унижения и социальной изоляции. В этом смысле инцелы находятся на линии тектонического разлома между традиционной (насильственной) патриархальностью и высокоскоростными формами технологического и скопического капитализма. Скопический капитализм создает новые формы социальных классификаций и привилегий, преобразуя и усиливая старые способы господства над женщинами, используя при этом ценности свободы, освобождения и раскрепощения.


Ева Иллуз
Почему любовь уходит? Социология негативных отношений

В целом, полученные результаты совпадают с переменными ответственного отцовства, которые могут относиться к отцам, как живущим вместе с детьми, так и отдельно. Схожие тенденции получены нами при анализе смыслов отцовства с точки зрения самих отцов. Если у матерей понимание этих смыслов – любви, вовлеченности, наставничества, ответственности, долга по отношению к детям – более зрелое, мужчины сравнительно чаще согласны с мнением об инфантильности и безответственности современных отцов и в целом воспринимают отцовство как способ своего взросления, личностного роста, получения радости и удовольствий, любви ребенка.


Безрукова О. Н., Самойлова В. А.
«Ненужные» дети? Ценности родительства, права отцов и матерей в социокультурных установках россиян

Основное бремя ответственности за ребенка возлагается на мать. Это подтверждают ответы на вопрос: «кого нужно привлекать к ответственности за отказ от новорожденного». На первом месте – мать (76,7%), отца назвали намного меньше – 51,1% (табл. 2). Родственников со стороны матери и отца в целом выбирает каждый пятый участник опроса (11,7 и 9,8%). Отец ребенка остается в тени, его родительские права и обязанности оказываются менее важными по сравнению с доминирующей ответственностью, приписываемой общественным мнением роли матери в отказе от новорожденного. В связи с этим представляют интерес мнения опрошенных о правах отца в случае отказа матери от ребенка до его рождения (аборта) и после рождения (отказа).

Более половины респондентов считают, что при отказе от новорожденного нарушаются права отца – 51,8 при 35,7% несогласных; причем убежденность в этом противников бэби-боксов выше, чем сторонников, – 56,6 и 50,5% соответственно. Характерно, что разделяют эту позицию две третьих мужчин, в то время как женщин – менее половины. Аналогичная картина с необходимостью согласия мужчины, если женщина решает сделать аборт.

В целом по выборке мнения разделились практически поровну: 49,2% тех, кто высказывается «за», и 43,3% – «против». При этом чаще считают, что «женщина может
прерывать беременность только с согласия отца», противники бэби-боксов, чем сторонники (63 и 45,4%), мужчины, чем женщины (63,3 и 36,6%).

В обсуждениях на фокус-группах и в интервью с молодыми матерями активно обсуждалась тема отцов, при этом участники говорили о дефиците их ответственности и несправедливости ситуации, когда мать в одиночку несет груз моральной ответственности и бремя заботы о ребенке: «Она несёт ответственность за ребенка, будет искать, как собрать себя в роддом, как одной выкручиваться. А мужчина? Он дело своё сделал и ушёл» (С.).

В целом, проблематика ответственности мужчины за своих детей представлена в общественном дискурсе как противоположность безответственности и проявляется в том, что он:
– осознает свои действия и совершает осознанный репродуктивный выбор: «на этапе зачатия ребенка тоже обязанность мужская – следить за деторождением, принимать
участие в предохранении, нести ответственность за деторождение или не деторождение, а не просто получать удовольствие» (М.)7 ;

– признает факт отцовства и юридически устанавливает его: «В зачатии ребенка участвовали два человека – женщина и мужчина, они должны нести солидарную ответственность. Женщина должна собирать какие-то безумные денежные средства для того, чтобы подтвердить, что вот этот человек является отцом. Мужчина несет ответственность такую же, как женщина, и должен официально подтвердить его» (С.);

– заботится о потребностях ребенка совместно с матерью: «У нас мужчины в принципе не только на уровне алиментов, а в целом, они как-то у нас сбоку. А нужно уже начинать воспитывать быть ответственными, о детях своих рожденных беспокоиться, как это делают матери. Это твой ребенок, и никому кроме тебя он не нужен!» (М.);

– заботится о матери в процессе беременности и после рождения ребенка: «Это выбор и ответственность человека за рождение и воспитание ребенка, это на сто процентов нормальная практика со стороны мужчин – стать отцом, брать на себя заботу о беременной и ребенке» (М.);

– несет финансовое бремя по содержанию ребенка совместно с матерью (в процессе беременности, после рождения ребенка, на всех этапах развития ребенка): «Мужчины каждый день бросают своих детей. Им абсолютно все равно, как ребенок живет, что он кушает. А нужно, чтобы содержал и обеспечивал детей» (С.);

– разделяет ответственность за материальное обеспечение детей после развода: «У нас мужчина в принципе вообще ни за что не отвечает: ”Я алименты платить не буду, это не мой ребенок и всё“. Мужчина должен нести ответственность наравне с женщиной. Это не должна быть просто проблема женщины. Если я отец, то соответственно я буду платить алименты» (М.).

Около двух лет назад меня известили о создании комитета мужчин, пострадавших от изнасилований. Целью создания этого комитета было привлечение внимание общественности к проблеме изнасилований мужчин, каковые, как завлялось, происходят гораздо чаще, чем все считали; при этом они ссылались на статистические данные, указывающие на то, что четверть или более от числа всех жертв изнасилований в Нью-Йорке является мужчинами. Комитет выразил надежду, что в нём не будет преобладания одного гендера, что было приглашением вступить для женщин - ведь проблема изнасилований тревожит и женщин, и мужчин. Заявленной целью комитета стала борьба за "гендерно-нейтральное" законодательство.

Так стремилась ли эта группа к равной, в соответствии с законом, защите, или же она сообщала нам, что насильники-мужчины это не вопрос сексизма, потому что женщины тоже насилуют мужчин? Все мы конечно знаем, и мы, и они, что насилуют мужчин не женщины, а мужчины, как гетеро-, так и гомосексуальные. Сей факт, однако, не делает изнасилование мужчин гендерно-нейтральным. Мужчины насилуют других мужчин потому, что феминизируют своих жертв, следуя гетеросексуальным паттернам господства и подчинения. Если мужчина обращается с другим мужчиной как с женщиной, оскорбляет и унижает его как женщину, то, очевидно, это насилие уходит своими корнями в сексизм. Если бы геи смогли принять эту мысль, у них, несомненно, было бы много общего с феминистками, но поскольку большинство из них выбирает гетеросексуальный шаблон для выражения своей сексуальности, их проблемы вряд ли гендерно нейтральны. Идея гендерной нейтральности основана на утверждении, что оба пола, и мужской, и женский, угнетены равноправно, а любые попытки призвать мужчин и мужские институты власти к ответственности за преступления против женщин - неактуальны и неприемлемы.

Эта концепция стала эффективным инструментом, с помощью которого постарались доказать, что женщины так же виновны, как и мужчины, приписывая им мужские преступления. Эксперты и профессионалы своего дела сообщили нам, что женщины - тоже насильники и педофилы, что они точно так же избивают и домогаются мужчин, производят и потребляют порнографию. Сообщили, что женщины - точно так же как мужчины - сексуально объективируют, что у женщин есть стриптизёры, есть журнал Playgirl (который на самом деле покупают в основном геи), есть свои "качки" и "жеребцы". А на тот случай, если кто-то вдруг призадумается о том, почему только женщины заперты в ловушке требуемой от них вечной молодости... Что ж, раз уж пошла такая пьянка: мужчины тоже делают подтяжки лица и пластику живота, пользуются косметикой и антивозрастными кремами, сидят на диетах и страдают анорексией.

Действительно, какие-то доли процента от общего числа женщин насилуют детей и харрасят мужчин, но я могу со всей ответственностью заявить: если бы это женщины были насильниками, педофилами и извращенцами, проблемы сексуального насилия почти не существовало бы. Если б только женщины производили и потребляли порнографию, этому бизнесу пришёл бы конец. И если бы только мужчины поддерживали косметическую и пластическую индустрию, обе они обанкротились бы.


Флоренс Раш
Многоликий реакционизм патриархата

Сравнение противников и сторонников бэби-боксов показывает, что среди первых значимо больше осуждающих (68,5 против 50% сочувствующих). Напротив, среди сторонников бэби-боксов больше сочувствующих (40,6 против 22,7% осуждающих). Иными словами, те, кто осуждает матерей, чаще отвергают бэби-боксы, кто им сочувствует – считают, что бэби-боксы нужны. Анализ распределений ответов в зависимости от возраста показывает, что осуждающих заметно больше среди молодых (18–30 лет), а сочувствующих – среди тех, кто старше 40 лет. Так, в группе совсем молодых респондентов 18–24 и 25–30 лет осуждающая позиция характерна для 59,6% и 64,3% опрошенных, в то время как среди тех, кто старше 40 лет, осуждают таких матерей около половины (в группе 41–45 лет – 48,3%, 46–50 лет – 52,0% и 51–60 лет – 46,9% опрошенных). Категоричность молодых постепенно сменяется более гибким и мудрым отношением, которое приходит с жизненным опытом.


