Те самые англосаксы

«Имена олигархов на карте родины».

Если старые округа Новой Англии и Мидлендса названы преимущественно религиозными понятиями или в честь местечек, откуда туда прибыла первая волна переселенцев, то на Юге – в честь представителей ещё британской элиты. В этом отношении особенно проявляется контраст Мэриленда и обеих Каролин (образцовых проприетарных колоний) с Массачусетсом и Коннектикутом (образцовыми чартерными колониями).

В отношении ВФР существует устоявшийся толк: будто она произошла под грузом «идей Просвещения» (Тэн договорился до того, что повинны Декарт, классицизм и даже Ньютон) и сетевых способов их масштабного распространения — через масонские ложи, салоны, читательские клубы и кафе. Возникает классический миф о том, как «интеллектуалы», если и «не взяли кассу» непосредственно, то подобрали и распространили дубликаты «ключей» от нее. Другой толк состоит в том, что никакой «организации» у якобинцев не было и в помине («покажите-ка нам первый съезд якобинской РСДРП в королевской Франции!»), и все организационно-иерархически сложилось уже пост фактум.

На этом фоне есть нечто извращенно-комичное в склонности французской интеллигенции к пространным разглагольствованиям о «публике», «общественном мнении», «республике литераторов», «кружке эрудитов» и «гражданах вселенной» (по Канту). И ясно почему: интеллигенты служат в «облоно» (даже если сто крат назовутся «Академией»), их техзадание — окуривать подростков казенным опием идей.

Что такое «публика» (следует добавить «просвещенная»), хоть XVIII, хоть XXI века? Это «микрораса посвященных». Калининградский мудрец-трансцендентальный идеалист считал противопоставление такой «публики» «народу» временным — зело тернист и темпорально протяжен «путь к Просвещению» (он же — «дороги свободы»). На излете Старого режима консенсусом было утверждение о том, что «мнение литераторов» никогда не совпадает с «мнением толпы» (Кондорсе, Мармонтель, д’Аламбер). При рождении режима Нового — что «просвещенная публика» — и есть душеприказчик стихийно формируемой народной воли.

Злая ирония в том, что «публика» оказывается фантомом, который материализуется через отрицание себя как государства (хотя кишит государственными чиновниками), как черни (хотя заигрывает с ней и кооптирует оттуда наиболее «способных»), как аристократии (хотя полнится баронами и «принцами крови»). То есть она — не то, не другое и не третье, а все сразу — идеальный паразит на теле общества.

«Публика» ведет себя как вирус, умножающий социальные маски. Аристократ, зачитывающий памфлет в салоне, уже не аристократ, а член новой корпорации. Священник, увлеченно обсуждающий Вольтера, уже не клирик, а агент «общественного мнения». Создается система двойных и тройных лояльностей. Все они — кто акционер, кто наемник, кто поверенный предприятия по производству фидуции из духа вольнодумной литературы. Старый режим проигрывает не потому, что он «реакционен», а потому что он наивно-реалистичен и крепко верует в физическую реальность собственных эмблем. Тогда как «публика» оперирует талисманами, паролями и шифрограммами. Король думает, что правит Францией, не замечая, что Франция уже приватизирована корпорацией «общественного мнения».

Революция происходит не от действия или накопления «идей», транслирующихся в культурный или ментальный сдвиг. Она порождена искусственной системой зеркальных отражений между различными социальными группами, чтобы каждая видела искаженное отражение и других, и себя. «Частное» превращается в «публичное» как сверхценную, спущенную из альтернативного командного или диспетчерского центра идею, реальные социальные связи (вроде семейных, профессиональных или сословных) — в символические.

У Канта есть любопытное различение «частного» и «публичного» не в привычном нам смысле (где «публичное» — это государственный пост, а «частное» — личная жизнь). «Частное» у него — когда человек действует в рамках бюрократического, армейского или церковного уклада, подчиняясь правилам ради общественного порядка, это профан. «Публичное» — когда он говорит «как ученый» (erudit, проштудировавший «задание» или «писание») и обращается к «просвещенной публике», критикуя уклад (догматическое учение) и апеллируя к «общему благу». «Публика» не свергает власть — она ее заглатывает, переваривает и выдает за свою.

Make Great American Fantasy

Наступают такие времена, что изоляционизм проник и в, кхм, производство фэнтези. Вот и писатель Росс Даутат обеспокоен доминированием в этом жанре «нарративов о североевропейском прошлом». Он сетует на то, что даже диснеевская классика является поверхностной американизацией сюжетов из Старого Света и кается, что в этом сам не без греха.

«Америка же доминирующая культура современного мира, кто не захочет помочь разработать её мифологическое прошлое?» (Не переживай Росс, Люди помогут).

«Мы что, войну проиграли?»

«Free American kids from the tyranny of the British boarding school syndrome system!»

В общем, королевские аэропорты деды уже захватили в 1776, осталось только избавиться от британского Чужого, проникающего в головы нашим мальчикам.

https://www.nytimes.com/2024/12/20/opinion/wicked-tolkien-westeros-narnia.html

Покупка ледника

Оказывается не все знают о богатой предыстории теперешнего демарша администрации избранного президента в отношении арктических просторов.

Трамп не первый, кто хотел купить Гренландию. Правительство Соединенных Штатов в 1867, 1910 и 1946 годах вело внутренние дискуссии о взятии под контроль Гренландии.

Причем госсекретарь Уильям Х. Сьюард (на иллюстрации). Он действительно преуспел в покупке Аляски у РИ, был близок к завершению переговоров о приобретении Гренландии и Исландии у Дании в 1868 году.

В 1864 году в войне против Пруссии и Австрии Дания потеряла два герцогства Шлезвиг и Гольштейн в пользу Пруссии. Местные политики обсуждали, можно ли передать Пруссии датские владения в Вест-Индии и, возможно, Исландию в обмен на подавляющее большинство датскоязычной северной части Шлезвига.

