История нашего добровольца
«МНЕ НУЖНО С КЕМ-ТО ПОДЕЛИТЬСЯ, ИНАЧЕ ЭТО РАЗОРВЁТ МЕНЯ ИЗНУТРИ»
Я долго была наблюдателем…
Нет, не на избирательном участке. Я заходила в телеграм-канал Больницы Святителя Алексия и наблюдала, как каждую неделю из ворот больницы выезжают машины скорой помощи с медиками-добровольцами. Они ехали туда, где была остро необходима их помощь. Они ехали на Донбасс…
А я жила в своём уютном тёплом мире и было ощущение, как будто всё, что происходит ТАМ, меня совершенно не касается.
Внутри меня шёл бесконечный диалог, местами напоминающий шизофрению. С одной стороны, я думала о том, что «эти врачи какие-то странные… Добровольно, в свой отпуск ехать туда, где война и откуда ты можешь не вернуться… ну такое себе…». И одновременно с этим понимала, что там люди, которым нужна помощь, что я тоже должна быть там! Что я там нужна.
Эти мысли вызывали у меня сарказм: «Где я и где медицина! У меня даже нет медицинского образования…»
Решение пришло неожиданно. В ленте несколько раз промелькнул пост о том, что Учебный центр Больницы Святителя Алексия проводит набор на следующий поток курсов по программе «Младшая медицинская сестра по уходу». Обучение, практика в паллиативном отделении Больницы… И вот я с группой добровольцев еду в карете (ну какая девочка в глубине души не мечтает прокатиться в карете… и не важно, что это была карета скорой помощи) по трассе М-4 на Донбасс.
Я не выбирала, куда мне ехать. Мне вообще было не принципиально. Уже после, возвращаясь обратно и обсуждая с девочками, которые ехали из других больниц и госпиталей, я поняла, что военный госпиталь в Луганске, в котором была я – самая лёгкая точка в плане физической нагрузки. Возможно, мне действительно повезло. Но я знала точно – я попала туда, куда меня направил Бог.
Военный госпиталь – это место со своей атмосферой, своими особенностями и правилами. И первое романтическое впечатление и ощущение, что ты попала в красивый фильм про Великую отечественную войну, очень быстро сменяется суровой реальностью с требованием следовать чётким указаниям и правилам режимного объекта.
Помимо физиологического комфорта, т.е. прямого ухода, который мы обеспечивали пациентам (помощь в организации личной гигиены, поддержание уровня чистоты и комфорта в постели и в палате и прочее по необходимости), мы в том числе оказывали своего рода психологическую помощь (эмоциональную поддержку и утешение).
Пока ты осуществляешь какие-то уходовые манипуляции (побрить, постричь и т.д.) – ты с ними общаешься. И чаще всего это было не романтическое общение про любимые цветы и сколько ложек сахара ты кладёшь в свой кофе, а рассказы ребят о том, что они пережили там, на передовой. Им нужно было с кем-то поговорить, кому-то рассказать то, что лежало тяжёлым грузом – им от этого становилось легче. Они прям так и говорили: «Прости, что я тебе всё это рассказываю, но мне нужно с кем-то поделиться, иначе это разорвёт меня изнутри». И они рассказывали... а ты становился невольным слушателем.
И здесь самым сложным, но крайне важным было найти ту тонкую грань... С одной стороны проявить искреннее сопереживание, дать им понять, что ты их слышишь, понимаешь и поддерживаешь, а с другой стороны уберечь себя и сохранить свой внутренний мир от эмоционально разрушающего действия тех ужасов, про которые рассказывали эти совсем юные, но уже душевно травмированные ребята. И это было гораздо тяжелее, чем все физические нагрузки.
Спустя несколько дней мне ужасно захотелось сладкого. Нет, в госпитале отлично кормили: суп, в котором ложка стояла, солдатская каша с огромными кусками мяса. Но мне захотелось сникерс – вот этот огромный, из 3-х секций. И мы поехали в город в магазин.
Уже вечером в новостных лентах мы прочитали о том, что в этот день по Луганску было выпущено 12 ракет, 2 из них упали в непосредственной близости от торгового центра, в котором мы находились… Там, в моменте, мы не считали. Мы молились… И я как человек, который с детства в храме, и всегда считала себя верующей, поняла, что в этот момент я впервые в жизни молилась искренне и от души.
