Усталость. Усталость, конечно, есть. Она неизбежна уже потому, что до войны приходится долго идти: из-за дронов все передвижения до ЛБС только пешком. А это по 15-20 километров минимум. Туда и обратно. Иногда с ТМ-ками. Почти всегда с провиантом для тех – кто там. Порожняком ходить считается неприлично.
Мы однажды говорили об этом с парнями, когда шли на Донецком направлении в только недавно освобожденный населенный пункт. Я не буду его называть, скажу только: мы с коллегой не поняли, когда вошли в него. Поле и поле – поди догадайся, что это пепелище.
Потом отличие стало ясно –
тела погибших. В населоном пункте их, конечно, больше, потому что бои жарче. Да, мне не 5 лет, и я знаю, что без потерь не бывает – но даже бойцы не могли смотреть спокойно: официально эвакуационные группы еще послать было невозможно, очень опасно, но они сами потихоньку вытаскивали своих двухсотых.
Я спросила тогда одного из сопровождающих – 20 летнего парня, уже подучившего орден мужества: как он вообще оказался на войне и зачем это ему. А он ответил смеясь:
– Я пример того, как армия не отпускает человека. Отслужил своё, а тут сразу мобилизация – ну я пошел, не бегать же, контракт подписал. Думал, ненадолго, а вон как..
Да уж, мобилизация. Я снимала репортаж осенью 2022-го, когда мобилизованные парни прощались у военкомата со своими родными: сколько там было слез, боли…пока кто-то не включил «Катюшу», и приободрившиеся ребята стали корчить рожицы в окна и рисовать сердечки.
И все они так отвечали: ну, а что делать, бегать не будем. Надо пример показать. И фееричное: «Мы с пацанами на кухне сидели после рыбалк и дали друг другу обещание, что от повестки бегать не будем.
Поменялся ли из настрой за эти годы? Вопрос сложный. Я как то разговаривал с отцом, приехавшем к сыну в зону СВО, и он поделился: «Сын, конечно, домой хочет. Но когда я шутя ему на это намекнул, он впервые огрызнулся на меня, типа, да ты что, там мои парни, кого им поставят вместо меня».
Ладно там – войну не выиграть, но куда страшнее обмануть чаяния народа. Тем большее такого народа, который так откликнулся, с готовностью подставил плечо. Войну всегда можно по новой начать, но как вернуть доверие людей?
Парням не только на фронте тяжело, им тяжело ещё возвращаться на гражданку – сравнивать, отвечать на вопросы «убивал ли ты» и чувствовать свою отрешенность от большого мира.
….Через неделю после той прогулки в недавно освобожденное населенном пункте( к слову, нам его запретили выпускать) мы с командиром сидели на скамейке в парке: пахло сиренью и уже пекло солнце. Он приехал рассказать, что один из героев репортажа погиб: был послан на разминирование участка, где стоял пулемет противника. Сам командир не хотел его туда посылать – игнорировал приказы сверху. Ну так его отпустили на отгул и в тот же день отправили бойца на ту точку. Пулемет расстрелял его – даже тело не могли забрать. Командование вскоре решило, что тот участок вообще разминировать не надо.
А парень фото и видео талантливо делал – за медийку подразделения отвечал. В свободное время. То есть какой запал у человека был, хотел, чтобы о подразделении все знали!
Я смело так про это пишу, потому что и сам командир осенью погиб. Всё. Для меня одна роковая история, которую я не могу забыть. А для парней – это будни.
На вопрос чем заняты, они отвечают: сегодня учения, завтра – похороны друга. Ещё могут фото прислать общее, где на фото зеленые обведены только живые.
На любой войне так, я знаю. Я только не знаю, как они с этим живут. А поэтому я ничего не могу лично сказать об отношении к переговорам.. Не знаю..
P.S. Отмечу, на фоне всеобщей усталости кардинально отличается мнение людей из добровольческого корпуса. Всё-таки тот факт, что контракт заключается на опреденный срок многое, очень многое значит.