Когда стало ясно, что пруссаки отклонят такое предложение, было решено не делать его официально. Однако всего три года спустя некоторые влиятельные политики в Соединенных Штатах заинтересовались Исландией. В том же году госсекретарь Сьюард заключил договор с Данией, по которому Соединенные Штаты купили Датскую Вест-Индию. Летом 1867 года, пока Сьюард вел переговоры с датчанами, бывший министр финансов Роберт Дж. Уокер, влиятельный вашингтонский юрист, предложил ему купить у Дании Гренландию и, возможно, Исландию.

Сьюард попросил Уокера подготовить отчет по этому вопросу, что Уокер и сделал, заручившись помощью Береговой службы США. Во второй половине 1867 года Бенджамин М. Пирс, молодой инженер и сын суперинтенданта Береговой службы, составил отчет. Он обратил внимание на тот факт, что Исландия находится гораздо ближе к Гренландии — признанная часть Западного полушария — чем к европейским странам. Такого обоснования было достаточно😉

Сьюард добивался ратификации Конгрессом США договора с Данией о Датской Вест-Индии и столкнулся с гораздо более жестким сопротивлением, чем ожидал.

1 июля 1868 года представитель Висконсина в Сенате выступил против покупки Аляски и Датской Вест-Индии.

Аудитория разразилась смехом, когда он сказал, что правительство США даже ведет переговоры с Данией о покупке Гренландии и Исландии.

Целый ряд сенаторов отвергли саму возможность разговора о приобретении земли у Дании.

Секретарь Сьюард оказался в сложной ситуации, потому что экономического объяснения своему предложению он так и не представил.

Было еще одно важное обстоятельство.

Незадолго до выхода доклада по Исландии и Гренландии Конгресс США безуспешно пытался объявить импичмент президенту Эндрю Джонсону, человеком которого и был Сьюард. Он продолжал защищать его даже в казалось бы самое незавидной ситуации, поэтому самого Сьюарда нужно было топить.

Сенат отказался ратифицировать договор с Данией, который был принят как датским парламентом, так и на плебисците в Датской Вест-Индии. После долгой задержки в 1870 году он был окончательно отклонен.

Секретарь Сьюард понял, что в этих обстоятельствах идея приобретения Гренландии и Исландии вряд ли может быть реализована и сдал назад.

#США #Сьюард #Исландия #Гренландия #Дания
_
Подписаться на boosty Внеклассное чтение
Подписаться через paywall Социальные и политические мемы
Следить за boosty

О гуризме и фобиях

У йельского литературного критика Гарольда Блума была весьма фрейдистская идея о страхе поэтов перед обнаружением источников их плагиата («закапывают поглубже своих мёртвых интеллектуальных отцов»). В таком случае великими становятся те, кто умело импровизируя, смог достаточно хорошо скрыть своё «происхождение».

Разумеется, это проявляется не только в искусстве, но и в стенах Академии, а уж тем более характерно для социальных сетей, наводнённых различными «авторами». Стоит также добавить, что нарочитые и, очевидно, неудачные, попытки изобразить собственную оригинальность в виде «пинания» Учителя – явление очень жалкое и комичное («ты бы солидней смотрелся в образе позитивного маньяка, дружище»).

Но вот что забавно – есть у «аналитика» другой, во многом противоположный «открытию сыновности» страх. Его можно охарактеризовать как боязнь пробития пузыря экспертности. Ведь кто такой «гуру»? Это прежде всего человек, хорошо воспользовавшийся эффектом ореола. Однажды он сумел накопить символический капитал вокруг какой-нибудь темки (не без зажигания своей лучинки от пламени Отца), теперь же получает с него ренту.

Но как большинство людей, он с детства привыкает, что играть на рынке символического капитала – это риск, ведь можно сказать слишком много, явив миру свою некомпетентность. Впрочем, не играть – тоже («сочтут пустышкой, дураком»). Аналогия с рынком финансовым прослеживается здесь ещё и в том, что совсем избавлен от риска только эксперт, «слишком системообразующий», чтобы его пузырь лопнул под напором генерируемого буллщита.

Вот так инфо-Одиссей всю свою карьеру и пытается пройти между Сциллой и Харибдой инфовод.

Плагиат Монополии и настольные игры как иллюстрация политической теории?

В начале 20 века (1906 год) женщина-экономист изобрела антикапиталистическую настольную игру: эта игра была создана, чтобы показать, какие нежелательные экономические эффекты приносит монополия на землю и как земельный налог помогает справиться с ними. Это была эпоха моды на движение джорджизма и для иллюстрации идей о том, что все земельные блага должны принадлежать всем, а вот созданное людьми,наоборот, - самим людям. Игра получила название "Землевладелец" и в нее играли студенты колледжей

В начале 1933 года Ричард Брейс Дарроу отправился на званый ужин, где его научили новой игре. Он так хорошо провел время и так воодушевился, что хозяева напечатали правила игры и отправили Дарроу копию. Затем Дарроу нарисовал свою собственную версию на круглом куске клеенки. (Версия, в которую он играл на званом ужине, также была самодельной!) Дарроу был продавцом обогревателей, который потерял работу, а времена были тяжелыми. Он решил взять свой прототип и представить игру Parker Brothers. Правила были точно такими же, как у его друзей, вплоть до неправильного написания Marven Gardens как Marvin Gardens. Инвесторы не сразу клюнули, но потом клюнули, и Дэрроу стал миллионером.

https://en.wikipedia.org/wiki/Lizzie_Magie
https://publicdomainreview.org/collection/the-landlords-game

Тут показательно, конечно, что для политической теории США игры уже тогда играли огромную роль

Если США стремились к тому, чтобы создать мир открытых дверей, имея в своем распоряжении огромные ресурсы для достижения этой цели, то почему развитие событий пошло совсем по другому руслу? В настоящей книге утверждается, что этот вопрос обретает совершенно иное звучание, если начать с оценки того, насколько значительным было превосходство возглавляемых Британией и США победителей в Первой мировой войне. Учитывая события 1930-х годов, об этом очень легко забыть. 

