Помощь абитуриенту.
Театральные диалоги👨🏻🎓
Ольга Зверлина. "Только имя в застывшем воздухе". Диалог Влады и Валеры (ч. 2).
Влада. Вашу маму звали Анна Сергеевна, ведь так? Анна Сергеевна Маевская.
Валера медленно вытирает руки тряпкой, подходит к Владе и встаёт у нее за спиной.
Валера. Что вы знаете о моей матери? Это она вас послала? Вы от неё, да?
Влада. В каком-то смысле… от неё.
Валера (напряжённо). Понимаете, вы человек посторонний и очень симпатичный, и мне не хотелось бы быть невежливым с вами – уж простите заранее. Просто тема такая… такая больная, неловкая. Но… я не видел её двадцать лет, свою маму, понимаете? Двадцать лет живу без неё. И у меня это прекрасно получается. Это было очень трудно, очень; но мы все тогда сделали этот чёртов выбор: и она, и отец. И я тоже, хотя совсем ещё пацаном был. Вот такие, вкратце, дела… (Пауза.) Да, и вот что… Я человек небогатый, но, если она в чём-то нуждается, если ей нужны деньги… или ещё что-то, могу, разумеется…
Влада. Нет, деньги ей не нужны. Знаете, это так странно… ей больше ничего ведь не нужно. Совсем ничего. Ведь она… её нет. Она умерла.
Валера замирает.
Я вас долго искала. Мне всё как-то не везло. Оказывается, в нашем городе просто тьма Маевских.
Валера (глухо). Когда она... Когда это случилось?
Влада. Год назад. Весной. Она почти и не болела даже – как-то сразу, вдруг. Мы даже не успели ничего понять… И… И всё.
Валера. Мы…
Влада. Да, мы – я и соседка. Мы живём… то есть, я теперь… я в коммуналке живу. У нас… у меня… чудная соседка такая, Наталь Иванна, совсем одинокая. Она мне как родная.
Валера. Скажите, а вы… Вы-то сами – кто?
Влада. Я? Да, я... Я – дочка. Мамы... вашей, Анны Сергеевны, дочка. Говорят, я на неё похожа... (Пауза.) Я – ваша сестра.
Валера какое-то время смотрит на нее, потом отходит и тяжело опускается на стул.
Так уж вышло, что вы – мой брат. Мама часто говорила: у тебя, детка моя, есть братик Валера. Так и говорила: братик. Мне казалось, вы должны узнать про… про маму.
Ну вот, теперь вы знаете…
(Медленно подходит к двери, берётся за дверную ручку, дёргает её, не снимая крюка.)
Какой странный сегодня день. Я так долго искала вашу мастерскую, совсем запуталась в дворах этих – проходы какие-то, тупики, тупики, подворотни… А потом здесь, внизу, в подъезде, торопливый такой человек в клетчатом плаще – нелепом, будто клоунском – задел меня рюкзаком… и извинился. Улыбнулся так растерянно – и сказал: «Прости, сестричка».
Валера. В клоунском плаще, с рюкзаком? Это Никлыч был, точно. Он на поезд бежал, опаздывал.
Влада. Так вот и сказал: «Прости, сестричка». Я подумала: а, вдруг, это и есть мой брат? И сейчас он просто уйдёт, так ничего не узнает. Я совсем растерялась, не знала, что делать. Глупо же спрашивать у первого встречного прямо на лестнице: «Вы, случайно, не мой брат?» Глупо, да? Я молча стояла в дверях, словно идиотка, и глядела ему вслед, как он вприпрыжку через двор бежит. У самой подворотни он вдруг обернулся, точно что-то почувствовал, остановился – и так пристально посмотрел мне в глаза. А потом махнул рукой – и исчез. Какой странный у него взгляд – весёлый… до отчаяния…
(Снова дёргает ручку двери, потом берётся за крюк.)
Валера. Подожди. Не уходи. Сядь.
Встаёт и подвигает ей стул, Влада неуверенно садится.
Я не хочу, чтобы ты так… так ушла. Не по-братовски это как-то… А ты, правда, похожа на маму, правда – такая же красивая. А я, болван, вижу, что лицо знакомое, а не понял, что мамино. Я ведь совсем запретил себе о ней вспоминать, совсем – слишком больно было. Сначала, конечно, не получалось ничего, по ночам особенно... а потом – потом ничего, привык… вроде. А мне столько хотелось ей сказать, спросить. Понять, понять хотелось! Почему она так с нами – со мной, с батей... Я всё говорил, говорил с ней – тут, внутри, про себя; целые разговоры проговаривал, думал: когда-нибудь потом, позже, однажды… А теперь уже, значит, всё... Теперь – ничего. И никаких этих «позже»... (Пауза.) Ты-то чем сама занимаешься? Учишься?
Влада. Нет. Работаю.
Валера. Почему не учишься?