Обрѣзъ

Зародыш республиканизма в Московии

Нельзя сказать, что никто в Московском государстве XVI в. не имел понятия о республиканском дискурсе (который в раннее Новое Время точно не исключал монархического правления). Отдельные московские дипломаты, например, Фёдор Карпов, демонстрировали знание аристотелевой «Никомаховой этики». Куда интереснее вопрос о том, включали ли политические представления московских великих князей и царей хоть какие-то элементы «общего дела» (res publica)? Беспристрастная и неромантизированная оценка исторической траектории русского самовластья подталкивает ответить твёрдое «нет». И всё же, и всё же…

М.М. Кром в «Рождении государства» (2018) приводит отрывок из материалов Посольского приказа, об отправке Иваном III в 1502 г. к своему сыну, князю Дмитрию, дьяка Ивана Телешова с посланием. Дмитрий в это время осаждал Смоленск. Государь потребовал от сына и воевод поторопиться со взятием города. В послании это было выражено так:

«И вы бы за тем дела не откладывали, уповая на Бога и на Живоначальную Троицу, и на Пречистую Его Матерь, и на святых чудотворец, и на родительскую молитву, города бы есте Смоленска доставали и дело наше и земское делали, посмотри по делу, как вас Бог вразумит и как вам Бог поможет».

Вот это «дело наше и земское» и можно считать эквивалентом «общего блага» в старомосковской политической риторике. Кром классифицирует эти слова в качестве устойчивого канцелярского оборота, зародившегося в придворной среде, и приводит ещё несколько примеров проговаривания «дела государева и земского».

Например, перед выступлением в Казанский поход в 1549 г., согласно разрядной книге, Иван IV с митрополитом Макарием обратились к народу с речью, в которой подчёркивалось, что «царь и великий князь идет на свое дело и на земское х Козани и дела своего и земского беречи, сколько ему милосердный Бог поможет».

​​Страна героев

Мое летнее безделье перешло в осеннюю спячку, которая могла бы продлиться еще дольше, ибо осенью в самый раз не писать посты, а пропадать целыми днями на охоте, а я ничего не люблю больше, чем охоту и стрельбу (маскулинный эвфемизм к словосочетанию «бестолковый человек»).

Но на нашей улице такой праздник, что захотелось поделиться мыслями о главной республике мира. Для большинства барнаульцев, не сомкнувших глаз вчера ночью, США — всего лишь оплот свободы слова и конкурентных выборов, за которыми страждущий народ следит как за футбольным матчем, короче — страна праволиберальных принципов (для кого-то и леволиберальных, но это сущая глупость, и пусть эти люди теперь поплачут).

Но для меня, при всей ценности классического либерализма, в Америке важно другое.

Историки социальной мысли могут долго спорить, какие идеи сыграли большую роль в становлении США — либеральное просвещение или античный республиканизм с дремучим реакционерством.

Последнее часто недооценивается. Возможно, многим трудно вместить, что американская революция была контрреволюционна и ее деятели апеллировали к донорманнской Англии и прочему мракобесию (о чем скоро выйдет антология Бельковича), но я обращу внимание на другое.

Мне кажется важным выделить страницу истории, которая, в отличие от борьбы за независимость, заложила не основы конституционного строя, но американского фольклора.

Природу Дикого Запада обычно объясняют необжитыми территориями и минимальным государством. У меня, кстати, есть гипотеза о наличии ещё одного фактора (технического). Я имею ввиду оружие, которое требовало огромного личного мастерства и ненадолго (ровно до изобретения полуавтоматов и автоматов) остановило эгалитарное влияние пороха — револьверы single action и рычажные винтовки.

Так или иначе, на Старом западе высоко ценилась неуместная в аморфном обществе добродетель доблести. В условиях фронтира, минархизма и сложного оружия, воскрес средневековый архетип воина-индивидуалиста, одинокого странника. Это древнейший образ существует во всех европейских культурах, но из-за поползновений государства он остался лишь в сказках, а в США стал реальностью.

Рыцари и богатыри кажутся бесконечно далекими, а до героев американского фронтира подать рукой. Классический либерализм, который, на первый взгляд, конфликтует с агрессивной культурой рыцарства, только придал институту американского геройства сил: не позволил пассионариям назваться «благородными» и закрыться в касту бездельников, вырождающихся в напудренных шутов, и оставил каждому американцу возможность стать героем, безродному сироте Уильяму Антриму — превратиться в грозного Малыша Билли.

