— Толя!
Анатолий вывалился из полуденного забытья. Стащил с лица старую футболку, которой закрывался от солнца, со второй попытки ухватился за борт, уселся на лодочной банке.
— Толя!
Кричала жена. Подбежала к берегу, зашла в мелкие волны по твердые щиколотки, махала руками мужу, задремавшему в лодке в ста метрах от берега.
— Толик!
— Слышу! Чего орет?!
Анатолий опустил весла в воду, дернул, поплескал, повернул лодку, повел ее к берегу.
Жена была напугана.
— Толик. Возле дома предмет…
Анатолий спрыгнул в волны, ухватил утлую посудину, вытащил нос на песок – теперь не унесет. Из-под банки – какое предательство! – выскочила стеклянная водочная бутылка-фляжка.
— Толя, я в магазин пошла, возвращаюсь, а там… Ты опять пил?!
— Да что там такое?
— Бутылка.
— Да это старая. Не моя. Мы со Шлемой катались… Да ну ее – что там у дома?
Авдотья прищурилась.
— Я думаю, мина. Бомба.
— Какая бомба? Зачем?!
— Они хотят тебя ликвидировать.
— Кто они?!
— Все.
Анатолий нервно хихикнул.
— А за что?! Я никого не трогаю, ни в чем не участвую, никуда не лезу…
— Но ты же Чубайс!
— Это не преступление! – Анатолий обнял жену за плечи. – Пойдем посмотрим. Ты в полицию звонила?!
— Нет! Телефон дома оставила! На пять минут вышла...
— И мой… Надо же… Пойдем к соседям.
По пути Анатолий размышлял вслух, но больше для успокоения жены.
— Не понимаю… Что я сделал этим? Я спокойно уехал, живу в глухой провинции у моря, что там делает этот… Цезарь… мне нет никакого дела! У них там без меня – ага, посмотри! – я уехал, а коррупция есть и процветает. Ты посмотри, как воруют?! Решительно не понимаю, зачем подкладывать бомбы мне, если у них так…
— А может быть это не эти, — внезапно остановилась Дуня. –
— Тогда кто, если не эти?
— Те. Другие.
— Какие другие?!
— Этот... как его. Яшин.
Анатолий остановился.
— Ты нормальная? Ему-то это зачем?!
— Рвется к единоличной власти, вырвался на волю, ликвидирует теперь тех, кто имеет вес…
— Дуня, прекрати, — засмеялся Анатолий. – Вес я имею только в твоих мечтах! Этим я тем более не нужен…
Так разговаривая, супруги добрались до дома, чтобы обойти хижину и добраться до соседей с телефоном.
У калитки лежал черный пакет, скрывающий массивный продолговатый предмет.
— И вправду, что-то лежит, — Анатолий остановился.
— Я боюсь! – Дуня потащила его прочь. – Пойдем к Либерманам, вызовем саперов.
— Погоди.
Анатолий аккуратно снял с себя руки жены.
— Отойди за угол. И присядь. Я посмотрю…
— Толик! Не надо геройствовать!
— Я аккуратно… Отойди… Посмотрю и сразу пойдем звать полицию…
Анатолий ногой в резиновом тапке немного отодвинул край пакета…
…
— Я думаю, это Шлема заезжал, я был у него, у него их столько – девать некуда, — Анатолий курил в открытое окно, сидя за старым кухонным столом, обтянутым клеенкой. Дуня резала, окунала в муку, сноровисто опускало что-то на сковородку, сковородка озорно шипела и аппетитно пахла. – Раньше он арабам отдавал, а сейчас у них… В общем, потому нам и подкинул. Это Шлема, я тебе говорю, ведь больше некому.
Дуня подцепила вилкой последние куски кабачка, сбросила на тарелку.
— Ну а чего ты не наливаешь, Толя? Пятница же, Толя! Чубайс! У тебя совесть есть?
Анатолий крякнул и пошел к старому книжному шкафу. Там за томиком «Экономикса» пряталась бутылка фальшивого дагестанского коньяка.