Губин ON AIR

https://republic.ru/posts/113988

Звук к Протасевичу и Собчак, поедателям сорокинской нормы, хотели? Ловите!

https://youtu.be/wO_U2EJmKsI

Я про имманентно присущее этой группе стремление к правде и, простите за пафос, жизнь не по лжи. А теперь прихожу к выводу, что это, конечно, так, но только в том случае, когда у молодых есть некие идеи, позволяющие эту функцию выполнять. Мое поколение и поколение Гудкова-старшего с отвагой бросалось в 1990-е, потому что верило: все должно быть как на Западе. От свободы частной собственности до свободы слова. Сейчас не разговор о том, куда и почему эти свободы подевались. А о том, что у нынешних российских 20-летних и даже 30-летних никаких подобных идей нет. И у их немецких ровесников тоже. А потому они если не разделяют, то мирятся с тем, что им предлагают Путин или же АдГ. За неимением лучшего. Ведь ценимые немецкими стариками христианские демократы ничего не говорят о том, что именно на переходе из индустриального в постиндустриальное общество нужно в Германии менять. ХДС/ХСС пока что лишь подворовывают антиэмигрантскую риторику «Альтернативы». В России же альтернатив путинской риторике нет вообще, потому что они все уничтожены.

И в минуты малодушия я вдруг нахожу утешение в том, что мне, слава богу, не тридцать.

Метод включенного наблюдения всегда неточен. Мои берлинские знакомства нерепрезентативны. Но вот недавно Дмитрий Гудков, который не в Германии, а на Кипре, говорил о том же. «Те люди, которые относятся к поколению моих родителей, проще всего переживают эмиграцию, - сказал 44-летний Дмитрий, имея в виду поколение своего отца, 68-летнего Геннадия. – А поколение конца 1990-х - начала 2000-х гораздо тяжелее проходит этот этап». – «Чем это можно объяснить?» - «Скорее всего, тем, что в Советском Союзе у многих поколений было желание вырваться, уехать. А вот для поколений, которые росли в условиях свободы, особенно тех, кто почувствовал, что такое жизнь в Москве в последние 10-20 лет, когда Москва по сервисам, по качеству банковского обслуживания опередила многие страны… И вдруг они уезжают. У них было романтизированное представление о Западе».

Оп-па! Ну да. В сочетании с осознанием, что в Европе не сделать быструю карьеру, это приводит к разочарованиям, депрессиям, к решению вернуться.

Какая здесь связь с молодым немецким электоратом АдГ?

Да такая же, какая между немолодыми российскими эмигрантами и немолодыми немцами, «Альтернативу для Германии» на дух не переносящими.

У старших поколений обеих стран были идеологические формулы, которые позволяли и позволяют оценивать происходящее «на автомате».

У немолодых немцев эта формула сводится к «nie wieder», «никогда больше», и много что в себя включает: опасность расизма и нацизма, войны, тоталитаризма; опасность восточного соседа. Это мгновенно всплывает в памяти, как только АдГ начинает говорить о высылке беженцев или о том, что нужно улучшать отношения с Путиным. А у немолодых русских эта формула сводится к чаадаевскому, что Россия убога на фоне Запада, - а значит, если вестернизация провалилась, то надо валить.

Обе эти идеологемы не умозрительны. В отличие от нацизма или марксизма-ленинизма, они на 100% выстраданы и определены жизненным опытом: в том числе опытом претворения нацизма и ленинизма в жизнь. А для молодых немцев и молодых русских опыт старших как раз умозрителен, он больше не порождает идеологических конструктов. И молодые реагируют на текущую жизнь «по ситуации», особенно на материальные ингредиенты.

