≪"Моя душа болела и я чувствовала, что умираю": опыт акушерского насилия как пытка≫
Обзор исследования (часть 2)
При этом стоит признать, что с течением времени меняется акушерская тактика, и многие из вмешательств, которые ранее были довольно распространены, в современном мире применяются довольно редко. Сюда можно отнести симфизиотомию - процедуру рассечения лобкового симфиза, которую использовали для облегчения родов. Другие процедуры, такие как принудительные аборты и стерилизация, приковывание рожениц наручниками к постели, тоже уходят в прошлое и уже даже кажется странным, что когда-то это было нормой.
Есть и отличия: акушерское насилие часто совершается непреднамеренно (как часть структурных, нормализованных и нераспознанных механизмов насилия), и почти всегда - без цели причинить вред (наоборот, часто у медработника есть намерение помочь).
Главное сходство между пытками и акушерским насилием состоит в том, что подвергаемый пыткам субъект всегда рассматривается как средство, а не как цель сам по себе: он всегда рассматривается как объект, открытый для манипуляций с целью получения чего-то еще, и именно так его заставляют себя чувствовать. И точно так же, как жертва преднамеренной пытки представляет собой средство для получения информации, рожающая женщина, ставшая жертвой акушерского насилия, обычно считается сосудом, пассивным реципиентом процедур, которые считаются акушерски необходимыми для рождения ребенка. Это называют практикой овеществления.
Пытки подтверждают власть палача над телом пытаемого, не столько через причинение физической боли (хотя и это важно), сколько через принуждение, запугивание, унижение, угнетение, изоляцию и недоверие — сутью пыток становится «подрыв достоинства жертвы» и игнорирование прав человека.
В нашем жизненном опыте мы кроме неопределенности и уязвимости еще ощущаем агентность, чувство свободы, возможность двигаться и, по крайней мере, частично конструируем наши реальности с помощью заботы о других. Опыт пыток лишает нас возможности чувствовать что-то еще, кроме бессилия, неопределенности и уязвимости. Мы оказываемся в неизвестной, произвольной и неожиданной реальности; мы не знаем, что еще может случиться; и мы становимся уязвимыми до такой степени, что становимся чужими для себя (опыт диссоциации в травматичных родах).
Почему нам сложно распознать насилие над женщинами, признать его пытками? По словам исследователей, дело может быть в том, что женщины часто кажутся уже недостойными прав или не заслуживающими какой-либо власти над собственным телом, отсутствие свободы воли у женщин и их доступность в качестве сексуальных объектов для потребления мужчинами настолько глубоко укоренились в патриархальных культурах, что считаются нормальными и неоспоримыми фактами и поэтому то, что происходит с ними в родах - закономерно и нормально.
Долгосрочные последствия акушерского насилия также перекликаются с последствиями пыток. Фраза “тот, кто однажды подвергся пыткам, больше не может чувствовать себя в этом мире как дома” может быть применима и к опыту насилия в родах: согласно многим исследованиям, женщины, пережившие травматичные роды, сообщали о чувствах отчужденности и недоверия к другим, которые теперь сопровождали их по жизни, влияя на эмоциональное состояние, отношения и решение иметь ли еще детей.
Есть ли решение?
Для того чтобы противостоять акушерскому насилию, а также другим формам гендерного насилия, необходимо сделать видимыми андроцентрические и сексистские культурные рамки, в которые они встроены. Только понимая медицину как культурную систему, воспроизводящую власть и гендерное неравенство более широких обществ, мы можем адекватно решить эту проблему.
Также нужны более широкие меры, которые включают внедрение программ полового воспитания, начиная с раннего детства и продолжая обучение в школах и университетах.
Необходимо принять и соответствующие законодательства по борьбе с акушерским насилием.
