Лев Симкин. Иногда прошлое не отпускает.

Перемен требуют наши глаза, перемен, мы ждем перемен, ну в смысле ждем новых сериалов про перемены, про время перемен - проклятые девяностые. Старых – катастрофически не хватает. «Дети перемен» - новый сериал Любови Львовой и Сергея Тарамаева. Вчера еще Слава Копейкин и Лев Зулькарнаев блистали в «Слове пацана», а вот они уже тут как тут, и Артём Быстров с ними, хотя «Лихие» Юрия Быкова еще не закончились. Но артисты-то не виноваты, и режиссеры не виноваты, что про это можно снимать, а про другое – не очень, тем более они сняли такое стильное кино, какое еще поискать. И спешите видеть Тимофея Трибунцева в роли Михалыча, по мне так это беспримесное удовольствие. А там еще Виктория Исакова, Александр Яценко, причем оба в довольно-таки неожиданных амплуа. В общем, теперь есть чем заняться – жду следующих серий, пока только две вышли.

Это смутно мне напоминает…
Современное кино, оно такое – или вырванное прямо из реальности, так что не поймешь, то ли оно вообще документальное, ну в смысле неигровое, то ли просто ни на что не похожее, полностью выдуманное. «Эмилия Перес» Жака Одияра – из второй категории. Сюжет – сплошной Альмодовар, ну, как водится, перемена пола и все такое прочее, плюс невероятно красочно, да еще с мексиканскими песнями и плясками. В Каннах, пишут, зрители стоя аплодировали, 10 минут аплодировали, потом, правда, кончили аплодировать. Главный приз за женскую роль, причем всем актрисам сразу, один на всех, чего только они там, в Каннах, не навыдумывают. Смотрел, признаюсь, не без удовольствия.
А напомнил мне сюжет фильма (там героиня – адвокат, но есть еще судьи, подсудимые) вот что - фреску Хосе Клементе Ороско, виденную когда-то на одной из стен в коридоре Верховного суда Мексики, прямо перед входом в судейские офисы. Взглянуть на творение великого художника может каждый, в Верховный суд пускают всех. Тут вместо одной Фемиды – две. Одна, похоже, пьяна, и глаза ее не завязаны (как у той, что на здании нашего Верховного суда), другая – в маске, тоже не в лучшем виде, пытается удержать свои весы, обороняясь от судей. Только представьте себе, каким было возмущение мексиканских судей, когда они увидели, как художник разрисовал стену в их суде (1940 год). Но в Мексике особое отношение к искусству, стену никто тронуть не посмел.

В юности я читал журнал «Юность», в одном из номеров которого (май 1969 года) был рассказ «Зануда». Начинался он с того, как сейчас помню, что зануда - это тот, кто на вопрос: «Как твои дела» – начинает рассказывать, как его дела. Запомнил фамилию автора, потом купил ее первый сборник, маленький, в бумажной обложке, потом покупал другие. Потом перестал, когда выяснилось, что она пишет женскую прозу – как-то неудобно перед пацанами.
Что у нее хорошо получается, это подробности. Войнович сказал, что ее сила в подробностях. Она этим выделялась, ведь подробности на излете советской эпохи мало кого из писателей интересовали, подробности частной жизни. А она выискивала их где только можно. Я не раз слышал от писателей, что при ней нельзя делиться никакими историями - непременно вставит в свой рассказ. Ну а мне, читателю, не все равно, откуда она их берет?
Нынче подробности жизни узнаешь все больше из Сети. Но там мало кто умеет так их описывать, как она. Сегодня ей 87.

На первом же кадре «Соперников» на память пришла любовная сцена из михалковского «Солнечного удара», в разгар которой в такт заработали пароходные поршневые механизмы. Здесь же все случается в туалете самолета «Конкорд», а кульминация совпадает с пересечением сверхзвукового барьера, после чего герой-любовник, английский лорд, спортсмен и плейбой, с гордо поднятой головой идет по салону самолета мимо курящих пассажиров, а следом за ним красотка на высоких каблуках, только что отбивавших дробь по двери сортира.