Безрукова О. Н., Самойлова В. А.
«Ненужные» дети? Ценности родительства, права отцов и матерей в социокультурных установках россиян

По данным Доклада о деятельности Уполномоченного при Президенте Российской Федерации по правам ребенка в 2021 г., на начало 2022 г. на профилактическом учете в подразделениях по делам несовершеннолетних территориальных органов МВД России состояло 132,7 тыс. граждан, имеющих на иждивении детей и не исполняющих и (или) ненадлежащим образом исполняющих обязанности по их содержанию, обучению и воспитанию.

Значительное число этих родителей не работали (77,5 тыс.), употребляли спиртные напитки (83,7 тыс.) и наркотики (3,3 тыс.), 16,5 тыс. имели судимость. На профилактический учёт поставлено почти 92 тыс. неблагополучных родителей. Такие ситуации возможны при истощении нравственных основ семейного образа жизни, обеднении ценностей детей и родительства. Очевидно, у многих родителей не сформирована культура семейной жизни, недостаточно внутренних ресурсов, чтобы справляться с имеющимися проблемами. Кроме того, велики риски бедности и маргинализации семей в отсутствие постоянной работы, востребованного образования, достойного жилья. До сих пор не создана комплексная и разветвленная система профилактики семейного неблагополучия, недостаточно структур социальной поддержки семей и матерей в кризисной ситуации, отсутствует целенаправленная работа с мужчинами и отцами по формированию ответственного и вовлеченного отцовства, наблюдается дефицит профилактической работы с отказами от новорожденных, не проработаны альтернативные механизмы сохранения здоровья и жизни детей – анонимные роды, «безопасные прибежища», бэби-боксы.

<...>

Обобщенная установка по отношению к матерям-отказницам, отраженная в формулировке «нормальная мать не откажется от своего ребенка», характерна для большинства опрошенных – 88,9%. Это ожидаемое проявление нормативности общественного сознания и восприятия отказов как социальной девиации.

Противники бэби-боксов более непреклонны в следовании этой норме – 95,0%, десятая часть сторонников с ней не согласна и проявляет более гибкую позицию. Подавляющее большинство также считает, что «можно всегда найти какой-то выход, но не отказываться от своего ребенка», – 89,1%, причем убежденность в этом противников выше, чем сторонников (94,1 против 87,6%). С одной стороны, отметим конструктивность такой установки, с другой – а всегда ли есть для этого необходимые ресурсы и можно ли их найти без посторонней помощи?

Осуждающее отношение к матери-отказнице отражено в формулировке «не может быть никакого оправдания матерям, оставляющим своих детей». Согласны с этим утверждением 54,6%. В то же время более трети – 35,8% – проявляют готовность к участию и состраданию: «матери, оставляющие своих детей, заслуживают сострадания и участия».

Эти эмоционально нагруженные суждения отражают противоположные позиции, хотя и не полностью дихотомичны. В первом случае это резкое обвинение, проявление гнева и неприятия, во втором сострадание, а также поддержка, участие, которые оправдания как необходимого условия не предполагают. Как точно выразился один из участников фокус-групп, «осуждения заслуживает поступок матери, а саму ее нужно пожалеть и ей помочь». Если первая установка отражает недифференцированное эмоциональное восприятие данного явления, вторая предполагает необходимость более внимательного отношения к ситуации, ее причинам, возможностям исправления.

Ананьева О.А., Татаренко М.К. 
 Поддержка женщин в политике: роль оправдания гендерной системы, восприятия гендерного неравенства и сексизма

Одно из потенциальных объяснений, почему гендерное неравенство сохраняется и традиционные взгляды на гендерные роли остаются неизменными и превалирующими даже в современных обществах, предлагается в теории оправдания системы, которая постулирует склонность людей к одобрению, поддержке и защите существующего статус-кво, в том числе и в отношениях между представителями разных гендерных групп.

Система отношений между мужчинами и женщинами зафиксирована в гендерных стереотипах и ожиданиях, которые описывают, как женщины и мужчины должны выглядеть, чувствовать и вести себя, а также какие социальные роли должны выполнять. Сохранение и поддержка данной системы возможны благодаря распространению представлений о том, что приписываемые мужчинам и женщинам качества и роли обоснованы и справедливы, так как отражают биологически заложенные различия между полами.

Исследования демонстрируют, что и мужчины, и женщины склонны оправдывать гендерный статус-кво. При этом мужчины оправдывают систему, потому что это помогает им сохранять свой высокий социальный статус, заданный гендерными стереотипами. В случае женщин оправдание гендерной системы связано с преувеличением легитимности устоявшейся системы отношений, интернализацией подчиненного статуса и искаженного восприятия и заниженной оценкой того, на что человек может претендовать по праву. Так, например, исследования показывают, что вне зависимости от качества исполнения идентичной работы женщины назначали себе меньшее вознаграждение по сравнению с вознаграждением, которое они назначали мужчинам.

При этом и для мужчин, и для женщин высокий уровень оправдания системы сопровождается преуменьшением воспринимаемой гендерной дискриминации. Данная тенденция может быть связана с тем, что оправдание системы укрепляет веру в естественную природу гендерного неравенства и, следовательно, в справедливость распределения ролей между представителями разных гендерных групп. В свою очередь восприятие неравенства как справедливого и легитимного, в целом, увеличивает его принятие, что в конечном счете приводит к восприятию его уровня как незначительного. Таким образом, оправдание гендерной системы снижает воспринимаемое гендерное неравенство и, как следствие, может препятствовать поддержке действий и инициатив, которые бы уменьшали гендерный дисбаланс в определенных сферах жизни, например, в политике.

Согласно теории оправдания системы готовность поддерживать статус-кво усиливается, если возникает внутренняя или внешняя угроза существующему порядку. Основным источником угрозы гендерной системе является нарушение гендерных норм и стереотипов, а также отступление от традиционных гендерных ролей (например, когда женщина претендует на высокий пост в стереотипно «мужской» сфере, такой как политика). Элизабет Браун и Аманда Дикман обнаружили, что присутствие хотя бы одной женщины на политической арене вне зависимости от ее политического успеха ведет к усилению оправдания существующей гендерной системы через восприятие ее легитимности (значимо сильнее среди мужчин по сравнению с женщинами) и справедливости (одинаково значимо как среди женщин, так и мужчин). В целом угроза стабильности гендерной системы в силу отступления женщин от предписанных гендерных ролей приводит к негативным последствиям для «нарушительниц», среди которых занижение оценок их компетентности, преувеличение их «непривлекательности», сокращение социальной поддержки, а также неравномерное продвижение на лидерские позиции. В сфере политики женщинам, которые стремятся занимать высокие посты, приписываются типично мужские черты, такие как стремление к власти и низкая теплота, что воспринимается как отклонение от стереотипа и приводит к их меньшей политической поддержке.

Таким образом, оправдание гендерной системы позволяет людям поддерживать представление о справедливости и легитимности предписанных гендерных ролей, что, в свою очередь, снижает воспринимаемое гендерное неравенство, а также способствует негативному отношению к любым действиям и инициативам, нарушающим гендерный статус-кво.

После выхода книги «Немые слёзы» мне задавали вопрос о том, часто ли приходится сталкиваться в моей практике с мужчинами, страдающими от своих партнёрш. Не сразу удалось узнать, что существует достаточно мощное течение в современной российской общественной мысли, которое утверждает, что мужчины становятся жертвами домашнего насилия так же часто, как и женщины.

И тут мне становится очень интересно: где скрываются все эти несчастные мужчины? Нам говорят, что они никому не признаются, что с ними происходит, потому что очень стыдятся. Но ведь и женщины, находящиеся в ситуации домашнего насилия, стыдятся того, что с ними делают мужья, и до последнего терпят, лишь бы сохранить красивую картинку любящей семьи.

Нам говорят, что женщины распускают руки даже чаще, чем мужчины – но каким-то непостижимым образом это остаётся скрыто и от соседей, и от друзей и сотрудников мужей и жён, и от врачей, оказывающих помощь пострадавшим от побоев. Почему те, кто занимается статистикой правонарушений, этого не видят? А видят они то, что жертвами рукоприкладства в семье в подавляющем большинстве – до 75 % случаев – становятся женщины. Но когда речь идёт о супружеском насилии, их доля достигает 91 %. Основываясь на статистике и на собственном опыте, я позволю себе употреблять слова именно так, как употребляю.

В моей практике неоднократно встречались мужчины, претерпевшие психологическое насилие от своих матерей, но от партнёрш – ни разу.


