Facultative.Archi

Второй герой книги — Адольф Лоос, хотя его позиция в книге кажется немного служебной — быть контрастом, «контрольной группой». Происхождение эстетики Ле Корбюзье от эстетика Лооса, связь между двумя поколениями радикальных архитекторов — распространенная (и поддержанная еще самим Ле Корбюзье) интерпретация ранней истории модернизма. Именно здесь метод анализа Коломины становится особенно важным, так как она показывает, что это были архитекторы с противоположным пониманием темы приватного пространства.

Лоос, в отличие от Корбюзье, терпеть не может фотографию, уничтожает свои архивы, глубоко прячет внутренние пространства своих домов от внешнего наблюдателя. Такая стратегия, не в меньшей степени, чем у Ле Корбюзье, была продиктована как психологией архитектора, так и спецификой культурной ситуации Вены 1910-х годов.

Лоос не в меньшей степени интересуется возможностью контролировать частное и интимное, использовать жильца дома в качестве марионетки в созданном им пространстве. Но, отмечает, Коломина, если у Корбюзье обитатель дома — актер кино, образ, отделенный от реального человека, то у Лооса — актер в театре, выступающий в сложной роли наблюдаемого и наблюдателя, но все-таки реальный человек. Чтобы продемонстрировать разницу, Коломина обращается к анализу отношения архитекторов к фасадам, планам, к отдельным архитектурным элементам вроде окна.

В контексте современного развития медиа идеи Коломины приобретают новые смыслы. Если в 1980–90-х главными медиа были именно что массовые — газеты, журналы, телевизор, то сегодня – социальные. В них контроль распределен и спрятан еще более тщательно и глубоко, инструменты фальсификации, формирования «архива» еще тоньше. За 30 лет, которые прошли со времени публикации книги, изменились и отношения с приватностью и интимностью (и в том числе, благодаря Коломине, которая выступила редактором книги о пространстве и сексуальности еще в 1992 году).

В книге X-RAY, которая вышла в 2019 году и посвящена отношениям архитектуры и образа тела, в особенности так, как этот образ зафиксирован и представлен в медицинском контексте. Коломина посвящает последнюю главу этой книги «гиперпубличности» современности. Она противопоставляет узконаправленность традиционного рентгена — тотальности томографии, но отмечает при этом, что томография — всего лишь множество рентгенов. Количество, тем не менее, переходит в качество: мы обнаруживаем себя в пространстве, в котором нельзя укрыться от множества глаз, других людей, медиа, систем видеоконтроля и так далее.

Архитектура и сегодня продолжает ту логику, которую всего лишь предъявили, но не изобрели Лоос и Ле Корбюзье — она специально конструируется для удобства сквозного наблюдения. И с этим, наверное, трудно что-то сделать отдельно взятому архитектору. Но, можно, пользуясь анализом Ле Корбюзье и Лооса в книге Коломины, проанализировать свои собственные отношения с приватностью, визуальностью и современной культурой.

#чтение #книга

Еще один важный перевод вышел в издательстве Ad Marginem — ставшая уже классикой в архитектурных исследованиях книга Беатрис Коломины «Публичное и приватное. Архитектура как массмедиа» (можно прочитать и на Bookmate, а также прочитать рецензию Наты Волковой).

Коломина с 1980-х преподает в Принстонском университете и сюжет культурной критики современной архитектуры стал одним из магистральных в ее работе. Книга вышла в середине 1990-х, но работа над ней шла долго: статьи, основанные на этом материале, выходили в академических журналах с 1980-х, и уже они открывали новую страницу в исследованиях модернизма.

Коломина далеко отходит от упрощённых интерпретаций модернизма, которые сводят его либо к набору формальных приемов (геометрия, цвет), либо к прагматической оценке его жизнеустроительных амбиций (маленькая площадь и аскетичный функционализм квартир, перестройка городов). Эти аспекты и их критика, безусловно, важны, но как показывала Коломина, ими далеко не исчерпывается тема влияния модернизма на культуру ХХ века (или же проявления общих культурных механизмов в модернистской архитектуре).

Её работа — о том, что модернизм был не только стилем или парадигмой проектирования, но и мощным инструментом переопределения отношений между частным и публичным, визуальным и осязаемым, эстетическим и социальным. Главный герой книги — Ле Корбюзье и его отношения с фотографией в собственном архиве, в публикациях проектов, в его журнале L’Esprit Nouveau, книге Vers une Architecture и так далее. Коломина помещает этот материал в более широкий контекст пересечений современной архитектуры и города с культурой визуальности.

Опираясь на философские и литературные источники, она показывает, что на рубеже XIX и XX веков граница между внешним и внутренним, между улицей и интерьером, публичным и частным радикально трансформируется. Вместо прочного барьера, который был представлен фасадом здания, возникает сложная система связей, размывающая границы: это фотография, кино, реклама, насыщенная жизнь городских общественных пространств, пересмотр сферы частной жизни и отношений сквозь призму дискуссий об устройстве общества.

Не случайно, что для Ле Корбюзье и для других модернистов фотография становится важнейшим медиумом, ведь она тоже обладает способностью размывать границы. Она вроде бы показывает всё «как на самом деле», но одновременно всегда является результатом более или менее интенсивного конструирования — выбора момента съемки, ракурса, композиции.

