Шинозавр должен быть разрушен
Засыпать в эмиграции тревожно даже вдвоем: кажется, что наша постель висит в пустоте под открытым ночным небом. Поэтому перед сном я всегда прошу тебя рассказать мне сказку. Ты отказываешь — сказок у тебя нет. Говорят, сказок обычно нет у тех, у кого нет сердца. Что ж, зато сердце есть у меня, и я сочиню все сама, ты только выучи потом, пожалуйста, и перескажи. Я ведь все равно забуду, что это я ее написала.
В Хорошево-Мневниках жил-был Шинозавр. Я сама его никогда не видела, но, по рассказам, это был гордый доисторический зверь, собранный из покрышек руками народных умельцев. Он пережил ледниковый период, пережил перестройку, пережил моду на высокую талию, потом на заниженную, а потом опять на высокую, пережил и самих народных умельцев — дядю Андрея и дядю Витю, которые никогда не любили друг друга, но почему-то умерли в один день. Когда их хоронили, и хорошево-мневниковцы (есть же такое слово?) несли через двор слишком маленькие для таких больших мужчин багровые гробы, Шинозавр замыкал процессию, от горя склонив к земле лебединую шею. Андрей и Витя были его отцами — и он лишился разом их обоих.
Чтобы не грустить, Шинозавр с тех пор старался занимать себя круглосуточно. Днем он катал соседских детей на щербатой резиновой спине, а по ночам сторожил влюбленных, посасывающих сладковатое пиво у его подножья. Так Шинозавр стал любимцем всего района. Каждый год, когда краска на его теле трескалась, как кожа, и слезала хлопьями, приходили соседи и красили его в новые яркие цвета. Но чаще всего Шинозавр был сине-желтым, видным издалека. В таком обличье он встретил и очередной новый год.
Война постепенно вымывала все сине-желтое из городских пространств. Район Хорошево-Мневники все чаще мелькал в новостных заголовках, но не как малая родина Шинозавра, а как место, где есть не самый плохой в Москве спецприемник. Шинозавру было тяжело — ему совсем не нравилось происходящее. Теперь его, сине-желтого, фотографировали не просто так. Да и по ночам люди все чаще стали приходить к нему не целоваться, а плакать. Он стоял и наблюдал, как вздрагивают во сне полицейские бобики, дежурящие у подъездов. Одни люди оставались в Хорошево-Мневниках, в Москве, в России. Другие люди уезжали из Хорошево-Мневников, из Москвы, из России. Он стоял и наблюдал, как они загружают в такси свои вздутые, как животы, чемоданы. На прощание соседи подходили и молча обнимали его за гибкую шею.
И однажды за Шинозавром пришли. Глава района решил: Шинозавр – это некрасиво. Шинозавр – это пропаганда. Шинозавр – это фурункул на теле нашего города. Про Шинозавра совсем ничего непонятно – какого он пола? Какие у него взгляды? Какие у него ценности? Шинозавр должен быть разрушен.
Люди тогда взбунтовались – дежурили возле ящера по ночам, сменяя друг друга. Никогда еще Шинозавр не чувствовал себя таким всенародно любимым. Он, Шинозавр, сын двух отцов, заслуживает долгой и счастливой жизни. Власти пообещали его не трогать, сдавшись под натиском любви к неопознанному нелетающему существу из покрышек. Настал настоящий праздник двора: вокруг прыгали дети, тайком пили коньяк взрослые, ворковали пивные влюбленные. Это был самый последний и самый лучший вечер в жизни Шинозавра.
Ангелы смерти в погонах и оранжевых комбинезонах пришли за ним в шесть утра, открутили смешную мультяшную голову, сняли покрышки с металлического каркаса. Шинозавр гордо не издал ни звука. Еще до того, как все проснулись, его останки увезли по частям. Как будто и не было на свете никакого Шинозавра.
Жителям сообщили, что он уехал добровольцем на службу – возить бойцов на передовую. Никто в это не поверил. В качестве символического утешения на освободившееся место власти поставили скульптуру в виде придурковатого дракона. Дракон выглядел так, как выглядит меловая обводка тела на месте преступления, превратившись в ежедневное напоминание и надгробный памятник без могилы.
Хуевая получилась сказка с хуевой морфологией. Да и не сказка это совсем. Видимо, сердце не вызрело и у меня. Пожалуйста, не рассказывай мне это перед сном. Да и вообще никогда не рассказывай.
