НатальяГромова

Случайно, наткнулась на передачу "Игра в бисер" у Волгина в прошлом году, где обсуждали пьесу "Дракон" Евгения Шварца. Вот ведь смелые люди... Но, послушав немного, подумала, что страшно не то, что что-то запретят или выкинут из библиотеки, нет. Ужасно, когда о Ланцелоте расскажут как о маньяке, которому просто надо было, кого-то убить, скажут, что пьеса скучная, что это обычная сказочка, и вообще все там написано про германский фашизм. Смотрела урывками, но и этого хватило.
Советская власть научилась когда-то убивать писателей и поэтов вторично, изучая их в школе, превращая их в мертвые чертежи, навязывая им то, что они никогда не писали и не говорили. В старые мехи вливают новые вина люди с интеллигентными не интеллигентными лицами.

Зинаида Гиппиус. Дневники. 1919 "Яркий день. Годовщина (пять лет!) войны. С тех пор почти не живу. О, как я ненавидела ее всегда, этот европейский позор, эту бессмысленную петлю, которую человечество накинуло на себя!
Я уже не говорю о России. Я не говорю и о побежденных. Но с первого мгновения я знала, что эта война грозит неисчислимыми бедствиями всей Европе, и победителям и побежденным. Помню, как я упрямо, до тупости, восставала на войну, шла против если не всех, -- то многих, иногда против самых близких людей (не против Д. С. (Мережковский.), он был со мной). Общественно -- мы звука не могли издать не военного, благодаря царской цензуре. На мой доклад в Религиозно-Философском О-ве, самый осторожный, напа-дали в течение двух заседаний. Я до сих пор утверждаю, что здравый смысл был на моей стороне. А после мне приходи-лось выслушивать такие вопросы: "вот, вы всегда были против войны, значит, вы за большевиков?" За большевиков! Как будто мы их не знали, как будто мы не знали до всякой революции, что большевики -- это перманентная война, безысходная война?
Большевистская власть в России -- порождение, детище войны. И пока она будет -- будет война. Гражданская? Как бы не так! Просто себе война, только двойная еще, и внешняя, и внутренняя. И последняя в самой омерзительной форме террора, т.е. убийства вооруженными -- безоружных и беззащитных".

А.Навальный: «Что должно быть сделано по Украине? Россия должна оставить Украину в покое и позволить ей развиваться так, как хочет ее народ. Прекратить агрессию, прекратить войну и вывести все свои войска с Украины. Продолжение этой войны — истерика от бессилия, и положить ей конец было бы сильным шагом. Вместе с Украиной, США, ЕС и Великобританией нам нужно искать приемлемые пути компенсации ущерба, нанесенного Украине. Одним из способов достижения этого было бы снятие ограничений на экспорт нашей нефти и газа. Но при условии, что часть доходов, которые Россия получит от экспорта углеводородов, будет направлена на репарации».

Из автобиографии А.Навального «Патриот», вышедшей сегодня.

@intuition2036

В Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) разработали курс по «вестернологии» для изучения «западной сатанинской цивилизации». Курс запущен в рамках Высшей политической школы имени Ивана Ильина, которой руководит философ Александр Дугин.