А ведь очевидный ответ на этот вопрос, данный пропагандистами доктрины Вильсона, говорил об обратном. Они предвидели провал Версальской мирной конференции еще до того, как она состоялась. Они говорили о Вильсоне, своем герое, в самых трагических тонах, тщетно пытаясь показать его непричастность к махинациям Старого Света. Неотъемлемой частью этой сюжетной линии была демонстрация отличия американского пророка либерального будущего от коррумпированного Старого Света, к которому он обратился со своим посланием. В конце концов Вильсон поддался силам этого Старого Света, возглавляемого империалистами Британии и Франции. Результатом стало заключение «плохого» мира, который в свою очередь вызвал осуждение Сената США и значительной части общественности не только в Америке, но и во всех англоговорящих странах. 

Почему западные державы утратили свое влияние столь необычным образом? В конечном счете ответ следует искать в том, что США оказались не готовы к сотрудничеству с Францией, Британией, Германией и Японией в обеспечении стабильности и жизнеспособности мировой экономики и в создании новых органов коллективной безопасности. Очевидно, что совместное решение этих взаимосвязанных проблем экономики и безопасности требовалось для того, чтобы избежать тупиковой ситуации, сложившейся в век империалистического соперничества.

Когда Адам Туз в книге «Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916-1931 годы» выводит истоки ВМВ из разборок американцев, англичан и французов – он великий экономический историк, но когда я…

Вообще, первоначальные успехи гитлеровской Германии и её союзников – хороший пример события-чёрной дыры. И хотя написано об этой войне едва ли не столько же, сколько о всех остальных конфликтах в истории человечества вместе взятых, нарратив слишком часто идёт в следующей канве:

1) Страны Оси разгулялись не по-детски, подавлять их пришлось всем «международным сообществом».
2) Стало быть они обладали военным превосходством, по крайней мере на определённом временном промежутке.
3) А для понимания причин происходящего следует делать акцент на изучении их интересов, внутриполитической обстановки, настроений общества, детских травм высшего руководства и далее со всеми остановками.

Меж тем, в «честном» подходе к анализу Интербеллума внимание, уделяемое актору, должно бы соответствовать его весу – хотя бы экономическому, если вообще рассуждать в терминах государств. Понятно дело, что такая оптика будет не слишком часто применятся по отношению к явлению, зримо или незримо присутствующему почти во всех актуальных идеологических баталиях. Но её всё же можно найти, и даже у людей с повесткой, проливающих свет на небезынтересные вещи во время подсвечивания мишеней.

👑 "Всë ещë жив!" — сигнал всем, кто торопит события (принцу Уильяму и Трампу).

#royals
#Special_Relationship

Сатира из 80-х: «Карта мира по мнению Тори». Тут всё на месте: источник электората консерваторов (нет крупных городов и Северной Англии), старая добрая неполиткорректность и «мы ещё ого-го» империализм. Особенно хорошо, что среди прочего в британские цвета не забыли покрасить скандинавов и иберийцев, с которыми у островитян традиционные связи.

Пока завершу тему о французской инспирации американских университетов.

Кому интересно, лучший авторитет на эту тему - Камилла Палья (Camille Paglia), олдскульная феминистка, которая наблюдала за процессом своими глазами и воевала с ними на протяжении десятилетий.

Распространенное мнение что олевение американских университетов является прямым следствием культурной революции 1960-х - глубоко ошибочно. Большинство леваков той эпохи выжгли себе мозги кислотой/ЛСД, или отчислились и ушли в коммуны. Те кто захватили власть в университетах - были задротами-карьеристами, которые ни разу в жизни не были на рок-концерте или протесте.

Французы отлично понимали американский менталитет и что никого там не волнует академические устои, волнует - карьера и престиж. И создали им бюрократическую квази-религиозную систему французского типа, с подобающим лоском и аурой касты избранных, возвышающихся над простолюдинами. Как она выражается - "Академический МакДональдз" - стандартизированный набор убеждений и специализированных терминов, ready-to-use, ничего думать не надо, распаковывай и действуй. Все как американцы любят.

Когда первые французские миссионеры стали появляться на кампусах, Палья говорит что они напоминали, цитирую, "Верховных Жрецов". Самое смешное, что так оно буквально и было - жрецов Великого Востока Франции.

Далее Палья катком прокатывается по лягушатникам: мол, их левые и наши - не просто не схожи, а прямо противоположны друг другу. Американские хиппи - дети и наследники победителей в войне, и пользуются заслуженной свободой в свое удовольствие, живут на всю катушку. Да, культурная революция 1960-х во многом закончилась разочарованием, но это был результат Великого Эксперимента, путь который они смело прошли от начала и до конца, прочувствовали на своей шкуре.

Французский же пост-модернизм - идеология побежденных и пассивных терпил, легших под немцев, потом предпринявших вялую попытку в майские протесты, которые государство быстро свернуло - и повторно стерпевших. Т.е. "размышлизмы" парижского интеллектуэля - это копиум и попытка рационализации своей слабости и униженного положения. Закинуть ногу на ногу и начать разглагольствовать что "не все так однозначно", "реальность субъективна" - читай "я не лузер и не слабак, это ваше субъективное мнение, в любом случае жизнь бессмысленна и абсурдна, все мы лузеры в каком-то смысле" итд итп. Палья негодует, что потомки людей, которые ползали в ногах у американцев "освобождавших Европу" будут в итоге УЧИТЬ ИХ как следует быть свободным человеком и "настоящим леваком".

