Картографические школы мысли в двадцатом веке (Часть 1)
В декабре я публиковала пост о своей магистерской работе по истории теории картографии. Я бы хотела с вами поделиться некоторыми тезисами из моей работы в серии постов. Итак, часть первая.
К середине двадцатого века картография получила статус самостоятельной науки во многих странах глобального Севера. Почти одновременно в нескольких центрах появились свои школы мысли, которые по-своему определяли предмет и задачи науки картографии. В этом посте мы рассмотрим школы, которые доминировали в 60-ых и 70-ых годах.
Карта как модель или школа географической картографии К. А. Салищева
В СССР картография была условно подразделена на географическую (университетскую) и техническую. Географическая картография была неразрывно связана с географией и занималась вопросами составления карт для нужд географов. Карта — это ни что иное как модель действительности и инструмент географа, который помогает ответить на ряд вопросов и получить новое знание о пространстве. В связи с этим ученые-картографы были заняты составлением специальных карт и разработкой методов их анализа. Это привело к созданию дисциплин по использованию карт, аналогов которым нет за пределами стран бывшего СССР. Эта концепция доминировала в СССР и отвечала его идеологическим реалиям, например, понятие карты как отражения реальности для познания мира было созвучно Ленинской теории отражения. Эту школу критиковали оппоненты внутри и вне СССР за то, что она не предлагала самостоятельную теоретическую основу для картографии, которая по сути являлась инструментальной дисциплиной географов.
Карта как закодированная информация или школа картографической коммуникации А. Робинсона
В США, под влиянием теории информации, появилась школа картографической коммуникации Артура Робинсона, в которой карты понимались как набор символов, несущих закодированную информацию, которую читатель карты должен правильно расшифровать. Идея в том, что если устранить помехи на канале информации (т.е. карте), то можно более эффективно ее передавать. Таким образом, понимание о том, что является помехой, можно получить, исследуя человеческое восприятие. В 60-ых и 70-ых годах появилось множество исследований о том, какие характеристики символов лучше передают ту или иную информацию, какие решения для дизайна карт более эффективные с точки зрения конечного пользователя. Такие исследования по восприятию зрительной информации заимствовали методы популярного в те годы поведенческого направления в психологии. Эту теорию также развивали теоретики в Польше (М. Конечный) и Чехии (Я. Правда). Критика этой школы в основном касалась того, что её исследователи мало внимания уделяли географическому содержанию карт и в том, что результаты таких исследований были далеки от внедрения в конечные продукты.
Семиотическая школа Ж. Бертена и его последователей
Французского картографа Жака Бертена можно по праву считать самым влиятельным теоретиком картографии двадцатого века. Он первым предложил рассматривать символы на картах как результат сложения визуальных переменных, таких как цвет, размер, форма и ориентация, которые могут быть связаны с определенными качествами отображаемого явления. Его труд повлиял на теоретиков по всему миру, в результате чего возникли языковые теории карт. Однако из-за того, что Бертен писал на французском, и перевод его труда на английский был сделан только в 80-ые, его школа мысли начала оказывать сильное влияние с запозданием.
Существовали также и другие концепции картографии, например Венская школа Арнбергера, в которой картография была языком формальной логики сродни математике. А концепция метакартографии Асланикашвили сочетала в себе модельный и семиотические подходы. Тем не менее, все эти теории отвечали картографическому позитивизму, т.е. предположению, что правильно составленная карта всегда объективно отражает действительность, что было особенно характерно для этого периода развития картографической мысли. В следующей части мы рассмотрим как развивались теории картографии начиная с 80-ых годов.