16 мая она продолжала говорить о страшной тоске вынужденного бездействия”, что хочется умереть на баррикадах, а баррикад нет” и что нет вождя, ибо вождем должен быть мужчина”… То, что вы, мужчины, ощущаете как тоску, бездействие, то мы, женщины, ощущаем как ужас, бесчестие. Я не могу жить и работать с людьми, убившими Колчака. Надо смыть этот позор бесчестия. Есть несколько путей. Путь бесчестия — служить людям, убившим вождя. Другой путь эгоистического спасения — бежать за границу, оставив Россию в лапах большевиков. Третий путь — копить силы и ждать или броситься отчаянно в пропасть вниз головой, как это сделал Николаев, убив Кирова. И здесь Ануфриева стала говорить, что последний, то есть николаевский, путь есть мой рок, страшный и печальный, но неизбежный, и рассказывать о Раскольникове из Достоевского…
Тогда же Ануфриева заявила, что она является горячей поклонницей Шарлотты Корде, и стала рассказывать ее биографию. Перед прощаньем Ануфриева рассказала мне о зверствах большевиков в Крыму:
После занятия красными войсками Крыма был объявлен декрет об амнистии добровольно явившимся белым офицерам. По этому декрету явились тысячи офицеров. Их всех забрали и тут же расстреляли, причем многих закапывали живыми в землю, отрезали им уши и т. п.”. Рассказ свой Ануфриева закончила следующими словами: Таких вещей нельзя ни забыть, ни простить. Вы продумайте это посерьезнее, вникните в это…””
Записывал он за ней через день. Это не показания данные при допросах, а записи и провоцирование на откровенность.
В заключение он писал. “Убедившись, что Ануфриева определенно обрабатывает меня для преступных действий, я счел своим долгом подать заявление в НКВД…”.
Ее арестовали в 1936 году вместе с кошкой, которая у нее жила. Кошку она потом встретила в коридорах Лубянки, и та как вещественное доказательство прошла мимо нее, не обращая внимание.
Суд над ней проходил 13 апреля 1937.
Ануфриева, отвергая свою вину, объясняет, что она вовсе не подговаривала Стефановича к террору, наоборот, остерегала и вспоминала Раскольникова как отрицательный пример. И не она, а Стефанович все время провоцировал разговоры о терроре, хотя ей это надоело. Да, в юности она увлекалась французской романтикой, подготовлялась к совершению теракта над представителем из центра, но это была детская мечта — теракт кухонным ножом… И если бы были все возможности совершить теракт над Сталиным, например, он был бы поставлен рядом со мной, то и тогда она бы этого не сделала…".
Наталья Ануфриева провела много лет в лагерях. Писала стихи. Дожила до 1990 года. Умерла во Владимире