Так что на первый взгляд может показаться, что и там и там - "леваки", мол, какая разница. Но если прикинуть, то хиппи телка зажигающая на концерте Джимми Хендрикса - это одно, а университетская училка-цензор, красным карандашом отмечающая любой признак расизма/мизогонии/отхода от линии партии - несколько другое. Даже совсем другое. Одни принимали участие в создании альтернативной культуры, которая не принималась и подавлялась "традиционной"; а другие не создавали ничего, и только брызгали разъедающей кислотой "критического анализа" в своих душных кабинетах.

Первые блеснули молнией и канули в лету. Вторых - внедрили и поставили на поток. Последствия мы наблюдаем по сей день, практически в каждой западной культурной институции.

Публичные интеллектуалы и их враги

По мере роста информационного потока естественным образом прибывает и критика академической науки, а с ней и ревизия роли учебных заведений, в которых её так или иначе продолжают культивировать.

Основным камнем преткновения там служит различие между ученым, как званием-указателем на экспертизу и интеллектуалом, как субъектом, занимающим определенную общественную или политическую позицию по вопросам, так или иначе связанным с этим же экспертным полем.

Большая и довольно путанная работа по этому поводу вышла из-под пера известного интеллектуала (и, по совместительству, академического философа и социолога) Стива Фуллера под названием «The sociology of intellectual life: the career of the mind in and around the academy».

Читавший его предыдущие книги, в частности «The intellectual» или «Kuhn vs. Popper» извлечет из прочитанного мало новостей, но много позднейших обобщений, которыми традиционно этот автор разбрасывается.

Он много критикует то, что любит критиковать – Хайдеггера, Куна, «профессионалов», тихую семейную жизнь и созерцательные радости, в то же самое время льет патоку (ненавязчиво, но обильно) там, где дело касается его любимых эмоциональных аттракторов – Сартра, Деннета, справедливости и критики всего неестественно «чистого».

Разумеется, вне социального контекста воспринимать любую гуманитарную идею не только бессмысленно, но и опасно. Другое дело, что отказаться от восприятия значит потерять часть инструментария рассмотрения реальности.

В подтверждение своих суждений он приводит короткую и, к сожалению, вырванную из контекста цитату Бисмарка о том, что «суверен в своем идеализме не должен становится опасностью для общества. Тут нужно критическое жало дабы обрести путь, когда ему угрожает опасность его потерять».

Да, в боевой комплект интеллектуала безусловно входит и смелость говорить о том, что окажется истинным. Но в понятие истинности входит и понимание своего места в общей системе координат наравне с возможностью предъявить «истину».

В чем именно мы измеряем эффективность его деятельности? В громогласности выводов или в эффективности их адаптации для реальных изменений.

Первое и второе могут быть как-то связаны, но точно не образуют линейной функции.

Фуллер, безусловно, это понимает, поэтому и пишет о том, что интеллектуал (к сожалению) превратился в искателя баланса, не всегда понимающего, как его достичь.

Любопытный взгляд в зеркало.

Любопытные иллюстрации из работы Litvine, A., & Shaw-Taylor, L. (2021). Why wasn’t France first? The Industrial Revolution in England and France: New data and further thoughts.

На картах представлено время, требовавшееся в 1800 и 1830 годах, чтобы добраться до ближайшего города с более чем 5, 10 и 80-тысячным населением в Англии и Франции. На графиках – совокупная доля населения по времени до ближайшего города соответствующего масштаба.

Как видно, доступность французских 5К+ городов сопоставима с доступностью британских 80К+. А высокие транспортные издержки в рассматриваемую эпоху сильно затрудняют формирование ёмкого национального рынка – для промышленной революции крайне полезной вещи, благодаря которой развивается специализация и появляется возможность масштабирования.

В связи с этим думается вот что. Часто строить идущее в рост общество где-нибудь на фронтире проще, чем в цивилизационном центре. Старым волкам надо ещё дотянуться до молодого волчонка из дебрей, чтобы вовремя его задавить, а всяческие культурные, институциональные, этнические и т.д. ограничения по применению современных социальных технологий на «Диком Западе» будут слабее. Но тут есть и ещё одна грань – формирование более «правильной» геодемографической структуры.

К началу XVIII века Франция была куда населённей Англии (считается, что 21М против 5М) и существенно старше (хотя, «трёхсотлетнего газона» англичане настелили). Но как раз последнее и снижало кажущуюся громадной разницу в экономических потенциалах.

Галлия осваивалась кусками в разное время с нескольких сторон вдоль крупнейших рек, что привело к ярко выраженному регионализму. Значение регионов со временем менялось: так, «Сена» к XVII веку перехватила господство у «Роны» – ушли в прошлое времена, когда самые большие деньги вращались в Лионе, переполненном итальянскими купцами. Однако, в любом случае объединение Франции в плотное и единое экономическое пространство произошло сильно позже «покраса карты».

Не то на «медвежьем острове», в своей английской части –относительно компактной территории без контрастных центров «внутренней колонизации», и как результат – более гомогенным и равномерно распределённым населением.

Под так называемую ядерную эскалацию хорошо слушать Боба Дилана.

В одной из песен Боба Дилана переживший ярость атома герой ходит по дну мёртвых океанов, углубляется в чрево кладбищ, трогает истекающие кровью чёрные ветви и спускается по белой лестнице под водой. Вокруг бегают младенцы с мечами и ружьями, пепельные волки, барабанщики с пылающими руками, мужчины с любовными шрамами, умирающие поэты и плачущие клоуны. Одна женщина на пути лирического героя горит, а другая дарит ему сияние. Фоном идёт жестокий дождь, реки полнятся ядом, и впереди только скрученный атомный лес.

Очень полезное приключение с ярким опытом. По итогу ещё и красивые стихи напишут. Куда лучше страха и отвращения графика пять на два.