80-е годы, ретро, Англия, замки, поместья, лошади, овцы, газоны, и много-много персонажей, богатых и знаменитых – благодаря телевидению, к которому все они имеют какое-то отношение. Как говорилось в «Москве», которая слезам не верит, скоро будет одно сплошное телевидение. Да, и главное, два центральных персонажа, каждый из своего замка, меряются друг с другом сами знаете чем, а потом в схватку вступает третий, и во всем этом участвуют женщины, красивые и не очень, молодые и постарше, и все они, а также их подросшие дети то и дело «занимаются любовью» в самых неподходящих для этого местах.

Что это – эротика, пародия, сатира на английскую аристократию или «мыльная опера»? Сам не знаю, самому стыдно, но, стесняюсь сказать, смотрел не отрываясь две ночи кряду все восемь серий – может, потому что не спалось (приболел немного), а, может, потому что это красиво, и еще смешно, и по мне так очень, очень хорошо сделано. Вот такой у меня дурной вкус...

Так что ничего никому не рекомендую, просто сообщаю для сведения.

Почему я не пользуюсь услугами турфирм? Даже при поездках в те страны, где без них вроде бы не обойтись. Вот в Китай, говорят, и визу самому трудно получить, и по-английски там мало кто понимает, а по-русски тем более, и с оплатой товаров и услуг проблема, и вообще. Все это мне рассказал директор турфирмы, специализирующейся на китайском направлении, и я поддался уговорам. Вскоре выяснилось, что визу я легко мог получить сам (с некоторых пор это не проблема), обратившись в китайский визовый центр, причем по цене втрое ниже той, что с меня взяли в турфирме. Но я молчал. Молчал я и тогда, когда мне предложили турпакет с отелями, на которые в Сети были неважные отзывы. Тогда я сказал, что закажу отели сам, на что услышал – а нам-то что останется? - Как что? Сопровождение, без которого, как мне объяснили, там никак, приобретение билетов на внутренние переезды, услуги гидов, наконец. Этот перечень вызвал плохо скрываемое недовольство со стороны моего собеседника, но я вновь промолчал. Не выдержал я лишь после того, как в ответ на мое желание ознакомиться с русским Шанхаем мне было сказано, что у гидов есть своя программа, и отступать от нее никто не собирается. В общем, поехали сами.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что самостоятельная поездка в Китай не так страшна, как ее малюют. Верно, там мало кто говорит по-английски, а о русском и речи нет. Но всегда можно показать в телефоне нужный тебе адрес, скопированный с сайта, и встречные тебе помогут туда добраться, на метро ли, на такси ли. С билетами на внутренние рейсы тоже не проблема, их можно купить за рубли на разных сайтах. Юани продаются в московских банках, и хотя в Китае обычно расплачиваются посредством телефона, кэшем тоже не брезгуют. Наконец, что касается гидов, и их можно найти в Сети, выбор богатый. Когда-то, в доинтернетное время еще был какой-то смысл обращаться в турфирмы, а вот нынче – не знаю.

Десять лет спустя
Тогда, после «Майора», его сравнивали с Балабановым времен «Груза 200» и «Кочегара». Балабанова из него не вышло, пришлось переквалифицироваться в сериальщики. А сериал что дышло, куда повернут, туда и вышло. Цвет времени: красный.

