На приёме у Кашпировской

Больше ста лет назад женщины вышли на массовую демонстрацию, требуя равенства в социальных, политических и экономических правах. Женщины по всему миру выходили на марши и шествия, призывая власти предоставить им право голоса, улучшить условия труда рабочих, а также искоренить классовое разделение в обществе.

8 марта на мероприятиях ООН освещаются такие вопросы, как насилие в отношении женщин, хрупкое положение женщин в условиях гуманитарных катастроф, изоляция женщин от политики, культуры и науки, отсутствие доступа к образованию и другие гендерные проблемы.

И я понимаю, что скрин абсолютно желтушный, но это все еще некоторая форма репрезентации праздника в публичном поле. Такие статьи, посвященные теме мужской валидации/её отсутствия прямо демонстрируют тот факт, что ничего ещё не закончилось.

Люди приходят в терапию, чтобы исцелиться, чтобы им не было больно, чтобы им было хорошо. Но мало кто из них задумывается, а что будет после того, как они исцелятся, что поменяется в их жизни. Им кажется, что им просто перестанет быть больно, а они будут делать всё то же самое. Буду лежать на диване, но без тревоги. Буду откладывать, но без чувства вины. И если порасспрашивать себя, какой я вижу жизнь после, то можно прийти к очень неприятной правде, что, оказывается, что нет видения будущего, где не больно, потому что там, где не больно, там свобода. А что сделать со свободой вообще непонятно.

Если задать вопрос, как ты видишь свою жизнь, когда тебя ничего не тревожит, то часто можно встретить ступор и растерянность, потому что жизнь воспринимается как сопротивление и борьба с трудностями. И в ней нет места для чего-то другого. Здесь особенно активно проявляется саботаж, потому что не для чего что-либо делать. Зачем себя «лечить», если глобально ничего не изменится.

Но еще меньше люди задумываются о том, что иногда поиск исцеления — это высшая форма избегающего поведения. Когда я буду вечно счастлив, мне не надо будет принимать решения, мне не надо будет ничего делать, меня ничего не будет ранить. Я просто буду неуязвим. Я не буду сталкиваться с жизнью в той форме, в которой она есть. Эта иллюзия счастья создает напряжение между точкой сейчас и точкой на горизонте, где я никогда не сталкиваюсь с сложностями и трудностями, где я в вечной нирване без ощущения боли и переживаний. Что мало похоже на реальность.

Без понимания, что жизнь без страданий мало чем отличается от жизни со страданиями, будет сложно видеть прогресс в терапии и наслаждаться своим процессом изменений.

«Исцеление» не лишает жизнь сложностей, оно делает их переносимее. Иногда. А иногда делает жизнь сложнее. Потому что если до терапии были микрозадачи, то в процессе приобретения силы задачи ставятся все больше и сложностей становится все больше.

По мере того как человек растёт и помещает в себя все больше разного, видение жизни будет меняться. И то, что сегодня кажется идеалом результата завтра может стать пустотой. Единственным постоянным остается движение. И тогда понимаешь что нет смысла ничего форсировать, потому что нет точки «Я дошел до главного босса и закончилась игра», есть точка «А теперь мне туда».

На днях я начала читать книгу, которая обещает мне трансформацию, но книга очень большая, около 1000 страниц, что предполагает длительное чтение. И вот читаю её и ловлю себя на мысли, что мне хочется поскорее закончить, чтобы это поскорее произошло. Не отдавая себе отчёт, что целью есть не конечная трансформация, а сам путь и есть цель.

Бежать от жизни в идею развития, трансформации, исцеления — это эскапизм. Cut the corners. Миновать трудности через ментальные концепции. А если видеть возможности для изменения в каждом дне, каждом деле, каждом действии, жизнь преображается сама по себе.

Вы там, где должны быть. Вы везде и всегда вовремя. Другого места нет. Все везде и всегда возможность для трансформации. Но для начала это надо увидеть.

До просветления руби дрова и носи воду, после просветления руби дрова и носи воду.
Mariya Zhygan

Сегодня на интервизорской группе долго жаловалась, что не могу закатить полноценный скандал. Уж очень жаль бить в труху индивидуально окрашенный фарфор, который выбирался для моментов когда я в сознании.

Коллега посоветовала революционный метод - заморозить воду в пластиковых тарелках и с легким сердцем хуярить их о любые поверхности не опасаясь деструкции и финансовых потерь.

Конечно, по-хорошему, мы ищем формы для экологичного выражения и проживания тяжелых чувств. Гнев переживается как глубокий, иногда даже смущающий рассудок импульс. И мы ментализируем, дышим, используем проективные методики. Но что есть жизнь, как не творческое приспособление к среде? Иногда многим из нас хочется крушить без последствий и это отличный, проверенный способ.

Звереем on a budget так сказать

Субъект достижений, по Хану, активно эксплуатирует себя и доводит до выгорания, исчерпав в конечном итоге все внутренние ресурсы, но до последнего верит, что он «может больше» и ему нужно еще сильнее напрячься, чтобы стать более успешным и счастливым. Внутренне это похоже на «жизнь на пределе», когда люди в социальных сетях регулярно в итоге сетуют, что они «не вывозят». Однако принципиально ничего не меняется. В атомизированном обществе вынужденных «предпринимателей самих себя» репрессивное поведение заставляет быть более продуктивным с сопутствующей приватизацией стресса, перфекционизмом и гиперответственностью: любые неудачи по этой логике должны лишь стимулировать с большим энтузиазмом двигаться дальше.

Хан настаивает на том, что субъект достижений ведет войну с самим собой, когда верит в безграничность собственных возможностей и принимает очередную порцию насилия в отношении самого себя в качестве неизбежной платы за возможный успех.

Из статьи «Психополитика и нейрональное насилие».