История про Наталью Ануфриеву (2 часть).
Только из показаний Николая Стефановича стало ясно, что в доме у Даниила Жуковского часто бывала – Наталья Ануфриева, родившаяся в Симферополе в 1905 году. Свои детские и юношеские годы она провела в Крыму, в Симферополе, вместе со своей семьей.
Ей было 15 лет, когда после эвакуации армии Врангеля Крым захватили большевики, и она стала свидетелем массовых убийств совершенно невинных людей. Отца она потеряла еще ребёнком, и оставшись с матерью и старой бабушкой, после школы лишь год проучившись в Художественном техникуме, определилась на службу — младшим экономистом в учреждении Главметиз Наркомтяжпрома.
В дневниках, которые попали к следователю она писала: «Это случилось в августе 1926 года… Мне было двадцать лет, и почва колебалась под моими ногами…".
Именно тогда в крымском кинотеатре она посмотрела фильм "Медвежья свадьба" и безумно влюбилась в исполнителя главной роли Константина Эггерта. Влюбилась так, что, оставив мать, и бросив дом уехала в Москву, чтобы найти знаменитого актера и режиссера.
Встретила. Роман был унизительный и несчастный. Она написала около десятка тетрадей стихов, посвященных немолодому актеру,который был к ней абсолютно равнодушен (тетрадки эти есть в РГАЛИ). , “Почему ж для меня ты, как детские грезы впервые, /Как пушистая детская елка, как радостный снег, как мечта /Как мой Ангел-хранитель, иль Архангел, принесший Марии /Благодатную весть о безгрешном зачатьи Христа”. (Москва, 1933 г.). Она порвала сама эти отношения .
Стала приходить к другу юности по крымской жизни Даниилу Жуковскому в дом Чулковых на Смоленском бульваре. Там она встретила поэта и начинающего актера - Николая Стефановича.
Донесения Стефановича о разговорах с Натальей Ануфриевой позволяют отчетливо услышать голос девушки, которая не боялась выражать свои мысли. Не боялась, потому что считала, что находится рядом с другом?
“28 апреля на квартире Жуковского на мой вопрос Ануфриевой: Вот вы восхищаетесь Петром, построившим Петроград, почему же вы так ненавидите Сталина, перестраивающего Москву?” — она резко враждебно отозвалась о личности товарища Сталина и высказала по его адресу гнусную клевету. Тогда же Ануфриева стала восторженно говорить о Колчаке и прочла собственные стихи, посвященные ему. При этом сказала, что записывать свои стихи она боится. Смысл ее разговоров в тот вечер сводился к следующему: Колчак и вообще белогвардейцы — настоящие герои, мученики за великие идеи. Они шли на борьбу, не считаясь с тем, есть ли шансы на победу или нет. Чем меньше шансов, тем отчаяннее надо действовать. Смерть от руки врага — это величие…” Свои высказывания она пересыпала цитатами из Шпенглера, Гумилева и Блока…
8 мая Ануфриева, при встрече, заявила, что надо твердо и непоколебимо придерживаться своих взглядов, беречь огонь своей свечи”, как она выражалась, и не идти ни на какие примирения с Соввластью. Она сказала: Я не могу себе найти места вообще в советской жизни. Мы варимся в собственном соку, и даже обмен мыслями строжайше воспрещен. Жизнь идет мимо нас, а если кто хочет в эту жизнь прорваться, то его расстреливают. Такого гнета, как теперь, не было ни при Бенкендорфе, ни при Екатерине. Мы живем в полном мраке. Но я очень верю в Россию, в ее силу, верю, что она не даст без конца себя втаптывать в грязь. Надо терпеть, ждать и хранить чистоту своих взглядов. Мою ненависть к Соввласти питает неотмщенная, неискупленная могила Колчака…” Тогда же Ануфриева прочла мне четыре собственных стихотворения, посвященные Колчаку, сказав, что она эти стихи кое-кому читала и само чтение этих стихов другим расценивает как удобный способ для обмена мыслями, как сигнализацию своими свечами другому”…
Встреча 12 мая 1936 г. Ануфриева, выбирая, куда бы нам пойти, заявила: Наше правительство всюду рассылает своих секретных агентов, все деньги ухлопывает на шпионаж. Очень характерно, Красная Армия на втором месте, а ГПУ на первом. Это очень разумно. Внутренний враг, конечно, опасней для Соввласти, чем внешний…”

Был такой немой фильм 1926 года «Медвежья свадьба» — мистическая драма реж. К.Эггерта по пьесе Анатолия Луначарского, созданный по мотивам новеллы Проспера Мериме «Локис». В этом фильме граф Шемет, живущий в Литве, в начале XIX века, когда-то случайно зачатый от медведя, влюбляется в соседнюю панну, а она в него, но он пытается освободиться от этой любви, зная, что может превратиться в медведя. Но как это часто бывает, женщина верит, что всё можно исцелить любовью, и стремится к нему душой и телом. После свадьбы граф, ничего не может с собой поделать и загрызает свою невесту (он, кстати, отдадим ему должное, внутренне сопротивлялся такому раскладу). Крестьяне поджигают замок. Шемет погибает. Бунт крестьян вставил в новеллу Луначарский.
Зачем красному наркому понадобилось писать сценарий фильма ужасов, который, кстати, имел огромные сборы, понятно. Главную роль играла его молодая жена-красавица Наталья Розенель.
Рабочим фильм не понравился. Вот фрагмент одного из обсуждений. «…. Ленин говорил, что кино – единственное искусство, которое может и должно воспитывать, он не думал, чтобы давали такие ленты, как “Медвежья свадьба”. Когда какой-то разъяренный помещик грызет своей жене горло, что тут хорошего? Правда, иногда разыграется чувство, какой-то инстинкт, бывает в минуту сильной страсти… Но разве мы можем показывать нашей молодежи, как помещик, когда у него разыгрались страсти, взял и перегрыз жене горло?..»
Однако фильм купили в 25 странах мира, и он там пользовался успехом. В 1929 году его сняли и запретили к показам.
От новеллы Мериме и фильма, конечно же, тянется ниточка к шварцевскому «Медведю» (так изначально называлась пьеса «Обыкновенное чудо»). Только в «Медвежьей свадьбе» побеждал страшный языческий миф о людях-оборотнях (привет, квадроберам!), а Шварц перевернул сказку и вновь рассказал ее по-своему. Написал историю о всепобеждающей силе любви.
Но это первая часть сюжета, приводящего вновь к арестованным поэтам.