Светлана Морозова
координаторка очных консультаций Независимого благотворительного Центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сёстры»

После пережитого ДТП женщины в большинстве случаев (96,3%) наблюдали у себя нарушения в эмоциональной сфере, так по сравнению с мужчинами они в 3 раза чаще сталкивались с бессонницей, возвращением картины аварии. Описывая свои переживания после ДТП, водители-мужчины в 70,3% случаев говорили, что испытывали раздражение, а среди женщин таких было только 18,5%.

Результаты, по методике Лазаруса, также показали значимые различия между водителями-мужчинами и водителями-женщинами в способах совладания со стрессом в ситуации ДТП.

Как видно из полученных данных, женщины чаще выбирали копинг-стратегии — «поиск социальной поддержки» и «позитивную переоценку», а мужчины чаще прибегали к неконструктивным стратегиям, таким как «конфронтация» и «бегство». Неслучайно, именно водители-мужчины часто теряют контроль и самообладание в ситуации аварии и проявляют агрессию по отношению к другим водителям. Не исключением является и бегство с места аварии, часто связанное с желанием скрыть алкогольное опьянение.

Водители-женщины значимо отличались от водителей-мужчин в пяти из восьми стратегий совладания со стрессом в ситуации ДТП. Так, женщины-водители реже прибегали к «конфронтации» и «бегству», в то же время они меньше использовали «планирование решения проблем», обращаясь, прежде всего, к «поиску социальной поддержки» и «позитивной переоценке».

Результаты показали, что 96,3% водителям-женщинам помогали справляться с последствиями ДТП родные и близкие, 25,9% обращались за помощью к специалистам — врачам и психологам и только 3,7% справлялись с последствиями самостоятельно. В то же время 75,7% водителей-мужчин утверждали, что не обращались за помощью и самостоятельно пытались справиться с возникшей ситуацией, лишь 24,3% обращались к родным и только 5% — к специалистам. В нашем исследовании подтвердился тот факт, что мужчины реже обращаются за профессиональной помощью, но при этом не отрицают наличие у себя психологических последствий, связанных с аварией.


Гранская Ю.В., Пономарева В.И.
Совладание со стрессом водителей-мужчин и водителей-женщин в ситуации дорожно-транспортного происшествия

Популярный в послевоенные десятилетия в американских пригородах дом в стиле ранчо изменил представление о планировке и превратил кухню в центр всей повседневной жизни. В предшествующий период домашние кухни были маленькими и располагались в задней части дома, чтобы сохранять тепло, а также ограждать от шума и запахов остальную часть дома. Но с конца 1940-х гг. кухня заняла важную часть помещения. Она проектировалась с большими окнами, выходящими во двор и на проезжую улицу. Именно в 1950-е гг. кухня стала неотъемлемой частью внутреннего жилого пространства американского жилища. Двери из кухни вели обычно в прачечную и гостиную. Проектировщики подчеркивали тем самым, что женщина может «управлять всем домом» из центрального места, а именно — кухни.

Как часть женского и общесемейного пространства внутри дома, кухня ныне представлена в рамках экспозиции очень детально. Здесь можно увидеть бытовую технику фирмы «General Electric» 1950-х гг. — холодильник, плиту, печь, посудо-моечную машину. Кухонный гарнитур умышленно сделан частично со стеклянными дверцами, чтобы посетители могли увидеть посуду, которую домохозяйки ежеднев-но ставили на стол в те годы. Открыв сами холодильник, посетители музея (пред-ставители разных поколений) могут увидеть повседневный рацион американской семьи 1950-х гг.

Еще одно важное место пространства женской повседневности внутри дома — детская комната. Из предметов мебели в ней детская кроватка, большой игрушечный камин (вероятно, сделанный собственноручно родителями), комод. На информационном стенде, стилизованном под покрывало на детской кроватке, рассказывается о поколении «бэби-бумеров», рожденных между 1946 и 1964 гг., и достигших совершеннолетия в период «невероятного процветания» США. К 1964 г. они составляли уже почти 40% населения страны. После Второй мировой войны американское общество реагировало на демографический подъем трансформациями повседневной жизни. Так, например, упомянутая в информационном контексте экспозиции книга Б. Спока «Ребенок и уходе ним» 1946 г., характеризуется как пропаганда новых, «революционных» тактик воспитания детей. Перечислены наиболее популярные детские имена времен бэби-бума 1950-х гг. — на первом месте там Джеймс и Мэри.

В ванной комнате создатели экспозиции поместили около раковины электрический фен и плойку — новинки 1950-х гг., ставшие атрибутами женской повседневности того времени. Дизайнеры 1950-х гг. использовали яркую и жизнерадостную цветовую палитру, отражавшую оптимистический взгляд потребителей. Ванные комнаты, если следовать экспликации экспозиции «Потребительский бум 1950-х», стали тогда согласованными по цветовой гамме с остальным убранством дома. Раковины, унитазы, ванны, даже мыло и туалетная бумага стали производиться разных цветов (и этой теме посвящена отдельная часть экспозиции — «Чудесный мир цвета»). В экспозиции представлены два излюбленных цвета американских домохозяек «Ming Green» и «Regency Blue», однако самым популярным назван «First Lady Pink» (розовый Первой леди), получивший свое название в честь М. Эйзенхауэр, пристрастившейся к нему.

В небольшой комнате между кухней и гаражом размещалась стиральная и сушильная машины — средства бытовой техники, которые массово распространялись в США в послевоенные десятилетия, облегчавшие женский домашний труд, освобождавшие часть времени домохозяек для занятий с детьми, общения с подругами и саморазвития. С другой стороны, в историко- культурном контексте бытует мнение о том, что массовое производство бытовой техники решало задачу подведения уровня организации быта и домашнего пространства к определенному стандарту, видимому для соседей. О саморазвитии женщин в этот период говорить было сложно. Как следствие, в обществе разразилась дискуссия о недовольстве домохозяек американских пригородов своей повседневной жизнью, и начало тем спорам положила, конечно, «Загадка женственности» Бетти Фридан.


Жидченко А. В.
Пространство повседневности жительниц американского пригорода 1950-х гг. в современной музейной экс-позиции (по материалам музея округа Джонсон, Штат Канзас)

Изучение зоологии заставляло меня чувствовать себя жалкой неудачницей. Не потому, что мне нравились пауки и я получала удовольствие от препарирования мертвых существ, найденных на обочине дороги, или могла с удовольствием покопаться в экскрементах, чтобы выяснить, что ело животное, оставившее их. У всех моих сокурсников были в той или иной степени похожие интересы, так что мне не было неловко за мои. Нет, меня беспокоил мой пол. Быть женщиной означало заведомо потерпеть поражение.

«Самку эксплуатируют, и фундаментальной эволюционной основой эксплуатации является тот факт, что яйцеклетки крупнее сперматозоидов», – написал мой преподаватель в колледже Ричард Докинз в своей эволюционной библии-бестселлере «Эгоистичный ген».

Согласно зоологическому закону, нас, производительниц яйцеклеток, предали собственные же большие гаметы. Наши предки вытянули короткую соломинку в первобытной лотерее жизни, и с тех пор генетическое наследие вкладывается в богатые питательными веществами яйцеклетки, а не в миллионы подвижных сперматозоидов. Будто женщины обречены вечно играть вторую роль в произведениях с разделенными полами, где главный герой всегда эдакий мачо.

Меня учили, что это, казалось бы, тривиальное неравенство половых клеток заложило железные биологические основы полового неравенства. «Другие различия между полами можно интерпретировать как вытекающие из этого базового, – пишет Ричард Докинз. – Эксплуатация женщин начинается здесь».

Самцы животных ведут безбашенную и свободную жизнь. Они сражаются за лидерство или за право обладания самкой и кувыркаются со всеми подряд, ведомые биологическим зовом распространить свое семя как можно больше. Они социально доминируют – там, где верховодят самцы, самки покорно им подчиняются. Изначально роль особи женского пола заключалась в том, чтобы быть самоотверженной матерью, причем любые материнские усилия считались одинаковыми: ни одна из нас не имела никаких конкурентных преимуществ. А секс был скорее обязанностью, чем проявлением желания.

Что касается эволюции, то именно мужчины были за рулем машины перемен. Женщины же могли прокатиться благодаря общей с мужчинами ДНК, да и то если обещали вести себя тихо и мирно.

Как студент, изучающий эволюцию яиц, я не видела своей роли в этом ситкоме о половых ролях пятидесятых годов. Была ли я каким-то отклонением от женской нормы? Ответ, к счастью, меня порадовал.

Биология полнится сексистскими мифами, из-за которых наше восприятие самок животных сильно искажено. В мире природы женские типы и роли значительно варьируются, охватывая интереснейший спектр анатомии и поведения. Да, среди них есть «любящая мать», но еще есть птица якана, которая бросает свои яйца и оставляет их на воспитание гарему самцов, которым наставила рога.