Представим себе «боевой клич» евростаричков. Он должен подчёркивать некое уникальное свойство, благодаря которому реализуются хитрые планы вестропейских штабов, а также залихватский шовинизм в отношении американцев и остазиатов. Отличный пример можно найти в «Творении и анархии» у Агамбена:

Именно в попытках понять настоящее люди – по крайней мере мы, европейцы, – вынуждены обращаться с вопросами к прошлому. Я счёл нужным уточнить это «европейцы», поскольку, на мой взгляд, если и предполагать какой-то смысл в слове «Европа», этот смысл, как сегодня уже стало очевидно, не может быть ни политическим, ни религиозным, ни тем более экономическим, а состоит, возможно, в том, что европеец – в отличие, например, от азиатов и американцев, для которых история и прошлое значат нечто совершенно другое, – находит свою правду только через отношения с прошлым, только сводя счёты со своей историей.

Много лет назад один философ (и одновременно чиновник высокого ранга зарождающейся Европы), Александр Кожев, утверждал, что Homo Sapiens дошёл до конца своей истории и у него остались только две возможности: обратиться в постисторическое животное (путь, воплощённый американским образом жизни) или обратиться к снобизму (путь, воплощённый японцами, которые продолжают проводить свои чайные церемонии, лишённые какого-либо исторического смысла). Не скатываясь ни в одну из крайностей – ни полностью животной Америки, ни Японии, которая сохраняет человеческий облик только ценой отказа от всякого исторического содержания, – Европа могла бы стать той альтернативной культурой, которая остаётся человечной и живой даже после конца истории: потому что способна столкнуться с собственной историей во всей её полноте и обрести в этом столкновении новую жизнь.

Пирамида с тринадцатью слоями камней и детальный вариант первого предложения с 13-ю щитами (с названием «мятежных» штатов по кругу).

Мы все знаем американского орла: темно-коричневые крылья, белая голова, щит (синий и полосы) посреди. Но это не первый дизайн, который обсуждался.

Как обычно и бывает, процесс создания строится на множестве вариантов, переборе вариантов и поиске решения, которое лучше подойдет. Однако, следует учитывать, что непринятые версии чего-либо создавались по тому же заданию и, как правило, несут ту же или близкую смысловую нагрузку.

Одной из первых версий герба была версия художника-выходца из Женевы, патриота США Пьера Евгения ду Симитира. Свою версию он предложил в августе 1776 года. Версия герба базируется на привнесении в нее символов всех территорий, откуда Америка, в основном, и заселялась.

Достаточно интересно видеть там и английские символы, с учетом того, что с 1775 шла война за независимость от Британии, и 4 июля 1776 (за месяц до презентации указанного герба) — Независимость была объявлена.

Исторический скетч первого и иные вариации. Последняя версия — основа герба текущего.

Небезынтересны и вариации флагов. К примеру, синий с луной и надписью Liberty внутри, или схожий с текущим ливанским. Тринадцати-звездье как символ понятно — это отражение тринадцати британских колоний, которые и провозгласили независимость первыми.

Их мерзкие хари VS наши светлые лики или Что с лицом?

Из работы Christopher D. Petsko, Nour S. Kteily. (2023). Political (Meta-)Dehumanization in Mental Representations: Divergent Emphases in the Minds of Liberals Versus Conservatives.

Отмечая растущую поляризацию и радикализацию в США, авторы исследуют склонность к дегуманизации оппонентов на основе представлений об их внешности у двух лагерей американцев – «либералов» и «консерваторов».

Предыдущие исследования демонстрируют, что если консервативная дегуманизация обычно основывается на приписывании либералам инфантильных черт (отсутствие организованности, вежливости, аккуратности и т.д.), то с другой стороны наблюдается отказ консерваторам в наличии теплоты (общительности, доверия, эмоциональности). Однако, сами авторы во втором случае вместо холодности исследуют представления о дикости.

Респондентам были показаны 300 пар лиц и предложено выбрать какое из каждой консервативнее/либеральнее. Затем данные изображения были сведены в обобщенные картинки. Далее, другая группа респондентов, которой не было известно о предыдущих действиях, оценивала в какой степени лицо на каждом из четырёх изображений выглядит инфантильным/диким. Такой метод довольно неплохо позволяет выявлять стереотипы.

В итоге подтвердилось то, что авторы называют «дегуманизацией на основе незрелости» у консерваторов и «дегуманизацией на основе дикости» у либералов. Получается, что в представлении первых оппонент – это вечный подросток, а в представлении вторых – то ли зверь, то ли не проходящее тест Тьюринга существо (а может и всё сразу, как на картинке выше).

В общем, морлоки и элои. То есть, «люди с хорошими лицами» на поверку оказываются теми ещё «социальными расистами» :)

🇬🇧🇮🇪 Двое из ларца

В пиратской операции по ограблению британских лордов Валлийскому Чёртику помогал молодой, но уже известный политик-мем Уинстон Чёрчилль, бросивший ранее Консервативную партию, ядро которой составляли земельные аристократы, чтобы перебежать на сторону правительства либералов (то есть монархистов). В прессе Джордж и Чёрчилль даже удостоились прозвища “the terrible twins” («ужасные близнецы»). На русский язык этот образ можно точно перевести, как «двое из ларца».

Когда 1920-е либералов как главную парламентскую силу короля было решено сменить на трудовиков, Чёрчилль перешёл обратно к консерваторам. Теперь вы понимаете, откуда такое презрение к своему «новому» однопартийцу питали консерваторы — Чёрчилль был не просто профессиональным перебежчиком, в прошлом он участвовал в изъятии богатства лордов. И ради чего? Чтобы их дети погибли на полях Фландрии? Доминировавшие в парламенте Межвоенного периода консерваторы, как ни странно, олицетворяли настрой на мир и разоружение. Вероятно, большая часть консервативного болота в таком же ключе оценивала и политику умиротворения Германии.