Все, что я хотел узнать о китайском характере, и о чем прочитал и спросил и что увидел своими глазами
Ехал в Шанхае на такси (оно там не дороже московского) и предложил водителю повернуть в сторону отеля там, где, как мне показалось, ближе. В ответ услышал целый монолог на чистом китайском. То была не отповедь тупому иностранцу, а спокойный рассказ, объяснение. Предполагалось, что я должен понимать китайский язык.
У нас таксисты в массе своей тоже не владеют иностранными языками. Но представить себе, чтобы московский таксист разговаривал на русском с пассажиром-иностранцем, не могу.
В трех городах, где удалось побывать, по-английски можно было объясниться только с сотрудниками отелей. Даже на вокзалах та же ситуация. На улице еще изредка может помочь какой-нибудь молодой человек, но в основном и молодежь говорит только на китайском – ну судя по моим наблюдениям. Это не страшно, средства современной техники позволяют выйти из этого положения, и тем не менее…
Откуда в сознании китайцев представление о себе как о центре мировой цивилизации? Дело в том, что традиционный Китай, как правило, контактировал с этническими группами, значительно уступавшими в культурном развитии. В 18-м веке была прекращена торговля с европейцами, за исключением одного порта в Кантоне. Любые официальные представители иностранных правительств рассматривались исключительно как представители вассальных государств — реальных или потенциальных.
С нами китайцы были доброжелательны и непосредственны. Говорят, они даже при стесненных условиях жизни находят чему радоваться. ученые считают, что это связано с деятельностью вилочковой (зобной) железы. У китайцев она начинает атрофироваться гораздо позже, чем у европейцев. К тому же у них нет привычки торопиться.
Правда, говорят очень громко. Когда у двух громко разговаривающих друг с другом жителей провинции Гуандун полицейский стал выяснять, что случилось, те ответили: «Ничего, мы просто шепчемся». Иногда эту особенность объясняют мнением о том, что чем громче они говорят, тем более правы.
Им, похоже, недостает законопослушания - если никого нет рядом, то можно проехать на машине на красный свет, а уж те, которые на мопедах, а их тут совсем немало – едут куда хотят и когда хотят. Своими правами пользоваться многие не умеют, боятся политики, испытывая перед ней нервный страх. Так что кое в чем китайцы на нас похожи.
У нас говорят: «Нашел – молчи, потерял – молчи». У них - «люди боятся стать знаменитыми, а свиньи — откормленными», ведь знаменитым станут завидовать, а чем кончает жирная свинья, тоже понятно.
Еще, как пишут, нередко они работают по принципу «и так сойдет».
В характере китайцев, как пишет Бо Ян, две крайности — либо чрезмерное уничижение, либо чрезмерная похвальба. Немного похоже на то, как когда-то описывал жителей России злой маркиз Кюстин - как сочетающих комплекс неполноценности с комплексом превосходства.
А еще китайцам свойственно ни в коем случае не признавать свои ошибки. Сознаться в неправоте - значит «потерять лицо».
«Не ждите от Китая великих изобретений, – пишет Ха Джун Чан. – Мой народ …не придумывает, а повторяет. В наших школах похвал удостаиваются не изобретательные и любознательные дети, а те, которые проявляют послушание, изъявляют желание следовать наставлениям старших, не пытаясь выделиться…». А, может, дело в том, что после того, как китайцы изобрели бумагу, порох и книгопечатание, решили, что имеют право еще долго ничего не придумывать.
Ну и еще, напоследок, для справки. У них по главной площади Тяньаньмэнь проехать может любой, а пройти – только тот, кто зарегистрируется за день или раньше, выстоит очередь и пройдет контроль. А у нас по Красной площади ходить может кто угодно, а ездить – сами знаете.
Об изложенном сообщаю для сведения. Подробности - для подписавшихся на канал https://dzen.ru/dorogisydbi

Многие думают, что больше всего ненавистников чужих стран и тамошних порядков имеется среди тех, кто там никогда не бывал. Ну не знаю. Мне пришлось выслушать столько злых слов о них от тех соотечественников, кто не просто побывал, а живет там и не собирается менять, так сказать, прописку. И еще на память приходят знакомые сотрудники филиалов инофирм, коих в Москве не так давно было великое множество. Так вот, среди них я встречал не раз таких, кто с неподдельной яростью на чем свет крыл - за глаза, понятно - коллег-экспатов и вообще все «ихнее». Это нисколько не мешало им обеими руками держаться за свое место и получать немалую зарплату в валюте.