Самки могут хранить верность, но только 7 % видов сексуально моногамны, что означает наличие огромного количества самок-донжуанок, ищущих секса с разными партнерами.

Не у всех видов животных любой ценой доминируют самцы; в разных классах в результате эволюции появились альфа-самки, и их манера доминировать варьируется от доброжелательной (бонобо) до жесткой (пчелы). Самки могут конкурировать друг с другом так же ожесточенно, как и самцы: антилопы топи свирепо сражаются своими огромными рогами за доступ к лучшим самцам, а матриархи сурикатов – самые кровожадные млекопитающие на планете, убивающие детенышей своих конкуренток и подавляющие таким образом их размножение. Есть еще «роковые женщины»: самки пауков-каннибалов, которые пожирают своих любовников после или даже до полового акта, и ящерицы-лесбиянки, потерявшие потребность в самцах и размножающиеся путем партеногенеза.


Люси Кук
Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных

Причины феминизации государственного аппарата в целом не отличаются от причин феминизации других сфер народного хозяйства. Главной из них выступает низкая, по мужским меркам, оплата труда. Для гражданской службы низкая оплата труда на должностях, например, обеспечивающих специалистов, усугубляется «бумажным» характером самой деятельности, большим объемом рутинных операций, требующих усидчивости, дисциплинированности и исполнительности.

Феминизация кадров государственных органов предстает в литературе как «противоречие между «количественным» перевесом женщин на государственной гражданской службе и «качественной» востребованностью на ней мужчин». При анализе гендерной пирамиды власти, сложившейся в государственном аппарате, акцентируется факт того, что женщины недостаточно представлены на уровне принятия ключевых решений, позициях министров, дипломатов, руководителей агентств, ведомств, департаментов и т.п.

<...>

Из-за малого представительства мужчин на низовых уровнях гражданской службы женщинам приходится конкурировать между собой, это подрывает основы групповой солидарности, которая в группе женщин как большой социальной группе и так ниже, чем у мужчин. В результате женщины, сделавшие карьеру, оказавшись на вершине управленческой иерархии, не особенно поддерживают карьерные устремления других женщин, видя в них соперниц, а не соратниц.

Т. Бендас выделяет более 20 неблагоприятных признаков гендерных отношений в деловых взаимодействиях. В частности, «отсутствие сочувствия к женщинам со стороны других женщин, добившихся успеха; стремление женщин доказать свою компетентность и полезность организации как защитная стратегия на угрозу возможного увольнения; необходимость, вынуждающая женщин прибегать к манипулированию, принижению себя, чтобы заставить мужчин работать; осуждение женщины-менеджера со стороны близких и друзей; предпочтение подчиненными мужчины в роли босса; навязывание женщинам маскулинного делового стиля (оценка их эффективности по мужским критериям».
Понимая все это, женщины не особенно стремятся к должностной карьере, в результате кадровый потенциал гражданских служащих недоиспользуется.

Итак, государство получает политические, экономические и профессионально-деятельностные дивиденды от занятости женщин на гражданской службе, которые заметно перевешивают «минусы», большинство из которых может быть компенсировано грамотной (гендерно ориентированной) работой кадровых служб государственных органов.

Однако «плюсы», порождаемые привлечением женщин на гражданскую службу, могут быть утрачены в ближайшем будущем из-за цифровизации государственного управления. Цифровые технологии уже затронули гражданскую службу, наглядный пример - создание портала «Государственные услуги». Цифровизация ведет к отмиранию технических, вспомогательных и обеспечивающих должностей и, следовательно, к сокращению численности государственного аппарата. Эти сокращения коснутся в первую очередь женщин, которые составляют абсолютное большинство гражданских служащих, замещающих эти должности. Напомним, что 86 % обеспечивающих специалистов – это женщины.


Кашина М. А.
Занятость женщин на российской гражданской службе: баланс последствий для семьи и государства

Такое демонстративное поведение близко к демонстративному потреблению в самом его деструктивном виде, когда обесценивается то, что прежде было бесценно (человеческие отношения, семья, любовь, дети, духовность и др.), поскольку такого «успешного» мужчину зачастую совершенно не волнуют то, как скажется на психологическом состоянии семьи (первой жены и детей) решение о «расширении» состава семьи. Однако необходимо принимать во внимание и тот факт, что «вторые жены» есть не только у состоятельных, но и не очень в материальном плане обеспеченных мужчин. Что же мотивирует эту категорию мужчин к принятию решения о полигамии? Полагаем, причина кроется все в том же стремлении продемонстрировать свою успешность, видимость материального благополучия путем подражания поведению обеспеченных мужчин, имеющих возможность позволить себе не одну жену.


Верещагина А. В., Загирова Э. М.
Многоженство в Дагестане в оптике общественного мнения

Стоит оговориться, что достоверной статистики многоженства и его динамики в России и ее отдельных регионах нет. Таковая не ведется, и на это обращают внимание все исследователи данного явления, однако имеющиеся сведения в работах отдельных авторов, ссылающихся на опыт общения с духовными лидерами регионов распространения многоженства, а также эмпирические замеры, в том числе сетевого пространства ], позволяют сделать вывод о степени распространенности многоженства в современной России, и в Дагестане в частности.

<...>

Результаты нашего исследования подтвердили результаты других авторов в том, что в массовом сознании жителей Дагестана превалирует негативная оценка многоженства.

Полученный эмпирический материал показывает, что треть дагестанцев отрицательно относятся к многоженству с аргументацией о разрушительном влиянии данного явления на семью, ибо «не каждая женщина согласится с желанием своего мужа иметь “вторую жену”».

Анализ по социально-демографическим признакам показывает наличие отличий во мнениях респондентов: так, среди женщин в два раза больше разделяющих данный тезис (42,5%) по сравнению с мужчинами (21,5%), а с возрастом увеличивается доля отрицательно характеризующих институт многоженства с 25,5% в разрезе «до 20 лет» до 37,1% «старше 50 лет». Впрочем, такая же картина прослеживается и по уровню образования: чем он выше, тем больше количество респондентов, обозначающих угрозу многоженства традиционному институту семьи, – 26,7% со средним, 25% – средним специальным и 34,6% – высшим образованием.

В группе верующих (одна треть) доля отрицательно характеризующих многоженство меньше при сопоставлении с группой неверующих (42,3%). Различие мнений фиксируется и при анализе ответов респондентов в зависимости от их семейного положения: состоящие в браке и не связанные брачными узами негативнее настроены в отношении многоженства (каждый третий), в подгруппе разведенных доля таковых заметно меньше (19,4%).

С заметным отрывом от предыдущей, отрицательной позиции располагается
положительная оценка института многоженства при условии, что «мужчина не уходит из “первой” семьи и ее обеспечивает» (21,1%). Эту точку зрения разделяет 27,4% мужского населения Дагестана; среди женщин таковых существенно меньше (16,1%). Анализ показывает, что материальное благополучие является «оправданием» многоженства для одной четвертой части респондентов в возрасте 20–50 лет, 19,6% – старше 50 лет, для каждого пятого, состоящего и не состоящего в браке.

С небольшой разницей на третьей позиции расположился положительный вариант ответа относительно многоженства, но здесь для опрошенных принципиальное значение имеет базовое положение ислама, который допускает многоженство (19,7%). По гендерной принадлежности данную точку зрения разделяет больше мужской подмассив опрошенных (28,8%), нежели женский (13,0%). Анализ материалов опроса по другим параметрам показывает, что доля апеллирующих к мусульманству больше в возрастной подгруппе «20–35 лет», имеющих среднее образование и обозначающих свое отношение к религии как «верующие» (одна четвертая часть), в когорте находящихся в браке (каждый пятый).

Отрицательное отношение жителей Дагестана к многоженству наблюдаем у 17,6%, считающих, что «под многоженством пытаются прикрыть безнравственность». Среди них существенно больше колеблющихся и неверующих (каждый третий), женщин (25% против 7,4% мужчин), респондентов в возрасте 35 лет и старше, а также тех, кто имеет высшее образование и проживает в городской местности (одна пятая часть).

Более негативное отношение со стороны женщин к многоженству, нежели мужчин, связано с тем, что для последних полигамная стратегия стала отчасти и данью моде: ссылаясь на ислам, «преуспевающие» мужчины решают обзавестись «второй», а иногда и «третьей» женой, демонстрируя таким образом свой социальный успех.