Когда же в Европе вновь начали грохотать пушки, старую либерально-трудовую братию вновь позвали в правительство. Сначала в виде Чёрчилля на посту первого лорда Адмиралтейства (в 1939 г., хотя и без Ллойд Джорджа), а затем и вовсе в рамках смешанного национального правительства во главе с WC (в 1940 г.).

Любопытно, что именно либеральная группа выступала за сближение с СССР после начала Второй мировой войны.

#elite
#крипто

На фоне затяжного экономического кризиса американская армия разгоняет «Майдан» у Капитолия. Звучит как сюжет из альтернативной истории или начало очередного британского фильма о весёлом будущем дорогих кузенов? А это всего лишь реалии времён Великой Депрессии.

В 1924 году был принят так называемый Бонусный Акт, который предполагал выдачу участникам ПМВ сертификатов, по которым в 1945 году можно было получить выплаты из расчета в 1$ за день службы на территории США и 1,25$ в Европе. Всего выпустили около 3,6 миллионов сертификатов на общую сумму в 3,6 миллиардов долларов. Был также создан специальный фонд, из средств которого ветераны могли брать займы в размере до 22,5% от суммы сертификата.

Однако, с началом Великой Депрессии начали звучать требования о немедленном и полном погашении сертификатов, а увеличение допустимого объёма займа до 50% ненадолго успокоило ветеранов. Сторонники президента Гувера горячо выступали против выплат, уверяя, что это потребует введения новых налогов и замедлит восстановление экономики.

Пока в Конгрессе шли дебаты по этому вопросу через всю страну на Вашингтон выступила «Армия солдатской надбавки» численностью около 40 тысяч ветеранов и сочувствующих. Дойдя до столицы, протестующие организовали гигантский палаточный лагерь невдалеке от Капитолийского холма (до 20 тысяч человек на пике). Когда уже принятый Палатой представителей закон был отклонён Сенатом по домам отправились лишь некоторые участники марша. Обеспокоенный Гувер решил применить армию для разгона протестующих. 28 июля лагерь был очищен Макартуром с применением танков и слезоточивого газа. И хотя при тысячах пострадавших было всего несколько убитых, такие «эффектные» действия окончательно подорвали репутацию и без того непопулярной администрации Гувера.

Победивший на выборах осенью того же года Рузвельт, впрочем, тоже не был сторонником исполнения требований Бонусной Армии – для принятия закона о замене сертификатов на облигации, которые можно было погасить в любой момент, в начале 1936 Конгрессу пришлось преодолеть президентское вето.

Итак вернемся к создателю французского госплана Жану Монэ, но сначала небольшое отступление. Есть одно коммьюнити в русскоязычной блогосфере что ли, которое очень любит выискивать пробелы в биографиях разных персонажей, в первую очередь политиков, и, потом многозначительно заключать мол ну вы понимаете, да? Подход интересный, но оценивать подобных людей стоит все таки по делам, а не по пробелам в биографиях. Жан Монэ без сомнения является примером подобной биографии - родился в семье торговцев коньяком, сестра была ярой католичкой и основательницей французской ветви влиятельной католической организации Catholic action. Жан в 16 лет решил не сдавать вступительные экзамены в университет и вместо этого уехал в Англию учится бизнесу у бизнес партнёра его семьи - некоего мистера Чаплина. Во время первой мировой войны Монэ пришел к выводу что только тесная кооперация и координация усилий (запомните этот момент, это сквозной мотив всей его биографии) между Францией и Британией поможет победить в войне, друг семьи устраивает ему встречу с французским премьер министром которого убеждают доводы Монэ и возникает после этого агенство Allied Maritime Transport Council. В 31 Жана назначают генсеком Лиги нации откуда в 23 году он уходит, разочаровавшись в стиле работы Лиги наций. Два года он работает в семейном бизнесе, а потом перебирается через океан и работает в финансовой сфере, помог стабилизировать польский злотый в 1927 году и румынский лей в 1928 году. C 1932 по 1937 он работает в Китае по приглашению китайского министра финансов, занимается реорганизацией китайских железных дорог. Затем началась ВМВ и для него нашлись более важные дела, в 1940 году он становится главой франко британской Inter-Allied Commission и оправлен в США для выбивания из американцев помощи для Британии, для того чтобы та смогла вступить в войну. Тут он снова занимается столь любимой им координацией усилий, и, по словам Джона Мейнард Кейнса именно усилия Монэ по координации сократили длительность ВМВ минимум на один год. После ВМВ он привез во Францию план по восстановлению по которому все доходы от немецкой угольной промышленности должны были направляться во французскую экономику, тем самым ослабляя Германию и ускоряя восстановление французской экономики. А в 1947 учредил французский госплан и занялся строительством Соединенных Штатов Европы, он был сторонником градуалисткого подхода к строительству ЕС. Вот такой вот человек доброй воли, которого бы многие назвали шпионом, но это бред, он был представителям слоев которым никакие разведки были не страшны.

Интересно, что же это за коммьюнити?

Созданный в Нью-Йорке (через несколько дней после начала ПМВ) немцем Джорджем Виреком прогерманский журнал «Фатерлянд» тут же устроил перефорс. Получилось актуальней.

Как пицца предсказывает войны

Ни для кого не секрет (благодаря Голливуду), что весь военный гений США сконцентрирован в Пентагоне.

Поэтому, если доставщики пиццы в штате Виргиния заняты больше, чем обычно, то в остальных странах это может стать поводом для беспокойства.

Как оказалось, если американские красные воротнички ожидают какого-то значимого события, то они задерживаются допоздна на работе.

А компанию им в этом составляет один из самых популярных продуктов быстрого приготовления - пицца.