Многие думают, что Голливуд излишне их романтизировал и преувеличил их подвиги. Я очень люблю историю Дикого Запада и считаю, что скорее преуменьшил. Мастер винчестера Эндрю Робертс, в одиночку принявший бой против тринадцати отменных стрелков и заставивший их поджать хвосты; Эльфего Бака, бившийся один против восьмидесяти и тоже победивший; Бэт Мастерсон — ганфайтер-джентельмен и друг президента-ковбоя Теодора Рузвельта (который после покушения на митинге продолжал выступление с пулей в груди и стебал неудачного стрелка), паливший из кольта со скоростью пулемета: все эти люди более чем реальны и близки, несмотря на древность образа гомеровского басилея, которому нет места в эгалитарной фаланге.

Удивительно ли, что они стали основой фольклора США и оставили огромный след во всей западной культуре?

«Американская душа жесткая, стойкая, замкнутая и убийственная»

— так английский писатель Д.Г. Лоуренс сформулировал сущность народа, который для рыдающих сегодня леваков ассоциируется с Макдоналдсом.

Удивительно ли, что этот народ предпочел личную ответственность идеям, культивирующим слабость и виктимность, а политика-бойца — выдвиженке номенклатуры?

Я никогда не был трампистом и отношусь к оранжевому деду сложно, но ему точно не откажешь в упорстве в лучших традициях первопроходцев и ганфайтеров, а в его победе вижу торжество американского характера, с чем можно поздравить весь христианский мир.

Ваш Обрѣзъ

«О люты варвары! О аспиды презлобны!
К чему Творец вам дал названья благородны?
Скажите: для чего вас почестьми почтил
И власть над бедными вручил?»

Иван Тревога, русский писатель-утопист, авантюрист, заключенный Бастилии

23 (10) июня 1917 г. – день старшинства Корниловского полка.

В этот день генерал Корнилов вручил командиру Ударного отряда капитану Неженцеву красно-черное знамя - Свобода или смерть!

По случаю годовщины снова публикую корниловскую Конституцию в формате карточек.

Ваш Обрѣзъ

Захотелось подушнить и навалить базы. Больше так не буду)

Но в Прекрасной России Анкаплэнде будущего этот канал превратится в разрушительное ранчо)

Скажу и пару слов о художественной ценности «Фуриосы», поскольку публика встретила фильм неоднозначно (сейчас будет очень душно, особенно если вы не любите оружие).

Очевидно, у многих зрителей были завышенные ожидания в надежде увидеть шедевр, сопоставимый с сиквелом, но такие фильмы как «Дорога ярости» снимаются раз в сто лет. «Фуриоса» ожидаемо не дотягивает до предыдущей части франшизы, в первую очередь, из-за местами сбивчивого ритма повествования, но это, все равно, выдающаяся картина.

Вообще, Джорджа Миллера нужно уметь смотреть. Многие восхищались, как еще в «Дороге ярости» он раскрывал взаимоотношения героев через детали. Обычно указывают на манипуляции с ботинком Макса (это даже Кинопоиск заметил).

Меня же поразило, как были показаны отношения Фуриосы с офицером ее конвоя. Когда тот спрашивал ее о причинах смены маршрута, воительница молчала. Позже, когда он понял ее план и схватил за горло, у нее в руке был пистолет (и палец на спуске). В итоге Фуриоса не стала стрелять, а ударила офицера стволом в зубы, молниеносно убрав палец с триггера (!), что было логичным продолжением их натянутого диалога: она его любила и не могла соврать.

«Любого героя лучше всего раскрывает экшн» — говорит Джордж Миллер о своем методе. Его фильмы — высокое искусство, в которых можно найти множество деталей и смыслов, хотя это делается не через получасовые монологи в стиле Тарковского, а через огонь и кровь.

Приквел, хоть и уступает «Дороге ярости», также заслуживает пристального внимания (если только вы любите оружие, экшн и свободу). Это яркий боевик с продуманным лором, шедевральными кадрами и крутыми стрелковыми деталями. О последнем напишу особо, ибо немного в этом разбираюсь.

Еще в «Дороге ярости» Фуриоса предстает вооруженной СКСом — советским церемониальным карабином. Меня это сильно зацепило, ибо я из него еще в детстве с отцом стрелял.

Собственно, оружие как часть образа героя — классический художественный прием (хороший пример по тематике моего канала — кольт полковника Най-Турса в «Белой гвардии»), и девушка с коротким карабином в руках — эстетически удачное решение.

В новом фильме СКСом вооружена и мать Фуриосы (Мэри). Увидев, что она дергала затвор после каждого выстрела (а карабин самозарядный), я чуть не обиделся на режиссера. Этот грех есть во многих фильмах: стрелок щелкает затвором полуавтоматического оружия, чтобы зрители услышали крутой звук.