Посмотрев, признаюсь, не без удовольствия, первые четыре серии «перелицованного» Мирзоевым «Преступления и наказания», подумал вот о чем. В Китае, как говорят, зрителей не смущает любая «модернизация» содержания классики. Вплоть до того, что эпизод борьбы У Суна с тигром из романа «Речные заводи» может быть представлен в виде дружеского диалога. Но при одном условии - при всем при этом обязательно должна быть сохранена прежняя форма. У нас же – зрители в большинстве своем в равной степени нетерпимы как к переделке содержания, так и к современным формам его подачи. Не взирая на степень таланта. А сериал вроде сделан талантливо, не то что бы мне все понравилось, но смотрел не отрываясь.
...Вспомнил, как в финале «Преступления и наказания» на Таганке Высоцкий выходил на сцену и от себя, а не от сыгранного им Свидригайлова, говорил: «А все-таки правильно сделал Раскольников, что убил старуху. Жаль, что попался». И после паузы добавил: «Из школьного сочинения». Перед началом спектакля в таганском фойе на столе или, кажется, парте, грудой лежали скопированные листы из настоящих школьных сочинений, и можно было их полистать. Мне было интересно, что там написано, ведь мы Достоевского не проходили, его вернули в школьную программу позже. Но кто-то из актеров громко попросил (понятно, понарошку) ничего не брать со стола, и публика немедленно начала их расхватывать, так что мне ничего не досталось.

«Этот человек…, причисляемый к декадентам, нередко сравниваемый с Игорем Северяниным, называвший себя в одной из песенок «немного сумасшедшим и больным», не был ни больным, ни тем более сумасшедшим. Требовалась железная выносливость, чтобы вести ту жизнь, какую вел Вертинский в Шанхае. Ежевечерние выступления. Бессонные ночи. Романы. Курение. Алкоголь. …И — ничего. Выдерживал. Не помню, болел ли он когда-нибудь? Право, еще в те годы, глядя на него, я вспоминала слова Чехова, утверждавшего, что эти декаденты — здоровеннейшие мужики!»

Это я процитировал Наталию Ильину, благодаря книге которой я и стремился в Шанхай. Она, как и многие другие, оказалась здесь после русского Харбина. Русских девушек, бежавших оттуда, встречали прямо на шанхайском вокзале с предложением поработать в качестве «дансинг-герл».

«Многие молодые эмигрантки, работавшие в шанхайских кабаках, выросли в Харбине, в тихих богобоязненных семьях… У Вертинского были две посвященные им песни… «Вы в гимназии, церковь, суббота, хор так грустно и нежно поет, вы уже влюблены, и кого-то ваше сердце взволнованно ждет…» Затем: «Вы качаетесь с ним на качелях без конца, без конца, без конца…» Это — Харбин. Во второй, шанхайской части песни героиня уже «качается» в танце с каким-то типом «без конца, без конца, без конца». И вот кульминация, отчаянный крик: «О, как бешено хочется плюнуть в этот нагло смеющийся рот!» (Тут имеется в виду немилый, но платежеспособный партнер, с которыми приходится «качаться» в танце…) …В душах женщин, внимавших Вертинскому: была юность, первая любовь, выпускной бал, мечты о светлой, чистой жизни, и вот на тебе! — шанхайский матросский кабак! Плакали, слушая».

На фото в комменте - Французский клуб в Шанхае. Здесь бывал Александр Вертинский. Теперь здание клуба – часть выстроенной над ним гостиницы.

