Смотрю на них – и думаю, им не до меня, если бы они хотели расстрелять меня, то могли бы без всего этого подумал я, и решаю взять пакет. Беру его – никакой реакции. Нас поворачивают и ведут обратно.
На мгновение вырываюсь из тягостных мыслей и вдыхаю холодный, сырой воздух. Облака нависли над нами, словно тяжелый свод, усиливая глухую тоску по родным. Гляжу на серое небо и вдруг вспоминаю те давние дни, когда был на свободе.
Мы подходим к месту, где нас держат. Мои мысли возвращаются к реальности – к той холодной, неприступной комнате, что вновь примет меня в свои стены.
Я рассказал своим братьям о том случае и решил: больше туда не пойду, чтобы не рисковать снова.
Время тянулось медленно, дни сменяли друг друга, как в вязком, тягучем сне. Но однажды они снова пришли за мной. На пороге стояли те же люди, что раньше меня пыт*ли. Меня отвели в отдельную комнату и положили передо мной документы.
— Подписывай, — сказали они.
Я опустил взгляд на бумаги. Это было чистосердечное признание по 208 статье.
Я посмотрел и сказал:
Вы прекрасно знаете, что я этого не совершал.
Они попытались обманом склонить меня к подписи, уверяя, что ничего плохого не произойдёт, что я немного по сижу и выйду. Но я не собирался поддаваться.
Я не дурак, ответил я, знаю свои права. Я не совершал преступлений, чтобы сидеть в тюрьме или стать фигурантом уголовного дела, тем более по 208 статье.
Поняв, что я не подпишу признание добровольно, один из них схватил меня за волосы и со всей силы уд*рил лицом об стол. Это было очень не приятно, но уд*ры не прекращались. Я понял: они будут пыт*ть меня, пока не добьются своей цели.
Измученн*го, меня снова вернули в камеру. Я рассказал обо всём братьям. Они посоветовали не сопротивляться, сказали, что рано или поздно они добьются своего, и я лишь потеряю здоровье. Они рассказали, что бывало и хуже: ради признания некоторые из этих людей п*сигали на честь, не гнушаясь ничем. Но можно сыграть по-другому: подписать сейчас, а после официального задержания отказаться от всего в суде, когда п*тки станут затруднительными для них.
Я понял, что сил больше нет и что я все больше теряю свое здоровье и понимал что не сегодня так завтра у меня закончатся силы и все равно подпишу эти документы тем более когда дело дойдет до чести. Эти многочасовые муч*ния не оставили мне выбора, и я был вынужден подписать бумаги, решив: пусть под стражей, но я буду бороться. Когда я подписал эти документы они
сказали, что если я откажусь от признания, мне к*нец, что не стоит тратить деньги на частного адвоката, что они сами дадут мне адвоката, и что я обязан буду следовать всем его инструкциям.
Однажды утром меня вывели из камеры. На запястья защёлкнули холодные наручники, и, молча усадив в машину, мы отправились куда-то.
Дорога тянулась долго, солнце уже поднялось над горизонтом, но в машине царил мрачный полумрак.
Когда машина свернула с асфальта и за окном появились деревья, я понял - мы едем в лес. Через некоторое время машина остановилась. Меня вывели наружу, и я вдохнул влажный, холодный воздух. Один из них открыл багажник и достал авт*мат с пистолетами.
Они начили стрел*ть.
П*ли свистели в воздухе, одна за другой срывались с дула, но не в мою сторону - они целились куда-то в поле. Затем один из них подошёл ко мне.
Укажи пальцем. Вот так, - он поднял руку, показывая, куда и как мне нужно жестом "направить".
Я сделал, как сказали, поднял руку и указал на нужное место. В тот же момент они сфотографировали меня. Потом один из них что-то недовольно пробурчал.
Годится.
Меня молча вернули в машину. Ни объяснений, только странная, тяжёлая тишина. Когда мы вернулись обратно, я снова оказался в камере.
Продолжение будет в следующей части ⏳