Так, в 1983 году американцы удвоили количество заказов перед вторжением США в Гренаду.

А в 1990 г. в Пентагон перед вторжением Ирака в Кувейт в 1990 г. сотрудники заказали 21 пиццу.

Причем, их аппетит не угасает десятилетиями.

Считай вчера, 13 апреля 2024 года заказы на пиццу резко возросли после запуска Ираном беспилотников в сторону Израиля.

Не говоря уже о сотне других более-менее значимых событиях.

Что интересно - конкуренцию пицце в качестве надежного показателя занятости сотрудников Пентагона составляют бары и рестораны.

Если они пустуют после завершения стандартного рабочего дня - жди беды.

Проблема же индекса пиццы заключается в отсутствии точности.

Вы можете определить по количеству заказов на пиццу, что ГДЕ-ТО может бахнуть.

Но где именно, даже по странам - по данному индексу определить невозможно.

К счастью, сегодня больше не нужно коротать ночь с куском пиццы, пяля в синий экран, чтобы понять, где же вот-вот должно бабахнуть.

Для этого есть более надежные способы - в виде новостей, так как крупные события и реакция на них подготавливаются месяцами.

А новости, касающиеся России, в последнее время не внушают оптимизма.

#Конфликт #Россия #Медиа

Английский антиковед Фрэнсис Корнфорд как-то решил посмеяться над коллегами из Оксбриджа и написал памфлет «Microcosmographia Academica». В этом своеобразном «пособии для молодых академических политиков» он предлагает полушутливые советы, как приобретать влияние и продвигаться в университетской иерархии, при этот отстаивая реакционные идеи, но внешне соглашаясь с прогрессистами.

Так, обобщая риторику идущих по описанной выше дороге людей, Корнфорд выделяет гротескные принципы, например:

Принцип «дальше – больше». Не следует поступать справедливо сегодня, так как это приведёт к завышенным ожиданиям того, что в будущем вы поведёте себя ещё более справедливо.

Принцип опасного прецедента. Не следует принимать одобренного всеми правильного решения по той причине, что в будущем у вас может не хватить мужества принять такое же решение в другой ситуации, которая, предположим, будет напоминать предыдущую, но, по сути, сильно от неё отличаться.

Принцип не пришедшего времени. Люди не должны делать в настоящий момент то, что они считают правильным, потому что момент, когда они считают это правильным, еще не наступил.

Думается, что своего Корнфорда ждут и нынешние ЛОМы, оправдывающие отращивание левиафанами по всему миру новых щупалец. Далеко не исчерпывающий список принципов в данном случае может выглядеть так:

Принцип слезинки ребёнка. Если существует нечто, способное заставить ребёнка заплакать и могут быть введены предположительно устраняющие это государственные ограничения, то последние должны быть введены. Или вы хотите, чтобы ребёнок плакал?

Принцип обучения беспомощности. Если люди принимают ошибочные решения при низком опыте и грамотности работы с какой-то сферой, то следует поставить её под полный государственный контроль. Нет решений – нет ошибок.

Принцип вредного соседа. Если ваш сосед вводит какие-то репрессивные меры, то вы тоже должны их ввести. Во-первых, это всегда эффективно и может быть использовано против вас. Во-вторых, когда хорошие парни делают плохо – это хорошо, а когда плохие – плохо.

Принцип борьбы с концентрацией с помощью гиперконцентрации. Люди с меньшими ресурсами и властью страдают от злоупотреблений людей с большими ресурсами и властью. Для устранения этого следует предоставить всю власть и все ресурсы в одни руки.

Принцип апелляции к австрийскому художнику. Необходимая мера всегда может быть обоснована тем, что использовалась для борьбы с фашизмом или её противоположность используется фашистами.

(Теперь не осталось никаких сомнений, что Аид — это Мурино).

Из сериала "Kaos".

Смотрится ... своеобразно.

С одной стороны — видно, что это "переосмысление" уровня:
"Берём режиссёршу, которая People of Color, даём ей в руки учебник по древнегреческой мифологии, который скучающий английский студент похабными карикатурами изрисовал и говорим — ЭКРАНИЗИРОВАЙ".

C другой — мифы и легенды Древней Греции, несмотрибельными делать сложно. Тут гением надо быть :)

Подтекста и второго дна там безусловно хватает — боги на самом деле не от рождения такие, а лишь потому, что пьют аденохром эсенцию из душ, самый человечный из богов — "добрый" и "гостеприимный" Аид (сыгран англичанином), которого вечно третирует старший брат (сыгран американцем), сидит британский Аид в Министерстве Правды, главный радетель за благо народное — Прометей (сыгран англичанином), ясное дело страдает на скале (с перерывами на совещания с американским Старшим Братом) и.т.д.

Кого неумолимый рок, в итоге возносит на вершину власти (сериал британский) — догадайтесь с трёх раз :)

Читая книгу «Бойся британского Змия: роль писателей в британской пропаганде в США 1939-1945» Роберта Кальдера.

Раскрывая детали колоссальной «информационно-психологической операции» по созданию в Америке пробританских настроений, Кальдер описывает, с каким отношением к себе англичане столкнулись в конце 30-х.

Многие американцы считали Вторую мировую войну в значительной степени результатом коварной и циничной британской дипломатии. Прибыв в Нью-Йорк в октябре 1939 года, отставной дипломат Альфред Дафф Купер столкнулся с распространенным мнением о том, что война была вызвана жесткими условиями, навязанными Германии Великобританией и Францией по Версальскому мирному договору. Опрос, проведенный в марте того же года, показал, что 40% американцев считают, что с Германией обошлись несправедливо.

Еще более распространенным было убеждение в том, что британская политика умиротворения поощряла территориальные амбиции Гитлера. Главной мишенью этой критики, естественно, было правительство Чемберлена, но многие американцы обвиняли в этом прогитлеровски настроенных тори из высшего класса.