И еще вот что. До меня, наконец, дошло, что Телеграм не очень-то годится для того, чтобы делиться своими впечатлениями от путешествий, разве что в очень краткой форме. Поэтому я вчера завел блог на «Дзене» под «ильинским» названием «Дороги и судьбы», где будут интересные мне подробности увиденных мест и связанных с ними людских судеб, ну и, само собой, фото. В общем, все, что меня поразило в разных странах, где удалось побывать (всего насчитал 55, включая бывшие советские республики, правда, в большинстве из них я был и после обретения ими независимости).

Пока там ни одного подписчика, так что если кому интересно, можно подписаться. Адрес - https://dzen.ru/dorogisydbi?share_to=link

Король говорит

«Мы подвели еврейскую общину Нидерландов во время Второй мировой войны, и вчера вечером мы снова подвели ее», - сказал король Виллем-Александр израильскому президенту Ицхаку Герцогу на следующий день после погрома в Амстердаме.
Погуглив, узнал, что его мать, королева Нидерландов Беатрикс — прапраправнучка российского императора Павла I. И еще о том, что он марафонец, и что в командировках по государственным делам порой пилотирует правительственный реактивный самолёт. И говорит честно, и красиво. А уж как там дальше сложится с наказанием виновных – трудно сказать. Король царствует, но правит ли, мне не известно.

После трагедии 7 октября многие ждали взрыва сочувствия к жертвам резни и несколько опасались остракизма по отношению к соплеменникам террористов, не скрывавшим свою им поддержку. Прогноз оправдался с точностью до наоборот. После погрома в Амстердаме никто уже не ждет никакого сочувствия к несчастным израильским туристам. И все же любопытно, что на это скажут. Что это другие? Что это другое?

Совесть партии

Так старые большевики называли Арона Сольца, одного из создателей советской юстиции. Пришло на ум при виде совести нынешней самой массовой партии - Греты Тумберг среди митингующих на проспекте Руставели. Митингуют за другое, но она, натурально, в арафатке. Одновременно с этой новостью узнал другую - из 101 заложника в руках у тех, за кого Грета, по данным Israel Hayom, в живых остался только 51.

«Если ты не побывал на Великой Китайской стене, ты не настоящий китаец». К памятнику с этой фразой Мао Цзэдуна я так и не смог подобраться – участок стены, где он стоит, говорят, недавно закрыли. Правда, иногда ее переводят иначе - «Только тот побывал в Китае, кто поднялся на Великую Китайскую стену». Так что к визитерам это тоже относится.
Как видите, сюда не зарастает народная тропа, хотя, как мне показалось, 99 процентов – китайцы, интуристов совсем немного. Соотечественники – изредка попадаются, хотя с учетом развития отношений с нашим старшим (бывшим младшим) братом их могло быть и побольше.
О стене есть множество мифов – и о том, что ее видно с Луны, и что выстроена она была относительно недавно (академик Фоменко). Спорят о том, насколько ее строительство, во время которого погибло не меньше миллиона людей, было необходимо. Во всяком случае, она не помешала монголам захватить Китай в 1211 году.
А еще мне показались небезынтересными рассуждения Франца Кафки на этот счет (продолжение в первом комменте).

Терминологическое
Некоторым моим товарищам не нравится вводимое мною в околонаучный оборот понятие «перелицованный театр». Возможно, они в силу юных лет не помнят, чем перелицованное пальто или костюм отличались от тех, какими были изначально. Вроде бы никакой разницы. Но нет, разница была и немалая – при перелицовке пиджака наружный карман оказывался не слева, а справа, да и с пуговицами что-то такое было не на ту сторону. Вот и переписывание кем ни попадя классики иногда приводит к тому, что хлястик оказывается не там, где ему надлежало бы быть. Ну вы поняли, к чему это я.
Но поскольку битому неймется, позвольте предложить еще одно терминологическое новшество. Бывают критики литературные, а бывают критики книжные, появление которых, как культурно-медийный феномен, принято связывать с приходом рыночной экономики. Это две разные профессии, их представители не всегда признают друг друга.
Так вот, в театральной критике примерно то же самое. Помимо театральных критиков в собственном смысле слова, которые иногда хвалят, а иногда ругают увиденное, есть критики околотеатральные. Эти – хвалят всегда тот театр, около которого оказываются. Только на первый взгляд кажется, что им легко, на самом деле похвалить плохой спектакль куда труднее, чем написать то, что о нем думаешь. Хочется же и правду сказать, и чтобы тебя в следующий раз на премьеру позвали, ведь билеты нынче дороги, а редакции СМИ на них не любят раскошеливаться. К тому же в некоторых театрах после премьеры закатывают банкеты – нельзя же быть настолько неблагодарным.
А нам как быть, читателям «околотеатральных критиков», тех, по крайней мере, кому во вкусе не откажешь? Приходится читать между строк, ну да нам не привыкать.