Какая сегодня главная проблема для немецкой молодежи? Цена на дёнер, то есть шаверму. Я не шучу, это данные опросов. Главная общенемецкая уличная еда подпрыгнула за последние годы в цене чуть не на треть, достигнув 8-9 евро. По молодым это бьет ощутимее, чем по старикам. К тому же молодые пользуются не машиной, а общественным транспортом, находясь каждый день в одном пространстве с мигрантами. Когда АдГ говорит, что рост цен и наплыв беженцев взаимосвязаны – это находит отклик. Простые объяснение сложных проблем вообще привлекательны, особенно когда ты еще не успел понял, что простота бывает хуже воровства. А проблема реально сложна, потому что немецкое миграционное законодательство не рассчитано на волны по миллиону человек.

Но точно так устроен взгляд на мир и у российских молодых. У тебя были самые крутые банковские программы, круглосуточные рестораны-магазины, Москва невероятно хорошела Собянине, сверкая в ночи новогоднею елкой – зачем это менять на Берлин, где по воскресеньям закрыто вообще все, где фонари ночью тусклы, а на улицах безумцы и наркоши, и транспорт ходит черте как, а за скачивание торрента штраф под 1000 евро – и где в ходу до сих пор DWD и факсы?!. Реальной угрозой сладкой московской жизни была мобилизация. Если эта угроза отодвинулась, рассосалась – то нужно не валить, а возвращаться…

То, что я пишу – всего лишь гипотеза, предположение. Но гипотезы важны, когда появляются факты, противоречащие прежним картинам мира.

Я, например, всегда считал, что молодежь, если относиться к ней как к особой группе, играет роль, условно говоря, стволовых клеток. Молодые просто в силу энергии, малого опыта, ненабитых шишек, неготовности к компромиссам, глупой веры в победу добра заменяют отжившее и омертвевшее.

И я не про глупости из цикла «в мире мудрых мыслей», типа «молодежь – наше будущее». Молодежь – лишь свое собственное будущее, и только.

Напомню, что текст был изначально опубликован в Republic https://republic.ru/posts/113813, это платный ресурс. Поскольку прошло время, бесплатно выкладываю и здесь.

Похоже, эта молодежь сломалась!

Я тут обратил внимание, что тихой-сапой пришла в негодность, сломалась молодежь как специфическая группа. Причем сразу в нескольких странах, к которым я имею отношение. Она вдруг перестала быть шпаной, способной стирать с лица земли все те гадости либо глупости, которые совершили старшие. Она стала консервативнее дедов и отцов. По крайней мере, в моих глазах. По крайней мере, молодежь России и Германии.

Я только ахнул, узнав, что за правую «Альтернатива для Германии» голосуют именно молодые. Для меня «Альтернатива» была партией упертых могикан, на все проблемы дающей один ответ: давайте остановим самолет, мы слезем! Вернемся в эпоху без эмигрантов, без Евросоюза и с крепкой немецкой маркой! Мне-то казалось, что надежда и опора АдГ – это старушка, оплакивающая потерю молодости на саксонском диалекте. Но нет, ничего подобного! АдГ поддерживают молодые как раз в западных землях: впрочем, возможно, потому, что с востока молодежь активно уезжает.

Когда я увидел данные немецких опросов, то вздрогнул.

А второй раз вздрогнул, когда увидел, что среди путинских эмигрантов из России именно молодые не просто хуже интегрируются в местную жизнь, но и не хотят интегрироваться. Настолько не хотят, что думают о возвращении – и возвращаются. Несмотря на войну и Путина. Борис Акунин упоминал о 450 тысячах вернувшихся. Мне цифра кажется завышенной, и я не знаю, какова возрастная структура возвращенцев. Но мое включение в немецкую жизнь эту тенденцию фиксирует. А «включенное наблюдение» - законный социологический метод.

Те новые эмигранты, что при мне сетовали на жизнь в Германии, были не старше 35. И им всем в новой жизни не хватало, грубо говоря, круглосуточной доставки тыквенного латте на дом. То есть московской потребительской крутизны. В Берлине же и с доставкой, и с тыквенным латте - напряженка. А вот немолодые вполне чувствовали себя в эмиграции уютно, хотя оставили в России целую жизнь.

