Больше всего пострадал человек и человеческое общение, человек и церковь, человек и общество, человек и семья, человек и город или село, человек и нация. Здесь мы понесли самые тяжёлые потери. Человек за это время стал действительно массовым, о чём в европейском контексте прекрасно писал Хосе Ортега-и-Гассет в «Восстании масс». Человек стал массовым со всеми своими инстинктами, и стоит серьёзно отнестись к таким, может быть, иногда крайним, но всё-таки в чём-то справедливым оценкам, что такой человек стал ниже животного. Это даже не животное, это хуже, потому что человек, заражённый идеологией, стал слабым, безликим, больным в массовом масштабе. Правда, тут мы всё-таки не можем не вспомнить положительную сторону «восстания масс»: не благодаря, а вопреки человек показал пример святости и подвига, нашёл новые пути обретения соборности и личностности. Были обретены такие глубокие экзистенциальные вещи, о которых XIX век и даже начало XX века не знали и знать не могли, что мы можем констатировать, читая, например, материалы Великого Московского собора 1917–1918 годов.