Однако я заметил, что винтовка Мэри лишена газоотводной трубки, а отверстие газоотвода заделано кустарным способом. Эта деталь привела меня в восторг: найти лучший компромисс между эпичностью и реализмом нельзя. Это тем более логично, учитывая лор вселенной. Вообще, газовозвратный механизм ломается, и СКС даже имеет классную фичу для ручной перезарядки на такой случай, но создатели фильма решили довести этот момент до совершенства. Джордж Миллер, сукин ты сын! Вот кто не держит зрителей за идиотов!

Короче, «Фуриоса» — замечательный фильм во многих отношениях, как и весь киномир «Безумного Макса».

Но главное: он наводит нас на мысли об анархо-капитализме. Глупо думать, что Теодор Качинский ошибался и мы не придем к гораздо более грустному сценарию. Однако «Фуриоса», как и «Дюна», дает нам надежду.

Хотя, быть может, надежда — всего лишь ошибка)

​​Впрочем, есть еще один вариант спасения человечества от господства технологичного «зверя», хотя и совсем грустный. Он показан в фильме «Фуриоса».

Идея снова проста. Все государства сгорят в атомном огне, и человечество окунется в радиоактивную свободу. Но есть и более тонкий момент: мир лишится атрибутов буржуазного комфорта, и человек будет готов бороться за свободу и стремиться к доблести без боязни потерять свой мещанский уют.

Получается, я чертов гностик и жду ядерного апокалипсиса? Ни в коем случае. Гностическое желание уничтожить мир — черта всех долбанутых левых идеологий от нацизма до большевизма (в том числе, в Z-версии). Но в развилке между «1984» и «Безумным Максом» выбор очевиден для любого, кто предпочитает отвечать за себя сам, а не отдаваться на милость государства.

Вообще, постапокалипсис — насквозь либертарный жанр. Неслучайно он издавна соседствует с вестерном (который основан на пространстве максимальной свободы и реакции). Последнее может быть выражено чисто визуально, как еще в одной киноновинке — сериале «Фоллаут», а может подразумеваться через архетипы персонажей.

Яркий пример второго варианта — «Дорога» авторства вестерн-мэтра Кормака Маккарти (показательно, что у него во многих книгах красной нитью проходит идея свободы через бегство от прогресса). В «Безумном Максе» это менее очевидно, однако Джордж Миллер утверждал, что изначально хотел снять «вестерн на колесах», с чем был связан архетип главного героя (в итоге, еще и получилась вселенная жестокого постапокалиптического традиционализма).

Как сказал Лейчи Халм, исполнивший варлорда Несмертного Джо (Мой ребенок! Моя собственность!) — «Вселенная Миллера — это Вальхалла!»

продолжение ниже ⬇️

​​2024 – год либертарного кинофутуризма

Я так часто строю из себя классического либерала, что подписчики могут забыть о моих людоедских взглядах. Сейчас мы это исправим.

Этот год подарил нам две кинокартины, вселяющие надежду, что человечество еще может свернуть от своего пути к 1984. Конечно, если быть реалистом, нет оснований не доверять любимому ученику Христа, писавшему о всемирном государстве (скорее всего, имелось ввиду именно это, хотя «Откровения» — сложная книга).

Тем не менее, вдруг нам удастся свернуть с этого пути хотя бы на время?

Один из таких сценариев подарил нам Фрэнк Герберт. Я уже писал, что централизованные государства возникли, во-многом, благодаря изобретению пороха. Огненное зелье принизило роль каждого героя на поле боя и стало отправной точкой превращения общества в безликую массу.

Вообще, модерн с его эгалитаризмом, национализмом и прочими гадостями — последствие распространения пороха (конечно, хозяйственные факторы тоже отрицать нельзя, но про них можно и у Маркса почитать).

Так вот, во вселенной Герберта мы видим децентрализованную империю типа Священной Римской и преобладание клановых связей вместо воображаемых наций. Все это — последствие изобретения «щита».

Щит — это устройство, не позволяющее быстро летящему телу проникнуть в защищаемый объект. Благодаря щиту нивелировано изобретение пороха, пуля становится дурой, а меч — молодцом. Вернулась аристократия (мечом и «щитом» надо овладевать много лет), не стало наций и растворяющих личность эгалитарных государств. Проще говоря — общество возвращается в домодерн.

Вместе с тем была переосмыслена сама идея прогресса.

«Иногда мне кажется, что древние не так уж ошибались со своими мыслящими машинами» — шутит в первой книге барон Харконнен.