Сначала я думал, что я имею дело с обеспеченными пожилыми: теми, кто не просто нагулял финансовый жирок, но и провел липосакцию в пользу заграницы. Да, Андрей Плахов (71) или Людмила Улицкая (81) открывали двери берлинских квартир собственными ключами. Но ведь и у них вдребезги разлетелся налаженный быт! Это раз. А два, я разговаривал и с теми, кто в эмиграции оказался материально стеснен. «Но я всю жизнь мечтал в булочную поутру на велосипеде ездить!» - сказал один из них. «Да он просто сам себя убеждает, что не зря уехал!» - отреагировал на другой: 30-летний. Для 30-летнего, прямо как для Дудя, Россия была – «за**ись»! Просто Путин это «за**ись» испортил, за что мой знакомый Путина и ненавидел. Но в Берлине его раздражало все. Закрытые по воскресеньям магазины. Через пень колоду работающий транспорт. Курьеры, которых непонятно, когда ждать.

Немолодой это тоже все знал, но его грело другое. Что не нужно бояться полицейских, да их и вообще мало. Что он спит с открытыми окнами, потому что воздух чистый и тишина. Что прямо в Берлине живут лисы, зайцы и кабаны. «Я только здесь понял, - сказал он, - что Тверская и Невский проспект никакие не улицы, а автомобильные шоссе…»

https://youtu.be/PZCppu-qfx4
О том, что в Кремле и правда создается идеология, и что это не идеология империализма, а природного естественного человека, оплотом спасения которого от западного растления является Россия (в общем, "Остров Россия-2", не удивлюсь, если
это творят поклонники Цымбурского). И еще это видео о том, почему эта идеология умрет, едва родившись, но многим сильно попортит кровь

Целая глава (немаленькая) из моей "Германии, где я теперь живу" опубликована на Republic. Там про пресловутую денацификацию (провалившуюся), "спор историков" (и то, как этот спор был решен, до сих пор аукается, в том числе и на Ближнем Востоке), про бомбежки конца войны и т.д. https://republic.ru/posts/113780
Книга, напомню, состоит из 50 глав и продается на сайте издательства Бориса Акунина babook.org: https://babook.org/store/259-ebook

А вот и текст про то, что, возможно, лишь наличие идеологических формул (сформулированных явно или, что называется, лишь "носящихся в воздухе") позволяет молодежи быть молодежью в смысле особой группой, обновляющей общественный организм. Текст, разумеется, точнее того видео, что опубликовано парой дней раньше. Видео, разумеется, просмотрят куда больше
https://republic.ru/posts/113813

Про то, почему (и когда) молодежь перестает быть стволовыми клетками общества - в звуке:

https://youtu.be/HvB_w34BJTw

тожевзвуке:

https://youtu.be/D3f6Bm5C4uw

Оно свершилось! Теперь у вас есть возможность раскрыть портфель и впихнуть туда пять лет моей жизни, два года труда: 50 глав и 76 тысяч слов про устройство повседневной жизни Германии. От домов в новых районах до домов престарелых, от тоски по ГДР до манеры замалчивать политические проблемы. Я бы сам, оказавшись в 2017-м в Германии, дорого бы дал, чтобы такую книжку получить. Фишка в том, что книг про современную Германию нет. Во-об-ще. «Современность» в документальных книгах про Германию всегда укладывается между войной и Стеной… Так что вы – счастливчик. Если у вас есть, конечно, возможность перевести издательству Бориса Акунина BAbook тем или иным способом $9.99...
https://babook.org/store/259-ebook

