Недавно я с удивлением обнаружила, что я выросла с искусством. Почему с удивлением, логичный вопрос, а ответ на него в том, что мне всегда казалось, что выросла я в вакууме, где искусства всегда не хватало. До какого-то момента все искусство, да и вообще информация о культуре, с которыми я сталкивалась существовало во времени одновременно, без исторических эпох и разграничений: Ларри Кларк и Салли Манн, Radiohead и группа Тату, газета Спид-инфо и фильм Gummo Хармони Корина. Очень многое вызывало отторжение и непонимание. Вермеер и Клее в энциклопедии мирового искусства имело право на жизнь, а вот минималистичная скульптура 60-х уже казалось высосаной из пальца. Смешно представить, но кубы из плексигласа доводили меня до кипения в 19 лет. Конечно же бунт за свободу самовыражения, секса и культа молодости был понятен, и даже казался необходимым для выживания. Меня отталкивали те произведения искусства, что стремились выбить из привычного способа смотреть на мир, столкнуть лицом к лицу с табу, зачастую в своем содержании, но иногда в форме тоже. Очень долго мне казалось, что те художники, которые не оберегают своих зрителей от негативных эмоций, вместо этого на зрителе наживаются, выдумывая что-то дестабилизирующее. Хорошим казалось что-то только намекающее на грань на горизонте, а порой требования к идеальному произведению и вовсе противоречили друг другу: честное, но не поверхности; новым языком, но приятно глазу; деликатно, но о несправедливости.
Сейчас я прикладываю усилия, чтобы вспомнить, каким тогда это воспринималось, и напоминание о том, что грань есть, и для многих она болезненна – мне дает общение со студентами. Иногда я слышу, что что-то выглядит слишком жестко, или про “моду на депрессию” или “моду на недовольство”. Я всегда стараюсь аргументировать, что важно в каждом конкретном произведении, но иногда сказать что вещи существуют для вашего дискомфорта, а не удовольствия – тоже слишком жестко.
Тем не менее мой аргумент состоит в том, что искусство должно идти до конца. Иначе в нем нет смысла, как нет смысла в полумерах, в дыме в глаза, в намеках на тему. Если искусство ставит собой цель говорить о темах, важных для человеческой жизни и опыта, оно не может отворачиваться от болезненного, шокирующего и грустного.
Я помню, как первый раз услышала от владелицы галереи, что Борис Михайлов – это чересчур, но спорить не решилась. История болезни для меня всегда доставала закрытое в подвале бессознательно воспоминание о соседском мальчике Сереже, который нюхал клей в пакете, детей гуляющих все лето босиком, дефолте и голоде 90-х. Это было чересчур для меня в жизни, но это было правдой и поэтому являлось ценным в фотографиях. Мне важно, что я это пережила, что с этим справились мои родители. Что общество было больным, и эти фотографии показали нам это не отводя взгляда.
Я недавно прочитала книгу Джоан Дидион – Год магического мышления, 2005 и это натолкнуло меня на составления списка серий, которые работают с темой смерти. Я понимаю, что нет бOльшего табу в обществе, помешанном на молодости и потреблении. Принимать факт единого конца для всех родных и себя самой очень тяжело. Тем не менее, когда болезнь и смерть близких случается, то пережить боль легче, видя боль глазами художника, а значит не нести свою ношу в одиночестве. Так что если вам это когда-нибудь будет нужно, то вот мои список:
1.Очень важно посмотреть Портфолио Куки Нан Голдин, если вы его не видели. Все 15 фотографий есть здесь. Большое эссе на americansuburbx 2001 года.
2.Красс Клемент - При смерти, 1990. Это книга о продолжительной болезни и смерти матери фотографа. Не могу представить себе, чтобы кто-то мог такое снять, но вот оно есть. Сначала человек, поток комок боли и в конце концов только оболочка. Немного у него на сайте, и вот здесь в видео, начиная с 23 минуты, но рекомендую послушать целиком.