Там, где был я вчера...

Если «Три сестры» сократить раза в три да приставить к ним куски из «Чайки» и «Вишневого сада», да взять сколько-нибудь развязности, какая у Максима Эммануиловича, да перенести действие в наши дни, и еще представить это все в постановке крымовского ученика Андрея Маника с участием крымовских актеров, включая Марию Смольникову и Сергея Мелконяна, и не считая упомянутого Виторгана в роли Вершинина в шкафу, понятно, многоуважаемом, в пространстве подвала дома Прозоровых на сцене «Пространства внутри»…

Перелицованный театр, как и было сказано. Впрочем, весь нынешний театр «перелицованный», ну почти весь, хочешь не хочешь, приходится с этим считаться. Если сделано талантливо, чего у этого спектакля не отнимешь, смотреть можно. Можно – не то слово, туда еще попробуй попади, ажиотаж страшный.

Плюс то, что когда-то мы называли аллюзиями – кругом пожар, кругом война, куда прямо из подвала уходят чеховские герои, которые военные, впрочем, тут какие они военные, и все в дыму после громкого взрыва, о котором зрителей предупреждали заранее заодно с просьбой выключить телефоны. Глупо ворчать - неча на зеркало театра пенять, коли рожа крива.

А музыка играет так весело, так радостно, а персонажи под аккомпанемент ряженых поют, то Эдит Пиаф, то Высоцкого, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!

Майя Туровская, столетие которой было вчера, однажды рассказывала, что Михаила Ромма попросили, чтобы слово «еврей» в «Обыкновенном фашизме» вообще не упоминалось. Про этот его разговор в ЦК она и другой автор сценария Юрий Ханютин (им же принадлежала сама идея фильма) не знали, Ромм им не сказал. Когда она показывала этот фильм где угодно за границей, ее всегда спрашивали «почему?» В СССР одно с другим не принято было связывать.
И еще. Помню, мне рассказывали о показе «Обыкновенного фашизма» коллективу какого-то НИИ. Тогда еще, году в 65-м или 66-м. Ромм, представляя картину, сказал, что она окончательно не готова. Иначе нельзя было – на широкий экран фильм еще не вышел. После просмотра потрясенные зрители стали говорить режиссеру, каким потрясающим был его закадровый комментарий, и сожалеть о том, что второй раз он так уже не скажет. Они решили, что Ромм комментировал картину в микрофон прямо в зале во время просмотра.
«Мы не хотели привычного советского дикторского текста, - вспоминала Туровская.  - Нам нужен был «другой» голос, непривычный». Вначале пригласили Эрнста Буша, потом другого Эрнста – Генри (кто не знает этих имен, могут погуглить, есть смысл узнать). В конце концов она сказала Ромму: «Зачем нам вообще кто-нибудь, когда у нас есть вы. …Мы с Юрой прекрасно понимали, что мы становимся неизвестно кем на этом фильме, но, поскольку мы тогда привыкли думать не о себе, а о деле, то мы уговорили Михаила Ильича это сделать».
…Не о себе, а о деле. Звучит ужасно банально, но это не так. Совсем не так.