Тбилиси, митинг в поддержку евроинтеграции.

Как умирали в оттепель один за другим, а их послания доходили слишком поздно. Список может быть гораздо длиннее.
В 1958 году умер Евгений Шварц. Последняя его вещь – Дон-Кихот. Дневники-откровения будут опубликованы в 1990 году.
В 1959 умирает Даниил Андреев с посланием – Розой мира. (В предисловии напишет о следующей ядерной войне, которая придет от диктатуры). Книга впервые опубликована в 1991 году.
В 1960 умирает Пастернак – после истории с публикацией «Доктора Живаго». Роман-послание. Первая публикация в России - в 1987 году.
В 1964 году умирает Гроссман, после ареста романа «Жизнь и судьба» - эпическое повествование о фашизме и сталинизме. Публикация в России в 1988.

Из дневника Ольги Веселовской (Бессарабовой)
5/VI 30 г. Москва.
Американские машины заливают улицы асфальтом. Быстро, ровно, без запаха.
Степан Борисович рассказал, как 25 лет назад («когда я кончил университет, кажется») прокладывали трамвайные линии. Для скорой работы выписали финляндских рабочих. «И я помню, как мы удивлялись скорой и ловкой работе финляндцев».

Несколько лет занималась судьбой поэтического кружка, который собирался в конце 30-х годов на улице 25 Октября неподалеку от Кремля. Люди, встречавшиеся там были невероятно осторожны, они никогда не допускали к себе непроверенных и посторонних людей. Тем не менее, туда был внедрен специальный агент, из-за которого все члены кружка будут в последствии арестованы, а часть из них – расстреляны. Человеком, которого туда внедрили был очень талантливый поэт Николай Стефанович. Никто до определенного времени его не знал, он возник в этой компании абсолютно случайно. Как вспоминал один из арестованных Александр Борин, его привел один из друзей. Он ехал в переполненном трамвае, и ему случайно на ногу наступил, некий человек, который стал витиевато и старомодно извиняться, чем сразу же подкупил товарища. К груди он прижимал «Огненный столп» Николая Гумилева, это определило начало взаимной симпатии. Возник живой и очень заинтересованный разговор, молодые люди вышли на улицу и еще некоторое время шли вместе. Некоторые из друзей, услышав эту историю, сразу же заметили, что такие знакомства на улице крайне подозрительны. Шел конец тридцатых годов, и все были очень осторожны. Но друг горячо утверждал, что они не смогут устоять перед новым знакомым, Николаем Стефановичем - так звали этого человека - и все их сомнения отпадут сами собой.
«Николай действительно вскоре появился в нашей компании и очаровал всех, мужчин и женщин, простотой обращения, подлинной интеллигентностью, великолепным чтением стихов и, превыше всего, поэтическим талантом. Глубокая внутренняя напряженность в его стихах сочеталась со свободным дыханием, по которому угадывается истинный поэт. Первое же прочитанное им стихотворение поразило меня настолько, что я сразу запомнил его наизусть».
Когда я и Т.С. Позднякова стали углубляться в эту историю, то выяснилось, что эти молодые люди оказались абсолютно вычеркнутыми из истории. Их не было ни в каких списках, а сведения о них отыскались с огромным трудом. О ком-то не удалось ничего найти. Сейчас, когда удалось дотянуться до их следственного дела, оказалось, что высказывания молодых людей, которые приводятся, скорее всего, с подачи единственного не арестованного – Николая Стефановича, отличались невероятной смелостью и пониманием происходящего. Подчас более резким, чем у диссидентов 60-х годов.
«Более сволочной и идиотской страны, чем наш СССР, не было. Ведь СССР делится на две тюрьмы: большая и малая. Первая – весь Союз, вторая – Лубянка». «Бесцветность – вот идеал нашего советского государства».
«В то время, как кругом расстреливают людей, когда полны тюрьмы, гибнут целые страны, исчезает и погибает все лучшее по вине Советской власти, - вы пишете стихи о природе».
Они были арестованы в мае-июне 1941 года. Допросы с ними вели уже в эвакуированной в Саратове Лубянке во время войны. Война не остановила работу НКВД ни на секунду. Они продолжали вербовать, убивать, пытать и расстреливать.
Вот имена этих людей, которые читали стихи – свои и чужие, переводили и обсуждали то, что происходит за окном.
Часть из них была расстреляна, часть отправлена в лагеря.
Раздольский-Ратошский Владимир Сергеевич, Гливинский Ян Станиславович, Теппер Кальман Иосифович, Борин Александр Аркадьевич, Вержанская Елена Александровна, Науман Александр Владимирович, Гурлянд Арон Соломонович, Лазарев Лев Александрович, Стрельцова Тамара Петровна.
Маленький постскриптум. Я давно думаю о том, что смыслом жизни всякого человека могла бы быть необходимость воскресить хоть одного человека, жизнь которого оборвали, смяли и уничтожили. Нужно восстановить цепь, кровеносную сетку жизни, которая текла до нас и была оборвана государством-тираном.