Для адаптации в эмиграции неплохо понимать, что родина никакая не мать, а, если уж охота ее одушевлять, - скорее, супруг(а). Браков может быть несколько. Родину можно выбирать и менять. Это довольно популярная точка зрения у нас в Германии, где чуть не половина немцев считают себя не немцами, а, не знаю, альгойцами, швабами, баденцами. Чаще же всего – европейцами. Слово «патриотизм» скорее подозрительно, чем положительно: из-за национал-социалзма. Все то, что Дудь говорил свою про любовь к России, Гитлер с Геббельсом могли бы использовать для воспитания немецкого патриотизма. Каких великих сыновей и дочерей рождала Германия! У Геббельса был целый Gottbegnadeten-Liste, «список богоизбранных», основанный на той же идее, что и «список Дудя»: талант не катит без связи с родиной. Только список Геббельса был куда более впечатляющ. Рихард Штраус. Карл Орф. Герберт фон Караян. Герхарт Гауптман (тот самый, нобелевский лауреат)! Но мы знаем, куда этот обязательный патриотизм страну привел.
Вот почему в Германии после войны произошла, если можно так выразиться, секуляризация патриотизма, по типу церковной. Можно быть патриотом Европы или отдельно взятого Пфальца, а можно – космополитом: это твое личное дело, и более ничего. Я вот – космополит. И когда я говорю «у нас в Баварии», то имею в виду лишь то, что я в Баварии (пока) живу. Я здесь не турист.
Патриотизм в качестве маяка в эмиграции только сбивает с пути и с панталыка. Дети Дудя в Испании (кажется, семья его там?) будут расти билингвами, ходящими в космополитичные школы, где их одноклассниками будут дети с сербским, турецким, курдским бэкграундом, в Европе это абсолютно «норм», но в этой «норм» русский патриотизм не прокатывает. Секуляризация патриотизма для детей эмигрантов произойдет автоматически. Поэтому неплохо такую же секуляризацию провести и самим родителям: в превентивном порядке. Чтобы не перестать понимать детей.
Второй резон для секуляризации состоит в том, что вокруг льдины эмиграции плещется гигантский мировой океан, который русским вне эмиграции практически неизвестен. Понять его правила и законы – безумно интересно. У пламенеющего патриота, живущего только жизнью России, всегда есть опасность превратиться в эдакого старичка-лесовичка Солженицына, который в Вермонте отгородился глухим забором от жизни Америки. Ранний Солженицын, нанесший архипелаг ГУЛАГ на глобус, мгновенно сам стал человеком мира. Поздний изолянт Солженицын уже ни на что не влиял. «Красное колесо» вряд ли осилили даже турбопатриоты. Прекращение обмена идей приводит если не к смерти, то к смертельной тоске.
Бедный Дудь. Куда он прыгнет со своей патриотической эмигрантской льдины, когда она растает? О новой идентичности, он, похоже, и не задумывается. Судьба Севы Новгородцева, ставшего англичанином, ему не грозит (к тому же за Новгородцевым стояли авторитет и бюджет BBC). В нынешнем статусе для Дудя эта проблема решается единственным способом: через возвращение. У меня плохой прогноз: он вернется в Россию, даже если там останется Путин (а Путин, второй прогноз, в России останется, даже если Путин умрет). К тому же и место Познера на Первом канале вакантно.
Рано или поздно возвращающийся в путинскую Россию эмигрант-патриот – это то, что из патриотизма и презрения к либерализму с неизбежностью вытекает. Математическая задача, у которой иного решения нет. Вернулись же в свое время в коммунистическую Россию и Прокофьев, и Горький. Смена вех, только вехи все те же.
Впрочем, есть вариант и не возвращаться: тогда на чужбине до смерти придется страдать, страдать, страдать.
Вероятно, в некоторых случаях мазохизм – все-таки спаситель от позора.

