Я вспомнила, как сидела в джинсах, расставив ноги, как мальчишка, и получала от взрослых замечание: сядь нормально, девочки так не сидят. Одна из ранних впечатавшихся в память фраз, которую я, послушная, сразу записала в непреложные правила. Со временем привычка скрещивать ноги сидя на стуле так срослась со мной, что я не понимаю, то ли, правда, люблю эту позу, то ли надо было продолжать делать вумэнспрединг. Знаю одно: сегодня мне ужасно трудно не сидеть нога на ногу, как советуют врачи. Приходится себе напоминать.
Задумалась о том, как мы сидим, я в тот момент, когда моя дочка, расшалившись, вертелась на диване в гостях у ее дяди с тетей. На ней было платье. Она раскидывала ноги, задирала их выше головы, скатывалась с подлокотника. Мы разговаривали в гостиной, и никто не обращал внимания на ее трюки. Но у меня на языке помимо моей воли вертелись слова: сядь нормально, не раздвигай ноги. В это время ее двоюродный брат, ровесник, стянул с себя одежду и остался в трусах. Никто не повел бровью. Можно много говорить о важности полового просвещения, но как объяснить маленькой девочке, почему ей нельзя сидеть, раскинув ноги, а маленькому мальчику – позволительно? Как сделать это, не осквернив хотя бы намеком, хотя бы невысказанной тревогой, наивный мир детства?
Причина, по которой я почти произнесла эти слова вслух? Мне хочется подготовить, обезопасить дочь от разочарований, когда она вырастет и столкнется с реальностью. Меня не заботит соответствие образу “тыжедевочки”, мне все равно, что сидящую таким образом девочку могут воспринять невоспитанной, диковатой, странной. Я боюсь лишь того, что если моя дочь не научится с детства быть достаточно осторожной, пугливой и внимательной, крушение ее иллюзий по мере взросления будет слишком болезненным. Какая-то lose-lose ситуация, ведь я хочу сохранить беззаботность ее мирка как можно дольше.
Размышляя о том, какую линию выбирают прогрессивные родители, я встретилась взглядом с женой деверя, которая всегда была для меня поддержкой в чужой стране. Я указала глазами на дочь и едва заметно вопросительно развела руками. Она поняла меня без слов и покачала головой: bence söyleme – ничего не говори. Пусть дольше не слезает сусальная позолота с картинки, существующей в голове моей крошки, которая не любит смотреть мультфильмы, где есть хищные животные. Ведь они могут оказаться недобрыми.
Недавно закончились 16 дней активизма против гендерного насилия – когда неравнодушные граждане, активисты, пресса, международные организации, политики и артисты привлекают внимание к этой теме. Я решила выложить свой пост позже, чтобы эти высказывания продлились чуть дольше.
Так или иначе, я почти 20 лет соприкасаюсь с темой гендерного насилия, – ведь все это время моя работа связана с женскими медиа. Этой фразой я хотела начать пост. Потому что мне хочется отстраниться от тяжелой темы и сказать: «Со мной ничего такого не было, но я вам сочувствую. Вы там будьте осторожнее, что ли. Не давайте себя абьюзить и харрасить».
Но так вышло, что я – женщина. Поэтому тема гендерного насилия это часть моего фонового стресса по праву рождения. Мне потребовались много лет, смена общественного дискурса и открытость множества женщин в обсуждении насилия и стыда, чтобы начать распаковывать свои эмоции. Оказалось, что они живут не только в мозге (или где эмоциям положено селиться?), но и в мышцах.
Например, как назвать рефлекс, который заставляет мое лицо принимать холодное выражение или “отключать” взгляд, когда ко мне лезут с назойливым тошнотворным “флиртом”? Что за врожденный навык заставляет женщин снимать напряженность, витающую в воздухе, суетиться, улыбаться и “спускать ситуацию на тормозах”, когда мы считываем знаки опасности? Например пьяный бред, который может перерасти в физическое насилие? Какие мышцы включаются, когда девушка проходит мимо группы свистящих и цокающих ей парней, ссутулившись и сделавшись меньше, чтобы не дать повода подумать, что цокание приятно?