Вопреки мнению некоторых товарищей (не буду показывать пальцем), по-прежнему не пренебрегаю сериалами, и вчера на сон грядущий посмотрел первые две серии нового - «Все совпадения неслучайны» (Disclaimer). Получил большое удовольствие, чего и вам желаю, на выходные то, что надо. Поставить мини-сериал не побрезговал дважды оскаровский лауреат Альфонсо Куарон, а снялись там Кейт Бланшетт (тоже два «Оскара»), Кевин Клайн, Саша Барон Коэн – говорит само за себя. Правда, в русском переводе название звучит с точностью до наоборот – «Дисклеймер» переведен как «все совпадения неслучайны», хотя означает это слово предупреждение о снятии с авторов ответственности за эти самые совпадения. Ну да с лица (в смысле с названия) воду не пить.

Как причудливо тасуется колода...
Перед сном читал воспоминания Бориса Слуцкого. Оказывается, Осип Брик перед войной вел литкружок в Московском юридическом институте, куда вместе с ним ходил Константин Симис. Когда я учился в аспирантуре ВНИИСЗ, он там работал. Помню, однажды по «голосам» передали, что ночью у него дома был обыск, а он на следующий день пришел на работу как ни в чем не бывало. Симис был сыном белого офицера, расстрелянного большевиками, и мужем адвоката диссидентов Дины Каминской. Позже, уехав в Америку, он сам выступал по вражескому радио, а еще вспоминал о былом. О том, в частности, как в послевоенные годы, когда был арестован его друг Валентин Лифшиц и возникла угроза его ареста, Давид Самойлов попросил уничтожить список своих стихов, где были такие строки: «По Украине кони скачут под стягом с именем Бандеры, по Украине ружья прячут, на Украине ищут веры». Лившиц был талантливым молодым ученым-юристом, его расстреляли в 1952 году за мифическое покушение на теракт против товарища Сталина. Обвинение строилось на показаниях Серафима Покровского о том, будто в разговорах с ним Лившиц желал Сталину скорейшей смерти (этого было достаточно). Лекции Покровского я слушал, будучи студентом. А еще хорошо знал профессора Исаака Гальперина, тоже друга Лившица, который после случившегося был напуган на всю оставшуюся долгую жизнь. И еще несколько человек, упомянутых Слуцким, имена которых теперь никому ничего не скажут. Правда, Сеть перед глазами. Погуглив, узнал, что Лившиц жил на соседней улице, на том доме висит табличка «Последнего адреса», и обнаружил объявление антикварного магазина о продаже архива документов Гальперина («В лот входит Почетная грамота заслуженного деятеля науки РСФСР, документы постановлений, папки, поздравительные адреса, литература») всего за 15 тысяч рублей. Ну а сына Симиса и гуглить не требуется, его самого можно увидеть на Первом канале.

Интердевочка

Анора трудится в стрип-клубе, зарабатывая не одними лишь танцами. Но может и по любви, тем более если хочет такой, как персонаж Юры Борисова. Хочет, но молчит. Она знает, что он хочет. Но молчит. В конце концов не выдерживает и сама идет ему навстречу.

А до того у нее был русский Ваня в исполнении Марка Эдельштейна, всем известного, ну кроме меня, как «русский Тимоте Шаламе», который мне, к моему стыду, тоже не известен. Ваня - сын русского олигарха, а того играет, ясное дело, Алексей Серебряков, я его уже видел в каком-то сериале как главу русской мафии, причем в кипе.

Там вообще много русских, хотя некоторые – армяне. А у Аноры бабушка-узбечка. У персонажа Юры Борисова, кстати, тоже была бабушка, и он ее любил.

Нам разъясняют, дело, мол, не в русских, на месте русских могли быть кто угодно. Культурные люди говорят, это кино про всех нас. Ну не знаю.

Каменты типа «спасибо, ну теперь я точно не пойду смотреть это кино» не приветствуются, все ж таки золото Канн.