Как демонстрирует Коломина на материале архивов Ле Корбюзье, часто фотография редактируется и монтажируется для того, чтобы показать архитектуру в нужном для автора свете. Апроприация, редактирование, монтаж, коллаж — эти инструменты в работе Ле Корбюзье с изображениями совсем не были чем-то уникальным, ведь тоже самое происходило в журналах, рекламе, кино.

Уникальной была энергия, с которой Ле Корбюзье старался преодолеть границу между реальностью архитектурного пространства и тем образом реальности, который он стремился создать. Этому посвящено мини-исследование отношений Ле Корбюзье и Эйлин Грей: ставший уже широко известным эпизод, в котором Корбюзье без разрешения разрисовывает стены виллы Грей, как бы показывая, что на пути его понимания частного и интимного не может быть никаких барьеров.

#чтение #книга

1) Обложка англоязычного издания (1994);

2–10) Российское издание книги.

#чтение #книга

Последующая фиксация проекта с помощью не просто фотографий, а фотомонтажей добавляла к ситуации еще одно измерение, в котором был другой конфликт. Теперь он разворачивался между желанием зрителя воспринимать объект как стабильный и знакомый («дом», «инсталляция», «архитектура», «искусство»), и отсутствием такой ясности, между изображением как документом, свидетельством, и как самодостаточным произведением, ради которого, получается, разрезали целое здание.

Морган Ын, профессор истории архитектуры в Йеле, предлагает рассматривать эстетику разрушения Матта-Кларка с точки зрения философии возвышенного Эдмунда Берка. Для Берка возвышенное — это природа, поражающая (ужасающая, потрясающая) нас своей мощью, и способностью созидать и разрушать. В эстетике XVIII века эта идея также транслировалась в «культ руин», любовь к полуразрушенной архитектуре, напоминавшей о древних цивилизациях, неумолимом движении времени.

Созидательное разрушение Матта-Кларка — это руины, которым не так много времени, и самим зданиям, и разрушительному вторжению художника. И тем не менее, эти разрезы вызывали смесь страха и восхищения. Ын сравнивает работы Матта-Кларка с гравюрами Джованни Баттисты Пиранези, которые тоже вводят зрителя в состояние тревожной неопределённости тем, что пространство больше не подчиняется привычным правилам.

Возвращаясь к проекту hé!, мы можем увидеть, как идеи Матта-Кларка находят отражение в решениях архитекторов. Их разрезы напоминают разрезы Матта-Кларка, а столкновение разных материальностей — эффекты, которые, возникали из-за интервенций художника в тела зданий.

Разумеется, и анархического, и возвышенного в этом проекте уже по чуть-чуть, в безопасной и привлекательной форме. Движение от радикальности жеста к умеренности приёма — это эволюция не только творческого пространства, но и визуальной культуры в целом, ведь когда-то и перспектива была авангардом, и на соответствующий аттракцион, устроенный Брунеллески, сбегались посмотреть жители Флоренции. Проект hé! в этом смысле не только отчасти авангардный, но и отчасти же — демонстрирует преемственность и внимание к наследию не только в отдельно взятом здании, но в культуре в целом.

#проект #критика

В тихом брюссельском пригороде с традиционными узкими домами на улицах архитектурная студия hé! взялась за проект реновации здания. Такой же традиционный дом, с узкой лестницей и маленькими комнатами, хотелось сделать более просторным и светлым, но не более простым. Иначе говоря, сделать дом современным, сохранив или переосмыслив его исторический характер.

Hé! использовали два метода работы. Во-первых, это разрезание и вырезание частей, при котором возникают неожиданные пересечения пространств и видов внутри дома. Во-вторых, наслоение новых элементов на старые или сталкивание старых таким образом, чтобы получался эффектный коллаж.

Самым радикальным решением стало устранение потолка над кухней. Высокое пространство кухни-столовой превратилось во внутренний двор с балконами и окнами, которые выходят в него из соседних комнат. Свет здесь становится главным архитектурным элементом, подчеркивая взаимодействие материалов: грубой кирпичной кладки, мягкости известковой краски, красных металлических балок, деревянных дверей и окон.

Получившийся дом не выглядит необыкновенным, неожиданным, а приёмы, которые использовали архитекторы — нарочитыми. Но можно угадать здесь и результат длительной эволюции одного сюжета, который когда-то был введен художником-авангардистом Гордоном Матта-Кларком.

В 1970-х годах Матта-Кларк делал разрезы, дыры и пустоты в зданиях, чтобы создать произведения, подрывающие наши представления о порядке вещей. Утилитарность архитектурного объекта благодаря таким интервенциям ставилась под сомнение, целое здание превращалось в found object. Зритель не сомневался в том, что имеет дело с жестом, чем-то, что искусственно, возникло по чьему-то произволу. Но ведь и здание — не явление природы, не дерево и не скала, а произведение человека.

Там где два произведения столкнулись, возникает не просто дыра и разрыв, а пространство для интерпретаций. Например, Марк Уигли описывал эту ситуацию как анархический жест, подрывающий функциональность архитектуры. Матта-Кларк обнажает конфликт между архитектурой как пространством обитания, естественным и хаотичным, и архитектурой как символом порядка, строгой, зафиксированной, между случайным и намеренным.

#критика #проект

1–5) Проект Georges, бюро hé!, фото Tim Van de Velde (2024);

6) Бюро hé!;

Работы Гордона Матта-Кларка:

7) Conical Intersect (1975);

8) Splitting (1974);

9) Bingo (1974);

10) Conical Intersect, фотомонтаж (1975).

#критика #проект