————-
« Утро получилось очень эмоциональное. Слёзы грусти, радости и разное их сочетание
Ближе к девяти утра выдвинулись в сторону сизо. Путь был короткий, но довольно колоритный, проходящий по центру города. Местное сизо, в отличие от махачкалинского, находится в тихом уютном месте. Атмосфера вокруг спокойная, не вводящая в мандраж своим видом.
На подступи к изолятору в беседке ждали «такие же, как мы». Работник в форме подсказал куда нам пройти. Дверь, турникет, выписали данные моего паспорта, сдали телефоны, взамен получили талоны. Вышли с работником во двор сизо. Всё также тихо, спокойно. Справа предстала мед.сан часть, с виду похожая на уютные белые домики для отдыха. Чистый двор, отдельные здания. Ух, как это отличалось от Махачкалы. Где-то в публикациях есть заметка о нашем походе в те застенки.
В итоге мы дошли до небольшого отдельного здания, в котором производились передачи и оформлялись свидания.
Отдаю бумаги-разрешения на свидание, выписанные на каждого по отдельности. Работник в окошке смотрит одни бумаги, заполняет другие и вдруг говорит:
Положено заходить лишь двоим. Пойдёте вы и Адам. Остальным нельзя!
Далее были одни лишь эмоции. Видимо, я выплакала всё, что накопилось и не выходило за последнее время. Смотрю на детей и не знаю как им объяснить, что приехать-то они приехали, а папу увидеть можем лишь мы с Адамом.
Дети с замершими лицами, безостановочно рыдающая я, и люди вокруг, говорящие на чеченском. Одни оформляют передачи, другие принимают. Для многих ежедневная обычная рутина.
Женщина на передачах жалостливо спросила что случилось. Я попыталась сквозь слёзы объяснить, что со мной дети и они не видели много лет папу, нам дали наконец разрешение, но их не пускают. После каких-то просьб, разговоров на своём языке, времени.. работник подозвал «кто к Гаджиеву..» и объяснил, что ‘ладно, раз приехали издалека, то пустят. Но это в последний раз’. Детям сказали, что пока я оформляю передачу они могут пройти к папе, так как его уже вывели и он там ждёт. Я же, успокоившись, продолжила с оформлением.
Первые эмоции папы и детей при встрече не видела, но когда пришла туда, предстало передо мной следующее:
Помещение, в котором находится череда маленьких кабинок. По ту сторону заключенные, по эту - их близкие. Первые сидят в закрытой решеткой камере, то есть позади решетка, впереди решетка, за решеткой стекло, а за ним, по ту сторону, к примеру, твой 6-летний сын с телефоном в руках.. смотрит на тебя через стекло, квадратики решетки мешают чётко видеть всё лицо разом, и ты, прислонив трубку к уху, включаешь все свои органы чувств и начинаешь прислушиваться, приглядываться, причувствоваться к отцу, которого ты вроде знаешь, а вроде и нет. Ведь твои черты, мимику, интонацию, движения, папа, он не видел изо дня в день и сложить теперь это в единый пазл - что-то новенькое для него.
Когда я пришла, на очереди был Сулейман, он слушал папины назидания и что-то отвечал. Время ведь ограничено и ты пытаешься вспомнить всё возможное в моменте. Старший Адам сказал, что первым с папой говорил молодой Мухаммад, он начал плакать со словами ‘мой папа в тюрьме»’, пришлось его успокаивать и передать трубку следующему. Все понемногу пообщались с ним. А я наблюдала как сменялась мимика отца при смене сыновей, с более строгой улыбки при взгляде на старших и совсем расплывающаяся при взгляде на младших.
Так и прошло время. В камеру постучали. Папа встал, оглянул каждого ещё раз взглядом, вышел из камеры, завёл перекрещенные руки назад привычным действием и ушел в свою камеру, на свою шконку, в свой застеночный мир. Мы же посмотрели ему вслед и ушли в свой, свободный мир, с осознанием того, что свобода эта очень мнима и обманчива».
На завтра, 11 октября, назначено апелляционное заседание. Надеемся на здравомыслие при рассмотрении дела.