https://verstka.media/zachem-rossiyane-edut-v-okopy Посмотрела материал "Верстки" о том, как россияне приезжают в Москву, чтобы заключить контракт на 3,5 миллиона рублей. Пойти убивать и умирать на невойну. Стоят в очереди на Тимирязевской. Рассказывают корреспондентам, зачем им это нужно.
Главный вывод вовсе не в том, что всем этим тысячам нужны деньги и они убегают от сложных житейских ситуаций; самое существенное, что они формулируют, не впрямую, конечно, что им не нужна жизнь как таковая. Проблема простая и страшная - людям вообще непонятно, зачем жить. Вот они сами формулируют, что пили, ели, наделали и бросили детей, или даже вырастили их, а дальше-то, что? Умереть за Родину? Ну об этом говорят всего несколько человек, а многие, туманно, но в целом - ясно, надо, хоть что-то делать. Там – на фронте движуха! Поразила молодая женщина с двумя детьми - одному пять, другому год. Кто будет растить ее детей? Бабушка и муж. Так и сказала. Отбиты инстинкты. Или просто жить (как существование) - скучно.
Здесь встает вопрос, который часто боялись произносить вслух, большинство людей не знают, зачем они родились на свет и что они тут делают. Они пьют, садятся на наркотики, убивают друг друга, идут на войну, чтобы, куда-то спрятаться от этого вопроса. Он довлеет даже над инстинктом продолжения рода. Это же главный вопрос существования. Война его полностью обнажает. Война делает его самым существенным.
Есть жизнь с ее протяженностью и заботами, с обязательствами, выбором, болью (удовольствия оставляем за скобками), а есть манящая для этих людей вспышка смерти, конец как точка, как отрицание бессмысленности своего появления на свет, неучастия. отрицания, "а нам все равно" и тд. Война как способ разорвать и растоптать все вопросы и ответы. И тут страшное, если человеку не нужна своя жизнь, то он с легкостью уничтожает и другую. Я не говорю про вождей и начальников – эти питаются смертями. Однако и царь давно мучается скукой и бессмысленностью существования. Это написано на его пустом и невыразительном лице.

