#смотритесами
Илья Крончев-Иванов о выставках «Бунт вещей» Алины Кугуш в Пространстве А и «Сказка. Сон» Грехта в Limonov Art Foundation. Часть 3:
Грехт — великий и ужасный, или Мальчик, который не вырос
Вокруг Грехта за последние несколько лет сформировался ряд мифологем: художник-аноним, скрывающий своё лицо и никогда не появляющийся «в свете»; интроверт; таинственный копатель и собиратель странных артефактов; мифотворец; адепт «тёмной» эстетики готического средневековья и фэнтезийного мира в духе Толкиена.
В прошлом году на ярмарке Cosmoscow одна из посетительниц, по совместительству психоаналитик, когда увидела работы Грехта, не поверила, что они были созданы взрослым человеком. Тогда она попыталась многим художникам определить «болезнь». Грехту диагностировали инфантилизм (психическая детскость, незрелость). В его работах за последние годы присутствует тема сказки, детского творчества, игрушек, некоего инфантильного мира. Да и сам художник в одном из немногочисленных интервью признаётся, что «как ребёнка его притягивают фантастические эпопеи про выдуманные миры». Ещё в детстве он познакомился с творчеством Толкиена, в котором особый интерес у него вызывали орки и гоблины, создающие из мусора оружие и броню, а уже в зрелости он стал большим поклонником детского творчества, из которого черпает вдохновение по сегодняшний день. В последние годы Грехт активно изучает фольклор и народные сказки, написанные 100–150 лет назад. Так его зацепил образ горного гнома из немецких сказок, в которых эти существа помогают добывать железо, а затем ковать инструменты.
Его новый проект (который готовился в течение 2 лет) называется «Сказка. Сон». Это буквально материализованный из сновидений, мыслей и воспоминаний фантазийный мир Грехта. Выставка начинается с арочных ворот, обозначающих переход границы — из одного мира в другой. Само пространство выставки напоминает невозможный город из несуществующей сказки, где обитают гномы и гоблины. Как выясняется из сопроводительного текста, это город, который Грехт видел во снах. Прогуливаясь по нему, в какой-то момент появляется ощущение условной наивности. Будто ты попал в большую детскую комнату, в которой буквально миг назад всё оживало в фантазии ребёнка, по городу бродили горные гномы, был слышен шум их шагов и речи, но игра закончилась, остались лишь разбросанные игрушки, куклы и декорации.
В проекте Грехта граница между реальностью и фантазией трещит по швам. Кажется, что художник хочет воссоздать собственный сон, поскольку эта фантазийная новая реальность кажется ему более безопасной, словно укрытие или детский шалашик, в котором можно играть и приглашать других присоединиться к невероятной игре. И тогда это пространство сна-сказки становится пространством побега. «Жизнь, как она нам дана, слишком тяжела для нас, — напишет Фрейд. — Она приносит слишком много боли, разочарований, неразрешимых проблем. Чтобы вынести такую жизнь, мы не можем обойтись без средств, дающих нам облегчение».
Но именно благодаря этому эскапизму Грехту удаётся вернуть в искусство то, чего ему так не хватает сегодня, — воображение. В 1969 году писательница Урсула Ле Гуин в своём романе «Левая рука тьмы» написала, что «суть всякого воображения — правда», а чуть ранее художник Марк Шагал протестовал против термина «фантазия», уверяя, что внутренний мир может быть даже реальнее, чем мир, окружающий нас. И тогда, возможно, то, что некоторые могут определить как наивную детскость, становится методом, порождающим ценность искусства Грехта и созданного им мира, способного унести нас в запредельные состояния, схожие с теми, когда мы в детстве также строили себе собственную реальность под кухонным столом, в котором фантазия и воображениями дарили безграничную свободу.
Илья Крончев-Иванов о выставках «Бунт вещей» Алины Кугуш в Пространстве А и «Сказка. Сон» Грехта в Limonov Art Foundation. Часть 3:
Грехт — великий и ужасный, или Мальчик, который не вырос
Вокруг Грехта за последние несколько лет сформировался ряд мифологем: художник-аноним, скрывающий своё лицо и никогда не появляющийся «в свете»; интроверт; таинственный копатель и собиратель странных артефактов; мифотворец; адепт «тёмной» эстетики готического средневековья и фэнтезийного мира в духе Толкиена.
В прошлом году на ярмарке Cosmoscow одна из посетительниц, по совместительству психоаналитик, когда увидела работы Грехта, не поверила, что они были созданы взрослым человеком. Тогда она попыталась многим художникам определить «болезнь». Грехту диагностировали инфантилизм (психическая детскость, незрелость). В его работах за последние годы присутствует тема сказки, детского творчества, игрушек, некоего инфантильного мира. Да и сам художник в одном из немногочисленных интервью признаётся, что «как ребёнка его притягивают фантастические эпопеи про выдуманные миры». Ещё в детстве он познакомился с творчеством Толкиена, в котором особый интерес у него вызывали орки и гоблины, создающие из мусора оружие и броню, а уже в зрелости он стал большим поклонником детского творчества, из которого черпает вдохновение по сегодняшний день. В последние годы Грехт активно изучает фольклор и народные сказки, написанные 100–150 лет назад. Так его зацепил образ горного гнома из немецких сказок, в которых эти существа помогают добывать железо, а затем ковать инструменты.
Его новый проект (который готовился в течение 2 лет) называется «Сказка. Сон». Это буквально материализованный из сновидений, мыслей и воспоминаний фантазийный мир Грехта. Выставка начинается с арочных ворот, обозначающих переход границы — из одного мира в другой. Само пространство выставки напоминает невозможный город из несуществующей сказки, где обитают гномы и гоблины. Как выясняется из сопроводительного текста, это город, который Грехт видел во снах. Прогуливаясь по нему, в какой-то момент появляется ощущение условной наивности. Будто ты попал в большую детскую комнату, в которой буквально миг назад всё оживало в фантазии ребёнка, по городу бродили горные гномы, был слышен шум их шагов и речи, но игра закончилась, остались лишь разбросанные игрушки, куклы и декорации.
В проекте Грехта граница между реальностью и фантазией трещит по швам. Кажется, что художник хочет воссоздать собственный сон, поскольку эта фантазийная новая реальность кажется ему более безопасной, словно укрытие или детский шалашик, в котором можно играть и приглашать других присоединиться к невероятной игре. И тогда это пространство сна-сказки становится пространством побега. «Жизнь, как она нам дана, слишком тяжела для нас, — напишет Фрейд. — Она приносит слишком много боли, разочарований, неразрешимых проблем. Чтобы вынести такую жизнь, мы не можем обойтись без средств, дающих нам облегчение».
Но именно благодаря этому эскапизму Грехту удаётся вернуть в искусство то, чего ему так не хватает сегодня, — воображение. В 1969 году писательница Урсула Ле Гуин в своём романе «Левая рука тьмы» написала, что «суть всякого воображения — правда», а чуть ранее художник Марк Шагал протестовал против термина «фантазия», уверяя, что внутренний мир может быть даже реальнее, чем мир, окружающий нас. И тогда, возможно, то, что некоторые могут определить как наивную детскость, становится методом, порождающим ценность искусства Грехта и созданного им мира, способного унести нас в запредельные состояния, схожие с теми, когда мы в детстве также строили себе собственную реальность под кухонным столом, в котором фантазия и воображениями дарили безграничную свободу.
![[WORK IN ART] Работа в сфере искусства Telegram Channel](/avatar/1106/1106875373.jpg)
