Слышал и другую историю, ее рассказал митрополит Антоний Сурожский: «Мне вспоминается в особенности одна семья: девушка была соблазнена молодым человеком, исчезла, и потом, через день-другой, пришла в дом весть об этом. Семья сидела; отец долго молчал, потом встал, надел пальто, нахлобучил шляпу и сказал: “Иду ее искать”. И ушел на два года — искать. Семья перебивалась, семья жила надеждой, что вернется отец с девочкой. А он переходил из города в город, с места на место, от ремесла к промыслу, перебивался, как умел, и, наконец, нашел, брошенную; стыдно ей было вернуться. Он ее взял и привел обратно». Это тоже история эгоизма одного мужчины и любви мужчины другого.
Можно уйти от дома Отца своего, не уходя далеко от родительского дома. Уйти можно вглубь своего эгоизма. Можно уйти не сразу — встал, взял суму и отправился в путь, — но блуждать, подобно овцам (см. Ис 53:6), уходя всё дальше от родных мест. Бывает так, что человек и вовсе не может найти себе места: уйдет из дома — там ему плохо, вернется домой — и там тоскует сердце его. Проблема всегда кроется внутри каждого из нас. Мы хотим удовлетворения — и не находим его. И чем больше удовлетворяем себя, тем большая жажда зарождается внутри. Потому что жажда нашего сердца — только в Боге, в Источнике нашей жизни. Посмотрим, что говорит блудный сын отцу: согрешил я против Неба и против тебя. Он точно знает, что его уход был не только и не столько уходом из родительского дома, но бунтом против Неба, бунтом против Бога. Он точно знает, куда завела его жажда.
Именно из-за этой жажды сердца происходит всё нехорошее в мире: гремят войны и революции, звучит ложь, одни люди порабощают других людей, другие пытаются удовлетворить внутреннюю жажду доходами, состоянием, развлечениями, всё более изысканными, удовольствиями, всё более интенсивными. И всякий раз кажется, что по ту сторону забора трава зеленее, а здесь — в текущей ситуации, в этом месте и в сей момент — как будто и не может быть ничего хорошего. Но и каждое новое удовольствие, и грех приносит только пустоту, разочарование и новую жажду. И всё это время, пока мы находимся в таких бесплодных метаниях, наш Небесный Отец терпеливо ждет, когда мы найдем действительную свободу, свободу от самих себя, себя самих терзающих, и вернемся к Нему в объятья. Потому что Он ждет, как нынешний отец из притчи: вглядываясь в пыльную дорогу, не появился ли где-то на горизонте одинокий силуэт возвращающегося сына.