Элизабет Уайт, Джоанна Слива
Фальшивая графиня: она обманула нацистов и спасла тысячи человек из лагеря смерти

Несколько десятилетий после окончания Второй мировой войны исследователи и общественность практически не проявляли интереса к деятельности еврейских женщин в период Холокоста и вообще к борьбе женщин против нацистской Германии в рамках Сопротивления или разведывательной работы. Функ сообщил Барри, что в своих попытках опубликовать мемуары Янины он отправлял их знаменитому историку Холокоста в США. Тот, хоть и нашел мемуары интересными, счел, что опыт одной женщины, пережившей Холокост, не заслуживает специальной публикации. В те времена исследования Холокоста только зарождались, и историки были сосредоточены в основном на действиях и мотивах нацистских преступников. С тех пор фокус исследований расширился, и реакция еврейских женщин на нацистский геноцид стала важной областью изучения. В XXI веке вспыхнул всеобщий интерес к историям женщин, боровшихся с нацистским режимом и помогавших спасать его жертв. Рассказывая историю Янины, мы упоминаем подвиги других польских женщин, рисковавших своими жизнями, деятельность которых пересекалась с той, что вела героиня.

Также через графа Скжинского Янина получила должность в польском Главном опекунском совете, известном также по аббревиатуре ГОС. Немцы не позволяли ГОС оказывать поддержку всем гражданам Польши – только этническим полякам. В Люблине и окрестностях ГОС поддерживал сотни тысяч поляков, согнанных с их земель, лишившихся собственности и средств к существованию и выживавших на голодных пайках, либо согнанных в концлагеря и тюрьмы. Совет обеспечивал их крышей над головой, пищей, лекарствами и одеждой в основном благодаря жителям Люблина, которые и сами терпели лишения и голодали в результате политики, проводимой Германией. Их вклад позволял Янине кормить тысячи заключенных в Майданеке, доставляя тонны хлеба и сотни литров супа в лагерь на практически ежедневной основе. Ни в одном другом лагере подобной программы не существовало.

Вторая мировая война и Холокост породили множество вдохновляющих историй о бесстрашных и бескорыстных героях, сражавшихся с нацизмом и спасавших его жертв. Самые известные из этих историй происходили в Польше. Немецкому промышленнику Оскару Шиндлеру посвящены книга Томаса Кенилла и фильм Стивена Спилберга, повествующие о том, как он, рискуя собственной жизнью, потратил все состояние на спасение 1200 еврейских рабочих своих предприятий. Про семью смотрителя зоопарка, Яна и Антонину Забрински, спрятавших около трехсот евреев и польских бойцов Сопротивления на территории зоопарка, написана книга Дианы Акерман и снят фильм Ники Каро «Жена смотрителя зоопарка». Еще больше книг и фильмов посвящается польке Ирене Сендлер, социальному работнику, которая выносила еврейских детей из варшавского гетто и передавала в семьи и религиозные учреждения[3]. Книги и фильмы повествуют о невероятном мужестве и подвигах таких участников Сопротивления, как братья Бельские из воспоминаний Нехамы Тек и фильма Эдварда Цвика «Вызов», а из недавнего – о «девочках из гетто» в «Свете грядущих дней» Джуди Баталион.

История Янины уникальна. Она была еврейкой и спасала неевреев в эпицентре самой масштабной операции Холокоста по массовым убийствам. Она была свидетельницей начала «Операции Рейнхард» – кровавой депортации в лагерь смерти Белжец 30 тысяч люблинских евреев – и стала одной из первых поляков, увидевших ее апокалиптический конец с массовым расстрелом в Майданеке и двух других лагерях 42 тысяч заключенных. Пять раз в неделю она являлась в Майданек, где убивали и пытали ее соплеменников, зная, что и ее тоже ждут пытки и смерть, если эсэсовцы узнают о ее тайной деятельности или настоящей личности. Раз за разом она вступала с убийцами в переговоры, чтобы иметь возможность помогать их жертвам, и выходила победительницей: основываясь на военных архивах, можно утверждать, что она договорилась об освобождении из концлагерей минимум 9707 поляков – 4431 из Майданека. Еще большему количеству узников она спасла жизнь своими поставками продовольствия и лекарств. Невозможно сказать точно, сколько людей обязано жизнью усилиям Янины, но это наверняка пятизначное число.

Травма оказывает нейробиологическое воздействие, которое напрямую влияет на непосредственную и долгосрочную реакцию человека, пережившего травму, на травмирующее событие или обстоятельства. Нейробиологические теории травмы доминируют в области знаний о травме, обеспечивая бесценное понимание возможных реакций на травму и наилучших способов предоставления услуг лицам, пережившим травму. Это понимание может помочь субьектам права понять, почему то, что на первый взгляд может показаться неожиданной или даже «контринтуитивной» реакцией человека, пережившего травму, на самом деле является поведением, которое полностью соответствует воздействию травмы на мозг и нервную систему.

При обнаружении угрозы активируется защитная схема мозга. Как только это происходит, мозг, если он не обучен иному, автоматически переключается на защитные реакции: дерись, беги или замри. Фактически, «замри» - это самая распространенная реакция на травматическое событие. Когда активируется защитная схема, выделяемые химические вещества могут нарушить работу префронтальной коры головного мозга, что приводит к быстрой и резкой потере способности рассуждать, решать проблемы, планировать и помнить о том, что с нами произошло. Активация защитных схем происходит автоматически и, зачастую, подсознательно, то есть без сознательной фиксации угрозы.

На практике это означает:

1. Обычно люди, пережившие травму, замирают, а не убегают или сопротивляются во время травмирующего события, поэтому мы не должны возлагать надежды на то, как человек отреагировал во время травмирующего события.

2. Пережившие травму могут не знать или не в состоянии обьяснить, почему они отреагировали именно так, как отреагировали, поэтому не следует просить их обьяснить или оправдать свою реакцию.

3. Способность жертв принимать решения, включая заявление о нападении, обращение за медицинской помощью или в сети поддержки, может быть сильно нарушена, поэтому их суждения после нападения не должны ставиться под сомнение субъектами права или использоваться для подрыва доверия к пострадавшему.

Знание этих распространенных реакций мозга и нервной системы на травму может помочь юристам понять, какие вопросы не следует задавать пострадавшим. Обвиняющие вопросы о немедленной реакции или суждениях пострадавшего после травматического события не только необоснованны, но и могут повторно травмировать. Подобные вопросы могут усугубить чувства вины и самобичевания, которые испытывают люди, пережившие травматическое событие, и поэтому представляют собой форму обвинения жертвы.

Поскольку многие жертвы сами не знают, какое воздействие травма оказала на их мозг и нервную систему, такие вопросы могут также загнать пострадавших в угол и заставить их предложить объяснения своего поведения, которые, если их оспорить, подрывают доверие к ним, обесценивая их показания и, возможно, оказывая влияние на установление истины в ходе судебного разбирательства.


Психологическая травма: руководство по травма-информированной юридической практике для юристов, работающих со взрослыми жертвами нарушений прав человека, 2022

Многие исследовательницы, изучающие социальные политики и частные практики заботы о детях, говорят об исключительной важности создания условий для озвучивания сложностей, связанных с появлением ребенка. Американская социолог Каролин Гатрелл в книге «Трудная работа», посвященной современному родительскому труду в ситуации массовой профессиональной занятости, опрашивала замужних женщин, делавших карьеру до появления детей. Для большинства новых матерей, согласно ее исследованию, настоящим шоком оказываются серьезные изменения, происходящие в жизни с расширением семьи. Так, только 36 % принявших участие в опросе спустя 5 месяцев после рождения ребенка оценили состояние своего здоровья как удовлетворительное. Участницы опроса признавались, что переживали усталость, обострение хронических заболеваний и симптомы клинической депрессии, но считали, что «это в порядке вещей», и не обращались за помощью, игнорируя плохое самочувствие, чтобы продолжать выполнять материнскую работу.

Собственные интересы у женщин, растящих детей, чаще всего отодвигаются на задний план, размещаясь после интересов всех членов семьи, пишет исследовательница. Героини Гатрелл наделяют свои семьи исключительной ценностью, но это, по их признанию, не означает, что они желают всю оставшуюся жизнь посвящать удовлетворению чужих нужд и готовы отказаться от профессиональных идентичностей, которые зарабатывались годами. Маурин O’Доуэрти, исследуя нарративы женщин, переживающих послеродовую депрессию, пришла к выводу о том, что это расстройство является результатом неудачной попытки совпасть с идеалом «хорошей матери» и недостатка информации о проблемах, связанных с утратой прежнего образа жизни.

Безусловно, забота о детях может быть мобилизующим фактором, нести персональное развитие, радость и удовлетворение. Однако новейшая репродуктивная культура выдвигает беспрецедентные требования к родителям. Современные матери часто оказываются зажатыми между интенсивной заботой о членах семьи, растущими стандартами в профессиональной сфере и репрессирующей идеологией «хорошей матери», ведущей к замалчиванию сложностей.