В экранизацию многое не вошло, но режиссер прекрасно прочувствовал реакционный посыл саги. Объясняя, почему в одной из главных сцен зритель видит библиотеку с бумажными книгами, Дэни Вильнев говорит:

«Здесь нет компьютеров, искусственный интеллект запрещен. Дюна — это торжество человеческого духа»

Герберт придумал простой, но вместе с тем, гениальный сценарий отмирания национальных государств.
Их породил порох, но их убьет изобретение, нивелирующие огненное зелье.

Они окрепли и стали охватывать все стороны человеческой жизни, вооружившись искусственным интеллектом, но после отката в домодерн идея прогресса будет пересмотрена.

При всей фантастичности, трудно придумать какой-то еще вариант, при котором у наших потомков не будут стоять камеры в квартирах и чипы в головах.

Правда, еще можно надеяться, что в случае колонизации других планет, люди снова смогут стать свободными первопроходцами, как покорители Сибири и Дикого Запада. Такой сценарий показан в нескольких рассказах непревзойденного фантаста Роберта Шекли, а если говорит про кино — в космо-вестерне «Поступь Хаоса». Но «Дюна» охватила и эту лазейку для свободы, тем более она интересна.

Помню, как еще первая часть «Дюны» словила хейт либералов за «white savior narrative», а националисты радовались тому, что худенький снежок заколол черного фримена в финальном поединке (сейчас они, наоборот, ругают вторую часть за арабскую эстетику). Все это, конечно, ерунда.

Ценность «Дюны» — в сценарии отката человечества в традиционализм, патриархат и феодальную децентрализацию.

продолжение ниже ⬇️

Сделаю оговорку, что обольщаться и полагать христианство союзником современных феминисток не стоит. Единственным человеком выше ангелов является женщина, но Бог воплотился в теле мужчины. Венцом творения стала Ева, но Адам был сотворен первым. Апостолы прямо писали о то, что главой семьи должен быть исключительно мужчина (жены, повинуйтесь своим мужьям), хотя подчеркивали, что относиться к супруге он должен бережно, уважительно и даже «оказывать жене честь» (1 Пет 3:7).

О том, почему такая диспозиция в браке наиболее гармонична, очень доходчиво объяснил замечательный христианский мыслитель (даром, что протестант) Клайв Льюис, больше известный как создатель фэнтезийного мира Нарнии. Брак — это союз, а союзу нужна конституция в случае спорных моментов, пишет Льюис в апологетической работе "Просто христианство". Главенство мужа в минуты разногласий он объясняет фундаментальной разницей в мышлении мужчин и женщин: у первых преобладает ratio, а у вторых — чувства.

Впрочем, я не буду на этом останавливаться, а только оговорюсь, что христианская модель брака именно такова.

Тем не менее, положение женщины в христианстве очень высокое, а для времени своего возникновения просто революционное. Согласно учению Церкви, любой человек, в том числе женщина, может не вступать в брак, из чего следует, что эмансипация — положительное явление.

Так что, дорогие подписчицы, сестрички мои во Христе, цените святую Православную веру и да поможет вам Бог! Кстати, напомню, что у меня есть статья о женщинах Белой борьбы, там много русской красоты)

О женщинах в христианстве

Я каждый год традиционно делаю пост по случаю Дня жен-мироносиц. Вообще-то он был вчера, но вчера я весь день сбрасывал на воду лодки и готовился к парусному сезону в университетском яхт-клубе (желаю и вам этим летом больше интересного оффлайна).

Поэтому прошу прощения и поздравляю прекрасных дам с этим прошедшим праздником.

В этот праздник православные христиане вспоминают женщин, стоявших у креста, когда почти все апостолы рассеялись словно овцы без пастыря.

Женщин, пришедших на третий день ко гробу, когда апостолы таились на конспиративной квартире.

Женщин, ставших первыми свидетелями Воскресения Христова и возвестивших апостолам благую весть, которой почти никто не поверил (а кто бы поверил свидетелям-женщинам в дохристианском обществе).

Такую важную роль прекрасного в Новом завете обычно объясняют превосходством женской веры над мужской и преобладанием эстетического начала в женском мировосприятии.

Новозаветная история стала основой для совершенно нового отношения к женщинам, невиданного даже в наиболее развитых античных обществах, что лучше всего проиллюстрировать словами апостола Петра: «нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3:28).

Венцом творения Бога стала Ева, а единственным человеком, стоящим выше ангелов, является Дева Мария, и вообще, можно долго обсуждать особое место женщины в христианстве.

Но я хочу с христианской точки зрения обсудить эмансипацию.
Начну немного издалека.