Стоп, стоп, стоп! Это принципиально! Эти люди, которых Дудь интервьюирует (и по поводу которых кривится Лебедев: «ноунейм»), они для Дудя – сначала таланты, а уж потом русские? Или сначала русские, а уж потом таланты? Или они потому и таланты, что русские, но тогда чем это отличается от шовинизма? Похоже, сам Дудь так и не дал себе ответа на вопрос: он сначала русский, а уж потом Дудь? Ответ принципиально важен не только для него, но и для любого, оказавшегося с неконвертируемой профессией на эмигрантской льдине. Тогда профессия легко становится русскостью, русскость – профессией, а патриотизм – теплой шубой. Проблема тут только одна. Льдина массовой эмиграции тает, и намокшая шуба тащит на дно. Это сейчас российская и эмигрантская аудитории Дудя, его герои и он сам совпадают: по темам, по опыту жизни, по языку. Просмотров – миллионы, и значит – есть доход от рекламы. Через 20 лет от льдины останется льдинка. Рекламные доходы упадут много раньше. Будет как с донатами в социальных сетях. В начале войны – река, а сейчас ручеек.
В такой ситуации проще тем, кто иллюзий по поводу России не строил. Карикатурным либералам, например. Самые (без)умные из них давно поняли, что единственная прекрасная Россия будущего, которая на их веку может случиться – это жизнь в эмиграции, и где вы иные прекрасные России видели?.. Россия – это пять веков обманутых надежд и хождений по кругу. Пессимистический прогноз для России – всегда самый точный. Для таких людей Дудь – патриотический мазохист, и не надо хихикать. Есть такая книжка – «Россия и русские глазами американского психоаналитика» Дениэла Ранкур-Лаферьера. Она вот про это. Что пламенеющий мазохизм является основой русского характера как такового.
Дело, однако, в том, что патриотизм сегодня – единственный модус хорошего русского (помните, как называется американская книга Навального? «Patriot»!), а «космополит» является синонимом не то дурака, не то продажного грантососа. Патриотизм не ставится под сомнение (в отличие от либерализма).
Космополитизм же даже не опробован на вкус.
Вот проверка, хотя я заранее знаю результат. Когда я пишу: «У меня в Германии» или: «У нас в Баварии», - это воспринимается вами как? Ну, я-то в комментариях начитался – как. На это мое «у нас в Германии» кто только не кривился. От сельских дурачков до моих коллег-интеллектуалов. Да какой. Из тебя. Немец. Если. Ты. Родился. В Иваново. И. В Германии. Без году. Неделя.
Я в начале ехидствовал, спрашивая в ответ – а сколько нужно прожить в другой стране, чтобы за тобой признали право считать ее своею: год без недели? Век без пятилетки? Но потом перестал, потому что для русских принцип национальной идентичности почти что сакрален. Отказаться от России, от русскости, и даже просто перестать считать это важным – значит предать. При фразе «у нас в Германии» меня считают либо лгуном, либо эпатажником, который пытается всех убедить (и всех прежде – себя), что ему в эмиграции хорошо, хотя на самом деле плохо. Это раз.
Два. В России принято полагать, что родина – это что-то вроде Путина: переизбрать невозможно, она одна и до смерти. И бессмысленно объяснять, что патриотизм как феномен появился лишь в XIX веке: это дитя национальных объединительных движений. Был ли Иоганн Себастьян Бах немецким патриотом? Да Германия образовалась лишь в 1871-м, а до этого никакой Германии не было! Возможно, Бах обожал свою Саксонию, но и это не важно. Важно, что он был великим музыкантом. А в царствии музыкальном несть немца и иудея.