Культура продолжает расцветать. ТАСС Путин обновил состав своего Совета по культуре и искусству.
В частности, в совет вошли руководитель Первого канала Константин Эрнст, худрук и директор МХТ им. А. П. Чехова Константин Хабенский, писатель Захар Прилепин и руководитель "Союзмультфильма" Юлиана Слащева.
Как и в прежнем составе, заместителем Путина во главе этого совета остается руководитель "Мосфильма" Карен Шахназаров, а пост секретаря совета сохранил помощник президента Владимир Мединский.

1928 и 1929 год были годами предчувствия того перелома, который скоро понесет страну в новую бездну. Удивительны тексты "бывших" об этом времени медленного погружения во мрак. Вот Софья Парнок за несколько лет до смерти.
Коленями — на жёсткий подоконник,
И в форточку — раскрытый, рыбий рот!
Вздохнуть... вздохнуть...
Так тянет кислород,
Из серого мешка, ещё живой покойник,
И сердце в нём стучит: пора, пора!
И небо давит землю грузным сводом,
И ночь белесоватая сера,
Как серая подушка с кислородом...
Но я не умираю. Я ещё
Упорствую. Я думаю. И снова
Над жизнию моею горячо
Колдует требовательное слово.
И, высунувши в форточку лицо,
Я вверх гляжу — на звёздное убранство,
На рыжее вокруг луны кольцо —
И говорю так, никому, в пространство:
«Как в бане испаренья грязных тел,
Над миром испаренья тёмных мыслей,
Гниющих тайн, непоправимых дел
Такой проклятой духотой нависли,
Что, даже настежь распахнув окно,
Дышать душе отчаявшейся — нечем!..
Не странно ли? Мы все болезни лечим:
Саркому, и склероз, и старость... Но
На свете нет ещё таких лечебниц,
Где лечатся от стрептококков зла...
Вот так бы, на коленях, поползла
По выбоинам мостовой, по щебню
Глухих дорог — куда? Бог весть, куда!
В какой-нибудь дремучий скит забытый,
Чтобы молить прощенья и защиты —
И выплакать, и вымолить... Когда б
Я знала, где они — заступники, Зосимы,
И не угас ли свет неугасимый?..»
Светает. В сумраке оголены
И так задумчивы дома. И скупо
Над крышами поблёскивает купол
И крест Неопалимой Купины...
А где-нибудь на западе, в Париже,
В Турине, Гамбурге — не всё ль равно?
Вот так же высунувшись в душное окно,
Дыша такой же ядовитой жижей
И силясь из последних сил вздохнуть,
Стоит, и думает, и плачет кто-нибудь
Не белый, и не красный, и не чёрный,
Не гражданин, а просто человек,
Как я, быть может, слишком непроворно
И грустно доживающий свой век.
Февраль — март 1928

"Рассыпалось поколенье..."
Александр Ромм - поэт, переводчик, старший брат Михаила Ромма
Служил на Черноморском флоте, участвовал в боевых действиях, работал во фронтовой и местной городской прессе, был награжден орденом Красного Знамени (1942). Застрелился 2 октября 1943 года в Сочи из табельного оружия.
Я стою в лесу и расту сосной,
И ветер лесной
играет со мной.
Я шишки роняю наземь свои,
И глухо в хвою ложатся они,
Пока смерть далека, пока лень ей.
Я семенем тонким в шишке лежал,
Я всех соседей по имени знал,
Мы жили в своём колене.
Та шишка сгнила сто лет назад,
Кругом соседи мои стоят,
И кто мне чужой? И кто мне брат?
Рассыпалось поколенье.
Но звон мой в небе гудит сосной,
И шишек много лежит подо мной,
Под чёрной хвоей имя поёт,
Над семенем новая шишка гниёт,
Чёрная шишка, прелая мать,
Больно и любо ей умирать.
Новое семя, певучий плод,
В старых сучьях ветер поёт –
Ветер поёт, ветер звенит,
Стволами гудит,
в ветвях шелестит,
В красных соснах песни и звон,
Звон родин, звон похорон,
Со всех сторон
Песенное
исступленье!
5 декабря 1928