Стереотипным представлением о православной семье является дом, полный детишек, и я многих удивлю, написав, что идеальным образом жизни для христианина является целибат.

Апостол Павел посвятил этой теме целую главу в 1-м Послании Коринфянам. Он прямо писал, что безбрачие и девство — лучший выбор как для мужчины, так и для женщины (хотя и в браке нет ничего дурного).

Аргументация Павла в пользу целибата была столь яркой, что в первые века христианства встречалось резко отрицательное и даже хулительное отношение к браку (такая вот ересь агрессивных инцелов).

1-е правило Гангрского собора предавало анафеме тех, кто считал законный брак нечистым, а святой Иоанна Дамаскин в «Точном изложении Православной веры» пишет о чистоте семейных отношений, хотя, вслед за апостолом, подчеркивает, что целибат — это идеал, и указывает, что холостяки встречались даже среди ветхозаветных героев (обычно, самых благочестивых), несмотря на отрицательное отношение к такому образу жизни в иудейской среде.

Кто-то подумает, что речь и идет о монашестве, но во времена апостола Павла монастырей не существовало в помине, и тем более, во времена Иисуса Навина и пророка Илии (все они были просто целомудренными холостяками).

Надо сказать, что Павел подошел к вопросу диалектически и расписал сложности, которые возникают перед человеком, выбравшим целибат. Так, он пишет, что женщин, избегающих брака, может порицать общество, и это, безусловно, проблема (1 Кор 7).

Думаю, теперь понятно, зачем я сделал такой экскурс в тему безбрачия.

В среде американских «палеоконсерваторов» принято ругать эмансипацию, как процесс, разрушающий семью. Патрик Бьюкенен обрушил множество филиппик на социальные пособия, ибо они (о ужас) позволяют быть женщине одной. Странный мужик, в самом деле (у меня к социалочке другая претензия: она питается налогами, а налоги — это грабеж). Риторика Бьюкенена мне напоминает апелляции российских официалов к «традиционным семейным ценностям», которые на поверку оказываются мыльным пузырем.

Справедливости ради, семья — базовая ячейка общества, которая может быть подспорьем в противостоянии с государством, поэтому тревога Бьюкенена понятна. Однако никакие политические аргументы, на мой взгляд, не могут перевесить соображения по личным отношениям человека с Богом. А христианство прямо говорит, что у человека должен быть выбор, вступать в брак или не вступать.

продолжение ниже⬇️

Баталии вокруг дугинской конторы дополнительно помогут понять, как всё устроено в РФ. На данный момент Песков признал дискуссионность наследия Ильина, но предостерёг от нападок на «человека Божьего» (Дугина). Что об этом думает Пыпа – неизвестно. С одной стороны, «президент не принимает решений под давлением». С другой, не надо строить иллюзий относительно якобы «гибкости» убеждений пациента – он уже много лет как сформировавшийся совок, помешанный на культах «великой державы», «победы в ВОВ», на «доблестных чекистах» и, конечно же, на многонационалочке (последнее превосходно описал Бульба). В принципе, цитат Ильина 1930-х гг. достаточно, чтобы в неразвитом мозгу ублюдка зародилась мысль «да это же фашистская вражина!» О неоднозначности поведения интеллектуалов в эпоху Интербеллума объяснять ему бессмысленно, да и окружение дегенерата не включает людей, что-либо слышавших про Эрнста Нольте. Поэтому высока вероятность, что исчезновение Ильина из путинского «цитатника» – дело решённое. Однако это не будет сопровождаться громогласными разоблачениями от официальных лиц и криминализацией наследия философа. Просто упоминания прекратятся – и всё. Ответа на вопрос, «почему столько лет нацлидер цитировал фашиста», не последует, или последует в духе «Остазия воюет с Океанией. Остазия всегда воевала с Океанией» («Путин не цитировал Ильина. Путин никогда не цитировал Ильина»). Советская ментальная матрица в РФ объективно сильнее безыдейного начальственного авторитаризма.

И отдельной строкой – кадровый вопрос. «Защитники» Ильина охранительского толка, как правило, занимают крайне низкое, точнее очень условное положение в системной иерархии. Людей вроде Антоновского можно уволить хоть завтра и набрать в пропагандистский пул буквально бомжей с улицы. На «качестве» пропаганды это не скажется. В конкуренции Колерова и Холмогорова неминуемо выиграет первый. Потому что Колеров, при всей его мерзости, это историк-архивист, издатель, с опытом госслужбы и ведения бизнеса, а Холмогоров всего лишь заменяемый медиа-цыган, который помрёт от инсульта жопы как только его попросят на выход.