Этот текст был опубликован под файерволлом на Republic, а в более слабом (но зато более популярном) видеоварианте выложен на «Губин ON AIR»: https://youtu.be/jVC4uRv1l_A
Разумеется, прибежало повизгивающее стадо с его «да просто ты завидушь Дудю!» До дураков мне дела нет, площадка комментов – их кормовая база, вроде стенки в общественном сортире. Но дураки соблазняют колеблющихся.
Так вот, для колеблющихся. Я не занимаюсь критикой Дудя как интервьюера. И объективно, и субъективно Дудь сейчас - не просто самый известный, но самый интересный русскоговорящий интервьюер в мире. Однако именно это заостряет интерес (мой в числе) к тем социальным феноменам, которые за Дудем стоят. И главный из них, имхо, - патриотизм Дудя. Который я считаю не столько ошибкой, сколько опасностью, Дудю грозящей. И опасностью более чем серьезной.
Это примерно как быть верующим или исповедующим моногамию в эпоху пост-просвещения, когда ты считаешь свою искреннюю веру в Мохаммеда или Иисуса (или в любовь до гроба) не личной особенностью, определяемой набором идущих внутри твоего тела биохимических процессов, а некой внешним объективным принципом. Который, в итоге, заставляет тебя держаться церкви, выхолощенной чище кастрата Фаринелли, или мучить человека, живущего с тобой.
Патриотизм как объективная идея вообще (и совершенно неожиданно для меня) оказался присущ относительно молодым российским поколениям. Он сугубо материалистичен, и его питают не обобщенные идеи, а, скорее, тыквенный латте и круглосуточная доставка (вот откуда столь частые разочарования молодых в эмиграции). Дудевское «Россия – зашибись!» из этого же ряда, как бы он ни пытался загнать в этот ряд «потрясающих людей, живущих в России».
Впрочем, это уже будет тема очередного текста и очередного видео.


Юрий Дудь: кейс патриота (и мазохиста)

Вы скажете, что я несу чушь, но я вполне представляю возвращение Дудя в Россию. Да, в путинскую. Ну, или в постпутинскую, но все равно путинскую

Я понял, что все равно придется про это писать, как только в YouTube появилось интервью Юрия Дудя с Артемием Лебедевым. 20 миллионов просмотров. Меня же зацепил там не Лебедев, а сам Юрий Дудь. Когда он вдруг вскипел, как чайник, и стал настаивать на личном патриотизме, который в политэмиграции в нем ничуть не угас.
«Стоп, стоп, стоп! Это принципиально! – неожиданно прерывает он Лебедева. – Ты сейчас хочешь мне сказать, что я обобщаю и говорю, что вся Россия плохая…
Лебедев. У меня такое складывается впечатление.
Дудь. Оставь это, пожалуйста, для разговоров с карикатурными либералами. Ни в коем случае я не говорю, что Россия плохая, я не обобщаю. Россия – невероятная страна, с невероятным потенциалом, но просто происходят самые разные п****цы…
Лебедев. Ты когда-то сказал прекрасную фразу: «Россия – за**ись!» И это важные слова, которые ты сейчас не произносишь. А она осталась за**ись!..
Дудь. Секундочку! Есть ли у тебя основания думать, что я как-то хуже стал относиться к России, только потому, что пока из России летят бомбы, я не использую слово «за**ись»? Я так же продолжаю рассказывать про невероятных людей!..»
Следует рассказ про невероятных (но уехавших из России) людей.