Анна Шадрина
Дорогие дети: сокращение рождаемости и рост «цены» материнства в XXI веке

Как показала исследовательница Зохар Шавит в своей известной монографии «Поэтика детской литературы», бинарность поведения положительных и отрицательных героев в детской литературе необходима для утверждения ценностей среднего класса. В «Тимуре и его команде» положительная модель «братской» маскулинности среднего класса контрастирует с негативной моделью маскулинности, представленной квакиным и его «шайкой». Эти дачные хулиганы курят, грубят, бездельничают, воруют фрукты из соседских огородов, ломают забор, задирают и бьют слабых, постоянно дерутся друг с другом, играют в карты, используют ненормативную лексику и явно не соответствуют идеалу поведения «нового человека». Невежество квакинцев принимает комическую окраску, когда они принимают слово «ультиматум» за ругательство. Своим поведением, жестами, одеждой и языком квакинцы демонстрируют полное отсутствие «культурности» среднего класса, несовместимое с нормативной маскулинностью тимуровской команды. Тимуру предсказуемо предстоит проучить и «перековать» шайку, и во время своей конфронтации с ее атаманом квакиным он показывает неадекватность хулигана для роли героя-лидера: «ступай... Ты смешон. Ты никому не страшен и не нужен. теперь все кончено. Ни им с тобою, ни тебе с ними больше делать нечего». В конце повести Тимур достигает своей цели: своим примером он завоевывает уважение квакинцев и открывает им глаза на положительный образ маскулинности.

Таким образом, в свете социальных практик и гендерной динамики предвоенной эпохи «Тимур и его команда» конструирует тип новой маскулинности и исключает гендерное равноправие. Образ Жени отступает на второй план и функционирует как стимул для героических действий тимура, без покровительства которого все ее добрые намерения обречены на провал. Тимур несомненно вписывается в сталинскую модель маскулинности, подчеркивающую способность «нового» советского человека «сделать из себя, своих товарищей и социально "непродвинутых" личностей более совершенных советских людей, способных победить врагов, которых переделать невозможно».


Лариса Рудова
Маскулинность в советской и постсоветской детской литературе: трансформация Тимура (и его команды)

Какие же черты для подражания предлагает Гайдар молодому поколению советских читателей в своем герое? Прежде всего, важно подчеркнуть, что идеологическое значение образа Тимура усиливается фоном задач построения советского общества второй половины 1930-х гг., когда сталинский лозунг первой пятилетки «Техника решает все» заменяется новым сталинским лозунгом «Кадры решают все». В детской литературе Тимур как раз и становится примером «новых кадров», ролевой моделью нового типа руководителя-администратора, способного организовать ребят в сплоченный коллектив для помощи старикам и семьям военных, а также для борьбы с местными хулиганами. В свои двенадцать лет Тимур превращается из «маленького человека» в «большого» лидера, берущего на себя серьезную ответственность за благополучие жителей своего дачного поселка. Можно сказать, что повесть не оставляет сомнения в том, что с таким героем, как Тимур, страна может спать спокойно, без страха за будущее.

<...>

Помимо таких традиционных аспектов «культурности», как вежливость, организованность, хорошие манеры, немногословность, сдержанность и т. д., Тимур также наделен «рыцарским» отношением к Жене, которая надеется стать членом его команды. Необходимо заметить, что эта последняя характеристика «культурности» Тимура неоднозначно скрывает сексизм, свойственный системе ценностей мужского братства, в котором женщины — это прежде всего «слабый пол». Несмотря на то, что Женя старается вести себя «как мальчишка» и постоянно получает за это упреки от своей старшей сестры ольги: «она залезла на крышу, спустила через трубу веревку. я хочу взять утюг, а он прыгает кверху <.> все на ней так и горит. Вечно она в синяках, в царапинах», тимуровцы при первой встрече настроены по отношению к ней враждебно: «Но плечом к плечу, плотной стеной ребята молча шли на Женю». Первое впечатление, которое она производит на мальчишек-тимуровцев и на читателя — некомпетентность, невежество, излишнее любопытство и глупость, то есть черты, которые традиционно ассоциируются с женским поведением.

Ей явно не место в мужском «братстве», и только благодаря романтическому увлечению и покровительству Тимура ее принимают в команду. Женина женская «слабость» постоянно контрастирует с маскулинной «силой» Тимура. с самого начала он берет ее под свою опеку: когда она засыпает у него на даче, он накрывает ее простыней, кладет ей под голову подушку, пишет ей объяснительную записку и посылает за нее телеграмму в Москву. когда ей плохо, он по-отечески утешает ее: «Женя, ты плачешь? я слышу... Ты плачешь. Не смей! Не надо! я приду скоро.». Как настоящий герой Тимур готов ради Жени на подвиг и посреди ночи мчит ее на мотоцикле в Москву, чтобы она успела повидаться с отцом. При этом Женина эмоциональность подчеркнуто контрастирует с мужской сдержанностью Тимура: он — прежде всего человек действия и никогда не открывает ей свои чувства.

Осенью 1922 г. Херсонский отдел народного образования направил меня в Одесскую школу слепых детей, где я пробыла до 1924 г. Попав в школу, я через некоторое время поняла, что там все учащиеся – слепые. На меня часто кто-нибудь натыкался, меня осматривали руками, спрашивали что-то. Я дичилась, много плакала и стремилась к зрячим людям. Старшие ученицы, воспитатели и педагоги старались всячески развлекать меня – водили гулять, дарили различные безделушки, бусы, ленты, ласкали и пробовали чему-нибудь научить. Заниматься со мной индивидуально никто не мог, а присутствовать мне в классе было бесполезно, ибо я не слышала того, что говорил учитель. Обращаясь ко мне, громко кричали мне в правое ухо: на левое я оглохла сразу же после болезни.

Через год после моего поступления в школу я окончательно оглохла и на правое ухо. Меня жалели, но ничем не могли помочь. Впрочем, меня водили к врачам, пытались лечить, поместили в детский санаторий, но все это было напрасно. По целым дням я просиживала в спальне в полном одиночестве.

Меня даже не брали в город на прогулки, потому что при окончательной утрате слуха у меня нарушилось равновесие и я не могла ходить без посторонней помощи.

Один одесский профессор, узнав, что в школе находится слепоглухая девочка, сообщил обо мне в Харьков профессору Соколянскому, который в то время был занят организацией учреждения для слепоглухонемых детей. В начале 1925 г. я была отправлена в Харьковскую клинику для слепоглухонемых.

С первых же дней моего поступления в клинику слепоглухонемых для меня началась совершенно новая, необычная жизнь. В то время в клинике было уже пять воспитанников. Нас окружили большой заботой, порядком, чистотой, к нам чудесно относились работники, и я едва ли ошибусь, если скажу, что наши воспитатели, педагоги и сам И. А. Соколянский любили нас не меньше, чем своих родных детей.

После того как я освоилась с новой обстановкой и привыкла к правильному, организованному образу жизни, со мной начали заниматься. Проф. Соколянский приступил к восстановлению моей устной речи, которая была нарушена после утраты слуха. Труды профессора увенчались успехом, и я снова стала владеть устной речью почти нормально. Конечно, я не могла слышать себя, не могла поэтому знать, как говорю. Но все, кто со мной разговаривал, ежеминутно поправляли меня, и мне никогда не разрешали (да и теперь не разрешают) напрягать голос и говорить громко.

Воспитываясь и обучаясь в Харьковской клинике, я закончила среднее образование и готовилась к поступлению в вуз заочно на литературный факультет и для этого еще в 1941 г. должна была переехать в Москву. Нападение фашистов на СССР помешало осуществлению моих намерений.

31 июля 1944 г. я прибыла в Москву, где меня встретили друзья, встретил и мой учитель И. А. Соколянский. Меня окружили вниманием и заботами, дали возможность продолжать учебу и работать.


Ольга Скороходова
Слишком темно и невыносимо тихо. Воспоминания слепоглухонемой. Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир

Родители мои были бедные крестьяне. Когда отца в 1914 г. угнали на войну, мать осталась единственной работницей в семье, состоявшей из братьев и сестер моего отца и больного дедушки. Мать много работала – батрачила у священника. Во всякую погоду, в осеннюю слякоть и в зимнюю стужу, она задолго до рассвета уходила далеко за реку, оставляя меня на попечение больного дедушки.

Но как ни тяжелы были первые годы моей маленькой жизни, они все же были моим «золотым детством» до того дня, как я заболела. Случилось это летом 1919 г., когда мне исполнилось пять лет.