В 1938 году группа убежденных сторонников политики умиротворения, собиравшихся в загородном доме лорда Астора, среди которых были Чемберлен, сэр Джон Саймон, сэр Сэмюэл Хоар, Джеффри Доусон (редактор "Таймс") и Филип Керр (поздее посол в США), – стала известна по обе стороны Атлантики как “Кливденская клика”.

Этот термин приобрел особую известность в Соединенных Штатах, настолько, что леди Астор почувствовала себя обязанной опровергнуть обвинения в прогитлеровской позиции в газете Saturday Evening Post. Тем не менее, долгое время она оставалась ярким символом циничного своекорыстия британского высшего класса.

Карта округов США с пиками населения по десятилетиям. Довольна заметны "Великая миграция" афроамериканцев из южных штатов в начале-середине 20 века, эффект т. н. "Пыльного котла" на штаты Великих прерий и Среднего Запада в 1930-х, а также постепенный упадок угледобывающих районов Аппалачей и многих сельских районов страны.

Забавно читать американского «геостратега» Питера Зейхана. Это своего рода Микола Канян навыворот, рассказывающий как гегемон станет ещё гегемонистее.

По Зейхану, отход США от поддержки «миропорядка» разморозит всевозможные конфликты. Ожидается возрождение старых колониальных империй или, по крайней мере, попыток их восстановления – у европейцев, турок и японцев «руки-то помнят». Вкупе с активизацией пиратства это разрушит глобальную систему торговли, что в условиях специализации грозит большей части человечества опрощением, а то и голодом.

Китаю Зейхан пророчит мрачное будущее – демографическую катастрофу и экономический коллапс из-за сильной зависимости от мировой торговли (мог бы ещё добавить про «деколонизацию» в духе Лю Джунцзиня). Тут, конечно, посмотреть бы на его дебаты с российскими китаистами. Теми самыми, которые: «Нефритовый стержень Xi Удар! Похлюпай, талассократический карась!».

Но это всё в основном о Восточном полушарии. Над Западным сохранится американский зонтик, а экономика США будет получать оттуда (и Австалазии) всё необходимое для того, чтобы благополучно переждать «Средневековье» 20-х - 30-х.

А почему американцы вообще перестают поддерживать глобализацию? Зейхан отвечает: оказывается раньше был не американский век, а век американской жертвы, когда США взвалили на себя издержи поддержания миропорядка (ох тяжела шапка гегемона!), а остальные получали выгоду. Но в 40-х начнётся настоящий американский век, когда Америка снова выйдет на сцену, как никогда увеличив свой отрыв от исхудавшего мира.

В общем, посыл следующий:

Вот погодите, вернём всё к состоянию на 1913/1938, только на этот раз сыграем правильно (тут главное не перескочить сразу к 1860, а оттуда – к 1775).

Ещё Зейхан любит рисовать, пример его творчества на приложенных картинках.

George Hyde Pownall (1866–1939)
#искусство

База V. Виброметр

И тут в один прекрасный час странная мысль поразила меня словно беззвучный удар грома. Мне пришло в голову еще одно объяснение. Представьте, что вы слышите сплетни о незнакомом человеке. Одни говорят, что он слишком высок, другие — что он слишком низок; одни порицают его полноту, другие — его худобу; одни называют его слишком темным брюнетом, другие — светлым блондином. Можно предположить, что он очень странный с виду. Но можно предположить и другое: он такой, как надо. Для великанов он коротковат, для карликов — слишком длинен. Старые обжоры считают его тощим, старые денди — тучноватым на их изысканный вкус. Шведы, светлые, как солома, назовут его темным; негры — светлым. Короче говоря, это чудище — просто обычный или, вернее, нормальный человек.

Честертон писал это в контексте ответа на критику христианства, в отношении которого выдвигался ряд взаимоисключающих обвинений. Но вообще идея универсальна. Если «эксперты» дают полярные оценки некоего явления, велика вероятность, что это так себе эксперты, а их мнения больше говорят о них самих.

Вот и какой-нибудь потомок польской шляхты, отучившийся в Гарварде и работающий в think-tankaх вашингтонского обкома возмутится, если ему скажут, что Холодная Война-де была договорным матчем, необходимым обеим сторонам для внутреннего употребления (мирсистемщина, Саттон) или, что настоящим архиврагом американцев был не тот, кого им принято считать (ларушианство). «Это какая-то коммунистическая пропаганда!».

Что характерно, такую же реакцию это вызовет у аналогичного персонажа с другой стороны («азербайджанские князья» в родословной, МГИМО, конференции БРИКС, статьи про крах доллара). «Чушь! Мы самая страшная угроза, которую только знал мировой империализм!».

Или, как принято считать у некоторых: «криптоколониальный дискурс – лютая антисоветчина и русофобия, обесценивающая великие достижения». Но у других он же – «пятимерный кремлёвский псиоп, избавляющий от ответственности и способствующий созданию образа врага». Ну да, ну да.

Можно сказать, что способность концепции вызывать bipartisan праведную тряску – косвенный индикатор её потенциала по высвечиванию неочевидных пластов реальности.

Но справедливости ради исламофилия англоязычной (и в меньшей степени франкоязычной) академии возникла ещё задолго до того, как Саудия и Катар разбогатели и получили возможность скупать целые университеты первой лиги.

Как минимум она восходит к XIX веку, когда Британия и Франция ограждали Порту от посягательств северного медведя.

И даже когда в ПМВ политические альянсы развернулись, интеллектуальные традиции остались. Вот и мэтр Арнольд Тойнби в греко-турецкую войну 1919-22 гг. вполне искренне исламофильствовал и занимался протурецкой пропагандой: https://t.me/eranudaneran/1050

Граф «похожих» каналов. Найдите свой)