https://youtu.be/v6USOJqS2w0

То же в звуке

https://youtu.be/-cass6DIcqo

https://republic.ru/posts/113669

На смерть Николая Сванидзе

От жизни известного журналиста обязаны оставаться истории, анекдоты. В этом смысле звезды экрана близки оперным звездам. У меня такие истории про Сванидзе сразу всплывают в голове.
Я только начинал работать в телеэфире ВГТРК, и у меня шло время Большой Печали, потому что все на экране выходило не так, как мечталось. И вот я понурым осликом плелся по коридору, как вдруг навстречу – Сванидзе. Мы уже были знакомы.
- Что, жизнь тяжка?
- Тяжка, Николай Карлович! Последний не эфир был, а дерьмо!
- Ну, и чего ж ты грустишь? У меня таких навалом! — ответил Сванидзе и отправился дальше летящей походкой ковбоя… Это был полезный урок, кстати. Любая постоянная работа – это не том избранного, а полное собрание сочинений. Полное собрание из одних шедевров не состоит.
Другой раз (мы тогда уже перешли на «ты») к Сванидзе в прямой эфир опаздывал гость. Пять минут до эфира, гостя нет, я понимаю, что сейчас все рухнет, и трясусь, как будто я сам Сванидзе, и спрашиваю его дрожащим голосом: «Коля, что д-д-делать будешь, а?» На что Сванидзе невозмутимо отвечает: «Что делать буду, что делать буду… Штаны сниму и задницу покажу!.. Да нешто ж интеллигентный человек не найдет, чем страну в течение 20 минут занять?..» Это тоже было полезным уроком. Если тебе есть что сказать, можно использовать разный инструментарий. Гость в эфире – твой инструмент (пусть гость считает наоборот). Нет под рукой нужно инструмента – используй тот, какой есть!
Сванидзе это блестяще умел. Я помню, как он начал вести программу «Подробности». Первый эфир. В эфир после заставки сразу идет сюжет, подготовленный, видимо, еще прежним ведущим, Славой Флярковским. Это был репортаж о том самом кране на газовой трубе и о том самом рабочем, который может всему миру газ перекрыть. «Да, — говорит Сванидзе, появляясь после этого на экране, — замечательный сюжет мы посмотрели. Не очень понимаю, к чему я вам его показал, потому что вообще-то у нас Ирина Хакамада сегодня». И ведь прокатило! Класс! Потому что других «Подробностей» я не помню, а эти запомнил навек! А начал бы Сванидзе врать и выкручиваться – выглядел бы на экране глупо (и это тоже урок).
Я понимаю, жанр некролога требует уточнить, что Сванидзе был прежде всего историком и аналитиком, историком, а не журналюгой-журналюгой, не оставляющим после себя ничего, кроме анекдотов. Возможно, даже сказать, что яркости Сванидзе предпочитал точность (из-за чего всегда был узнаваем, но никогда не имел такой популярности, которую имели на топе Невзоров, Доренко или Миткова). Но для меня важнее другая, менее очевидная вещь. Сванидзе при всей своей аккуратности был бесстрашным человеком. Хотя это бесстрашие мне тоже запомнилось в виде истории.
2013-й год. В Петербурге внутри креативного пространства «Ткачи» (тогда всюду открывались «креативные пространства») шла выставка Icons под кураторством Марата Гельмана. И вот прямо в ее залах было решено устроить лекторий. Чтобы «лекции мечты» (а всем приглашаемым лекторам предлагалось прочитать именно «лекцию мечты», не ограничивая себя темой) звучали среди гигантских работ «Евангельского проекта» Дмитрия Врубеля. Того, где цитаты из Евангелия и лица зэков и гопоты. И вот там Сванидзе должен был прочитать лекцию, как было заявлено, «о любви к негодяям в российской истории».
Когда он пришел, весь первый ряд был занят мрачными парнями в майках с портретами Сталина на груди. Вид их не предвещал ничего хорошего. Какой-то охранник в «Ткачах», конечно, был, но знаем мы этих охранников… Кто-то предложил позвонить в полицию. Но Сванидзе махнул рукой: приезд полиции лекцию точно сорвет… Он начал рассказ. Я сидел рядом и не столько видел, сколько слышал, что Сванидзе, в общем-то, не по себе. В голосе у него звучала прежде отсутствовавшая интонация. Мне самому было до фига страшно – просто потому, что непонятно было, что делать, если эти ребята возьмут Сванидзе за грудки. Но Сванидзе считал, что раз на лекцию пришли люди (включая этих, в майках), то надо делать то, что должно. И пусть уж будет то, что будет.

Потом уже кто-то сказал, что мрачномордые были первокурсниками истфака, даже не сталинистами (хотя кто их знает?), а просто стебающимися студентами, бравшими Сванидзе на «слабо». Они брали, но он не позволил взять.
Про всех бы моих коллег вспоминали такое...