История про Наталью Ануфриеву (2 часть).
Только из показаний Николая Стефановича стало ясно, что в доме у Даниила Жуковского часто бывала – Наталья Ануфриева, родившаяся в Симферополе в 1905 году. Свои детские и юношеские годы она провела в Крыму, в Симферополе, вместе со своей семьей.
Ей было 15 лет, когда после эвакуации армии Врангеля Крым захватили большевики, и она стала свидетелем массовых убийств совершенно невинных людей. Отца она потеряла еще ребёнком, и оставшись с матерью и старой бабушкой, после школы лишь год проучившись в Художественном техникуме, определилась на службу — младшим экономистом в учреждении Главметиз Наркомтяжпрома.
В дневниках, которые попали к следователю она писала: «Это случилось в августе 1926 года… Мне было двадцать лет, и почва колебалась под моими ногами…".
Именно тогда в крымском кинотеатре она посмотрела фильм "Медвежья свадьба" и безумно влюбилась в исполнителя главной роли Константина Эггерта. Влюбилась так, что, оставив мать, и бросив дом уехала в Москву, чтобы найти знаменитого актера и режиссера.
Встретила. Роман был унизительный и несчастный. Она написала около десятка тетрадей стихов, посвященных немолодому актеру,который был к ней абсолютно равнодушен (тетрадки эти есть в РГАЛИ). , “Почему ж для меня ты, как детские грезы впервые, /Как пушистая детская елка, как радостный снег, как мечта /Как мой Ангел-хранитель, иль Архангел, принесший Марии /Благодатную весть о безгрешном зачатьи Христа”. (Москва, 1933 г.). Она порвала сама эти отношения .
Стала приходить к другу юности по крымской жизни Даниилу Жуковскому в дом Чулковых на Смоленском бульваре. Там она встретила поэта и начинающего актера - Николая Стефановича.
Донесения Стефановича о разговорах с Натальей Ануфриевой позволяют отчетливо услышать голос девушки, которая не боялась выражать свои мысли. Не боялась, потому что считала, что находится рядом с другом?
“28 апреля на квартире Жуковского на мой вопрос Ануфриевой: Вот вы восхищаетесь Петром, построившим Петроград, почему же вы так ненавидите Сталина, перестраивающего Москву?” — она резко враждебно отозвалась о личности товарища Сталина и высказала по его адресу гнусную клевету. Тогда же Ануфриева стала восторженно говорить о Колчаке и прочла собственные стихи, посвященные ему. При этом сказала, что записывать свои стихи она боится. Смысл ее разговоров в тот вечер сводился к следующему: Колчак и вообще белогвардейцы — настоящие герои, мученики за великие идеи. Они шли на борьбу, не считаясь с тем, есть ли шансы на победу или нет. Чем меньше шансов, тем отчаяннее надо действовать. Смерть от руки врага — это величие…” Свои высказывания она пересыпала цитатами из Шпенглера, Гумилева и Блока…
8 мая Ануфриева, при встрече, заявила, что надо твердо и непоколебимо придерживаться своих взглядов, беречь огонь своей свечи”, как она выражалась, и не идти ни на какие примирения с Соввластью. Она сказала: Я не могу себе найти места вообще в советской жизни. Мы варимся в собственном соку, и даже обмен мыслями строжайше воспрещен. Жизнь идет мимо нас, а если кто хочет в эту жизнь прорваться, то его расстреливают. Такого гнета, как теперь, не было ни при Бенкендорфе, ни при Екатерине. Мы живем в полном мраке. Но я очень верю в Россию, в ее силу, верю, что она не даст без конца себя втаптывать в грязь. Надо терпеть, ждать и хранить чистоту своих взглядов. Мою ненависть к Соввласти питает неотмщенная, неискупленная могила Колчака…” Тогда же Ануфриева прочла мне четыре собственных стихотворения, посвященные Колчаку, сказав, что она эти стихи кое-кому читала и само чтение этих стихов другим расценивает как удобный способ для обмена мыслями, как сигнализацию своими свечами другому”…
Встреча 12 мая 1936 г. Ануфриева, выбирая, куда бы нам пойти, заявила: Наше правительство всюду рассылает своих секретных агентов, все деньги ухлопывает на шпионаж. Очень характерно, Красная Армия на втором месте, а ГПУ на первом. Это очень разумно. Внутренний враг, конечно, опасней для Соввласти, чем внешний…”