И по сей день в моей памяти сохранились некоторые моменты болезни. Так, например, я помню, что у меня был сильный жар, мне чудились пожары, огненные бешеные собаки, которых я боялась и от которых стремилась убежать. Помню, однажды, когда я пришла в сознание, мать начала поить меня чаем с абрикосовым вареньем. Мне казалось, что я очень слаба, не хочу открывать глаза и поэтому ничего не вижу. Мать, которая все время ухаживала за мной (дедушка уже умер, остальные члены семьи отделились от нас, и мы с матерью остались вдвоем), я узнавала по прикосновениям, не открывая глаз. Но на этот раз мне захотелось глазами увидеть, где стоит варенье и какого оно цвета. Я открыла глаза – так мне казалось, – но не увидела, где стоит варенье, в чем оно и какого оно цвета…

Я болела долго, это я хорошо помню, потому что, когда начала выздоравливать, то заметила, что уже холодно; и в самом деле, уже наступила осень. Но не осень была страшна. Страшно было то, что уже ни для меня, ни для матери не было утешения – ослепла я совсем и почти оглохла… А в стране была разруха, шла гражданская война, и, конечно, мать никуда не могла определить меня. Правда, она делала, что могла, – возила меня к врачам в Херсон, но как глазные, так и ушные врачи только гладили меня по голове да сочувственно советовали матери не падать духом.

Отец не приезжал домой. Мать продолжала заниматься хозяйством, весной и летом трудясь в поле и на огороде, а осенью и зимой работая по найму. Обычно мать уходила из дома рано, и я, проснувшись, уже не находила ее в комнате; возвращалась она поздно вечером, когда я уже крепко спала. Таким образом, я была предоставлена самой себе; зимние дни проводила в хате, а летом играла в палисаднике под большим кустом сирени.

Как повлияла глухота на мою устную речь и на мое умственное развитие, об этом я не могла знать в то время. Можно лишь предполагать, что постоянное одиночество, беспомощность и почти полная изолированность от всего окружающего не слишком благоприятствовали дальнейшему умственному развитию, а также улучшению нарушенной глухотой устной речи. В таких приблизительно условиях проходила моя жизнь до зимы конца 1921 – начала 1922 г.

Вдруг мать заболела и вскоре совсем слегла в постель. Мне очень тяжело описывать этот период моей жизни. Я думала о том, чтобы кто-нибудь взял меня к себе, потому что мне – слепой и почти глухой слабой девочке – ухаживать за больной матерью было не под силу. Чем могла я ей особенно помочь? А болела мать, как я узнала потом, туберкулезом. Голодные годы гражданской войны дали себя почувствовать, и в нашей Белозерке начался голод. К весне у нас в хате не было ни одной картофелины, ни одной крупинки. Нам помогали, правда, соседи, но это была такая нерегулярная помощь, на которую особенно рассчитывать не приходилось. Я ослабела окончательно и не могла уже ходить, а мать умирала.

Как-то к нам зашла моя тетя. Картина, которую она увидела, до того поразила ее, что она немедленно унесла меня к себе – я была уже в полусознании от голода. Через несколько дней я узнала, что мать умерла…

В рассказе американской писательницы Сьюзан Гаспелл «Суд присяжных» происходит убийство: мужчина задушен веревкой в постели. Главный подозреваемый — жена убитого, миссис Райт, в девичестве Минни Фостер. Дело расследуют трое мужчин: шериф, окружной прокурор и друг. Они считают ее виновной, но не могут найти мотив.

«Все совершенно ясно, за исключением причины. Но вы же знаете, как присяжные относятся к женщинам. Если бы было что то определенное, что-то, от чего можно оттолкнуться, что можно связать с тем нелепым способом, которым было совершено убийство», — говорит окружной прокурор.

Мужчины отправляются в дом убитого искать улики. С двоими идут жены, чтобы собрать кое-какие вещи для находящейся в тюрьме Минни Фостер. Во время обыска мужчины смеются над вниманием своих жен к кухне Минни и к стеганому одеялу, которое та мастерила. Пока женщины рассуждают о том, собиралась ли Минни обшить или обвязать край одеяла, мужчины, считая подобную тему банальной, высокомерно заявляют:

«Их интересует только кухня», — говорит шериф.
«Поймут ли они, если увидят важную улику?» — раздраженно бормочет другой.
Трое мужчин оставляют женщин на кухне, а сами идут обыскивать комнаты в поисках доказательств.

Женщины тем временем замечают, что на кухне не все в порядке. Одна половина кухонного стола вытерта, а другая осталась неубрана. Сахарница открыта, а возле нее полпакета сахара. Миссис Хейл и миссис Питерс замечают, что половина одеяла простегана очень небрежно, а на второй стежки ровные и аккуратные. Им становится интересно, что заставляло Минни так нервничать. Когда они находят пустую птичью клетку, одна петля на которой оторвана, они задаются вопросом, откуда в этом тихом и спокойном доме возникла такая ярость?

Вспоминая Минни Фостер, миссис Хейл говорит: «Подумать только, она и сама была как птичка. Такая милая и симпатичная, но немного робкая, беззащитная. Как
же она изменилась!».
Когда они находят в корзине для шитья тело мертвой канарейки, завернутое в шелк, то им становится ясна причина, по которой Минни Фостер убила своего мужа. Представляя, каким кошмаром был для Минни брак, миссис Хейл говорит: «Нет, Райту бы не понравилась птица, существо, которое пело. А она ведь пела. Он и это уничтожил».

Вскоре мужчины возвращаются на кухню. Женщины заранее договорились ничего им не сообщать о своей находке. Продолжая подшучивать над женами, окружной прокурор спрашивает: «Она собиралась … как это у вас называется, дамы?» «У нас это называется обвязать, мистер Хендерсон».

«Обвязать» — прямой намек на способ убийства. Однако вся ситуация показывает соотношение мужских и женских способностей к поиску фактов и доказательств. Женское мировидение отсутствует с точки зрения мужчин, а если оно и существует, то о нем предпочитают не упоминать или говорят с пренебрежением. Мужское мировидение вот единственное истинное отражение реальности.

Рассказ С. Гаспелл показывает, как знание социально конструируется в мире, разделенном по гендерному принципу. В ее рассказе понимание женщин и их наблюдения не имеют ценности. Женщины не допускаются к поиску истины. Как бы выглядела истина, спросите вы, если бы взгляды женщин учитывались при сборе фактов и поиске доказательств? В каком мире живут женщины, и насколько этот мир влияет на их систему знаний? И, наконец, что мы знаем о женщинах?


М. Андерсен
Изменение системы высшего образования

Мария Ивановна Покровская — одна из ярчайших фигур российского феминизма. Биографические сведения о ней крайне скудны. Родилась Покровская, предположительно, в дворянской семье в 1852 году в городе Нижний Ломов Пензенской губернии, получила домашнее образование. В 1870 году она выдержала экзамен на звание домашней учительницы и какое-то время работала в начальной школе в городе Темникове Тамбовской губернии (1873–1876).

В 1876 году Мария Ивановна поступила на Женские врачебные курсы в Петербурге и в 1881 году закончила их. Ее путь в медицину был тяжелым. Судя по всему, она не имела ни моральной, ни материальной поддержки семьи и была вынуждена полагаться только на свои силы.

По окончании курсов Покровская получила место земского врача в Опочском уезде Псковской губернии. Это была удача. Но реальность оказалась жестче и грубее. В своих воспоминаниях она описала испытания, через которые ей пришлось пройти в провинции: предубеждения властей и горожан в отношении женщины-врача, корпоративное сопротивление местного медицинского сообщества [980]. Поддерживал ее только председатель городской думы Опочки, который благосклонно относился к идее общественного служения женщин и рассчитывал организовать подачу медицинской помощи бедному населению за счет женщин-врачей. Он не без основания полагал, что женщины в качестве новичков скорее согласятся на низкую земскую зарплату, нежели мужчины, и будут добросовестно трудиться.

Несмотря на самоотверженную работу (городской голова не ошибся в своих прогнозах) и рост профессионального мастерства, твердой почвы у Покровской под ногами не было. Ей приходилось в каждодневной борьбе доказывать свое соответствие врачебному званию. Она ощущала на своих плечах груз ответственности за всех женщин-врачей и перед всеми женщинами-врачами. «Я не только была врачом, но и пионером женщин на этой дороге…» — вспоминала она [981].

Члены городской управы не разделяли мнения своего председателя о женщинах-врачах и относились к ней с плохо скрытой враждебностью. Коллеги-мужчины перекладывали на нее всю низкооплачиваемую работу, против чего Покровская регулярно восставала. Все, что она делала, рассматривалось местным врачебным сообществом с подозрением и оценивалось заведомо негативно. То, что она не брала с бедноты деньги за визиты, считая, что за это ей платит земство, расценивалось как попытка доказать выгоды и преимущества женского труда.

Ее неопытность оборачивалась приговором, что «фельдшер может лечить лучше, нежели самая ученая женщина-врач», ее тщательность в постановке диагноза — «бабским страхом» и так далее.

Но Покровская не хотела «помириться с мыслью, что женщины в умственном отношении стоят ниже мужчин» и упорно доказывала, что «женщины могут быть <…> недурными практическими врачами».

