Анастасия Миронова пишет:
"Я была в Чечне шесть дней и вот что скажу очень мягко и осторожно: я не увидела в Чечне ни одного признака массовой вовлечённости чеченцев в СВО. Я вообще там не увидела ни одного признака, что идёт СВО. Честно. Вообще ни одного. Я не увидела ни одного плаката с призывом в армию. Ни одного сбора военного. По телевизору показывали, как Рамзан Кадыров в том же университете спецназа инспектировал технику для СВО, это были чуть ли не Гелендвагены, которые почему-то должны были в качестве тачанок отправлены на фронт. Ещё видела в Шали троих мужчин в военной форме, но сразу поняла, что они не чеченцы: говорили на другом языке и у одного на шее был крест. Я прямо спросила - оказались осетинами. Также в маршрутке из Грозного во Владикавказ ехал ветеран, тоже осетин (я тоже спросила). И всё!
Обычно в российском городе отголоски СВО есть всюду. Во-первых, ты видишь ветеранов. Во-вторых, плакаты и стенды с призывом служить. В-третьих, постоянно встречаешь волонтёров, рекламу благотворительных сборов. Наконец, видишь матерей. Если день-два погулять, непременно встретишь женщин, по чьим разговорам понятно, что у них или их подруг сыновья или мужья ТАМ. В Чечне я не встретила ничего и никого. За шесть дней! Разительные отличия от Ингушетии, где я за четыре часа в Назрани встретила: 1. объявление о поддержки нашей армии и призыве собирать гумпомощь на дверях краеведческого музея, 2. самодельное объявление о поддержке СВО на двери маршрутки - видно, что водитель прямо сам, своими руками, написал, разрисовал и повесил, 3. разговор персонала в кафе в Магасе, несколько женщин на кухне обсуждали, что у одной из них воюет сын. То же - во Владикавказе. На ж/д-вокзале видела двух женщин, у которых сыновья на фронте. Всюду плакаты с призывом идти в армию. Во многих кафе стоят короба для помощи фронту. Видела плакаты с призывом поддерживать сборы ОНФ.
В Чечне я ничего подобного не встречала вообще. Видела там много странных мужчин в форме светлого песочного цвета, которые патрулируют улицы городов в полном оружейном обвесе, даже с автоматами. Много мужчин с гражданским оружием в кобуре, которые сидят в ресторанах, пьют по вечерам чай. Они смотрят на верандах кафе футбол, новости, обсуждают Палестину. В мечетях тогда шли массовые ночные молитвы за Палестину. Я ходила трижды в главную мечеть в Грозном, была в мечетях в Шали и Гудермесе - везде слышала, как говорят о Палестине, молятся. Видела группы молодых мужчин, которые шли в мечеть и говорили о Палестине, Израиле (что именно, не поймёшь). В Грозном видела, как турист спрашивал, что говорил на кафедре имам - чеченец объяснил ему прямо в мечети, что проповедь была посвящена участи Палестины. Ни разу не встречала, чтобы с ходу было понятно, что в чеченской мечети молятся об СВО.
Возможно, это будет самый мой короткий и самый опасный текст из "чеченской" серии. Но не могу молчать. С осени я пыталась найти повод и слова, чтобы рассказать едва ли о самом главном - я провела в Чечне шесть дней и не увидела признаков, что, кроме Кадырова и его окружения, люди там хоть сколько-то увлечены поддержкой СВО. Моя поездка никак не помогла мне оценить, насколько плотно чеченцы вовлечены в современную повестку и разделяют с русскими их задачи.
В стране больше 80% русских. Воюют, следовательно, больше 80% русских. Не забывайте об этом, когда будете назначать новых руководителей разных военных структур. Тот же Алаудинов персонально, вроде как, ничего. Он симпатичный, подтянутый, его семья - что большая редкость для чеченских политиков и чиновников этого возраста - воевала в том конфликте на стороне федеральных сил, сам он вырос среди русских. Но вот Алаудинов вдруг берёт слово и осуждает не идущих на СВО срочников, среди которых, я так понимаю, тоже не менее 80% русских. Вы никуда не денетесь от этой данности: если вам нужна победа, на 80% вам придётся рассчитывать на русских. И было бы ещё понятно, если бы мы знали, сколько точно чеченцев воюют сейчас за Россию реально на передовой. Я вот пыталась узнать, понять, но не смогла".
