В день рождения Антона Павловича Чехова, публикую забавные фрагменты из его переписки с друзьями и близкими.
О деньгах
«<…> Я безденежен до мозга костей. Если у тебя есть человеколюбие в животе, то снизойди к моей унизительной просьбе: немедленно, со скоростью вальдшнепа, которому всунули в задний проход ядовитую стрелу, надевай шапку и мчись: a) в контору «Нового времени» (Невский 38) и получи там гонорар за рассказ «На пути», b) в «Петерб. газету» (Симеоновский пер.) и получи 107 рублей по счёту, к-рый оною конторою уже получен.
Полученные деньги не трать и не раздавай нищим, а вышли мне почтой или простым переводом, причем уведоми меня краткой телеграммой: «Москва, Кудрино, д. Корнеева, Чехову. Жди. Чехов». Т. е. пошли телеграмму, когда деньги будут уже посланы.
За причиняемое тебе беспокойство я охотно тебя извиняю, но чтоб в другой раз этого не было»
Александру Чехову. Москва, 8 января 1887 года
О женитьбе
«…очевидно, у Вас есть невеста, которую Вам хочется поскорее сбыть с рук; но извините, жениться в настоящее время я не могу, потому что, во-первых, во мне сидят бациллы, жильцы весьма сумнительные; во-вторых, у меня ни гроша, и, в-третьих, мне все еще кажется, что я очень молод. Позвольте мне погулять еще годика два-три, а там увидим — быть может, и в самом деле женюсь. Только зачем Вы хотите, чтобы жена меня „растормошила“? Ведь и без того тормошит сама жизнь, тормошит шибко».
Федору Шехтелю. Мелихово, 18 декабря 1896 года
О поцелуях
«<…> Благодарю за пожелания по поводу моей женитьбы. Я сообщил своей невесте о Вашем намерении приехать в Ялту, чтобы обманывать ее немножко. Она сказала на это, что когда „та нехорошая женщина“ приедет в Ялту, то она не выпустит меня из своих объятий. Я заметил, что находиться в объятиях так долго в жаркое время — это негигиенично. Она обиделась и задумалась, как бы желая угадать, в какой среде усвоил я этот façon de parler (манеру выражаться, – фр.), и немного погодя сказала, что театр есть зло и что мое намерение не писать больше пьес заслуживает всякой похвалы, — и попросила, чтобы я поцеловал ее. На это я ответил ей, что теперь мне, в звании академика, неприлично часто целоваться. Она заплакала, и я ушел».
Ольге Книппер. Ялта, 10 февраля 1900 года
О здоровье
«<…> Но, однако, как твоё здоровье? Последних два письма, писанных карандашом, меня испугали, и я хоть не стукал твоей селезёнки, но побаиваюсь, что у тебя лёгонький брюшной тиф, а это значило бы, что в театр тебя не пустят по крайней мере с месяц, пьесы мои не будут идти и я вынужден буду играть в рулетку. Но ты здорова? Да? Ну и прекрасно, дуся моя удивительная. Я на тебя надеюсь».
Ольге Книппер. Ницца, 26 декабря, 1900 года
О лысине
«<…> Откуда Вы взяли, что у меня лысина? Что за дерзости?! Понимаю: это Вы мстите мне за то, что когда-то в одном из своих писем я дружески, совсем не желая оскорблять Вас, указал Вам на Вашу кривобокость, благодаря которой Вы до сих пор ещё, к сожалению, не вышли замуж».
Лидии Мизиновой. Ялта, 24 октября 1898 года
О наступлении весны
«<…> Весна уже началась, и все пернатые, забыв всякое приличие, удовлетворяют свои естественные надобности и таким образом превращают мой сад и мои леса как бы в дома терпимости».
Александру Чехову. Мелихово, 27 и 29 марта 1895 года