Врачебная практика привела ее к разочарованию в медицине, скептицизму в отношении ее возможностей. Разочаровывал цинизм коллег, соблюдавших свои корпоративные интересы. Врачи играют с заразой в жмурки, считала она, лечат вслепую, берут гонорары, понимая тщету своих усилий, по сути дела, обманывают пациентов.

Бедность и культурную отсталость населения она определила основными причинами болезней. Покровская придавала серьезное значение профилактике заболеваний, гигиене, роли социальных условий и реформ, позволяющих их изменять. Она пришла к выводу, что гигиена — спасение и первый друг бедного населения: «Гигиена способна уменьшить заболеваемость и смертность населения. Вот куда русским врачам следует обратить внимание. Тогда они действительно станут полезными для общества». Она пришла к выводу, что «главная задача врача заключается именно в устранении причин, создающих болезни»


Ирина Юкина
От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России

В комментах подсказали отличную мысль, про всё то же: мужские инициативы, нацеленные на увеличение рождаемости, защищают исключительно мужские интересы.

Из свежего - этот чертов гипотетический налог на бездетность и малодетность. Представим себе мужчину, который с удовольствием последовательно (или даже параллельно) заводит детей с несколькими женщинами. Завёл - ушел осеменять следующую. Зарплата у него, допустимым, медианная, или вовсе серая, поэтому алименты матери его детей будут получать минимальные. И с определенного количества детей ухудшение материального положения осеменителя прекратится, и ему уже будет все равно, пять у него детей где-то вдали от него растут, или уже двенадцать.

Кто из персонажей этой гипотетической ситуации будет платить налог на малодетность? Конечно же, все матери его детей, растящие их в одно лицо с минимальными алиментами (и второго ребенка они чисто финансово не смогут себе позволить). А сам отец-молодец будет образцом для подражания, а если наши законотворцы наконец додумаются поощрительные меры ввести, то и премию ещё какую-нибудь получит, за улучшение демографии в стране.

Хотя, по идее, такому отцу-молодцу надо бы, наоборот, законодательно ограничить его способность к размножению. Так как он лишил вероятности завести второго ребенка целую кучу женщин, и тем самым лишил родину ещё как минимум стольких же граждан.

Но вы только представьте реакцию общественности, если какой-нибудь депутат выйдет в эфир с инициативой принудительно делать вазектомию мужчине, который заводит уже, допустим, четвертого ребенка с четвертой по счету женщиной. Такой вой поднимется, любо-дорого. Эти же вам не каких-то там б*б гнобить и ущемлять.


Юлия Куфман

Согласно теории справедливого мира, люди (социум, сообщества, индивидуумы), как правило, склонны думать, что реальность подчиняется принципу справедливости. Иными словами, имеется коллективный консенсус, согласно которому личная ответственность соответствует групповой ответственности или, проще говоря, каждый получает то, чего заслуживает. Соответственно, предполагается, что человек (женщина), подвергшийся насилию, возможно, сам хотел быть изнасилованным. Точно так же люди, уже осужденные за преступление, с большей вероятностью будут считаться виновными на самом деле.

Подобные комплексы представлений играют важную роль в конструировании социальной нормы, особенно если опираются на впечатления от внешнего облика. В этом случае они тесно сопряжены с целым рядом стереотипов, связанных с концепциями гендера, морали и в числе прочего с интерпретацией вестиментарных кодов. Такие убеждения носят характер общих азбучных истин, а потому мы склонны доверять им больше, чем они того заслуживают. Соответственно, в случаях сексуального насилия, когда речь заходит о распределении вины, одежда становится важным фактором: а) она отягощается моральными коннотациями и часто осмысляется именно в таком контексте; б) облачение в костюм и его выбор совершаются осознанно, и если человек способен считывать моральные коды моды (а), выбор костюма трактуется как личная ответственность; в) помещение одежды в контекст обстоятельств, связанных с нападением, — суждение о том, подвергала ли жертва себя опасности, будучи одета неподобающе или вызывающе, — опять-таки ставит вопрос о личной ответственности. Иногда контекст позволяет решить этот вопрос в пользу потерпевшей, поскольку, несмотря на то что преступление понимается прежде всего как производное от внутренних причин (действий жертвы), оно может также обусловливаться и внешними обстоятельствами, например невезением: жертва попросту оказывается не в том месте и не в то время. Именно о таких ситуациях рассказывает экспозиция «Во что ты была одета?».

Одежда интерпретируется как маркер персональной ответственности, осведомленности о сарториальных кодах и/или о средствах сексуальной провокации, а также трактуется в контексте социально обусловленных норм приличия. Все это превращает жертву преступления в его соучастницу, заставляет усомниться в ее невиновности. Именно поэтому потерпевшие часто не решаются заявить о пережитом ими сексуальном насилии: жертва подспудно знает, что ей не поверят, что ее моральные и личностные качества будут поставлены под сомнение в зале суда, где все частное становится публичным. На общее обозрение выставляется не только нижнее белье жертвы, но и ее репутация, чувство собственного достоинства и моральные качества.

Таким образом, чтобы продемонстрировать свою моральную устойчивость и противостоять обвинениям, жертва должна выглядеть настолько невинной или бесполой, насколько это вообще возможно. Именно поэтому представленная в качестве вещественного доказательства одежда, развоплощенная и обезличенная, грязная и запятнанная, так резко контрастирует с обликом потерпевшей в зале суда. Э. Стерлинг пишет:

Когда предметы ее повседневной одежды, включая нижнее белье, один за другим демонстрируются присяжным, создается впечатление, что предполагаемая жертва нарушает императив скромности. По иронии судьбы это нарушение совершает не она сама, а судебная система. Нарушая императив скромности, жертва подпадает под действие объективирующего императива. Объективирующий императив предлагает социуму относиться к ней как к девиантной и, следовательно, заслуживающей дисциплинарного взыскания. Этим взысканием становится оправдание насильника


Джоан Тёрни
Вещественные доказательства: насилие, провоцирующая одежда и мода

В целом период с 1930-х гг. до середины 1950-х гг. можно охарактеризовать как период жесткого государственного регулирования брачно-семейных отношений. Каков был результат? Цифры роста рождаемости и численности населения в СССР не показывают глобального воздействия законов об абортах на воспроизводство населения в обозначенный исторический период. Советское государство использовало различные технологии контроля за жизнедеятельностью семьи — от разрешения сожительства до запрета абортов. Это был период, когда в семейной политике были усилены государственные меры по ограничению суверенного развития семьи, а интересы государства стали преобладать над личными интересами его граждан. Однако принимаемые запретительные меры в области планирования семьи не доказали своей эффективности.

Исторический опыт показывает, что осуществление важной для государства задачи укрепления семьи и повышения рождаемости в обществе не зависит от административных факторов. Полагаем, что уроки истории могут быть полезны для формирования концепции новой семейной политики, в которой должны найти свое место улучшение условий жизни, рост благосостояния, формирование у семей уверенности в завтрашнем дне, в наличии всех возможностей для рождения и воспитания детей.



Хасбулатова О. А., Смирнова И. Н.
Семейная политика в СССР (1936—1955): историко-социологический анализ

В первые десятилетия советской власти лидеры нового государства, разрабатывая концепцию равноправия полов, признавали только одну модель жизненной стратегии женщины — сочетание профессионального труда и материнства.
В работах В. И. Ленина содержались идеи о необходимости государственной поддержки функции материнства с тем, чтобы женщина могла сочетать производственную и семейную роли. Поддержка материнства со стороны государства,
охрана труда женщин, воспитывающих малолетних детей, были обозначены как необходимые условия фактического равноправия полов.

<...>

Следует отметить, что в трудах основателей Советского государства о новой семье и воспитании детей отец как субъект родительских отношений не упоминался. Вся ответственность за воспитание детей и уход за ними лежала на женщине.

Массово вовлекая женщин в общественное производство, государство провозгласило себя ответственным не только за решение таких важных вопросов, как количество рождаемых детей, их воспитание, но и за обустройство быта, ведение домашнего хозяйства. В основу организации семейного быта руководители нового государства положили утопические идеи обобществления домашнего хозяйства. В условиях низкого продовольственного снабжения страны партийные комитеты ставили задачу перед органами управления организовать на первом этаже в домах-коммунах общие столовые и общее место для пребывания детей. Однако эта идея не была осуществлена по причинам непопулярности среди семей и финансовых трудностей у органов управления.

Государство взяло на себя также обязанность создать систему общественного воспитания детей, стала развиваться сеть детских дошкольных учреждений с круглосуточным пребыванием детей. Однако число воспитанников в них было невелико. Так, в 1924 г. в СССР было открыто всего 1036 дошкольных учреждений, где пребывало 42 тыс. детей. В сельской местности сеть детских учреждений отсутствовала


Хасбулатова О. А., Смирнова И. Н.
Семейная политика в СССР (1936—1955): историко-социологический анализ