Абсолютно потеряла возможность писать о происходящем. Но с удивлением оглядываюсь назад и вижу как формировалось наше представление о будущем. Писала 2013 году. Киев теперь уже означает нечто большее.
"Киев-Москва-Петербург
14 декабря 2013 г. в 22:34
То, что сейчас происходит в Киеве, с неизбежностью изменит в скором времени нашу жизнь. Рождение и существование трех городов (Киева, Москвы и Петербурга), было своеобразным треугольником, где историческое время как ткань натягивалось то на одну, то на другую его вершину. В начале 20 века Питер потянул так, что оттуда, и из Москвы покатилось в Киев огромное количество людей, оказавшихся потом или заграницей, или поселившихся в Москве. Не случайно из Киева пришел к нам апокалиптический роман о "Белой гвардии".
Теперь Киев окончательно отрывается от нашего общего времени, (которому, как мы знаем он был основой). И это означает окончание прежнего этапа истории. И начала, какого-то другого.

https://www.youtube.com/watch?v=iqVemzSttQE&t=7s

Из прежнего.
Бенедикт Лившиц, расстрелянный в 1938 году в Ленинграде. Слышно у него - будущее пастернаковское "Столетья поплывут из темноты".
Он мне сказал: «В начале было Слово...»
И только я посмел помыслить; «чье?»,
Как устный меч отсек от мирового
Сознания — сознание мое.
И вот—земля, в ее зеленоватом,
Как издали казалось мне, дыму,
Откуда я на тех, кто был мне братом,
Невидящих очей не подыму.
Как мне дано, живу, пою по слуху,
Но и забывши прежнюю звезду,
К Отцу, и Сыну, и Святому Духу
Я вне земного времени иду.
Декабрь 1919

Год назад мы пережили два шока.

Первый шок был связан не с тем, что против Израиля был совершен чудовищный терракт, равный войне, - увы, не первый и не последний, - а тем, что религиозно-террористическая секта, контролирующая территорию Газы, при осуществлении теракта сделала ставку на немыслимое сексуализированное насилие, извращенный, животный садизм, несовместимый ни с какими известными нам представлениями о цивилизации, возвращающий нас прямо в неолит, к временам, когда трупы врагов разрывали руками, чтобы съесть их сердце, и насиловали трупы жен врагов, чтобы унизить после смерти. Это был политический террор, целью которого было не убийство, к чему уже привыкли на Ближнем Востоке, а унижение и сладострастное проявление самых низменных инстинктов.

Второй шок был связан с тем, что в цивилизованном мире, кичащемся своим гуманизмом, нашлись десятки, если не сотни миллионов людей, особенно в той молодежной среде, где так гордятся своей новой этикой и где нет места мясоедству, а также уважаются самые разные идентичности, готовых оправдать по поводу и без повода этот чудовищноый «террор нового типа». Они апеллируют к восстановлению исторической справедливости, аргументируя свою симпатию к насильникам ситуацией «крайней необходимости» и черт его знает чем еще. В течение года после теракта симпатии западного культурного класса, в значительной его части, если не в большинстве, оказались на стороне террористов, а не на строне их жертв. Просвещенная общественность не требует освобождения заложников, но громко клеймит Израиль за «превышение пределов необходимой обороны».

Откровенно говоря, я затрудняюсь сказать, что шокировало меня больше. Я чувствую себя зрителем в гигантском театре абсурда, где Путин, расположившись в мягких креслах партера, радостно внимает происходящему, а на галерке делегация Украины, как пишет Венедиктов, выходит из зала заседаний ООН во время выступления Нетаньяху. Есть ощущение, что вскоре над всеми нами закроют занавес.